Обстоятельства, способствующие преступному поведению женщин в семье

Хамзаева Алтынай Даулетбековна

преподаватель кафедры

уголовного права и криминологии

юридического факультета КРСУ

 

Тугельбаева Б.Г.

профессор кафедры

уголовного права и криминологии

юридического факультета КРСУ

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, СПОСОБСТВУЮЩИЕ ПРЕСТУПНОМУ ПОВЕДЕНИЮ ЖЕНЩИН В СЕМЬЕ

 

Достаточно плодотворной теорией, объясняющей преступное поведение в сфере семейных отношений, является теория противоречий института семьи, сложившаяся в русле одного из направлений российской криминологической науки – криминофамилистики, к основателям которой следует отнести прежде всего профессора Д.А. Шестакова. Согласно этой теории социальные противоречия в сфере семьи и отношений между полами имеют существенное значение для воспроизводства преступлений[1]. При этом существующие в сфере семейных отношений причины преступного поведения Д.А. Шестаков подразделяет на две группы. К первой группе он относит причины, присущие семье во все исторические эпохи ее существования, обусловленные наличием у каждого из членов семьи собственных материальных, физиологических, психологических и иных потребностей, которые не могут быть полностью согласованы с интересами близких, например, половая потребность. Ко второй группе - причины, вытекающие из ныне переживаемого семьей переходного периода, которому присущи противоречия между исторически сложившимися семейными потребностями и возможностями их удовлетворения, например, мужчины не получают дома психологического убежища, женщины – материальной опоры, между теми и другими идет борьба за самоутверждение[2].

Причины, относимые к первой группе, в принципе универсальны и присущи в той или иной степени институту семьи в любой стране. Поэтому наибольший интерес в нашем исследовании представляют проблемы семейных взаимоотношений, связанные с происходящим в настоящее время изменением содержания социальных (гендерных) ролей, выполняемых в семье различными ее членами. Только в последние годы криминологи обратили внимание на тот факт, что социальные роли мужчин и женщин объективно не зависят от половой принадлежности, но последняя часто на субъективном уровне выступает ограничением их содержания, вызывая определенные противоречия в социальных ролях. Само содержание социальных ролей в семье, как показывают различные исследования[3], определяется прежде всего культурой и поддерживается образом жизни того или иного народа, поэтому динамика их изменения будет нести отпечаток специфичности, характерной для его менталитета.

Например, проводимая в Швеции в целях достижения гендерного равенства политика перераспределения домашних обязанностей между супругами, не встретила здесь особого сопротивления, поскольку в стране имелись к этому определенные гендерные основания - наследование престола в предыдущие времена шло независимо от пола наследника. Что касается номадической культуры кыргызов, то в силу кочевого образа жизни в ней также сформировались определенные гендерные нормы, например, кыргызские женщины наряду с мужчинами были лихими наездницами, никогда не носили паранджу, отсутствовало затворничество и многие другие ритуалы, разделяющие женщин и мужчин оседлых народов Центральной Азии. Отсюда можно сделать вывод, что те или иные гендерные нормы всегда существуют в культуре различных народов. Другой вопрос, насколько эффективно они применяются.

Рассматривая внешнюю по отношению к семье среду, следует признать, что события 24 марта 2005 года, когда произошла смена власти, показали существенную в условиях усложнения структуры социума слабость системы государственного управления в Кыргызской Республике. Это явилось результатом непоследовательности проведения предшествующей властью рыночных реформ в экономике, определенной декларативности внедрения принципов демократии, идеологического вакуума в обществе, перманентной нехватки ресурсов. Особо следует отметить стагнацию, захватившую основные институты общества, а также нравственность и мораль, усиление влияния клановости, традиций и религии, диффузных процессов в культуре. Все названные факторы вложили свой весомый вклад, как было показано в п.1.1., в рост преступности в целом.

В результате это породило множественные разрывы социальной ткани в структуре общества, в частности, сегодня имеют место:

·  разрыв между поколениями;

·  разрыв между элитами и массами;

·  увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными;

·  информационный (цифровой) разрыв между городом и селом, между различными социальными стратами населения;

·  разрыв социальных связей в результате внутренней и внешней миграции;

·  этнический разрыв в результате неприятия других субкультур и усиление на этом фоне дискриминационных обычаев и традиций;

·  конфессиональный разрыв, особенностью которого является резкое увеличение обращения населения к исламу;

·  гендерный разрыв.

