Организация военно-служилого класса Московского гоударства

  реферат на тему ОРГАНИЗАЦИЯ ВОЕННО-СЛУЖИЛОГО КЛАССА МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА

ПЛАН

1. Военные потребности Московского государства. 2. Набор военно-служилого класса и общественные элементы, пошедшие на его образование. 3. Разделение военно-служилого класса на чины. 4. Денежное жалование и поместья. 5. Обязательная служба с вотчин и поместий и ее наследственность. 6. Успехи церковного землевладения. 7. Литературная полемика по вопросу о церковных имуществах. 8. Соборные определения о церковных имуществах. 9. Изменение положения крестьян в связи с развитием военно-служилого землевладения.
1. Военные потребности Московского государства.

Пока Русь была разбита на множество княжеств, в ней не отлагалось многочисленного военного класса. Князья для внешних и внутренних войн пользовались большей частью народными ополчениями. В летописях XIII-XV веков можно найти множество сообщений об участии в войнах москвичей, тверичей, рязанцев и т. д. При сравнительно небольших размерах княжеств вполне было возможно собирать и пускать в дело народные ополчения как для обороны, так и для нападения. Сами войны в XIII-XIV веков имели характер большей частью усобиц, мелких столкновений. Но уже не то стало, когда образовалось огромное Московское государство.

Соседями этого государства на западе сделались Швеция, Ливонский орден, Литовско-Русское государство, на юге и востоке — татары. Со всеми этими соседями молодое государство вступило в напряженную оборонительно-наступательную борьбу. Стремясь к присоединению Руси, находившейся под литовским владычеством, Московское государство вело почти непрерывную борьбу с Литвой и ее союзниками поляками при Иване III и Василии III. Война, начавшаяся в 1492 году, кончилась в 1494 году, но возобновилась в 1500 году и прекратилась в 1503 году. Но в 1507 году она уже началась вновь и продолжалась с некоторыми перерывами до 1536 года. Не менее естественное стремление к приобретению Балтийского побережья, как непосредственного выхода к морю, привело Московское государство к продолжительной и тяжкой Ливонской войне с Польшей и Литвой и Швецией при Грозном. Война, закончившаяся в 1582 и 1583 годах, возобновлялась и при Федоре Ивановиче. Ключевский высчитал, что в промежутке времени от 1492 до 1595 года войны с Литвой, Польшей, Ливонией и Швецией поглотили не менее 50 лет. Следовательно, на западе в означенные 103 года русские круглым счетом год воевали, год отдыхали.

Еще более непрерывную и изнурительную борьбу приходилось вести Московскому государству с татарами на необъятном степном пограничье. По рассказу Флетчера, война с татарами крымскими, нагаями и другими восточными инородцами бывала у Москвы каждый год. Особенно много беспокойств причиняли крымские татары. Самих крымцев по сообщению Михалона Литвина, было не более 30 тысяч конных ратников. Но к ним присоединялись многочисленные орды, кочевавшие в приазовских и прикаспийских степях, благодаря чему Москве приходилось иметь дело иногда с полчищами в 100 и более тысяч человек. Крымцы нападали на мос­ковские украины часто не один, а два и более раза в году, обыкновенно около Троицына дня и во время жатвы. Лишь только начиналась весна в Крыму, татары, вооруженные луками, кривыми саблями, иногда пиками, на малорослых, но сильных и выносливых степных лошадях, питаясь пшеном и кониной, подвигались на север, по пробитым и хорошо иученным дорогам, или шляхам. Татары шли по водоразделам, избегая по возможности речных переправ, тщательно скрывая свое движение от московских степных разъездов, прокрадываясь по лощинам и оврагам, не разводя по ночам огней, татары незаметно подступали к пределам русской оседлости. Углубившись внутрь этой оседлости на некоторое расстояние, татары разделялись на отдельные отряды и рассыпались по всему пограничью, кружась подобно ди­ким гусям, по выражению Флетчера. Они нападали на села и деревни, хватали в плен людей, особенно девочек и мальчиков, сажали их в корзины, прикрепленные к спинам лошадей или прикручивали ремнями, хватали, что поценнее из имущества и затем, запалив село или деревню, уносились с добычей в степь. Татары пользовались не только временем пахоты, но и временем уборки хлебов и повторяли свои набеги в июле-августе. Нередки были и зимние набеги, когда мороз облегчал переправу через реки и болота. Свой живой товар татары сбывали, главным образом, в Кафе, или Феодосии, откуда пленники увозились в Турцию и другие страны Востока.

