Основные черты авторитарных режимов

Содержание

Введение

1. Сущность авторитарного режима и его основные черты

2. Разновидности авторитаризма

3. Три типа политических систем: сходство и различие

4. Трансформация авторитаризма

5. Жизнеспособность авторитаризма

Заключение

Список использованной литературы

Введение

В последние годы в учение о формах правления вводятся новые понятия, которые должны дополнить, а впоследствии и заменить господствующую до сих пор классическую триаду: демократия, авторитаризм и тоталитаризм. Если раньше политические системы, которые трудно было назвать демократиями, относили к авторитарному либо тоталитарному типу, то сегодня все чаще говорится о "делегированных" демократиях, "дефективных" демократиях или "гибридных" системах и, соответственно, режимах. Такое важное, имеющее серьезные последствия изменение понятий вызвано трансформацией политических систем, начавшейся в последнее десятилетие ХХ в. Иногда наше время даже называют "эрой трансформации". Создается впечатление, что некоторые политологи хотят объявить "час икс" для учений о политических режимах: то, что считалось важным в научных спорах до 1989 г., не должно быть таковым и далее, так как стало далеким прошлым. Мир коренным образом изменился, и теперь самое главное для исследователя - регистрировать и анализировать эти изменения.

Основной предпосылкой для формирования новых понятий стало то, что с конца 80-х годов уже невозможно с помощью упомянутой триады объяснить перемену многочисленных политических систем. Эта характерная для современности перемена должна уже совсем скоро привести к качественно новой политической и социальной действительности, которая отбросит старые понятия - так же, как и мы окончательно покинули эру, когда ссылки на эти термины аналитически были еще плодотворны. Возникает вопрос: в чем суть этой перемены и этого нового качества?

Удивительно, что только один автор - Фрэнсис Фукуяма - решился на констатацию того факта, что с падением социализма началась качественно новая эра в истории человечества. Он сделал это в своем популярном эссе "The End of History", резонанс от которого побудил его в 1992 г. написать на эту тему целую книгу - "The End of History and The Last Man". Фукуяма писал, что после падения тоталитарных режимов двадцатого столетия либеральная демократия не имеет ни сильных конкурентов, ни внутренних проблем, которые могли бы уничтожать ее как политический режим. При явной склонности к Гегелю и его линейной концепции "истории, развивающейся к лучшему", Фукуяма утверждает, что либеральная демократия решает основную проблему человеческой истории - удовлетворить все потребности человека - и в этом отношении означает "конец истории".

При всей уязвимости этих тезисов - линейную концепцию прогресса при желании можно принять за современный обскурантизм - очевидно, что фактически Фукуяма создал логичную и самодостаточную концепцию, которая констатирует появление качественно новых видов развития человеческого сообщества и не в последнюю очередь именно в политической сфере. Характерно, однако, что американский автор не видит необходимости формулировать новые термины, чтобы понять эту общественно-политическую перемену. В описании наблюдаемой эволюции государств, до сих пор управляемых "жесткой рукой", он опирается, скорее, на наследуемый понятийный инструментарий учения о политических режимах - упомянутую выше триаду. В соответствии с этим авторитаризм превращается в демократию, а посттоталитарные государства - в авторитарные, если не вообще в демократические. Итак, с одной стороны, вводятся новые понятия в учение о формах правления, с другой - приводятся доказательства того, что с конца 80-х годов изменение многих современных политических систем фактически оправдывает появление новых категорий в учении о формах правления. Правомерно ли утверждение, что классические понятия более не способствуют пониманию процессов, происходящих в переходных и трансформирующихся обществах?

Начиная с 1975 г. в литературе чаще всего используется предложенное Линцем определение авторитаризма, включающее следующие признаки: традиционализм, ограниченный политический плюрализм и политическая апатия населения. В этом отношении его нужно отличать от тоталитаризма: общественно-политической системы, в которой правящая партия стремится реализовать принципы тоталитарной идеологии, т.е. по возможности контролировать все сферы деятельности общества и управлять ими. Определение "авторитарный" относится, следовательно, к режиму (а значит, и к политической системе или государству), в то время как слово "тоталитарный" характеризует всю общественную систему (соответственно, общественный порядок).

Суммируя вышесказанное, можно вывести цель работы - дать чёткое определение понятию "авторитаризм", выявить его типологию. Определить жизнеспособность авторитарной политической системы

1. Сущность авторитарного режима и его основные черты

Важность анализа авторитарных режимов обусловлена уже тем обстоятельством, что большая часть человечества до сих пор довольствуется именно этим типом политического устройства. Чем же привлекателен мир авторитаризма? Каковы его перспективы и основы стабильности? Что отличает и что объединяет между собой различные виды авторитарных политических устройств?

