Органы внутренних дел в зеркале криминологических исследований

ОРГАНЫ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ В ЗЕРКАЛЕ

КРИМИНОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

(Право и политика)

О.А.Мартыненко, к.ю.н.,

До недавнего времени внимание отечественной криминологии было сфокусировано преимущественно на преступниках и различного рода правонарушителях, в то время как деятельность органов внутренних дел рассматривалась исключительно с точки зрения осуществления последними функции предупреждения преступлений. Должное внимание уделялось законодательной системе и системе уголовной юстиции, поскольку они определяли перечень и рамки законов, нарушая которые индивид становился объектом криминологического изучения как правонарушитель и тем самым давал почву для проведения многочисленных криминологических исследований.

Тем не менее, развитие мировой криминологии не прошло мимо осознания того факта, что полицейские подразделения не воплощают и не могут воплощать требования закона полностью. Это было неизбежно по двум причинам. Во-первых, в реальной деятельности полицейский сталкивается с таким количеством случаев, которые могут быть истолкованы как правонарушения, что реагирование на каждый из них должным образом физически невозможно. Ввиду этого полицейский обычно выбирает, на какие из этих случаев он будет реагировать в первую очередь, а на какие – реагировать по мере возможности. Во-вторых, применение закона требует не только осознания, но и личной интерпретации его полицейским, особенно в затруднительных и неоднозначных ситуациях, когда норма закона не может быть применена механически. На практике это неизбежно приводит к субъективизму применения норм, из-за чего определенная часть правонарушений остается вне поля действия закона. Количество этих правонарушений, таким образом, в очень сильной степени зависит от того, как каждый конкретный полицейский будет оценивать ситуацию и толковать закон [1].

Вполне очевидно, что такое субъективное толкование закона всегда таит в себе опасность дискриминации, в результате чего «закон в действии» может сильно разниться от «закона в книгах». Именно поэтому полицейская деятельность попала под пристальное внимание криминологов, пытавшихся понять реальный механизм правоприменительной деятельности, но уже как детерминанты служебной преступности. Кроме того, потребовали своего освещения проблемы профессиональной деформации полицейских, субъективных детерминант их противоправного поведения, взаимодействия неформальной полицейской субкультуры и полицейского правосознания. В отечественной криминологии работы в указанном направлении получили свое освещение относительно недавно и поэтому осознание исторического формирования криминологической мысли в отношении проблем правоохранительных органов, по мнению автора, является своевременным и актуальным с точки зрения дальнейшего развития современной науки.

В своей исторической ретроспективе криминология до наступления периода позитивистского подхода изначально акцентировала внимание всего лишь на определении и сравнении дефиниций «преступление», «преступник», «контроль над преступностью». В этот так называемый «докриминологический» период представители классической школы, связанной с именем Ч.Беккариа ставили систему уголовной юстиции в центр своих аналитических и концептуальных изысканий, направляя свои усилия прежде всего на построение рациональной и эффективной системы уголовного права и юстиции[2]. Проблема правонарушений в системе правоохранительных органов не выделялась первоначально в разряд самостоятельной также по той причине, что большая часть европейских стран того времени принадлежала к типу так называемого "полицейского государства".

"Полицейские государства", возникшие в 17 столетии и достигшие расцвета в 18 веке, назывались так не потому, что имели полицейские органы, а потому, что администрация в силу полицейской власти могла позволить себе все, не зная никаких правовых границ. Органы государственного управления могли предъявлять любые требования и осуществлять путем принуждения все, что по их мнению, было необходимо для общественного блага и общественной пользы. Из курса истории государства известно, что изначально слово "police" (полиция) совпадало по своему значению с государственной деятельностью (“policing”) и в ряде документов являлось синонимом хорошего состояния, общественного благополучия. Так, например, в ранних германских документах "gute Polizei" означало порядок (Нюрнбергский указ 1492 года).

Развитая в рамках политической экономии 18 века «наука полиции» включала в термин «полиция» всю деятельность по управлению государством и общественным порядком с помощью экономической, социальной и культурной политики[3]. Понимание полиции как «совокупности государственных учреждений и действий, имеющих целью (посредством применения государственной силы) удалить внешние препятствия, заграждающие путь всестороннему развитию общества, которые не в состоянии удалить отдельные лица либо дозволенный союз этих лиц» безоговорочно разделялось и поддерживалось всеми ведущими политическими экономистами того времени – от А.Смита до Бентама[4]. При этом подразумевалось, что защиту от правонарушений обязаны предоставлять учреждения правосудия и юстиции, доставление же всякой иной помощи выпадало на долю отрядов полиции, являвшихся всего лишь малой частью полицейских проектов.

