Внешняя политика Ирана и России в Закавказье

Внешняя политика ИРИ в Закавказье

С точки зрения своих геополитических характеристик Закавказье представляет немалую ценность. Это – важный коммуникационный узел, находящийся на стыке христианской и мусульманской цивилизаций. Это – стратегический перекресток, связывающий Европу и Азию, БСВ и Северную Европу. Это – топливно-энергетический центр, географически примыкающий к Каспийскому бассейну.

Между тем в наши дни Закавказье становится одним из самых опасных регионов постсоветского пространства из-за сохраняющихся здесь политических и военных конфликтов и возможности возникновения новых. Угрозы и риски безопасности Закавказья увеличиваются ввиду обостряющейся борьбы за обладание его природными ресурсами: этот обширный и неспокойный район Юга СНГ вновь, как и в начале XX века, превращается в объект многостороннего соперничества (неудивительно, что Закавказье называют «последним полем классической геополитики»). В этом соперничестве наряду с Россией, западноевропейскими государствами и такими новыми участниками, как США и Япония, непосредственно увязаны старые конкуренты России – Турция и Иран.

Их соперничество разворачивается на фоне укрепления самостоятельности новых независимых государств Закавказья: в этом сложном в национальном отношении регионе, где, кроме Армении, активно проявляют себя движения за национальное самоопределение, идет процесс формирования национальных государств, которые находятся в поиске альтернативных России внешнеполитических и внешнеэкономических ориентиров.

Идея создания на Кавказе структуры, которая смогла бы обеспечить мир и безопасность проживающим здесь народам, а также их соседям, имеет давнюю историю. Еще в 1917 г. один из лидеров грузинских меньшевиков И.Г. Церетели, рассматривавший Кавказ как единый экономический и исторический комплекс, предлагал решать проблему безопасности региона путем образования Кавказской республики («Кавказской Швейцарии»), куда все проживающие здесь народы вошли бы на правах кантонов. Концепция «мирного Кавказа» была реанимирована после распада СССР – в период обострения в регионе межэтнических и территориальных конфликтов, но в особенности под воздействием первой чеченской войны (1994-1996 гг.). Она усиленно популяризировалась тогда президентом Грузии Э. Шеварднадзе, который даже подписал в начале 1996 г. вместе с президентом Азербайджана Г. Алиевым Пакт «Мирный Кавказ». Стремясь перехватить их инициативу, Россия во время встречи 3 июня 1996 г. в Кисловодске глав государств Закавказья и руководителей регионов Северного Кавказа поддержала предложение чеченской делегации о создании на Кавказе постоянно действующего органа по безопасности и сотрудничеству и придании такому кавказскому аналогу ОБСЕ международного статуса¹.

Всем этим планам, однако, не суждено было реализоваться. Более того, до сих пор все попытки нормализовать ситуацию на Кавказе путем достижения консенсуса относительно принципов мирного сосуществования в регионе носили отчетливо выраженный идеологизированный характер, да и сама идея региональной безопасности была подвержена активному воздействию основных участников геополитических баталий, развернувшихся в регионе, – России, США, стран Евросоюза, Турции и, конечно же, Ирана.

И вот в наши дни идея формирования системы региональной безопасности в Закавказье вновь находится в центре внимания политиков и многочисленных экспертов. Очевидно, что такой повышенный интерес к ней связан с возрастающей заинтересованностью мировых экономических центров в природных энергоресурсах региона, в первую очередь нефтегазовых, с проблемой обеспечения безопасности нефтепроводов и транспортных магистралей, но также и с новыми поворотами в глобальной «битве за Кавказ». С осени 1999 г. Россия разворачивает антитеррористическую операцию в Чечне, нацеленную в соответствии с новыми российскими приоритетами национальной безопасности на упрочение позиций Москвы в Кавказском регионе. В это же время в относительно стабильной Армении, являющейся, как известно, стратегическим партнером России в регионе, начинается полоса политических потрясений, не завершившихся и по сей день. Синхронно с началом чеченской операции активизируются США и их союзники: под предлогом защиты безопасности и территориальной целостности государств региона они делают все возможное, чтобы утвердиться на Кавказе и поставить в зависимость от себя местные режимы. Следует отметить, что и азербайджанская и грузинская дипломатии ведут лихорадочные поиски стратегических противовесов России в лице Турции, США и НАТО.

