Период религиозно-церковной или допетровской педагогики

Период религиозно-церковной или допетровской педагогики

Аналогично религиозно-церковному характеру воспитания и обучения, господствовавшему в средние века в Западной Европе, первый период русской педагогии, хронологически почти совпавший с ним (с религиозно-церковным воспитанием на Западе) и находившийся под его влиянием, был также религиозно-церковным. И наша жизнь и наша педагогия тогда находились под влиянием сперва православного Востока (Византии), а потом и латинского Запада; для существования самостоятельной науки педагогики тогда еще не было достаточной общей культурной почвы: не было ни науки, ни искусства; обучение было пассивно, и в сущности история педагогики того времени есть история педагогической практики.

Период допетровской педагогики делится на педагогику домонгольского и послемонгольского времени. с подразделением второго отдела, в свою очередь, на педагогику в Московской и в Юго-Западной Руси.

Педагогия домонгольского периода

Характер образования - религиозно-церковный - в данный период определялся обстоятельствами зарождения у нас грамотности и государственности вообще: начало последней совпадает с принятием нами христианства и элементов грамотности.

Вместе с принятием христианства к нам пришла из Византии и азбука, изобретенная первоучителями славянскими (святыми Кириллом и Мефодием), и богослужебные книги, и грамотность вообще, ибо тогда древне-болгарский язык - язык богослужебных книг - и наш славянский были очень близки друг к другу ¹). Поэтому первые известия об отдаче детей в книжное учение одновременны с известиями об утверждении христианства в Киеве и Новгороде: по словам летописца, вскоре после крещения киевлян Владимир "послав поча поимати нарочита чади дети и даяти нача на книжное учение"; из этих детей готовили будущих церковнослужителей. Словом, обучение в древней Руси, как и весь уклад тогдашней жизни, отличалось религиозно-церковным характером. Но наши предки не были подготовлены, как и их современники на Западе, к надлежащему восприятию христианства. Подобно последним, они, во-первых, усвоили его грубо, с чисто-внешней, обрядовой стороны, упустив его духовную, идеальнейшую сторону; во-вторых, новая вера перешла к нам с чертами сильно подчеркнутого и специально монашеского аскетизма: христианство поразило ум наших предков преимущественно своим учением ο тщете и ничтожестве земной жизни, которая доселе была единственным предметом их вожделений. Таким образом, религиозно-церковная жизнь в древней Руси сводилась преимущественно к обрядности, и вера превращалась в обрядоверие; а это повело к тому, что на практике у нас, как и на Западе в средневековье, выработалась воспитательная традиция характера, по духу противоположного христианству: вместо прогрессивного роста и развития личности вообще, а личности ребенка в частности, она задавливается обрядом, грубою силою церковнослужителей, церковью - личность всецело подчинялась церкви в школе и в жизни.

Оправдание такому положению вещей давали патриархальная суровость семейных начал на Руси и содержание образования, почерпаемого по преимуществу из книг ветхого завета и из святых отцов церкви, склонных к аскетике. Лишь такую, в сущности внешнюю, набожность ценили тогда взрослые: этому они стремились научить и подрастающие поколения. Ближайшею целью обучения, - кроме обучения правилам веры и нравственности, как их понимали тогда, - являлась прежде всего задача на место прибывших греков и южных славян создать кадр своих, русских церковнослужителей. Родители насильно набираемых, будучи не утверждены достаточно в новой вере, оплакивали их, как мертвецов.

¹) Эту близость нельзя понимать, как тождественность: славянский богослужебный язык был далеко не вполне понятен русским, ибо наши предки говорили не на нем; нередко последний казался им даже чуждым, и потому богослужение не всегда было вразумительным.