Следует отметить, что для европейского сообщества той эпохи вопросы соблюдения законности полицейскими подразделениями поглощались более глобальной идеей – ограничением полицейской власти и уменьшением её компетенции с помощью норм естественного права. Поскольку полиция и государство были единым целым, все действия полицейских чиновников рассматривались, как совершенные во благо государства, а отсутствие правовых механизмов воздействия на полицию со стороны граждан делали ее практически неуязвимой для общественного мнения и критики.

Рассматривая полицию, как специфическую административную деятельность, проявляющуюся в повелеваниях и принуждении, и желая не столько определить понятие полиции, сколько ограничить объем полицейской власти, юридические школы континентальной Европы в 18 веке пришли к важному заключению. Полиция, по их общему мнению, была призвана служить не цели благосостояния государства в целом, а только цели охраны. Иными словами, цель полиции заключалась в охранении порядка и в устранении опасностей, а не в заботе о благосостоянии граждан, что должно было являться предметом деятельности других государственных служб.

Не менее важным было принятие тезиса о том, что понятия "полиция" и "принуждение" в юридическом аспекте не совпадают, а только пересекаются, поскольку полицейская деятельность не всегда связана с применением принуждения (предупреждение публики об угрожающей опасности, полицейские меры надзора, расследование преступлений). В качестве исходного было принято следующее соотношение понятий полиции и принуждения: полиция имеет право применять принуждение (естественно, в виде допущенных законом принудительных средств) только в тех случаях, когда она без этого не в состоянии выполнить свои задачи.

акрепление приведенных положений в правовых школах Европы было завершено к концу 18 века в порядке обычного неписаного права (Франция, Пруссия), либо обычного права (Саксония и др.). Главное историческое значение этого процесса заключалось не только в том, как определялись понятие и круг действий полиции, но и в том, что впервые в законодательном порядке ограничивалась полиция и полицейская власть. По признанию самих юристов "…самая сильная, самая опасная для свободы отдельных лиц сторона государственной власти была этим в принципе превращена из беззаконной в закономерную деятельность, и таким образом, внутри полицейского государства частично осуществилось правовое государство"[5].

Сегодня термин «policing» предлагается к пониманию не как сугубо полицейская активность, но как форма социального контроля, специфическая государственная деятельность по поддержанию общественного порядка. Если полиция существует не в каждом обществе, то функция государства по охране правопорядка («policing») является универсальной категорией. Западная криминология имеет внушительную библиографию, посвященную истории теоретических споров ученых позитивистского толка с представителями критического направления (структуралистами и марксистами в том числе) о природе социального контроля, его функции и способе осуществления. В соответствии с теоретическим направлением исследователей предлагались и различные понимания того, как и в каком объеме должна выполнять свои функции полиция[6].

В целом европейское сообщество, по замечаниям большинства криминологов, склонно фетишизировать роль полиции, видя в ней неотъемлемую часть общественного порядка, «…тонкую голубую линию, защищающую мир от хаоса»[7]. Однако такое понимание полиции – скорее дело стереотипов общественного сознания, нежели результат рационального познания. Изучение государств различных формаций показывает, что полиция как специализированный орган присутствует далеко не в каждом государстве и естественно, далеко не всегда в том виде, в каком ее привыкли видеть европейцы. Доисторические общества обходились вообще без формализованных форм социального контроля и охраны порядка. Антропологическое исследование 51 доиндустриального общества, например, проведенное в середине прошлого века, помимо прочих феноменов выявило наличие полиции как специализированного вооруженного отряда для поддержания правопорядка лишь в 20 из этих обществ[8].

В ходе длительной исторической трансформации полиция европейского континента была сформирована как государственное агентство, чьи представители в униформе патрулируют общественные места, наделенные при этом широкими полномочиями по контролю над преступностью, поддержанием общественного порядка и оказанию помощи населению. Вторая часть полиции, не облаченная в униформу, выполняет функции расследования уголовных преступлений и административного руководства служебной деятельностью. При этом полиция является специальным органом, имеющим прерогативу на законное применение силы в целях обеспечения общественной безопасности и правопорядка.

