Конкуренция реституционных и виндикационных исков

Латыев Александр Николаевич, аспирант кафедры предпринимательского права Уральской государственной юридической академии. ^[*]

Проблема конкуренции исков давно является предметом исследования юристов. В условиях современной России особое значение приобрел вопрос о конкуренции реституционных и виндикационных исков. Дело в том, что в ряде случаев в силу ограничений, предусмотренных ст.302 Гражданского кодекса РФ ^[1], собственник не может возвратить имущество, однако практика стала прибегать к применению реституции в обход этих правил. Такую возможность, например, допускал в 1995 году В.В. Витрянский, отмечая при этом безразличность для удовлетворения иска о применении последствий недействительности сделки добросовестности приобретателя ^[2]. Привлекательность для собственников такого рода исков усиливается и установленным для них п.1 ст.181 ГК удлиненным сроком исковой давности. В то же время нельзя не заметить, что их применение привело бы к утрате ст.302 ГК всякого значения. Пытаясь разрешить противоречие, Постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 25 февраля 1998 года №8 «О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» ^[3] указывает в абз.2 п.25, что в рассматриваемом случае в удовлетворении требования о возврате имущества должно быть отказано, однако легального обоснования для такого решения Высший Арбитражный Суд не дает. Прежде чем найти это обоснование, обратимся к вопросу о том, какая же сделка является в данном случае недействительной. Иногда таковой считается договор купли-продажи. Так, К.И. Скловский, указывая на то, какой норме противоречит заключенная неуправомоченным отчуждателем с добросовестным приобретателем сделка, пишет, что таковой обычно называется ст.454 ГК РФ ^[4], относящаяся именно к купле-продаже. С этим согласиться нельзя. Если внимательно посмотреть на правила гл.30 ГК, мы не найдем там запрета на продажу чужих вещей, более того, п.2 ст.455 допускает продажу «товара, который будет создан или приобретен продавцом в будущем»; если продавец к моменту исполнения своей обязанности так и не станет собственником товара и в силу этого не сможет передать его в собственность покупателя, он понесет ответственность за нарушение обязательства, ни о какой недействительности договора купли-продажи не может идти и речи. Именно поэтому, кстати, не должно вызывать никаких сомнений и право покупателя требовать от продавца возмещения убытков при эвикции купленной вещи по правилам ст.461 ГК, приобретающее в обсуждаемой нами ситуации особое значение. Действительность купли-продажи обосновывает и сохранение встречной обязанности покупателя по уплате покупной цены, несмотря на неуправомоченность продавца. Требованиям закона, а именно, п.1 ст.209 ГК, противоречит не обязательственная сделка между неуправомоченным продавцом и добросовестным покупателем, а передача первым чужого имущества второму во исполнение этого обязательства. Здесь весьма показательно проводимое рядом авторов (Б.Б. Черепахин, Д.О. Тузов ^[5]) различение сделок обязательственных (иначе – сделок-обещаний) и распорядительных (предоставительных), причем ярчайшим примером последней называется traditio ^[6]. Единственным правовым последствием недействительности сделки-обещания может быть лишь констатация отсутствия ее последствий. Недействительность же предоставления, особенно если оно выразилось в виде передачи вещей, порождает несоответствие юридической и фактической ситуаций, для устранения которого, в принципе, и предназначена реституция. В признании же недействительным обязательственного договора купли-продажи проявляется неправильное представление о договоре как о сугубо обязательственно-правовом феномене. Договор, как юридический факт, двустороннюю сделку, законодатель не связывает с возникновением, изменением или прекращением лишь обязательственных правоотношений, хотя из этого не следует еще, что передача вещи во исполнение обязательства суть договор. Как таковой traditio рассматривалась римским правом ^[7]; еще более рельефно это обстоятельство подчеркивается в «образцовом» для нашей правовой системы немецком законодательстве, знающем понятие Verfügungsgeschäft, т.е. распорядительной сделки – вещного договора ^[8]. Наши отечественные авторы, однако, куда как более осторожны в своих высказываниях по этому поводу. Здесь нужно иметь в виду, что передача вещи представляет собой не только действие, имеющее вещно-правовое значение, но, как правило, и исполнение обязательства. По вопросу же о правовой природе этого последнего мнения отечественных юристов расходятся. Так, О.А. Красавчиков считал действия по исполнению обязательства не сделками, а юридическими поступками, т.е. такими действиями, правовой результат которых наступает вне зависимости от того, направлена воля действующего лица на его достижение или нет ^[9]. На материале действующего законодательства той же точки зрения придерживается М.И. Брагинский ^[10].

