Трансформация традиционного уклада в Иордании

РЕФЕРАТ НА ТЕМУ:

ТРАНСФОРМАЦИЯ ТРАДИЦИОННОГО УКЛАДА В ИОРДАНИИ

Иорданское общество переживает в настоящее время процесс трансформации от традиционного уклада к современному. Одной из особенностей данного этапа является то, что общество одновременно несет в себе черты обоих укладов. По мнению специалистов, подобная ситуация помимо позитива имеет и такие негативные стороны, как возникновение «дублирования норм, определяющих роль и жизненную позицию индивидуумов», появление у людей чувства неопределенности, тревоги и переживания. Ощущая уязвимость перед лицом все глубже укореняющихся норм современной жизни, иорданское общество ищет защиту в традиционных устоях.

Одной из наиважнейших черт традиционного арабского общества, играющей ведущую роль в социальной организации и ориентации современной Иордании, продолжает оставаться трайбализм – кланово-родовые и племенные взаимоотношения. Несмотря на все шире распространяющуюся урбанизацию, представляющую собой основной фактор размывания традиционных устоев, кланово-племенные отношения, как и прежде, служат главным регулятором многих сфер общественно-политической жизни Иорданского Хашимитского Королевства.

По словам короля Хусейна, «иорданские кланы и племена всегда пользовались максимальным доверием Дворца, служили предметом гордости и объектом внимания монарха». В связи с этим, королевский двор чутко реагирует на запросы родоплеменного сообщества, старается их максимально удовлетворять, получая взамен полную лояльность и поддержку. Немаловажный фактор внутренней стабильности в стране является именно разветвленное трайбалистское представительство в органах государственной власти, а также поддержание баланса между кланами в их участии в государственных структурах.

Король имеет специального советника по вопросам племен (по-арабски эта должность звучит как «советник по делам племен»). Последние годы правления короля Хусейна на этом посту был генерал-лейтенант Хмейди аль-Фаиз. Со 2 июля 1998 г. данную должность занимает двоюродный брат короля Абдаллы II принц Гази Бен Мухаммед. Функции советника, как их определил еще король Хусейн, – «укреплять мосты взаимодействия и диалога с племенами, находится в постоянном контакте со всеми кланами и изучать их нужды и потребности, условия жизни и проблемы в свете транформации общества, помогать обеспечивать им достойное существование, чтобы у них укреплялось чувство национальной принадлежности и чтобы они вносили больший вклад в развитие и процветание Иордании».

Широко практикуются приемы в королевском дворце шейхов племен и кланов, во время которых они информируют монарха как в их районах обеспечивается здравоохранение, образование, какова степень участия их кланов в органах государственного управления, в вооруженных силах и спецслужбах. Шейхи на таких мероприятиях высказывают пожелания относительно привлечения новых клановых представителей в правительственные и армейские структуры, содействия государства в решении проблем землевладения, сельского хозяйства, транспорта и связи.

В Иордании создана и успешно существует система трайбалистских судов, в ведении которых находится разрешение межплеменных споров и противоречий, что нередко возникают вокруг вопросов землевладения, использования колодцев, площадей для откормки скота и в связи с различными административными и уголовными правонарушениями, самые распространенные из которых неумышленные убийства. В этих случаях вопрос обычно выносится в трайбалистский суд, который посредничая между кланами, помогает урегулировать возникшую проблему или конфликт. В рамках трайбалистских судов разрабатываются и вводятся в действие новые племенные обычаи и законы, появление которых диктуется трансформацией общества, развитием правовой системы иорданского государства.

Членами трайбалистских судов обычно назначаются одни из авторитетнейших шейхов, знатоки племенных обычаев и законов. Первыми двумя председателями таких судов стали после их создания в 30-х годах XX в. шериф Шакер Бен Зейд и младший сын эмира Абдаллы принц Наиф.

Иорданские кланы и племена считают себя коренными жителями страны, создавшими вместе с хашимитским шерифом Абдаллой Бен Хусейном нынешнее государство.

С социальной точки зрения, территория современной Иордании на протяжении длительного времени вплоть до начала XX в. представляла собой, по выражению одного из исследователей, «стагнирующее болото, редко соприкасавшееся с турбулентным потоком событий, происходивших к западу от реки Иордан». Турецкая администрация, а Заиорданье находилось в составе Османской империи с 1517 г., не вмешивалась в дела местных племен, за исключением небольшого района с оседлым населением в северо-западной части страны. Здесь сельскохозяйственные кланы были полностью в руках турецких чиновников, тем более, что бедуины для них представляли еще большую опасность: жизнь фалляхинов (оседлых земледельцев) для свирепых обитателей пустыни не значила вообще ничего, в отличие от турок, нуждавшихся в известном благополучии своих налогоплательщиков. Также подчинялись эмиссарам из Стамбула и жители немногочисленных городов и поселений, таких как Керак (в 1872 г. – 8 тыс. жителей, к 1895 г. уменьшилось до 2 тыс.), Мадаба, Салт, Акаба, Амман, Ядуда.