Интересен в связи с этим взгляд бывшего начальника Департамента полиции А.А. Лопухина, категорически выступавшего против военной организации органов внутренних дел и существования в полиции того времени воинской дисциплины. По мнению А.А. Лопухина, воинская дисциплина оправдывает себя только во время боевых действий, к которым полиция не имеет непосредственного отношения. В повседневной же работе воинская дисциплина заглушает инициативу, делает мышление стандартным, не побуждает к самостоятельному поиску, что на корню убивает развитие профессионально значимых качеств настоящего полицейского. Гражданские, избирательные основы также не подходят для организации полицейской работы, поскольку для формирования когорты руководителей необходимо их выдвижение в зависимости от профессиональных качеств, а не от симпатий граждан-избирателей, которые относительно специфики правоохранительной деятельности в основной своей массе являются дилетантами[9].

В Российской империи, однако, архаизмы "полицейского государства" существовали еще длительное время. Так, например, вплоть до революции 1917 года большинство российских кодексов не устанавливало каких-либо общих начал по вопросу ответственности государства за вред, причиненный должностными лицами. На практике при выяснении спорных вопросов решения суда были весьма разнообразными. Одним из наиболее показательных являлся случай, когда в одном из губернских городов важный преступник, преследуемый полицией, забежал в частный дом, заперся в нем и стал отстреливаться. Губернатор, не желая рисковать полицейскими, велел поджечь дом. И дом, и преступник были уничтожены в огне пожара. Владелец дома подал в суд прошение о компенсации причиненного ущерба, поскольку по закону подобное распоряжение губернатор имел право отдавать только в условиях военного времени или осадного положения. Однако судом решение губернатора не было признано превышением власти, поскольку согласно ст.340 Уложения о наказаниях губернатор при наступлении чрезвычайных обстоятельств имел право принимать меры, не предусмотренные законом[10].

Государство в таких случаях не несло ответственности за действия, совершенные должностным лицом во благо общества. Иск домовладельца к губернатору как к частному лицу также не мог быть принят, поскольку, отдавая приказ об уничтожении дома, губернатор выступал в качестве представителя государственной власти. По этим же соображениям апелляция домовладельца в Сенат также была отклонена. Аналогичный исход имело подавляющее большинство дел в отношении случаев злоупотреблений властью со стороны полицейских чиновников. К этому следует добавить и то немаловажное положение, что для большинства граждан на практике не существовало демократических условий для преследования полицейских чинов в случае противоправного поведения последних. Согласно установленному порядку судопроизводства, для возбуждения уголовного дела в отношении полицейского чиновника гражданин-истец должен был предварительно получить на это письменное разрешение от полицейского руководства губернии. Само собой разумеется, подобные разрешения выдавались в исключительных случаях, когда преступление полицейского получало широкую огласку и приобретало общественный резонанс.

К пережиткам "полицейского государства" следует отнести и набор на низшие полицейские должности, который длительное время после образования министерства внутренних дел (с 1802 года по 1874 год) оставался принудительным, а не контрактным. По действовавшему закону полицейские команды комплектовалась исключительно за счет низших армейских чинов, ставших негодными к строевой службе вследствие приобретенных увечий и продолжавших отбывать воинскую повинность уже на должностях полиции при столь же мизерном жаловании. Авторы исторического обзора, посвященного столетию министерства внутренних дел в 1902 году, при всей своей лояльности вынуждены были признать, что такие команды были «малоспособны к полицейской службе и небезупречны по поведению». А проведенная министерством внутренних дел еще в 1847 году внутренняя ревизия 27 губерний показала, что злоупотребления в полиции, достигшие государственных размеров, угрожают ее дальнейшему функционированию и требуют немедленного реформирования полицейских подразделений[11].

Российские правоведы начала ХХ века отмечали также роль неудовлетворительного материального содержания полиции в росте количества корыстных правонарушений среди личного состава. Отсутствовал контроль за деятельностью полиции со стороны печати и общественных организаций, поскольку и свобода печати, и создание организаций сами находились под неослабным контролем полиции. Более того, в конце прошлого века был издан специальный указ, запрещавший негативно освещать действия полиции в печати, под карательные санкции которого могла подпасть любая информация критического характера. Некоторое послабление в этой части наблюдался только после первой русской революции 1905 года, когда стали возможными немногочисленные публикации о деятельности полиции, при этом автор часто обозначался только инициалами, а то и просто не указывался в исходных данных.