Другой подход отстаивает В.С. Толстой, считающий действия по исполнению обязательств односторонними сделками ^[11]. А.В. Власова усомневает односторонность такой сделки, справедливо замечая, что для исполнения обязательства необходимо еще и совершение определенных действий по его принятию кредитором ^[12]. Последнее замечание особенно актуально с учетом того, что мы говорим о действиях, которые, в отсутствие порока неуправомоченности отчуждателя, должны бы были повлечь приобретение лицом права собственности – волевое по своей природе явление ^[13]. Логическим следствием данного подхода является признание традиции двусторонней сделкой, т.е. договором.

Обозначив две основные точки зрения по вопросу о правовой природе исполнения обязательства, посмотрим, с какой же из них следует согласиться. Отмечу предварительно, что все выводы, сделанные здесь, касаются лишь исполнения обязательств по передаче вещей и никоим образом не могут быть распространены без специального исследования, выходящего за рамки настоящей работы, на исполнение других обязательств, в первую очередь – по оказанию услуг. Второе предварительное замечание касается соотношения исполнения обязательства и перехода вещного права. Здесь можно бы было предположить, например, что передача вещи представляет собой юридический поступок для обязательственного отношения и, в то же время, сделку для отношения собственности. Однако из этого следовало бы, что при наличии тех или иных пороков сделки обязанность продавца по договору купли-продажи, т.е. обязанность по передаче вещи в собственность, считалась бы исполненной, но право собственности покупателем не приобретено, что представляется невозможным. Следовательно, правовая природа исполнения обязательства о передаче вещи в собственность и самой передачи тождественны. Возвращаясь к нашему вопросу, отмечу, что ГК РФ ни в главе 14, ни в главе 22 не дает прямого ответа на него, а потому устанавливать, сделка traditio или поступок, придется по косвенным признакам. Признание передачи вещи поступком могло бы устранить многие проблемы. Так, в этом случае никаких вопросов не возникло бы при приобретении права собственности недееспособными, т.е. неспособными к совершению сделок лицами. Исходя из этого обстоятельства, А.В. Лисаченко делает вывод о том, что «способность к приобретению права собственности выходит за рамки данного Гражданским кодексом РФ определения дееспособности» ^[14]. Кроме того, непризнание передачи сделкой означало бы и невозможность применения в данном случае правил §2 гл.9 ГК РФ, раз уж они посвящены недействительности сделок, а значит, и вовсе сняло бы вопрос о применении реституции в рассматриваемом здесь случае приобретения вещи от неуправомоченного отчуждателя. Другое дело, что сфера применения реституции в таком случае сужается до трудноуловимых величин, что разительно контрастирует с изобилием в судебной практике исков о применении последствий недействительности сделок. Так что это уже, скорее, аргумент в пользу противоположной точки зрения. Но еще более серьезным аргументом в пользу признания передачи вещи сделкой является неоднозначность самой передачи. Если мы не придаем значения воли сторон, то никогда не сможем понять, передана ли вещь в собственность или просто во владение получателя. Именно это обстоятельство заставляет исследователей подчеркивать значение соглашения сторон о переходе права собственности ^[15], что с неизбежностью влечет признание традиции сделкой. Сделочная природа передачи выступает еще отчетливее в тех случаях, когда она оформляется разного рода передаточными актами – здесь уже практически невозможно отрицать направленность действий отчуждателя и приобретателя на, соответственно, прекращение и возникновение у них права собственности. Судебная практика также обращается к целям передачи имущества в тех случаях, когда необходимо установить, кому принадлежит право собственности на него ^[16]. Итак, установлено, что традиция является сделкой, которая может оказаться и недействительной, а значит, вопрос о конкуренции виндикационного и реституционного исков имеет смысл.

