Системные основы правосубъектности в приложение к естественным правам биологических видов

Системные основы правосубъектности в приложение к естественным правам биологических видов

Гринь Александр Васильевич

Теоретические проблемы субъектно-объектных отношений имеют общеметодический интерес, поскольку из философского смысла субъективности выводятся принципы мышления, обосновываются критерии истины и т.п. Отчасти это обстоятельство объясняет внимание исследователей к теме. Однако, что наглядно иллюстрировано, например, в статье (1), законодательство в этом отношении предусматривает удовлетворение также насущных специфических потребностей практики. Современному праву часто оказываются тесны рамки традиционного уровня теоретического понимания категории субъекта права.

В этой работе мы попытаемся взглянуть на понимание правосубъектности с позиций "теории систем" (2) и рассмотрим несколько следствий, которые, возможно, окажутся полезными для практики .

По опыту обсуждения материала на конференциях в сети интернет приходится предвидеть огромное количество вопросов и возражений, которые могут вызвать многие наши предпосылки и следствия, и заранее извиниться за невозможность "объять необъятное" в рамках небольшой статьи. Сейчас наша задача по возможности избежать хотя бы только эклектики, чтобы, набравшись смелости, предложить интересную (по нашему мнению) тему для обсуждения.

Правосубъектность, как научная категория, отражает активный характер правовых систем, попадающих в поле зрения законодателя; субъекты права несут в себе потенциал волевой социальной событийности. Задача права выстроить информационную модель, устанавливающую правила взаимовыгодного поведения социально активных элементов, как в отношениях друг с другом, так и отношениях к объектам - юридически пассивным материальным и духовным ценностям.

Субъектами права могут быть физические и юридические лица.

Понимание сущности физического лица (человек, индивид, личность) в обычной практике не составляет особой сложности. Однако наши представления о составных правосубъектах, которые подпадают под категорию "юридических лиц", содержат много критических моментов, которые до сих пор обсуждаются теоретиками. Представляется, что современное право часто просто парадоксально не замечает своих правосубъектов надличностного, конгломеративного характера, обладающих специфической свободой воли и собственными социально значимыми интересами..

Некоторые правоведы с сомнением относятся к юридическим лицам, считая их некоторой "математической" фикцией вроде "комплексных чисел". По их мнению, только человек, как система яркая, физическая, конкретная является истинным субъектом юридических отношений. А коллектив с общим имуществом - не более, чем удобный приём мышления, необходимый лишь на некоторых стадиях логической обработки юридических фактов. Нельзя разом увидеть, ни почувствовать "юридическое лицо" с "вероятностными границами".

Однако на это можно возразить, что и социально значимый индивидуальный человек не имеет границ абсолютно "ярких". Например, отрубленная рука у человека не уменьшит его правосубъектности. А если отрубить голову, то в какой-то микромомент времени, который можно определить лишь вероятностно, субъект вовсе не делится, а исчезает. Этот пример из области "чёрного юмора" иллюстрирует важное обстоятельство. Если принять за критерий социальности присутствие "жизни" или "разума" в организме, тогда приходится искать фундаментальные определения "жизни" и "разума", что, скорее всего, трудно сделать с абсолютной достоверностью. Остаётся только возможность использовать относительно точные определения. Оказывается наши представления о "живости" и "разумности", на которых неявно зиждется всё здание права, в фундаментальном отношении также вероятностны и условны. Следовательно "философский запрет" на адекватность категории составных юридических лиц теряет, пожалуй, самое веское логическое основание.

Может показаться удивительным, что право, являющаяся целиком творением разума может неявно оперировать "неяркими" и "скрытыми" системами (ЮЛ) подобно тому, как биология оперирует категориями "популяция", "ноосфера". (Примером "неяркой" системы является также английская конституция. Примером "скрытой" правовой системы - неизвестный наследник hereditas jacens "лежачего» наследства). Подробнее классификация систем обсуждается в монографии (2).