В чем же суть выдвинутых за последнее время предложений по созданию системы региональной безопасности на Кавказе и какое место в них отведено Ирану?

Начнем с Армении, которая, по существу, положила начало дискуссии на эту тему. Министр иностранных дел этой страны В. Осканян во время своего выступления 15 марта 1999 г. в Королевском институте мира в Лондоне предложил создать на Кавказе принципиально новую организацию, которая вписывалась бы в систему общеевропейской безопасности и включала в себя все заинтересованные стороны – закавказские государства, Россию, Турцию и Иран. Эта идея была затем развита президентом Армении Р. Кочаряном в ноябре 1999 г. на встрече с французским сопредседателем Минской группы ОБСЕ Ж.Ж. Гаярдом и на декабрьском саммите ОБСЕ в Стамбуле. По мысли Р. Кочаряна, урегулировать конфликты на Кавказе, достичь экономического сотрудничества и создать в регионе атмосферу взаимного доверия возможно при условии формирования здесь региональной – и параллельной общеевропейской – системы безопасности.

В свою очередь, азербайджанский президент Г. Алиев на той же встрече в Стамбуле предложил США, России, Турции и странам Западной Европы подписать Пакт о безопасности и сотрудничестве на Южном Кавказе. Этот документ предусматривал исключение иностранного военного присутствия в этом регионе, запрещение терроризма, сепаратизма, этнических чисток, а также создание условий для регионального экономического сотрудничества².

К обсуждению проблем безопасности подключился и грузинский президент, который предложил создать на Кавказе «новую структуру по образцу ОБСЕ», куда, помимо России, Азербайджана, Армении и Грузии, вошли бы США, Турция и страны Евросоюза³. Как известно, Иран не является членом ОБСЕ и потому Э. Шеварднадзе не нашел ему места в планируемой структуре.

Очевидно, что при внешнем сходстве армянская и азербайджанско-грузинская инициативы содержали принципиальные различия, поскольку каждый из руководителей закавказских государств вкладывал в понятие «региональная безопасность» разный смысл. В отличие от армянских политиков, полагающих, что система региональной безопасности Закавказья не может реально функционировать без участия России, Ирана и Турции, азербайджанские и грузинские официальные лица исключили из планируемой структуры Иран (оговаривая, правда, что эта проблема может стать предметом дополнительного рассмотрения⁴) и включили в нее США, которые не являются региональной державой. Подоплека подобного подхода лежит на поверхности: и Азербайджан, и Грузия давно уже демонстрируют стремление дистанцироваться от России; с помощью НАТО и США они надеются восстановить территориальную целостность своих государств, решить экономические проблемы. Баку и Тбилиси рассчитывают на помощь Турции, которая, как им представляется, может содействовать вхождению закавказских государств в европейские структуры и прежде всего в НАТО.

Реакция других «игроков» закавказской геополитики на предложения лидеров Закавказья оказалась вполне прогнозируемой: Россия поддержала Армению; США и Европа ограничились позитивной оценкой всех инициатив; Турция солидаризировалась с Азербайджаном и Грузией. Более того, в январе 2000 г. турецкий президент С. Демирель и Э. Шеварднадзе подписали в Тбилиси Пакт по безопасности и стабильности на Кавказе, поддержанный и азербайджанской стороной. Фактически Пакт нацелен на противодействие геополитическим и стратегическим устремлениям Москвы, а также на ослабление позиций Ирана в регионе Закавказья.

Ожидалось, что на встрече так называемой «кавказской четверки» (лидеров России, Азербайджана, Армении и Грузии), проведенной в Москве в рамках саммита глав государств СНГ (24-25 января 2000 г.) будет подписано что-то вроде предварительного соглашения о формировании системы региональной безопасности на Кавказе. Этого, однако, не произошло: интересы Армении, с одной стороны, и Азербайджана и Грузии, с другой, пока различаются до такой степени, что они не могут реально договориться по такой животрепещущей проблеме, какой является проблема обеспечения безопасности Закавказья. Очевидно также, что такие представления о перспективах региональной безопасности не только не смягчают существующую конфронтацию в Закавказье, но более того, усугубляют обозначившуюся поляризацию, когда на одном полюсе оказываются Армения, Иран, Россия, а на другом – Азербайджан, Грузия и Турция, поддерживаемые США и НАТО.

