Карамзин Н. М. Первый русский историк

"История Государства Российского" есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека.

А. С. Пушкин

Оказывается, у меня есть Отечество!

Первые восемь томов "Истории Государства Российского" вышли все разом в 1818 году. Рассказывают, что, захлопнув восьмой, последний том, Федор Толстой по прозванию Американец воскликнул: "Оказывается, у меня есть Отечество!" И он был не один. Тысячи людей подумали, и главное, почувствовали вот это самое. Зачитывались "Историей" все — студенты, чиновники, дворяне, даже светские дамы. Читали в Москве и Петербурге, читали в провинции: далекий Иркутск один закупил 400 экземпляров. Ведь это так важно для всякого, знать, что оно у него есть, Отечество. Эту уверенность дал людям России Николай Михайлович Карамзин.

Нужна история

В те времена, в начале XIX века, древняя вековечная Россия вдруг оказалась молодой, начинающей. Вот-вот вступила она в большой мир. Все рождалось заново: армия и флот, заводы и мануфактуры, науки и литература. И могло показаться, что никакой истории у страны нет — разве было что-нибудь до Петра, кроме темных веков отсталости и варварства? Есть ли у нас история? "Есть", — ответил Карамзин.

Кто же он?

О детстве и юности Карамзина мы знаем совсем немного — не сохранилось ни дневников, ни писем от родственников, ни юношеских сочинений. Знаем, что родился Николай Михайлович 1 декабря 1766 года неподалеку от Симбирска. В ту пору это глушь невероятная, настоящий медвежий угол. Когда мальчику исполнилось 11 или 12 лет, его отец, отставной капитан, отвез сына в Москву, в пансион при университетской гимназии. Здесь Карамзин пробыл некоторое время, а потом поступил на действительную военную службу — это в 15 лет! Преподаватели пророчили ему не то что Московский — Лейпцигский университет, да как-то не получилось.

Исключительная образованность Карамзина — его личная заслуга.

Литератор

Военная служба не пошла — хотелось писать: сочинять, переводить. И вот в 17 лет Николай Михайлович уже отставной поручик. Впереди целая жизнь. Чему посвятить ее? Литературе, исключительно литературе — решает Карамзин.

А какая она была, русская литература XVIII века? Тоже молодая, начинающая. Карамзин пишет другу: "Я лишен удовольствия читать много на родном языке. Мы еще бедны писателями. У нас есть несколько поэтов, заслуживающих быть читанными". Конечно, писатели уже есть, и не кое-кто, а Ломоносов, Фонвизин, Державин, но значительных имен не более десятка. Неужто талантов мало? Нет, они есть, но дело стало за языком: не приспособился пока русский язык передавать новые мысли, новые чувства, описывать новые предметы.

Карамзин делает установку на живую разговорную речь образованных людей. Он пишет не ученые трактаты, а путевые заметки ("Записки русского путешественника"), повести ("Остров Борнгольм", "Бедная Лиза"), стихи, статьи, переводит с французского и немецкого.

Журналист

Наконец, решается выпускать журнал. Он назывался просто: "Московский журнал". Известный драматург и литератор Я. Б. Княжнин взял в руки первый номер и воскликнул: "У нас не было такой прозы!"

Успех "Московского журнала" был грандиозный — целых 300 подписчиков. По тем временам очень большая цифра. Вот как мала еще не только пишущая, читающая Россия!

Работает Карамзин невероятно много. Сотрудничает и в первом русском детском журнале. Назывался он "Детское чтение для сердца и разума". Только ДЛЯ этого журнала Карамзин каждую неделю писал по два Десятка страниц.

Карамзин для своего времени — писатель номер один.

Историк

И вдруг Карамзин берется за гигантский труд — составить родную русскую историю. 31 октября 1803 года вышел указ Царя Александра I о назначении Н. М. Карамзина историографом с жалованием 2 тысячи рублей в год. Теперь на всю оставшуюся жизнь — историк. Но так, видно, было надо.