Такое обучение, даваемое вопреки воли родителей, давалось обыкновенно лицами духовного сословия по церковно-богослужебным книгам (написанным на древне-болгарском языке); обучавшийся, - часто взрослый, а не ребенок, - должен был уметь совершать самые важные церковные службы и притом чаще научался совершать их лишь наизусть, не умея отправить тех же служб по книгам; он, как бы мы теперь выразились, натаскивался с голоса отправлять службу, минуя собственно грамотность. Лишь в лучшем случае учили чтению, письму, счету и пению; тогда требовалось и понимание читаемого. Одному и тому же учили всех: и будущих духовных и светских, ибо светской науки еще не существовало, и ценилось лишь душеспасительное, божественное, церковное. Школа, в идее, стремилась оторвать питомца от всего земного и преходящего, приготовив его к небесному и вечному, хотя на практике божественное понималось, как мы уже видели, довольно упрощенно, даже грубо. Во всяком случае, все обучение отличалось явно воспитывающим характером. Начиналось оно с заучивания наизусть и под ряд азбуки, потом часослова, затем псалтыри; редко дело доходило до Нового Завета; таким образом, главный учебный материал заимствовался из Ветхого Завета. Учились обыкновенно каждый отдельно на дому у учителя; школ с некоторым общественным характером было мало: лишь иногда при церквах, монастырях и у архиереев, и обучение в этих школах было также индивидуальное: хотя все сидели и в одной комнате, однако с каждым учитель занимался особо; ο плате каждый раз договаривались с учителем или родители учащегося или сам он (если был взрослый).

Приступали к учению так. Оно начиналось обычно с] - го декабря, в день святого пророка Наума. Все семейство отправлялось в церковь, где после обедни служили молебен пророку Науму и святым Косме и Дамиану, испрашивая благословение на отрока и на трудное дело обучения.

¹) Часто заучивали "азбуку-границу", т.е. азбуку-акростих; вот древнейший ее образец:

А. Аз словом сим молюся Богу:

Б. Боже, всея твари жиздителю,

В. Видимыя и невидимые!

Г. Господня Духа посли живущего,

Д. Да внидет в сердце мое слово"...

В определенное время, чаще всего этого же дня, учитель являлся на дом к ученику; его встречали с почетом и ласковым словом родители и садили в передний угол, под образа, с поклонами. Тут отец, держа сына за руку, передавал его учителю с просьбою научить уму-разуму, а за леность угощать побоями; вместе с этим учителю передавались и отцовские права; мать обычно, стоя у дверей, должна была плакать, иначе προ нее по всему околотку пронеслась бы дурная молва.

По обычаю предков, ученик, приближаясь к учителю, клал три земных поклона, а тот ударяя его легонько по спине три раза плеткой; мать после этого сажала сына за стол, вручала ему узорчатую костяную указку, и учитель, развернув азбуку, начинал великомудрое: "аз, земля, ерь-аз"! Мать увеличивала свой плач, прося учителя не морить сына за грамотой; когда учащийся усвоит это, тогда первый урок кончался. Учителя после трудов угощали, дарили подарками и провожали до ворот.

На другой день уже ученика отправляли с азбукой и указкой к учителю; при этом мать снабжала его огромным завтраком, а учителю посылала подарок; с этого момента он становился школьником.

Переход от азбуки к часослову и от него к псалтырю был настоящим праздником и для ученика и для учителя: оба получали денежные подарки.

Учились наши предки "долго, со многим трудом и биением". Эти слова Максима Грека могут быть приложимы и к данному времени. "Долго", ибо не скоро, ведь, учащийся поймет, какой звук и почему именно тот, а не другой из нескольких скрываемых под сложным названием буквы звуков; напр., почему эль ("люди") обозначает звук л, тогда как бэ ("буки") - б? почему "буки-аз" = "ба"? или "добро-есть" = "де"? Мало того, если слово длинное, то ученик не в состоянии был запомнить все слоговые части его и, приближаясь к концу, забывал ο начале их; для образца представим себе процесс чтения таким способом слова свидетельство: слово-веди-иже-сви; добро-ять-де-свиде; твердо-есть-люди-ерь-тель - свидетель; слово-твердо-веди-он-ство - свидетельство. Такое чтение "по верхам" давалось долго, лишь после упорной и мучительной работы. Чтение, наконец, затруднялось еще титлами и подтитлами. Α так как книги тогда не печатались, но переписывались, да еще на пергаменте, слова при этом писались без знаков препинания и слитно друг с другом, пока не окончится строка, то понять смысл так написанной фразы было очень трудно; потому переписывание сводилось, в сущности, на срисовывание, без всякого понимания переписываемого со стороны списывающего, с повторением старых и с прибавлением новых ошибок; к тому же скорописи еще не знали, и каждую букву приходилось тщательно вырисовывать ("уставное письмо"), и ее на бумаге, а на пергаменте (кожа). К чтению и письму, столь трудно дававшимся нашим предкам, изредка присоединялось еще чисто механическое, без понятия ο нумерации, изучение цифр до 1000, при чем арабские цифры еще не были известны, писали римские, или - же цифры изображались буквами, а после 100 приходилось прибегать к условным знакам. Из четырех действий на практике употреблялись лишь сложение и вычитание, умножение же, деление и особенно дроби усваивались с чрезвычайным трудом и очень редко применялись.