Таким образом, внешняя по отношению в семье среда в настоящее время в Кыргызстане достаточно противоречива и нестабильна, что не может сказываться на внутреннем состоянии семейных отношений, повышении их напряженности и конфликтности. Особенно наглядно это проявляется в изменении коэффициентов разводимости и брачности. Еще в СССР, начиная с 50-х годов прошлого века, число разводов постоянно росло, и если на 100 заключенных браков приходилось в то время всего 3 развода, то к началу 90-х годов - уже более 30[4]. При этом в 1990 году на фоне других регионов СССР, ситуация с разводами в Кыргызской Республике выглядела сравнительно неплохо – 18 разводов на 100 заключенных браков. На процесс экономических и социальных реформ семья в постсоветском Кыргызстане отреагировала увеличением количества разводов и уменьшением числа зарегистрированных браков. При этом пик разводов (25) пришелся на 1996-1997 годы, затем наметилась стабильная тенденция к снижению их числа, и в 2004 году уже было 15,4 развода на 100 браков[5]. Количество же официально регистрируемых браков сократилось за прошедшие десять лет в 1,6 раза. Это говорит о том, что в последние годы заметно ослабло влияние государства на институт брака и семьи. Символичность реальных систем поддержки семей (например, молодых или бедных), усиление роли религии и родовых структур, по мнению Г.К. Ибраевой, повлияли на то, что роль государства в регуляции брака и семьи критически снизилась[6].

Нам представляется, что необходимо учитывать и такие обстоятельства, как изменения в экономическом потенциале семьи и социальном статусе ее членов. Естественно, что свой определенный вклад вносят также и причины демографического характера (внешняя и внутренняя миграция населения), религиозного характера (распространение религиозных гражданских браков «нике», юридически нерегистрируемых). Например, проблема религиозных браков и скрытого многоженства (полигинии) действительно существует во всех государствах Центральной Азии, хотя и замалчивается в обществе[7]. Но, по нашему мнению, указанные причины являются лишь производными от изменяющихся в новых условиях экономического и социального содержания семейных отношений. Это подтверждается тем, что религиозные браки и полигиния, как показывают различные исследования, связаны прежде всего с низким экономическим и социальным статусом большинства женщин, обуславливающим их экономическую, социальную и даже политическую недееспособность.

Оценка экономического потенциала семей и реальных доходов женщин, проведенная с участием авторов в рамках исследования феминизации бедности в Кыргызстане, показала, что более половины из 800 принявших участие в исследовании респондентов, имеют собственный доход ниже величины прожиточного минимума, размер которого в Кыргызстане в 2004 году равнялся 1725 сомам (40$). Анализ данных о размере доходов в семьях с разным количеством членов семьи привел к неутешительному выводу. Среднедушевой доход на одного члена в семьях респондентов составил 360 сомов, или около 21% от минимального потребительского бюджета[8]. При этом выяснилось, что среди показателей доходов населения величина заработной платы играет определяющую роль. Городские жители отводят ей первое место, а сельские – второе (после сезонных заработков) в структуре своих доходов. Но вместе с тем, респонденты считают, что нерегулярно выплачиваемая и небольшая заработная плата, к сожалению, не выполняет свою традиционную и естественную функцию обеспечения нормального воспроизводства ресурсов большинства семей, следовательно, не может принципиально воздействовать на потребительский спрос и регулировать его.

В исследовании выявлено, что бедность в Кыргызстане отличается по своей структуре от бедности, характерной для многих развивающихся стран (определяющими параметрами которой являются отсутствие у бедных образования, недвижимости, другой собственности и др.). Преобладающее большинство кыргызских респондентов под бедностью понимают прежде всего ограниченность в покупке продуктов питания. Основные затруднения кроме покупки продуктов питания у всех категорий респондентов вызывает также приобретение необходимой одежды и оплата коммунальных услуг, которым они отдали второе место. Зато такой жизненно важный для функционирования семьи фактор как наличие собственной недвижимости (жилья) поставлен респондентами только на третье место.

Общеизвестно, что увеличение основных расходов на питание по сравнению с другими расходными статьями в семейном бюджете всегда означает ухудшение материального положения семьи и увеличение риска оказаться в числе бедных. К сожалению зафиксированный в данном обследовании переход кыргызских семей к расходам почти исключительно на питание (удовлетворение только первоочередных витальных потребностей) становится типичной стратегией выживания в современных условиях. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что большинство респондентов (71,7%) причисляют себя к бедным семьям, именно по этой причине. Частная материальная помощь между членами семьи и родственниками, развитая в прежние годы, затрудняется всеобщим снижением уровня жизни людей.

Основными причинами причисления семьи к категории бедных в результате попадания семьи в длительное (до 5-10 лет) затруднительное положение 63% респондентов назвали низкие доходы, 62,5% - отсутствие начального капитала, 58% - отсутствие постоянной работы. Это подтверждается тем, что в затруднительное положение чаще всего попадают семьи, занятые в тех отраслях экономики, где заработная плата не успевает за ростом заработной платы в других отраслях. В основном это отдельные феминизированные сектора, такие как сфера образования, здравоохранения, для которых, как известно, характерны самые низкие заработки. Значительное времянахождение семей в затруднительном положении, особенно в сельской местности, говорит о том, что бедность приобрела в Кыргызстане устойчивые формы. Криминологически это опасно в том плане, что когда бедность становится образом жизни семьи и передается из поколения в поколение, то сменяется в целом стратегия выживания таких семей. Она начинает основывается на жестких мерах и насилии, что приводит к росту преступности как в семье, так и вне ее[9].

