История Царствования Павла I (по монографии Б. Башилова)

Санкт-Петербургский Государственный Университет Культуры и Искусств

Факультет Искусств и Культурологи

Кафедра Кино и фотоискусства

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

по предмету: История России

История Царствования Павла I (по монографии Б. Башилова)

Выполнил:

студент группы

Проверил:

Санкт-Петербург

2009

Российский император Павел I остался в глазах современников и потомков этаким сумасбродным царьком, царственным сумасшедшим, да и просто никчемным правителем. Вокруг его личности до сих пор гуляет множество слухов и легенд. Монография Бориса Башилова под названием «Рыцарь времен протекших… Павел Первый и масоны» призвана рассеять некоторые мифы об Императоре и рассказать некоторые мотивации его, на первый взгляд, «сумасшедших» поступков.

Автор монографии во многом обвиняет именно «вольных каменщиков», именно по их вине, считает он, случилось то, что случилось, а именно столь нелепая смерть императора. Хотя не только масоны повинны в этом политическом убийстве. Своими прогрессивными реформами и резким снижением количества привилегий для дворянства Павел снискал стойкую нелюбовь этого сословия. При Екатерине II дворянство имело множество привелегий, ничем не обоснованных и неоправданных. Страдал же от этого простой люд, в частности – крепостные крестьяне, которые не имели права даже жаловаться на своих господ. Екатерина легко и без всяких угрызений совести запускала руку в государственную казну ради своих прихотей, имела множество фаворитов, а Алексей Орлов, совершивший ради нее политическое убийство, считался чуть ли не народным героем.

Но давайте вернемся к Имератору Павлу. Первую главу своего труда автор посвящает нравственному облику будущего императора. После правления «сиятельной» Екатерины II в наследство Российской Империи, помимо тяжелейшего финансового положения, достался и психически неуравновешенный, страдающий «болезненными припадками тяжелого гнева» император. Воспитанием его занималась не Екатерина, которая неприязненно относилась к сыну, а одним из главных наставников с «младых ногтей» был масон Н.И. Панин. Павел рос впечатлительным ребенком, и прекрасно чувствовал, что сиятельная мать не любит его, более того, настороженность по отношению к ней переросла в настоящую ненависть тогда, когда Павел узнает, что именно при пособничестве Екатерины был убит его отец, Петр III.

Она не передала Павлу власть по достижении им совершеннолетия, как того требовал закон, все время подозревала его в желании возмездия, окружая принца своими соглядатаями. Каждый из окружения императрицы считал своим долгом сделать или сказать какую-нибудь гадость Павлу, и слыша все это изо дня в день, нервы будущего императора стремительно портились. Отношения между Екатериной и Павлом окончательно ухудшились тогда, когда у Павла родился сын Александр, которого Екатерина отняла у него и стала воспитывать по-своему, желая передать престол не сыну, а внуку. Надо сказать, что закон о престолонаследии во времена Екатерины мог соблюдаться не совсем точно, т.е. действующий император мог сам выбирать престолонаследника из членов царской семьи. С приходом к власти Павла этот закон упразднили, вернув издревле чтившийся на Руси закон, что трон после смерти действующего императора передается его старшему сыну.

До 42 лет Павел I находился на двусмысленном положении императора-наследника, а такое положение, как отмечает автор монографии, способно любого вывести из равновесия. В тексте видно, что сам Башилов скорее симпатизирует Павлу, но он не одинок в своей точке зрения. Приводятся в тексте и следующие цитаты:

«В основе его характера лежало величие и благородство — великодушный враг, чудный друг, он умел прощать с величием, а свою вину или несправедливость исправлял с большой искренностью. <…> Хотя фигура его была обделена грациею, он далеко не был лишен достоинства, обладал прекрасными манерами и был очень вежлив с женщинами. <...> Он обладал литературной начитанностью и умом бойким и открытым, склонным был к шутке и веселию, любил искусство; французский язык знал в совершенстве, любил Францию, а нравы и вкусы этой страны воспринимал в свои привычки. Разговор он вел скачками, но всегда с непрестанным оживлением. Он знал толк в изощренных и деликатных оборотах речи. Его шутка никогда не носила дурного вкуса и трудно представить себе что-либо более изящное, чем короткие милостивые слова, с которыми он обращался к окружающим в минуты благодушия. Я говорю это по опыту, потому что мне не раз, до и после замужества, приходилось соприкасаться с Императором». Так отзывалась о Павле княгиня Ливен.