Советский период не привнес значительных успехов в области криминологического изучения отечественных органов внутренних дел. Исследования проблем развития правоохранительных органов, перспектив их реформирования, причин правонарушений среди личного состава были немногочисленны, носили явно выраженный политический оттенок, а результаты были доступны только для крайне ограниченного круга руководителей. К этому следует добавить и научную самоизоляцию, не позволившую своевременно и достойно оценить позитивистское направление в зарубежной криминологии и особенно - прорыв под знаменем «теории стигмы», которая в начале 1960-х годов проложила дорогу новым радикальным и критическим направлениям в криминологии[12].

Отправной точкой новых подходов явилось рассмотрение проблем, структуры и функционирования системы уголовной юстиции, равно как и изучение индивидов, помеченных клеймом преступников. В рамках данного подхода поведение и деятельность сотрудников уголовной юстиции впервые стали рассматриваться не как автоматический профессиональный ответ на патологические девиации, а как процесс взаимодействия с правонарушителями, носящий явно индивидуальную и политическую окраску. Новое направление определило также проведение многочисленных исследований о влиянии организационных и культурологических детерминант на формирование тех стереотипов полицейского поведения, которые впоследствии приводят к совершению ими правонарушений[13].

Именно с этого момента деятельность полиции стала одной из тем криминологических исследований, основные направления которых можно разделить на следующие:

-      сущность системы социального управления и место полиции в ней;

-      осмысление феномена дискреции, т.е. ситуаций, когда полиция действует по собственному усмотрению на основании личного профессионального опыта. Это означает, прежде всего, что закон не переносится автоматически в полицейскую практику, а зависит от личности того, кто применяет этот закон на практике;

-      изучение того, какие образцы берутся полицейскими в качестве стандарта в ситуации, когда полиция действует по своему усмотрению и каковы социальные последствия таких действий полиции

-      разработка эффективного контроля за процессом принятия полицией решений.

Систематическое изучение полиции началось практически одновременно в США и Великобритании. В США основной темой прикладных исследований стали проблемы соблюдения прав человека, что связано, прежде всего, с внутренней политической ситуацией. Американское общество пришло к осознанию и признанию того, что полиция на практике отступает от положений закона, результатом чего чаще всего является нарушение прав человека и случаи дискриминации. Законодатели, политики и юристы видели выход из создавшегося положения в разработке более детальных и жестких предписаний, регламентирующих деятельность полиции (в соответствии с основными положениями Верховного Суда 1966 года, известными как MIRANDA).

Специалисты в области уголовного права и криминологии сосредоточили свои усилия на анализе причин полицейских правонарушений, предлагая более конкретные рекомендации для устранения имеющихся недостатков[14]. Социологи одновременно изучали такие аспекты, как взаимосвязь процесса совершения правонарушений и роль полиции в обществе, ее организация, структура, культура и личность полицейского [15].

Кульминацией этого раннего периода исследований проблем полиции в США можно считать широкомасштабное исследование Рейса и Блэка для президентской комиссии 1967 года по вопросам правоохранительной деятельности, вызванное волной массовых городских беспорядков[16].

Президентская комиссия в силу заметных политических перемен в США в конце 1960-х стала играть одну из ведущих ролей при определении характера и направления исследований деятельности полиции. Так, место проблем соблюдения гражданских прав заняло изучение вопросов укрепления закона и правопорядка. С рассмотрения природы полицейских правонарушений акцент дискуссий сместился на обсуждение управленческих и технических аспектов повышения эффективности работы полиции. Президентская комиссия основала также Администрацию по поддержке правоохранительной деятельности, которая финансировала исследовательские проекты, посвященные развитию и повышению эффективности полицейских подразделений[17]. Это породило своеобразную индустрию полицейских исследований, проводимых вне академических школ и университетов. Хотя такие узко ориентированные и прагматические исследования и являются необходимым источником эмпирических данных для академической науке, тем не менее громадное их количество в 1970-х годах практически заслонило редкие работы по теоретическому осмыслению места полиции в обществе и других исследований критическо-философского содержания в области изучения полиции.

