ПОНЯТИЕ «ЛИЧНОСТЬ» В ДИСКУРСИВНЫХ ПРАКТИКАХ Н. М. КАРАМЗИНА И ЕГО КРУГА

ПОНЯТИЕ «ЛИЧНОСТЬ» В ДИСКУРСИВНЫХ ПРАКТИКАХ Н. М. КАРАМЗИНА И ЕГО КРУГА

 

КАРАМЗИНСКИИ СБОРНИК. КАРАМЗИН И КАРАМЗИНИЗМ В СОВРЕМЕННОМ СОЗНАНИИ. 2016.

 

В настоящее время, когда мы подводим итоги эпохи постмодерна и переходим к новому пониманию социальной реальности, со всё большей ясностью приходит осознание того, что такие ключевые понятия эпохи модерна (современности), как «личность», «общество» и «государство», являются не более чем социологическими абстракциями. Вследствие этого предметные области, описываемые этими понятиями, всё более и более размываются. Для того чтобы понять возможность дальнейшего использования этих понятий для описания социальной реальности и их онтологический статус следует обратиться к истокам их складывания, выявить, вывести на свет из темноты времени их семантические трансформации. Единственным методом, с помощью которого возможно такое исследование, является метод историко-семантического анализа [7; 8].

Историко-семантический анализ понятия «личность» предполагает критический анализ не современного метафизического конструкта «личность» и не анализ некой предметности, которую называют сегодня личностью, а анализ в исторической ретроспективе значения слова личность, которое является формой соответствующего понятия.

Цель статьи - рассмотреть процесс становления понятия «личность» в русском общественном сознании конца XVIII - первой трети XIX в. на основе семантического анализа слова личность в дискурсивных практиках Карамзина и его круга.

Слово личность в русском литературном языке появляется, вероятно, в середине XVIII в. Ещё В. В. Виноградов писал: «Слово личность было образовано как отвлечённое существительное к имени прилагательному личный, обозначавшему: "принадлежащий, свойственный какому-нибудь лицу"» [2, с. 285]. В середине XVIII в. В. К. Тредиаковский употреблял слово личность как отвлечённое существительное к прилагательному личный в значении: «личные свойства, особенность, свойственная какому-нибудь отдельному лицу, существу». Он писал:

 

Весна возбудит всяку личность:

Задор у петуха, у курицы яичность [2, с. 285].

 

В первой половине XIX в. в русском общественном сознании происходит становление нового смысла понятия «личность», в котором нашло свое выражение новое понимание «сущности» человека, характерное для эпохи модерна. Русское понятие «личность» семантически родственно латинскому понятию «персона», которое стало основой общеевропейского понятия «индивидуум».

Путь к новому смыслу понятия «личность» лежал через извивы масонской мистики и рационализма второй половины XVIII в. В 1777 г. в «Предуведомлении» к журналу «Утренний свет» масон, мистик и просветитель Н. И. Новиков писал: «...наши единоземцы суть разумные существа, из тела, души и духа состоящие. <...> души и дух их да будут единственным предметом нашим...» [11, с. 383]. (Выделено в публикации. -М. К.)

Чувствования души становятся главным предметом рассмотрения в рамках сентиментализма как нового мироощущения. Впрочем, познание масонами собственного «духа» достаточно быстро становится выстраиванием в системе их представлений о самих себе «внутреннего человека», ставшего рационально-рефлексивным эквивалентом внутреннего «духа». Заметим, что понятие «внутренний человек» было заимствовано масонами из христианского теологического дискурса. В масонских дискурсивных практиках оно подверглось «гуманистической» секуляризации.

С июня 1783 г. по сентябрь 1784 г. по инициативе и при участии Екатерины II издавался ежемесячный журнал «Собеседник любителей российского слова». В 3-й части «Собеседника» за 1783 г. неизвестный звенигородский корреспондент журнала, обращаясь в письме к редакции с просьбой изъяснить «прямой смысл слова чувствительность», сам же его и определял. В частности, он писал: «Благородная, или и похвальная чувствительность есть ничто иное, как внутренний в душе и совести нашей Монитор (увещатель), который остерегает нас проливу поступка или слов, кои могут кому-нибудь нанести зло или оскорбление...». И далее: «Ложная чувствительность относит всё только к себе; по чему я одну отраслию Эгоисма, а другую дщерью общественной добродетели почитаю» [16, ч. 3, с. 156-157]. (Выделено в публикации. -М. К.).

Рационально-прагматическая трансляция «внутреннего человека» в масонских практиках приводит к появлению представления о маске, личине, которая и становится внешней, социально презентируемой «личностью» «внутреннего человека».

