Экономический анализ коррупции

Оглавление

Введение. 2

1. Определение коррупции, её разновидности. 3

2. Оценки масштабов коррупции и их методология. 6

3. Анализ коррупционных преступлений. 10

4. Влияние коррупции на общественное благосостояние. 15

Заключение. 21

Библиография. 23

Введение

В обыденном понимании слово «коррупция» (подкуп) может относиться к различным явлениям и использоваться в различном кон­тексте. С одной стороны, этот термин можно применять для описания передачи взятки государственному служащему от заинтересованного в чем-либо лица. С другой стороны, коррупция возможна и в частном секторе экономики, в ситуации, когда частный продавец ограничивает предложение какого-то редкого товара (вместо того чтобы использо­вать «чистый» ценовой механизм), а лицо, заинтересованное в его покупке, использует различные способы подкупа продавца для по­лучения доступа к этому товару без очереди.

Несмотря на очевидные успехи в экономическом развитии по­следних лет, России не удается справиться с коррупцией. Все ко­личественные индикаторы, построенные как отечественными, так и иностранными исследователями, свидетельствуют либо о ее росте, либо о стабилизации.

История пока не знает примеров богатых стран с таким высоким уровнем коррупции, как в России. Для того чтобы в нашей стране продолжился экономический рост и уже через 10 — 15 лет ВВП на душу населения достиг 20 тыс. долл. США по ППС, необходимо ее резко снизить. Все остальные показатели — образованность населения, разрыв в доходах различных социальных групп, даже степень полити­ческих и гражданских свобод (пусть и недостаточная) — в принципе, согласуются с возможностью экономического роста. Но по уровню коррупции Россия сегодня сопоставима с африканскими странами, где показатели душевого ВВП в 4 —5 раз ниже.

Хотя из средств массовой информации население регулярно узнает об очередных успехах в борьбе с ней, нельзя ска­зать, что победа близка. Более того, как показывают результаты про­водимых Фондом ИНДЕМ исследований, с каждым годом ситуация становится все хуже. В данной работе мы проанализируем основные методологические проблемы оценки уровня коррупции, проведём анализ коррупции на основе методов экономической теории и рассмотрим возможные направления ее снижения.

1.  Определение коррупции, её разновидности

Определяя термин «коррупция», часто используют юридический критерий, что приводит к замещению понятия «коррупционный» поня­тием «незаконный» в описании сделки. Так, в проекте федерального закона «Основы законодательства об антикоррупционной политике» коррупция определяется как «подкуп (получение или дача взятки), любое незаконное использование лицом своего публичного статуса, сопряженное с получением выгоды (имущества, услуг или льгот и/или преимуществ, в том числе неимущественного характера) как для себя, так и для своих близких вопреки законным интересам общества и государства, либо незаконное предоставление та­кой выгоды указанному лицу»[1]. Тем не менее не все незаконные сделки являются коррупционными, так же, как не все проявления коррупции и взяточничества нелегальны (например, когда посетитель ресторана дает дополнительные чаевые метрдотелю для того, чтобы иметь луч­ший, чем у других посетителей, столик в зале). Аналогичным обра­зом следует разграничивать «безнравственные» и «коррупционные» сделки. Например, если некто вынужден платить шантажисту, рас­сматривая его как безнравственную личность, за неразглашение опре­деленной информации, то с точки зрения жертвы шантажа поведение шантажиста не является проявлением коррупции.

В мировой практике большинство исследователей (в том числе и экономисты) придерживается определения, предложенного специа­листами Всемирного банка, согласно которому «коррупция — это злоупотребление властными полномочиями в личных интересах»[2].

Похожее определение мы можем найти и в работе С. Алатаса: «Коррупция - это злоупотребление доверием в интересах личной выгоды»[3]. При этом Алатас раз­личает коррупцию как сделку (транзактивную) и коррупцию как вымогательство (экстортивную). Первая основана на взаимном соглашении между донором и ре­ципиентом с целью получения выгод обеими сторонами, а вторая влечет за собой отдельные формы принуждения и, как правило, основана на стремлении избежать некоторых форм ущерба, причиняемого либо донору, либо близким ему людям. Согласно подходу Алатаса, другие типы коррупции близки или являются побочным продуктом трансактивной и экстортивной коррупции.

Рассмотрим эти возможные производные типы. Оборонительная коррупция является противоположностью экстортивной коррупции. Инвестиционная коррупция предполагает такое оказание услуг должностному лицу или подношение ему подарка, которое не связано с извлечением личной выгоды для дарителя в настоящее время, но подразумевает возможность возникновения ситуаций в будущем, когда наступит «нужный» момент и в обмен на оказанную услугу или подарок даритель потребует от должностного лица оказания ему особого предпочтения в решении какого-либо вопроса. Непотическая коррупция связана с неоправданным назначением на долж­ность в органы государственной службы друзей или родственников или оказанием особенного предпочтения им. Аутогенная коррупция вовлекает только одного чело­века, который выигрывает, например, оттого, что получил доступ к определенной информации раньше других людей. Наконец, поддерживающая коррупция описывает действия, предпринятые кем-либо для защиты и усугубления уже существующей коррупции, часто с использованием интриг либо даже силы. Основное преимущество типологии Алатаса заключается в том, что деление коррупции на типы не зависит от преобладающих в обществе нравственных условностей и норм. Она может допол­няться множеством других видов коррупции, в зависимости, например, от ее масш­табов, уровня (от местного до национального) и т. д. Однако следует отметить, что в исследовательской литературе особое внимание уделяется еще двум важным типам коррупции, дополняющим базовую типологию. Это институциональная и политичес­кая коррупция. Институциональная коррупция связана с поиском выгод от функцио­нирования институтов (таких как, например, политические партии)[4]. Политическая же коррупция имеет место в общественном секторе либо на пересечении интересов общественного и частного секторов (например, в ситуации, когда политики исполь­зуют свой привилегированный доступ к ресурсам, незаконно присваивая выгоды от их употребления). И институциональная, и политическая коррупция, как правило, представляют собой разновидности трансактивной коррупции.