Бедуины Трансиордании считались одними из самых диких и неуправляемых. Из-за постоянной и быстрой смены ими своего местонахождения турки даже силой оружия не имели возможности обложить их налогами или привлечь к воинской службе. По этой причине заиорданское племенное сообщество оставалось практически полностью независимым и не знало иного подчинения и кроме как своим шейхам лояльности к ним.

Не обращая особого внимания на представителей стамбульских властей, кочевники традиционно вели междоусобные войны, а также любили нападать на города и сельскохозяйственные поселения. Турки мало чем могли помочь своим подопечным. Редкие карательные экспедиции практически не имели никакого успеха (как, например, экспедиция против влиятельного племени Бени Сахр в 1869 г.). Почти весь XIX в. племя Бени Сахр воевало с другим крупным племенем Адван, которое в итоге было оттеснено в Восточный Гор (восточная часть долины р. Иордан между Мертвым морем и р. Ярмук). На юге страны особенно кровопролитные бои развернулись в районе Петры в 1891-1895 гг., что абсолютно парализовало там коммуникации и, как следствие, подвинуло Стамбул на мысль о сооружении железной дороги через Амман и Ма'ан в Хиджаз.

Иорданские племена и кланы приняли достаточно активное участие в Великой арабской революции – антитурецком восстании, поднятым шерифом Мекки Хусейном Бен Али. Армия шерифа под командованием его сына Фейсала и при наставничестве небезызвестного английского майора Томаса Лоуренса 5 июля 1917 г. взяла Акабу и вышла на оперативный простор Трансиордании. В 1918 г., окончательно очистив от турок территорию своей страны, солдаты из иорданских кланов приняли участие и в освобождении Сирии.

Стремление к оформлению своего нового независимого статуса де-юре проявилось у иорданских кланов сразу же после изгнания турок. Известно, что многие крупные шейхи (например, верховный шейх племени Ховейтат Ауда Абу Тая) поддержали ликвидацию турецкого господства имея в виду самим стать полноправными хозяевами своих территорий, а, если удастся, то и подчинить себе соседей.

Поскольку никакого единого знаменателя, объединяющего племена, проживавшие на территории современной Иордании практически не было попытки государственного строительства носили узко локальный племенной характер.

Такое развитие событий было абсолютно естественным, так как Трансиордания (Билядшарк аль-Урдун) даже для собственно ее обитателей была таким же общим географическим понятием, как «восток» или «запад». Города считались не общенациональным достоянием (насколько в этом контексте вообще можно употребить этот термин), а контролировались отдельными племенами и кланами и потому не были признанными центрами для всей страны, как, скажем, Каир для Египта, Дамаск для Сирии или Багдад для Ирака. Нынешняя столица Иордании – Амман в те времена была ничем иным, как небольшим черкесским поселением.

Североиорданские племена в своей массе относили себя скорее к исторической Сирии (Билядаш-Шам) и связывали свою судьбу именно с ней. Ряд южных племен и кланов рассматривали себя в рамках племенного сообщества Хиджаза (историческая область на западе современной Саудовской Аравии), который в те годы включал в себя и Маан, и Акабу⁹. Жители Западной Иордании почти полностью отождествляли себя с историко-географическим понятием Палестина.

В 1920 г. независимое государство на землях своего племени со столицей в Умм аль-Амаде (ныне поселок в 10 км восточнее Мадабы) провозгласил верховный шейх (шейх аль-машаих) Бени Сахр Мискаль аль-Фаиз. Он даже создал правительство и ввел пост премьер-министра, на который пригласил иерусалимского журналиста Кямеля аль-Будейри. Аналогичные трайбалистские государства формально были созданы и на территориях, административно относившихся к городам Керак и Салт.

Приблизительно в это же время в Трансиордании параллельно разворачивались иные события, завершившиеся провозглашением на ее территории независимого эмирата.

Как известно, после окончания первой мировой войны Великобритания не стала выполнять своих обязательств перед шерифом Мекки Хусейном Бен Али по признанию полной независимости арабов и содействию этому хашимитскому правителю Хиджаза в создании общеарабского королевства¹¹, а наоборот, в соответствии с тайным соглашением Сайкс-Пико (1916 г.) вместе с Францией взяла курс на раздел азиатской части Османской империи, т. е. практически Ближнего Востока. Вступившие в Дамаск французы, которые согласно договору в Сан-Ремо (Италия) от 25 апреля 1920 г. получили право на управление Сирией, изгнали оттуда сына Хусейна Фейсала, создавшего в 1918 г. (после изгнания турок) независимое Сирийское королевство с прицелом на его дальнейшее объединение с королевством Хиджаз, провозглашенным самим шерифом 2 ноября 1916 г. Себе Великобритания выделила, оформив это уже упоминавшимся договором в Сан-Ремо, Палестину с Трансиорданией и Ирак.