Термин "авторитаризм", несмотря на его распространенность, не является строго определенным. В известной степени мир авторитаризма значительно более богат и разнообразен, чем мир демократии. Об этом свидетельствует опыт истории и современности. Ибо если демократические системы при всех имеющихся среди них различиях объединены между собой наличием процедуры конкурентных выборов, то авторитарные режимы не могут похвастать ничем таким, чтобы их принципиально объединяло. По справедливому наблюдению С. Хантингтона, единственное, что их объединяет, - это отсутствие свойственной демократиям процедуры выборов. В остальном они имеют между собой довольно мало общего. Тем не менее, выделение авторитарных режимов представляется нам методологически важным, ибо оно позволяет провести четкую границу между демократиями и не-демократиями, отделить друг от друга две принципиально отличающиеся политические вселенные. Очень часто авторитарные режимы определяют, как правление силой. Смысл такого правления заключается в концентрации власти в руках одного или нескольких лидеров, не уделяя первостепенного внимания достижению общественного согласия относительно легитимности их власти. Поэтому в своем чистом виде авторитаризм почти всегда может быть отождествлен с использованием инструментов принуждения и насилия. Армия, полиция, тюрьмы и концентрационные лагеря выступают для режима повседневными "аргументами" в доказательстве как неколебимости его устоев, так и обоснованности претензий на власть. В то же время было бы преувеличением сказать, что все авторитарные режимы отвечают этому определению. В реальной действительности такие режимы сплошь и рядом стремятся использовать дополнительные средства стабилизации, опираясь, по возможности, на традицию и харизму лидера. Более того, исторический опыт убеждает в том, что ценности традиций, религиозных и культурно-региональных оказываются в условиях авторитаризма достаточно сильны. Испания при Франко, Португалия при Салазаре, Аргентина при Пероне могут служить убедительным тому подтверждением. В этом смысле авторитаризм следует отличать от тоталитаризма, который является как бы продолжением тенденций, имеющихся в условиях авторитарного режима, - таким продолжением, которое порождает совершенно новое качество, новую разновидность политического режима со своими специфическими характеристиками, институтами, принципами стабилизации и осуществления власти. По сравнению с тоталитарным правлением, авторитаризм не свободен в отправлении своей власти. В обществе сохраняются институты, которые представляют для режима реальную угрозу: семья, род, церковь, социальный класс, городская и деревенская культура, социальные движения и ассоциации. Иными словами, в обществе сохраняется довольно мощный потенциал для формирования и деятельности оппозиционных политических групп. Поэтому оппозиция авторитаризму, как правило, существует, хотя и существенно отличается от оппозиций в условиях демократии. Что отличает оппозиции в условиях авторитаризма и демократии, так это уровень их терпимости к правящей политической группировке. Нетерпимость режима с необходимостью порождает адекватную реакцию со стороны оппозиции - ее главной целью и смыслом деятельности становится устранение режима с политической сцены. Естественно, что избираемые для этого средства далеко не всегда являются правовыми и часто вступают в конфликт с тем, что является официально признанным.

Хорошей иллюстрацией различий трех режимов - демократии, авторитаризма и тоталитаризма - является часто использующаяся в сравнительной политологии шутка. Согласно этой шутке, в которой, конечно же, заключена немалая доля справедливости, политические системы Великобритании, Испании и Советского Союза в 50-е годы отличались следующим образом. В Великобритании разрешалось все, что не запрещалось (принцип правового государства), в Испании запрещалось все, что специально не разрешалось, а в Советском Союзе было запрещено все, включая и то, что официально считалось разрешенным. Если мы рассмотрим Великобританию, Испанию и СССР соответственно как примеры демократического, авторитарного и тоталитарного политического устройства, то перед нами возникнет достаточно емкое сопоставление основных особенностей трех типов режимов.

Большую работу по такому сопоставлению и деталях проделал Р. Макридис. Он проследил как и посредством каких механизмов различные режимы осуществляют свою власть в обществе (см. схему 1) [1].

Схема 1

Механизмы осуществления власти	Авторитарный	Тоталитарный	Демократия
1. Ограничения деятельности правящих структур	-	-	Да - множество
2. Ответственность правящих структур	-	Слабая (полит, партия)	Значительная
3. Организация структуры правления: государство бюрократия / военные индивидуальный лидер	Да Да Да	Да Под контролем партии Да (коллект. руководство)	Государство и госорганы Подчинены Выборны
4. Проникновение политических органов в структуры общества	Слабое	Сильное	Ограниченное
5. Мобилизация поддержки	Слабая	Сильная	Различная
6. Официальная идеология	Слабая	Сильная	Слабая
7. Партии	Слабая/нет	Одна партия	Множество
8. Полиция, сила, запугивание	Да	Да	-
9. Права индивида (защита) по форме по существу	?	Да	Да, в основном