Ряд авторов предпочитает говорить о коррупции в общественном секторе, раз­деляя ее на бюрократическую (или административную) коррупцию и политическую коррупцию как таковую¹. При этом первая подразумевает использование должности государственного служащего с целью получения денежных выгод, а вторая — и для получения денежных выгод, и для сохранения этой должности. Получателем плате­жей в коррупционной сделке является государственный служащий. Коррупционная активность, приводящая к получению персональных выгод, всегда реализуется одной стороной, без вовлечения в коррупционное соглашение другой стороны извне, то есть из рассмотрения исключается «односторонняя» преступность (в частности, кражи). Более того, политические решения, проводимые каким-то одним лицом (или по его инициативе), не рассматриваются, даже если они могут оказаться коррупционными в том смысле, что в их основе лежит стремление получить личную выгоду, а не обычное проведение в жизнь политики правительства. Наконец, следует учитывать природу персональных выгод, получаемых от коррупционной сделки. Они могут принимать денежную или какую-либо иную форму, относиться к самому человеку или к его друзьям, семье, социальной или политической группе.

Таким образом, говоря о коррупции с позиций экономической теории, мы можем определить ее как проявление такого поведения индивидов, целью которого является максимизация их полезности посредством извлечения непроизводительного дохода за счет исполь­зования и перераспределения ресурсов, не принадлежащих этим ин­дивидам, но доступных им.

2. Оценки масштабов коррупции и их методология

В 2001 и 2005 гг. Фонд ИНДЕМ осуществил два социологи­ческих исследования рынка коррупции в России, используя сходные методики. Опросы проводились на двух выборках — граждан и пред­принимателей.

Мы рассматриваем общую совокупность коррупционных сделок (имея в виду только деловую коррупцию) как некий пуассоновский процесс, параметры которого требуется оценить. С одной стороны, есть событие — коррупционная сделка, по-пуассоновски распределенное во времени, а с другой — есть его вес: размер взятки. Если оценить два параметра данного процесса, а именно его интенсивность и средний размер взятки, и показать, что эти две случайные величины к тому же независимы, то их можно перемножать. Такое произведение отражает размер среднего годового коррупционного «взноса» одной фирмы. Ум­ножив последний индикатор на число работающих фирм, мы получим величину годового дохода чиновников от деловой коррупции.

Чтобы оценить интенсивность пуассоновского процесса, респон­дентов просили ответить на вопрос: «Когда последний раз Вам приходилось давать взятку?» В качестве возможного ответа предлагалось несколько интервалов: десять дней, месяц, полгода, год, более года. Получив несколько оценок интенсивности для разных интервалов, затем строили по ним регрессию. Коэффициент регрессии факти­чески и является более точной и устойчивой оценкой интенсивности коррупции. В 2005 г. она оказалась равной 1,8. То есть в род средний бизнесмен дает 1,8 взятки, что намного меньше, чем следует из рас­пространенных бытовых представлений о масштабах коррупции.

Далее задавали вопрос о размере взятки. Как показал опыт, этот показатель удобнее формулировать в процентах от месячного оборота, а потом отдельно спрашивать о величине последнего.

В качестве оценки среднего размера взятки использовалось робастное среднее, то есть отбрасывалось несколько максимальных и минимальных значений, а затем вычислялось среднее. Делались и другие оценки. Например, выборка разрезалась на несколько частей, рассчитывалось робастное среднее внутри каждой части, а потом средние суммировались. Но на конечный результат это почти не влияло.

Теперь самое важное — это отсутствие зависимости между средним размером взятки и интенсивностью взяток. Исходя из соображений здравого смысла, может показаться, что маленькие взятки дают чаще, а большие — реже. В действительности все обстоит не так. Дело в том, что крупные бизнесмены общаются с крупными чиновниками, но и тех, и других мало. Другими словами, имеются две пирамиды — бизнеса и чиновников. Общение между ними идет по горизонтали. Поэтому его интенсивность, характерная для одного малого, среднего или крупного бизнесмена, одинакова во всех слоях пирамиды. Эти общие соображения получили подтверждение в ходе интервью с представителями крупного бизнеса.

На рисунке 1 приведен один из примеров статистической проверки на независимость двух рассматриваемых параметров — интенсивности взяток и среднего размера взятки. Как следует из рисунка 1, средний размер взятки чрезвычайно сильно колеблется от региона к региону, но зависимости между этими двумя параметрами нет.

0 0,5 1 1,5 2 2,5 3  3,5   Рисунок 1. Диаграмма рассеяния интенсивности взяток (ось Х) и среднего размера взятки

	300250 200 150 100 50 0

Показатели	2001г.	2004/2005 гг.
ВВП (млрд долл. США)	229,8	588,7
Выпуск (млрд долл. США)	530,8	1024,5
Интенсивность коррупции	2,248	1,795
Средний размер взятки (тыс. долл. США)	10,2	135,8
Объем рынка деловой коррупции (млрд долл. США)	33,8	318,0
Рынок деловой коррупции относительно ВВП (%)	14,7	54,0
Рынок деловой коррупции относительно выпуска (%)	6,4	31,0

Таблица 1. Сопоставление показателей деловой коррупции и основных макроэкономических показателей России

Данные о динамике рынка деловой коррупции представлены в таблице. За последние годы средний размер взятки увеличился с 10 тыс. до 136 тыс. долл. Объем рынка деловой коррупции возрос с 34 млрд. до 318 млрд. долл. Конечно, с учетом происходившего од­новременно роста экономики сравнение показателей в абсолютном выражении не вполне корректно.