Исследование также показало, что в распределении труда в семье присутствует гендерная ассиметрия. Она выражается как в традиционном разделении труда на мужской и женский, так и в том, что выполнение значительного количества домашних обязанностей находится в введении женщины. Например, к женскому труду отнесена практически вся домашняя однообразная и невидимая работа, заключающаяся в приготовлении пищи, мытье посуды, стирке, глажке, шитье, уборке дома, уходу за детьми, престарелыми родителями или инвалидами-членами семьи. Кроме того, в функциональные обязанности женщин входит еще и закупка различных товаров. В сельской местности женский труд включает также и обеспечение водой, поэтому наличие развитой инфраструктуры (сеть магазинов, водопровод, канализация, электричество и др.) обуславливают в целом меньшие затраты времени городских женщин на домашний труд. Прерогативу мужчин составляют ремонтные работы и обеспечение семьи топливом.

Следовательно, по-прежнему в большинстве семей действует неписанный «социальный договор», закрепляющий распределение гендерных ролей в семье. Это приводит к тому, что время мужчин в большей степени распределяется между работой и досугом, а у работающих женщин - между работой, досугом и деятельностью в домашнем хозяйстве. Поэтому понятно, почему затраты времени на домашний труд составляют в Кыргызстане для женщин более 20% суточного фонда времени (4-5 часов ежедневно), а для мужчин не превышают 5% и составляют немногим более одного часа[10]. Тем самым происходит увеличение женского домашнего неоплачиваемого труда, который составляет, по мнению многих аналитиков, до 25-40% внутреннего валового продукта (ВВП), и является одним из главных составляющих феминизации бедности.

Женщины также наравне с мужчинами участвуют в работе в личном подсобном хозяйстве, производстве одежды, обуви, мебели для своего дома, рыночных видах деятельности, причем в сельской местности в большей степени. Таким образом, в Кыргызстане наблюдается возврат к различным формам натурального производства, когда определенная часть продуктов питания, товаров и услуг производится сегодня внутри домохозяйств, и можно говорить, что многие бедные семьи вынужденно отказываются от покупки некоторых товаров и услуг, замещая их эквивалент домашним трудом членов семьи, главным образом – женщин. Развитие личных крестьянских и фермерских хозяйств в отсутствие налаженной инфраструктуры и бытовой техники также подразумевает увеличение женского труда и домашних нагрузок. Этот труд в целом характеризуется такими чертами, как отсутствие его оплаты, необеспеченность пенсией и государственными социальными пособиями по беременности, по уходу за больными и т.д.

Следовательно, в суммарном отношении женщины в домохозяйствах испытывают вдвое больше нагрузок, затрачивая на выполнение домашней работы более чем в 3,5 раза больше времени, чем мужчины[11]. Игнорирование мужчинами домашнего труда, понимание его как «естественного» продолжения репродуктивной деятельности женщин на фоне фактического переноса функций социального сектора государства на плечи женщин, приводит к ограничению их свободного времени и замыканию в семейном кругу. В результате, чем меньше имеется свободного времени у женщин, тем меньше у них и возможностей участвовать в перераспределении своего времени в пользу оплачиваемой занятости или перспективных средств достижения таковой, например, получения образования. Это, в свою очередь, снижает шансы женщин в улучшении своего экономического и социального положения в обществе, ведет к экономической дискриминации.

Общая трудовая нагрузка работающих женщин, включающая профессиональную и семейно-бытовую сферы жизни, может сохраняться высокой на протяжении длительного времени. Она достигает, по некоторым подсчетам, в среднем 59 часов в неделю, что поглощает более одной трети (35,1%) недельного бюджета времени женщин[12]. Подобный объем труда существенно осложняет также возможности элементарного восстановления работоспособности, то есть женщины имеют меньше времени на отдых, еду и сон. В результате они работают с перегрузками, постоянно испытывают усталость, нервное напряжение, боязнь не справиться с многочисленными делами, на фоне чего у женщин может появиться высокая тревожность, психические расстройства, состояние дезадаптации, ощущение враждебности окружающего мира[13].

Исследование выявило, что наиболее остро стоит проблема неоплачиваемого домашнего труда для женщин, добровольно или не по своей воле выбравших статус домохозяек. Как известно, положение человека в обществе определяется по его видимому профессиональному вкладу. Это отражается на его социальном статусе, системе социальной защиты и др. Поэтому в большинстве случаев женщина-домохозяйка остается в проигрыше именно в плане отсутствия гарантий социальной защиты. Она не имеет достаточных страховых накоплений для обеспечения себя в преклонном возрасте, поскольку домашний труд не принимается в расчет при определении пенсий, других пособий и льгот. Уровень благосостояния таких женщин зависит от воли супруга или детей, и риск попасть в категорию бедных для них достаточно высок. Но в еще худшем положении оказываются женщины-домохозяйки, чьи продолжительные браки заканчиваются разводом. С одной стороны, эти женщины на протяжении своей семейной жизни занимались проблемами семьи в ущерб своей профессиональной деятельности, и не заработали себе пенсию. С другой стороны, развод лишает их в пожилом возрасте материальной поддержки супруга, потому что заработанная в период совместного проживания пенсия выплачивается только индивидуально и не подлежит перераспределению.