Иногда современное право "ошибается" в обозначении составных правосубъектов, обычно принимая то опекуна, то недееспособное лицо за всю систему в целом. Этот приём вполне допустим в решении ряда правовых задач, из-за чего в практическом применении особая глубина понимания "правосубъектности" чаще всего оказывается невостребованной. Однако представляется, что в некоторых случаях такой подход усложняет решение некоторых важных практических задач современности.

Чтобы добиться лучшего понимания, нам предстоит немного поговорить о статусе недееспособных лиц.

Приведём цитату из статьи (1).

"В целом следует отметить, что правоспособность граждан лишь в сочетании с дееспособностью дает возможность говорить о правосубъектности физического лица в гражданском праве. При этом восполнение недееспособности гражданина возможно дееспособностью его законного представителя; таким образом, Правосубъектность гражданина может складываться из общей правоспособности самого гражданина и воли другого лица, выраженной в чужой дееспособности".

В данной формулировке, при буквальном толковании, достаточно правосубъектен, например, недееспособный ребёнок, имеющий, как минимум, несколько конституционных прав, и обязанность платить налоги из дивидендов, получаемых по ценным бумагам умерших родителей. Конечно при условии, что дееспособность его всего лишь «восполняется» за счёт другого субъекта права - опекуна. Однако «восполнение дееспособности» не кажется точной формулировкой, если взглянуть на эту ситуацию с позиций теории систем (2).

Систему можно считать таковой лишь при наличии и органичном взаимодействии всех составляющих её существенных элементов, обеспечивающих определённую функцию. Соответственно, если опекун составляет неотъемлемую часть правосубъектной системы, следовательно, мы имеем дело с составным правосубъектом в прямой аналогии с юридическим лицом.

Важно заметить, что дееспособность юридических лиц может быть или распространённой или локализованной в их отдельных системных элементах. Например, общее собрание всех акционеров, свершающееся в данной момент, обладает всей полнотой власти и волеизъявления в рамках данного акционерного общества. В этом случае дееспособность составного правосубъекта распространяется на холический конгломерат, состоящий из всех участников акционерного общества. Однако в периоды между собраниями дееспособность общества может концентрироваться в избранном совете директоров, осуществляющих, в сущности, функцию, аналогичную опекунским обязанностям. Изъятие локального элемента, воплощающего дееспособность юридического лица (например, арест лиц, составляющих совет директоров, или истечение срока полномочий совета директоров), уничтожает правосубъектность всей системы на период реального (не системного) времени до общего собрания, если не предусмотрены иные механизмы перехода «коммунальной дееспособности» к другим правосубъектам. В юридическом смысле активная волевая деятельность составного правосубъекта будет блокирована на период до легитимного определения круга лиц, вмещающих в себя дееспособность составного правосубъекта. При этом юридическое лицо не теряет правоспособности и правового статуса в целом.

Этим мы пытаемся проиллюстрировать, что дееспособность в составных правосубъектах может концентрироваться в одном или нескольких элементах холической системы. При этом дееспособность не «занимается». Наличие опекуна составляет необходимое условие существования составного правосубъекта.

Аналогично ребёнок не "заимствует" дееспособность опекуна. Холический конгломерат ребёнок-опекун составляет в данном случае полного правосубъекта, поскольку лишь в таком сочетании присутствуют все необходимые элементы юридического статуса в указанном примере. Аналогично в случае отсутствия опекуна, как составного элемента, организация субъекта права принципиально невозможна.

Не удаляясь от важной аналогии с недееспособным ребёнком и опекуном, попытаемся обозначить общий принцип.

Элементами составного правосубъекта могут являться:

а) относительно неразумное существо, не обладающее поэтому дееспособностью, но участвующее в формировании социальной событийности хотя бы фактом собственного существования,

б) дееспособное существо - опекун, осуществляющий специфические права и обязанности, возникающие по причине существования первого элемента и только в связи с существованием этого элемента.