О политических «свойствах» Павла Австрийский Император Иосиф II в письме к своей матери отзывается так: «Великий Князь и Великая Княгиня, которых, при полном согласии и при дружбе, господствующими между ними, нужно считать как бы за одно лицо, чрезвычайно интересные личности. Они остроумны, богаты познаниями и обнаруживают самые честные, правдивые и справедливые чувства, предпочитая всему мир и ставя выше всего благоденствие человечества. Великий Князь одарен многими качествами, которые дают ему полное право на уважение».

Великий Герцог Леопольд, сопровождавший Павла из Австрии в Флоренцию, писал своему брату Императору Австрии Иосифу II: «Граф Северный, кроме большого ума, дарований и рассудительности, обладает талантом верно постигать идеи и предметы, и быстро обнимать все их стороны и обстоятельства. Из всех его речей видно, что он исполнен желанием добра. Мне кажется, что с ним следует поступать откровенно, прямо и честно, чтобы не сделать его недоверчивым и подозрительным. Я думаю, что он будет очень деятелен; в его образе мыслей видна энергия. Мне он кажется очень твердым и решительным, когда становится на чем-нибудь, и, конечно, он не принадлежит к числу тех людей, которые позволили бы кому бы то ни было управлять собою. Вообще, он, кажется, не особенно жалует иностранцев и будет строг, склонен к порядку, безусловной дисциплине, соблюдению установленных правил и точности. В разговоре своем он ни разу и ни в чем не касался своего положения и Императрицы, но не скрыл от меня, что не одобряет всех обширных проектов и нововведений в России, которые в действительности впоследствии оказываются имеющими более пышности и названия, чем истинной прочности. Только упоминая о планах Императрицы относительно увеличения русских владений на счет Турции и основания империи в Константинополе, он не скрыл своего неодобрения этому проекту и вообще всякому плану увеличения монархии, уже и без того очень обширной и требующей заботы о внутренних делах. По его мнению, следует оставить в стороне все эти бесполезные мечты о завоеваниях, которые служат лишь к приобретению славы, не доставляя действительных выгод, а напротив, ослабляя еще более Государство. Я убежден, что в этом отношении он говорил со мной искренно».

Из этих и других отзывов современников Башилов делает вывод, что Павел I обладал всеми чертами и задатками величайшего правителя, он был достаточно требователен к себе и окружающим, и уж точно никогда не был сумасшедшим деспотом. Некоторые экстравагантные, на первый взгляд, поступки его, по прошествии времени, можно объяснить лишь здравым смыслом и желанием спасти родину от всех пагубных новшеств, которые были введены при императрице.

Надо сказать, что многие «доброжелатели» советовали Павлу I расправиться со своей матерью ради трона, но неизменно Павел отвергал подобные предложения. Окончательный перелом в характере будущего императора произошел после того, как его пытались отравить. Информация эта подтверждена лишь словами современников тогда еще Великого Князя. «Раздражительность Павла происходила не от природы, — сообщил Павел Лопухин князю Лобанову-Ростовскому, — а была последствием одной попытки отравить его». «Князь Лопухин уверял меня, — пишет кн. Лобанов-Ростовский, что этот факт известен ему из самого достоверного источника. Из последующих же моих разговоров с ним я понял, что это сообщено было самим Императором княгине Гагариной».