Предчувствуя катастрофу, другой сын Хусейна эмир Абдалла спешно выдвинулся в Трансиорданию во главе вооруженного отряда из 1200 человек с намерением, дополнительно мобилизовав местные племена, вернуть арабам контроль над Сирией.

В ноябре 1920 г. Абдалла вступил в Маан, а 1 марта 1921 г. – в Амман. В этот момент англичане приняли решение договориться с эмиром, чтобы оградить себя от возможных осложнений с Францией в случае вторжения сил Абдаллы в Сирию. В конце марта 1921 г. в Иерусалиме состоялась встреча Абдаллы с У. Черчиллем, занимавшим тогда пост министра по делам колоний. На ней эмиру было предложено закрепиться в Трансиордании и создать там так называемую арабскую администрацию. Практически одновременно с этим, в марте 1921 г., в Каире прошла конференция британских представителей на Ближнем Востоке, постановивших разделить Палестину и Трансиорданию на две самостоятельные подмандатные территории с образованием в последней эмирата во главе с Абдаллой Ибн Хусейном. традиционный уклад общество

Последними о принятых решениях узнали шейхи местных племен, которых официально уведомил о произошедшем только назначенный британский верховный комиссар в Палестине Герберт Самюэль в ходе своего визита в Амман в апреле 1921 г.

С воцарением эмира Абдаллы в Аммане одним из первостепенных вопросов стала проблема признания его власти всеми племенами и кланами, проживающими в границах новосозданного государства, и их дальнейшей лояльности. Далеко не все в этом отношении складывалось гладко: крупные племена (например, Адван) учиняли волнения и нередко затевали междоусобицы как в «добрые османские времена» своей полной неподконтрольности.

Для обуздания племен в 1921 г. были созданы регулярные вооруженные силы, получившие название Арабский легион. Первоначально это был всего лишь отряд, насчитывающий менее 1 тыс. человек во главе с английским капитаном Ф. Пиком. Однако во время военных операций ему помогала английская авиация, базировавшаяся в Аммане. Благодаря этому рейды Арабского легиона против бунтовавших трансиорданских племен были эффективными, и уже к концу 20-х годов в стране был установлен довольно прочный порядок. Помимо оружия Абдалла использовал и дипломатию. Он старательно объезжал племена и, разговаривая с ними на уровне доступных трайбалистских понятий о взаимоотношениях между сюзереном и клиентелами, интересовался их пожеланиями, запросами и требованиями, разъяснял суть сложившейся ситуации.

Эмир Абдалла с первых же дней своего правления старался активно вовлекать представителей кланово-племенного сообщества в управление государством. При этом на первых порах предпочтение отдавалось оседлому населению, которое в 20-х годах составляло чуть более трети всех жителей¹³. Одной из главных опор трона стали также черкесы и чеченцы, расселившиеся в Трансиордании после бегства с Северного Кавказа (их насчитывалось несколько тысяч человек).

Так, в 1929 г., при составлении структуры первого Законодательного совета (этакого сплава квази-парламента с правительством) эмир из 16 избираемых законодателейвыделил девять мест арабам-мусульманам (оседлым), три – арабам-христианам, два – черкесам и только два – ко-чевникам-бедуинам. При этом кочевники (почти треть страны) не получали права голосовать, а двое их представителей определялись комиссиями из шейхов племен. В состав же министерской части совета длительное время включались лица вообще не трансиорданского происхождения – сирийцы Рашид Талиа, МизхерРаслан и Хасан Абу аль-Худа, па-лестинцы^{15 –} Ибрагим Хашем, Тауфик Абу аль-Худа, Самир ар-Рифаи и ДжамильТутунджи, а также хиджазецАбдаллаСерадж. Активно на государственную службу привлекались северокавказцы – черкесы, чеченцы, кабардинцы и др., которые отличались повышенной лояльностью и преданностью новому режиму, рассматривая его как своего единственного покровителя и защитника от доминирующего кланово-трайбалистского сообщества.