2. Набор военно-служилого класса и общественные элементы, пошедшие на его образование.

При таких обстоятельствах, когда внешняя борьба стала постоянной, непрерывной, и притом на огромном пространстве, стало уже не мыслимо стягивать народные ополчения как в удельную эпоху, а требовалось организовать особый, удо-боподвижный и достаточно многочисленный военный класс (враги выступали десятками тысяч и даже сотнями). Эта организация и началась в последней четверти XV века. В состав организуемого класса вошли все военно-служилые элементы, унаследованные от удельной эпохи. Таковы были, прежде всего, многочисленные потомки бояр, не достигшие положения своих предков, так называемые дети боярские. В военно-служилой иерархии они заняли на первых порах положение, непосредственно следующее за боярами, так что и государевы грамоты в начале XVI века писались: «бояром, детем боярским и всем служилым людям». За ними следовали различные дворовые слуги удельных князей, или дворяне. Дворовые слуги в удельную эпоху были не только у князей, но и у бояр. Московское правительство воспользовалось и этим элементом. «Как Бог поручил великому князю Ивану Васильевичу под его державу Новгород, — говорит Разрядная книга, — и по его государеву изволению распущены из княжеских дворов и из боярских служилые люди, и тут им имена, кто чей бывал, как их испоместил государев писец Дмитрии Китаев». В состав служилого класса Московского государства вошли и новгородские землевладельцы, так называемые своеземцы или земцы, т. е. горожане, обзаведшиеся вотчинами, земельными владениями вне городской черты, ведшие сельское хозяйство и имевшие своих крестьян. Военно-служилый, класс пополнялся и выходцами из-за рубежа. При Василии III вместе с князем Михаилом Львовичем Глинским выехала из Литвы толпа западно-руссов, которые испомещены были в Муромском уезде и назывались «людьми Глинского» или литвой. К 1535 году, в правление Елены, выехало на службу государя Московского 300 семейств литвы с женами и детьми, которые испомещены были в разных уездах. Обильный прилив военных слуг был и с татарской стороны. Еще при Василии Темном приехал на службу в Москву казанский царевич Касим с отрядом татар. Касиму и его дружине быль отдан Городец Мещерский с уездом, получивший после того имя Касимова. При Грозном были испомещены многие татарские мурзы около Романова на Волге. Многие из этих татар, став русскими помещиками, принимали крещение и затем сливались с русскими служилыми людьми.

Из всех этих элементов и создался класс конной милиции, который по своему основному ядру и получил имя детей боярских. С второй половины XVI века, когда началась колонизация степей и понадобилось для защиты украинных городов увеличить еще более количество конной милиции, правительство стало пополнять этот класс и другими элементами. Таким образом, например, в 1585 году в Епифани было набрано из казаков 300 детей боярских и испомещено в уезде этого города. К концу XVI века общая численность московского военно-служилого класса достигала, по сообщению Флетчера, до 80 тысяч человек, а по туземным свидетельствам — далеко превосходила эту цифру (до 400 тысяч человек).

Но одной конной милицией не ограничилась организация военно-служилого класса Московского государства. По известию Флетчера, кроме конницы, на службе Московского царя состояло 12 тысяч пехоты — стрельцов, из которых 5 тысяч находились в Москве, составляя ее постоянный гарнизон, 5 тысяч были расставлены по другим городам и 2 тысячи состояли при особе государя (стремянной полк). Этот род войска существовал уже при Иване Грозном. Кроме стрельцов, гарнизоны городов составляли пешие казаки, пищальники, воротники, кузнецы, плотники и разные другие служилые, люди по прибору, вербовавшиеся главным образом среди посадского населения.