250 200 150 100 50 0

Сопоставим средний размер взятки с количеством квадратных метров жилья, которое можно купить на первичном рынке по средне­российским ценам (см. рис. 2). Если в 2001 г. можно было приобрес­ти 30 кв. м, то в 2005 г. — 209 кв. м. Таким образом, в абсолютном выражении средний размер взятки увеличился в 13,6 раза, а в отно­сительном — применительно к жилищному рынку — в семь раз. В аб­солютном выражении объем рынка деловой коррупции вырос в девять раз, но если соотнести его с выпуском, то примерно в пять раз (это не доля коррупции в выпуске, потому что последний не учитывает коррупцию; здесь выпуск — просто шкала, задающая масштаб).

В связи с приведенными оценками масштаба деловой коррупции возникает главный вопрос: как может бизнес тратить 30% выпуска на взятки?

Первый ответ таков: приводимые официальной статистикой данные о выпуске явно занижены, и прежде всего за счет недооценки теневой экономики, которая, в соответствии с методикой Системы национальных счетов, должна включаться в выпуск[5]. Согласно нашим оценкам, исходя из объемов коррупционного рынка, теневой выпуск составляет примерно 80% легального. Очевидно, это не самая пессимистическая оценка.

Второй ответ имеет иную природу. Полученный нами показатель объема коррупционного рынка может интерпретироваться как оценка го­дового валового дохода должностных лиц от взяток, или, что практически то же самое, годовой суммы коррупционных сделок, в которых взятки переходили от предпринимателей должностным лицам. Однако доходы чиновников от взяток не равны годовым потерям бизнеса, поскольку часть коррупционного дохода чиновники возвращают на рынок. Таким образом, можно ввести понятие максимальной склонности коррупцио­неров к потреблению как доли коррупционных доходов, возвращаемых на внутренний рынок для приобретения товаров и услуг. Аналогично можно ввести понятие мультипликатора коррупционного оборота. В ре­зультате суммарные годовые потери бизнеса от коррупционных выплат могут быть в разы меньше, чем суммарный годовой доход чиновников. Используя стандартные методы, можно подсчитать, в частности, что при доле возврата на рынок, равной половине коррупционного дохода, годовые потери бизнеса от коррупционных выплат уменьшаются вдвое.

Отметим, что полученная нами оценка объема коррупционного рынка заведомо занижена. Во-первых, чем активнее предприниматель использует коррупционные методы как инструмент получения конку­рентных преимуществ, тем чаще он отказывается отвечать на наибо­лее «интимные» вопросы анкеты. Очевидно, активное воздействие на власть требует больших затрат, чем пассивный откуп от ее натиска. Во-вторых, методика наших статистических расчетов консервативна. В частности, мы оцениваем долю предпринимателей, дающих взятки, на уровне 80%. В-третьих, мы не учитываем криминальную коррупцию (выплаты должностным лицам со стороны криминального бизнеса) и сделки между должностными лицами. У нас нет доступа к олигархам и нерезидентам. Этот перечень можно было бы продолжить.

Итак, есть все основания утверждать, что полученные оценки объема коррупционного рынка вполне консервативны и состоятельны. Они фиксируют резкий рост коррупции в 2001—2005 гг. Согласно нашим данным, он обусловлен масштабным увеличением среднего размера взяток, что подтверждается не только результатами нашего опроса, но и огромным массивом фактической информации (публика­ции в СМИ, сообщения представителей правоохранительных органов и т. п.).

3.  Анализ коррупционных преступлений

Основоположник экономического подхода к анализу преступности Г. С. Беккер предложил рассматривать преступников как обычных людей, осуществляющих свой выбор в пользу той или иной деятельности в результате сравнения ожидаемых выгод и издержек. Он писал: «Люди решают стать преступ­никами по тем соображениям, по каким другие становятся столярами или учителями, а именно потому, что они ожидают, что «прибыль» от решения стать преступником — приведенная ценность всей суммы раз­ностей между выгодами и издержками, как денежными, так и неденеж­ными, — превосходит «прибыль» от занятия иными профессиями»[6].

Таким образом, можно попытаться установить, насколько при­быльна та или иная преступная деятельность для определенных ка­тегорий населения, какие факторы оказывают на эту прибыльность наибольшее влияние и какие существуют возможности для управления этими факторами. В принципе, данная точка зрения может вызвать возражения. Например, далеко не все преступления являются ре­зультатом обдуманных и спланированных действий. В частности, они могут совершаться по неосторожности или по идейным (иногда нам неведомым) соображениям; преступниками могут оказаться индиви­ды, находящиеся в невменяемом состоянии или в состоянии аффекта, психически неполноценные или маньяки.

Вообще говоря, нет однозначных свидетельств в пользу того, что суровость наказания и его неотвратимость не способны оказать замет­ного сдерживающего влияния и на подобные преступления. Однако поскольку дискуссия на эту тему не входит в нашу задачу, ограничимся анализом только таких преступлений, которые осуществляются в ре­зультате осознанного выбора и преследуют корыстный интерес.

Итак, исходя из предложенного Беккером подхода, ожидаемая прибыль от подобного преступления описывается выражением:

U = D - pf (1)

где: D — доход, получаемый от совершения преступления, р — вероятность наказания преступника, f — денежный эквивалент наказания.

