Петр Алексеевич Николаев
Имея в виду сказанное об относительной самостоятельности искусства, можно было бы предположить, что его законы и основная структура могут в полной степени быть проанализированы в системе лишь искусствоведческих терминов. Однако теория искусства и литературы не могут обойтись без взаимодействия с другими научными дисциплинами.
Один случай такого взаимодействия - теория искусства и эстетика (часть философии) - был рассмотрен в предыдущей лекции. Теперь логично остановиться на исторической науке. В определенных случаях она оказывается базой для истории искусства, в других необходимым подспорьем.
Вот два примера. Можно, анализируя "Горе от ума" А.Грибоедова, превосходно интерпретировать связи классицистической поэтики с реализмом. Единство времени и места действия и реалистический принцип трактовки художественного характера - это главное структурное своеобразие знаменитой комедии. Но останутся при всей терминологической оснащенности, взятой из искусствознания, казалось бы, маленькие детали, без которых невозможно понять существенные содержательные аспекты и особенности художественного мышления драматурга.
Академик М.Нечкина, выдающийся историк, посвятила исследованию темы "Грибоедов и декабристы" обширную монографию с одноименным названием. Мысль книги такова. Грибоедов сочувствовал декабризму. Автор апеллировала к многочисленным, в том числе архивным, документам, показав близость писателя к членам тайных обществ. Но она не придала большого значения вопросу, с которым обращается Чацкий к Репетилову: "Шумите вы, и только?" Но вопрос этот принципиален в пьесе. Так вот литературоведы не могли бы понять его значения, если бы не заинтересовались конкретными данными исторической науки, почерпнутыми из трудов историков, в том числе исторических биографов Грибоедова, к числу которых относится и сама М.Нечкина.
В 1820 году Грибоедов, как и многие вольнодумцы (в том числе и Пушкин), были сосланы на юг за участие в собраниях нелегальных организаций "Союз благоденствия" и "Союз спасения". В них участвовали и знаменитые исторические личности, и литературные персонажи. Там острили, говорили язвительные фразы по отношению к власти, там бывал Чаадаев, там бывал и пушкинский герой Евгений Онегин, где научился "возбуждать улыбку дам огнем нежданных эпиграмм". Все вольнодумцы разбрелись в разные стороны: кто пошел служить власти, кто ушел в одиночество, чтобы впоследствии отозваться статьями и книгами, подобно упомянутому Чаадаеву с его "Философическими письмами". Кто оказался вне всяких дел и стал, по тогдашнему определению, лишним человеком - как Онегин. Грибоедов, уехав на юг, создавал комедию под впечатлением пламенных речей и публицистических деклараций, которые он слышал в названных кружках. Вот почему его Чацкий так много декларирует.
Вернувшись с юга и дописывая комедию, он присматривался к тому, что происходит среди российской интеллигенции и среди российского офицерства - там было много его приятелей. И он, писатель, осознает, что сочувствует теперь более не тем, кто декларирует, "шумит". Вот откуда возникает вопрос Чацкого, устами которого драматург и выражает свое отношение к попыткам его давних друзей избрать какую-то иную тактику в своем общественном движении.
Другой пример относится к иным категориям искусствознания.
Тем, которые помогают понять многие степени условности в искусстве, например, комические и сатирические формы повествования. Речь пойдет о сатирической хронике М.Салтыкова-Щедрина "История одного города", созданной в конце 60-х годов XIX века. Современники увидели в персонажах этой книги многих исторических деятелей XVIII и начала XIX веков. Они говорили писателю лестные слова об удачном, очень правдивом изображении министров, генералов и даже царей прошлого. Но Салтыков-Щедрин отвечал неизменно: я с миром отжившим полемизировать не собирался. Это удивляло читателей и критиков. Как же так, полагали они, ведь вот, скажем, портрет Александра I здесь присутствует в изображении одного из градоначальников. Понятно, что имеется в виду градоначальник виконт Дю Шарио.