Теперь уместно заметить, что законы, относящиеся к правосубъектности недееспособных лиц, имеют главной целью регулирование "социальной активности" этого холического конгломерата, а не каждого элемента в отдельности. Поведение только опекуна регламентируется в рамках правоотношения недееспособное лицо - опекун, где недееспособное лицо фактически не рассматривается в качестве субъекта права вовсе.

В данном случае необходимо учитывать, что недееспособное лицо может иметь нескольких опекунов. В случае неправомерных действий опекуна, например физического лица, по отношению к недееспособному лицу опекунские функции может принимать на себя государство, и соответственный набор правоотношений с участием недееспособного лица восстанавливаются естественным образом. Но и в этой схеме недееспособное лицо не может обладать самостоятельной правосубъектностью. Следовательно, в любом случае мы будем иметь составного правосубъекта.

Для решения практических задач в судейских прецедентах и иных правовых ситуациях тонкости в понимании правосубъектности чаще всего проходят незамеченными.

Однако, как нам представляется, в современном обществе объективно назрела ситуация, в которой регулирующая роль закона в значительнейшей степени блокируется указанным дефектом теории.

Имеется ввиду отрасль экологического права, где законодатель часто бессилен обуздать разрушительную деятельность "разумного" человечества. Здесь пока отсутствует достаточно эффективный правовой "инструмент", который позволил бы сдвинуть проблему охраны природы с "мёртвой точки".

В том, что эта проблема не технического, а правового характера вполне очевидно. Уже сейчас существуют все возможности экологически безопасного производства и осуществления природосберегающей жизнедеятельности. Однако эти возможности оказываются во многом нереализованными, что, на наш взгляд, свидетельствует о недостатках именно теоретических основ права. Мы склоняемся к этому предположению, даже не смотря на интенсивную законотворческую деятельность в сфере охраны окружающей среды (3-14). Эти усилия разумного человечества по предотвращению экологической катастрофы через совершенствование закона с одной стороны иллюстрируют актуальность самой проблемы, а с другой - бессилие современного права решить эту проблему путём поверхностных усовершенствований существующей системы экологического права.

Можно попытаться предложить альтернативу, которая может получить некоторое обоснование с позиций "общей теории систем".

Идея состоит в формировании составных "экологических субъектов права", включающих популяцию или вид животных в качестве необходимого составного элемента наряду с разумным опекуном.

В настоящее время "опекунские" функции в природоохранной деятельности являются прерогативой государства. Государство «назначает» «опекунов» для живой природы (например, рыбинспекцию), обозначая правила их поведения в природоохранной деятельности в виде ведомственных инструкций. Критическим моментом здесь является правовая монополия государства, которое рассматривает все биологические организмы, обитающие на его территории, как объектов своей собственности. Из-за чего государство может защитить природу от всех, кроме самого себя. На практике получается так, что эффективность охраны природы находится в прямой зависимости от "добросовестности" чиновников. Право должно нарушить эту монополию в пользу "опекаемых" биологических конгломератов.

Для этого популяция или вид животных (или даже отдельное животное, если вид занесён в Красную книгу) должны приобрести опекунов не только в лице государства, но и физических лиц или юридических лиц, получивших лицензию и осуществляющих эту деятельность на профессиональной основе. В таком сочетании в составном юридическом лице присутствуют и недееспособный элемент, подобный новорожденному ребёнку, - вид или популяция животных в целом, а также разумный элемент - опекун, выступающий в качестве юридического представителя экологического лица (ЭЛ) в правовых отношениях. В данном случае приходится учитывать, что популяция или вид животных представляют собой "неяркие системы" с нечёткими границами. Однако это свойство не является принципиальным, поскольку, как мы пытались показать, абсолютно точных границ не может иметь ни одна система.

В этой схеме одна и та же популяция (или вид животных) при необходимости приобретает нескольких опекунов, помимо обязательно государства, ещё - и полноценно дееспособное лицо, получившее лицензионное право на осуществление целей профессиональной деятельности.