Если курс 60-х годов на повышение законности полицейской работы и расширение степени ее подотчетности обществу вступал в противоречие с идеями 70-х о повышении эффективности работы полиции и степени ее контроля над преступностью, то в начале 1980-х годов наметился новый подход, синтезировавший ранее противоречащие друг другу тенденции в развитии полиции. Исследователи, политики, равно как и руководители полицейских подразделений пришли к единодушному выводу, что две указанные тенденции являются неразрывно связанными и могут быть представлены воедино в подходе, названном «community policing», т.е. полицейской деятельностью, ориентированной на нужды населения и местных общин в целом [18].

Источником исследовательских работ в Великобритании являлась своего рода комбинация изменений правоохранительной политики, теоретических положений криминологии и социологии, а также наработок в области общественных наук. Начатые, в отличие от США, еще в послевоенный период, британские исследования на протяжении 50-х годов в хвалебном тоне поддерживали сложившийся положительный стереотип британского «бобби», предлагая всему миру британскую модель полиции как образец для подражания[19].

Британская полиция изначально виделась как цивильное, минимально вооруженное подразделение; обладающая в деле превенции преступлений таким же объемом юридических полномочий, как и сами граждане; строго придерживающаяся закона в своей деятельности; изолированная от политического влияния и правительственного контроля. Этот миролюбивый и мифический образ «бобби» активно поддерживался правительством с самого начала, что позволяло справляться с давлением оппозиции, протестовавшей против самого факта создания полиции и видящей в ней еще один карательный аппарат монархии. И хотя в колониальных филиалах (Ирландия, Индия) гражданская модель британской полиции вскоре трансформировалась в сторону милитаризации, дружеский стереотип полиции продолжал свое существование до 60-х годов ХХ столетия. К этому времени полиция стала своего рода символом нации и пользовалась несомненной поддержкой рядовых британцев. За фасадом внешнего благополучия, конечно, имели место злоупотребления властью и правонарушения, но в силу консерватизма британского общества они длительное время не становились предметом общественных скандалов[20].

И лишь участившиеся резонансные случаи, связанные со злоупотреблениями полицейских чинов, заставили премьер-министра образовать в 1959 году Королевскую комиссию по рассмотрению роли, организации и подотчетности полиции. Отчет комиссии о структуре и деятельности полиции, проникнутый духом беспристрастия и объективности, был своего рода холодным душем для полицейского руководства, чья работа не подвергалась столь тщательному рассмотрению с момента образования британской полиции в начале 19 века.

Самые первые социологические исследования о полиции были также выполнены в духе беспристрастности. Книга М.Бентона «Полицейский в обществе» - первая эмпирическая работа в этой области - проложила начало для последующей волны исследователей, видящих роль полиции не столько в выполнении правоохранительной функции, сколько в оказании «миротворческих», гармонизирующих общественный порядок услуг населению[21]. Идея о миротворческой функции полиции оформилась в Британии как в результате стремления самой полиции поддерживать правопорядок некарательными мерами, так и под воздействием присущих британскому обществу традиционных взглядов на функции полиции. Обратясь к истории, мы можем без труда отметить это совершенно специфическое отношение британцев к соблюдению своих гражданских свобод, в силу чего любой вид полицейского надзора усматривался и усматривается ими до сих пор как угроза гражданским свободам. В свое время подобное отношение было одной из главных причин длительного отсутствия в Великобритании настоящей полиции, когда поддержание порядка и охрана имущества было делом самих граждан, несших бесплатно полицейскую службу и выполнявших обязанности мировых судей. И только волна преступности, захлестнувшая Лондон в 30-х годах 19 века, послужила отправной точкой создания Скотланд-Ярда[22].

Работа М.Бентона также очертила необходимость и взаимосвязь формального и неформального социального контроля за действиями полиции, а также впервые выделила такие базовые характеристики полицейского сообщества, как подозрительность, внутренняя солидарность и социальная изоляция. Впоследствии ключевые положения Бентона были развиты в исследованиях британских и американских авторов.

Молодые британские ученые в начале 1970-х годов уделили довольно пристальное внимание неформальной организации и субкультуре полиции, надеясь таким образом выйти на решение проблемы разработки новых правил и законодательных рамок для полиции. Обнаруженные ими феномены бюрократии, военизированной муштры в соединении с беспринципностью и злоупотреблениями властью легли в основу политизации процесса реформирования полиции[23]. «Закон и порядок» стало ключевым словосочетанием в программах многих политических лидеров, а сама полиция становится объектом постоянного политического контроля, особенно во время предвыборных кампаний.