С точки зрения неоклассического экономического подхода гендерное разделение ролей в семье может быть объяснено различиями в накоплении женщинами и мужчинами «рыночного человеческого капитала» (вложения, которые ложатся на плечи самого работника при выходе на рынок труда). Мужчины практически не имеют препятствий в его накоплении, а для женщин эти различия имеют как биологическую (связанную с рождением и воспитанием детей), так и социальную (дискриминация на рынке труда) природу[14]. Экономический анализ показывает, что на протяжении брака формируется также специфический «семейный капитал», который включает в себя кроме рыночного капитала супругов также и социальный капитал. Социальный капитал измеряется такими благами как дети, социальный статус семьи, совокупная ценность родственных отношений и др. Основная масса этого капитала не может быть перенесена в другой брачный союз и безвозвратно утрачивается при разводах. Опасно накапливать семейный капитал в одномерном виде, поскольку это может привести к неравновесному положению, например, женщина, отдающая всю жизнь карьере мужа, может остаться без своего рыночного капитала[15]. При этом недостаточный «рыночный человеческий капитал» женщины-домохозяйки, как мы видим на реальных примерах, выступает причиной, увеличивающей издержки, связанные с разводом. Поэтому, по мнению Г.Г. Мошака, часто «единообразное осуществление развода и уравнительного раздела имущества…дополняет вклад в криминальную развязку конфликтности в семье. Равные права супругов на общую совместную собственность при неравном вкладе в ее приращение, отсутствие у супругов возможности выбора взаимосогласованного правового режима наживаемой ими собственности… создают и множат случаи имущественных предпосылок семейных конфликтов»[16]. В этой связи, известный американский ученый-экономист Р.А. Познер считает, что в настоящее время для женщин важно укреплять свои позиции в браке путем достижения определенного положения на рынке труда[17]. Понимание этого фактора привело к росту женской экономической активности на Западе.

Таким образом, ограничениями для женщин в семье (мерами исключения) могут выступать не только культурные традиции, но и неравное разделение домашнего труда, отсутствие у женщин свободного времени для повышения своего профессионального статуса. Следовательно, сокращение домашней нагрузки женщин через справедливое распределение труда внутри семьи однозначно расширит возможности активизации женщин в общественном и рыночном секторе. А это увеличивает экономическую самостоятельность женщин, строит систему социальной защиты, повышая уровень социальной обеспеченности, и ведет к большому равноправию полов в семье и обществе, обеспеченному значительным «человеческим и семейным капиталом» супругов.

Несмотря на то, что в общей массе населения продолжает сохраняться традиционная установка на главенствующую роль мужчины в семье как главного добытчика, исследование выявило новые тенденции в вопросах материального обеспечения семей. В частности, уже треть женщин их числа респондентов указали себя в качестве лиц, вносящих наибольший вклад в материальное обеспечение семьи. Часть городских жителей отметили, что в их семьях экономический вклад не оказывает определяющего влияния на статус главы домохозяйства и право собственности на недвижимость могут иметь все члены семьи в равной степени. При этом городские женщины более устремлены к профессиональной карьере по сравнению с сельскими женщинами, и связывают реализацию профессиональных интересов с достижением более высокого качества своей жизни и своих семей. Поскольку экономическая независимость органически связана с психологической независимостью, для женщин этой группы характерно стремление к снижению социального контроля за ними со стороны мужа и семьи, что вызывает определенные противоречия в семейных отношениях.

Анализ мнения респондентов по вопросам принятия решений в семье подтвердил наблюдаемые тенденции в изменении гендерной роли женщин в семейных отношениях. Ответственными за принятие решений в своих семьях, вне зависимости от того, имеют ли они полные или неполные семьи, живут ли с родителями или с родственниками, считают себя 30% женщин-респондентов. Кроме того, еще 30% женщин-респондентов, в основном городских жителей, принимают решения по расходованию семейных средств на равных основаниях с супругом. В целом, женщин, принимающих решения по расходованию средств оказалось даже больше, чем мужчин. Что касается принятия решений в отношении воспитания детей, то исследование показало, что в семье именно женщинам приходится принимать эти решения и заниматься воспитанием детей.

Таким образом, прав был Д.А. Шестаков, когда в 90-е годы писал, что «в настоящее время социальный институт семьи переживает переходный период, вызванный изменением положения женщин в обществе, …изменяется содержание социальных ролей, выполняемых в семье различными ее членами, уменьшается зависимость человека от семейной ячейки, перестраивается мораль…Данный процесс исторически неизбежен, демократичен, связан с естественным развитием общества в целом»[18].