А между тем исключение из региональных процессов, происходящих в Закавказье, России либо Ирана – как бы того не хотелось некоторым центрам мировой политики и их союзникам в регионе – было бы контрпродуктивным как с точки зрения политической стабилизации и урегулирования существующих в Закавказье конфликтов, так и в плане достижения всеобъемлющей безопасности в закавказском регионе. Не вдаваясь в подробности, отмечу также, что для России и Ирана Закавказье важно с точки зрения их собственной национальной безопасности.

Учитывая эти обстоятельства, рассмотрим, какую роль может играть Иран в обеспечении безопасности Закавказья, по каким параметрам его усилия в этом направлении могут совпадать с российскими интересами и в чем противоречить им.

Для этого необходимо уяснить роль и место Ирана в региональной системе Закавказья, определить особенности ирано-закавказских межгосударственных отношений.

Исторические и культурные связи Ирана с народами Закавказья уходят в глубину веков. В наши дни контроль над значительной частью мировых энергоресурсов и выгодное геостратегическое положение позволяют Ирану не только активно соперничать с Турцией и Россией в Закавказье, но и притягивать к себе новые независимые государства региона. В предшествующие десятилетия и особенно за восемь лет ирано-иракской войны (1980-1988 гг.) преимущества в двусторонних ирано-турецких отношениях имела Турция: тогда из-за блокады морских транспортных коммуникаций Ирана транзитный путь через Турцию, контролировавшую всю его торговлю по суше, превратился для Тегерана в дорогу жизни. Сейчас в регионе складывается иная ситуация: именно от Ирана зависит теперь доступ Турции в Центральную Азию и Азербайджан. Иран – единственный из пяти государств Каспийского бассейна (остальные Азербайджан, Казахстан, Россия и Туркменистан) – имеет прямой выход к Индийскому океану, что дает ему преимущества перед Турцией и Россией при транспортировке энергоресурсов из Каспия. Иран обладает самой протяженной береговой линией в Персидском и Оманском заливах, и через его территорию пролегает наиболее практичный маршрут к открытым морям и единственная сухопутная дорога к арабскому миру. Иран имеет легкий доступ в Китай и на Дальний Восток через Центральную Азию, что позволяет восстановить исторический «шелковый путь» с подключением к нему закавказских государств. Ввиду выгодного геополитического положения Иран приобретает ключевое значение для зажатой блокадой Армении, для других закавказских государств, рвущихся на мировые рынки. Европа является основным источником иранского импорта, и страны Закавказья могут воспользоваться новыми альтернативными маршрутами в Европу именно через Иран.

С Арменией Иран в новейшей истории не имел серьезных разногласий. Через сотрудничество с ней и с Россией Иран ищет выходы из изоляции. Такого рода сближение не противоречит стратегии России в регионе и становится самостоятельным и значимым фактором для антиатлантизма и турецкого экспансионизма.

Что касается ирано-азербайджанских отношений, то здесь сохраняется некоторая напряженность. Она обусловлена угрозой взаимного давления: Ирана – на шиитов Азербайджана, а Азербайджана – на «турок» (этнических азербайджанцев) Ирана. Народный фронт Азербайджана в бытность его пребывания у власти поддерживал идею объединения «северного» и «южного» Азербайджана в единое государство, а лидер Фронта и бывший президент А. Эльчибей, известный своими протурецкими симпатиями, и ныне активно эксплуатирует этот лозунг. Баку обвиняет Иран в поддержке оппозиционных сил – Исламской партии, а также Отряда сил особого назначения, руководитель которого – Махир Джавадов, обвиненный на родине в организации государственных переворотов, получил в Иране политическое убежище. В свою очередь и Иран имеет претензии к Баку, который, правда, неофициально, но допускает деятельность на территории Азербайджана так называемого Национально-освободительного движения Южного Азербайджана, выступающего с ирредентистских позиций. Иранские политики считают также, что Азербайджан совершает «историческую ошибку», допуская США в Каспийский регион. Иран крайне негативно относится и к сближению Азербайджана с Израилем, что вряд ли противоречит интересам России, которая в рамках своей стратегии многополюсного мира развивает отношения со всеми участниками ближневосточного мирного процесса – как с арабами, так и с Израилем.

