Григорий Распутин

Реферат

по истории России на тему:

"Григорий Распутин"

Григорий Ефимович Новый (Распутиным он был назван позже за его распутную жизнь) родился в селе Покровском, Тюменского уезда Тобольской губернии, в 1863 г. У его отца Ефима Васильевича, земледельца и рыболова, был, по видимому, некоторый достаток:. Так, известно, что он был собственником ветряной мельницы.

Маленький Гриша, росший среди девственной природы далекой Сибири, уже в отрочестве глубоко задумывался о тайнах бытия и о боге.

«В 15 лет, — вспоминал он много лет спустя,—в моем селе, в летнюю пору, когда солнышко тепло грело, а птицы пели райские песни, я ходил по дорожке и не смел идти по середине ее. Я мечтал о боге. Душа моя рвалась в даль. Не раз мечтая так, я плакал и сам не знал, откуда слезы и зачем они. Постарше, с товарищами подолгу беседовал я о боге, о природе, о птицах. Я верил в хорошее, в доброе и часто сиживал я со стариками, слушая их рассказы о житии святых, о великих подвигах, о больших делах, о царе Грозном и многомилостивом Так прошла моя юность. В каком-то созерцании, в каком-то сне... И потом, когда жизнь коснулась, дотронулась до меня, я бежал куда-нибудь в угол и тайно молился... Неудовлетворен я был... На многое ответа не находил... И грустно было. И стал я попивать".

Пьянство, как известно, до добра не доводит, и из благочестивого отрока вышел в конце концов не верный помощник своему отцу в хозяйстве, а "блудодей", табакур, вор и хулиган, которого нередко колотили почтенные отцы семейств и даже неоднократно, по приказанию исправника, наказывали розгами. Бывало, едет он за хлебом или за сеном в Тюмень (что в 80-ти верстах от села Покровского), а возвращается домой ни с чем, без денег, пьяный, избитый, а часто даже без лошадей.

Но вот, к 30-ти годам, на многогрешного Григория нисходит благодать, изменяющая его жизнь.

Случилось это так: Однажды пришлось Григорию отвезти в Тюмень студента духовной академии, монаха Мелетия Заборовского, ставшего впоследствии ректором Томской духовной семинарии. Студент-монах во время этой поездки произвел на Григория своей благочестивой беседой такое впечатление, что тот тут же «одумался», покаялся и вскоре круто изменил образ жизни. С этого времени (с 1893 г) и начинается, собственно говоря, «житие» старца Григория — житие, сразу же отмеченное чудесами.

Так, во время молотьбы, когда над его святостью смеялись домашние, он воткнул лопату в ворох зерна и, как был, пошел по святым местам. Ходил целый год. Много видел, много слышал. Пришел домой... в хлеву у себя выкопал пещеру и молился там богу две недели. Через некоторое время пошел опять странствовать. Повелел это ему святой Симеон Верхотурский. Он явился ему во сне и сказал - «Григорий! Ищи, странствуй и спасай людей» Он и пошел. На пути в одном доме он повстречал чудотворную икону Абалакской божьей матери, которую монахи носили по селениям. Григорий заночевал в той комнате, где была икона. Ночью проснулся, смотрит, а икона плачет,—и слышит он такие слова: «Григорий, я плачу о грехах людских; иди, странствуй, очищай людей от грехов их и снимай с них страсти».

Григорий послушался приснившейся ему иконы и пошел странствовать.

Где он только не был на богомолье? — и в Верхотурье, и в Саровской пустыне, и в Одессе, и в Киеве, и в Москве, и в Казани, и даже в Петербурге. Возвратившись из своего долгого странствия, он стал еще богомольней, чем раньше, доходя до того, что при молитвах в церкви, на глазах всего народа, бил лбом о пол до крови.

С этого времени стал Григорий уже не говорить, а изрекать, подолгу задумываясь прежде, чем подарить ответом. Ответы его, загадочные, отрывистые, стали походить на пророчества и чтение в сердцах людских. Слава праведника стала вскоре распространяться далеко за пределами села Покровского. Особенно девушки и женщины, как наиболее отзывчивые и чуткие по сравнению с мужчинами, стали следовать за Григорием, как за «старцем», властным спасти человеческие души.