Изменение гендерных ролей в семье влечет за собой и изменение типа семьи. Поэтому с точки зрения гендерного анализа важным остается вопрос о том, какой тип семьи характерен для каждого общества и какие гендерные контракты являются в них превалирующими. Например, для классического капитализма 50-х годов прошлого века публичная сфера была преимущественно сферой мужской занятости, частная сфера - женской. Поэтому базовым гендерным контрактом для женщин был контракт домохозяйки и работника (добытчика) - для мужчин. Что касается советского периода, то, несмотря на поголовную занятость женщин, частная сфера при социализме продолжала иметь для них особый характер. Женщина оставалась здесь традиционно доминирующей, что обусловило существование в советское время:

·  2 базовых гендерных контрактов для женщин – контракта работающей матери и контракта домохозяйки;

·  1 базового гендерного контракта для мужчин - контракта работника (добытчика)^[19].

Исследование феминизации бедности показало, что, согласно классификации С.Бабаян[20], в настоящее время в Кыргызстане становятся распространенными следующие основные два типа семей – это традиционная однокарьерная семья (I тип) и нетрадиционная двухкарьерная семья (II тип). Однокарьерная семья характеризуется, как было отмечено выше, двумя гендерными контрактами - домохозяйки для женщин и добытчика – для мужчин. В двухкарьерной семье существует гендерный контракт равного статуса, что означает выравнивание статусов мужчины и женщины в приватной и публичной сферах.

Вместе с тем, в Кыргызстане оба типа семей могут иметь свои подтипы, перечень которых с указанием соответствующих гендерных контрактов дан в таблицах 1 и 2. Как следует из приведенных в таблице 1 данных, в случае дистанционной однокарьерной семьи гендерный контракт домохозяйки может выполнять также и муж. В последние десять лет в связи с появлением трудовой миграции и развитием таких видов бизнеса как челночество, это стало довольно распространенным явлением в Кыргызстане.

Что касается множественной семьи, то она характеризуется многосерийными гендерными контрактами, связанными с наличием нескольких жен. При этом гендерный контракт добытчика для мужчины остается неизменным. В неполных семьях гендерный контракт работающей матери распространяется и на одиноких мужчин, воспитывающих детей самостоятельно. Следует отметить, что среди нуклеарных домохозяйств в Кыргызстане таких семей в 1999 году насчитывалось примерно в девять раз меньше, чем семей, в которых дети проживали только с матерью (10409 и 91208 семей соответственно)^[21].

Таблица 1. Подтипы семей для однокарьерной семьи

Подтипы семей	Гендерный контракт жены	Гендерный контракт мужа	Примечания
1. Стандартная	Домохозяйка	Добытчик
2. Салонная	Домохозяйка	Добытчик	Наемные работники
3. Дистанционная	Домохозяйка Добытчик	Добытчик Домохозяйка	Работа на выезде
4. Множественная	Домохозяйка Работающая мать	Добытчик	Многоженство
5. Неполная Одинокая мать Одинокий отец	Работающая мать	Работающая мать

 

Таблица 2. Подтипы семей для двухкарьерной семьи

Подтипы семей	Гендерный контракт жены	Гендерный контракт мужа	Примечания
1. Стандартная	Добытчик	Добытчик	Родственники
2. Салонная	Добытчик	Добытчик	Наемные работники
3. Дистанционная	Добытчик	Добытчик	Родственники

Общеизвестно, что для существования двухкарьерных семей необходима мощная социальная поддержка. В советское время ее осуществляло государство, которое через детские сады, группы продленного дня в школах, пособия на детей и др. создавало условия для работы обоих супругов. В настоящее время, когда институциональная поддержка со стороны государства резко снизилась, например, в Кыргызстане сократилось на 70%-75% количество государственных дошкольных учреждений[22], а оставшиеся государственные детские сады выживают за счет сооплаты родителей, многие семьи вынуждены повышать расходы на дополнительные «неофициальные» платежи. Появившаяся сеть частных детских учреждений в городах республики не многочисленна и, самое главное, малодоступна для обычных граждан.

