Политический строй северо-восточной Руси в удельную эпоху

РЕФЕРАТ НА ТЕМУ ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ РУСИ В УДЕЛЬНУЮ ЭПОХУ
План 1. Прекращение деятельности городских веч. 2. Зависимость князей от татарского хана; порядок княжеского владения. 3. Власть великого князя Владимирского до конца XIV века. 4. Эмансипация Рязани и Твери от подчинения великому князю Московскому и Владимирскому. 5. Подчинение великим князьям Московскому, Тверскому и Рязанскому удельных князей. 6. Внутренняя самостоятельность уделов. 7. Сближение княжеств с частными вотчинами. 8. Элементы государственности в удельном порядке. 9. Черты феодализма в удельном строе северо-восточной Руси XIII-XV веков; раздробление государственной власти. 10. Происхождение феодальных отношений на Руси. 11. Закладничество и патронат. 12. Переходы бояр и слуг; жалования и кормления. 13. Черты феодализма в воззрениях, языке и быте удельной эпохи.

14. Литература.

1. Прекращение деятельности городских веч.

Татарское нашествие со всеми сопровождавшими его последствиями ускорило и тот самый процесс жизни, который приводил к упадку значения, а затем и к окончательному прекращению деятельности городских веч в северо-восточной Руси.

Уже во второй половине XII века, в эпоху интенсивного заселения края колонистами с юга, князья северо-восточной Руси обнаруживали тенденцию стать хозяевами страны, ее господами как ее создатели и устроители. Припомним, что уже Андрей Боголюбский чинился самовластцем в Суздальской земле и знать не хотел ни своих бояр, ни народного веча. Андрей, как известно, стал жертвой своей внутренней политики и погиб от заговора недовольных его самовластием. После его смерти старые вечевые города — Ростов и Суздаль — попытались было стать хозяевами в стране, посадить князей по своей воле и на своей воле. Но им не удалось достигнуть этого, ибо у них не оказалось прочных, старинных связей с остальным населением, прибывшим недавно, посаженным на землю князьями-колонизаторами, и прежде всего с пригородами Суздальской земли. Владимирцы отказались признать князей, выдвинутых ростовцами и суздальцами. В произошедшей затем междоусобной борьбе старые вечевые города потерпели полное поражение. В Ростово-Суздальской земле, таким образом, уже до татар князь становился господином положения, а вече отходило на задний план. Самый состав населения в Ростово-Суздальской земле должен был благоприятствовать усилению князя за счет веча. Населе­ние это состояло из обывателей мелких сел и деревушек, разбросанных на огромных расстояниях. Скученных, крупных селений, торгово-промышленных городов было мало, а потому и веча главных городов не могли приобрести того засилья, которое они получили в других областях Русской земли. Татары завершили эту политическую эволюцию северо-восточной Руси. Города во время их нашествия подверглись страшному разорению, обеднели и обнищали. Вследствие упадка промыслов и торговли они не могли долгое время и поправиться сколько-нибудь значительно. При таких условиях и жителям их приходилось уже думать больше о насущном хлебе, о завтрашнем дне, а не о политике. С утверждением татарского владычества над Русью назначение и смена князей стали зависеть от воли хана. Поэтому сама собой пала и важнейшая функция веча — призвание и изгнание князей. Если и собирались веча, то только в экстренных случаях, и притом в виде мятежа. «Избави Бог, — пишет, например, летописец под 1262 годом, — от лютого томленья басурманьского люди Ростовская земля: вложи ярость в сердца крестьянам, не терпяще насилья поганых, изволиша вечь и выгнаша из городов, из Ростова, из Володимеря, из Суздаля, из Ярославля, окупахут бо ти окаяньнии бесурмени дани» (Лаврент.). Или под 1289 годом: «Князь Дмитрий Борисович седе в Ростове. Умножи же ся тогда татар в Ростове, и гражане створше вече и изгнаша их, а имение их разграбиша» (Воскрес.) и т. д. Итак, из двух сил, руководивших обществом в Киевской Руси, в северо-восточной удельной эпохе осталась одна — князь.

2. Зависимость князей от татарского хана; порядок княжеского владения.

Но эта политическая сила при всем том не сделалась независимой. В 1243 году великий князь Ярослав Всеволодович отправился к Батыю, который, по рассказу летописи, принял его с честью и сказал ему: «Ярославе! Буди ты старей всем князем в русском языце». На следующий год поехали и другие князья к Батыю «про свою отчину»: «Батый асе почтив я честью достойной и отпустив я, рассудив им, когождо в свою отчину» (Лаврент.). Тот же порядок продолжался и после. Обыкновенно ханы утверждали как великим, так и местным князем того, кто имел на то право по родовым или отчинным основаниям, действовавшим в тогдашнем обычном княжеском праве. Вследствие этого на великом княженье Владимирском в XIII веке садились по очереди старшинства князья: Ярослав Всеволодович, брат его Святослав, сын Александр Ярославич Невский, другой сын — Ярослав Тверской и третий — Василий Костромской, затем старший внук Димитрий Александрович, следующий Андрей Александрович, затем Михаил Ярославич Тверской. Таким образом, в преемстве старшего великокняжеского стола соблюдался приблизительно старый киевский обычай. Но в замещении всех других княжеских столов установился, как уже было указано в свое время, новый, вотчинный порядок — переход от отцов к сыновьям, а при неимении таковых, к ближайшим родственникам. Таким образом, например, в Ростове после Константина Всеволодовича княжил его стар­ший сын Василько, которому наследовал сын его Борис и т. д., в Рязани после Ингваря Игоревича княжил сын его Олег, затем внук Роман Ольгович, правнук Федор Романович, у которого не осталось потомства, почему в Рязани стал княжить брат его Константин Романович и т. д. Ханы большей частью утверждали на княженье того, кому оно следовало по обычаю. Но при всем том ханский суверенитет имел не формальное, а чисто реальное значение. Князья платили хану выход со своих княжеств и дары за ярлыки на княжение. Поэтому в XIV веке ханы стали давать великое княжение Влади­мирское не тем князьям, которым оно следовало по порядку старшинства, а тем, которые умели их перепросить, дать им больше даров. Таким образом, например, в 1341 году вышел из Орды на великое княжение шестнад­цатилетний московский князь Семен Иванович, «и вси князи русский под руце его даны, и седе на столе в Володимери» (Воскрес.). В 1359 году хан отдал ярлык на великое княжение малолетнему Димитрию Ивановичу Донскому, бояре которого сумели перекупить этот ярлык, выпрашивавшийся одновременно и князем суздальским Димитрием Константиновичем. В конце XIV века у хана стали перекупаться ярлыки уже не только на великое княжение Владимирское, но и на уделы. Таким образом, например. Московский князь Василий Дмитриевич перекупил ярлык на княжество Нижегородское, который дан был перед тем отчичу, Борису Константиновичу. В данном случае хан по отношению к князьям стал играть ту же самую роль, какую играли веча главных городов в Киевской Руси, сажавшие князей сплошь и рядом без внимания к их родовым счетам.