Преподавались предметы, конечно, без малейшего представления учителей ο какой-либо методике, ибо преподаватели были людьми, совершенно методически не подготовленными к своему делу; приходилось учащимся многое зазубривать наизусть, не понимая смысла изучаемого; поэтому учили с большим трудом (азбуку, часослов и псалтырь, напр., учили зимы три).

Дело обучения обыкновенно, даже в древнейший период, сопровождалось мерами физического воздействия - битьем, считавшимся, в духе средневекового аскетизма, лучшим и воспитательным средством.

Такой характер обучения соответствовал педагогическим идеалам того времени; а они почерпались главным образом не из Нового Завета, как бы следовало ожидать от христианского общества, но из Ветхого Завета (из притчей Соломона ж Премудрости Иисуса сына Сирахова) и у Иоанна Златоуста, притом еще понятого односторонне (в духе ветхозаветном и с подчеркиванием его аскетических тенденций), учивших, что дети не имеют самостоятельной ценности, как личности; прежде всего в питомцах надо внедрять "страх Божий", и они должны быть безответны пред родителями и старшими, что не надо останавливаться ни перед какими суровыми мерами для воздействия на них, для внушения им благочестия и послушания воли родительской (см. мою "Краткую историю педагогики", 2-ое изд., 44 - 45 стр).

Впрочем, не надо думать, будто существовала какая-либо цельная система воспитания: на вопросы важные, принципиального характера, тогда отвечали случайно и частично, руководясь обыкновенно практикою¹).

Итак, обучение в древней Руси было строго воспитывающим; однако главным поприщем воспитания была не школа, которых было еще очень мало, а семья, где родители старались внушить своим детям "правила порядливого жития и христианского жительства".

¹) В частности, женщины должны быть благочестивыми, скромными и послушными родителям, а после замужества - супругу; забота жены: "как душу спасти, Богу и мужу угодить, свой дом благоустроить": она должна сидеть дома, занимаясь хозяйством и воспитанием детей.

Этот идеал был господствующим в течение всего первого периода нашей педагогики, понимаясь несколько различно в Киевской и в Московской Руси; при чем в последней, хотя и звучал уже ясно, как один из элементов его, мотив покаяния во грехе, однако он не занимал еще тогда того исключительного, как потом, положения.

Воспитательное воздействие, помимо семьи и обучения в школе, оказывали также и храмы на собирающихся туда молящихся и самообразование в виде чтения книг. Последние тогда, даже светские по своему содержанию, ценились грамотеями чрезвычайно высоко; в самом деле, ведь они писались на пергаменте и потому уже стоили очень дорого, а главное, их ценили за их "душеполезный" характер, и списывание их считалось делом богоугодным: они переписывались с целью научить темных людей святости, правде - "порядливому житию"; книги - "реки, напояющие вселенную, источники мудрости".

Все эти источники распространяли знания почти исключительно религиозно-церковного характера ¹).

Особенно важное значение, в смысле распространения образования и нравственного воздействия на массы, имели монастыри; здесь обыкновенно открывались школы, хранились, переписывались и составлялись книги; здесь всегда находились лица, выдающиеся, по своему духовному облику, над современниками и служившие им живым образцом; монастыри же занимались и крупною благотворительною деятельностью (раздавали хлеб, призревали, лечили), особенно в тяжелые для народа годы, что также увеличивало их значение. Из таких монастырей особенно крупную роль в начале нашей истории сыграл Киево-Печерский и в частности его основатель - Антоний - и преобразователь - Феодосий.