Кроме своих, русских людей Московское правительство уже в XVI веке стало пользоваться услугами наемных иноземных войск. Наемных солдат при Флетчере было 4300 человек: 4 тысячи черкас, т. е. малороссийс­ких казаков, 150 голландцев и шотландцев и смешанный отряд в 150 человек из греков, турок, датчан и шведов. Кроме иноземцев. Московское государство при случае пользовалось для войны отрядами инородцев — татар, черемис и мордвы.

3. Разделение военно-служилого класса на чины.

Выбрав из общества годные к военной службе элементы, правительство в конце концов сделало им разборку, поделило их на разряды или чины, смотря по их общественному положению и служебной годности. В 1550 году царь с боярами приговорили набрать тысячу лучших детей боярских из разных уездов государства и наделить их поместьями около Москвы, не далее 70 верст по радиусу. Из этих детей боярских вместе с знатными родами бояр и детей боярских московских предполагалось создать контингент лиц для постоянной службы в Москве и для исполнения всевозможных, преимущественно военных, правительственных поручений. Так создался чин московских дворян, или служилых людей «московского списка», в противоположность городовым или провинциальным. Знатнейшие из этих дворян становились боярами, окольничими, стольниками, стряпчими, отправляли приказные и придворные должности в центре государства. Другие служили в «начальных головах» вместе с провинциальными служилыми людьми, командовали уездными отрядами, стрельцами и т. д. По степени пригодности провинциальные служилые люди с течением времени были также разбиты на группы. В конце концов, создалась целая иерархия чинов в недрах военно-служилого класса. Высшее место занимали чины думные: бояре, окольничие и думные дворяне; среднее — чины московские: стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы, низшее — чины провинциальные: дворяне выборные, дети боярские дворовые и дети, боярские городовые. Выборные дворяне были наиболее зажиточные и исправные по службе из детей боярских. Их вызывали на известный срок в Москву для службы при дворе; когда царь отправлялся в поход, они входили в состав его полка, служили младшими офицерами в уездных отрядах и т. д. Дворовые дети боярские выступали в дальние походы, а городовые служили на месте. В преде­лах этой иерархии совершалось известное движение, не для всех одинаковое. Люди знатных боярских родов начинали свою службу в московских дворянах и поднимались выше, жалуемые в стряпчие, стольники, окольничие и бояре. Городовые дети боярские переводились в дворовые, выборные дворяне и т. д., дослуживаясь до чина жильца или дворянина московского, редко выше.

4. Денежное жалование и поместья.

Все служилые люди получали денежное жалование. По свидетельствам Флетчера и Маржерета, бояре получали жалование от 500 до 1200 рублей, окольничие от 200 до 400 руб., московские дворяне до 100 рублей, дети боярские от 4 до 30 рублей; стрельцы рублей по 7 и по 12 четвертей ржи и овса. Но не всем и не каждый год выдавалось денежное жалование, а лишь во время войны. Денежное жалование для большинства служилых людей было только подмогой для снаряжения на войну, т. е. для приобретения доброго коня и вооружения. Люди высших чинов, постоянно занятые службой, получали его ежегодно и сполна; дети боярские при Герберштейне получали его через два года на третий; по данным царского Судебника — через два года на третий и даже на четвертый. Главным средством для содержания военно-служилого класса сделалась земля. С объединением Руси в распоряжении Московского государя оказался огромный земельный фонд из черных и дворцовых земель прежних удельных княжеств и конфискованных частных владений. Из этого фонда Московский государь и стал раздавать участки служилым людям, без права отчуждения и передачи по наследству. Это испомещение служилых людей сделалось простым обеспечением обязательной службы и по существу своему отличалось от феодальной раздачи поместий в удельную эпоху. Поместье XVI века никоим образом нельзя приравнивать к феодальному лену удельного времени. Феодальный лен давался в условное владение по договору сеньора и вассала, который мог быть, расторгнут по воле одной стороны. Московский служилый человек по­лучал поместье сплошь и рядом по простому распоряжению правительства и не мог уже законным путем уклониться от службы и бросить свое поместье. Испомещение служилого люда приняло уже принудительный характер. Таким образом, великий князь Иван Васильевич, отобрав у новгородцев часть земель, послал в 1482 году на поместья многих детей боярских. В 1506 году по благословению митрополита Симеона, он «поймал за себя в Новгороде Великом церковные земли и владычни и монастырские и роздал детям боярским в поместья».