Преисполненный духа отшельничества, любил «святой старец» удаляться на молитву в окружавшие село Покровские леса, взбираться на деревья и водружать на них кресты во славу божию. Ходили за ним вслед сюда и его поклонницы, которых он любовно звал своими «сестрами». Все они по большей части были молодые, красивые, страстно веровавшие и искавшие спасения девушки. Круто молился с ними «старец» в лесной тишине и, с ублаженным молитвою сердцем, горячо целовал их, обнимал, ласкал, а нередко в восторге подвижническом, и плясал с ними вместе, радуя тем бога и милуя сестер.

Правда (много врагов в мире даже и у праведников), жаловались односельчане Григория начальству, будто губит он деревню порчей девок и что много уже изб, куда бедные подбрасывают новорожденных младенцев. Слава «старца», однако, от этого не только не потускнела, а еще ярче разгорелась.

И стали к нему вскоре приезжать в Покровское со всех сторон России, а кто приехать не мог, засыпали его письмами и телеграммами, прося благословения, заступничества перед богом или совета. И были среди них послания и от важных генералов, и от великосветских дам, и даже от архиереев.

В 1903 г. вступил отец Григорий и в широкий свет.

Случилось это после знакомства «старца» с купчихой Башмаковой, с коей встретился он на одном богомолье, куда прибыла Башмакова, только что похоронившая мужа. Святой «старец» утешил ее, и привязалась она сердцем к нему, не жалея на добрые дела своего миллионного состояния. Повезла его купчиха знакомить с близкими ей людьми сначала в Казань, потом в Киев, Москву и, наконец в Петербург, где «старец» произвел на Иоанна Кронштадтского огромное впечатление и получил от него напутствие помогать людям, служа как бы правой рукой о. Иоанна.

Хотя Иоанн Кронштадтский и был тогда вхож во дворец, но не через него, однако, сподобился «царь-батюшка» свести знакомство с «отцом Григорием», а через ректора духовной академии отца Феофана, которого глубоко чтили великие князья Николай и Петр Николаевичи, а еще больше их жены Анастасия (Стана) и Милица Николаевны, взгляды коих на «божьих людей» разделяли и глубоко-верующие в них царь и царица.

Ко времени знакомства со «старцем» полные всевозможных предрассудков, суеверий, «примет» и т. п., страхом за свою жизнь и в особенности за здоровье больного наследника, внемлющие всяким мистическим бредням, вместе с тем обуреваемые похотью, Николай II и Александра Федоровна нашли, наконец, в Распутине того "Друга" и господина их мыслей и чувств, которого так долго не хватало рабским душам этих властителей над шестой частью земного шара.

Распутин же, если не сразу, но все же очень скоро понял положение, в какое ставила его психическая неуравновешенность его высоких покровителей, и сумел сделать отсюда выводы, открывавшие ему доступ к целому ряду «чудес» в сфере государственного правления Российской империей. В этой сфере Распутин стяжал себе куда большее право на звание «чудотворца», чем в сфере мистико-религиозной.

«Царский лампадник", как его официально титуловали во дворце, Отец Григорий, на первых же порах своей придворной карьеры, стал в действительности ближайшим царским советником, ходатаем за царя перед богом и посредником между этими почтенными правителями.

Очень верную, сравнительно, характеристику роли Распутина в этот первый период его «государственной» деятельности дает нам хорошо знавший «старца» директор департамента полиции С. П. Белецкий. «Войдя в высочайший дворец,—пишет он,—при поддержке разных лиц, в том числе покойных С. Ю. Витте и князя Мещерского, возлагавших на него свои надежды с точки зрения своего влияния в высших сферах, Распутин, — пользуясь всеобщим бесстрашием, основанным на кротости государя, ознакомленный своими милостивцами с особенностями склада мистически настроенной натуры государя, во многом по характеру своему напоминавшего своего предка Александра I,—до тонкости изучил все изгибы душевных и волевых наклонностей государя, сумел укрепить веру в свою прозорливость, связав со своим предсказанием рождение наследника и закрепив на почве болезненного недуга его высочества свое влияние на государя путем внушения уверенности, все время поддерживаемой в его величестве болезненно к тому настроенной государыней, в том, что только в нем одном, Распутине, и сосредоточены таинственные флюиды. врачующие недуг наследника и сохраняющие жизнь его высочества, и что он как бы послан провидением на благо и счастье августейшей семье».