Единственное, что извиняло будущего императора в его припадках гнева – то, что он сразу же после окончания припадка немедленно отменял все сумасшедшие приказы, которые отдавал, будучи в неадекватном состоянии. Впоследствии это сыграет с ним злую шутку.

С детства Павел I был окружен видными русскими масонами, многие из них впоследствии стали его близкими друзьями. Никита Панин, являвшийся масоном, был воспитателем Великого Князя, и позже вовлекший его в Ложу, князья А. Б. Куракин и Н. В. Репнин, а также множество других известных и знатных людей того времени. Масоны пытались перетянуть Павла на свою сторону тем, что им, якобы, было бы желательней видеть на троне Павла с его просвещенными для того времени идеями, нежели узурпирующую его права Екатерину.

Связи Павла с масонами, расположение масонов к Павлу, конечно, стали известны Екатерине и вызвали у нее большое беспокойство. Она ошибочно решила, что Павел опираясь на масонов хочет силой взять то, что принадлежит ему по праву, т.е государственную власть. Но этого и в мыслях нет у Великого Князя, он верит, что масоны – это искренние и чистые люди, которые хотят лишь всеобщего блага. Его друзья, представители масонской ложи, усиленно доказывают ему это, а у него нет основания им не верить. Многолетняя обработка дала наконец свои плоды, и в 1784 году Павел вступил в одну из масонских лож, подчинявшихся И. Елагину. Павла торжественно принимал в члены братства вольных каменщиков сенатор И. Елагин. При приеме присутствовал и главный воспитатель Павла, гр. Н. И. Панин, которому масоны воздавали хвалу за то, что он: “В храм дружбы сердце царское ввел”. Но потом у Павла, видимо, зарождаются какие-то подозрения об истинных намерениях «вольных каменщиков», которые перерастают в уверенность, когда он узнает, что в Великой Французской Революции масоны сыграли не последнюю роль. Он резко меняет свое отношение к масонству. Зимой 1791—1792 года, когда Баженов приехал к нему и заговорил о масонстве, Павел резко заявил ему: «Я тебя люблю и принимаю, как художника, а не как мартиниста: о них я слышать не хочу, и ты рта не разевай о них».

После смерти Императрицы Павел, вступив на престол, предпринимает ряд жестких мер по улучшению политического климата в стране. Во-первых, он немедленно упраздняет закон под названием Правда Воли Монаршее, введенное Петром I. По этому закону царь, нарушая монархические принципы престолонаследия, имеет право передавать монаршую власть кому захочет из числа лиц царствующего дома.

Следующим шагом Павла становится перезахоронение своего отца, Петра III, к праху своей супруги, Екатерины II. Некоторые выдавали это за яркий признак его безумия, говоря, что Павел пытался отомстить матери за свои 42 года унижений и бесчестья. На самом же деле Павел отлично понимал, что необходимо с первого дня царствования постараться вернуть разболтавшимся россиянам духовное зрение. Потому что дошло уже до того, что убийцы царя считали себя народными героями и кичились этим. Тогда Павел устроил главному участнику заговора, Алексею Орлову, сильнейшую моральную встряску, заставив его нести корону убитого им императора перед гробом во время торжественной процессии. Сразу после похорон Орлов бежит заграницу, но Павел его не преследует. Через него он показал остальным вельможам, которые забыли о служении интересам страны, что пора опомниться, а иначе последствия могут быть самыми печальными. Этим он вызывает первую, но не единственную волну недовольства собой.

Одновременно с принижением «героев-интриганов», Павел возвышает тех, кто остался верен Петру III, отказавшись давать присягу Екатерине. Узнав от Аракчеева, что в деревне Липках Тверской губернии живет отставной премьер-майор Абрамов, отказавшийся присягать Екатерине II после убийства Петра III, и преследовавшийся за это Екатериной, приказал вызвать его в Петербург и доставить в Зимний дворец, повысил его в течение 10 минут с премьер-майора до генерал-майора, да еще и пожаловал ему Аннинскую Ленту. Об этом случае заговорили все, Павел добился первой поставленной перед собой цели.