Вместе с тем Иран, являясь, как и Россия, крупнейшим внешнеторговым партнером и Армении, и Азербайджана, заинтересован в стабильности их политических систем и в том, чтобы новые независимые государства способны были стать долгосрочными партнерами.

В целом подходы Ирана к проблеме безопасности в Закавказье определяются целями его долгосрочной стратегии в регионе: стремлением противодействовать националистическим настроениям по обе стороны ирано-азербайджанской границы дабы избежать угрозы сепаратизма в иранских северо-западных провинциях, населенных азербайджанцами; поиском новых рынков сбыта иранских товаров и сфер приложения капиталов в обход проводимой США политики международной изоляции Ирана; использованием своего выгодного географического положения для того, чтобы коммуникации, нефтегазовые и транспортные потоки проходили через его территорию.

Иран, как и Россия, в своей политике в отношении государств региона учитывает степень их включенности в недружественные ему блоки, партнерские отношения и союзы. Россия и Иран заинтересованы в создании противовеса Турции, претендующей на увеличение своей региональной роли в Закавказье; оба государства обеспокоены также и попытками США утвердиться в Закавказье в качестве единственной сверхдержавы. Иран усматривает угрозу своей безопасности в возможности вовлечения Вашингтоном государств Закавказья в кампанию по ограничению возможностей Ирана повышать свою обороноспособность, а Россию не может не тревожить угроза проникновения НАТО в регион, который она считает сферой своих приоритетных интересов.

Другим параметром, по которым интересы России и Ирана в обеспечении региональной безопасности Закавказья совпадают, являются подходы к местным этническим конфликтам, и в первую очередь к Карабахской проблеме.

Как и Россия, Иран считает ее самой серьезной угрозой региональной безопасности Закавказья и выступает за сохранение территориальной целостности Азербайджана. Но он в большей мере, нежели Россия, увязывает причины неурегулированности карабахского конфликта с влиянием Запада.

Было бы ошибочным считать политику Ирана в карабахском конфликте чисто проармянской. Иран не заинтересован в армянском военном продвижении на территорию Азербайджана, поскольку военные действия порождают проблему беженцев, в том числе и в иранских районах, населенных этническими азербайджанцами. В таких условиях угроза сепаратистских настроений становится реальной. Россия – по другим причинам – также не заинтересована в притоке беженцев и переселенцев из конфликтных зон Кавказа, поскольку за этим стоит риск роста социальной напряженности в России и возрастания конкуренции на рынке занятости.

Хотя возможности Ирана активно влиять на урегулирование карабахского конфликта имеют серьезные ограничители, совместно с Россией он может предпринять определенные усилия, направленные на сближение позиций Армении и Азербайджана.

Что касается грузино-абхазского конфликта, то и по отношению к нему Иран проявляет прагматизм: в Тегеране прохладно воспринимают облеченные в религиозные и националистические лозунги призывы абхазских лидеров поддержать движение самопровозглашенной республики к государственному суверенитету и предпочитают иметь дело с официальным Тбилиси. Иранские подходы по основным параметрам совпадают с российскими, в частности, в негативных оценках любых проявлений сепаратизма.

Камнем преткновения в отношениях Ирана, России, закавказских и прикаспийских государств, позиция которых под влиянием конъюнктуры (цен на нефть и пр.) постоянно меняется, остается вопрос о статусе Каспия.

Различия в его трактовке привели к столкновению интересов Азербайджана и Ирана: последний обвинил Азербайджан в намерении разрабатывать ту часть каспийских месторождений, которую Тегеран считает своей, а Баку расценивает претензии Ирана на нефтеносные площади в южной части азербайджанского сектора Каспия как «необоснованные». Аргументация сторон (при том что каждая из них занимает диаметрально противоположные позиции) совпадает.