Таким образом, можно выделить следующие, универсальные для авторитаризма характеристики. Все авторитарные режимы отличает:

стремление исключить политическую оппозицию (если таковая существует) из процесса артикуляции политических позиций и принятия решений;

стремление использовать силу в разрешении конфликтных ситуаций и отсутствие демократических механизмов контроля за осуществлением власти;

стремление поставить под свой контроль все потенциально оппозиционные общественные институты - семью, традиции, группы интересов, средства массовой информации и коммуникации и пр.;

относительно слабая укорененность власти в обществе и вытекающие отсюда желание и, одновременно, неспособность режима подчинить общество всеобъемлющему контролю;

перманентные, но чаще всего не слишком результативные поиски режимом новых источников власти (традиции и харизма лидера) и новой, способной сплотить элиту и общество идеологии;

относительная закрытость правящей элиты, которая сочетается с наличием внутри нее разногласий и борющихся за власть группировок.

Все сказанное было рельефно отражено в определении авторитаризма, данном X. Линцом. Согласно этому определению, авторитарными являются "политические системы, для которых характерен ограниченный, хотя и не инициируемый сверху, политический плюрализм, отсутствие разработанной и ведущей идеологии при наличии, однако определенного типа ментальности, отсутствие широкой и интенсивной политической мобилизации, исключая отдельные периоды развития. Это - системы, в условиях которых лидер или узкая группа осуществляют власть в нечетко определенных, но вполне предсказуемых границах".

2. Разновидности авторитаризма

Такое широкое определение авторитаризма оставляет значительный простор для классификации авторитарных режимов. Сюда могут быть отнесены и известные в истории абсолютные монархии, и феодальные аристократии, и режимы бонапартистского типа, и военные диктатуры, и многие иные смешанные формы, с трудом поддающиеся определению. Однако исследователи современных авторитарных режимов чаще всего выделяют следующие три группы: однопартийные системы, военные режимы и режимы личной власти. Главный критерий такого разделения режимов - правящая группировка, ее основные характеристики и способы взаимодействия с обществом. Во всех трех случаях существует, по определению Хантингтона, устойчивое стремление свести к минимуму конкуренцию элит и массовое политическое участие. Единственное в этом ряду исключение - Южно-Африканский режим апартеида, представлявший собой расовую олигархию и исключавший из участия в политике более 70% населения, практикуя одновременно довольно широкую конкуренцию в рамках белого сообщества. К этим трем группам авторитарных режимов может быть добавлена еще одна - бюрократически-олигархические режимы. Власть в этих режимах осуществляется группой лиц, нередко представляющих интересы различных общественных слоев, однако в формулировании и принятии решений главная и безусловная роль принадлежит здесь государственной бюрократии.

Однопартийные системы.

Термин "однопартийность" может использоваться, как отмечал Дж. Сартори, в трех случаях. Во-первых, применительно к ситуации, когда одна партия монополизирует политическую власть, не допуская существования никаких иных партий и политических организаций. Во-вторых, когда одна партия выступает в качестве гегемонистской, а все остальные, существуя, не имеют шансов конкурировать с ней на равной основе. В-третьих, возможна ситуация доминантной партии, когда одна и та же партия постоянно получает подавляющее большинство голосов в парламенте. В этой ситуации партии не только существуют как легитимные, но и, несмотря на свою недостаточную эффективность, имеют в политической борьбе равные стартовые условия. Третий образец выходит за рамки авторитарной политики, ибо в нем присутствует свободная и справедливая конкуренция - главное условие демократических систем. Следовательно, этот образец выходит и за рамки рассмотрения в данном разделе. Отметим лишь, что три приведенных образца однопартийности вполне могут переходить друг в друга: гегемонистская партия имеет шансы эволюционировать в доминантную, а доминантная - вырождаться в гегемонистскую и даже монополистическую. В большинстве случаев однопартийные системы либо устанавливаются в результате совершения революций, либо навязываются извне. Так было, например, со странами Восточной Европы, в которых однопартийные системы стали послевоенным результатом насаждения опыта СССР. Сюда же, помимо стран с коммунистическим режимом правления, могут быть отнесены Тайвань и Мексика. В таких системах партия монополизирует и концентрирует власть в своих руках, легитимизирует свое правление при помощи соответствующей идеологии, а сам доступ к власти непосредственно связывается с принадлежностью к партийной организации. Такого рода системы нередко достигают весьма высокого уровня институциализации, иногда (СССР, Германия) вплотную подходя к тоталитарной организации политической власти. Однопартийные системы могут существенно отличаться друг от друга. Это вполне объяснимо, ведь различия могут касаться степени централизации власти, возможностей идеологической мобилизации, взаимоотношений партии-государства и партии-общества и т.д. Несколько упрощая, такие различия можно свести к двум основным группам.