Простейшим решением проблемы был бы прямой законодательный запрет на применение реституции в тех случаях, когда не допускается виндикация, как это сделано, например, в Нидерландах, где, в соответствии с п.5 ст.3:45 ГК, «права, добросовестно приобретенные третьими лицами иначе как безвозмездно, на имущество, которое было предметом недействительной сделки, остаются в силе». У нас в стране, однако, подобное правило законодательству неизвестно. На его роль претендует, правда, упоминавшийся уже абз.2 п.25 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда от 25 февраля 1998 года. Во всяком случае, Президиум Высшего Арбитражного Суда и до 1 сентября 2002 года (т.е. до вступления в силу нового Арбитражного процессуального кодекса РФ ^[17], абз.4 п.4 ст.170 которого фактически придает постановлениям Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ статус источника права) рассматривал неприменение арбитражными судами названного пункта как одно из оснований к отмене судебных актов ^[18]. Однако статус этой нормы, даже с учетом правил нового АПК, явно недостаточен хотя бы потому, что дела о применении последствий недействительности сделок подведомственны не только арбитражным судам, но и судам общей юрисдикции, для которых Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда необязательны. В связи с этим многие современные ученые пытаются найти объяснение абз.2 п.25 Постановления и, в то же время, обосновать недопустимость применения в нашем случае реституции.

Суть первой из точек зрения заключается в признании распорядительной сделки неправомерного отчуждения действительной. Так, О. Усков пишет: «... к договорам купли-продажи, в которых продавцом выступает неуправомоченный отчуждатель, не может применяться ст.168, а должна применяться ст.174 ГК РФ. Именно указанная статья содержит специальную норму, предусматривающую последствия совершения сделки неуправомоченным лицом» ^[19]. Из этого следуют два вывода: во-первых, наша сделка при таком подходе рассматривается уже не как ничтожная, а как оспоримая, а во-вторых, недействительной она признается лишь в том случае, когда продавец докажет недобросовестность приобретателя, когда отпадают и ограничения виндикации, предусмотренные ст.302 ГК. «Норма, содержащаяся в ст.174 ГК, наилучшим образом по сравнению с другими нормами о недействительности согласуется с нормами о виндикации», - замечает и Н.Д. Шестакова ^[20]. Согласиться с ее применением в нашем случае, однако, нельзя. Во-первых, правила ст.174 ГК РФ применяются в тех случаях, когда полномочия лица на совершение сделки ограничены договором или учредительными документами юридического лица – актами, имеющими силу лишь между сторонами договора или участниками юридического лица – по сравнению с тем, как они определены в доверенности или в законе – актах, значимых erga omnes ^[21] - либо как они могут считаться очевидными из обстановки, в которой совершается сделка. В нашем же случае полномочий у отчуждателя и вовсе нет, так что и ограничивать нечего. Договор аренды не устанавливает для арендатора никаких ограничений на распоряжение имуществом. Здесь продолжает действовать общий запрет на распоряжение чужим имуществом, закрепленный в ст.1 и ст.209 ГК, и именно им противоречит рассматриваемая сделка. Также не подтверждается и утверждение О. Ускова о том, что по правилам ст.168 ГК недействительными являются лишь сделки с пороком содержания ^[22]. «Данная норма... устанавливает общее (выделено авторами. – А.Л.) основание недействительности сделок, не соответствующих императивным правовым предписаниям, и должна применяться всякий раз, когда в законе отсутствуют указания на какое-либо специальное основание недействительности (ничтожности или оспоримости)», - справедливо замечают В.В. Кресс и Д.О. Тузов ^[23]. Ст.174 по отношению к ст.168 ГК РФ действительно является специальной, но, как таковая, она не только исключает применение общего правила, но и не подлежит расширительному толкованию. Кроме того, признав нашу сделку действительной, мы вынуждены будем согласиться с тем, что она приводит к наступлению того правового результата, на достижение которого направлена, а значит, к возникновению у приобретателя права собственности, с чем по действующему отечественному законодательству согласиться нельзя, более того, в данном случае приобретение должно бы было признаваться производным, что уж и вовсе немыслимо даже при наличии в законодательстве правил о добросовестном приобретении права собственности от неуправомоченного отчуждателя, ведь такое приобретение, как доказано Б.Б. Черепахиным, всегда является первоначальным ^[24]. Таким образом, распорядительную сделку в рассматриваемом случае следует, все-таки, считать ничтожной по правилам ст.168 ГК РФ.