Таким образом, начальные этапы становления иорданской государственности характеризовались преобладающей взаимной настороженностью и даже в известной степени недоверием между эмиром Абдаллой и трансиорданскими кланами. Тем не менее, эмир старался не дистанцироваться от своего нового народа и всячески привлекал клановых деятелей на службу, задабривал, предоставлял льготы. Коренной перелом в ситуации произошел тогда, когда в результате арабо-израильского конфликта практически половину населения страны стали составлять палестинцы, как беженцы, так и жители Западного берега р. Иордан, вошедшего в состав Иорданского Хашимитского Королевства.

С момента провозглашения в декабре 1948 г. объединенного государства Трансиордании и Палестины под короной Абдаллы – Иорданского Хашимитского Королевства серьезное влияние на жизнь населения страны стал оказывать национальный фактор. Водораздел прошел не только по кланово-племенной принадлежности, но и этническо-географической. Часть подданных короля Абдаллы стали осознавать себя коренными трансиорданцами, своего рода белой костью страны, другая часть называла себя палестинцами и в своей массе считала вхождение в состав королевства временной мерой, связанной с необходимостью перегруппировать силы перед решающей битвой с Израилем за «оккупированные им палестинские территории».

Как известно, всю свою жизнь Абдалла был твердым приверженцем панарабской идеи, поэтому, никогда не заботился о становлении иорданского самосознания или того, что по-английски называется nationalidentity. Потому для него стало в известной степени шоком раскручивание палестинцами идеи независимого палестинского государства и начало формирования палестинских политических организаций. Убийство короля Абдаллы 20 июля 1951 г. палестинцем – сторонником иерусалимского муфтия Хадж Амина аль-Хусейни прозвучало серьезным сигналом иорданской хашимитской династии относительно лояльности этих новых подданных королевства.

Радикализация палестинцев, находившихся на более высоком уровне политического и социального развития, вылилась в 1954-59 гг. в серьезную борьбу между оппозиционными (в основном насеристскими и баасистскими) группами и прорежимными силами, в которую оказались вовлечены и вооруженные силы страны. Если внимательнее посмотреть, какие группы населения кого поддержали, то станет ясно, что король опирался преимущественно на традиционно консервативные трансиорданские кланы и племена, в то время как «демократическая» общественность была представлена в основном выходцами из Палестины.

Разгром оппозиции в 1957-1959 гг. во многом способствовал тому, что, несмотря на видимое равенство в правах и возможностях, граждане Иордании палестинского происхождения оказались лишенными доверия дворца и фактически отлученными от ключевых государственных и армейских постов. Тем не менее, как показала практика, король Хусейн осознавал лучшую подготовленность палестинцев как специалистов и достаточно широко пользовался их услугами, стараясь одновременно не афишировать фактического раздела населения страны на людей двух сортов.

Тем не менее, показательно, что 16 апреля 1957 г., в разгар разгрома военного мятежа генерала Али Абу Нувара, 200 бедуинских шейхов публично принесли королю клятву в абсолютной лояльности¹⁶.Офицеры из бедуинских племен и крупных трансиорданских кланов, верные до конца и непримиримые к оппозиционерам, своей самоотверженностью спасли дворец. С этого момента король всегда проводил в отношении армии четкую линию на поддержание такого баланса роялистских трайбалистских сил среди офицерского корпуса, который никогда бы не позволил вооруженным силам колебаться – на чьей стороне выступать в случае внутренних волнений.

Проведение подобной политики неоднократно спасало трон. Особенно наглядно это проявилось в ходе событий «черного сентября» 1970 г. и окончательного разгрома отрядов палестинских федаинов в январе-июле 1971 г. Как известно, после того, как под нажимом Египта, Сирии, Ирака и Саудовской Аравии был дан зеленый свет созданию самостоятельных (не ориентирующихся на иорданское руководство) палестинских структур и организаций, многие палестинцы постепенно перестали считать, что Амман отражает и их интересы. На территории Иордании стали формироваться подразделения палестинских бойцов, не подчиняющихся иорданским военным. Необратимым процесс стал после июньской войны 1967 г., когда Израиль выдавил так называемых федаинов (палестинских бойцов) за р. Иордан, а затем заставил их покинуть приграничную часть долины р. Иордан и переместиться в крупные города в центральной части Иордании – Амман, Ирбид, Зарку, Джераш.

В условиях, когда в столице королевства было больше баз ООП, чем иорданской армии, а такие составные части ООП как Демократический фронт освобождения Палестины и Народный фронт освобождения Палестины начали открыто призывать к свержению режима, король был вынужден действовать, чтобы предотвратить окончательное создание в своем королевстве государства ООП. С 16 по 27 сентября 1970 г. верные Хусейну части, состоящие из коренных иорданцев, применяя танки и артиллерию, устроили настоящую бойню палестинских федаинов. Столкновения продолжались и в первой половине 1971 г., и лишь 19 июля премьер-министр В. Телль объявил о полном изгнании всех «партизан» с территории Иордании.