С другой стороны, конфисковав именья у бояр новгородских, он перевел их в Москву и подавал им поместья под городом. Той же самой политики держались и преемники Ивана III. Царь Иван Васильевич, например, набирая тысячу лучших боярских детей из уездов, распорядился отвести им поместья около Москвы в количестве от 200 до 100 четвертей, не соображаясь с тем, хотели или не хотели они этого испомещения.

Итак, с объединением Руси вокруг Москвы и образованием Великорусского государства земля стала главным средством содержания военно-служилого класса. Разные чины этого класса получали неодинаковое обеспечение землей. По известию Маржерета, бояре получали от 1000 до 2000 четвертей земли, окольничие и думные дворяне до 1200, московские дворяне от 500 до 1000, выборные дворяне до 500 и городовые дети боярские от 100 до 500 четвертей, «а в дву потому ж», т.е. до 750 десятин по нынешнему времени. Впрочем, здесь сообщаются размеры окладов, т.е. норм, которым не всегда соответствовали действительные дачи. Земли для раздачи в поместья нехватало уже во второй половине XVI века. В 60-х и 70-х годах довольно обычным было испомещение в половину оклада. Нельзя сказать, чтобы земли вообще не было. Земли было много, но мало было культурной, обработанной. Помещики отказывались брать необработанные земли, несмотря на то, что правительство давало им льготы в податях на 8 и на 10 лет и деньги на построение хором (по 2 рубля на каждые 100 четей). Помещики в большинстве не имели свободного времени и капитала для того, чтобы заводить хозяйство на невозделанной земле, расчистить ее из-под леса, настроить жилых помещений для крестьян и т. д. Поэтому, стремясь естественно к пополнению оклада, помещики следили за тем, где за смертью владельца освобождалось поместье, с тем, чтобы немедленно подать челобитье о пожаловании им этого поместья в счет их оклада. На величину дачи, кроме недостатка свободных земель, влияло также и другое условие, именно — владел ли и в каких размерах служилый человек вотчиной.

5. Обязательная служба с вотчин и поместий и ее наследственность.

Мы видели, что уже до Ивана Грозного установилась обязательная служба с вотчин. При Иване Грозном в 1556 году служба с вотчин уравнена была в своих размерах со службой с поместий: вотчинники, как и помещики, обязаны были с каждых 100 четвертей земли в поле, «а в дву потому ж» выставлять одного всадника в полном вооружении. Правительство стало одинаково стремиться к тому, чтобы земля из службы не выходила, все равно была ли она поместная или вотчинная. Таким образом, в 1556 году правительство, отметив, «что вельможи и всякие воины многими землями завладели, а службой оскудели», и что служба их не соответствует размерам их вотчин и поместий, распорядилось: «творя уравнение в поместьях землемерием, учинить каждому, что достойно, излишки же разделити неимущим», при этом обращено было внимание на вотчинные владения служилых людей, и не имеющим вотчин предполагалось давать большие поместья, чем лицам, у которых были вотчины. Такая практика установилась и в последующее время.