Другие авторы пытаются решить проблему признанием правил ст.302 ГК специальными по отношению к правилам §2 гл.9 ГК – теми самыми иными последствиями недействительности сделки, которые допускаются п.2 ст.167 ГК РФ ^[25]. Аргументом против этой точки зрения служит отличие юридических фактов, влекущих возникновение реституционного и виндикационного отношений: если для первого таковым является недействительная распорядительная сделка, то для второго – нахождение имущества во владении неуправомоченного лица.

Д.О. Тузов обосновывает непосредственное применение в нашем случае правил об ограничении виндикации, отказывая в самостоятельности реституции. «Истребование имущества, поступившего в незаконное владение ответчика в результате недействительной сделки (реституция владения), представляет собой лишь частный случай виндикации», - пишет он ^[26]. С этой точки зрения формулировка абз.2 п.25 Постановления Пленума представляется вполне логичной. В основании ее, однако, лежит следующее небесспорное утверждение: «Реституция владения не имеет той специфики, которая могла бы стать достаточным основанием для отграничения этой меры от виндикации» ^[27]. Меж тем, и само расположение норм о реституции в системе кодекса, и конструкция соответствующего охранительного отношения дают основание для противоположного вывода. Реституция в ее нынешнем виде представляет собой оригинальное детище отечественной правовой системы, неизвестное родственным российскому континентальным правопорядкам. Недействительность распорядительной сделки открывает по иностранным законодательствам возможность заявить виндикационные либо кондикционные (реже – деликтные) требования. Так же, в принципе, решался вопрос и ГК РСФСР 1922 года. Советское государство, однако, не удовлетворилось этим. Так, еще при действии ГК'22 признание сделок недействительными широко использовалось «для охраны командных высот Советского государства в народном хозяйстве, прежде всего для охраны государственной социалистической собственности, а также для охраны колхозно-кооперативной собственности и основных принципов кооперативного строительства» ^[28]. Догматически закрепленная в 60-х гг. XX века, реституция превратилась в результате в средство публично-правового, принудительного восстановления участников недействительной сделки в первоначальном положении, направленное не столько на защиту их гражданских прав, сколько на охрану социалистического правопорядка. Как ни странно, но в этом своем качестве она сохранилась и в действующем ГК, что проявляется хотя бы в возможности применения этой меры по собственной инициативе суда, вне зависимости от воли сторон и, возможно, даже против нее. Публично-правовой, административный характер этой меры проявляется и в безразличности ее к частным правам. Так, по реституции, в принципе, может быть отнято имущество у управомоченного лица и передано неуправомоченному по той лишь причине, что до этого оно перешло от второго к первому по недействительной сделке. Управомоченный субъект вынужден будет в этом случае снова истребовать имущество у незаконного владельца. По этой причине сомнительным представляется включение применения последствий недействительности сделки в список способов защиты гражданских прав ст.12 ГК РФ. Возвращаясь к нашей теме, отмечу, что даже признание добросовестного приобретателя вещи ее собственником не устраняет, вопреки мнению ряда авторов ^[29], возможность истребовать у него эту вещь в порядке реституции, именно в силу административной, а не гражданско-правовой ее природы. Применение этой меры в рамках гражданского судопроизводства, правда, оказывается трудноосуществимым. Так, даже вынесенное по публично-правовым соображениям решение о возврате исполненного по сделке против воли ее участников должно исполняться в рамках обычного исполнительного производства, при этом взыскателем все равно будет участник этой сделки и, если он не пожелает обратиться за исполнением решения, принудить его к этому нельзя. Кроме того, само по себе сохранение в нынешних условиях таких резких средств публичного вмешательства в частные отношения представляется неоправданным. De lege ferenda следует согласиться с Д.О. Тузовым, предлагающим вообще исключить из ГК п.2 ст.167 ^[30], de lege lata, однако, все сказанное обосновывает самостоятельность реституции, а значит не позволяет рассматривать ее ни как разновидность виндикации, ни, наоборот, видеть в ст.302 ГК lex specialis по отношению к ст.167.