Фактическая потеря Иорданией Западного берега сначала в войне с Израилем в 1967 г., а затем в результате межарабских решений в Алжире в 1973 г. и Рабате в 1974 г. окончательно превратили палестинцев в своего рода временных граждан королевства с соответствующим к ним отношением. Конечно ни о репрессиях, ни о преследованиях, ни о кампаниях чисток речь не шла, однако в жизни постоянно реализовывался негласный закон: во властных структурах палестинцев должно быть такое количество, которое в случае форс-мажора позволило бы избежать дестабилизации ими внутренней ситуации и паралича государственной власти. Основной упор был сделан на доминирование в правительственных органах разветвленных сетей из представителей крупных лояльных иорданских кланов.

Исходя из вышесказанного, король Хусейн традиционно подразделял политических и государственных деятелей на «людей знания и опыта» (ахльат-таджруба) и «людей лояльности» (ахль ас-сика), умело переставляя их с учетом обстановки. При этом, подчеркивая особые отношения Иордании с палестинцами, он всегда имел под рукой ряд деятелей, которые, появляясь то на одном, то на другом посту, были призваны подчеркивать многонациональный характер иорданского общества.

Для формирования добротной прослойки государственных мужей из числа иорданского кланово-племенного сообщества король Хусейн ввел практику предоставления бесплатных университетских стипендий детям офицерского корпуса, а также создал систему «вербовки» в высшие учебные заведения бедуинских детей, получивших самые широкие льготы в сфере образования.

Как утверждают аналитики, своей основной опорой Хусейн всегда считал триумвират (именно в такой последовательности): 1) сообщество глав силовых структур (армия, военная разведка, Управление общественной безопасности /УОБ/, Управление общей разведки /УОР/); 2) премьер-министр; 3) начальник королевской канцелярии. В принципе, сюда следовало бы отнести и главу Сената, а с учетом начавшегося в конце 80-х – начале 90-х годов процесса демократизации иорданского государства еще и спикера Нижней палаты парламента. Без преувеличения можно говорить, что 90% занимавших упомянутые должности людей были исключительно представители коренных иорданских кланов. Так, начиная с 1958 г. из 21человека, занимавшего пост премьер-министра палестинцем был только Тахер аль-Масри, возглавлявший правительство всего пять месяцев. Из 17 начальников королевской канцелярии (с 1954 г.) палестинцами были лишь Ахмед Тукан, Аднан Абу Ода и Джавад аль-Анани. Силовые структуры, Сенат и парламент традиционно возглавляли коренные иорданцы (исключением был палестинец Тахер аль-Мосри – бывший с ноября 1993 по ноябрь 1994 г. спикером нижней палаты. Единственными некоренными иорданцами, которые допускались к ключевым постам в армии, УОБ и УОР, были представители черкесско-чеченской диаспоры.

Без преувеличения можно утверждать и то, что в каждом составе кабинета министров за последние 30 лет в среднем было около 20% палестинских деятелей. В парламент палестинцам удавалось избираться лишь по пяти «космополитичным» амманским округам, где влияние кланов уравновешивается многочисленностью палестинского населения, или по партийным спискам. С принятием новой версии Закона о выборах, введшей в практику принцип «один человек – один голос», второй вариант остался реальным также практически только в Большом Аммане, поскольку теперь избиратели в глубинке вынуждены следовать исключительно в фарватере кланово-племенной дисциплины.

Как уже неоднократно отмечалось, один из основных принципов функционирования современного иорданского государства – доминирование в общественной и государственной жизни кланово-родовых взаимоотношений и относительный баланс сил внутри истеблишмента между иорданскими кланами. Кланово-родовые отношения, именуемые по-арабски «аль-ашаирийя» или «ан-низам аль-ашаирий», пронизывают все сферы жизнедеятельности общества, начиная от охвата занятостью и до избирательных кампаний.

Поскольку иорданские кланы королевский Дворец справедливо рассматривает как опору режима и залог его стабильности, они имеют львиную долю государственных должностей, особенно ключевых, от которых эта самая стабильность напрямую и зависит. Приходя во власть, трайбалистские деятели, в свою очередь, насаждают традиционную клановую психологию – «один за всех и все за одного».

Кланы очень внимательно следят за наличием своих представителей на государственных постах различных уровней, а также за перемещением выходцев из других кланов. Шейхи родов и племен непосредственно отслеживают схему их представительства в государственных структурах и во время ритуальных поездок короля или наследного принца по провинциям, когда в честь них в стилизованных палатках устраиваются торжества в бедуинском стиле, доводят до них прошения о тех или иных назначениях своих соплеменников. Обычно такие просьбы не остаются без ответа, поскольку это помогает цементировать смычку кланы – Дворец.