Во-первых, зовут его Ангелом Дорофеевичем, одно из этих слов в переводе с греческого звучит как "богоданный, благословенный". Как свидетельствовали все мемуарные сочинения, именно так называли в ближайшем окружении нашего царя. А затем сообщение о том, что виконт Дю Шарио при рассмотрении оказался девицей, казалось, прямо говорит о портретном сходстве этого персонажа с Александром: на женственный облик царя указывали все мемуаристы. А Щедрин - свое: я с миром отжившим полемизировать не собирался. Но если так, то кем же персонифицирован современный Щедрину мир? Наконец-то догадались. Это знаменитый публицист М.Катков, главный редактор журнала "Русский вестник", человек, которого побаивался сам Муравьев-вешатель, подавивший польское восстание в 1863 году.
Вспомнили и эволюцию Каткова, который когда-то слушал в Московском университете лекции либерального профессора Грановского и пытался дружить с Белинским, а потом стал выпускать в 50-е годы названный журнал, идеология которого эволюционировала от умеренного либерализма к оголтелой реакционности. Внимание читателей и критиков к этой эволюции обратила такая характерологическая деталь: виконт любил рассуждать о благе народа, но часто переходил к рассуждениям о благе царей и вообще любил менять свои убеждения за лишний четвертак. Вот и получился портрет современного великому сатирику противника. Соответствующей подсказкой оказалась и иная деталь. Дю Шарио - единственный градоначальник, имеющий титул, а о мучительной страсти Каткова иметь знатное звание ходили легенды, и сатирики-поэты писали стихи о "лорде Каткове" и о "герцоге Каткове".
Да тут подоспела и филология: семантически имя Каткова сродни имени Шарио - шар катится (chariot - тележка (фр.), прим. ред.). Подобный анализ был бы невозможен без союза литературоведения и исторической науки.
Разумеется, были периоды, когда историческая наука, особенно ее политический, идеологический вариант чрезмерно, незаконно влиял на искусствоведческие и литературоведческие построения. Так, периодизация русской культуры долгие годы в двадцатом веке определялась этапами исторической жизни российского государства и, по существу, таким образом, история литературы, например, выступала просто как история общественной мысли, детерминированной политическими, более всего революционными событиями, и весь литературный процесс в XIX веке интерпретировался так, что дал возможность Томасу Манну назвать русскую классическую литературу первой русской революцией. Второй оказывалась, естественно, Октябрьская революция 1917 года. Это отразилось в конечном счете в самой методологии литературоведческого исследования. Так, если промышленное производство, бурно развивавшееся на рубеже XIX-XX веков, рождало, например, почти культ фабрик и заводов, то социологическому искусствознанию приходили на ум, например, такие вульгарные сопоставления. В.Шулятиков заявлял, что если фабричные и заводские трубы стали символом исторического прогресса, то надо, чтобы в живописи господствовали вертикальные линии. Подобная вульгарная методология в 20-е годы XX века получила широкое распространение в искусствознании. Прямым влиянием ее объясняются, например, такие искусствоведческие постулаты: желтый цвет на картинах Веласкеса символизирует закатное состояние испанского абсолютизма. В литературоведении торжествовал "паспортный" марксизм. Если, к примеру, социальное сословие Гоголя определялось как среднепоместное дворянство, то все, что было в повестях Гоголя, сводилось к отражению соответствующей сословной точки зрения. Вульгарная, классовая концепция искусства породила свою полную противоположность, которая была ничуть не лучше своего "родоначальника". Отказываясь в 30-е годы от классовой психоидеологии, искусствоведы и литературоведы выдвинули концепцию "единого потока". Это словосочетание предполагало существование в истории культуры лишь преобладание одинаково демократических, гуманных и хороших по форме произведений. Вдруг оказалось, что между Пушкиным, Гоголем, Тургеневым, Достоевским, Толстым и Салтыковым-Щедриным нет никаких принципиальных различий. Все они гуманны и правдивы в пафосе своих художественных творений. Непонятно, однако, как мог спорить Достоевский с Чернышевским, если у них одинаково гуманные сюжеты: Сонечка Мармеладова из "Преступления и наказания" и Настя Крюкова из "Что делать?", в равной мере изображенные сочувственно в их драматической судьбе. Согласно "единопоточной" концепции, автор "Войны и мира" Толстой и автор "Истории одного города" Щедрин - одинаково народные писатели. Но ведь Толстой поэтизирует "дубину народной войны" (поднятой против Наполеона), поэтизирует крестьянский мир, так сказать, деревенскую сходку, объединяющую людей, все сословия (пляска Наташи с ряжеными), а Щедрин смеется над населением города, называет их глуповцами, подчеркивая их неприятные черты: исступленное начальниколюбие и глупое, самоубийственное бунтарство. И если Толстой, естественно, противник радикальных действий народа, то сатирик утверждает в финале своей хроники мысль о том, что река народной жизни смела свирепого губернатора и человек, решивший перегородить реку народной жизни, устраняется из жизни ("бывый прохвост исчез, словно растаял в воздухе"). Возможно, в конечных результатах демократическое мышление Толстого и народность Щедрина и совпадают, но в содержательной "морфологии" их текстов различия более очевидны.