Речевая природа феномена «внутреннего человека» хорошо исследована в рамках такого направления психотерапии, как гештальт-терапия, основные принципы которой - стремление к развитию и расширению осознавания, актуальность (работа в настоящем) и принятие ответственности за происходящее в своём бытии. Цель и средство гештальт-терапии - «сознательное осознавание». Такая формулировка подразумевает проживание ситуации здесь-и-сейчас и сознательное присутствие в этом проживании. Главная установка основателя гештальт-терапии Ф. Перлза: «Забудь о своём уме и доверься чувствам» полностью совпадает с установкой сентиментализма и масонской практикой чувственного познания самого себя.

«Внутренний человек» - это внутренняя речь, проговаривание в уме чего-либо как акт самопознания. С точки зрения Перлза, «внутреннее» и «внешнее» должно быть гармонизировано. Внутренний мир, как полагал Перлз, только «кажется чем-то отличным от внешнего мира и даже противопоставленным ему» [13]. Но именно это - калящаяся особость внутреннего мира человека, который является не более чем функцией внутренней речи, но представляется чем-то реально существующим и отличным от внешнего мира, порождает представление о внутреннем человеке.

Необходимо отметить, что в русском общественном сознании конца XVIII - начала XIX в. слово личность означало «намёк в речи на определенное лицо; замечание, имеющее целью задеть, обидеть какое-нибудь определённое лицо» [2, с. 285]. То есть личность можно было только сказать, но ни в коем случае не быть ею, как это стало представляться позднее в эпоху позитивизма, когда происходит опредмечивание речевого феномена и отождествление его с внешним проявлением внутреннего человека.

К концу XVIII в. в русской социальной практике оформляется обращение к отдельному человеку на «Вы». Переход «ты» в «Вы» можно охарактеризовать и как проявление в языке представления о некой двойственности социального человека - собственно человек и его личина (персона).

Первым, кто в русской традиции употребил понятие «личность» в значении «внутренний человек, внутреннее я», был, вероятно, А. Н. Радищев, на шторою решающее влияние оказала система масонских представлений о внутреннем человеке. В трактате «О человеке, о его смертности и бессмертии», написанном в первой половине - середине 1790-х гг. в Илимске, Радищев, рассуждая о бессмертии души человека, писал: «... глас внутреннего его (человека. - М. К.) чувствования, но столь явная его личность, столь единственное его я, от всего в нём отделённое и всё в себя собирающее...» [15, т. 2, с. 110].

Творцом современного русского литературного языка во многом, как известно, был Карамзин. В 1785-1789 гг. Карамзин входил в круг московских масонов и активно сотрудничал с Новиковым. Во многом благодаря Карамзину сентиментализм с его интересом к внутреннему миру человека становится достоянием образованной публики конца XVIII – начала XIX в. Это же относится и к понятию «личность», новый смысл которого утверждается в дискурсивных практиках Карамзина.

В 1797 г. в предисловии ко второй книжке альманаха «Аониды», обучая молодых авторов и публику азам сентиментализма, Карамзин писал: «Не надобно также беспрестанно говорить о слезах, прибирая к ним разные эпитеты, называя их блестящими и бриллиантовыми, - сей способ трогать очень ненадёжен: надобно описать разительно причину их; означить горесть не только общими чертами, которые, будучи слишком обыкновенны, не могут производить сильного действия в сердце читателя, - но особенными, имеющими отношение к характеру и обстоятельствам поэта. Сии-то черты, сии подробности и сия, так сказать, личность уверяют нас в истине описаний и часто обманывают; но такой обман есть торжество искусства» [9, т. 2, с. 144]. (Выделено в публикации. - М. К.) Обращает на себя внимание то, что здесь Карамзин употребляет понятие «личность» как бы в переходном значении «особенность, особость».

В 8-м номере «Вестника Европы» за 1803 г. в статье «О верном способе иметь в России довольно учителей» Карамзин писал уже более определенно: «Разные обстоятельства изменяли наш простой, добрый характер и запятнали его на время: видим людей, углублённых в свою личность и холодных для всего народного; но видим и патриотов, в которых истинная русская кровь ещё пылает: их сердце всегда откликается на глас отечества, когда он несётся с трона» [10, с. 220].