3. Власть великого князя Владимирского до конца XIV века.

Какие взаимные отношения установились при татарах между князьями северо-восточной Руси? До конца XIV века великие князья владимирские имели известную власть над всеми другими князьями, хотя ни содержание этой власти, ни ее размеры не выступают вполне определенно по источникам. Летописи глухо говорят о том, что другие князья были «под рукой» великих князей. Выше было приведено свидетельство летописи о том, что великому князю Семену все русские князья были «под руки» даны. О Димитрии Донском пишется, что он «призва вся князи Русские земли, сущая под властию его» (Воскрес.). Подручничество князей дает себя выследить в фактах лишь в том, что удельные князья во время общерусских походов становились под знамя великого князя Владимирского. Великий князь Владимирский, по всем признакам, был представителем всех русских князей перед ханом, был первоначально единственным князем, который знал Орду, т. е. ездил хлопотать перед ханом за интересы Русской земли, получал от него приказы и т.д. Все эти особые права и преимущества в связи с владением Владимирским округом и были причиной борьбы князей разных линий за великое княжение Владимирское.

Последняя борьба за великое княжение Владимирское произошла при Димитрии Ивановиче Донском. В 1367 году князь Димитрий Иванович заложил в Москве каменный кремль и начал всех князей приводить под свою волю, между прочим и князя Михаила Александревича Тверского. Михаил, не желая подчиняться, обратился за помощью к зятю своему Ольгерду, великому князю Литовскому. Несколько раз литовские войска вступали в московские владения, подвергали их опустошениям. Великий князь Димитрий Иванович пускал против них не только полки князей московских уделов, но и рязанские Олега Ивановича, пронские князя Владимира Дмитриевича. Не успев в своем деле с литовской помощью, Михаил в 1371 году отправился в Орду и возвратился оттуда с ярлыком на великое княжение Владимирское и ханским послом Сарыхожей. Но Димитрий не пустил Михаила на великое княжение, задарил Сарыхожу и затем сам отправился в Орду, задарил там хана, ханш и всех князей и вновь получил ярлык на великое княжение. Михаил, со своей стороны, вновь отправился в Литву и возбудил Ольгерда против Москвы. В произошедшей затем борьбе великий князь Димитрий Иванович водил с собой на ратное поле тестя своего Димитрия Константиновича Суздальского с двумя братьями его и сыном, двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского, троих князей ростовских, князя Смоленского, двоих князей ярославских, князя Белозерского, Кашинского, Моложского, Стародубского, Брянского, Новосильского, Оболенского и Тарусского. Борьба кончилась тем, что Михаил Александрович признал себя «младшим братом» Димитрия, равным Владимиру Андреевичу, обязался не искать под Димитрием великого княжения Владимирского, садиться на коня и ехать на войну, когда сам великий князь или брат его Владимир Андреевич сядут на коня, или послать своих воевод, если они пошлют воевод: обязался сообща определять свои отношения к татарам, давать им дань или не давать, биться с ними, если дело дойдет до войны, воевать вместе против Литвы, жить с Великим Новгородом и Торжком как встарь.

Все эти подробности борьбы за великое княжение Владимирское, а равно и договор великого князя Димитрия Ивановича с Михаилом Тверским, обеспечивающий его послушание великому князю Владимирскому, показывают, в чем состояла власть великого князя Владимирского. Власть эта была военно-политическая. Местные князья обязаны были выходить на войну по зову великого князя, не вести никакой самостоятельной внешней политики. Значение великого князя Владимирского выступает затем довольно явственно и в последовавшей затем борьбе Димитрия Ивановича Донского с татарами и Рязанью. В 1380 году Димитрий собрал против Мамая огромную рать в 150 тысяч человек. В состав этой рати вошли полки не только московских уделов, но и подручных князей ростовских, ярославских, белозерских; и Тверской князь присылал свои войска с племянником своим, Иваном Всеволодовичем Холмским. Олег Рязанский, из страха перед татарами не присоединившийся к великому князю, после Куликовского поражения татар, должен был бежать в Литву из боязни репрессии, и Димитрий Иванович за ослушание Олега отнял было у него Рязань. Когда они помирились затем и заключили договор, Олег признал себя «младшим братом» Димитрия, равным Владимиру Андреевичу, обязался быть заодно против Литвы, а с Ордой находится в тех же отно­шениях, как и Московский князь. Значит, Олег стал к Димитрию Ивановичу Донскому в такое же подчиненное положение, как и Михаил Тверской. Для характеристики этого положения можно привести некоторые данные из договора с Дмитрием Ивановичем его двоюродного брата, Владимира Андреевича Серпуховского, к которому приравнивались князья Олег и Михаил: «Тебе, брату моему младшему, князю Владимиру, держать подо мной княженье мое великое честно и грозно; тебе, брату моему младшему, служить без ослушания» и т. д.