В чём состоят эти цели? Их может быть множество, при наличии двух основных:

Во-первых, - в правовой защите жизненных и имущественных интересов ЭЛ, участвующих в хозяйственной деятельности человечества (популяции промысловых животных) или получающих ущерб в результате этой деятельности (например, вытеснение аборигенной флоры и фауны с мест обитания).

Во-вторых, - получение материального вознаграждения дееспособными профессиональными участниками ЭЛ в соответствии с нормативами, устанавливаемыми государством для этого вида деятельности.

Рассмотрим несколько самых важных моментов, обозначающих правовой статус "экологических лиц".

Может показаться парадоксом, что естественные природно-биологические конгломераты могут иметь некоторые аналогии прав и обязанностей человека обозначенные в конституции.

Например, виды и популяции имеют "право на жизнь", что камуфлируется в известной правовой концепции "защиты биологического разнообразия" (3). В этом положении окольными путями законодатель пытается объяснить миру, что животные и растения имеют это право, начиная с уровня биологического вида. Если допустимо промышленное изъятие части популяции для потребительских целей, то полное уничтожение вида в сущности является обыкновенным "убийством" одновременно и "геноцидом".

Виды и популяции имеют "право на жилище", которое защищается многими нормативными актами, например в гл. 26 УК. Здесь это озвучено в форме запрета на уничтожение "критических мест обитания животных".

Фактически некоторые виды животных приобретают право и на собственность, что отражается в существовании специализированных фондов восстановления их численности.

Нетрудно при желании обнаружить ещё несколько конституционных аналогий, которые составляют права биологических видов. Поэтому предоставим эту увлекательную работу читателю и быстрее перейдём к обязанностям.

Популяции "обязаны" обеспечивать взаимное сосуществование в биотопах. Самой яркой иллюстрацией этого отношения является массовый промысел некоторых животных, например, рыб в северных морях. В данном случае биологический вид обязан обеспечивать существование человека. В сельском хозяйстве это отношение просматривается на уровне взаимодействия человека с холическими конгломератами животных, составляющих породу. В изъятии части популяции или части животных составляющих вид или породу для потребительских целей присутствует неявная аналогия с гражданскими правоотношениями.

Популяция, если её рассматривать как источник пищевого и промышленного сырья, фактически участвует в хозяйственном обороте. То есть вносит весомый имущественный вклад в экономику конкретных отраслей индустрии. Вклад этот допускает стоимостную оценку, что является важной предпосылкой установления гражданских правоотношений с ЭЛ. При этом изъятая часть популяции изначально выступает собственностью самой популяции в составе ЭЛ, если, конечно, признать наличие правоспособности, затем отчуждается в обязательном порядке согласно установленным нормативам и правилам (подобно налогам, которые должен выплачивать даже недееспособный ребёнок).

Сам промысел или сельскохозяйственная эксплуатация породы представляется юридическим фактом, в рамках которого "экологический правосубъект" вступает в обычные отношения собственности с другими правосубъектами. Специфика этих отношений состоит в том, что биологическиё конгломераты исполняют имущественные обязанности чаще всего "натуральным продуктом". Некоторые иные виды отношений менее распространены, хотя и не исключаются полностью, например, - использование гужевого транспорта.

Все животные, обитающие на планете, могут в зависимости от необходимости (не всегда это оправдано) приобретать правоспособность в составе ЭЛ за некоторым исключением. Вряд ли целесообразно будет наделять правовым статусом болезнетворные организмы, способные только вызывать массовую гибель других биологических организмов (например, вирусы СПИДа).

Таким образом, мы приходит к пониманию юридического статуса у некоторых биологических конгломератов.

Современная практика, несомненно, обгоняет свою теоретическую основу права в части понимания правоспособности биологических конгломератов и неявно оперирует составными экологическими правосубъектами.

В первую очередь это относится к биологическому виду "Homo sapiens" (человек разумный). Ведь в декларации "прав человека" собственно человек правоспособен просто как биологический вид в целом.