Формула (1) применима для определения ожидаемой прибыли от совершения любого преступления корыстного характера. Однако необ­ходимо обратить внимание на то, что не во всех случаях удается легко определить издержки преступника. Самый простой случай реализуется тогда, когда в качестве наказания, которому он подвергается, использу­ется штраф. В этом случае величина f просто равна размеру штрафа.

Если же за преступление предусмотрено наказание в виде лише­ния свободы, то величина f носит в значительной мере субъективный характер, и наиболее точное ее значение может определить только сам преступник. Приблизительная оценка этой величины для преступника (денежного эквивалента наказания в виде лишения свободы) может быть получена на основе метода альтернативных издержек: надо сло­жить упущенный потенциально возможный от легальной деятельности доход и ту сумму, в которую сам преступник оценивает ущерб от ли­шения свободы. Очевидно, что полученный таким образом денежный эквивалент одного и того же срока заключения может сильно отли­чаться для разных людей. Это значит, что одно и то же преступление может иметь различные «цены» и приносить различные прибыли.

Как следует из уравнения (1), величину pf можно рассматривать в качестве той цены (или «налога»), которую преступник платит за со­вершение преступления. Если преступники рациональны в своем выбо­ре, то рост этой величины приведет к снижению преступности, точно так же как рост цены на нормальный товар влечет за собой снижение спроса на него. Для достижения оптимального эффекта (в сокращении пре­ступности) следует максимально поднять цену, или, во всяком случае, сделать преступление экономически невыгодным, то есть повысить его цену до такого уровня, при котором ожидаемая прибыль от совершения преступления принимает отрицательное значение. Иначе говоря, следует сделать справедливым неравенство U < 0, откуда следует, что

pf>D (2)

Неравенство (2) отражает очень простую мысль: ожидаемые из­держки должны превосходить выгоду от совершения преступления. Согласно этому неравенству, чем больше величина похищенного, тем выше должна быть вероятность раскрытия преступления и/или строже наказание.

Хотя указанное неравенство имеет очень простой вид, оно тем не менее может быть неверно истолковано. Дело в том, что в уравнении (1) все параметры предполагаются заданными. Что же касается неравенства (2), то в нем в качестве известного параметра выступает только величи­на дохода D, по которой оценивается произведение pf. Эта величина D сама по себе не отражает тяжести преступления. Преступник может получить один и тот же доход от двух сильно различающихся по тяжести преступлений, например в результате карманной кражи, осуществленной без всякого насилия, и в результате убийства с последующим изъятием кошелька у убитого. Если для первого преступления неравенство (2) справедливо, то для второго оно может быть справедливым только в том случае, если под величиной D подразумевать совокупный ущерб, причиненный преступником остальным членам общества.

Оба параметра p и f полностью взаимозаменяемы и входят в фор­мулы симметричным образом. Поэтому, согласно этим формулам, по­вышение вероятности наказания на 1% приводит к тому же эффекту, к которому приводит повышение строгости наказания на тот же 1%. Другими словами, с учетом существования зависимости количества преступлений от величины ожидаемой от преступления прибыли, мож­но сказать, что эластичность количества преступлений по вероятности наказания равна эластичности по строгости наказания. Казалось бы, это обстоятельство легко позволяет выполнить неравенство (2).

Действительно, сколь бы плохо ни работали оперативно-следствен­ные службы и сколь бы ни была мала величина р вероятности ареста и изобличения преступника в результате их работы, кажется, что всегда можно установить настолько высокий уровень строгости наказания f, что произведение pf обязательно достигнет необходимой величины. По­добное решение выглядит очень заманчиво, тем более что оно позволяет государству сэкономить средства на борьбе с преступностью.

Политика, состоящая в поддержании вероятности р на низком, а строгости наказания f — на достаточно высоком компенсационном уровне, равносильна практике ценовой дискриминации, при которой для одних (непойманных преступников) преступление бесплатно, а для других имеет чересчур высокую цену. Такая политика не может иметь ничего общего с декларируемой в УК РФ социальной справедливостью.

Говоря о взаимозаменяемости величин p и f, мы ни словом не обмолвились о возможности существования каких-либо естественных «внешних» пределов для данного их свойства. А они, как показывает практика, существуют. Дело в том, что если вероятность наказания преступника оказывается очень низкой (скажем, к примеру, р < 0,1 или даже р< 0,01), то существенными становятся следующие два фактора. Во-первых, преступник (в том числе и потенциальный) считает себя неуязвимым, ибо психологически он склонен округлить вероятность того, что ему удастся остаться непойманным, до единицы. Поэтому строгость наказания уже не играет для него никакой роли. Во-вторых, строгость наказания не может расти до бесконечности. Поэтому если вероятность наказания достаточно мала, то ожидаемое наказание (величина рf) так­же будет малым, — конечно, при условии, что строгость номинального наказания остается в сколько-нибудь разумных пределах. Например, если самое строгое наказание за кражу состоит в лишении свободы на срок до 10 лет (ст. 158, ч. 3) или за получение взятки — до 12 лет (ст. 290, ч. 4), то при р=0,01 ожидаемое наказание составляет всего около одного месяца заключения, а при р=0,001 — 3 - 4 дня.

Таким образом, низкая вероятность раскрытия преступления де­лает ожидаемое наказание пренебрежительно малым даже в случае, если с номинальной точки зрения оно очень строго. На мой взгляд, те наказания, о которых мы упомянули, по своей суровости уже далеко выходят за пределы разумного. Ответственность, предусмотренная за кражу или взятку, почти равна ответственности за умышленное убийст­во. При этом налицо недостаточность и этих мер. Ситуацию следует рассматривать как кризисную: дальнейшее ужесточение наказаний бессмысленно, а существенно повысить раскрываемость преступлений правоохранительные органы не могут, причем не только потому, что сталкиваются с недостатком средств или с отсутствием опытных кад­ров, а в силу гораздо более глубоких причин.