Если в салонных семьях функция воспитания передается наемным работникам (обслуживающий семью персонал), то роль социальной поддержки в стандартных и дистанционных двухкарьерных семьях берут на себя близкие родственники (бабушки, дедушки и др.), которые осуществляют уход за детьми, занимаются их воспитанием и образованием, следят за хозяйством. Вместе с тем, среди бедных семей практический жизненный опыт бабушек и дедушек уже не играет прежней большой роли в воспитании детей. Как показало исследование феминизации бедности, приоритеты бедных семей явно смещены сторону возможностей материального или иного вклада в воспитание их детей. Отсюда можно сделать вывод, что на фоне растущей бедности, которая коснулась прежде всего пожилых людей, старшее поколение из бедных семей не обладает уже достаточным статусом для влияния на принятие основных решений в этом вопросе. По мнению Г.Й. Шнайдера, расслоение большой семьи, которая может хорошо сглаживать внутрисемейные конфликты и преодолевать их, ведет к отсутствию «резерва» доступных и близких лиц, которые могут играть посредническую, умиротворяющую роль в семейных конфликтах, и, следовательно, к снижению защищенности семьи от потенциальных девиаций[23]. Необходимо заметить, что появление дистанционной и множественной семей может приводить к определенной конфликтности в семейных отношениях, связанных с мотивами ревности, недостаточного внимания со стороны одного из супругов, в основе которых отмечается и корысть.

Кроме указанных типов семей существует также и спонсируемая семья, в которой имеют место все указанные виды гендерных контрактов. Данный тип семьи можно также разделить на два подтипа:

·  спонсируемая со стороны родителей (молодая семья);

·  спонсируемая со стороны детей (семья пенсионеров).

Следовательно, можно говорить, что в настоящее время единые базовые контракты для семьи отсутствуют. Многие функции, которые ранее выполняло государство, взяла на себя семья, что привело к возрастанию роли приватной сферы. Появились новые культурные стратегии выживания (например, дистанционная семья), в результате которых в основе гендерных контрактов женщин и мужчин резко возросли экономические составляющие, что на практике может порождать и инверсию указанных гендерных контрактов. Следовательно, реагируя на изменившиеся внешние условия, семья пытается найти свою стратегию выживания, внося адаптивные изменения в семейные отношения.

Данный процесс не проходит безболезненно, поскольку взывает разрушение ранее усвоенных норм и образцов поведения, вслед за которыми идет процесс постепенного усвоения или выработки новых норм, то есть то, что по определению А. Гидденса называют рессоциализацией[24]. В этой связи, Л.Б. Шнейдер указывает, что в современный период трансформационных перемен рессоциализация наиболее вероятна именно в отношении гендера, и она происходит в связи с попаданием в критическую и нерелевантную ситуацию. На наш взгляд, такая ситуация чревата различными девиациями, в том числе и преступными, в связи с тем, что в психологии многих мужчин продолжают существовать значительные гендерные стереотипы, например, домостростроевские взгляды относительно своего статуса в семье. Как отмечает Д.А. Шестаков: «Между взятыми в масштабах общества условными группами мужчин и женщин ныне явственно ощущается противостояние по этим вопросам»[25].

Стандартизированные представления или гендерные стереотипы о моделях поведения и чертах характера, соответствующие понятиям «мужественности» и «женственности», существуют в каждой культуре. Такие представления универсальны в пределах данного общества и усваиваются в процессе социализации. При этом для девочек задаются, как правило, среднестатистические нормативы, а для мальчиков - сверхвысокие. Сама система воспитания в семье поддерживает репродукцию сложившихся социальных ролей женщин и мужчин.

Если рассматривать с этих позиций кыргызскую семью, то следует признать, что исторически социальный статус женщин в кыргызской семье и общине был менее стабилен и прочен, чем у мужчин[26]. Даже в советское время в ее структуре распределение мужской и женской ролей опиралось на традиционную (патриархальную) модель взаимоотношений, хотя радикальные изменения в общественной жизни в советский период во многом изменили внутренний мир традиционной семьи. Стабильности традиционной семьи способствовал и тот факт, что в Кыргызстане в советское время «у значительной части женщин сложилось двусмысленное положение: социально поощрялась эмансипация, а этнически сохранялись старые нормы поведения, которые традиционно отводили женщине преимущественно… сферу домашнего производства»[27]. Кроме того, сама семья в кыргызском обществе воспринималась не как самоценная и автономная единица, но как часть родовой группы. Поэтому она всегда была тесно связана и многофакторно контролировалась сообществами более высокого ранга – общиной, родом, кланом[28], построенными по мужской линии, развитие которых в постсоветский период получило новый импульс на основе идей национальной самоидентификации. Все это в значительной степени способствовало активной реанимации в настоящее время традиционных стереотипов поведения, в том числе и возрождению дискриминирующих женщин обычаев (насильственное похищение девушки с целью вступления в брак, договорные браки, ношение паранджи и хиджаба, практика многоженства), официально объявленных в советское время пережитками прошлого[29].

Как показало исследование феминизации бедности, распространились и другие формы гендерной дискриминации женщин в семье, связанные с экономическими факторами, например, лишение женщин возможности распоряжаться совместными или собственными доходами и собственностью, получить независимое экономическое положение, учиться и работать. Многие сельские женщины даже не знают, что они тоже являются собственниками земли, которую получила их семья. Еще большее удивление у них вызывает тот факт, что при выходе замуж дочь имеет право на определенную долю находящейся в семейной собственности земли (или ее компенсацию)[30]. В целом, это усиливает экономическую несостоятельность женщин и обуславливает их зависимость от мужчин.