Став, как «прозорливец», желаемым человеком в чисто семейных делах дома Романовых, Распутин очень скоро вполне естественно становится пред «царскими очами» и «прозорливцем» в делах государственных.

Мнение Распутина о том или ином человеке не оставалось без влияния, при доверии к нему царя и наклонности последнего к мистицизму, особенно, когда государь по своему убеждению или по каким-нибудь другим причинам колебался при назначении какого-нибудь лица». Но одно дело—давать советы, когда за ними обращается лицо, нуждающееся в них, другое дело — давать их без всякого обращения. В последнем случае советник из консультанта становится уже руководителем другого, хотя и продолжает облекать свои указания в форму «советов».

Легко и просто человек, внушающий другому мысль в своей спасительной для нею миссии (путем ряда чудес, исцеления и т. п.), становится со временем для этого другого не только ближайшим советником, но и верховным руководителем, не только «другом», но и «господином». Такое положение и занял при царе со временем Распутин, обласканный монархом и прежде всего его "благочестивой супругой" в качестве "святого". «Император царствует, но управляет императрица... Под указку Распутина». Это подлинные слова С. Д. Сазонова в день отставки его с поста министра иностранных дел (3 августа 1916 г.), сказанные им при прощальном визите французскому послу Палеологу.

Принято думать, что в то время как Николай II считал "советы" Григория внушаемыми ему богом, — «советы» на самом деле исходили от небольшого круга сановных лиц, не брезговавших пользоваться положением «святого» для своих чисто карьеристических и наживных целей.

Этот взгляд на роль Распутина может быть оспариваем и не без основания. По крайней мере, начиная с 1911 г.— года ожесточенной борьбы Распутина с епископом Гермогеном и Илиодором — можно легко убедиться, хотя бы из истории этой же борьбы, что Распутин, без всякого влияния с чьей бы то ни было стороны, сам, по собственной инициативе, умел отменно (по своей жестокости) отстоять шкурные интересы и провести на деле чисто личную директиву.

Так ему легко было сделать его личного врага Николая Николаевича в глазах царицы, а затем и царя врагом "помазанника божия", интриганом, узурпатором власти, чуть не крамольником. В этом мстительном намерении, так же, как и в проведении его в жизнь, Распутину никто не подсказывал ни образа мыслей, ни образа действий. Ничьей «игрушкой» он здесь не был, а тем более «слепым орудием».

Началось ли самодержавие Распутина с низвержения Николая «большого» (т.е. великого князя Николая Николаевича) или раньше, об этом можно конечно спорить; бесспорно только то, что в один, далеко не прекрасный для России день, это самодержавие «сибирского авантюриста» стало вполне реальным фактом, на веки опозорившим и без того несчастный дом Романовых.

Распутин видел ясно, что дом Романовых — несчастный дом, ибо он возглавлялся ограниченным, слабовольным монархом, находившимся под влиянием вздорно-истеричной недоброй, тщеславной и не русской царицы.

Проникнув в этот «дом», как в свой, извлекая из него огромные для себя выгоды и привилегии и чая еще большие, — Распутин связал себя с царской семьей узами более прочными, чем кровные, связал себя с судьбой этой семьи. В день, когда не станет Николая II и Александры Романовых,— не станет и его, Григория Распутина.

Сибирскому авантюристу нужно было захватить бразды правления в свои руки по той простой причине, что они находились в слишком ненадежных руках неудачливого монарха, который не знал ни своего народа, ни его ближайших правителей так, как их знал по-своему прозорливый Распутин, с трепетом внимавший нараставшим волнам великой революции.

Он дрожал за трон, в страхе народного гнева, — дрожал потому, что свил себе слишком теплое и прочное, казалось ему гнездо в самом укромном местечке этого трона. Отдалить революцию, грозившую прикончить его, не дать ей разыграться и пасть на его собственную голову—было в прямых интересах Распутина. Достигнуть этого он мнил, в своей «мужицкой» простоте, укреплением твердыни царского самодержавия. И если царь не знал, как лучше всего пользоваться своей прерогативой, — Распутину, в их общих интересах, оставалось одно: взглянуть на царскую прерогативу, как на собственную. — Отсюда в сущности и начинается самодержавие Распутина под маскою самодержавия Николая II.