Следующим шагом Павла было желание стать народным царем, царем справедливым не только для знати, но и для последнего крепостного, коих в Российской Империи было достаточно. Екатерина своим продворянским стилем управления расшатала устои истинного порядка и приуменьшила авторитет короны в глазах народа.

О том, что Павел не разделял взглядов своей матери, все знали, и некоторые пытались выдвинуть это как его реакционность, хотя на самом деле он всего лишь трезво оценивал сложившуюся ситуацию.

Так или иначе, но Павел начал действовать в направлении своей цели. Он уничтожил Жалованную Грамоту Дворянству 1784 года, создавшую привилегированное положение дворян не только в личных правах, но и в предоставлении им корпоративного права в местном управлении. Он проломил стену между «свободными» и «несвободными» людьми, которая была воздвигнута при Екатерине. Чтобы еще более укрепить этот «разлом», который должен был благотворно сказаться на всей России, Павел велит привести к присяге и крепостных, показывая им, что и они важны в судьбе России. В одном из окон Зимнего Дворца он велел выставить железный ящик для прошений, в который любой гражданин, вне зависимости от сословия, мог положить свое прошение или жалобу и который, по слухам, открывал только лично. Это дало свой эффект, и «ящика» стали бояться.

10 февраля 1797 года Павел запретил продажу дворовых людей и крестьян без земли. В день коронации в 1797 году запретил заставлять работать крестьян по праздникам. Казенным крестьянам было дано самоуправление, по 15 десятин земли, сложено 7 миллионов недоимок, хлебная повинность, разорительная для крестьян была заменена денежной из расчета 15 копеек за четверик хлеба. Чтобы удешевить цену хлеба, Павел велел продавать зерно из государственных запасов по заниженным ценам, и это сказалось благотворно, цена на хлеб понизилась.

Окончательной целью всех этих благоприятных для государства реформ должна была стать отмена крепостного права, но пока что государство не было готово к такому радикальному шагу, и Павел, без сомнения, принял бы этот указ, если бы не хладнокровное убийство, произошедшее в Михайловском замке. Также император прекратил преследования Церкви и старообрядцев, вернув первой большинство ее привелегий, а вторым даровал право строить свои храмы, первый из которых появился в начале 1798 года.

Для укрепления российского авторитета в 1800 году Павел запрещает ввоз иностранных книг и отправку детей на учебу заграницу, и это дает некоторые результаты.

Но все эти меры преподносятся (не без масонского, думается, участия) как действия сумасшедшего. При этом, если сложить воедино все детали, то получается невероятно стройная картина повышения авторитета государства. Второй цели Павел тоже блестяще добился.

Во внешней политике Павел тоже проявляет изрядную долю «сумасшествия», проистекающую, опять же, из его здравой оценки политического климата в Европе. Как непримеримый враг французской революции, Павел, сначала войдя в коалицию с Англией и Австрией, вскоре резко меняет внешнеполитический курс, отзывая свои войска из Европы. Причиной тому послужила вовсе не «слабая крыша» Павла, а вероломство союзников, которые больше интересовались не разгромом революционной Франции, а использованием в своих целях побед русской армии. А когда во Франции Бонапарт со свистом разогнал Директорию, а потом – Совет Пятисот, Павел сразу понял, куда стремится консул Наполеон, и это стало началом конца «великой французской». И, по взаимному желанию, Павел и Бонапарт пошли на сближение, желая «мира в Европе».

Тем временем Павел не перестает «укрощать дворянство», лишая его все больших и больших привилегий. Дарованное дворянству право не служить в армии лишало крепостничество исторической необходимости. Издревле полагалось, что крестьянин служил помещику, а помещик – государству. Освобождение дворян от обязательной службы государству отцом Павла Петром III, но оставление крестьян в роли крепостных было воспринято русским крестьянством как величайшая несправедливость, которая выразилась в массовых восстаниях, в том числе и в знаменитом пугачевском, и именем Петра III Пугачев повел крестьян на борьбу с помещиками. Павел издает ряд указов, постепенно сводящих на нет право дворян не служить в армии и государственных учреждениях, если они не желают.