Особо опасным является тот факт, что практически все мужчины-респонденты в исследовании феминизации бедности не считают указанные дискриминационные обычаи семейным насилием, что свидетельствует о глубоком укоренении в их сознании патриархального мировоззрения. Это подтверждает и проведенное ранее с участием автора исследование (2000-2002гг.), в котором из 770 опрошенных школьников сельских школ 57% считают, что насильственная кража невест – это нормальный кыргызский обычай[31]. Более того, как указывает Г.К. Ибраева, некоторая часть женщин из молодой генерации мусульманок демонстрирует готовность отказаться от собственных интересов, чувств и служить родовым, семейным интересам, например, вступить в брак по договору родителей, что является индикатором радикального процесса десубъективизации, отражающим сущность вновь воссоздаваемого патриархального уклада с сетевым родовым взаимодействием[32].

Изучая процесс гендерной социализации личности, Б.Г. Тугельбаева также приходит к выводу, что сложившаяся система социализации личности в Кыргызстане, репродуцируя существующие представления о системе властных отношений в семье, несет в себе элементы гендерной дискриминации, обусловливающей неравенство возможностей личностной реализации женщин и мужчин. Это неизбежно порождает новые противоречия при изменении статуса женщин и мужчин в современных общественных отношениях, включая семейные, которые в совокупности с другими криминогенными факторами (пьянством, наркотизацией населения, безработицей, растущей теневой экономикой и др.) могут приводить к формированию девиантного поведения и совершению преступлений [33].

На наш взгляд, вызывая ломку традиционной системы гендерных ролей и стереотипов и серьезно влияя на психологию и поведение мужчин и женщин, процесс преодоления гендерного неравенства, уже сопровождается значительными издержками в виде усиления криминальной активности женщин в семье. На рост тяжкой насильственной преступности среди женщин в семейных отношениях, указывают российские и казахстанские исследователи. Если во второй половине 70-х годов соотношение между жертвами-женщинами и жертвами-мужчинами в семье было приблизительно 7:1, то в 90-х годах это соотношение уменьшилось до 3:1[34]. К настоящему моменту, например, в России в составе семейно-бытовых преступников, совершивших убийство, удельный вес женщин почти в два раза выше, чем в целом по всему контингенту преступников[35]. Но вместе с тем, убийства и причинение телесных повреждений женщины совершают в большинстве случаев в результате виктимного, провоцирующего поведения потерпевших, в лице которых обычно выступают мужья и сожители виновных[36]. Как показали результаты проведенного нами исследования, в Кыргызстане часто в основе насильственных преступлений, совершаемых женщинами в семье, лежит длящийся годами «тлеющий конфликт», получивший свое начало при принудительном вступлении женщины в брак. То есть насилие, испытанное женщиной в начале семейной жизни, может стать основой ее будущего насильственного преступного поведения.

Поэтому, на наш взгляд, особое значение для профилактики преступности женщин имеет выравнивание возможностей женщин и мужчин, а также помощь семье со стороны государства. С позиции гендерного анализа необходимо заметить, что механизмы выравнивания возможностей женщин (компенсация, ресурсная поддержка, вовлечение в процесс, наделение полномочиями, перераспределение), широко используются в других странах для криминологической профилактики женской преступности, примером чего может служить западная модель равенства женщин и мужчин, которая развивалась в направлении перераспределения домашних обязанностей между супругами, усиления отцовской ответственности, наделения полномочиями женщин, жесткого пресечения фактов их дискриминации в общественной и частной сфере[37].

[1] См. например: Шестаков Д.А. Об одном из аспектов криминогенной ситуации // Вестник ЛГУ. – 1976. - №11. – С.116-121.; Он же. Механизм антисоциального действия криминогенных факторов семьи // Борьба с преступностью и проблемы нейтрализации криминогенных факторов сферы семьи и быта / Под ред. Н.А.Беляева и Д.А.Шестакова. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. – С.8-24.

[2] См.: Шестаков Д.А. Преступность среди социальных подсистем. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. – С.59.

[3] См. например: Яркова Е. Культурологические аспекты репродуктивных и сексуальных прав у народов Центральной Азии // Механизмы реализации репродуктивных и сексуальных прав человека в Кыргызстане. – Бишкек, 2001. – С.28-31.

[4] См.: Кузнецова Н.Ф. Дезорганизация семьи как криминогенный фактор // Борьба с преступностью и проблемы нейтрализации криминогенных факторов сферы семьи и быта / Под ред. Н.А.Беляева и Д.А.Шестакова. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. – С.27.

[5] См.: Женщины и мужчины Кыргызской Республики. Сборник гендерно-разделенной статистики. – Бишкек, 2001. – С.19.; 2005. – С.46.

[6] См.: Ибраева Г.К. Брачные стратегии в Кыргызстане: поколение отцов и детей. – Бишкек: Салам, 2006. – С.70.