Для того чтобы обозначить некоторые из них, представим себе нечто очень мало­вероятное: милиция стала раскрывать существенно больше преступлений, чем в настоя­щее время. Что делать с пойманными преступниками? Все действующие следственные изоляторы, тюрьмы и колонии переполнены. Суды и так не успевают рассматривать дела. В течение последнего десятилетия неуклонно растет число заключенных, стра­дающих от туберкулеза. В настоящее время их доля достигла уже почти 10% (9,9% на начало 2003 г.). Каждый год места заключения покидают до 300 тыс. человек. Значит, около 30 тыс. больных туберкулезом вышли на свободу только в 2003 г. Необходимо разгрузить места заключения, а не увеличивать число их обитателей.

Наказывая преступника лишением свободы, общество наказывает и себя, так как оно несет все издержки, связанные с реализацией нака­зания. На это обстоятельство Г. Беккер обратил внимание еще в своей первой работе по экономике преступлений. Большинство экономистов вслед за Беккером считают, что штрафы в ряде случаев предпочтитель­ней тюремного заключения. Перечислим аргументы в пользу штрафов в случае преступлений, не связанных с насилием.

Во-первых, если измерять тяжесть преступления и суровость нака­зания в одних и тех же единицах, то преступлению, не направленному против личности, должно соответствовать наказание, не связанное с лишением свободы. Так как в этом случае ущерб поддается оценке в денежном эквиваленте, то штраф в сумме, превышающей величину ущерба (в соответствии с неравенством (2)), может быть направлен на полную компенсацию морального и материального ущерба пострадав­шим, а также, по крайней мере, на частичную компенсацию издержек раскрытия преступления и задержания преступника.

Во-вторых, наказание в виде лишения свободы влечет за собой издержки исполнения наказания в виде расходов на содержание самих заключенных и их охраны, кроме того, оно не компенсирует причи­ненный преступниками ущерб. Таким образом, потерпевшие не только не получают компенсацию, но и несут дополнительные издержки, обусловленные исполнением наказания.

В-третьих, пребывание в местах лишения свободы способствует плодотворному обмену криминальным опытом и вхождению в крими­нальный мир, что в терминологии Беккера равносильно осуществлению преступником специфических инвестиций в свой человеческий капитал. К тому же, выйдя на свободу после заключения, он испытывает труд­ности с адаптацией и имеет меньше шансов на получение работы в ле­гальном секторе экономики и, соответственно, на успешную легальную деятельность, что равносильно снижению альтернативных издержек преступной деятельности. Поэтому наказание, связанное с лишением свободы, способно стимулировать криминальный рецидив.

В-четвертых, российская действительность такова, что в местах отбывания наказания жизнь и здоровье заключенных подвергаются повышенной опасности. Уровень смертности в тюрьмах и лагерях во много раз превышает и без того высокую смертность на свободе. Ущерб, причиненный здоровью заключенного, увеличивает чистые социальные потери.

По-видимому, штрафные санкции могут оказаться эффективным средством для сдерживания не только взяточничества, но и целого ряда других преступлений, не направленных против личности, в частности преступлений в сфере экономики, например таких, как кража, мошен­ничество, растрата, уклонение от уплаты налогов, контрабанда и др. Однако видеть в штрафах универсальное средство для сдерживания всех преступлений, конечно же, нельзя.

Так, С. Камерон считает, что штрафные санкции бессмысленно применять к тем преступникам, которые не имеют дохода от легальной деятельности[7]. Для таких индивидов единственным способом заплатить штраф может быть только доход от преступления. Поэтому штрафные санкции способны стимулировать их преступную деятель­ность. Отсюда следует, что использование штрафов в качестве наказа­ния целесообразно по отношению к тем преступникам, которые имеют достаточные доходы от легальной деятельности для удовлетворения основных жизненных потребностей.

4.  Влияние коррупции на общественное благосостояние

В исследованиях коррупции методами экономического анализа иногда встречается точка зрения, согласно которой взятка — это ана­лог обычного трансфертного платежа (за услугу), который не влечет каких-либо серьезных последствий для общественного благосостояния. Более того, существует даже такой подход, в рамках которого дока­зывается, что коррупция увеличивает общественное благосостояние, поскольку позволяет избежать чрезмерного регулирования и построить систему адекватного вознаграждения труда недостаточно оплачиваемых госслужащих20. Некоторые ученые находят правдоподобной прямую взаимосвязь коррупции и экономического роста, объясняя это тем, что коррупция способствует экономическому развитию и заключению большего количества сделок в более короткие сроки за счет миними­зации транзакционных издержек. Существует также мнение, согласно которому коррупционное поведение позволяет избежать «обремени­тельных и избыточных действий правительства»[8].

Оппоненты подобной точки зрения обосновывают негативное воздействие коррупции на общественное благосостояние. Государст­венные служащие часто заинтересованы в искусственном создании бюрократических барьеров, порождающих дополнительный спрос на взятки, что приводит к ограничению в достижении эффективности. При этом любая взятка создает отрицательные экстерналии и негативно воздействует на экономическое развитие в целом.