4. Эмансипация Рязани и Твери от подчинения великому князю Московскому и Владимирскому.

В XV веке князья тверские и рязанские эмансипировались от подчинения великому князю Владимирскому. Великое княжение Владимирское могло держаться грозно и честно лишь тогда, когда великие князья были на Руси представителями хана, пользовались его авторитетом и военной помощью. Но к половине XIV века Орда ослабела, и великий князь не только не получал оттуда поддержки, но уже находился в частом конфликте с татарскими ханами, выступил в роли вождя в борьбе за освобождение от владычества татар. При таких условиях он вынужден был договорами с князьями закреплять свою власть и свой авторитет. Договоры бывают, действительны лишь тогда, когда они могут быть во всякое время поддержаны силой. Но великий князь Московский, хотя и присвоил себе великое княжение Владимирское, не был еще в таком положении в конце XIV и первой четверти XV века. Его силы парализовались не только Ордой, которая по временам враждебно выступала против него, но и Литвой, которая во всякую минуту готова была поддерживать против него местных князей. При таких условиях князья рязанские и тверские стали исподволь занимать самостоятельное положение относительно великого князя всея Руси. В договоре, заключенном с великим князем Василием Дмитриевичем в 1402 году. Рязанский князь Федор Ольгович, хотя и признал себя младшим братом и обязался не приставать к татарам, но при всем том выговорил себе право отправлять посла (киличея) с подарками в Орду, право принимать у себя татарского посла для добра христианского с честью, уведомляя только обо всем и о всех ордынских вестях великого князя Василия. Еще знаменательнее договор, заключенный с Василием Дмитриевичем Тверским князем Михаилом около 1398 года. В нем Михаил уже не называется младшим братом, а просто братом и дает обязательства, равнозначительные с обязательствами своего контрагента — быть за один на татар, литву, немцев и ляхов. Это обоюдостороннее обязательство развито в договоре таким образом: если пойдет на московских князей сам царь или рать татарская, или литва, или немцы, или ляхи, и великий князь Московский с братьями сядут на коней, то Михаил пошлет двоих своих сыновей, да двоих братаничей, оставив одного сына у себя; если же татары, литва или немцы нападут на Тверское княжество, то Московский князь обязан сам садиться на коня и с братьями. Великий князь, обязывая Тверского князя, его детей и внучат не брать любви, т. е. не входить в договоры с Витовтом и Литвой, в то же время и сам за себя и братьев обязался не заключать договоров без Тверского князя, его детей и внучат. Тверскому князю предоставлялась полная свобода в сношениях с Ордой: «А к Орде ти, брате, и ко царю путь чист, и твоим детям, и твоим внучатам, и вашим людям». Наступившая в роде московских князей усобица еще более содействовала освобождению от подчинения им князей тверских и рязанских, которые за это время тесно примыкали к великому князю Литовскому.

5. Подчинение великим князьям Московскому, Тверскому и Рязанскому удельных князей.

Таким образом, с конца XIV и в течение первой половины XV века в северо-восточной Руси было уже не одно великое княжение, а три — Московское, Тверское и Рязанское. С Московским великим княжением связано было неразрывно великое княжение Владимирское, вследствие чего и Московскому великому князю подчинялись не только его родичи, но и князья других уделов, например, ростовские, суздальские, ярославские и др. Тверскому великому князю и Рязанскому подчинялись только их родичи. Об этом подчинении родичей старшему или великому князю свидетельствуют как договоры этих великих князей с другими великими же князьями, так и договоры великих князей с младшими родичами. Выше уже приведено обязательство великого князя Тверского перед Московским, посылать на помощь своих сыновей и братаничей. Значит, младшие удельные князья должны были выходить на войну по приказу старшего. Тверской князь Борис Александрович, заключая в 1427 году договор с Витовтом, прямо оговорил: «Дядьям моим, братьям и племени моему — князьям, быти у меня в послушании: я, князь великий Борис Александрович, волен, кого жалую, кого казню, и моему господину деду, великому князю Витовту, не вступаться; если кто из них захочет отдаться в службу к моему господину деду с отчиной, то моему господину деду с отчиной не принимать; кто из них пойдет в Литву, тот отчины лишится, — в отчине его волен я, великий князь Борис Александрович». Из договоров великих князей с удельными видно, что по­слушание последних выражалось в обязанности их садиться на коней и ехать на войну, когда великий князь сам сядет на коня или пошлет своих сыновей или других младших братьев, и в обязанности посылать воевод, если великий князь пошлет своих воевод. Великие князья получали от ханов ярлыки на всю землю, в том числе и на уделы младших родичей. В 1412 году великий князь Тверской Иван Михайлович, которому не хотел подчиняться удельный князь Юрий, говорил: «Ярлык царев дан ми есть на всю землю Тверскую, и сам Юрий в ярлыце царем дан ми есть». В силу этого удельные князья не могли отдаваться со своими отчинами в подчинение другим князьям, обязаны были, собирая дань по разверстке, отдавать эту дань великому князю, а великий князь уже отвозил в Орду. Поэтому великий князь Василий Васильевич Темный и наказываль в своем духовном завещании: «Как начнут дети мои жить по уделам, то княгиня моя и дети пошлют писцов, которые опишут их уделы по крестному целованию, обложат данью по сохам и по людям, и по этому окладу княгиня и дети мои станут давать в выходы сыну моему Ивану».