Одновременно в академическом мире множилось число работ по вопросам полиции, выполненных в рамках критического и марксистского подходов, основанные на либеральных и даже радикальных ценностях[24]. Одни из них предлагали исторический анализ роли полиции в обществе через понятие конфликта классов, другие рассматривали необходимость подотчетности и подконтрольности полиции обществу. В целом же сохранялось превалирование практически ориентированных исследований, что объяснялось быстро расширяющейся областью проблем управленческой деятельности в полиции.

Отдельно стояли исследовательские работы, проводимые под эгидой государственных органов, в том числе и под патронатом самой полиции. Вопреки своей природе, данные исследования по своему стилю и выводам не всегда были узковедомственными и некритичными. Некоторые из них были далеки от солидарности с управленческим стилем и духом корпоративности, царящими в полиции. Так, например, одна из первых независимых работ, проведенная Институтом политических исследований по заказу лондонской полиции, представила весьма нелицеприятный портрет полицейских подразделений, что послужило в дальнейшем отправной точкой для реформы столичной полиции[25].

Последние десятилетия привнесли немало проблем в правоохранительную деятельность: случаи коррупции и злоупотреблений властью среди полицейских чинов; волна обвинений против полиции по фактам расизма и дискриминации; участившиеся случаи массовых беспорядков и милитаризация полицейской тактики; рост преступности и неверие общества в возможности полиции; уменьшение общественной подотчетности и самоизоляция полиции от общества. Руководство полиции большинства европейских стран сумело осознать перечисленные проблемы и постаралось реформировать свою деятельность. Были пересмотрены концептуальные основы и стандарты управления, усилена профессиональная подготовка полицейских, ускорено делопроизводство, деятельность полиции была заново переориентирована на помощь обществу и стала более открытой для гражданского контроля.

Кроме изложенных замечаний необходимо отметить, что в криминологии последних двух десятилетий вопрос о вкладе полиции в поддержание правопорядка и ее роли в контроле над преступностью является весьма дискуссионным ввиду того, что современное общество характеризуется постепенным разделением полицейских функций и передачей некоторых из них другим, неполицейским организациям и агентствам.

Так, например, функции охраны правопорядка могут осуществлять отдельные категории специалистов в различных организациях либо государственные организации, в чью компетенцию охрана правопорядка входит как второстепенная функция (в Великобритании, например - полиция министерства атомной энергии, подразделения констеблей по охране парков и заповедников, британская транспортная полиция министерства путей сообщения, службы безопасности частных фирм и компаний).

Функции полиции могут быть осуществлены рядовыми гражданами в виде их добровольного участия в работе как государственных полицейских подразделений, так и других общественных объединений по охране общественного порядка. Функции охраны правопорядка частично могут брать на себя воинские подразделения, особенно в случае локальных боевых конфликтов и чрезвычайных ситуаций. Иные категории государственных служащих и работников частных фирм также часто осуществляют функцию контроля за преступностью в рамках своей основной деятельности (дежурные и горничные в гостиницах, продавцы-ассистенты магазинов и супермаркетов, операторы видеоконтроля в аэропортах, вокзалах, метрополитене и т.д.). Тем не менее, в общественном сознании охрана правопорядка связана прежде всего с прерогативой полиции.

Анализируя сказанное, целесообразно будет констатировать прежде всего факт осознания как криминологами, так и законодателями того, что функция социального контроля за надлежащим состоянием правопорядка может осуществляться посредством различных технологий и различных профессиональных объединений. И, следовательно, полиция в процессе осуществления государством функции социального контроля является одним из главных, однако далеко не единственным и не универсальным средством на современном этапе развития мирового сообщества.

В связи с этим на повестку научного обсуждения вышли вопросы конкретной области работы полиции. Большинство полиций мира выполняет довольно обширный перечень задач - от контроля за дорожным движением до борьбы с терроризмом. Должна ли полиция, помимо этих задач, выполнять еще и функцию предупреждения преступлений (американская модель community policing) или должна отдать ряд функций другим государственным органам? Должна ли она ограничить свою деятельность патрулированием улиц и расследованием преступлений, делегировав борьбу с террористами и контроль над массовыми беспорядками другим военизированным органам? Каково должно быть соотношение вооруженной и невооруженной полиции, муниципальной и государственной? На эти вопросы каждая страна ищет свои способы решения в зависимости от уровня социально-экономического развития, соотношения видов преступности, понимания обществом роли и полномочий полиции. Надеемся, что и отечественные школы криминологии смогут внести в этот сложный процесс свои предложения и идеи.