Несмотря на семантические новации Карамзина, даже в кругу его молодых соратников-карамзинистов новый смысл понятия «личность» получил распространение далеко не сразу. Вместе с тем 8 января 1806 г. В. А. Жуковский совершенно в духе Карамзина писал А. И. Тургеневу: «Я живо себе представляю, какое блаженство должна давать прямая религия; она возносит человека выше всего, выше самой его личности...» [5, с. 18]. В дневниках 1807-1808 гг. тот же Жуковский писал: «Крестьянин имеет собственность, бедное, но от него зависящее хозяйство; слуга, живучи лучше, не имеет ничего собственного, ничем собственным не управляет, он не имеет никакой личности...» [6, т. 13, с. 48].

7 декабря 1815 г. в предисловии к первому изданию «Истории государства Российского» Карамзин уж совсем определенно писал: «Мы все граждане, в Европе и в Индии, в Мексике и в Абиссинии; личность каждого тесно связана с отечеством: любим его, ибо любим себя» [10, с. 331].

5 декабря 1818 г. Карамзин произнёс речь в связи с избранием его членом Российской академии. Он сказал: «Выгодою или пользою всякого общества бывает свободное взаимное сообщение мыслей, наблюдений, суд, возражения, утверждающие истину. Здесь нет личности, нет самолюбия: честь и слава принадлежат всей Академии, не лицам особенным. <...> Там нет бездушного подражания, где говорит ум или сердце, хотя и общим языком времени; там есть особенность личная, или характер, всегда новый, подобно как всякое творение физической природы входит в класс, в статью, в семейство ему подобных, но имеет своё частное знамение» [9, т. 2, с. 235, 238-239]. (Выделено в публикации. -М. К.).

Новое понимание смысла понятия «личность» долго оставалось достоянием узкого круга литераторов, близких Карамзину. 30 марта 1819 г. П. А. Вяземский из Варшавы писал А. Тургеневу в политическом контексте: «...в силу либеральности, конституции и прав личности...» [12, т. 1, с. 208]. В 1821 г. Вяземский в стихотворении «Молитвенные думы» писал:

Но разве во сто раз не суеверней тот,

Кто верует в себя, а сам себе загадкой,

Кто гордо оперся на свой рассудок шаткой

И в нем боготворит свой собственный кумир,

Кто, в личности своей сосредоточив мир,

Берется доказать, как дважды два четыре,

Все недоступное ему в душе и в мире? [3, т. 3, с. 258].

«Познай самого себя» - не только масонский девиз, но известная масонская практика. И здесь у Вяземского понятие «личность» - аналог «внутреннего человека», непросвещённого эгоистического «я», не стремящегося познать самого себя.

После смерти Карамзина становление смысла понятия «личность» продолжается в кругу его молодых друзей и последователей. 27 ноября 1826 г. Вяземский писал А. Тургеневу: «Ты видишь, я всё тот же литературный doctrinaire и не отступаю, что бы ни было, от своих заповедей. Но в самом деле, надобно же в авторском звании, как и в другом, отстаивать <…> свою личность...» [1, вып 6, т. 1, с. 50].

В сентябре - октябре 1830 г. А. С. Пушкин пишет «Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений». Характерно, что в одном контексте с понятием «личность» он упоминает, не называя его, Карамзина: «Один из великих наших сограждан (Н. М. Карамзин. М. К.) сказал однажды мне <...> что если у нас была бы свобода книгопечатания, то он с женой и детьми уехал бы в Константинополь. <...> и неуважение к чести граждан и удобность клеветы суть одни из главнейших невыгод свободы тиснения. У нас, где личность ограждена цензурою, естественно нашли косвенный путь для личной сатиры...» [14, т. 11, с. 167-168].

30 августа 1833 г. Вяземский писал А. Тургеневу: «У тебя в письменном слоге много индивидуальности и личности: это прекрасно; но за то и в жизни, и в оценке обстоятельств у тебя слишком много персональности» [12, т. 3, с. 251].

К концу 1830-х гг. в русском общественном сознании происходит окончательная кристаллизация смысла понятия «личность». Слово личность начинает употребляться в основном в значении «отдельное человеческое я, человеческая индивидуальность, носитель отдельных социальных и субъективных признаков и свойств». Метафизику и романтизм сменял позитивизм (реализм) с его опредмечиванием абстрактных сущностей, «...с чувством индивидуальности, - как заметил Х.-Г. Гадамер, - всегда возникает и предощущение цельности...» [4, с. 508].

В 1848 г. С. П. Шевырёв, констатируя утвердившуюся в русском общественном сознании новую семантическую реальность, писал: «Вопрос о личности, её значении и действии в нашей литературе, есть один из деятельнейших в ней вопросов. Никогда ещё так много о личности не говорили - и никогда так не вызывали её к действию. Замечательна перемена, последовавшая даже в значении этого слова относительно к его употреблению. Прежде под именем личности разумели оскорбление, наносимое лицу; в таком смысле говорили: - "он сказал мне личность". Теперь разумеют под именем личности все права человеческие лица на развитие и уважение» [17, с. 35]. (Выделено в публикации. - М. К.).