Эти два подхода — коррупция как «масло» и как «песок» — рас­сматриваются обычно в качестве альтернатив друг другу, и, как верно отмечено в работе А. Эйдса и Р. Ди Телла, только недостаток эмпи­рических данных, обусловил отсутствие окончательной проверки или опровержения этих крайних точек зрения. Обычно исследователи воздействия коррупции на экономическое развитие с помощью эконометрических методов пытаются подтвердить или опровергнуть одну из указанных позиций, используя широкий ряд критериев (индексы коррупции, бюрократические барьеры, структура правительства, объем инвестиций, величина ВНП и т. п.) и стремясь ответить на вопрос о том, какой же все-таки эффект оказывает коррупция — позитивный или негативный. Нам представляется, что ответ на него не может быть однозначным и, оценивая воздействие коррупции на обществен­ное благосостояние, необходимо учитывать не только исторические, культурные, политические и другие факторы, но и экономическую природу коррупции. В условиях отсутствия достоверных эмпирических данных особую ценность для анализа коррупции приобретают методы экономического моделирования.

Важнейшую роль в этом плане играет проблема взаимосвязи кор­рупции и конкуренции. Однозначно данную взаимосвязь определить нельзя. С одной стороны, имеются исследования, результаты которых показывают, что в странах, где уровень конкуренции в экономике вырос, иногда происходит рост коррупции. С другой стороны, мож­но утверждать, что важным фактором распространения коррупции является отсутствие конкуренции.

Рассмотрим простейшую модель коррупции. Предположим, что правительство производит и предлагает населению только одно общественное благо (например, выдает лицензию на право ведения определенной деятельности), что это благо однородно и имеется кри­вая спроса частных агентов на него — D(р). Предположим также, что оно предлагается на рынке официальными государственными продавцами, которые имеют возможность ограничивать объем продаж данного блага (например, они могут отказать кому-либо в выдаче лицензии). На практике этот отказ может проявиться в предъявлении дополнительных ограничений на получение блага, но для простоты введем условие, согласно которому продавцы — представители прави­тельства просто отказывают в продаже данного блага определенным людям. Главная причина возникновения такой ситуации заключается в том, что продавцы, обладая возможностью ограничения количества продаж данного товара, могут собирать взятки в обмен на разрешение доступа к данному благу. Для простоты предположим также, что, ограничивая доступ к общественному благу, продавцы не рискуют быть наказанными за свои действия (что происходит, например, вследствие слабости общественной системы борьбы с коррупцией). Таким образом, будучи монополистом на рынке рассматриваемого общественного блага, продавец - представитель правительства стремится максимизировать стоимость взяток, которые оно собирает в обмен на доступ к данному благу.

Обозначим через р^g размер официальной цены за единицу данного общественного блага. Предположим также, что издержки на произ­водство данного блага совершенно несущественны для продавцов, так как полностью оплачиваются правительством.

Рассмотрим две ситуации. Первая ситуация – «коррупция без кражи», или случай положительных предельных издержек: продавец взятку оставляет у себя, а сумму р^g отдает правительству, поэтому для него предельные издержки предоставления дополнительной единицы общественного блага равны р^g (рис. 3). Объем производства данного общественного блага, соответствующий ситуации, в которой покупа­тель дает продавцу взятку, равен q^b.

			D
	p
							взятка
					C

 

0

Q

A

pb

pg

qg

qg

Если бы коррупции не было, данное общественное благо доставалось бы потребителям по цене р^g и в объеме q^g. Следовательно, совокупный доход продавца от получения взятки равен площади прямоугольника р^g р^bСА, а «издержки мертвого груза» от недопотребления данного обществен­ного блага на величину q^g-q^b равны площади треугольника АСВ (см. рис. 3). Правительство, в случае ког­да бюрократ берет взятку, получает от продажи данного общественного

блага доход, равный площади прямоугольника O р^g Аq^b. Если бы кор­рупции не было, правительство получило бы доход, равный площади прямоугольника Oр^g Вq^g. То есть в результате появления коррупции государство недополучает сумму, равную площади фигуры q^bАВq^g.

Таким образом, по сравнению с ситуацией отсутствия коррупции предоставление потребителям доступа к общественному товару с по­мощью взятки сопровождается как выигрышами (от дополнительного вознаграждения бюрократов), так и потерями (от недопотребления данного блага и изъятия части доходов правительства). Поэтому сопос­тавление этих выгод и потерь позволяет понять, как сказывается наличие коррупции на общественном благосостоянии. Как видно из рисунка 3, в ситуации положительных предельных издержек потери превышают выигрыши, и величина чистых затрат равна площади фигуры q^bСВq^g. Другими словами, если продавец взятку оставляет у себя, а сумму p^g отдает правительству («коррупция без кражи»), то общественное благосостояние неизбежно снижается на величину, равную площади фигуры q^bq^gВС.

Вторая ситуация — это «коррупция с кражей» или ситуация нулевых предель­ных издержек: продавец берет взятку и, скрывая от правительства сам факт предо­ставления общественного блага, не отдает правительству ничего, поэтому предельные издержки предоставления дополнительной единицы общественного блага равны для него нулю. В такой ситуации цена, которую платит покупатель и которая равна вели­чине взятки, может оказаться ниже, чем цена р^g (рис. 4), а может оказаться и выше официальной цены (рис. 5). И в том, и в другом случае если продавец, выступая

p

монополистом, не может

K

проводить ценовую

pg

дискриминацию покупателей, то он будет стремиться устанавливать такой размер

M;

pb

взяток, при котором его

L

предельный доход равен

D

предельным издержкам. Следует отметить, что в коррупционной сделке, как правило, продавец не

0

Q

может проводить ценовую

qb

qg

дискриминацию, так как ему неиз­вестна та общая сумма, которой располагает покупатель (обычно это закрытая инфор­мация, которая носит частный характер), поэтому, назначая слишком высокую цену (больше располагаемой суммы), продавец может потерять такого покупателя.