По словам азербайджанского представителя, иранская зона на Каспии была определена еще в советское время. Согласно двум договорам, подписанным в 20-х и 40-х годах, иранская зона установлена южнее линии Астара-Гасанкули. Астара, расположенная на западном берегу моря, находится на азербайджано-иранской границе, а Гасанкули – на правом, восточном берегу Каспия, на ирано-туркменистанской границе. Теми же соглашениями оперирует и иранская сторона, которая считает, что «до завершения переговоров о статусе и, в частности, о разделе Каспия между прибрежными государствами любая деятельность по поиску и разработке нефтеносных структур в указанной зоне будет рассматриваться Тегераном как нарушение прав иранского государства». В Иране полагают, что указанные соглашения определили границы сектора, принадлежавшего СССР, а отнюдь не новым государствам, образовавшимся после его распада⁵.

Россия и Иран являются правопреемниками договоров 1921 и 1940 годов, определивших статус Каспийского моря. Однако определяющим моментом в их стратегии становится конкурентная борьба, в которой оба государства являются соперниками.

После 1991 г. оба государства пришли к соглашению относительно того, что в собственности пяти прикаспийских государств остается только 45-мильная прибрежная зона, а остальная территория находится в совместном пользовании. Но после того как в апреле 1998 г. Россия договорилась с Казахстаном о разделе Каспия на национальные сектора, позиции Ирана и России по этой проблеме разошлись: на состоявшемся в Москве в декабре 1998 г. заседании рабочей группы по выработке правового статуса Каспия Иран солидаризировался с Азербайджаном и Туркменистаном и высказался за полный раздел Каспия, в то время как Россия и Казахстан сочли приемлемым только частичный его раздел. Но уже в мае 1999 г. иранская сторона высказалась против разделения Каспия на национальные сектора, считая, что его углеводородные ресурсы должны разрабатываться на равноправной основе всеми государствами.

Экономическое соперничество в Закавказье, разворачивающееся в основном из-за контроля над нефтеносными районами региона и его транспортными коридорами, также является весьма острой проблемой, способной дестабилизировать ситуацию.

Она связана с тем, что до недавнего времени экспертные оценки запасов нефти и газа в Закавказье были чрезвычайно высоки; многие называли Каспийское море «вторым Персидским заливом», считая, что нефтяные запасы там намного превышают кувейтские, иранские и иракские. В последнее время, правда, прогнозы относительно запасов углеводородных ресурсов, имеющихся в азербайджанском секторе Каспия, не столь оптимистичны. В связи с этим ряд аналитиков предрекает скорое свертывание деловой активности нефтяных компаний в этом районе.

По данным, приводимым российским исследователем В. Наумкиным, каспийский регион в будущем может обеспечить поставку на мировые рынки от 3 до 7% от общего количества добываемых в мире нефти и газа⁶. Согласно другим подсчетам, в азербайджанском секторе Каспия сосредоточено не 16% мировых запасов нефти, а лишь 3%. К 2010 г., когда намечается пик в добыче каспийской нефти, ее уровень не превысит количества норвежской нефти. Тем не менее сомнения в реальности существующих здесь запасов нефти не снижают накала страстей вокруг перспектив ее добычи и путей транспортировки.

Для России и Ирана проблема эксплуатации старых и прокладки новых трубопроводов для перекачки нефти и газа на мировые рынки жизненно важна, хотя они, а также государства Закавказья, имеют разные географические ориентиры в глобальных нефтяных проектах.

Если иранский вариант не устраивает Турцию и Запад, особенно США, то российский маршрут (Баку-Новороссийск) – хотя и наиболее надежный по сравнению с другими – имеет изъяны, поскольку создает проблемы безопасности судоходства в Босфорском проливе, который является в навигационном плане одним из самых сложных в мире: на протяжении его 18 миль корабли вынуждены 12 раз менять направление движения.

Но и турецкий маршрут (Баку-Джейхан) не является идеальным. Из всех имеющихся он – наиболее протяженный (1994 км.), и строительство потребует слишком больших затрат, так как трубопровод должен проходить через горы: по некоторым оценкам, его прокладка будет стоить более 3 млрд. долл. Данный маршрут уязвим и из-за неурегулированности карабахского и курдского конфликтов. Кроме того, этот путь, отсекающий Россию и Иран от нефтепотоков, слишком политизирован: в Москве его рассматривают едва ли не как одно из проявлений американской «политики нового сдерживания», носящей отчетливую антироссийскую направленность. Известно, что активными сторонниками южного, «турецкого» маршрута являются бывший госсекретарь США Генри Киссинджер и американский вице-президент Альберт Гор. Оба они пользуются поддержкой произраильского лобби США, которое благоволит Турции и Азербайджану, развившим в последние годы тесные экономические контакты с Израилем. Склонен поддержать турецкий маршрут и действующий обычно на всех антироссийских фронтах известный американский политик Збигнев Бжезинский, который является ныне консультантом американской нефтяной компании «Амоко», участвовавшей в подписании «контракта века».