Понятия «личность», «общество» и «государство» - социологические абстракции. На символическом уровне они давно стали симулякрами, то есть пустыми знаками - знаками без означаемого, или знаками с произвольным означаемым. И сравнивать их или противопоставлять одно другому - бессмысленное занятие. Личность, точнее, индивидуальность, - всегда конкретна, но дискурсивна, а общность или коллективность тоже всегда конкретна, но тотальна. Язык - семантически организованная тотальность общего, коллективного сознания. Сознание конкретного человека может сознавать само себя только внутри этой коллективности (общности). Вне языка с его тотальностью сознание отдельного человека вообще не может существовать. Даже так - не может состояться как человеческое. Конкретное государство как система отношений - всегда структура управления конкретных самоорганизующихся общностей. Само представление о возможности существования отдельной личности (индивидуальности) - восходит к XVIII в. с его робинзонадами.

В отличие от европейского «индивидуум», который является субъекту в его представлении о самом себе как что-то неделимое, а уже потом в его представлении переносится как такая же неделимость на других, русское понятие «личность» выступает как ещё одна субстанция человека в представлении о нём другого (других). Возможно, именно в этом кроется принципиальное отличие социальной онтологии в русском её варианте от западноевропейской социальной онтологии.

Западное: «Я» - есть «индивидуум». Русское «Я», по сути, есть «Мы», то есть - собственно «Я» и моя «личность» как внешнее, социальное проявление моего «Я». Но само это социальное «Я» как личность возможно только при условии наличия множественного коллективного «Мы». То есть «Мы» как истинная множественность - это совокупность однородных «Я», отличающихся не на сущностном уровне, а различествующих своими «личинами», личностями. Именно так понимал это Карамзин, когда писал: «Мы все граждане <...> личность каждого тесно связана с отечеством: любим его, ибо любим себя».

 

Список литературы

1. Архив братьев Тургеневых. Вып. 1-6. - СПб., Пг., 1911-1921. - 6 вып.

2. Виноградов, В. В. История слов: Ок. 1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связанных / В. В. Виноградов. - М., 1999. -1138 с.

3. Вяземский, П. А. Полное собрание сочинений князя П. А. Вяземского / П. А. Вяземский. - СПб., 1878-1896. - 12 т.

4. Гадамер, Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики: пер. с нем./Х.-Г. Гадамер. - М., 1988. - 699 с.

5. Жуковский, В. А. Письма В. А. Жуковского к Александру Ивановичу Тургеневу / В. А. Жуковский. - М., 1895. - 322 с.

6. Жуковский, В. А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. / В. А. Жуковский. - М., 1999-2014. - [Продолжающееся издание].

7. Калашников, М. В. Историко-семантический анализ в историческом исследовании: от истории понятий к истории общественного сознания / М. В. Калашников // Историческая наука сегодня: теории, методы, перспективы / под ред. Л. П. Репиной. - М., 2011.- С. 368-390.

8. Калашников, М. В. Понятие либерализм в русском общественном сознании XIX века / М. В. Калашников // «Понятия о России»: К исторической семантике имперского периода: В 2 т. Т. 1. — М., 2012. — С. 464-513.

9. Карамзин, Н. М. Избранные сочинения: В 2 т. / Н. М. Карамзин. - М.;Л., 1964.-2 т.

10. Карамзин, Н. М. О любви к Отечеству и народной гордости / Н. М. Карамзин. - М.,2013. -736 с.

11. Новиков, Н. И. Избранные сочинения / Н. И. Новиков. - М.;Л., 1951. - 744 с.

12. Остафьевский архив князей Вяземских: [В 5 т.]. - СПб., 1899-1913. -5 т.

13. Перлз, Ф. Практика Гештальттерапии / Ф. Перлз. - М.:, 2001. - 480 с.

14. Пушкин, А.С. Полное собрание сочинений: В 16 т. / А. С. Пушкин. - М.; Л., 1937-1959.-16 т.

15. Радищев, А. Н. Полное собрание сочинений: В Зт. /А. Н. Радищев. - М.;П, 1938-1952.-Зт.

16. Собеседник любителей российского слова, содержащий разные сочинения в стихах и в прозе некоторых Российских писателей. - СПб., 1783-1784. -16 ч.

Шевырёв, С. П. Очерки современной русской словесности / С. П. Шевырёв // Москвитянин. -1848. - № 1. - С. 30-54.