Летописи, указы, судебники

Теперь — писать. Но для этого нужно собирать материал. Начались поиски. Карамзин буквально прочесывает все архивы и книжные собрания Синода, Эрмитажа, Академии наук, Публичной библиотеки, Московского университета, Александро-Невской и Троице-Сергиевой лавры. По его просьбе ищут в монастырях, в архивах Оксфорда, Парижа, Венеции, Праги и Копенгагена. И сколько всего нашлось!

Остромирово Евангелие 1056 — 1057 года (это и поныне древнейшая из датированных русских книг), Ипатьевская, Троицкая летописи. Судебник Ивана Грозного, произведение древнерусской литературы "Моление Даниила Заточника" и много чего еще.

Говорят, обнаружив новую летопись — Волынскую, Карамзин несколько ночей не спал от радости. Друзья смеялись, что он стал просто несносным — только и разговоров, что об истории.

Какой она будет?

Материалы собираются, но как взяться за текст, как написать такую книгу, которую прочтет и самый простой человек, но от которой и академик не поморщится? Как сделать, чтобы было интересно, художественно, и в то же время научно? И вот эти тома. Каждый делится на две части: в первой — подробный, написанный большим мастером, рассказ — это для простого читателя; во второй — обстоятельные примечания, ссылки на источники — это для историков.

Таков истинный патриотизм

Карамзин пишет брату: "История не роман: ложь всегда может красива, а истина в своем одеянии нравится только некоторым умам". Так о чем же писать? Подробно излагать славные страницы прошлого, а темные лишь перелистывать? Может быть, именно так должен поступать историк-патриот? Нет, решает Карамзин — патриотизм только не за счет искажения истории. Он ничего не добавляет, ничего не выдумывает, не превозносит победы и не преуменьшает поражения.

Случайно сохранились черновики VII-ro тома: мы видим, как Карамзин работал над каждой фразой своей "Истории". Вот он пишет о Василии III: "в сношениях с Литвою Василий ... готовый всегда к миролюбию..." Все не то, не правда. Историк перечеркивает написанное и выводит: "В сношениях с Литвою Василий изъявлял на словах миролюбие, стараясь вредить ей тайно или явно". Таково беспристрастие историка, таков истинный патриотизм. Любовь к своему, но не ненависть к чужому.

Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом

Пишется древняя история России, а вокруг делается современная: наполеоновские вонйы, битва при Аустерлице, Тильзитский мир, Отечественная война 12-го года, пожар Москвы. В 1815 году русские войска вступают в Париж. В 1818 выходят из печати первые 8 томов "Истории Государства Российского". Тираж — страшюе дело! — 3 тысячи экземпляров. И все раскупили в 25 дней. Неслыхано! А ведь цена немалая: 50 рублей.

Последний том останавливался на середине правления Ивана IV, Грозного.

Все бросились читать. Мнения разделились.

Одни говорили — якобинец!

Еще и раньше попечитель Московского университета Голенищев-Кутузов подал министру народного просвещения некоторый, мягко говоря, документ, где обстоятельно доказывал, что "сочинения Карамзина исполнены вольнодумнического и якобинского яда". "Не орден бы ему надо дать, давно пора бы его запереть".

За что же так? Прежде всего — за независимость суждений. Это не всем нравится.

Есть мнение, что Николай Михайлович ни разу в жизни не покривил душой.

— Монархист! — восклицали другие, молодые люди, будущие декабристы.

Да, главный герой "Истории" Карамзина — российское самодержавие. Плохих государей автор порицает, хороших ставит в пример. А благоденствие для России видит в просвещенном, мудром монархе. То есть нужен "добрый царь". Карамзин не верит в революцию, тем более в скорую. Итак, перед нами действительно монархист.