¹) Знания из области естественных и исторических наук наши предки почерпали главным образом из переводных книг - из "Шестоднева" Василия Великого, в переработке Иоанна Экзарха, из Физиолога, из книг Козьмы Идикоплова, из "Толковой Палеи", из "Изборника Святослава 1073 г. ", из "Исторической Палеи", из хроник Малолы и Амартолы; размер этих сведений был очень не велик, они часто были фантастичны и с религиозной тенденцией (напр., земля - четырехугольная плоскость. длина ее вдвое больше ширины, стоит сама на себе или на 3-х китах, закругленная кверху ее стена образует твердь, отделяющую землю от неба, где Бог и святые). Самыми крупными ив оригинальных произведений были: "Повесть повременных лет", "Поучение Владимира Мономаха", "Слово ο полку Игореве" и "Слово Даниила Заточника".

Наиболее грамотными были князья с боярами и духовенство: всех княжеских детей - и мальчиков и даже девочек - учили грамоте; безграмотные поповичи также редко встречались.

Из отдельных светских лиц можно указать на князей: святого Владимира, Ярослава Мудрого (велевшего в Новгороде учить грамоте 300 детей и основавшего первую библиотеку), на Святослава, Всеволода и на Владимира Мономаха (знавших несколько языков), на Романа Смоленского, на Ярослава Осмомысла Галицкого и на Константина (сына Всеволода, Большого Гнезда); даже некоторые женщины, напр., Анна Всеволодовна (основала первое женское училище в Киеве при Андреевском женском монастыре), Евфросинья Суздальская и Евфросинья Полоцкая много содействовали распространению просвещения.

Таков был общий характер образования в древней Руси и отношение к нему большинства общества. Несмотря на наличность довольно совершенных литературных памятников, тогда существовала, в сущности, элементарная грамотность ("божественное писание", "книжное учение" и т.п.) и доступна она была очень не многим: духовному сословию, князьям и высшим боярам; книжники, начетчики образовывались самоучкою. Перед некоторыми наиболее чуткими и образованными людьми носились и лучшие идеалы: сознание ценности учения и книг; в "Поучении" Владимира Мономаха встречаются и чисто христианские педагогические воззрения, Иногда робко даже высказывалась мысль ο всеобщем и равном для всех образовании; иногда школа при церкви обслуживала учащихся в самых разнообразных отношениях, но это, к сожалению, бывало довольно редко и в общем почти не меняло данной нами выше картины явления. Во всяком случае, и теперь уже замечается, что Юго-Западная (Киевская) Русь несколько просвещеннее Северной Руси и собственно к последней приложима наша характеристика во всей ее строгости.

Педагогика со времени монгольского ига и до Петра Великого в Московской Руси

В таком положении было просвещение русского народа до нашествия монголов (до середины XIII в). Последнее особенно сильно отразилось на Северо-Восточной Руси, и с этих пор история Северо-Восточной и Юго-Западной Руси идет различными путями.

Монгольское иго содействовало упадку и без того, как мы уже видели, не имевшего большого распространения образования: теперь, когда почти все силы нации обращены на борьбу с поработителями, об образовании не приходилось и думать; в дыму пожаров, зажженных татарами, погибли наши города и села, а вместе с ними и наши школы и книги; наконец, Северо-Восточная Россия, подчиненная татарам, теперь даже разобщается с более культурными соседями Запада. Тяжелое положение усилило религиозность русского народа, так как в постигшем нас бедствии видели наказание Божие за грехи; и хотя именно за это время языческая Русь превратилась в "святую Русь" - "страну многочисленных церквей и неумолкаемого звона", страну строгих постов и усердных земных поклонов, - однако, начиная с середины XIII в. и до конца XV в., известия об успехах просвещения встречаются все реже и реже. Общий культурный упадок, огрубение и невежество увеличиваются: ближайшие князья еще образованы (Владимир Волынский), но уже Дмитрий Донской "не был хорошо изучен книгами", а внук его, Василий Темный, был и вовсе "не грамотен". Точно так же и среди духовенства грамотность, вначале обязательная, все падает и падает. Школ почти не было, да и учителей, даже малограмотных, и то было мало; самая грамотность представляет редкое явление; точно так же понизились литературные достоинства произведений того времени.