1. До какой степени успешно партия преодолевает конкуренцию со стороны других претендентов на политическую власть. Среди этих претендентов следует выделить лидеров, наделенных харизматическими качествами; традиционных акторов (прежде всего, церковь и монархия); бюрократических акторов (чиновничество); парламентских акторов (национальные ассамблеи и парламенты, местные органы власти); военных; отдельные социально-экономические группы (крестьяне, рабочие, управленцы, предприниматели, технократы и интеллектуалы).

2. До какой степени партии успешно удается изолировать основные общественные слои от свободного участия в политике и мобилизовать эти слои на поддержку своей собственной власти.

Исходя из этих двух признаков, М. Хагопиан разграничил следующие четыре вида однопартийных режимов:

1) доминантно-мобилизационные;

2) подчиненно-мобилизационные;

3) доминантно-плюралистические;

4) подчиненно-плюралистические.

Доминантно-мобилизационные режимы очень близки к тоталитарным режимам и фактически смыкаются с ними. Конкуренция среди элит сведена здесь к минимуму, а мобилизация общества достигает весьма значительных масштабов. Противоположностью этим режимам выступают подчиненно-плюралистические однопартийные системы, которым оказывается не под силу ни существенно ограничить внутриэлитную конкуренцию, ни привлечь к поддержке своего правления основные слои общества. Советское общество в конце 30-х и на рубеже 70-х-80-х годов может служить удачной иллюстрацией эволюции режима из доминантно-мобилизационного в подчиненно-плюралистический. В промежутке между этими полюсами находятся подчиненно-мобилизационный и доминантно-плюралистический режимы. Примером второго может быть брежневский режим в первой стадии его функционирования, когда партии, в основном, удавалось сохранять контроль над другими элитными группировками, однако общество все меньше и меньше могло быть приведено в действие с помощью некогда безотказных идеологических формулировок. Что касается подчиненно-мобилизационных режимов, то большевистский режим на начальных этапах своей стабилизации, по-видимому, может быть рассмотрен как один из примеров такого рода режимов. Существовавшие различия между ленинской и сталинской концепциями партии никак не затрагивали массовые слои российского общества, поддерживающие формирующийся большевистский режим.

Военные режимы.

В отличие от однопартийных, военные режимы чаще всего возникают в результате государственных переворотов против осуществляющих управление гражданских лиц. В политической науке пользуется известностью также наименование этих режимов как "преторианских" - термин, введённый С. Хантингтоном в его книге "Солдат и государство" (1957 г). В задачи Преторианской Гвардии, существовавшей при императорах в последние дни Римской Империи, входила охрана их безопасности. Однако стратегическое положение преторианцев нередко вело их к действиям, прямо противоположным ожидаемым - убийствам императора и продажи его должности тому, кто предлагал наибольшую цену.

В этой связи в политологии нередко используется и термин "преторианское общество", означающий, что в обществе весьма высока вероятность военных переворотов как средства разрешения накопившихся политических противоречий. Дэвид Раппопорт выделяет четыре основных характеристики "преторианского общества":

1) Серьезный недостаток консенсуса в отношении основных функций и методов правления. Иначе говоря, в обществе отсутствуют правила игры среди политических акторов.

2) Борьба за власть и богатство принимает особенно острые и грубые формы.

3) Сверх богатые меньшинства сталкиваются с огромными нищающими слоями общества почти так же, как это описано у Маркса при характеристике им завершающей ступени капитализма.

4) Существует низкий уровень институциализации политических и административных органов, ибо уровень легитимности власти крайне низок, а уровень нестабильности очень высок. Упадок общественной морали, коррупция и продажность приводят к дискредитации политической жизни и ее последующему прерыванию. У военных возникает сильный соблазн вмешаться, руководствуясь либо стремлением положить конец слабому и коррумпированному гражданскому режиму, либо жаждой получить большую по сравнению с имеющейся долю в управлении обществом и распределении общественного богатства. Формирующийся военный режим чаще всего осуществляет власть на доставшемся ему в наследство институциональном основании, управляя либо коллегиально (как хунта), либо периодически передавая главный правительственный пост по кругу высших генеральских чинов.

Огромное количество практических примеров военного правления в Латинской Америке, Африке, Греции, Турции, Пакистане, Южной Корее и других странах, с одной стороны, уже позволило создать достаточно разработанную теорию взаимоотношений между военными и гражданскими лицами. Важнейшие составляющие этой теории - классификация военных переворотов (реформистские, консолидирующие, консервативные, вето-перевороты) и вызвавших их причин, анализ особенностей ментальности и этических ценностей военных (национализм, коллективизм, негативное отношение к политике, внутренняя дисциплина, пуританский образ жизни и пр), отношение военных к модернизации и их потенциал в ее осуществлении. С другой стороны, многосторонний исторический опыт постоянно требует развития этой теории и внесения в неё дополнительных корректив.