Обеспечиваемая землей военная служба стала обязательной наследственной повинностью служилого класса. Судебник 1550 года постановлял: «А детей боярских служивых и их детей, которые не служивали, в холопи не приймати никому, опрочь тех, которых государь от службы отставит». Следовательно, дети боярские по службе и рождению не могли уже располагать своей личной свободой. Грамота 1556 года содержит указание на то, что служилый человек должен был начинать свою службу с 15 лет и нести ее до смерти или до неспособности за старостью и увечьем.

Для приведения в известность всех годных или поспевших к военной службе служилых людей производились периодические смотры им, или разборы. Для этого из Москвы командировались в уезды особые лица, которые при помощи окладчиков, выбранных из местных служилых людей, определяли имущественную состоятельность и служебную годность служилых людей и составляли им списки. В разборные списки, или десятни, заносились сначала люди, уже состоявшие на государевой службе. О каждом таком человеке обозначалось, «каков он будет на государево службе конен и оружен и люден», или «что с кем на государево службе будет людей, и коней, и доспехов, и всякого служебного наряду», «кто каков отечеством и службой, и кому кто в версту, и в которую статью кто с кем поместным окла­дом и денежным жалованием пригодится, и кому мочно вперед государева служба служити, и на государевы службы приезжают на срок ли и с государевы службы до отпуску не съезжают ли, и которые к службам ленивы за бедностью, и которые ленивы не за бедностью». После внесения в десятни старых служилых людей вносились «новики», которые только что начали службу или только еще «поспели» к ней, вышли из «недорослей». Их верстали поместными окладами или «в припуск», или «в отвод», т. е. они должны были отбывать военную службу с отцовского поместья, если это были дети многоземельных служилых людей, или же получали само­стоятельный оклад.

Наследственная обязанность военной службы уже в XVI веке стала приводить фактически и к наследственному владению поместьями. Еще от 1532 года сохранилась духовная грамота, в которой завещатель просит душеприказчиков ходатайствовать о передаче его поместья его жене и сыну, а по одной духовной 1547 года братья-наследники наравне с вотчиной отца должны были поделить между собой и его поместье. Когда умирал служилый человек, его поместье стали оставлять за не-дорослями-сиротами, если не было неверстаного взрослого сына; если же таковой был, то ему вместе с отцовским поместьем передавалось и попечение о младших братьях и сестрах. Из поместья выделялись известные доли на прожиток вдове и дочерям, вдове до смерти или до вторичного замужества, дочери до 15 лет, когда она должна была выйти замуж. Если к тому сроку находился у девицы жених из служилых людей, она могла справить за ним свой прожиток. Закон 1550 года, испомещая под Москвой известную тысячу служилых людей, установил, как правило, переход подмосковного поместья от отца к сыну, годному к службе.

С установлением обязательной службы с вотчин и вотчинное землевладение стало таким же средством содержания военно-служилого класса, как и поместное. Вследствие этого государство не могло оставить это землевладение на произвол судьбы, без своей охраны и опеки. Судебник 1550 года санкционировал и урегулировал право выкупа родичами их родовых вотчин, предоставив это право тем из них, которые не были при сделке и не подписывались в купчей в качестве свидетелей-послухов. Для удержания вотчин в руках родичей судебник облегчал им возможность выкупа. Было определено, что заимодавцы при выкупе могут требовать только действительную стоимость вотчин; а кто из них дал взаймы денег больше той цены, и у того деньги пропали. Забота об обеспечении военно-служилого класса землей заставила Московское правительство уже в самом начале XVI века поднять вопрос о церковных зе­мельных имуществах.

6. Успехи церковного землевладения.