Около 1500 г., архиепископ Новгородский Геннадий, в официальном донесении Московскому митрополиту, заявляет, что ему. за отсутствием мало-мальски грамотных людей, в священники приходится обычно посвящать едва разбирающихся лишь в псалтыри, не говоря уже об апостоле (там они "и ступити не умеют"), не могущих даже правильно произнести ектенью. Если так обстояло дело с духовенством, да еще в одной из наиболее просвещенных епархий, то ο на-родных массах и говорить нечего. То же признал лет пять-десять спустя и Стоглавый собор (1551 г); и хотя он постановил повсеместно при церквах открывать начальные школы, в которых учили-бы церковной грамотности ("страху Божию", читать, писать, петь) члены причта, однако это не было осуществлено на практике. Итак, действительно "невежество русского народа" было тогда "матерью его благочестия" (Маржерет).

Татары снабдили наше правосудие кнутом и вообще жестокими физическими наказаниями, даже смертною казнью; суровость семейных отношений (играть и смеяться с детьми - "грех"), взгляд (татарский и византийский) на женщину, запертую теперь в тереме, как на существо нечистое, злое по своей природе ("источник злобы", "сокровище нечистот", "матерь похотей". .), сотворенное дьяволом на соблазн мужчине, и строгий школьный режим ("жезл") ¹) в течение этого периода значительно усилились, в конце его довольно верно отразившись в "Домострое" Сильвестра 2). Тяжелое сознание бесправия и господства материальной силы, постоянный страх перед своими и чужими, отчужденность от Запада и сношение с полудикими азиатами принижали нравственность и порождали грубость.

В это тяжелое время хотя грамотность находилась в очень жалком состоянии, все же школы существовали, правда, очень плохие; открывались они и частными лицами, но преимущественно монастырями, Трудно жилось русским людям: руки их беспомощно опускались, умы теряли бодрость и силу; они покидали светскую жизнь и уходили в монастыри или навсегда, или на время. Здесь они молились, здесь же на досуге занимались богоугодным делом - чтением божественных книг и их перепискою. Образование, школы, библиотеки держались тогда также главным образом при монастырях. Из последних особенно велико значение Троице-Сергиевской лавры около Москвы и его подвижника - святого Сергия Радонежского (1391 г.); святой являлся настоящим воспитателем русского народа; несколько поколений, в течение 50 лет приходя к его источнику за водою и благословением, вместе с этим черпали и силу духовную - живой пример: преподобный внушал им веру в себя и в мощь русского народа (Куликовская битва совершилась с его благословения), часто являлся миротворцем в распрях между князьями, - вообще учил всех отдавать себя на общее дело, учил усиленному труду и порядку во всем. Много сделали, в смысле духовного назидания, святые Кирилл Белоозерский (1427 г.), основатель знаменитого Белоозерского монастыря, славящегося строгостью своего общежительного устава, и Стефан Пермский (1396 г.) - "апостол зырян" (пермяков), составивший их азбуку и переведший на их наречие богослужебные книги.

¹) Тогда вошло в обычай, напр., сечь детей по субботам, всех поголовно, и виноватых и невинных: первых - в возмездие, вторых - в счет будущего.

²) По, Домострою, идеал "порядливого жития" состоит в том, чтобы как можно чаще молиться, украшать комнаты иконами; с другой стороны, "меру знать во всем", а также и то, чем больше всего можно угодить людям; наконец, в страхе держать жену, детей и слуг, - и тем дом свой "добре строити". Домохозяин - деспот своей семьи, жена - его полная раба; ее надо учить плеткой "разумно и больно, страшно и здорово".

Так как вся книжная деятельность сосредоточилась теперь в монастырях, то монастырский колорит был дан и всей жизни общества; идеалы, и общие и педагогические, становятся все более и более монастырскими, аскетическими: пост, усердная молитва, безропотное послушание, благочестие, терпеливое перенесение трудов. книжное почитание и т.п...; на брак, напр., смотрят, как на "скверное беззаконие". Покаяние во грехах, преимущественно состоящее в умерщвлении плоти, становится господствующим мотивом в литературе.

За рассматриваемый период развился у нас на Руси особый тип учителей - светских, из обучения сделавших себе профессию, ремесло; они называются "мастерами", учат тому и такими же приемами, как и духовенство.