Итак, удельные князья северо-восточной Руси в военно-политическом отношении подчинялись до конца XIV века великому князю Владимирскому, а с конца XIV века уже трем великим князьям — Московскому-Владимирскому, Тверскому и Рязанскому, которые были независимы друг от друга и определяли свои отношения договорами, варьировавшимися в зависимости от обстоятельств их заключения. Некоторые исследователи, особенно Сергеевич, склонны точно таким же образом смотреть и на отношения младших удельных князей к местным великим. Они признают, что подчинение младших князей старшим не было каким-либо порядком, государственно-правовым обычаем, что князья de jure все были равноправны, и отношения подчинения устанавливались между ними только в силу договоров, в зависимости от обстоятельств каждого данного момента. Но такая концепция междукняжеских отношений удельной эпохи едва ли может быть принята. Если вникнуть в содержание договоров старших князей с младшими, то легко заметить, что договоры силятся гарантировать такие отношения между ними, которые признавались нормальными, подтвердить государственно-правовую старину.

6. Внутренняя самостоятельность уделов.

Подчинение младших князей великим ограничивалось обязательным союзом против недругов, военной помощью, взносом татарского выхода в великокняжескую казну, что в свою очередь обусловливалось отсутствием у младших князей права самостоятельных сношений с Ордой. Но во всем остальном младшие князья были свободны и независимы. Договоры гарантировали им неприкосновенность их владений и полное право распоряжаться ими, не порывая только связей их с великим княжением. «Тебе знать свою отчину, а мне свою» — вот обычная статья в этих догово­рах. Договаривающиеся обязывались обыкновенно не покупать сел в уделах друг у друга, не позволять этого и своим боярам, не давать жалованных грамот на владение в чужом уделе, не держать закладной и оброчников, да­вать суд и управу на своих подданных по искам других князей или их подданных, не присылать в удел друг другу приставов и не судить судов. Боярам и вольным слугам в этих договорах обыкновенно обеспечивалась свобода перехода от одного князя к другому, причем они сохраняли и свои имения в уделе покинутого князя. Князья обязывались не принимать к себе письменных людей или численных, а также слуг «под дворским», владевших землями: кто из таких слуг переходил на службу другого князя, тот лишался своих земель в уделе прежнего князя. Младшие удельные князья, таким образом, пользовались полной самостоятельностью во внутреннем управлении своими княжествами. Они делили эти княжества между своими детьми, выделяли из них «опричнины» на прожиток по смерти своей своим княгиням, завещали эти княжества родственникам или чужим князьям и т. д.

7. Сближение княжеств с частными вотчинами.

Мы рассмотрели взаимные отношения князей северо-восточной Руси в удельную эпоху. Взглянем теперь на отношения их к своим владениям, к территориям княжеств и жившему на них населению. Князья, как мы видели, остались в северо-восточной Руси единственными хозяевами, господами в своих княжествах. Вследствие всеобщего обеднения страны и невозможности жить доходами от управления, князья позаняли в своих княжествах множество земель и промысловых угодий и развили в обширных размерах свое дворцовое хозяйство, для которого они привлекли значительную часть сельского населения к разным работам и повинностям. Доходы с этого хозяйства стали главным средством их содержания, а доходы от управления только известным подспорьем. Сделавшийся крупным хозяином князь стал рассматривать и все свое княжество как огромное хозяй­ственное учреждение, как вотчину и потому стал распоряжаться им подобно всем вотчинникам, делить его между своими наследниками, выделять из него части на прожиток своей жене и дочерям, иногда передавать зятьям, как было, например, в Ярославле, где князь Василий Всеволодович передал удел зятю Федору Ростиславичу Смоленскому. Вследствие размножения некоторых ветвей княжеского рода и многочисленных переделов их владе­ний, получились с течением времени такие микроскопические княжества, которые были не больше любой боярской вотчины. Ключевский на основании свидетельств жития одного святого, подвизавшегося на Кубенском озере, рисует одно из этих княжеств — Заозерское в таком виде: столица его состояла из одного княжеского двора, находившегося при впадении речки Кубены в Кубенское озеро, а неподалеку от него стояла «весь Чиркова». Вы видите перед собой, таким образом, обычную помещичью усадьбу, не более. Многие из княжеств, образовавшихся в Ростовском крае, заключали в себе села и деревушки, раскинувшиеся по небольшим речкам, как, например, Ухтома, Кемь, Андога, Сить, Курба, Юхоть и т. д.

Многочисленные удельные князья стали походить на вотчинников-землевладельцев не только по размерам своих владений, но и по роду своей деятельности. Не суд и управа как таковые стали теперь наполнять их время, а хозяйственные заботы, хозяйственные дела; и обычными сотрудниками их и советниками стали не бояре, думающие о ратном деле и строе земском, а их приказчики, которым они поручали отдельные отрасли своего обширного хозяйства. Таковы были: дворский, или дворецкий, которому подведомственны были все пахотные земли князя со всем работавшим на них населением, и затем путные бояре, администраторы путей, или совокупности того или другого разряда хозяйственных угодий, каковы: стольник, заведовавший всеми рыбными ловлями и рыболовами, ловчий, заведовавший звериными «путиками» и звероловами, бобровничий, чашник, заведовавший всеми бортными угодьями и бортниками, конюший, сокольничий. Так как все эти угодья не были сосредоточены в одном месте, а были разбросаны по всему княжеству, то и ведомства путных бояр не были территориальными округами, а именно путями, которые перерезывали княжества в разных направлениях. Все эти приказчики князя и составляли его обычный совет или думу, с которой он совещался не только о хозяйственных делах своего княжества, но и о таких, которые можно назвать государственными. Как у частных владельцев, так и у князей на должностях были не только свободные, но и рабы. Казначеи, ключники, дворские, посольские, тиуны сплошь и рядом были из холопов, как это видно из духовных грамот князей, в коих эти лица отпускались на волю. Даже в управлении населением, не привлеченным к работам по дворцовому хозяйству, у князей стал преобладать чисто владельческий, хозяйственный интерес. Территории удельных княжеств поделены были в административном отношении на уезды, с центральными городами, а уезды на волости. Для суда и управления князья отправляли в уезды наместников, в волости волостелей или своих тиунов. Наместник, сидевший в централь­ном городе уезда, чинил суд и управу по всем делам в окологородной волости, а по делам о душегубстве, разбое и татьбе с поличным — в пределах всего уезда; волостели или тиуны чинили суд и управу в волостях по всем делам за исключением тех, которые подлежали суду наместника. При наместниках и волостелях состояли исполнительные чиновники — праветчики и доводчики, пристава, подвойские. Главной целью этого управления было не столько обеспечение общественного порядка и прав личности, сколько извлечение доходов и содержание слуг. Наместники и волостели чинили суд совершенно формально, не входя во внутреннюю оценку доказательств. Суд творился, так сказать, сам собой, по заведенным исстари порядкам, за соблюдением которых следили судные мужи из местного общества, а судьи сидели и своего прибытка смотрели, т. е. с кого и сколько взять судебных штрафов и пошлин. Половину этих доходов получали обыкновенно князья, а половина шла судьям. Наместники и волостели, кроме того, получали с населения кормы натурой и деньгами — въезжее, рождественский, великоденный и петровский. Князья и посылали на эти должности своих бояр и слуг, чтобы покормиться, а потому и не дозволяли им подолгу оставаться на своих должностях, дабы дать возможность всем своим слугам перебывать на этих доходных местах. Смотря на должность наместников и волостелей пре­имущественно с точки зрения финансовой, князья, поэтому легко выдавали так называемые несудимые грамоты, освобождавшие население боярских и церковных имений от суда наместников и волостелей и подчинявшие его суду владельцев. Это была такая же материаль­ная милость владельцам, как и посылка бояр и слуг на кормленья. От суда наместников и волостелей освобождались обыкновенно и сами владельцы таких привилегированных имений. Их судил сам князь или его боярин введеный, т.е. специально на то уполномоченный.