При каждой смене министра внутренних дел или председателя совета, поднимался вопрос о материальном обеспечении Распутина, какое исключало бы возможность проведения им дел, во многих случаях, сомнительного характера. Министр А. Н. Хвостов и тот же Белецкий выдавали Распутину ежемесячные субсидии, имевшие целью подкуп «старца» в их целях. Целый ряд аферистов и просто ходатаев за себя и других делали изрядно-крупные подношения Распутину в виде подарков, пожертвований и т. п., предназначавшихся «старцем» отчасти на дела благотворительности (ради широкой популярности), отчасти же на перестройку дома в селе Покровском, улучшение своего хозяйства и прочие «собственные нужды».

Но были люди, подобные французскому послу Палеологу, которые взирали на Распутина как на подкупленного агента Германии, как на какого-то «мошенника», которого банкирам Манусам и Рубинштейнам легко удавалось обращать взяткой в «слепое орудие» их финансовой политики. Распутин, отнюдь не брезгуя «чужими» деньгами, был разумеется гораздо -требовательней, чем это полагали в своей наивности и тот же посол Франции, и многие другие. Хитрому «старцу» нужна была прежде всего безопасность трона, негласно им самим занимаемого, нужно было укрепление царского престижа, вот-вот готового рухнуть под угрозой полчищ Вильгельма II, нужно было спасать царя, а главное себя самого, связанного с царем и его казною, сулившими куда больше блага, чем те, что были в распоряжении какого-то Мануса, который «обеспечивал связи с Берлином». — Вот где надо искать причину поворота Александры Федоровны, находившейся под полным влиянием Распутина, в сторону сепаратного мира с Германией (намек, который содержится в письме царицы от 17 апреля 1915 г., где она цитирует Николаю II послание своего брата великого герцога Эрнста-Людвига с предложением «начать строить мост для переговоров»). Во времени войны 1914—1916 гг. Распутин окончательно овладел директивой всей государственной и церковной жизни России. Илиодор, называя его «неофициальным русским царем и патриархом», не слишком фантазировал, в этом теперь — после опубликования целого ряда документов, относящихся к эпохе "распутиновщи" приходится сомневаться.

В делах церкви Распутин стал для духовенства "царь и бог". Победа Распутина над епископом Гермогеном, слова самой царицы Александры Федоровны из письма которой (12 ноября 1915 года) говорят, что от Распутина действительно зависело назначение любого из угодных "старцу" пастырей на любой из высших постов, кончая митрополичьим! — "Душка, — пишет "благочестивейшая" Николаю II,—я забыла рассказать тебе о Питириме, экзархе Грузии... он человек достойный и великий молитвенник, как говорит наш Друг (т. е. Распутин)... Он (Распутин же) просит тебя быть твердым, так как Питирим Единственный подходящий человек. У него (Распутина) нет никого, кого бы он мог рекомендовать на место Питирима..."

Лишь выясняя его роль как роль негласного самодержавного монарха, — можно охарактеризовать то положение, какое занимал этот «святой» в трагическом финале династии Романовых. Да, то был «царь»!—некоронованный, но все же «царь»— пред кем смирялась воля самого «помазанника божьего»! негласный «царь», творивший чудеса, исцелявший больных, воскрешавший мертвых, заклинавший туманы, изгонявший «блудного беса», спасавший, наконец, державу Российскую. — «Царь не от мира сего», хотя пожалуй и чересчур «земной» в известном отношении.

Выше царя! — вот истинное положение, какое занимал этот «простец» в больном воображении своих державных приверженцев. Но кто же мог претендовать на положение «выше царя»? Бог только бог. «Григорий, Григорий, ты Христос, ты наш Спаситель», — говорили своему "лампаднику" цари, целуя его руки и ноги. Это сказал Илиодору сам «Григорий» в порыве откровенности. Это невероятное признание, на основании ряда документов, подтверждают сокровенные доселе источники этой неслыханной в истории биографии! Начав с молитвенных ходатайств за царя перед богом, Распутин стал посредником меж ними, чтоб потом занять место и того, и другого. «Царь и бог» — поистине, такое сказочное совместительство в лице развратного к тому же и почти неграмотного «мужика» было возможно лишь в стране неограниченных возможностей.

В чем была тайна успеха Распутина? Его беспримерного восхождения на недосягаемую, казалось бы, высоту? Тайна его сказочной мощи у «подножия трона»? Его исключительного порабощающего влияния на Николая и Александру Романовых, не говоря уж о других, о большем количестве жертв его колдовских чар?