Несмотря на то, что разумное человечество существовало и до ХХ столетия, только сейчас (юридически) недееспособный биологический вид "человек разумный" приобрёл дееспособных "опекунов" в лице Организации объединённых наций (ООН) и других международных общественных организаций, пекущихся о правах человека. В данном случае опекаемый "человек разумный "составляет "скрытую" правовую систему, подверженную только трансцендентальному восприятию. Однако практика доказывает факт существования этой скрытой системы, холические интересы которой не совпадают ни с интересами конкретных личностей, ни с интересами корпораций*. Задача состоит распространить подобную практику также на взаимоотношения между другими популяциями или биологическими видами.

И в данном случае практика делает заметные шаги в этом направлении. Для иллюстрации стоит снова упомянуть, например, "концепцию о защите биологического разнообразия".

Законодатель всегда совершает ошибку, принимая только опекуна недееспособного лица за правосубъекта в целом. Это весьма распространённая практика, которая, тем не менее, часто позволяет эффективно решать назревшие проблемы. Однако развитие гуманоидной цивилизации фактически исчерпало возможности этого метода. Уместно обратиться к истории.

Естественные закономерности эволюции социумов в направлении усложнения государственности изначально порождают правовую формулу, в которой человек, как система естественно ограниченная и яркая, приобретает ведущее значение. В архаичных правовых моделях только личность видит законодатель в качестве носителя правосубъектных признаков.

Однако развитие хозяйственной деятельности неизбежно приводит к необходимости учёта специфических интересов некоторых составных хозяйствующих субъектов, объединяющих интересы группы "физических" лиц. Общий (холический) интерес этой системы иногда оказывается настолько не похожим на интерес составляющих эту группу правосубъектов, что система права, основанная на понимании правосубъектности только физических лиц, становится неэффективной по форме, и плохо отражает сущность устанавливающихся отношений. Тогда то и возникает потребность использовать составных правосубъектов, в частности "юридическое лицо", в качестве правовой категории, что можно проследить уже в римском праве.

Тем не менее, пример Англии показывает, что весьма эффективное право может быть выстроено и без яркой формулировки категории «юридическое лицо». Обозначение составного правосубъекта может осуществляться иными, хотя и более громоздкими способами. Однако потребности современной практики обусловливают неизбежную динамику английской правовой системы к полной ассимиляции категории ЮЛ.

Аналогично развитие объективных правовых отношений ставит человечество перед фактом необходимости ещё более полного учёта коммунальных интересов различных социально значимых составных правосубъектов, имеющих непосредственное отношение к хозяйственной деятельности, - биологических конгломератов, среди которых "человек разумный" представляется всего лишь равноправным членом, обладающим общими правами и обязанностями. Актуальность решения этой задачи возрастает по мере расширения антропогенного вмешательства в глобальные биологические процессы нашей планеты. Историческая тенденция в развитии составных правосубъектов неизбежно должна сопровождаться соответствующей модификацией права. В этом ракурсе ущемление со стороны хозяйствующего человека интересов других биологических видов, представляется не столько криминалом, но и во многих случаях деликтом, что должно найти адекватное отражение в структуре современной общеправовой модели.

Настоящим мы пытаемся прийти к выводу о том, что действенная охрана природы возможна лишь при подключении биологических конгломератов ("экологических лиц") к гражданскому процессу на правах составных правосубъектов (включающих одного или нескольких дееспособных опекунов). ЭЛ должны самостоятельно отстаивать собственные жизненные и имущественные интересы в квалифицированных экологических судах, возбуждая иски к конкретным нарушителям их "гражданских прав" (в том числе к государству) на конкретные суммы причинённого ущерба. Хотим мы этого или нет, биологические популяции в составе ЭЛ должны вступать в юридические отношения в статусе правосубъектов. Именно в этом просматривается единственно возможный путь сохранения «биологического разнообразия». Как показывает опыт исторического развития, лучшим средством правовой защиты правосубъекта является наличие у него его собственных денег. В приложении к правам биологических видов из этого правила также нет исключений. При этом практика компенсационных налогов за использование природных ресурсов должна постепенно уходить на второй план, как неэффективный способ обезличенного монопольно-бюрократического регулирования наиглавнейшей на сегодняшний день общесоциальной функции.