8. Элементы государственности в удельном порядке.

Соединяя в одно целое черты, характеризующие отношения князей друг к другу, к территории и населению, некоторые исследователи, особенно Чичерин в «Опытах по истории русского права», приходят к отрицанию го­сударственных начал в удельном порядке. По мнению Чичерина, в удельной жизни господствовало только частное право, а не государственное. Князья в своих уделах не различали оснований, на которых владели городами и всей территорией удела, с одной стороны, и каким-нибудь мелким предметом своего обихода, с другой стороны, вроде утвари и одежды, и в своих духов­ных завещаниях безразлично благословляли своих сыновей городами и волостями, иконами, цепью, шапками и шубами. Междукняжеские отношения регулировались договорами, а договор — факт частного права. Стало быть, ни в отдельных уделах, ни во всей Русской земле не существовало ни государственной власти, ни государственных понятий и отношений в среде князей. Не было их и в отношениях князей к населению: князья были владельцами земли, а со свободными жителями их связывали только договорные отношения: эти жители оставались в княжествах, пока хотели, и князь не мог принудить их оставаться, и уход их не рассматривался как измена. Но такая характеристика удельного строя при всей ее яркости страдает односторонностью. Градовский в «Истории местного управления в России» справедливо указал, что князья в своих завещаниях, ставя рядом города, волости, свои села и движимость, передают наследникам разные предметы владения. Села, например, и вещи они передают целиком как полную собственность, а в волостях только доходы и права управления. Это служит для Градовского доказательством, что в удельном периоде, существовали понятия, выходившие из сферы гражданского права и имевшие характер понятий государственных. В добавление к этому можно присовокупить, что далеко не со всем свободным населением уделов князья связаны были договорными отношениями. Это касалось только бояр и вольных слуг, для которых князья выговаривали в договорах право свободного перехода. Но крестьян, письменных или численных людей, плативших дань татарам и несших разные повинности на князей, князья удерживали в своих уделах и обязывались не перезывать их друг у друга. Ввиду этого и уделы северо-восточных князей все-таки лучше признавать их наследственной собственностью как политических владетелей, а не частных, хотя нельзя отрицать, что по типу управления и быта, по преобладающим ин­тересам, эта собственность близко подходила к простой вотчине. Затем, и в отношениях князей друг к другу можно подметить начала подчинения в силу известного политического права старших по отношению к младшим. Договоры князей не всегда заново устанавливали отношения между ними, а сплошь и рядом только санкционировали уже действовавшее обычное право. Это политическое право определяло княжеские отношения и помимо договоров. Все это в общей сложности дозволяет говорить только об известном смешении государствен­ного и частного права в удельную эпоху, а не о замене государственного права частным.

9. Черты феодализма в удельном строе северо-восточной Руси XIII-XV веков; раздробление государственной власти.