И все-таки решение проблемы есть и дает его, как ни странно, та же самая публично-правовая природа реституции, влекущая «поверхностность» ее действия, выражающуюся в том, что по правилам ст.167 ГК РФ в первоначальном состоянии могут быть восстановлены лишь стороны недействительной сделки, но не третьи лица. Таким образом, иск о возврате имущества, заявленный собственником не его контрагенту, а последующему приобретателю, является не реституционным, а виндикационным и рассматриваться он должен не по правилам §2 гл.9, а по правилам гл.20 ГК РФ, в том числе и с учетом положений ст.302. Можно, конечно, попробовать осуществить «многоступенчатую» реституцию, потребовав возвратить в первоначальное положение участников последующих сделок. По исполнении такого решения имущество окажется во владении первоначального отчуждателя, от которого собственник уже мог бы его истребовать. Такая мера, однако, представляется не только громоздкой, но и трудноосуществимой в рамках гражданского процесса. Представим, что судом вынесено решение о возврате полученного по сделке между неуправомоченным отчуждателем и добросовестным приобретателем. Собственник, конечно же, заинтересован в скорейшем исполнении этого решения, чего не скажешь о сторонах недействительной сделки – их вполне может удовлетворять сложившееся положение. А коль скоро участниками исполнительного производства по такому решению будут именно они, а не собственник, исполнение решения может быть парализовано простым непредъявлением взыскателем – неуправомоченным отчуждателем исполнительного листа для исполнения, на что, в соответствии с законом «Об исполнительном производстве» ^[31], он имеет полное право. И чем больше было совершено сделок в «цепочке», тем призрачнее перспектива возврата имущества собственнику. Если же была совершена лишь одна распорядительная сделка, то возврат вещи собственнику оказывается поставленным в зависимость от воли отчуждателя – единственного действительно недобросовестного лица в данной ситуации, а значит, открываются дальнейшие возможности для разного рода злоупотреблений. В этом видится еще один аргумент для исключения из ГК РФ п.2 ст.167. Пока же относительное действие реституции является единственным препятствием ее применению в обход правил ст.302 ГК. Разными авторами это признается либо прямо ^[32], либо косвенно – исходя из того, что отказ в удовлетворении иска о применении последствий недействительности сделки предлагается обосновывать отсутствием истребуемого имущества у ответчика – стороны в сделке (т.е. не предполагается заявление реституционного иска к действительному владельцу имущества, не заключавшему сделок с собственником) ^[33]. Более того, как дополнительный аргумент это обстоятельство приводится и теми авторами, которые называют и другие основания к отказу в реституции ^[34].

Судебная практика по этому поводу чрезвычайно противоречива. С одной стороны, суды в ряде случаев удовлетворяют требования о реституции, присуждая имущество лицу, не участвовавшему в сделке. Так, в Арбитражный суд города Москвы конкурсным управляющим совместного предприятия был предъявлен иск о применении последствий недействительности ничтожных сделок. Несмотря на то, что ответчиком по делу было не то лицо, которому в свое время совместное предприятие продало имущество в нарушение правил Закона РФ 1992 года «О несостоятельности (банкротстве) предприятий», а его дальнейший приобретатель, суд первой инстанции удовлетворил требования истца, произведя реституцию между лицами не связанными между собой никакой сделкой. Апелляционная инстанция обратила на это внимание, однако изменила решение лишь в части распределения денежных выплат, обязав истца вернуть полученные по недействительному договору средства первому из приобретателей имущества, привлеченному в дело в качестве третьего лица на стороне ответчика, а это третье лицо – вернуть денежные средства, полученные по второму недействительному договору, ответчику. В части обязания ответчика, не связанного недействительной сделкой с истцом, вернуть имущество совместному предприятию решение изменено не было. В вышестоящих инстанциях решение и постановление также не были изменены. ^[35] Принятое решение нельзя признать верным, т.к. даже если ответчик не мог быть признан добросовестным приобретателем (что, судя по материалам дела, вполне возможно), изъятие у него имущества никак не могло быть основано на правилах о реституции, поскольку с истцом его никакая сделка не связывала. Судам следовало обратить внимание на это и исследовать возможность истребования имущества по правилам о виндикации.