Звание «противодворянского царя» накрепко приклеилось к Павлу, хотя он вовсе не был противником дворянства, он лишь хотел положить конец его своеволию, хотел, чтобы дворянство не только номинально являлось высшим сословием, но и было таковым. Если раньше дворяне относились к службе как к чему-то легкому и необременительному, Павел показал им, что это не так, введя прусскую муштру в ряды армии и высшего командования. Это была вынужденная мера, так как больше ничто не могло заставить дворян выполнять свои обязанности перед империей.

Еще одним из ярких признаков сумасшествия вменяется Павлу и взятие на себя обязанностей Великого Магистра ордена Мальтийских рыцарей в 1797 году. Павел мечтал объединить вокруг ордена все силы, его прельщал и рыцарский уклад, и многовековые традиции, и некоторая мистичность. Он хотел противостоять идеям революционной Франции, которые, словно чума, распространялись по Европе, угрожая всем монархиям и грозя полной анархией. Павел хотел ввести ИДЕЮ, которая могла бы противостоять идеям революционной Франции, он прекрасно понимал, что лишь оружием ему не погасить волнения в России, и орден Мальтийских Рыцарей подходил для этого как нельзя лучше. Никто из современников не понял идеи Павла, Александр I отказался от протектората над орденом, не отказав ему, однако в защите.

В плачевном состоянии пребывала и армия, и Павел просто обязан был привести ее в порядок. Коррупция процветала, свои полномочия не превышал только ленивый, и из 200 000 русских солдат 50 000 находилось в услужении у командования, где солдат использовали как крепостных. Мозг же государственного военного организма — генеральный штаб, был дезорганизован и был бессилен что-либо делать в смысле своей специальной работы, потому что с ним совершенно не считались главнокомандующие (местные старшие военные начальники) в силу своих связей при дворе. Они, минуя начальника Генерального Штаба (тогда называвшегося Генерал-квартирмейстером), в своих округах самолично производили и назначали офицеров Генерального Штаба, т. е. в самой верхушке военного организма воцарилась анархия.

Павел в первый же день разгоняет бессильный Генеральный Штаб и за 4 дня формирует новый, из полностью новых лиц. Затем начинается пересмотр начальствующего состава всей армии. В течение своего царствования Павлом было уволено в отставку 7 фельдмаршалов, более 300 генералов и свыше 2000 штаб-офицеров и обер-офицеров. Аналогов подобного разгрома командования Россия доселе не знала, и враги Павла, коих к этому моменту у него накопилось предостаточно, тут же зашептались об очередной выходке «сумасшедшего» Павла. Но это «сумасшествие» можно легко объяснить – таким образом Павел пресек должностные преступления военных чиновников. Наверняка под его «метлу» попались и честные офицеры, так бывает всегда, но в основном все отставки были верны. Пора наплевательского отношения к службе закончилась, и солдат и офицеров Павел приучил к порядку, введя муштру. Если до этого офицеры относились к воинской службе как к чему-то необременительному, и гораздо чаще украшали собой ложи, чем полковой двор, то теперь им с утра до ночи приходилось проводить на последнем, оттачивая маршевые движения и прочее.

Позаботился Павел и об улучшении солдатского быта. Приказ о построении казарм избавлял их от вредного действия постоя, запрещение вольных работ благотворно сказалось на общей военной подготовке, а для того, чтобы солдаты и офицеры не чувствовали себя ущемленными, Павел увеличил оклады и жалования, упорядочил пенсионные выплаты. Награды теперь стали доступны и простым солдатам, что также немало подняло боевой дух армии.