Итак, удельные княжества и по размерам, и по характеру владения и пользования ими близко подошли к крупным вотчинам частных владельцев и церковных учреждений, а с другой стороны, крупные владельческие вотчины близко подошли к княжествам, ибо владельцы их приобрели политические права над населением своих имений. Таким образом, в политическом строе северо-восточной Руси проявились наиболее характерный черты средневекового феодализма — раздробление государственной власти и соединение ее с землевладением. В добавление к этому можно указать, что и у нас, как и на западе, при разделении государственной власти образовалась целая иерархия государей, различавшихся друг от друга по количеству своих верховных прав. Наивысшим государем Руси, от которого получали свою инвеституру русские князья, соответствовавшим императорам, западному и восточному, был царь Ордынский, рассматривавший всю Русскую землю как свой улус, как одно из своих владений. Ниже его были великие князья — Владимирский-Московский, Тверской и Рязанский, соответствовавшие западноевропейским королям, получавшие от него ярлыки на великие княжения со всеми их территориями; под великими князьями были князья удельные, соответствовавшие западноевропейским герцогам, подчиненные великим в некоторых отношениях, а еще ниже бояре-землевладельцы и церковные учреждения, пользовавшиеся, как мы видели, государственными правами суда и обложения в своих именьях. Впрочем, те права, которые составляют суверенитет — являются самостоятельными, а не производными, — имели только первые три категории государей. Суверенитет поделен был между ханом и князьями великими и удельными. Только эти государи имели право дипломатических сношений (удельные — ограниченное), право битья монеты и т. д. Правом битья монеты пользова­лись даже самые мелкие князья. В Тверском музее хранятся монеты с надписями: Денга Городеск., Городецко, Городеньско. Эти Городенские или Городецкие деньги были, как полагают, чеканены одними из самых незначительных Тверских удельных князей, а именно князьями Старицкими или Городеньскими. Известны и другие не великокняжеские серебряные и медные деньги (пулы): Кашинские, Микулинские, Спасские и другие. Что касается частных землевладельцев и церковных учреждений, то они не достигли у нас на Руси суверенных прав, какие приобретали себе их западные собратья. Как известно, на западе многие феодальные сеньоры узурпировали себе и суверенные права, велича­лись государями Божьею милостью, чеканили монеты, вели дипломатические сношения и т. д. Этой разнице наших порядков от порядков запада новейший исследователь русского удельного строя Павлов-Сильванский дал такое объяснение: «У нас так же, как и на западе, земля должна была неудержимо распасться, разделиться на мелкие самостоятельные мирки. Но в момент назревшего разделения страны у нас оказалось налицо множество князей-претендентов с наследственными владетельными правами. Они заменили у нас западных феодалов, захва­тивших суверенные права: разделение сверху предупредило разделение снизу; окняженье земли предупредило ее обояренье». В этом объяснении названный историк, по-моему, верно отметил суть дела, хотя и не договорил до конца, ибо это не согласовалось с другими его вэглядами. Князья сделались у нас на Руси территориальными государями прежде, чем создалось боярское землевладение, которое развивалось уже под покровом и в зависимости от княжеской власти. Между тем Павлов-Сильванский, разделяя теорию «земских бояр», думает, что боярское землевладение создалось у нас ранее или во всяком случае независимо от княжеской власти.

10. Происхождение феодальных отношений на Руси.

Каким же образом создался и у нас на Руси порядок, близкий к западноевропейскому феодализму? В предшествующей лекции была отмечена одна из основных при­чин, породивших этот порядок, господство натурального, сельского хозяйства, установившееся у нас на Руси с прибытием татар, в связи с истощением народного капитала. Это обстоятельство, как мы видели, заставило князей заняться главным образом тем делом, которым за­нимаются землевладельцы — сельские хозяева, ибо иначе князьям не на что было жить; князья, таким образом, приблизились к частным землевладельцам. С другой стороны, не имея денег для раздачи жалования своим слугам и церковным учреждениям, князья охотно поступались в их пользу своими правами над населением их имений, жаловали им иммунитеты, разные льготы и изъятия, приближая их, таким образом, к государям. Но можно ли остановиться на одной этой причине в объяснении происхождения русского феодализма? Историки-экономисты склонны довольствоваться одной этой причиной и игнорировать другие, которые выдвигались историками права и культуры. Мы не можем игнориро­вать этих причин внутреннего, духовного свойства. Что заставляло князей делить территорию государства на уделы? Хозяйственные потребности, необходимость интенсивного сельскохозяйственного труда, — ответят нам экономисты. Но для этого, скажем им, вовсе не надо было делить самую государственную власть. Старшему князю достаточно было испоместить на уделах младших, сохраняя все свои государственные права над населением уделов и предоставляя младшим князьям только хозяйственную эксплуатацию земель, на крайний случай наместничью власть в уделах. Если князья делили самую государственную власть, то это происходило все-таки от их политической неразвитости, от отсутствия у них воззрения, что высшая государственная власть по существу своему не может быть предметом семейного дележа. Деля государственную власть, князья, очевидно, смотрели на нее как на предмет частного владения. Этим же объясняется отчасти и тот факт, что они делились ею со своими боярами. Чтобы пожаловать боярина за его службу, не было надобности непременно давать ему иммунитет. Для пожалования того, что давал иммунитет, в сущности, достаточно было сделать боярина наместником или волостелем в его имении, пожаловать ему княжеские доходы и предоставить некоторые льготы населению его имения. Но князья шли обыкновенно дальше и навсегда отступались от своих прав по отношению к населению таких имений, очевидно, не ценя эти права не только с экономической, но и с политико-юридической точки зрения. Поэтому более правильным представляется мнение тех историков, которые выводили феодализм из общего состояния культуры известной эпохи не только экономической, материальной, но и политико-юридической, духовной.

11. Закладничество и патронат.

На почве вышеизображенного порядка и в связи с общими условиями культуры у нас на Руси развивались явления, имеющие аналогию в явлениях феодальной эпохи на западе. К таким явлениям надо, прежде всего, отнести закладничество. Раз стушевалось на деле и в общественном сознании различие между государем и частным владельцем в его государстве, то естественно должно было замутиться и понятие о подданном. Свободные лица стали считать себя вправе отдаваться в подданство не только многочисленным князьям, но и частным лицам и учреждениям, закладываться, как говорилось тогда, не только за разных князей, но и за бояр, владык и монастыри, если это сулило им какую-либо выгоду. А эта выгода представлялась сплошь и рядом, ибо ослабевшая от разделения и удельного дробления княжеская власть часто оказывалась не в состоянии обеспечить частному лицу нужную защиту и средства к жизни. На Руси, следовательно, стало происходить то же самое, что и в Западной Европе в эпоху ослабления королевской власти, когда слабые искали защиты путем коммендации сильным землевладельцам и церковным учреждениям. Аналогия в этом отношении шла так далеко, что и у нас на Руси, как и на западе, стали закладываться с именьями.