С другой стороны, можно обнаружить примеры «многоступенчатой» реституции, в рамках которой имущество изымается у владельца в пользу того, от кого оно приобретено, а этот последний обязывается возвратить его собственнику. Так, Федеральный арбитражный суд Восточно-Сибирского округа удовлетворил иск прокурора Красноярского края о применении последствий недействительности ничтожных сделок, обязав ООО «Модуль-97» (последующего приобретателя) передать спорное имущество его предыдущему владельцу – ОАО «КрАЗ» «с последующей передачей их (общежитий. – А.Л.) от ОАО «КрАЗ» в федеральную собственность». Несмотря на то, что Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ направил дело на новое рассмотрение, его замечания касались лишь вопросов, связанных с признанием сделки недействительной, а вовсе не порядка исполнения решения суда ^[36], которое может быть парализовано простым бездействием ОАО «КрАЗ», имеющим право и не предъявлять вовсе исполнительный лист к производству. В данном случае судами не учтено различие между признанием сделок недействительными, имеющим абсолютное действие и поражающим все последующие сделки в «цепочке», и относительным действием реституции.

В ряде случаев суды удовлетворяют исковые требования, но присуждают не к возврату переданного по недействительной сделке имущества, а к взысканию его стоимости в деньгах, ссылаясь на то, «что истребуемое истцом в натуре имущество у ответчика не сохранилось, поскольку оно им продано по договору купли-продажи» ^[37].

В другом деле то, что «отрицательные последствия недействительности сделки судом возложены на добросовестного должника, не являющегося стороной в этой сделке», послужило одним из оснований к отмене решения ^[38].

Можно найти и такие дела, в которых добросовестность приобретателя и выбытие имущества из владения собственника по его воле использовалась как основание для отказа в удовлетворении требования о применении последствий недействительности сделки, т.е. арбитражный суд, приняв правильное, в принципе, решение, включил в предмет доказывания по данному делу обстоятельства, существенные именно для удовлетворения виндикационных требований ^[39]. Наконец, в ряде случаев суды, сталкиваясь с исками об истребовании имущества от третьих лиц, обоснованными правилами о реституции, прямо и совершенно справедливо квалифицируют требования истцов как виндикационные ^[40].

Отсутствие и в научных трудах, и в судебной практике какой бы то ни было единой точки зрения по поводу оснований для устранения конкуренции реституции и виндикации приводит к выводу о необходимости законодательного вмешательства, которое, очевидно, должно заключаться в исключении реституции из числа действующих самостоятельных институтов российского гражданского права. Сделать это можно либо вовсе исключив п.2 ст.167 ГК, либо изменив его редакцию таким образом, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в необходимости применения в данном случае правил глав 20, 59 или 60 ГК РФ.

Список литературы

 ^[1] Далее – ГК, ГК РФ.

 ^[2] См.: Витрянский В.В. Защита права собственности // Закон. 1995. №11. С.116.

 ^[3] Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1998. №10.

 ^[4] См.: Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. М., 2000. С.104.

 ^[5] См., соответственно: Черепахин Б.Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву // Черепахин Б.Б. Труды по гражданскому праву. М., 2001. С.332; Тузов Д.О. Реституция в гражданском праве. Дисс. ... к.ю.н. Томск, 1999. С.39.

 ^[6] См.: Тузов Д.О. Реституция в гражданском праве. С.65.

 ^[7] См.: Дождев Д.В. Римское частное право. М., 1998. С.381; Римское частное право / Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского. М., 1994. С.188; Хвостов В.М. Система римского права. М.,1998. С.240.

 ^[8] См.: Жалинский А., Рёрихт А. Введение в немецкое право. М., 2001. С.422.

 ^[9] См.: Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве. М., 1958. С.154.