Лишь после свержения татарского ига, когда сложилось Московское государство, т.е. с самых последних годов XV, в XVI и в XVII в. в., грамотность начинает опять немного возрастать, равно как замечается и общий некоторый подъем культуры; это и понятно: окрепшему государству требовались грамотные люди для разного рода его службы; отсюда мероприятия упомянутого уже Стоглавого собора. Мало того, рядом с элементарною грамотностью, стала теперь в образовательную программу входить и грамматика с однородными ей науками, и старого грамотея и начетчика теперь уже считают "неуком".

Повышение степени культурности выразилось в обильном, сравнительно с предшествующим временем, появлении переводной - с Востока и Запада - литературы; ее вызывает все увеличивающийся круг читающей ее публики и вообще усилившееся начетчество. Литература эта, в духе эпохи, большею частью была религиозно-нравственная по своему содержанию; или если и другого, напр., исторического характера, то проникнутая религиозными тенденциями, при чем еще крайне фантастическая; разобраться в ней самому, без достаточной школьной подготовки, было чрезвычайно трудно, и потому польза от ее чтения для обычной неподготовленной публики, если и существовала, то небольшая.

На исходе этого времени замечается в образованном обществе "большое шатание умов" и "переставливание обычаев". Против такого явления, против "мнения" восстал крайний ревнитель "древнего благочестия" - Нил Сорский. Итак, некоторое усиление грамотности повлияло на увеличение критического отношения к вопросам веры: возникли даже ереси "жидовствующих" и "стригольников", а это, в свою очередь, вызвало в обществе боязнь грамотности. "Не читай много книг"... "Учися грамоте, учися и держати ум: высочайшего не ищи, глубочайшего не испытуй; но, елико ти предано от Бога, си держи"... "Не высокомудрствуйте"... "Аще кто ти речет: веси-ли всю философию? и ты ему рцы: эллинских борзостей не текох, ни риторских астрономов не читах, ни с мудрыми философами не бывах; учуся книгам благодатнаго закона, аще-бы можно мя грешная душа очистити от греха".

Однако в это время были уже просвещенные лица, напр., митрополит Макарий, Максим Грек, Нил Сорский, Иосиф Волоцкий, Иоанн Грозный, князь Курбский, Ксения Борисовна Годунова, царевна Софья и ее сестры; правда, их было пока очень немного.

Наконец, надо упомянуть еще ο том, что в конце XIV в. стали писать полууставом (преобладают более легкие, круглые буквы) на тряпичной, более дешевой и удобной, бумаге; а также ο начале у нас книгопечатания (1563 г) и ο первых сношениях с Западом.

Вообще организованных при церквах и монастырях училищ в допетровской Руси было весьма мало и учили они весьма немногому, представляя несколько упорядоченное дьячковское учение или несколько более систематические занятия "мастера" грамоты. Школьная же дисциплина к концу рассматриваемого периода становится еще суровее, чем прежде: "жезл", розга и их целительные действия воспеваются в виршах на разные лады.

Педагогика со времени татарского ига и до Петра Великого в Юго-Западной Руси

Разобщенная монголами с Северо-Восточной, Юго-Западная Русь вошла в состав Великого Литовского княжества, с 1386 г. соединившегося с Польшею. Польша стояла ближе России к Западу; гуманистическое движение не минуло и ее поэтому семена западной образованности заносились туда легче и скорее, чем на Русь. Но поляки стремились полонизировать Литву и Юго-Западную Русь, и уже с XV века католичество, чрез поляков, оказывало сильное влияние и на русские области Великого Литовского княжества; это наступление католичества особенно усилилось во второй половине XVI в., с переселением в Польшу иезуитов. Последние, "читая воспитание и школу одним из самых главных орудий своего влияния на общество, открыли много коллегий, действительно образцовых для того времени, куда начала отдавать своих детей вся знать, даже православные. Эти старания католиков увенчались заключением в 1596 г. церковной унии. Некоторые русские вельможи, как князь Курбский и Константин Острожский (открыл в 1580 г. в Остроге первое греко-латинское училище и при нем типографию), вступили было на борьбу с ними; но даже их собственные дети не устояли и приняли католическую веру. Дело гораздо более успешно пошло, когда эту борьбу взяли на себя не отдельные лица, а организованное общество. Русские люди начинают понимать, что для успеха в борьбе нужна сплоченность; эту задачу и выполнили братства. С 80-х гг. XVI столетия братства при церквах и монастырях, располагая иногда значительными материальными средствами, реформируются - из религиозно-благотворительных в религиозно-оборонительные учреждения; они начинают открывать школы, находящиеся в их ведении и назначенные для подготовки как членов клира, так и для укрепления всех в православной вере, - чтобы их питомцы, особенно будущие священнослужители, могли успешно бороться с польско-католическим влиянием и с иезуитами. Это были как бы средневековые латинские школы (см. "Кр. истор. пед. ", стр.49 - 58) или учебные заведения в роде наших духовных семинарий ¹), в которых, кроме языков русского греческого и иногда латинского), преподавались главным образом, как важнейшие, богословские науки (церковный устав, церковное пение и пасхалия, Священное Писание и Св., Предание), а дотом и светские (грамматика, поэзия, риторика, диалектика с философией, арифметика). Таким образом средневековая схоластика была перенесена к нам; эти школы выступают деятельными защитниками православной веры и русской народности и выступают там, где опасность была особенно велика (Львовское, Виленское, Киевское... братства).