Уже в удельную эпоху церковное, в частности монастырское, землевладение достигло огромных размеров. Монастыри, возникавшие в XIII-XV веках, были своеобразными землевладельческо-промысловыми колониями, которые устраивались на незанятых землях (пустыни), разрабатывали их, заводили на них хозяйство и получали от территориальных государей подтверждения на занятые земли. Сначала на этих землях трудились сами отшельники-пустынножители, монахи. Но затем, когда монастырь возрастал, к монахам присоединялись различные монастырские служки, а затем уже на земли монастыря рядились и селились крестьяне. Различные льготы, предоставлявшиеся монастырским именьям в отношении податей и повинностей и подсудности, меньшая требовательность монастырей-землевладельцев в отношении крестьян, привлекали на их земли огромное население. Некоторые из монастырей с самого основания являлись владельцами населенных имений, именно те монастыри, которые основывались князьями, боярами, богатыми купцами и наделялись ими именьями. Первоначальные заимки и получки монастырей с течением времени расширялись разнообразными способами. Монастыри выпрашивали себе близлежащие луга и пустоши, покупали у соседних владельцев, когда представлялась тому возможность. Еще более обильным источником земельного обогащения были вклады в монастыри по душе, т. е. для обеспечения вечного поминовения вкладчиков и всего их рода. Монастырские земельные имущества расширялись также и записями при пострижении. Пострижение в монашество в старости практиковалось в широких размерах в Древней Руси, причем землевладельцы записывали в монастырь часть своих имений, а иногда и целиком, как бы в обеспечение своего пожизненного содержания в монастыре. Иногда землевладельцы заключали с монастырем своего рода договор, заранее назначали земельный вклад в монастырь, еще задолго до своего действительного пострижения, выговаривая себе; «а похочу яз постричись, и игумену меня постричь за тем же вкладом». Вклад при пострижении считался тем более обязательным, что по смерти вкладчика он превращался в поминальный. В тех случаях, когда у вкладчиков не было земли, они или сами покупали землю для монастырей, или делали в монастыри денежные взносы, на которые монахи покупали земли. Вклад делался для обеспечения вечного поминовения, чтобы «душа его во веки беспамятна не была». Деньги могли быть израсходованы, тогда как монастырская земля была не отчуждаема и должна была постоянно напоминать о вкладчике. Много земель попа­дало во владение монастырей и путем чисто гражданских сделок. Монастыри были капиталистами, у кото­рых окрестные военно-служилые люди занимали деньги под заклад своих вотчин. При невыкупе в срок или отказе от уплаты долга вотчины переходили во владение монастырю. Такими разнообразными путями служилые вотчины, бывшие подспорьем поместий, уходили из служилых рук в монастыри.

7. Литературная полемика по вопросу о церковных имуществах.

Развитие монастырского землевладения не только подкапывало источник государственных средств для содержания военных сил, но, в конце концов стало разрушать и само иноческое житие. Монастыри из убежищ людей, искавших спасения души, стали превращаться в убежища праздной и сытой жизни. Монахи вместо богомыслия стали погрязать в мирской суете, в беспрестанных заботах и хлопотах по управлению монастырскими вотчинами, по обширному монастырскому хозяйству. Не удивительно поэтому, если не только среди мирян, но и в среде самого духовенства, в конце концов, зародилось сомнение в праве и пользе для монастырей владения именьями. Уже митрополит Киприан на вопрос одного игумена, что ему делать с селом, которое ему дал князь на его монастырь, отвечал: «святые отцы не предали инокам владеть людьми и селами, когда чернецы будут владеть селами и обяжутся мирскими попечениями, чем они будут отличаться от мирян?» Но особенно восстали против монастырского землевладения преп. Нил Сорский, поборник строгого аскетизма, пропагандист скитского жития, и его учитель Паисий Ярославов.