Режимы личной власти.

За этой категорией также скрывается достаточно широкое разнообразие образцов осуществления политической власти. Их общей характеристикой является то, что главным источником авторитета выступает индивидуальный лидер и что власть и доступ к власти зависят от доступа к лидеру, близости к нему, зависимости от него. Нередко режимы личной власти вырождаются в то, что М. Вебер определял как султанистские режимы, с характерными для них коррумпированностью, отношениями патронажа и непотизма. Португалия при Салазаре, Испания при Франко, Филиппины при Маркосе, Индия при Индире Ганди, Румыния при Чаушеску являются более или менее убедительными примерами режимов личной власти.

Кроме того, существует целый ряд смешанных режимов, способных эволюционировать в режим личной власти, первоначально располагая иными источниками авторитета и осуществления власти. Переворот в Чили, осуществленный группой военных, впоследствии привел к установлению режима личной власти генерала А. Пиночета как в силу имевшихся у него личных качеств, так и продолжительности его пребывания в должности. Очевидный и напрашивающийся пример - режим Сталина, прошедший самые различные стадии эволюции, опиравшимся первоначально на популистские лозунги, затем на отлаженную партийную машину и, наконец, все в большей и большей степени - на харизму "вождя".

Бюрократически-олигархические режимы.

Эти режимы часто рассматривают вместе с вопросом о военных режимах. Это вполне правомерно, ведь военные, как мы сказали выше, придя к власти, используют унаследованный ими государственный аппарат и политические институты. Тем не менее, в структурах лидерства могут существовать различия относительно того, кто именно - военные или государственные чиновники - обладают инициативой и последним словом в принятии жизненно важных политических решений. Эти различия и позволяют выделить бюрократически-олигархические режимы в отдельную группу.

В бюрократически-олигархических режимах формальные полномочия чаще всего принадлежат парламентским органам, однако на практике и партии, и фракции парламента оказываются слишком слабы, чтобы конкурировать с мощным корпоративным блоком сил. Этот блок могут составлять представители официальных структур правления (Президент, глава Правительства, спикер Парламента и пр); мощные группы интересов, представляющие, например, крупный финансовый капитал; руководители силовых ведомств и другие силы, которые заключают временный альянс и устанавливают корпоративные правила политической игры для обеспечения относительной стабильности в обществе и достижения ими взаимовыгодных целей. Как правило, такого рода режимы весьма нестабильны и устанавливаются в промежуточном для общества состоянии, когда прежний источник авторитета (всеобщие выборы) ослабевает, утрачивает силу скрепляющего общество обруча, а нового, способного прийти ему на смену способа общественной интеграции не возникает. Власть предержащие опасаются всеобщих выборов, идеологическая мотивация не имеет каких-либо перспектив в мобилизации общественной поддержки, поэтому режим удерживается у власти, используя подкуп потенциально могущественных соперников и постепенно открывая для них доступ к власти.

Важнейшая характеристика бюрократически-олигархических режимов - корпоративизм, т.е. формирование и относительно успешное функционирование особого типа структур, связывающих общество с государством в обход политических партий и законодательных органов власти. Официально представляя перед государством частные интересы, такие структуры формально подчинены государству и отсекают все легитимные каналы доступа к государству для остальных членов общества и общественных организаций. Отличительными чертами корпоративизма становятся:

а) особая роль государства в установлении и поддержании особого социально-экономического порядка, в основном, существенно отличающегося от принципов рыночной экономики;

б) различной степени ограничения, накладываемые на функционирование либерально-демократических институтов и их роль в принятии политических решений;

в) экономика в основном функционирует в опоре на частную собственность на средства производства и наемный труд;

г) организации производителей получают особый промежуточный статус между государством и общественными акторами, выполняя не только функции представительства интересов, но и регулирования от имени государства. В той или иной степени эти характеристики корпоративизма проявляются во всех бюрократически-олигархических режимах.