¹) Перенесенный с Юго-запада этот тип стал образцом для обще-русской духовной семинарии.

Указанная борьба с противником, бывшим во всеоружии западной науки, вызвала школы, стоявшие гораздо выше современных им в Московской Руси; там учили грамоте, здесь - наукам. В братских школах господствовали греческий язык и литература над латинскими, ибо латинских наук вначале даже побаивались, как содержащих ереси, - и все же они являлись в Южной Руси проводниками западной науки. Впрочем, задача школ вообще была не столько в том, чтобы дать научное образование, сколько укрепить учащихся в православии, воспитать убежденного и умелого защитника родной веры и национальности. Принимались в них дети всякого звания; отношения между учителем и учащимися были отеческие, проникнутые взаимным доверием и любовью; обращение - сравнительно мягкое; к учителям предъявлялись высокие требования, даже с нравственной стороны, и выбирали их с большою осторожностью ¹).

Демократический характер братских школ, их отрицательное отношение к латинской науке и часто недостаточность материальных средств были причиною того, что многие из знати продолжали отдавать своих детей не в них, а в иезуитские школы; это явление вызвало стремление приблизить братские школы к иезуитским, и первою такою была Богоявленская школа в Киеве, потом Петром Могилою (в 1633 г) обращенная в Киево-Могилянский коллегиум (затем в "Академию") и в таком виде почти буквально воспроизводившая высшую иезуитскую школу, с преобладанием уже латинского языка (а не греческого), с господством схоластики: Аристотеля в области философии и Фомы Аквината в области богословской (см. "Кр. ист. пед. ", стр.84 - 89) ²).

По образцу иезуитских школ начинают организоваться и другие братские школы; а по образцу братских школ Юга возникают такие же школы в Москве, и, наконец, по образцу Киево-Могилянской академии - защитница православия ("цитадель православия") - Славяно-греко-латинская академия в Москве (1682 г); эта академия, таким образом, служила не исключительно целям образования, но и церкви и общегосударственным задачам.

¹) На ряду с братскими (средними) школами в Малороссии в XVI и XVII ее. существовала и элементарная школа, обыкновенно при церкви, находившаяся в заведывании дьяка; существовали и странствующие учителя ("мандариновые дьяки").

²) Киевская академия делилась, в учебном отношении, на две конгрегации; низшую и высшую; первая, в свою очередь, подразделялась на 6 классов, изучавших словесные предметы (фара или аналогия - учатся читать и писать по - славянски, латински и гречески; инфима - дальнейшее изучение того же; грамматика; синтаксис; пиитика; риторика (по Квинитиллиану и Цицерону). Высшая конгрегация состояла из 2-х классов: философия и богословие. Словесные предметы изучались 5 - 6 л., философия 2 года и богословие 4 года.

В обществе, как и в академии, происходит борьба двух партий - восточников (Паисий Лигарид, братья Лихуды) и западников (Ордын-Нащокин, Матвеев, Ртищев; киевские ученые, напр., Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский, Симеон Полоцкий и их ученики, как Сильвестр Медведев), из которых первые стояли за греческий язык и культуру, вторые - за латинские науки. Сперва в духовной академии возобладали греки, ибо западную ученость считали ересью, "чернокнижием"; но с Петра Великого, при Стефане Яворском, в ней сделался господствующим латинский язык.