Разумеется, исторические взгляды отрицательно влияли на искусствоведческие в том случае, когда они вбирали вульгарные тезисы не только исторической науки, но, скажем, и философской. Повинен здесь был, в конечном счете примитивно понятый марксистский монизм. В случае же освобождения от теоретико-познавательного догматизма союз между историей и искусствознанием и самой художественной культурой был взаимополезным и не посягал ни на свободу научного рассмотрения, ни на автономию искусства. Замечательно говорил историк В.Ключевский о Достоевском, высоко почитая его, но не признавая утверждаемую писателем соборность русского народа. Ключевский писал, что русский человек любит работать в одиночку, когда за ним не подглядывают. Это одиночество свободного человека. С другой стороны, искусствоведческая и филологическая мысль иногда помогает историкам увидеть очень существенные моменты отечественного развития. Так, известный филолог М.Гаспаров, отвечая на вопрос, что ему кажется наиболее крупным событием в XX веке, заявил: поражение армии Тухачевского от польского лидера Пилсудского. Последний не пропустил Красную армию в Европу, и Ленину пришлось отказаться от прежнего плана строительства социализма сразу во многих европейских, в том числе и прежде всего высокоразвитых в промышленном отношении стран (как то и предполагала идея Маркса). Ленин был вынужден, к его собственному сожалению, пытаться построить социализм в отдельной, отстающей от европейских государств стране. Но главное, искусствознание и литературоведение, имеющие дело с произведениями, где основным предметом является человек, благодаря этому аспекту вносят многие коррективы в сложившиеся исторические представления. Для художника историческая проблема есть всегда проблема психологическая, и это обстоятельство всегда служит мощным фактором объективной оценки общественного развития. Как бы то ни было, без союза истории и искусствознания не может быть продуктивного развития наук об обществе и его духовном мире.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.nature.ru/
Похожие работы
... Огюст Мари Минье (1796-1884) в ряде своих работ развивал аналогичные взгляды. По его мнению, представительные учреждения были присущи всем странам Европы в средние века и борьба классов была основной пружиной исторических событий. В эпоху феодализма эта борьба была суровой и отсюда отличительной чертой феодализма являлась политическая неустойчивость, анархия, от которой страдали все. Решающую ...
... истории, культуры, образования не могли чувствовать русскую историю как родную. Это накладывало на автора известные ограничения. Как историк России, К.Ф.Валишевский, конечно же, не «потрясал основ» русской исторической науки и в целом не менял, а лишь дополнял и конкретизировал известную схему русского исторического процесса, которая к тому времени уже была выработана отечественной либеральной ...
... созданы также при ЦК ВЛКСМ, наркомах, в армии и на флоте, в областях, краях и республиках. В 1943 - 1944 гг. такие комиссии были созданы в освобожденных районах. Структура исторической науки в годы воины претерпела существенные изменения, связанные с расширением и специализацией сети исторических учреждений. В 1942 г. было признано целесообразным создать Институт славяноведения АН СССР, в 1944 ...
... (А.С. Хомяков, И.В. и П.В. Киреевские, И.С. и К.С. Аксаковы) - о самобытности России. Западники (Т.Н. Грановский, Б.Н. Чичерин, П.В. Анненков, К.Д. Кавелин) - у России единый с Западной Европой исторический путь. Революционные кружки: братьев Критских, Станкевича, петрашевцев. Русский утопический социализм.А.И. Герцен. Н.П. Огарев. 4. "Золотой век" русской культуры - А.С. Пушкин, его ...
0 комментариев