Рассмотрим ситуацию «коррупции с кражей», при которой величина взятки р^bменьше, чем официально установленная го­сударством цена р^g. Как видно из рисунка 4, если бы не было коррупции, то государство получило бы доход, равный площади пря­моугольника Оp^gКq^g, от продажи данного общественного блага в объеме q^g по цене р^g. Появление коррупции в рассматриваемой ситуации, когда официальная цена больше взятки, вызывает потерю государством ука­занной величины дохода за счет перераспре­деления этой суммы между потребителями общественного блага и бюрократами. Часть этой суммы, представленная верхним прямо­угольником p^bp^gKL , достается потребителю за счет перераспределения потребительского излишка в результате покупки данного блага по более низкой цене и в большем объеме, а нижняя часть — прямоугольник Op^bLq^g — «уходит» бюрократу за счет того, что он ничего не отдает правительству, так как скрывает сам факт предоставления общест­венного блага. Кроме того, потребителю также достается дополнительный выигрыш, равный площади треугольника LКМ (за счет расширения потребления), а бюро­крату — выигрыш, равный площади прямоугольника q^gLMq^b (рис. 4).

Таким образом, в ситуации нулевых предельных издержек, в случае, когда ве­личина взятки меньше официальной цены, общественное благосостояние благодаря коррупции повышается за счет возможности дополнительного предоставления, данного блага потребителям по более низкой цене. Заметим также, что следствием такой коррупции является перераспределение потенциального дохода государства от продажи данного общественного блага в пользу покупателей и бюрократов, при­водящее к появлению чистого выигрыша для общества.

Ситуацию, при которой официальная цена больше взятки, можно также рас­сматривать как частный случай преодоления недостатков рыночного распределения ресурсов, возникших вследствие государственного вмешательства. Положительная роль коррупции в устранении таких недостатков рассматривается, например, в ис­следовании Ф. Луи, основанном на моделировании влияния взяточничества на распределение ресурсов с помощью механизма «живой» очереди. В работе Луи показано, что непродуктивно затрачиваемое время на ожидание в очереди можно сократить, купив за взятку право пройти вне очереди. Чем больше взятка, тем мень­ше время ожидания. Основной вывод данного исследования заключается в том, что такой механизм, идентичный во многом механизму «теневых цен», может приводить к повышению эффективности распределения ресурсов.

Второй случай в ситуации коррупции «с кражей» — это превышение суммы взятки над официально установленной государством ценой. Как видно из рисунка 5, следствием такой коррупции является то, что потребители имеют возможность при­обрести общественное благо в меньшем количестве и по более высокой цене. Кроме того, в случае появления данного вида коррупции государство теряет свой потенциаль­ный доход, равный площади фигуры Op^gEq^g, за счет перераспределения части этой величины в пользу бюрократов (площадь прямоугольника Op^gGq^b). Изъятие части потребительского излишка (площадь прямоугольника p^gp^bFG), вызванное более высокой ценой и меньшим объемом потребления, происходит также в пользу бюро­крата, который в сумме получает доход за предоставление доступа к общественному благу по цене p^b в количестве q^b, равный площади Op^bFq^b. В рассматриваемом слу­чае появляются также «издержки мертвого груза», равные площади треугольника GFE и связанные с недопотреблением данного общественного блага на величину q^g-q^b. Именно в этом случае мы можем утверждать, что коррупционная система правительственных услуг имеет распределительные недостатки получения выгод недобросовестными людьми за счет законопослушных граждан, которые хотели бы покупать услуги легально.

Таким образом, в результате перераспределения выигрышей и потерь, свя­занных с коррупцией, в ситуации нулевых предельных издержек (в случае, когда величина взятки больше официальной цены) общественное благосостояние неиз­бежно сокращается вследствие коррупции за счет недопотребления данного блага и предоставления его по более высокой цене. Следствием такой коррупции является также и то, что часть потенциального дохода государства от продажи общественного блага теряется за счет недопотребления (наряду с появлением «издержек мертвого груза»), а другая часть переходит к бюрократам, что и приводит к появлению чистых потерь для общества.

Сравнивая эти две ситуации (коррупция «без кражи» и «с кра­жей»), отметим следующее. В ситуации положительных предельных издержек предоставления дополнительной единицы общественного бла­га коррупция всегда увеличивает цену общественного блага, которую платит покупатель, а в ситуации нулевых предельных издержек — мо­жет снижать. Очевидно, что второй случай более привлекателен для покупателей. Другим результатом сравнения этих ситуаций является вывод о том, что традиционный экономический анализ коррупции позволяет определить характер перераспределительного эффекта, ока­зывающего влияние на общественное благосостояние. Если коррупция приводит к недопотреблению данного блага по сравнению с ситуацией ее отсутствия, общество действительно теряет от ее возникновения. Однако если коррупция увеличивает объем потребления, то она при­водит к появлению выгод для общества. Наконец, третий вывод из сравнения этих ситуаций мы можем сделать относительно выработки инструментов борьбы с коррупцией. Так как коррупция «с кражей» вы­годна и бюрократу, и покупателям общественного блага, а коррупция «без кражи» только бюрократу, то необходимо создать такую систему отчетности, которая бы не позволяла бюрократу осуществлять пре­доставление общественного блага втайне от государства.