Дворяне, которым не нравились столь жесткие правила, стали массово уходить из армии и поступать в гражданские учреждения. Тогда Павел издал ряд указов, которые постепенно свели на нет разменять службу военную на службу штатскую.

Ярким примером провокации служат отношения Павла с величайшим русским полководцем Суворовым. Разногласия, тихие и незаметные, начались у них еще тогда, когда Павел за основу реформирования взял не простые русские принципы Суворова, а вычурные прусские. Они были непонятны графу, он был против них, но высказаться не мог, так как к решению военных вопросов не допускался, а использовался лишь тогда, когда все прочие войска и части не могли справиться.

Суворов всегда был остер на язык, а Павел всегда был слишком раздражителен и легковозбудим. Однажды Александр Васильевич отколол остроту в сторону Павла за его спиной, которая была раздута приближенными до нереальных размеров, поползли даже слухи, что Суворов готовит бунт и восстание. Таким образом граф впал в немилость и был отправлен в свое имение. Увольнение Суворова состоялось 7 декабря 1796 года. 20 сентября 1797 года Суворов написал Императору просьбу о прощении. 12 февраля 1798 Павел простил Александра Васильевича и разрешил тому вернуться в Петербург. Однако граф не переставал «блажить», каждый раз стараясь побольней уколоть шуткой то обмундирование, то снаряжение русского солдата, причем зачастую прямо в лицо императору. Павел сдерживался, но недоумевал, что же так не нравилось старому военноначальнику. В один из дней терпение императора лопнуло, и он не стал удерживать князя, когда тот решил уехать обратно в свое имение, хотя раньше делал ему недвусмысленные намеки, что прикуси он язык – и Павел готов вернуть его в ряды армии.

Автор монографии считает, что именно масоны погубили Павла, когда тот порывает с масонским орденом, не оправдав его доверия как «своего» царя. «Виноваты» в том были, по большей части, Аракчеев и граф Ростопчин, ярые противники масонства. «Я воспользовался случаем, — рассказывает гр. Ростопчин, — который мне представила поездка наедине с ним, в карете, в Таврический дворец. Возразивши на одно его замечание, что Лопухин был только глупцом, а не обманщиком, как товарищи его по верованиям, я затем распространился о многих обстоятельствах, сообщил о письме из Мюнхена, об ужине, на котором бросали жребий (убить Императрицу), об их таинствах проч., и с удовольствием заметил, что этот разговор нанес смертельный удар мартинистам и произвел сильное брожение в уме Павла, крайне дорожившего своей самодержавной властью и склонностью видеть во всяких мелочах зародыши революции. Лопухин, успевший написать всего один указ о пенсии какой то камер-юнгфере отправлен в Москву сенатором; Новиков, которого, по освобождении его из тюрьмы, Император полюбопытствовал видеть, был затем выслан из Петербурга и отдан под надзор; священник Матвей Десницкий, впоследствии митрополит Петербургский, остался при своем церковном служении; но многие лишились прежнего влияния, потеряли всякое значение и стали жертвами весьма язвительных насмешек Государя».

Поняв, что Павел не собирается делить свою власть с орденом, русские масоны встали во главе враждебно настроенного Павлу дворянства, а это была уже поистине сокрушительная сила, ведь 95% дворян были масонами.

После этого события судьба Павла была предрешена. Масоны шаг за шагом делали из него сумасшедшего деспота в глазах народа. Когда Павел повелел полицейским снять со всех якобинские круглые шляпы, непонятно откуда взявшаяся молва тут же разнесла, что озверевшая полиция чуть ли не избивала владельцев якобинских шляп (ношение подобных вещей в те времена расценивалось бы так же, как ношение футболки с крупным изображением свастики в наши дни). Вот как описывал те события масон А.И. Тургенев: «Первым геройским подвигом нового царствования, — пишет он, — была непримиримая, беспощадная борьба с самыми страшными врагами русского государства: круглыми шляпами, фраками и жилетами. На другой же день двести полицейских бегали по улицам и по особому распоряжению срывали со всех прохожих круглые шляпы, которые тут же уничтожались: у всех фраков обрезывались торчащие воротники, а жилеты разрывались на куски. В 12 часов по улицам уже ни видно было круглых шляп, фраки и жилеты были уничтожены и тысячи жителей Петербурга спешили в свои жилища полунагими». Наверняка никто их не срывал, так называемых «пострадавших» было, скорее всего, несколько сотен, ну и так далее. Павел лишь усмирял распоясавшихся русских якобинцев, а не раздевал своих подданных, как попытался описать Александр Иванович.