Продвигаясь по службе, клановые выдвиженцы тянут за собой других соплеменников, помогают обеспечивать интересы своих кланов (в просторечье феномен «поддержки сверху» именуется «васита», т.е. «заступники», «ходатаи»). При этом внутри госструктур не прекращается скрытая межклановая борьба за места и должности. Периодически один из кланов пытается вырваться вперед, и тогда остальные стараются навалиться на него сообща и оттеснить.

1997-1998 гг. многие иорданцы прозвали периодом «Маджалии», т.е. гегемонии клана Аль-Маджали, действительно существенно расширившим свое представительство во всех ветвях власти.

Нередки случаи, которые можно было бы вполне квалифицировать как злоупотребление служебным положением в клановых интересах. Официальной статистики о таких делах или случаях нет и быть не может, однако информация расходится по каналам конкурирующих кланов, которые, как уже говорилось, пристально следят друг за другом. Известен ряд случаев, когда один из премьер-министров давал своим соплеменникам «наводки» о месте планирования реализации тех или иных крупных государственных проектов, чтобы они успели приобрести эти и прилегающие территории, поскольку гарантировался спрос и соответственно резкий скачек цен на эту землю.

Непотизм в государственной системе привел, по мнению самих иорданцев, к резкому увеличению штатов. Непомерная раздутость госаппарата стала серьезным препятствием на пути развития страны, поскольку не только оттягивает большие бюджетные средства, но и создает известные бюрократические препоны на пути оперативного принятия и имплементации нужных решений. Сокращение же числа государственных служащих, о чем все настойчивее говорит иорданское руководство, трудно реализуемо именно из-за того, что придется увольнять тех самых кланово-трайбалистских представителей, против чего, естественно, возражают кланы.

Считается, что коренной иорданец отличается от, скажем, палестинцев в Иордании тем, что непременно старается стать каким-нибудь начальником. Подобное наблюдение вовсе не лишено оснований: в последние годы количество различных госучреждений, их подразделений и всяческих отделов и секторов неуклонно росло.

На уровне местных администраций, именуемых здесь «бадядийят», наблюдается аналогичная картина. Их количество давно переросло все разумные пределы, однако о задуманной правительством реформе по их сокращению с нынешних 325 до 50-60 кланы не хотят и слышать. Иорданцы откровенно признают, что быть главой муниципалитета самого захудалого поселка или членом его муниципального совета крайне престижно. Кроме того, это и неплохой стабильный доход, поскольку все выборные члены местных администраций, включая старост деревень, получают зарплату как госслужащие в рамках бюджета Министерства по делам муниципалитетов и деревень.

Подобная ситуация сложилась прежде всего вследствие продолжающегося доминирования в сознании простых иорданцев такого традиционного принципа как невозможность заниматься «постыдным занятием». Это явление, называющееся на арабском «сакафат аль-иб» (культура) «табу») и широко дебатируемое сегодня в стране, в повседневной жизни выражается в том, что живущие в условиях диктата трайбалистских обычаев иорданцы не желают быть строителями на стройках, работниками коммунальных служб (уборка мусора, канализация и т.д.), сельскохозяйственными рабочими, чтобы «не потерять лица». И это в условиях, когда безработица среди граждан Иордании составляет только по официальным данным 14%² В одном сельскохозяйственном секторе имеется около 240 тыс. рабочих мест, в то время как 250 тыс. иорданцев ищут работу, предпочитая оставаться безработными, нежели соглашаться на «постыдную работу».

Благодаря этому в стране смогли спокойно трудоустроиться более 700 тыс. иностранных рабочих (в основном египтяне, иракцы, палестинцы, сирийцы, суданцы), для которых проблема «табу» не стоит. В последнее время правительству, ведущему широкомасштабную кампанию по преодолению психологии «постыдной работы», удалось переломить ситуацию, однако процесс иорданизации упомянутых профессий пока успешно продвигается лишь в таком мегаполисе как Амман, где у людей есть возможность более или менее надежно спрятаться от неодобрительных глаз соплеменников.

Исход иорданцев в госструктуры многие обозреватели связывают также и с тем, что исторически финансовые возможности у иорданских кланов существенно ниже, чем у пустивших в королевстве корни выходцев из Палестины или Сирии. Поэтому на среднем уровне (среди элиты наблюдается практическое равенство возможностей) крайне затруднены обучение в престижных зарубежных высших учебных заведениях и преуспевание в бизнесе.Д остаточно пролистать любую ежедневную арабо-язычную газету, чтобы стало ясно, что среди чиновничьего корпуса доминируют такие видные фамилии как аль-Маджали, аль-Батайна, аль-Хаса-уна, ат-Телль, ат-Тарауна, Шдейфат, Арабийят, аль-Хавальда, аль-Катар-на, аль-Мададха, ал-Лози, аль-Адван, аль-Фаез, Аджлуни, аль-Маайта, аль-Момани и др. Читая хронику экономической жизни, наталкиваешься в основном на палестинские имена – Таббаа, Мурад, Манго, Бильбейси, Набулси, Масри, Сальфити, Баракат.