И Россия, и Иран признают необходимость прокладки нескольких экспортных трубопроводов, по которым потечет ранняя и большая нефть, поскольку выбор в пользу одного маршрута поставит прикаспийские государства в жесткую зависимость от страны, через которую будет экспортироваться нефть.

Цель Ирана – обеспечить долю в каспийских нефтяных и газовых ресурсах, стать главной транзитной страной. Для ее достижения Иран демонстрирует высокий уровень прагматизма, почти лишенного идеологической риторики. Именно поэтому Иран, как и Россия, заинтересован в экономической и политической стабильности в Закавказье, легитимизации местных режимов. Ведь закавказские государства – выгодный и малоосвоенный рынок для иранского ненефтяного экспорта.

Что касается проблем военно-стратегического сотрудничества Ирана с государствами Закавказья, то здесь приоритет принадлежит России и Турции. Расширение военного сотрудничества с Турцией позволяет Азербайджану, а также Грузии сближаться с НАТО: в этом случае нефтяные проекты Закавказья попадают под защиту системы безопасности Запада. Прокладывая альтернативные транспортные магистрали, Иран, Россия и Армения способны создать определенный противовес продвижению НАТО в Закавказье.

Но безопасность – достаточно сложный феномен, не сводящийся только к военной сфере. Он включает в себя политические, экономические, информационно-идеологические составляющие, имеет человеческое измерение. Поэтому есть другие возможные сферы взаимодействия Ирана и России в Закавказье в плане достижения стабильности в регионе: защита окружающей среды, совместные проекты по очистке Каспия от промышленного загрязнения и другие.

Подытоживая сказанное, хотелось бы отметить, что Иран и Россия на данном историческом отрезке нуждаются друг в друге, тем более, что возможности Ирана ограничены, и сегодня существуют определенные пределы для активизации его деятельности в Закавказье. Именно поэтому координирование действий Ирана с Россией, остающейся, несмотря на нынешнее ослабление, влиятельной военно-политической силой в регионе, пошло бы на пользу обеим сторонам.

Следует учитывать также, что и Россия, и Иран, несмотря на сходство своих представлений и подходов к формирующейся системе безопасности в Закавказье, преследуют прежде всего собственные национальные интересы и приоритеты, которые не обязательно будут совпадать по всем параметрам.

закавказье политический безопасность

Список литературы

1.  Л. Евграшина. Что можно ждать от кисловодской встречи в верхах? // 3еркало. Баку. – № 22. – 01.06.1996. – С. 5;

2.  Т. Касимова. Кисловодская конференция: шаг к миру или предвыборный ход? // Там же, № 23, 08.06.1996, с. 10;

3.  С. Тарасов. Вершить мир в Абхазии могут поручить «герою» Буденновска. Москве «новые чеченцы» милее «старого» Шеварднадзе // Сегодня. 04.06.1996.

4.  А. Гаджизаде. В Баку удовлетворены итогами саммита // Независимая газета. 24.11.1999;

5.  Она же. Две инициативы. Система региональной безопасности на южном Кавказе: взгляд из Баку // Там же. 18.12.1999;

6.  А. Джилавян. Кавказский саммит в Москве // Там же. 19.01.2000.

7.  М. Виноградов. Предвыборное потепление отношений между Москвой и Тбилиси // Русская мысль. Париж, № 4302, 27.01.2000.

8.  А. Гаджизаде. Две инициативы// Независимая газета. 18.12.1999.

9.  С. Новопрудский. Сектор нефти // Финансовые известия. № 25, 06.05.1999. – С. 2. См. также: О. Ауезов. Каспий никак не могут поделить // Деловая неделя. Алма-Ата, № 18, 07.05.1999.

10.  Новый нефтяной порядок неминуемо приведет к геополитическим изменениям // Содружество НГ. Приложение к «НГ». № 10, ноябрь 1998. – С. 10.