Выше было сказано, что боярские вотчины находились под суверенитетом территориального князя, а не того, кому в данное время служил их владелец, тянули судом и данью по земле и воде. Но это правило с течением времени стало нарушаться. Владельцы стали закладываться за князей, к которым поступали на службу с вотчинами, подобно тому, как на западе владельцы поступали со своими феодами, бывшими некогда также под властью территориальных государей. Это создавало страшную путаницу отношений, которой князья старались противодействовать договорами. В этих договорах они подтверждали, что боярские вотчины должны оставаться под суверенитетом территориального князя, тянуть судом и данью по земле и воде, что князья не должны в чужих уделах сел держать, покупать и даром принимать, не должны давать в чужой удел жалованных грамот, судить там и дань брать и вообще «в чужой удел не вступатися никоторыми делы». Но по всем признакам князьям не удавалось искоренить это явление, и переходы владельцев с вотчинами в подданство других князей продолжались. Такие переходы констатируются по источникам даже в конце XV и начале XVI века. Так, в 1487 году некий Ивашко Максимович сын Глядящего бил челом великой княгине Софье «и со своей вотчиной, с половиной селом Глядящим, что в Муроме в Куземском стану, со всем тем, что к его половине потягло». Имея в виду подобные случаи, Иван III и написал в своей духовной грамоте 1504 года: «а бояром и детям боярским Ярославским со своими вотчинами и с куплями от моего сына Василья не отъехати никому никуда». В 1507 году известный игумен Волоколамского монастыря Иосиф Санин, основавший свой монастырь в вотчине Волоцкого князя Бориса Васильевича и при его содействии, поссорившись со своим князем, «отказался от своего государя в великое государство», под высокую руку великого кня­зя Василия Ивановича. Когда Иосифа стали упрекать за это, он сослался на прецеденты. «В наши лета, — говорил он, — у князя Василья Ярославича в вотчине был Сергиев монастырь, а у князя у Александра у Федоровича у Ярославского был в вотчине Каменский монастырь, а у князей у Засекинских был в вотчине монастырь Пречистые иже на Тользе»; и вот игумены этих монастырей били челом великому князю Василию Васильевичу, и он «те монастыри взял в свое государство, да не велел тем князьям в те монастыри вступатись ни по что». И в древнее время, — замечает по этому поводу составитель жития преподобного Иосифа, — «от обид меньших к большим прибегали». Частные лица закладывались не только за князей, но и за бояр, за владыку и монастыри. У богатых бояр благодаря этому были целые отряды слуг, которые им служили при дворе и на войне, и которые представляют, таким образом, полную аналогию с западноевропейскими подвассалами. Боярин Родион Несторович, явившись из Киева на службу к великому князю Ивану Даниловичу Калите, привел с собой 1600 человек дружины. Тогда знатный московский боярин Акинф Гаврилович Шуба, оскорбленный почетом, оказанными приезжему боярину и не желая быть под Родионом в меньших, ушел на службу к Михаилу Тверскому и увел с собой 1300 человек слуг. Иван III, взяв Новгород, первым делом распустил большие княжеские и боярские дворы в Новгороде и роздал княжеским и боярским слугам поместья. Но в Тверском княжестве слуги, служившие со своими вотчинами боярам, существовали еще при Грозном. Как и на западе, многие служилые люди в удельную эпоху закладывались у нас за духовенство — митрополита, владык и монастыри. У митрополита и архиереев были боярские дети и в позднейшую эпоху Московского государства, до самого начала XVIII века.

Если в удельное время, таким образом, не было идеи подданства, в нашем смысле слова, то нет ничего удивительного, если частные лица отдавались под покровительство князя той территории, где они жили, — своему собственному государю. Этот факт невозможен в настоящее время, в теперешнем государстве, где предполагается, что государь одинаковый покровитель для всех. Но в то время так не думали, и потому многие лица отдавались под специальное покровительство князя, in munde-burdium regis, как говорили на западе, получали право судиться только перед ним и т. д.

12. Переходы бояр и слуг; жалования и кормления.

Благодаря неясности идеи подданства между князьями и их боярами и слугами, продолжали сохраняться те самые договорные отношения, которые установились между ними в то время, когда и князья не были территориаль­ными владельцами и бояре не были землевладельцами. Тот или другой боярин и слуга служил князю не потому, что обязан был ему служить как государю страны, а потому, что он «приказался» ему служить, находя это для себя выгодным. И это справедливо как относительно перехожих бояр и слуг, так и относительно оседлых, ибо последние всегда могли уйти от своего князя. Право вольного перехода бояр и слуг, несомненно, было наследием прежнего дружинного быта Киевской Руси. Но если оно так долго продержалось в удельную эпоху, уже при оседлости боярства, то только потому, что в эту эпоху не прояснилась идея подданства.