Один из наиболее характерных и весьма детально исследованных образцов данного вида режимов - бюрократический авторитаризм, описанный на примере Аргентины и ряда других стран Латиноамериканского континента аргентинским политологом Г. О'Доннеллом. Во многом описание О'Доннелла напоминает рассуждения другого известного исследователя Б. Мура, который выделял три принципиальные разновидности исторического движения к индустриальной цивилизации - западный путь (Англия, США), путь социализма (СССР, Китай) и путь фашизма или запоздалого и потому государственного капитализма (Германия, Италия, Япония). Подобно Муру, О'Доннелл рассматривает потребность в ускоренном развитии капитализма как основную в укреплении политической роли государства. Государство в условиях бюрократического авторитаризма отстаивает интересы блока, состоящего из трех основных движущих сил, Это, прежде всего, национальная буржуазия, контролирующая крупнейшие и наиболее динамичные национальные компании. Затем, международный капитал (именно присутствие этого фактора существенно, по мнению О'Доннелла, отличает модель его бюрократического авторитаризма от разработанной Муром модели фашизма), который тесно связан с национальным капиталом и во многом составляет движущее начало экономического развития дайной страны. Такое взаимодействие национального и интернационального капитала привело, в частности, к формированию дополнительного количества дочерних компаний мультинациональных корпораций. Высокая степень нестабильности, острые политические конфликты, "коммунистическая угроза", периодически возникающие экономические кризисы побудили этот блок опереться еще на одну важнейшую силу, способную предотвратить возможную социальную дезинтеграцию - на армию.

Отстаивая интересы этого блока сил, государство оказывается наделенным рядом близких фашистскому характеристик - высокой степенью авторитарности и бюрократизма, а также активным вмешательством в ход экономических процессов. Эта роль государства укрепляется тем явственнее, чем очевиднее становится необходимость защищать интересы национального капитала от возросших притязаний капитала международного. Государство все больше и больше выступает как патрон национальной буржуазии. "Государство, которое мы имеем ввиду, - пишет О'Доннелл, - не является традиционно авторитарным типом, когда оно возвышается над политически инертным населением; оно также не является популистским, взывающим, хотя и под определенным контролем, к оживлению народного сектора... Бюрократический авторитаризм представляет собой систему политического и экономического вытеснения народного сектора... что достигается уничтожением канала политического доступа к государству для народного сектора и его союзников, захватом и контролем организационной базы их деятельности". Такой образец существовал в ряде стран Латинской Америки, пока не развился и обнаружил свои претензии на участие в политической деятельности тот самый народный сектор, рост которого тщательно контролировался государством, пока не диверсифицировались интересы национальной буржуазии, которые более не могли быть разрешены в рамках авторитарного режима.

Другой, гораздо более спорный пример - едва нарождающийся бюрократически-олигархический режим в пост коммунистической России и ряде других государств, возникших на территории бывшего Советского Союза. О формировании в России такого, близкого к авторитаризму режима исследователи писали уже в 1991 - 1993 гг., а к 1994-1995 году количество публикаций, указывающих как на стабилизацию постсоветского режима, так и на возникновение в российской политике устойчиво-авторитарных тенденций, значительно возросло. Этот режим еще только формируется и пока что трудно с уверенностью предсказать его дальнейшую эволюцию. Элементы демократического устройства пока причудливо совмещаются здесь с характеристиками только что описанного бюрократического авторитаризма, прежнего однопартийного режима и даже автократии (как например, в октябре-декабре 1993 г., когда вся полнота власти оказалась сосредоточенной в руках Президента). Появляются в нем и элементы корпоративизма. Только время поможет ответить на вопрос о действительной природе этого режима и потенциале его устойчивости.

3. Три типа политических систем: сходство и различие

Между авторитаризмом и демократией можно обнаружить определенное сходство. Прежде всего, это принятие, в принципе, общественного и политического плюрализма. Между обеими этими системами и тоталитаризмом, напротив, лежит непреодолимая преграда. Поэтому создание тоталитарной системы производит на современников впечатление зловещей трансформации, в результате которой мир отправляется к началу своего правового развития и формируется новая, чуждая и угрожающая действительность. Сходство демократии и авторитаризма в сфере экономики возникает вследствие принятия принципа плюрализма. В обеих системах государство исполняет функцию "очерчивания рамок" без разрушения автономии экономической подсистемы. Тоталитаризм, который в ходе силовой и специфической трансформации заменяет свободный рынок центральным плановым хозяйством, напротив, разрушает основы экономики.

Политические системы, образующие триаду учения о формах правления, представляют собой идеальные типы. Это значит, что в реальности они никогда не встречаются в "чистых" формах. Тем не менее, каждый тип представляет собой совокупность реально существующих своеобразных качеств и ясно отделим от других типов. Так как в действительности тоталитаризм несовместим с плюрализмом, то для "реальной" демократии (или полиархии), в отличие от авторитаризма, необходимо наличие конституционного и правового государства. Поэтому имеющееся сомнительное сходство между демократией и авторитаризмом должно пониматься правильно, с учетом того, что речь идет о двух типах систем, которые не могут унифицироваться категорией "более или менее плюралистических". Может и должно проводиться различие между ограничением и принятием политического плюрализма. Переход от одного типа политической системы к другому предполагает в политической и общественной практике изменения, вытекающие из размаха революционных действий.