[7] См.: Ганиева Г.Ж. Женский вопрос и проблемы женщин в Узбекистане (1991-2005 гг.): Автореф. дис. … канд. истор. наук. – Ташкент, 2006. – С.20.

[8]См.: Женщины и мужчины Кыргызской Республики. Сборник гендерно-разделенной статистики. – Бишкек, 2005. – С.96.

[9] См.: Шнайдер Г.Й. Криминология. Пер. с немец. / Под ред. Л.О.Иванова. – М.: Прогресс, 1994. – С.153.

[10] См.: Второй периодический доклад Кыргызской Республики о выполнении международной Конвенции «О ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин». – Бишкек, 2002. – С.4.

[11] См.: Бюджет времени / ПРООН. – Бишкек,2004. – С.19.

[12] См.: Бюджет времени / ПРООН. – Бишкек,2004. – С.19.

[13] См.: Криминология: Учебник / Под ред. В.Н.Кудрявцева, В.Е.Эминова. – М.: Юристъ, 1997. – С.306.

[14] См.: Мезенцева Е.Б. Гендерная проблематика в основных направлениях экономической мысли // Теория и методология гендерных исследований. Курс лекций. – М.:МЦГИ-МВШСЭН-МФФ, 2001. – С.120-121.

[15] См .: Мезенцева Е.Б. Указ. соч. – С.124.

[16] Мошак Г.Г. Преступления и иные правонарушения, совершаемые в сфере семейных отношений, и их профилактика (криминологическое исследование на материалах Молдовы и Украины): Автореф. дис. …д-ра юрид. наук. – Кишинэу, 2001. – С.20-24.

[17] См.: Познер Р.А. Экономический анализ права. В 2 Т. Пер. с англ. / Под ред. В.Л.Тамбовцева. – СПб: Экономическая школа, 2004. – Т.1 – С.194.

[18] Шестаков Д.А. Семейная криминология: семья – конфликт - преступление. – СПб., 1996. – С.77.

[19] См. например: Здравосмыслова Е.А., Темкина А.А. Социальная конструкция гендера и гендерная система в России // Мат-лы Первой Российской летней школы по женским и гендерным исследованиям «Валдай-96». – М., 1997. – С.87-88.; Бодрова В.В. Работа или семья: что важнее для современной женщины. Там же. – С.98-99.

[20] См.: Бабаян С. Структурно-конструктивистский подход // В мат-лах Зимней школы «Развитие гендерного образования в постсоветских странах». (Стамбул, 31.01.-7.02.2005г.). – С.17-19.

[21] См.: Домохозяйства и семьи Кыргызстана. Итоги Первой национальной переписи населения Кыргызской Республики 1999 года в таблицах. Кн.IV (серия Т). – Бишкек, 2001. – С.17.

[22] См.: Курманов З. К. Социокультурные аспекты гендерных отношений в Центральной Азии (на примере Кыргызстана). – Бишкек, 2000. – С.90.

[23] См.: Шнайдер Г.Й. Указ. соч. – С.150.

[24] Там же. – С.569.

[25] Шестаков Д.А. Семейная криминология. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. – С.181.

[26] См.: Карасаева А.К. Кыргызская община: традиции насилия над женщиной // Ненадежность гендерной защиты. – Бишкек, 1996. – С.22-23.

[27] Табышалиева А.С. Отражение во времени. – Бишкек, 1998. – С.87.

[28] См.: Мат-лы семинара «Гендерная экспертиза нормативно-правовых документов Кыргызской Республики» (Бишкек, 14.05-16.05.2003г.) – Бишкек, 2003. – С.6

[29] См. например: Байназарова М.Д. Ответственность за доведение до самоубийства женщин на почве пережитков местных обычаев: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 1986. – 20с.; Байрамов Ф.А. Уголовно-правовая охрана равноправия женщин: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. - М., 1989. – 24с.

[30] См.: Права женщин на землю. Вопросы и ответы. – Бишкек, 2002. – С.15-16.

[31] Проект «Права женщин - права человека» Отчет за 2000-2002гг. / Ассоциация «Диамонд». – Бишкек, 2002. - 76с.

[32] См.: Ибраева Г.К. Указ. соч. – С.74.

[33] См.: Тугельбаева Б.Г. Проблемы предупреждения преступного насилия в отношении женщин. – Бишкек, 2003. – С.192.

[34] См.: Предупреждение семейно-бытовых правонарушений / Отв. ред. Ф.А. Лопушанский. – М., 1989. – С.50.

[35] Там же. – С.97.

[36] См.: Корзун И.В. Теоретические и прикладные проблемы социально-правового контроля и предупреждения преступности среди женщин (по материалам Республики Казахстан): Автореф. дис…д-ра юрид. наук. – М., 2001. – С.32.

[37] См.: Баскакова М.Е. Равные возможности и гендерные стереотипы на рынке труда. – М., 1998. – С.16.