 ^[10] См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая: Общие положения. М., 1999. С.449.

 ^[11] См.: Толстой В.С. Исполнение обязательств. М., 1973. С.24.

 ^[12] См.: Власова А.В. Правовая природа принятия исполнения по обязательству // Государство и право. 1995. №5. С.59.

 ^[13] См.: Лисаченко А.В. Приобретение права собственности. Дисс. ... к.ю.н. Екатеринбург, 2002. С.26.

 ^[14] Там же. С.61.

 ^[15] См.: Синайский В.И. Русское гражданское право. М., 2002. С.235; Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. М., 2000. С.216.

 ^[16] См., например, Постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда №10444/00 от 7 августа 2001 г. (Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2001. №11. С.20-21) и №265/01 от 30 октября 2001 г. (Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2002. №1. С.29-30).

 ^[17] Российская газета. 2002, 27 июля. Далее – АПК.

 ^[18] См., например, Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда №1940/00 от 22 мая 2001 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2001. №9. С.41-42.

 ^[19] Усков О. Проблема приобретения имущества от неуправомоченного отчуждателя // Хозяйство и право. 2002. №6. С.67.

 ^[20] Шестакова Н.Д. Недействительность сделок. СПб., 2001. С.191.

 ^[21] Против всех – лат.

 ^[22] См.: Усков О. Указ. соч. С.67.

 ^[23] Кресс В.В., Тузов Д.О. Некоторые проблемы применения статьи 168 Гражданского кодекса Российской Федерации арбитражными судами // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2001. №10. С.90.

 ^[24] См.: Черепахин Б.Б. Юридическая природа и обоснование добросовестного приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Антология уральской цивилистики. 1925 – 1989: Сборник статей. М., 2001. С.242-254.

 ^[25] См.: Коновалов А.В. Владение и владельческая защита в гражданском праве. СПб., 2001. С.170-171; Лисаченко А.В. Указ. соч. С.169.

 ^[26] Тузов Д.О. Реституция и виндикация: проблемы соотношения // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2002. №3. С.132.

 ^[27] Там же. С.124.

 ^[28] Венедиктов А.В. Гражданско-правовая охрана социалистической собственности в СССР. М.-Л., 1954. С.80.

 ^[29] См.: Гражданское право. Учебник. Ч.1 / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. С.451 (автор главы – А.П. Сергеев); Ломидзе О., Ломидзе Э. Значение фактической передачи имущества собственника при его отчуждении и проблемы восстановления собственником своего владения // Хозяйство и право. 2002. №2. С.97.

 ^[30] См.: Тузов Д.О. Реституция и виндикация: проблемы соотношения. С.134.

 ^[31] Российская газета. 1997, 5 августа.

 ^[32] См.: Авласевич А.И. Проблемы защиты добросовестного приобретателя при отчуждении ему вещи неуправомоченным лицом // Иваново-Вознесенский юридический вестник. 2001. №7/8 ( http://avl-pravo.by.ru/pravo/public/public1.htm 2 апреля 2002 г.); Скловский К.И. Указ. соч. С.313-321.

 ^[33] См.: Витрянский В.В. Недействительность сделок в арбитражно-судебной практике // Гражданский кодекс России. Проблемы. Теория. Практика: Сборник памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А.Л. Маковский. М., 1998. С.141.

 ^[34] См.: Шестакова Н.Д. Указ. соч. С.174; Кресс В.В., Тузов Д.О. Указ. соч. С.99.

 ^[35] См. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ №5792/99 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2000. №8.

 ^[36] См. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ №9291/00 от 15 мая 2001 г. // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2001. №9.

 ^[37] Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ №2441/99 от 12 октября 1999 г. // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2000. №1.

 ^[38] Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ №8838/00 от 22 мая 2001 г. // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2001. №9.

 ^[39] См. п.19 Обзора практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав (Письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 28 апреля 1997 г. №13).

 ^[40] См. п.7 Обзора практики разрешения споров по сделкам, связанным с размещением и обращением акций (Информационное письмо Высшего Арбитражного Суда РФ от 21 апреля 1998 г. №33) // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1998. №6.