Другим доказательством сумасшествия Павла был слух, что на одном из парадов Павел повелел полку, отличившемуся плохой выправкой, маршировать… в Сибирь. При этом все усилия историков найти сведения об этом провинившемся полке не дали никаких результатов. С большой долей вероятности можно предположить, что это было очередным слухом.

Павел по-прежнему страдал припадками тяжелого гнева, и будучи в неадекватном состоянии, мог отдавать действительно сумасшедшие приказы. Масон Пален, особо приближенный к Его Величеству, знал, что как только припадок пройдет, император отменит все сумасбродства, которые только что приказал. Потому он очень спешил выполнить приказы, чтобы еще больше убедить и россиян, и европейцев в том, что Павел – невменяемый, и следовательно не может управлять державой. Не могли же они мотивировать будущее убийство Павла тем, что он перестал быть «дворянским» царем? Некоторые провокации чинили от его имени и его приближенные, а сам он только диву давался, когда узнавал, например, что приказал покрасить все дома в Петербурге в полоску, или о замене русской упряжи на немецкую, или о том, что никто не имеет права проходить под окнами его дворца в шапке. Его окружение всячески его компрометировало, а Н.П. Панин, племянник воспитателя Павла, в последующим даже хотел взять регентство над «сумасшедшим» императором. К счастью, ему это не удалось.

Так или иначе масоны добились того, что высшие классы думали, будто Павел потихоньку сходит с ума. Самое время было начать смещение Павла.

Множество различных вариантов рождалось в головах у заговорщиков, и в конечном счете они не придумали ничего другого, кроме как убить Павла – авторитет его был слишком велик, чтобы удалось тихо сместить его.

Тут Англия в лице посла Вильяма Питта не поскупилась, и передала заговорщикам колоссальную сумму на организацию этого дела, реальные размеры этой суммы до сих пор остаются загадкой для историков, однако известно, что уже после кончины Павла 2 миллиона золотых рублей должны были перейти в руки заговорщиков. Сколько они получили до преступления – неизвестно. Англии была выгодна смерть Павла, который держал курс на объединение против нее с Францией. Если бы так случилось, то англичанам не удалось бы ничего получить от тройственного союза Россия-Англия-Астрия. Автор утверждает, что на следующий день после гибели императора ему пришел пакет с документами от Наполеона, в котором находился договор об объединении.

Роковую роль в убийстве сыграл Пален. Причем сыграл настолько ловко, что взошедшему на престол Александру I ничего не осталось, кроме как отправить его подальше из Петербурга, сохранив и его титул, и его голову. Он выбил разрешение на свержение Павла из Великого Князя Александра, обещав тому, что с его отцом не случится ничего дурного, и Александр, скрепя сердце, дал свое согласие. О заговоре знали многие, и в последний свой ужин за одним столом с Павлом сидели те, кто через несколько часов убьет его, безжалостно и хладнокровно. Там был полководец Кутузов, который не принимал участия в заговоре, но будучи масоном, ни знаком, ни словом не предупредил императора, что тот сегодня погибнет.

Величайшего Императора, одного из основоположников восстановления былого величия Российской Империи, не стало 24 марта 1801 года. Его сын, Александр I, продолжит дело становления России на былой уровень, и чаяния Павла наконец-то будут исполнены.