На соборе 1503 года, созванном для суда над жидовствующими и устранения разных церковных непорядков, преп. Нил, поддерживаемый Паисием и другими заволжскими старцами, выступил с решительным осуждением монахов, кружащихся ради стяжаний и сделавших жизнь монашескую, некогда превожделенную, «мерзостной». Он стал умолять великого князя, чтобы у монастырей сел не было, «а жили бы черньцы по пустыням, а кор­мили бы ся рукодельем». Но против него выступил игумен Волоцкого монастыря Иосиф Санин. Он указал на примеры Феодосия Великого, Афанасия Афонского, Феодосия и Антония Печерских и на другие примеры, из которых видно, что древние святые отцы владели селами, а затем поставил на вид следующее соображение: «аще у монастырей сел не будет, как честному и благородному человеку постричися? И аще не будет честных старцев, отколе взяти на митрополию или архиепископа, или епископа и на всякия честныя власти? А коли не будет честных старцев и благородных, ино вере будет поколебание». Великий князь Иван Васильевич очень сочувствовал идее отобрания от монастырей имений, столь нужных ему для наделения служилых людей поместьями. Как уже было сказано, при завоева­нии Новгорода он отобрал у новгородского владыки и монастырей значительную часть их имуществ. Но собор принял сторону Иосифа и отвечал великому князю, что по установлению святых отцов и равноапостольных христолюбивых царей и всех святых священных соборов как в греческих, так и в русских странах издавна и доныне «святители и монастыри земли держали и держат, а отдавати их не смеют и не благоволят, понеже вся таковая стяжания церковная — Божия суть стяжания, возложена и нареченна и данна Богу и не продаема, ни отдаема, ни емлема никим в веки века и нерушима быти и соблюдатися». Великому князю пришлось покориться. Но вопрос о церковных имуществах не сошел с очереди. Ученик преп. Нила старец Вассиан, в миру князь Василий Иванович Патрикеев, сделавшись приближенным Василия III, настоятельнейшим образом внушал великому князю и проповедовал среди бояр, что у монастырей для их собственного блага и для возвращения монашеской жизни в ее первоначальное совершенство должны быть отобраны вотчины. Вассиан написал три небольших трактата против монастырского землевладения. Иноческая жизнь, доказывал он, есть всецелое отречение от мира; приобретение монахами недвижимых имений есть нарушение ими евангельской заповеди о совершенной нестяжательности. Обладание недвижимыми именьями заражает монахов страстью сребролюбия, а сребролюбие по апостолу корень всему злому, как это и видно на монахах-стяжателях. Они беспрестанно объезжают города, чтобы со всевозможным ласкательством и раболепством выпрашивать у богатых людей села и деревни; в лице своих крестьян они обидят, грабят и бичом истязают без милости христиан — своих братии; лихоимствуя по-язычески, они отдают в рост за огромные проценты свои деньги и без всякого милосердия и пощады взыскивают эти деньги; они таскаются по судам, чтобы взыскивать деньги или чтобы судиться с соседями о границах своих сел и деревень. Древние святые отцы как греческие, так и русские сел у монастырей не держали, но жили по евангелию без имений; если кто давал им села, то не брали. Принятие монахами вотчин от князей было с их стороны нарушением заповедей евангельских, апостольских и отеческих. Благочестивые князья, жалуя вотчины в монастыри, хотели, чтобы монахи всецело предавались молитве и безмолвию, а избытки доходов употребляли на благотворения нуждающимся. Но монахи обратили все это в посмех, употребляют доходы с вотчин единственно на тучное питание самих себя и не только не благотворят нуждающимся, но и всячески угнетают крестьян, живущих в их отчинах. Вассиана поддерживал в походе против монастырских вотчин и приехавший в то время в Москву знаменитый Максим Грек, написавший трактат под заглавием: «Стязание об известном иноческом жительстве, лица же стязающихся Филоктимон да Актимон, сиречь любостяжательный да нестяжательный». Повторяя все доводы Вассиана, Максим Грек допускал для монахов, кроме личного труда, сбор милостыни.

8. Соборные определения о церковных имуществах.