Повсеместно практикуется внутриклановая взаимопомощь и взаимовыручка. Представители кланов в верхних эшелонах власти активно лоббируют интересы своих родных деревень, округов и провинций. Глубинка отвечает поддержкой инициатив и кампаний, предлагаемых «своими людьми» в Аммане. Есть немало фактов, когда абсолютно необщающиеся между собой люди одной фамилии оказывали друг другу содействие в ходе предвыборных кампаний, зачастую не из сиюминутных корыстных побуждений, а из устойчивого убеждения, что подобная солидарность – это всегда в интересах клана в целом и всех его представителей в частности.

Стихийная солидарность возникает и в случаях межклановых потасовок, особенно частых в студенческой среде. Так, в апреле 1999 г. более 100 человек участвовали в силовом выяснении отношений между студентами из кланов Хамайда и Бени Сахр. В 1998 г. подобная потасовка произошла между представителями кланов из провинции Балка и черкесской диаспоры.

Выборы – один из важнейших общественных институтов, где доминирует кланово–племенной фактор. Главные выборы в стране – в Нижнюю палату парламента (80 депутатов) и амманский муниципальный совет (21 депутат). Как отмечают аналитики, ни один кандидат на этих выборах не имеет шансов без предварительного решения кланов, контролирующих территорию того или иного избирательного округа. Отдавая дань избирательному процессу со всеми его атрибутами в виде расклеенных плакатов, выступлений по телевизору, новомодной саморекламе по Интернету и др., кандидаты в действительности все обговаривают с шейхами и влиятельными клановыми лицами. Исключение может составить только ситуация на выборах в парламент от амманских округов, где клановый фактор перебивается неоднородностью и мозаичностью населения, особенно в зажиточном Западном Аммане.

Как работает клановая система в ходе выборов хорошо видно при анализе их результатов. Самыми наглядными в этом плане были выборы 4 ноября 1997 г. В этой связи можно привести отрывок из публикации в иорданской англоязычной газете «Джордан Таймс», рассчитанной, как здесь считается, в основном на иностранцев: «Племенем, получившем больше всего мест стало Бени Хасан, происходящее из провинции Мафрак. Его депутатами стали Мухаммед Абу Олейм, Абдель Карим ад-Дугми, МифлехЗавахра, ХмудХалайла, МифлехРухейми, НаоманГвейри и Навваф аль-Хавальда». Сам факт, что иорданцы внимательно подсчитывают, кто из какого племени происходит, уже достаточно красноречив.

Корни вновь усилившейся опоры властей на трайбализм, как представляется, кроются в том, что процесс демократизации в Иордании при всем его ограниченном и контролируемом характере не мог не сказаться на общественно-политической деятельности масс. Появилась более или менее реальная оппозиция, причем как светская, так и религиозная.

Светская оппозиция крайне немногочисленна и в основном критикует правительство по двум направлениям: за мирный договор с Израилем (после его заключения речь идет об отказе от всякой нормализации отношений вплоть до аннулирования договора и разрыва всех отношений) и за юридическое наступление на права оппозиции, выражающееся, прежде всего в принятии «несправедливых» законов «О выборах» и «О печати».

Более многочисленные и организованные клерикалы, оплотом которых являются «Братья-мусульмане» и их политическая организация Фронт исламского действия, к списку претензий обычно добавляют пожелания относительно исламизации различных аспектов жизни страны.

В такой ситуации режим был вынужден искать пути к нейтрализации оппозиции сравнительно легальными методами, чтобы не ставить под угрозу широко разрекламированный курс на демократизацию. Одним из решений стало еще более активное задействование кланово-племенного фактора. Был принят закон «О выборах», закрепивший столь любимый Западом демократический принцип «один человек – один голос». В условиях Иордании это, однако, имело несколько иные резоны. Возможность отдать свой голос только за одного кандидата, создала дилемму: следовать ли клановой дисциплине или, что называется, голосовать сердцем. В традиционном обществе, каким является иорданское, подавляющее большинство выборщиков обычно останавливается на первом варианте. К тому же умелые манипуляции режима поставили такой заслон на пути оппозиционных СМИ, что их воздействие на население оказалось минимальным. К тому же до сих пор не решена проблема демографической равнозначности избирательных округов. От Большого Аммана, где проживает, по некоторым данным, от 1,5 до 2 млн. человек избирается 18 депутатов. От остальной страны (еще 2,5-3 млн.) – 62, т.е. большее число депутатов приходится на глубинку, контролируемую кланами.