Ответ на подобные вопросы некоторые находят прежде всего в гипнотизме, коим широко пользовался «святой старец» не только в целях своих мнимых чудес, но главным образом и в целях подчинения своему влиянию «нужных лиц» — нужных ему или другим, действовавшим через Распутина, — на этот счет мнения расходятся.

Утверждали, например, что Распутин был только фокусом, в котором якобы сосредоточивалась коллективная сила гипноза группы «черных оккультистов", избравших «старца» как орудие своих тайных замыслов. Другие передавали, что Распутин был орудием лишь одного магнетизера, научившего «старца», в своих собственных интересах, гипнотическому влиянию. — Последняя версия находит себе, между прочим, подтверждение и в записках С. П. Белецкого. «Когда я был директором департамента полиции, — пишет он, — то в конце 1913 г., наблюдая за перепиской лиц, приближавшихся к Распутину, я имел в своих руках несколько писем одного из петроградских магнетизеров к своей даме сердца, жившей в Самаре, которые свидетельствовали о больших надеждах, возлагаемых этим гипнотизером, лично для своего материального благополучия, на Распутина, бравшего у него уроки гипноза и подававшего, по словам этого лица, большие надежды, в силу наличия у Распутина воли и умения ее в себе сконцентрировать. Ввиду этого, я, собрав более подробные сведения о гипнотизере, принадлежавшем к типу аферистов, спугнул его и он быстро выехал из Петрограда. Продолжал ли после этого Распутин брать уроки гипноза у кого-либо другого, я не знаю, так как я в скорости оставил службу».

Что у Распутина были не только «наличие сильной воли», как передает Белецкий, и «умение ее в себе сконцентрировать», но и чисто внешние для гипнотизера данные, — об этом знает всякий, кто хоть раз видел этого знаменитого «чародея».

«Ну и глаза у него! — пишет одна из современниц в своем дневнике. — Каждый раз, когда вижу его, поражаюсь, так разнообразно их выражение и такая глубина. Долго выдержать его взгляд невозможно. Что-то тяжелое в нем есть, как будто материальное давление вы чувствуете, хотя глаза его часто светятся добротой, всегда с долей лукавства, и в них много мягкости.

После того, как Распутин поднялся до такой высоты, приверженцам династии Романовых, желавшим, наперекор во что бы то ни стало и какою угодно ценой спасти эту несчастную династию, осталось только одно-—убить Распутина.

Первым, кто хотел это сделать из числа верноподданных Николая II, был ялтинский градоначальник, известный в свое время черносотенец, типа Держиморды — генерал Думбадзе.

Прикончить житие «святого», в продолжение стольких лет спасавшегося своими «подвигами» чету «благочестивейших» Романовых и его присных, сподобились, наконец князь, Ф.Ф. Юсупов (граф Сумароков-Эльстон) и В.М. Пуришкевич, при пособничестве великого князя Дмитрия Павловича, доктора С. С. Лазаверта и поручика С — «Старца» заманили на такую вкусную приманку, как красавица княгиня И. в Юсуповский дворец, накормили там отравленными пирожными, напоили отравленным вином, а когда цианистый калий не оправдал ожидавшейся скорости действия,—«святого» застрелили, раздробив ему вдобавок голову тяжелой гирей. По-видимому, сам бог, который столько раз спасал эту «драгоценную» жизнь, — и тот разочаровался со временем в достоинствах «святого», а разочаровавшись, отказался наконец, не взирая на горячие молитвы Романовых, от всяческой небесной охраны. Убили «святого», а на другой день, по иронии судьбы, все газеты, словно сговорившись, огласили, что убили какую-то собаку. «Собаке—собачья смерть», говорили ничего не понимавшие читатели газет и почитатели Распутина. «Собаке—собачья смерть», повторяли они, и никто из них, конечно, не только не прослезился, но даже не перекрестился.

Список литературы

1. Жухрай В.М. Тайны царской охранки: авантюристы и провокаторы. М. Издательство политической литературы ,1991.

2. Евреинов Н.Н. Тайна Распутина.- Л.: СП "Смарт", 1990.

3. Коковцов В. Н. Из моего прошлого. М.: Современник, 1991.

4. Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М.: Издательство политической литературы,1990.