На почве договорных отношений между князьями и боярами и слугами развились явления, соответствовавшие западноевропейской раздаче бенефициев. Бояре и слуги приезжали к тому или другому князю на службу, били ему челом (западноевропейский homagium), а он давал им жалование, beneficium, которое они получали до тех пор, пока служили. На западе в качестве бенефиция раздавались большей частью земли. И у нас князья раз­давали некоторым слугам дворцовые земли, участки своих домен, которыми заведовали дворские, соответствовавшие западным мажордомам, пфальцграфам и т. п., В духовной грамоте 1388 года перечисляются «села и слободки» за слугами. В другой грамоте упоминаются «деревни - княжеское жалование», время пожалования которых относится к началу XV века. И так же, как на западе, князья отнимали эти земли у своих слуг, если они отъезжали от них. Об одном из таких слуг, условно владевших пожалованным ему селом, о Борисе Воркове Иван Калита говорит в своей духовной 1328 года: «аже имать сыну моему которому служити, село будет за ним; не имать ли служити, село отнимут». В договорах между собой князья условливались об этих слугах: а кто тех выйдет из уделов... ин земли лишен». Но по особенностям нашей страны земля долгое время не была главным объектом раздачи бенефициев. Земли везде было вдоволь, она имела мало цены для князей, и бояре и слуги позаняли ее много без всяких условий, по молчаливому или гласному признанию князей. Развившееся вотчинное боярское землевладение долгое время исключало надобность в раздаче земли в качестве бенефиция или, как у нас говорилось, поместья. У нас на Руси в удельное время получила преимущественное развитие другая форма бенефиция — раздача должностей в качестве жалования за службу, кормленья, т. е. не fief-terre, a fief-office. Поэтому и в грамотах наших князей ветречаем такие выражения: «пожаловал есми ясельничим в кормленье за их к нам выезд», т. е. за вступление в службу; или: «пожаловал есми Ивана Григорьевича Рыла... волостью Лузой (т. е. волостелем в Лузу) за их к нам выезд в кормленье. И вы, все люди тое волости, чтите их и слушайте, а они вас ведают, и судити и ходити велять у вас тиуном своим, а доход имать по наказному списку». Кормленья на волостях стали обыч­ным признаком вольных бояр и слуг. «А вольным слугам воля, кто в кормленье бывал и в доводе при нашем отце и при нас». Эти кормленья на западе, как известно, сделались наследственными ленами: там герцоги, наши воеводы, графы, наши наместники, вицеграфы или виконты, наши волостели, сделались наследственными обладателями своих должностей и сопряженных с ними доходов. Но у нас кормленья не сделались не только наследственными, но даже и пожизненными, давались обыкновенно на года и вообще на короткие сроки. При­чиной этого была бедность наших князей, которые не имели возможности зараз кормить всех своих слуг, а должны были соблюдать в этом отношении известную очередь, и кроме того отсутствие связи должностного кормления с землевладением. На западе кормленщики кроме доходов получали известный земельный надел на должность, и этот надел, становясь, как и все лены, с течением времени наследственным, тянул за собой и саму должность. У нас в удельную эпоху, как уже было сказано, бояре, и слуги мало нуждались в земле, обеспеченные вотчинным землевладением, и потому у нас и не развилось явлений, подобных вышеуказанным.

13. Черты феодализма в воззрениях, языке и быте удельной эпохи.

Из всего сказанного можно видеть, что в русской древности удельного времени было много черт, роднящих ее с западноевропейским феодализмом. Мы встречаем здесь те же учреждения, те же отношения и воззрения, что и на феодальном западе, иногда в полном развитии, иногда в менее определенных чертах. В наших грамотах встречаются фразы, представляющие собой как бы буквальный перевод соответствующих ла­тинских текстов. Для важнейших феодальных учреждений в русской древности были специальные термины, соответствующие западноевропейским. Коменданты назывались у нас закладнями; для обозначения феодальной коммендации употреблялись слова задаваться, зак­ладываться. Русский дружинник, как и германский, назывался мужем; боярин же так же, как вассал, — слугой господина великого князя. Для обозначения бенефиция у нас было специальное слово жалование; это слово у нас имело столь же широкое распространение, как на западе слово бенефиции, лен. Жалованием называлась и земля, пожалованная в условное владение (поместье), и должность, и иммунитетные льготы. При сходстве социально-политического строя замечается и сходство быта. Дух розни, особности, свободы и независимости парит и в русском обществе удельной эпохи, как и в западном феодальном. Феодальная свобода и независимость вели у нас так же, как и на западе, к насилиям и самоуправству, особенно со стороны бояр, которые нередко предпринимали разбойничьи наезды друг на друга. Характерной чертой западных феодалов была их военная профессия, их воинский дух. Эта черта выразилась в рыцарстве. Наши бояре и князья в значительной степени утратили рыцарские черты, которые свойственны были их предшественникам и так ярко обрисованы в «Слове о полку Игореве». Тем не менее, и они все были воинами. Во время постоянных удельных междоусобий всем им часто приходилось сражаться во главе отрядов их слуг и людей. Духовные владыки не выступали сами в поход, но взамен себя посылали своих воевод, предводительствовавших их слугами. Одной из типичных черт западного феодализма является, в обычном представлении, укрепленный замок с бойницами, рвами, подъемными мостами. В удельной Руси не было каменных замков. Но каменные замки заменялись укрепленными городками на холмах, на возвышенном берегу реки или на старинных мерянских курганах. Эти княжеские городки и кремли удовлетворяли той же потребности, что и западные феодальные замки. Духовные владыки наши также возводили укрепления. Монастыри строились одинаково с княжескими кремлями, обыкновенно при озере или реке. Оба окружались стенами однородной архитектуры с башнями, бойницами, воротами. У бояр XIV-XV веков не было таких укреплений, но каждая боярская вотчина даже в позднейшее время, в XVII веке, представляла собой вооруженный стан, окруженный частоколом. Значит, в данном случае разница Руси с Западной Европой была не столько качествен­ная, сколько количественная.

Западноевропейский феодализм вообще пошел в своем развитии гораздо дальше, чем феодализм русский. На Руси не выработалось той системы феодальной, тех строго очерченных правовых институтов, обычаев, понятий, того житейского ритуала, которые можно наблюдать в западных странах в средние века. Русский феодализм в своем развитии не пошел дальше первичных, зачаточных форм, которым не удалось отвердеть и упрочиться. Причина этому — зыбкая общественная почва, на которой он создавался, подвижность населения в непрерывно колонизующейся стране, с одной стороны, а с другой — напряженное давление, извне, будившее инстинкты народного самосохранения и вызывавшее к жизни и творчеству государственное начало в настоящем, истинном смысле этого слова.

Литература.

1.         В. И. Сергеевич. Вече и князь (Русские юридические древности. Т. 2. СПб., 1893).

2.         Б. Н. Чичерин. Опыты по истории русского права. М., 1858.

3.         В. О. Ключевский. Боярская дума древней Руси. М., 1909. Изд. 4-е.

4.         Н. П. Павлов-Сильванский. Феодализм в древней Руси. СПб., 1907 г. Сочинения. Т. 3. СПб., 1910.