Стоит ещё раз упомянуть, что именно нарушение государственной монополии на природоохранную деятельность составляет главную цель в организации ЭЛ. Только в этом видится единственно надёжный способ, который позволит также снизить грандиозный размах элементарного бюрократического воровства компенсационных выплат за пользование природными ресурсами у тех биологических конгломератов, которые непосредственно терпят имущественный и жизненный ущерб от деятельности конкретных хозяйствующих субъектов.

Интересно, что практическое право и в решении данной проблемы обнаружило прогрессивный вектор развития быстрее своей теории. Эффективным средством защиты природы в развитых странах становится экологический аудит. В сущности, частные аудиторские компании осуществляют охрану природы на профессиональной основе в некоторой части так, как это представляется и в деятельности ЭЛ. Этот положительный опыт профессионального участия негосударственных организаций в охране природы может стать важной основой новой системы экологического права.

Необходимо также учитывать, что модификация правой формулы оказывает непосредственное влияние и на всю совокупность социальных норм. Это одна из веских причин, по которой законодатель склонен публиковать декларации общего характера, типа комплекса «естественных» прав человека. Очевидно, что практические задачи биологического выживания человечества определяют ныне необходимость распространения аналогичного подхода на весь комплекс жизненно и хозяйственно активных элементов общепланетарного масштаба.

Неизбежность этого пути просматривается уже сейчас во всей динамике экологического права. В данном случае правовой теории, пожалуй, предлагается пока только с пользой для дела назвать вещи своими именами.

Список литературы

1. С.А.Зинченко, В.В.Галов. «О природе правосубъектности в гражданском и предпринимательском праве» , журнал "Северо-Кавказский юридический вестник", №1, 2000 год (эл. версия опубликована на этом же сайте)

2. Гринь А.В. «Системные принципы организации объективной реальности», м., 2000. 300 стр. ( эл. версия на www.sasagreen.narod.ru)

3. Конвенция о биологическом разнообразии от 5 июня 1992 Рио-де-Жанейро

4. Декларация по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, 14 июня 1992 г.)

5. Конституция РФ,

6. Уголовный кодекс, гл.26,

7. Лесной кодекс Российской Федерации от 29 января 1997 г. N 22-ФЗ

8. Водный кодекс Российской Федерации от 16 ноября 1995 г. N 167-ФЗ.Статья 109

9. Закон РСФСР от 19 декабря 1991 г. N 2060-1 "Об охране окружающей природной среды"

10. Закон РСФСР от 19 декабря 1991 г. N 2060-1 "Об охране окружающей природной среды" (с изм. и доп. от 21 февраля 1992 г. и 2 июня 1993 г.)

11. О животном мире: ФЗ от 24.04.94 №52-ФЗ\\СЗРФ 1995 № 15 ст.1462

12. Федеральный закон от 23 ноября 1995 г. N 174-ФЗ "Об экологической экспертизе" (с изм. и доп. от 15 апреля 1998 г.)

13. Федеральный закон от 14 марта 1995 г. N 33-ФЗ "Об особо охраняемых природных территориях"

14. Декларация по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, 14 июня 1992 г.)

- Парадоксально, что цели наиболее совпадают у единичной личности и человечества в целом. Наибольшие расхождения можно наблюдать с уровня трудового коллектива до государства, т.е. в среднем звене социально-системного ограничения. То есть коллектив «отрицает» (по Гегелю) интересы единичной личности. По мере укрупнения «коллектива» до человечества в целом, коллективные цели начинают всё больше напоминать интересы личности.