4. Трансформация авторитаризма

Сэмюэль Хантингтон и Адам Пшеворский были теми авторами, которые установили определенный стандарт, когда речь заходит о том, чтобы отказаться от проведения границы между посттоталитарными и поставторитарными переходными системами[2]. В своей книге о "третьей волне демократизации" Хантингтон со ссылкой на Линца сначала разграничивает тоталитаризм и авторитаризм, но затем все же соглашается все недемократические системы относить к авторитаризму, чтобы устранить семантические недоразумения, возникающие при частом использовании термина "недемократический".

Несмотря на то, что частое использование прилагательного "авторитарный" по необъяснимым причинам явно не создает американскому политологу семантических проблем, попытки улучшить стиль письма ничего не могут поделать с тем бесспорным обстоятельством, что качество преобразуемых систем оказывает большое влияние на качество и развитие систем, возникающих в ходе преобразования. Упущение из поля зрения этого обстоятельства имеет роковые последствия.

Отказ различать тоталитаризм и поставторитаризм приводит, во-первых, к тому, что ранние противники понятия "тоталитаризм" больше не хотят быть связанными собственными ошибочными оценками из эры биполярного мира, например, взглядом на коммунизм как на непременно успешную и стабильно систему, служащую общественной модернизации. Эта привязка препятствует научному прогрессу, который, как известно, базируется как на подтверждении, так и на отрицании гипотез. Во-вторых, этот отказ содействует преждевременному переносу опыта ранних демократизаций на посткоммунистическую систему. Ученые, сравнившие дюжину политических систем, и без того всегда имели опасность потерять под ногами эмпирическую почву, которую они обычно "учитывали" в форме составления более или менее правильных таблиц и сравнения статистических данных. Детерминистический тезис - демократизация повсюду следуют одним и тем же законам - дополнительно повышает опасность таких "аналитических полетов Икаруса".

Сохранение триады политических форм правления, напротив, позволяет провести четкую границу между посттоталитарной трансформацией (transformation) и поставторитарным переходом (transition) от старой системы к новой[3]. В том и другом случаях политическое руководство говорит о демократизации как о главной политической цели. Тем не менее, аналитик должен исходить из системной перемены к "чему-нибудь еще" до тех пор, пока не будет учреждена новая система. Переходом (transition) руководят и занимаются политическая элита и гражданское общество. Неудача перехода означает, что одна форма авторитаризма перешла в другую. Этот новый авторитаризм, как и предшествовавший, базируется в значительной мере на политической культуре подданства (subject culture).

Системная трансформация проводится политической элитой и, особенно, политическим руководством страны, которое - если оно действительно стремится к демократии и рыночной экономике - сначала должно создать условия для восстановления разрушенного при тоталитаризме гражданского общества. С этой задачей легче справиться там, где политическое руководство сильнее привязано к дототалитарным традициям гражданского общества и конституционализма. После разрушения тоталитарного общественного порядка коллективное воспоминание о "состоянии прежде" может стать ценным ориентиром для освободившегося общества.

Там, где соответствующие традиции и ориентиры отсутствуют, не надо ожидать, что политическое руководство будет противиться доминирующей политической культуре и проводить демократизацию, которая в первую очередь предусматривает добровольное подчинение политического руководства конституции и праву.

Об удавшейся демократизации путем системной (посттоталитарной) трансформации или системного (поставторитарного) перехода можно говорить тогда, когда демократия консолидируется. В свою очередь, демократическая консолидация наступает после завершения политическими элитами и населением строительства законных демократических учреждений. Иначе говоря, политическая элита и политически активные граждане уважают и поддерживают демократические нормы, правила и учреждения, а политические деятели не поддерживают и, соответственно, не практикуют каких-либо недемократических правил, норм и учреждений.

5. Жизнеспособность авторитаризма

Обзор особенностей типов правления, образующих классическую триаду учения о формах правления, позволяет сделать некоторые общие выводы об авторитарных системах. Очевидно, что по сравнению с тоталитаризмом при авторитаризме ограничение власти достигается не только с помощью ограниченного плюрализма, но и, по возможности, с действием конституции и права. В отношении остальных присущих системе качеств авторитарный тип правления достаточно эластичен: может использовать довольно убедительную легитимацию, даже включать в нее демократические принципы; может позволить себе как мягкость, так и твердость в применении государственного аппарата принуждения; может быть и автократическим и олигархическим; в конце концов, может терпеть коррупцию или бороться с ней. Авторитаризм может быть хорошей базой для развития в сторону как демократии, так и тоталитаризма. Этот тип системы дает больше всего вариаций и именно поэтому требует изучения и эмпирического анализа своих разновидностей. В чем же причина настойчивого желания многих политологов уйти от понятия авторитаризма, вмещающего в себя так много разновидностей нетоталитарных и недемократических систем, когда речь заходит о включении в типологию политической системы с явно неудавшейся демократизацией - так называемой "третьей волны"? Речь может идти о следующем:

1) демократия понимается (например, Шумпетером) только формально - как система, в которой кандидаты и партии в честном соревновании добиваются голосов избирателей;

2) отталкиваясь от современного понятия демократии, более "объемного", чем просто регулярное проведение свободных выборов, но декларированная цель - демократизация системы - рассматривается как достаточное основание для того, чтобы можно было говорить о демократии, а не об авторитаризме.

Очевидно, что оба аргумента слишком ограниченны. Ссылка на формальное понятие демократии не оправдана ни состоянием современной демократии, ни теорией демократии. И к целям политических процессов, декларированным правителями, следует относиться осторожно. Не всегда цели - серьезный критерий для классификации политических систем, т.к не исключено, что их декларирование (как сказки коммунистов о модернизации или власти народа) может привести к узакониванию недемократического режима, чтобы ввести в заблуждение иностранных наблюдателей. Говоря точнее, чтобы сделать правильный вывод о системе, руководство которой объявило своей политической целью демократизацию и, применив демократические методы легитимации, назвало свой строй "несовершенной демократией", необходимо проанализировать фактические способы функционирования системы.

Заключение

Отнесение конкретных (эмпирических) политических систем к тем или иным формам правления помогает сформулировать вопросы и гипотезы относительно прошедшего и возможного будущего развития этих систем, а ответы на них или их перепроверка должны привести к истинному знанию. Первым условием для этого является логически выстроенная терминология. Связанная с эмпирическими знаниями различных систем терминология позволяет провести аналитически плодотворное сравнительное исследование политических систем.

Примером тому могут служить разные оценки политической системы Российской Федерации. Формально здесь сохраняются свободные выборы. Однако ряд моментов вызывает сомнения в демократическом характере системы, например: политическое руководство использует против своих политических противников тайные службы и оружие; правовое государство явно бессильно против коррупции; конституция не всегда имеет нормативный характер; федерализм выливается часто в формирование почти автономных, авторитарно управляемых анклавов; многочисленные сферы государства и общества подчиняются мафиозным структурам; политическое руководство, как и связанные с ним олигархи от "предпринимательства" (странным образом связанные с государственной бюрократией), контролирует почти все средства массовой информации и т.п. Если исходить из триады тоталитаризм-авторитаризм-демократия, то мы оказываемся перед альтернативой: анализировать ли эту систему с точки зрения российских предпосылок перехода от коммунистического тоталитаризма к авторитаризму или к демократии, или нужно исследовать, при каких условиях ослабленное тоталитарное государство превратится в эффективное либеральное государство. Во всяком случае, в основе научного анализа российской смены систем должен лежать учет эмпирических аспектов.

Это условие можно, разумеется, обойти. Благодаря распространенной в сравнительном учении о формах правления готовности для всего, что в данный момент представляется новым или чрезвычайным, создавать новые понятия, можно с учетом явно недемократических черт ("дефицит демократии") в политической системе России квалифицировать ее как "дефектная" демократия. Эта оценка решительно склоняется к удручающей констатации того, что опасность "укрепления явного демократического дефицита" грозит и одновременно дает надежду, что научный потенциал будет на этом исчерпан.

Список использованной литературы

1. Вятр Е. Типология политических режимов: Лекции по политологии. Т.1. - Таллин, 1991.

2. Сумбатян Ю.Г. Авторитаризм как категория политической социологии. - Кентавр. 1994.

3. Политология. Учебник для вузов. Под ред. М.А. Василика. - М., 1999.

4. Цыганков А.П. Современные политические режимы: структура, типология, динамика, - М., 1992

5. Политология. Под ред. Заболотной Г.М., Криницкого А.Я. Федеральный фонд учебных курсов. М., 2004.

6. Папава В.И. Роль государства в современной экономической системе. - Вопросы экономики, № 11, 1993.

7. Политология. Энциклопедический словарь. - М., 1993.

[1] Mucridis R.C. Modern Political Regimes. Pallerns and Institutions. Boston, Toronto, 1986. P. 15.

[2] Huntington; Adam Przeworski, Democracy and the Market. Political and Economic Reforms в Eastern Europe and Latin America. Cambridge, 1991.

[3] Это различие подчеркивалось Winfried Steffаni. См. Gesellschaftlicher Wandel als Herausforderung von Demokratie und Parteien. Wiesbaden, 1997, s.223.