Со времени присоединения Малороссии (1654 г) прекратилось политическое разделение Руси на Северо-Восточную и Юго-Западную; тогда же приток из Малороссии в Москву ученых книг и людей становится непрерывным.

Киевские ученые перенесли на Русь, кроме указанного выше, еще и идеи средневековых астрономии и астрологии и сведения естественно-исторического характера. Вообще научный материал, воспринятый Москвою через Киев, был накоплен на Западе еще в течение средневековья, а к XVI веку уже утерял свою свежесть; вот почему влияние его и не было особенно долговременно: он укоренился лишь в богословской школе, тогда как светская школа, которую стал вводить Петр Великий, заимствовала свое содержание уже из современной ему европейской науки.

Итак, история культуры и образования на Руси во вторую половину XVI и в XVII ее., особенно опыты с духовными академиями, полемика восточников и западников ясно говорят, что наши предки тогда переживали переходное время, период исканий. Правда, господствует еще в обществе мысль_; что русский народ - хранитель, оплот истинного благочестия_; православия, что Москва - третий Рим, а четвертому не бывать, - а потому масса нетерпимо относится к иноземцам, особенно с Запада ("латинянам"); но уже тогда многие из наших предков много переводят, читают, заимствуют то у греков, то у латинян; они явно ищут идеала жизни и нового образования, отдавая предпочтение то эллинской, то романской культуре, то пытаясь сочетать их; у них также пробуждается и крепнет сознание необходимости образования, а вместе с этим и потребности сближения с Западом; иногда молодежь посылается заграницу поучиться у иностранцев. Эти взгляды разделяли и государи московские: Борис Годунов, Михаил Федорович и Алексей Михаилович. И хотя наука, перенесенная нами с Запада, была уже не та, которая господствовала тогда там, а средневековая схоластика, однако и она сделала свое дело, внушив нам уважение к Западу, к науке вообще, π защитив до известной степени господствующее вероисповедание.

В XVII в. появляются уже азбуковники и буквари; первые - своего рода энциклопедии, сборники статей, назначенных отчасти для чтения ученикам, отчасти для назидания и руководства учителям; вторые содержали в себе весь учебный материал (азбуку, склады, числа, молитвы, символ веры. .); древнейшим из дошедших до нас является азбука-букварь, составленный Бурцевым и изданный в 1634 г., а из букварей с картинками - букварь Кариона Истомина, учителя Алексея Петровича.

В круг школьных предметов постепенно врываются математика и "богомерзкие" естественные науки; под влиянием южно-русским и в Москве увлекаются виршами; изменяются немного к лучшему даже методы обучения и толковее составляются буквари.

Наконец, на ряду со старыми педагогическими взглядами в сочинениях прорываются и новые мысли в духе Коменского и Локка (напр., у Симеона Полоцкого).

Таким образом, за первый, религиозно-церковный и самый продолжительный по времени, период истории нашей науки (с половины IX в. до конца XVII в) педагогические идеалы нашими предками заимствовались из Библии, особенно из Ветхого Завета и у односторонне-понятого Иоанна Златоуста; они отличались суровостью: не признавая ценности личности вообще и исключая, в частности, свободу детской личности, они требовали безусловного, всецелого подчинения детей воли родителей; в теории до-петровская Русь хотя и проповедывала иногда тип евангельского воспитания, на практике почти всегда следовала суровому библейскому. Соответственно этому образование отличалось религиозно-церковным характером: будучи очень скудным по содержанию, состоя из одной грамотности, оно заключалось преимущественно в умении отправлять церковные службы; и однако оно никогда не носило профессионального характера, наоборот, всегда отличалось общим и воспитывающим характером (внедряло премудрость и страх Божий, душеспасительное настроение); наконец, в таком виде было доступно лицам всех сословий и состояний. Не существовало науки педагогики и специально-педагогической литературы; педагогические же вопросы рассматривались попутно и случайно в разного рода литературных произведениях. Не было специально-педагогического сословия и учителей, специально-занимающихся лишь этим делом; учились преимущественно у "мастеров", не знакомых вовсе с методикою; учились долго, со многим трудом и биением; лишь в XVII веке появляются первые азбуковники и буквари.