Практическим результатом всего этого похода против монастырского землевладения была не секуляризация церковных имуществ, а только ряд мер, полагавших пределы дальнейшему развитию монастырского земле­владения. По окончании церковного собора 1551 года царь Иван Васильевич издал указ, коим запрещал монастырям и архиереям покупать вотчины у князей, бояр, дворян и детей боярских и брать их по душе безденежно без доклада государю в каждом отдельном случае и предписывал возвратить прежним владельцам поместья и черные земли, которыми архиереи и монастыри насильно завладели за долги, или которые неправильно записаны за ними описчиками земель. Указ предписывал отобрать у монастырей и архиереев те именья, которые надавали им бояре в малолетство царя и которые были ими куплены или получены в дар в нарушение уложения великого князя Василия Ивановича. В 1572 году запрещено было делать земельные вклады в богатые обители. Если бы какая-нибудь вотчина вопреки этому запрещению была отписана на монастырь, предписывалось такую вотчину не записывать в Поместной избе, а отдавать ее роду и племени — служилым людям, чтобы «в службе убытка не было, и земля бы из службы не выходила»; а если кто даст вотчину малому монастырю, у которого земли немного, такую вотчину записывать за монастырем, «доложа государя, а без докладу не записывати и без боярского приговора». Наконец, в 1580 году духовный собор, по предложению правительства, постановил, что духовенство на будущее время должно «земель не покупать, не брать в залог и не прибавливати никоторыми делы», а вотчинники должны не только не продавать в монастыри вотчин, но и не давать их безденежно по душам; в случае же если вотчинники нарушат это постановление и завещают земли монастырю, то родственники их как ближние, так и дальние имеют неограниченное право выкупа вотчины; если же родственников не окажется, тогда вотчина отбирается в казну, откуда за нее выдаются деньги.

9. Изменение положения крестьян в связи с развитием военно-служилого землевладения.

Развитие служилого землевладения сопровождалось огромными последствиями для крестьянской земледельческой массы. Прежде всего, оно ограничило и сократило поле самостоятельного приложения земледельческого труда. Раздача годных для земледельческой культуры земель сокращала возможность крестьянских заимок, практиковавшихся в древнее время в самых широких размерах. Свободному земледельцу волей-неволей приходилось садиться на занятую уже землю и рядиться во крестьяне. Бывали случаи, когда правительство раздавало в поместья и вотчины земли, уже занятые и разработанные крестьянами. Таким образом, развитие поместного и вотчинного землевладения приводило к обезземелению крестьянской массы и ее подчинению землевладельцам. Косвенным образом это отражалось и на положении самостоятельного крестьянства, жившего на государственных землях, так называемых черных крестьян. Обыкновенно за каждым самостоятельным хозяином-тяглецом, который записан был в книги и отвечал за податную исправность своего двора, жили, кроме его детей, неотделенные братья, племянники, а также и чужие люди — захребетники, суседи и подсуседки, люди «нетяглые и неписьменные». Таких людей и стали перезывать на свои земли помещики и вотчинники, соблазняя их перспективой заведения с их помощью самостоятельного хозяйства. Таким образом, развитие служилого землевладения вело к разрежению крестьянских дворов на казенных, черных и дворцовых землях. Косвенным образом развитие военно-служилого землевладения парализовало у нас и развитие города-посада. Оно сообщало одностороннее направление народному труду, увлекая на землю, в вотчины и поместья, рабочие руки, которые без того стали бы искать себе приложения в промышленности и торговле. Увлекая самих служилых людей из городов в их деревни, поместная система лишала городскую промышленность и торговлю главных потребителей и покупателей. Служилые люди, обживаясь в своих поместьях и вотчинах, старались завести своих собственных дворовых ремесленников, все необходимое иметь дома, не обращаясь в город. В конце концов, все это тормозило торгово-промышленное развитие страны и сообщало односторонний земледельческий характер русскому народу.

Литература

1.         Н. П. Павлов-Сильванский. Государевы служилые люди. 2-е изд. СПб., 1909.

2.         С. В. Рождественский. Служилое землевладение в Московском государстве XVI века. СПб., 1897.

3.         В. И. Сергеевич. Русские юридические древности. Т. 1.

4.         Е. Е. Голубинский. История русской Церкви. Т. 2. Полутом 1. М., 1900.