В этих условиях Дворец и премьер-министр провели массированную обработку лидеров кланово–племенного сообщества и добились требуемого результата: 65 депутатов из 80 – это полностью лояльные независимые «центристы», одержавшие победу в провинциях и бедуинских избирательных округах.

Что это означает, помимо того, что режим получил практически карманный парламент? Вывод напрашивается такой: независимо от того, насколько свободна атмосфера и демократично проведение выборов (т.е. никто не стоит рядом с автоматом и не указывает, как голосовать), менталитет кланово-племенного общества пока достаточно стоек. Яркая, талантливая и полезная в государственном смысле личность не имеет шансов, если она «не из своих». Всякое начинание под лозунгом «это многое дает стране» сначала пропускается через умы конкретных чиновников или депутатов, озабоченных, прежде всего тем, «что это дает нам» (клану, роду, племени).

Все это хорошо понимает вестернизированная иорданская элита, включая ряд членов правящей династии. Голоса против засилья кланово-племенных отношений ширятся с каждым днем. Среди свежих примеров – пламенная речь депутата Абдель Маджида Акташа в Нижней палате парламента 7 апреля 1999 г. В ней он затронул проблему «национального единства» в том аспекте, который касается существующих неписаных норм назначения на правительственные должности и в спецслужбы. По его словам, «нынешняя практика является нечестной и неконституционной». Реакция на выступление была самой бурной. Лидеры кланово-племенных институтов депутаты Саад Срур, Абдель Раззак Тбейшат и Мухаммед Азайда демонстративно покинули зал, а спикер Абдель Хади аль-Маджали пошел на беспрецедентный шаг – распорядился полностью изъять речь Акташа из официального протокола заседания и запретил Генеральному секретариату Нижней палаты распространять ее отдельным изданием.

В конце апреля 1999 г. в Аммане состоялся семинар по вопросам развития в Иордании негосударственных гражданских структур, организованный Иорданским центром исследований и информации, на котором активно дебатировалась проблема трайбализма в Иордании. Выводы участников, среди которых были весьма ответственные чиновники, попали на страницы газет. Как отмечалось на семинаре, «трайбализм не побуждает к добровольному или групповому труду в негосударственных гражданских организациях, так как люди не желают заниматься тем, что не приносит прямой пользы племени или клану». «Добровольная общественная деятельность не присуща нашему обществу, поскольку оно основано на трайбализме, – подчеркнул один из выступавших, – Все, что мы делаем, должно быть исключительно в интересах клана». По этой же причине, как утверждалось, пока не имеет успеха и процесс функционирования политических партий. По словам профессора социологии Иорданского университета Сари Насера, партии не играют в Иордании присущей им традиционной роли, так как «даже во время выборов в парламент кандидаты поворачиваются лицом к своим племенам, а не к коллегам по партии»²⁹.

Тем не менее, сложная национально-политическая ситуация в Иордании не позволяет сегодня начать наступление на трайбализм. Многие политики считают, что демонтаж клановой системы в рамках так называемой демократизации общества и попытка создания общества сознательных индивидуалов на западный манер неизбежно приведут к подрыву национальной основы Иордании. В этом случае коренные иорданцы могут быть на законных основаниях оттеснены от власти более богатой и социально активной палестинской частью населения страны.

Полемизируя с израильскими адвокатами идеи о том, что Иордания – есть палестинское государство, в частности, с таким как Б. Натаньяху (см. его книгу «Место под солнцем»), иорданские аналитики утверждают, что пока сильны иорданские кланы и власть в стране принадлежит им, Иордания не будет палестинским государством, как бы много палестинцев в нем ни проживало. Поэтому, как полагают адвокаты идеи «Иордания должна управляться иорданцами», главной задачей всех, кто заинтересован в стабильной процветающей Иордании, должно быть поддержание, казалось бы, парадоксального явления – демократизации (в виде умеренной вестернизации) с параллельным сохранением иорданского трайбализма как залога стабильности и разумного консерватизма во внешней и внутренней политике.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Jordan Times. 04.07.1998.

2.  Jordan Times.04.05.1999.

3.  Patai R., The Kingdom of Jordan. Princeton, New Jersey, USA, 1958,с. 27.

4.  Musa S. Braizat. The Jordanian-Palestinian Relationship. British Academic Press. L., 1998, с. 142.

5.  .Данилов Л. Кто есть кто в Иорданском Хашимитском Королевстве. М., 1998, с. 211.