Если ввести в анализ наказание для продавцов за коррупцию, то изменится объем взяток, который они собирают, но не существо проблемы. Если вероятность выявления факта взятки и величина наказания не зависят от объема взяток и числа людей, которые их платят, то на продавцов будет налагаться наказание, равное величине взятки, и коррупция перестанет быть для них прибыльным делом. Если же ожидаемая величина наказания возрастает прямо пропорционально объему взяток, то, возможно, продавцы станут брать меньше взяток. Однако если ожидаемая величина наказания увеличивается с ростом числа людей, которые дают взятки продавцам (например, вследствие высокой вероятности жалоб покупателей), то продавцы будут сокра­щать предложение и увеличивать объем взяток. Продавцы откажутся от выигрышей, представленных на рис. 3 — 5, сравнивая их с величиной ожидаемого наказания, что приведет к снижению чистых потерь для общества, связанных с возникновением коррупции.

Заключение

На основе проведенного анализа можно сделать следующие выводы:

Определяя термин «коррупция», большинство исследователей придерживается понятия, предложенного специа­листами Всемирного банка, согласно которому «коррупция — это злоупотребление властными полномочиями в личных интересах». При этом различают коррупцию как сделку (транзактивную) и коррупцию как вымогательство (экстортивную). Эти два вида имеют, в свою очередь, некоторые производные типы: оборонительная, инвестиционная, непотическая, аутогенная, поддерживающая. Однако следует отметить, что в исследовательской литературе особое внимание уделяется еще двум важным типам коррупции, дополняющим базовую типологию. Это институциональная и политичес­кая коррупция. Институциональная коррупция связана с поиском выгод от функцио­нирования институтов (таких как, например, политические партии). Политическая же коррупция имеет место в общественном секторе либо на пересечении интересов общественного и частного секторов (например, в ситуации, когда политики исполь­зуют свой привилегированный доступ к ресурсам, незаконно присваивая выгоды от их употребления).

Полученные оценки объема коррупционного рынка фиксируют резкий рост коррупции в 2001—2005 гг. Согласно нашим данным, он обусловлен масштабным увеличением среднего размера взяток, что подтверждается не только результатами нашего опроса, но и огромным массивом фактической информации (публика­ции в СМИ, сообщения представителей правоохранительных органов и т. п.).

Анализ экономических подходов к исследованию коррупции показывает, что не существует однозначного ответа на вопрос о ее влиянии на экономическое развитие. Однако с большой уверенностью можно утверждать, что важным фактором распространения корруп­ции является отсутствие конкуренции. При этом монопольный доступ к благу сокращает количество коррупционных сделок, но увеличивает плату за это благо, то есть объем взяток. Нельзя однозначно выявить, какой эффект оказывает коррупция — позитивный или негативный. В том случае, если коррупция приводит к недопотреблению данного блага по сравнению с ситуацией ее отсутствия, общество действи­тельно теряет от ее появления. Однако, как было показано выше, коррупция может и увеличивать объем потребления, становясь тем самым выгодной для общества.

Современный экономический подход к изучению преступле­ний и наказаний рассматривает в качестве основного критерия для создания адекватного законодательства максимизацию общественного благосостояния. Если строго следовать этому подходу, то при неко­торых предположениях может не понадобиться полного искоренения коррупции: достаточно будет лишь достичь некоторого «оптимального» ее уровня, поскольку затраты на искоренение взяточничества могут превосходить соответствующие прибыли.

Кроме того, мы постарались обосновать необходимость замены суровых наказаний за корыстные преступления штрафами. Однако и теоретические модели, и примеры из юридичес­кой практики показывают, что при использовании штрафов необходим более глубокий анализ ситуации и что универсальных рецептов для борьбы с преступностью экономическая теория дать не может.

Библиография

1.  Экономические интересы, противоречия и формы их разрешения. Монография. Под редакцией проф. И.П. Павловой. – СПб.: Изд-во МБИ, 2006. – 321 с.

2.  Сатаров Г. «Как измерять и контролировать коррупцию», Вопросы экономики, №1, 2007г., с. 4-10.

3.  Гуриев С. «Что известно о коррупции в России и можно ли с ней бороться?», Вопросы экономики, №1, 2007г., с. 11-28.

4.  Галицкий Е., Левин М. «Коррупционные взаимоотношения бизнеса и власти (опыт эмпирического анализа)», Вопросы экономики, №1, 2007г., с. 19-32.

5.  Епифанова Н. «Исследование коррупции на основе методов экономической теории», Вопросы экономики, №1, 2007г., с. 33-44.

6.  Цуриков А., Цуриков В. «Экономический подход к анализу корыстных преступлений», Вопросы экономики, №1, 2007г., с. 45-54.

[1] №-216592-3. Авторы: Депутаты Государственной думы А.А. Аслаханов, Н.М.Безбородов, В.П.Воротников; внесен 19.06.2002. Отозван авторами в марте 2004г.

[2] Helping Countries Combat Corruption: The Role of the World Bank. Poverty Reduction and Economic Management // The World Bank. September, 1997. P. 8.

[3] Alatas S. H. Corruption: its Nature, Causes and Consequences. Aldershot: Avebury, 1990. Ch. 1.

[4] Тимофеев Л. М. Институциональная коррупция. М.: РГГУ, 2000.

[5] Измерение ненаблюдаемой экономики: Руководство. М., 2003. Кроме того, по том же методике в выпуск должна включаться и оценка объема коррупционных доходов, который могут интерпретироваться как теневые услуги.

[6] Беккер Г. Экономический анализ и человеческое поведение // THESIS: теория и история экономических и социальных институтов и систем. 1993. № 1. С. 34.

[7] Cameron S. The Economics of Crime Deterrence: A Survey of Theory and Evidence KYKLOS. 1988. Vol. 41, No 2. P. 301-323.

[8] Mendez F., Sepulveda F. Corruption, Growth and Political regimes: Cross Country Evidence // European Journal of Political Economy. 2006. Vol. 22, No 1. P. 84.