СПРАВКА ОБ АВТОРЕ

1.         Мартыненко Олег Анатольевич, кандидат юрид.наук

2.         Доцент кафедры уголовного права и криминологии Национального университета внутренних дел МВД Украины

3.         Сфера научных исследований: криминология; природа противоправного поведения в органах внутренних дел; уголовно-правовые и этические нормы регулирования правоохранительной деятельности

[1] The Oxford Handbook of Criminology. Oxford: Oxford University Press, 1997, pp.1002-1004.

[2] Void, G. and Bernard, T. Theoretical Criminology, 3rd ed. New York: Oxford University Press, 1985

[3] Rawlings, P., 'The Idea of Policing and History', Policing and Society, 5, 1995, pp. 129-149

[4] Моль Р. Наука полиции. СПб, 1871 с.3

[5] Аншютц Г. Полиция (пер. с нем.) – Журнал Министерства юстиции, №7, 1911, с.113

[6] G.Littlejohn, B.Smart, J.Wdkeford ed., Power and the State. London: Croom Helm, 1978; Becker, S. and Stephens, M., ed., Police Force, Police Service. London: Macmillan, 1994

[7] The Oxford Handbook of Criminology. Oxford: Oxford University Press, 1997, p. 997

[8] Shwartz R.D. and Miller, J.C. 'Legal Evolution and Societal Complexity', American Journal of Sociology, 70, 1964, pp.159-169

[9] Лопухин А.А. Настоящее и будущее русской полиции. Из итогов служебного опыта. М. 1907, c.61

[10] Гусаковский П.Н. Вознаграждение за вред, причиненный недозволенными деяниями – Журнал Министерства юстиции, СПб., №9, 1912, с.1-40

[11] Некрасов В.Ф., Борисов А.В. Органы и войска МВД России. Краткий исторический очерк. М., 1996, с.26

[12] Taylor, I., Walton, P.and Young, J., The New Criminology. London: Routledge, 1973; Downes, D. And Rock, P., Under­standing Deviance. Oxford: Oxford University Press, 1988

[13] Piliavin, I. and Briar, S., 'Police Encounters With Juveniles', American Journal of Sociology, 70, 1964, pp. 206-214; Bordua D., ed., The Police. New York:Wiley, 1967

[14] Reiner R., Policing. Vol. I and II. Aldershot, Dartmouth, 1996

[15] Skolnick J., Justice Without Trial. New York: Wiley, 1966; Bordua D., ed, The Police Six Sociological Essays. New York: Wiley, 1967

[16] Reiss A. and Black D., 'Patterns of Behaviour in Police and Citizen Trans­actions', in US President Commission on Law Enforcement and the Administration of Justice Studies in Crime and Law Enforcement in Major Metropolitan Areas. Field Surveys III 2. Washington, DC. US Government Printing Office, 1967

[17] Platt A. and Cooper L , ed., Policing of America. Chicago: University of Chicago, 1974

[18] Greene, J. and Mastrofski, S., ed., Community Policing: Rhetoric or Reality?New York Press, 1988

[19] Clarke A. (1983), 'Holding the Blue Lamp Television and the Police in Britain' Crime and Social Justice, 19, 1983, pp. 44-51; Reiner, R.'The Politics of Police Research', in M.Weatheritt, ed., Police Research: Some Future Prospects. Aldershot Avebury, 1989

[20] Mark R., In the Office of Constable. London, 1978

[21] Banton M., The Policeman in the Community. London: Tavistock, 1964

[22] Торнвальд Ю. Век криминалистики: Пер. с нем. – 3-е изд.-М.:Прогресс, 1991, c.56

[23] Gouldner, A., Patterns of Industrial Bureacracy. London: Routledge, 1954

[24] Leishman F., Loveday B. and Savage S., ed. Core Issues in Policing. London: Longman, 1996

[25] Smith D. et al., Police and People in London. Vols 1-4. London Policy Studies Institute, 1983