Образ войны в произведениях Константина Симонова

Образ войны в произведениях Константина Симонова

Советский писатель Константин Михайлович Симонов всегда был верен одной, главной теме своего творчества. Тема эта — мужество и героическое служение Родине. Образ войны постоянно присутствует в произведениях писателя как нечто реальное, чудовищное, что необходимо изучать, с чем нужно бороться, чтобы победить.

Понятие войны в форме метафоры встречается у Симонова, но не очень часто. Это бывает, когда нужно сказать о неотвратимой неизбежности войны, когда она еще не наступила. Об этом думает в романе "Товарищи по оружию" Климович: "Для него, военного человека, война была экзаменом, который неизвестно когда состоится, но к которому надо готовиться всю жизнь". Или когда автору необходимо дать собирательный образ войны: "Война — не новгородское вече"; или: "Война все равно никогда не сахар, особенно если не выпускать из памяти, что люди умирают каждый день и час". Все свое внимание Симонов концентрирует на тяготах войны: "Выходит, так на так, везде война людей по хребту бьет", — пишет он в романе "Солдатами не рождаются".

Перу писателя принадлежит знаменитый роман-эпопея "Живые и мертвые". В нем все время ощущается противоборство двух сил: "Война вообще палка о двух концах — и ты за нее схватился, и противник из рук не выпускает". Это противоборство подчеркивается удачной метафорой: "Все висело на волоске и у нас, и у немцев. Но наш волосок оказался крепче. Немцы — противник такой, его и при последнем издыхании шапками не закидаешь".

Константин Симонов представляет войну в виде механизма, бездушного, перемалывающего все живое. Так, в романе "Последнее лето", посвященном 1944 году, часто употребляются метафоры "машина войны", "машина наступления". Война идет уже давно, и в ней что-то автоматизировалось. Искусство ведения войны заключалось в овладении этой "машиной войны". Серпилин постоянно думает, что нужно "раскручивать машину наступления". У него возникает ощущение, что "машина войны" на участке его армии "отлажена, заправлена, смазана, теперь остается пустить ее в ход".

Движение войны выражается в виде длительного действия какого-то существа, с которым нужно бороться, что и делали наши солдаты, такие, как Синцов, Артемьев и другие. Они "сначала, как могли, останавливали войну, когда она катилась и хотела перекатиться через них и через миллионы других людей. А теперь, остановив, катили ее обратно, туда, откуда она началась" ("Последнее лето"). Война здесь олицетворяется при помощи развернутой и повторяющейся метафоры — "война катилась", "ее катили", и это одушевление не случайно у Симонова.

В образной форме показано, что Синцов и Артемьев не просто участники войны. Они ведут борьбу против нее самой, и в этом содержится глубокий смысл, так как, еще продолжая воевать, наша страна, уничтожая фашизм, вела борьбу за мир.

Писатель рисует обобщенный образ воины, ее обычное, характерное состояние. "Там война пахла бензином и копотью, горелым железом и порохом, она скрежетала гусеницами, строчила из пулемётов и падала в снег, и снова поднималась под огнем на локтях и коленях, и с хриплым "ура", с матерщиной, с шепотом "мама", проваливаясь в снегу, шла и бежала вперед, оставляя после себя пятна полушубков и шинелей на дымном растоптанном снегу" ("Солдатами не рождаются").

Олицетворение войны дает образ чудовища, хищника. "Конечно, война большая, это верно, и жрет людей много, нынче тут, завтра там...", — думает Серпилин. В романе "Последнее лето" образ чудовища относится и к немецкой армии: с надрубленными клещами, с перерезанными венами — железными дорогами.

Противостоящей силой чудовищу войны в романе является собирательный образ гиганта, русского богатыря, олицетворяющего народ. В частности, появляется образ большой человеческой руки. "Вчера все глубже загребали правой рукой", — думает Серпилин о правом фланге своей дивизии. "И два соседних фронта... сегодня к утру сомкнули руки позади оставшихся в мешке немецких армий"

Описывая будничную работу Серпилина, Симонов создает образ человека на войне. "На фронте думал, как говорится, о душе, а про тело думать было некогда. Оно ездило на "виллисах", ходило по окопам, говорило по телефону... Исполняло все, что от него требовалось, не напоминая о себе". Одушевляется также в романе и серпилинская дивизия, причем о ней говорится, как о едином существе, вмещающем в себя судьбу каждого бойца. "... Она отступала и контратаковала, оставляла, удерживала и снова оставляла рубежи, она истекала кровью и пополнялась и снова обливалась кровью".

"Последнее лето" демонстрирует нам образец армии и ее командиров. В подтверждение этого автор пишет афористические фразы: "Армия, как человек, — без головы не живет"; "Командир полка, как хозяйка, — всегда в заботах"; "Хороший командир роты — это рота. Без него на батальоне сидеть, как на стуле без ножки".

При индивидуальной оценки командующих — Серпилина, Бойко, Кузмича — Симонов использует необычные сравнения. Например, Синцову "... Серпилин в эти дни чем-то напоминал хирурга. Наступление было похоже на операцию, когда хирург торопит: "Тампон! Зажим! Тампон! Шелк! Проверьте пульс!" Командует людьми, которые помогают, а у самого нет времени ни на что постороннее..." Это сравнение Серпилина с хирургом не случайно, так как военную операцию он старался подготовить как можно искусней и провести ее для своей армии как можно безболезненней.

В описании боя у Симонова обычно преобладает зрительное или слуховое восприятие его очевидцами. При передаче грохота боя возникает такой звуковой образ: "Казалось, у тебя над ухом кто-то все время с треском грызет огромные орехи". Это олицетворение боя опять повторяется: "Над ухом один за другим треснули два последних ореха, и наступила мгновенная пауза".

Писатель отвергает войну как нечто противоестественное, бесчеловечное. В то же время Симонов подчеркивает, что война — это ежедневный подвиг и тяжелый труд народа на фронте и в тылу. Вся жизнь переплетена с войной, она входит в мировосприятие человека. Этим и объясняется использование военной символики даже там, где речь не идет непосредственно о войне. Например, переживая гибель жены, Синцов думает: "Страшно привыкать к мысли, что умерла. Но, может, еще страшней, затолкав эту смертельную мысль в глубь себя, жить с нею так, словно годами идешь по минному полю, не зная, где и когда под тобою рванет".

У Симонова образ-символ нигде не выступает навязчиво. Он скрыт, и в него нужно проникнуть. Например, изображая "черную кашу" взрывов, автор обращает внимание на соломинку, которая становится символом человеческой судьбы на войне. "Там, впереди, дымы разрывов так закручиваются, как будто ложкой мешают черную кашу, от земли до неба. А здесь, прямо перед глазами, ледяная кромка окопа с одной вмерзшей соломинкой. Торчит, словно ее нарочно втолкнули измерять силу ударов, и подрагивает перед глазами то сильней, то слабей..." Образ соломинки, подрагивающей от взрывов, такой маленькой, но стойкой — она одна выстаивает против всей махины вражеской техники, — это и есть образ человека на войне.

Константин Симонов, создавая образ войны, использует разнообразные художественные средства. Этим достигается огромное эмоциональное воздействие на читателя.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://kostyor.ru/student/