И в то же время, декабрист Николай Тургенев вспомнит впоследствии, как Карамзин "пролил слезы", узнав о смерти Робеспьера, героя Французской революции. А вот что пишет сам Николай Михайлович другу: "Не требую ни конституции, ни представителей, но чувством останусь республиканцем, и притом верным подданным царя русского: вот противоречие, но только мнимое".

Отчего же он тогда не с декабристами? Карамзин считал, что время России еще не настало, народ не созрел для республики.

Добрый царь

Девятый том еще не вышел из печати, а уже поползли слухи, что он запрещен. Начинался он так: "Приступаем к описанию ужасной перемены в душе царя и в судьбе царства". Итак, продолжается рассказ об Иване Грозном.

Прежние историки не решались открыто описывать это царствование. Не удивительно. Вот, например,покорение Москвой вольного Новгорода. Карамзин-историк, правда, напоминает нам, что объединение русских земель было необходимо, но Карамзин-художник дает яркую картину того,как именно совершалось покорение вольного северного города:

"Судили Иоанн и сын его таким образом: ежедневно представляли им от пятисот до тысячи новгородцев; били их, мучали, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхова, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду целыми семействами, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами. Ратники московские ездили на лодках по Волхову с кольями, баграми и секирами: кто из вверженных в воду всплывал, того кололи, рассекали на части. Сии убийства продолжались пять недель и заключались грабежом общим".

И так почти на каждой странице — казни, убийства, сожжение пленных при известии о гибели царского любимца злодея Малюты Скуратова, приказ уничтожить слона, отказавшегося опуститься на колени перед царем... и так далее.

Вспомните, ведь пишет человек, убежденный, что самодержавие необходимо в России.

Да, Карамзин был монархистом, но на процессе декабристы ссылались на "Историю Государства Российского" как на один из источников "вредных" мыслей.

14 декабря

Он не хотел, чтобы его книга стала источником вредных мыслей. Он хотел говорить правду. Так уж получилось, что правда, им написанная, оказалась "вредной" для самодержавия.

И вот 14 декабря 1825 года. Получив известие о восстании (для Карамзина это, конечно, мятеж), историк идет на улицу. Он был в Париже 1790-го, был в Москве 1812-го, в 1825 он идет по направлению к Сенатской площади. "Видел ужасные лица, слышал ужасные слова, камней пять-шесть упало к моим ногам".

Карамзин, конечно, против восстания. Но сколько среди мятежников своих — братья Муравьевы, Николай Тургенев Бестужев, Кюхельбекер (он переводил "Историю" на немецкий).

Через несколько дней Карамзин о декабристах скажет так: "Заблуждения и преступления этих молодых людей суть заблуждения и преступления нашего века".

После восстания Карамзин смертельно заболевает — простудился 14 декабря. В глазах современников он был еще одной жертвой этого дня. Но умирает не только от простуды — рухнуло представление о мире, утеряна вера в будущее, а на престол взошел новый царь, очень далекий от идеального образа просвещенного монарха.

Писать Карамзин больше не мог. Последнее, что успел сделать, — вместе с Жуковским уговорил царя вернуть из ссылки Пушкина.

Николай Михайлович умер 22 мая 1826 года.

А XII том замер на междуцарствии 1611 — 1612 года. И вот последние слова последнего тома — о маленькой российской крепости: "Орешек не сдавался".

Сейчас

С тех пор прошло более чем полтора столетия. Нынешние историки знают о древней России куда больше, чем Карамзин, — сколько всего найдено: документы, археологические находки, берестяные грамоты, наконец. Но книга Карамзина — история-летопись — единственная в своем роде и больше такой не будет.

Зачем она нам сейчас? Об этом хорошо сказал в свое время Бестужев-Рюмин: "Высокое нравственное чувство делает до сих пор эту книгу наиболее удобною для воспитания любви к России и к добру".

Список литературы

Е. Перехвальская. Карамзин Н. М. Первый русский историк.