Люди и события смутного времени

ЦАРЬ БОРИС ФЁДОРОВИЧ ГОДУНОВ И САМОЗВАНЕЦ

В Роковую ночь с 17 на 18 марта 1584 г. в своих кремлёвских покоях, изне­могая от страшной боли, уже целый год железны­ми тисками сковывавшей позвоночник, умирал всесильный царь Иван Васильевич Грозный... По­следние дни его были отягощены не только физиче­скими страданиями, но и мучительными размыш­лениями о своём преемнике. Выбор у царя был невелик. После трагической смерти старшего сына Ивана, собственноручно убитого им в порыве не­обузданного гнева, наследовать престол могли его второй сын царевич Фёдор или младший сын царе­вич Дмитрий. Однако личность первого заставляла серьёзно сомневаться в его способностях управлять государством. Последний же находился ещё в мла­денческом возрасте.

Воспитанный в мрачной атмосфере Алексан­дровской слободы, постоянно подвергавшийся издевательствам отца, безвольный царевич Фёдор не отличался ни задатками государственного мужа, ни подобающим для этого отменным здоровьем. С детства он был «слаб в ногах» — болел водянкой. На лице его нередко блуждала повергав­шая всех в растерянность бессмысленная улыбка. Основными занятиями царевича были долгие истовые молитвы в уединении, посещение мо­настырей и совершение разного рода церковных обрядов. Хорошо зная характер сына. Грозный назначил ему в помощь для управления го­сударством регентский совет из числа наиболее влиятельных представителей знати того времени.

Сразу же после церемонии венчания на царство не обладавшего политической силой нового монар­ха, состоявшейся 31 мая 1584 г., в его окружении развернулась борьба за влияние на царя. На волне этих дворцовых интриг, сопровождавшихся ко­варными заговорами и кровавыми стычками, одним из первых по степени влияния в Кремле оказался близкий родственник нового царя — Борис Годунов. Годуновы вели свою родословную от исконных костромских бояр, издревле служив­ших московским князьям, но не входивших в число высшей знати Московского государства.

Восхождение Бориса Годунова началось после того, как он, будучи мало кому известным и незнатным дворянином, вступил в опричнину и сблизился с любимцем Ивана Грозного — Малютой Скуратовым. При покровительстве последнего он получил придворные чины сначала «стряпчего» при самом царе, а затем и «постельничего» у Грозного. Дружеские отношения с Малютой обес­печили ему прекрасную партию: вскоре Борис женился на дочери главного царского опричника. Несколько позже царевич Фёдор выбрал сестру Годунова Ирину своей невестой. Это только упрочило положение зятя Скуратова при дворе и гарантировало ему получение боярского чина.

И вот теперь царь Фёдор жаловал своего шурина: Годунов стал ближним боярином, намест­ником Казанского и Астраханского царств, по­лучил большие земельные владения, исклю­чительные права на взимание различных казённых сборов. Постепенно росло и укреплялось влияние Годунова на политику государства. Это многим не нравилось, особенно представителям известней­ших аристократических фамилий — князьям Мстиславским и боярам Шуйским. В развернув­шейся между ними и Борисом схватке не на жизнь, а на смерть последний сумел одержать верх. К 1598 г. все его наиболее серьёзные противники были либо уничтожены, либо пострижены в монахи, что было равнозначно политической смерти.

Однако угроза для единоличной власти цар­ского шурина хотя и отступила, но продолжала существовать в лице царевича Дмитрия. Родив­шийся за два года до смерти Ивана Грозного, малолетний царевич с матерью Марией Нагой, ближайшими родственниками и свитой в 1584 г. был выслан в завещанный отцом удел — город Углич. Там он пребывал под неусыпным наблю­дением московских властей. Общий надзор за сановной семьёй осуществлял дьяк Михаиле Битяговский, соглядатай Бориса, приставленный к угличскому двору в качестве главного казначея, который ведал деньгами, выделявшимися на содержание царевича.

Современники, знавшие малолетнего наследни­ка, отмечали в нём те же черты характера, которые были присущи его покойному отцу. Так, Дмитрий любил смотреть, как резали домашний скот, и сам иногда потехи ради забавлялся тем, что до смерти забивал палкой бродячих собак. Кроме того, царевич страдал падучей (эпилепсией). Приступы, во время которых он падал на пол без сознания и бился в судорогах, повторялись со зловещей регулярностью. Были и другие симптомы ду­шевного расстройства.

Однако история не дала возможности развиться его садистским наклонностям. При невыясненных обстоятельствах царевич Дмитрий погиб во дворе своей угличской резиденции 15 мая 1591 г. Как только скорбная весть, о кончине наследника престола достигла столицы, в Углич была спешно направлена следственная группа под началом боярина Василия Ивановича Шуйского. Проведён­ное расследование вскрыло следующую картину происшествия.

В тот день в 6 часов пополудни царица с сыном возвратились из церкви. Пока готовилось застолье, мамка (т.е. нянька) царевича боярыня Василиса Волохова позвала Дмитрия гулять, благо во дворе дети играли в «тычку». Она взяла Дмитрия за руку и собственноручно вывела его во двор.

Что происходило дальше, доподлинно неизвест­но. Факт заключается в том, что Дмитрий был убит или же погиб вследствие трагической случайности на глазах у Василисы Волоховой. Ударили в набат. Выбежавшая из сеней царица увидела окро­вавленного мальчика. Когда народ сбежался к княжескому двору, царица билась в истерике над ещё не остывшим телом сына. Мария указывала на стоявших поблизости сына дьяка Михаилы Битяговского — Даниила, племянника Битяговского — Никиту Качалова и сына Василисы Волоховой — Осипа Волохова как на убийц Дмитрия. Появившийся в этот момент Михайло Битяговский пытался как-то совладать с ситуа­цией, разогнать толпу, унять звонаря, продолжав­шего бить в набат. Однако всё оказалось тщетно. Народ принялся ловить убийц. Последние попробо­вали скрыться, но это только усилило ярость толпы. Все они были пойманы и убиты.

Таким образом, прибывшие московские сле­дователи не имели возможности допрашивать самих обвиняемых, довольствуясь лишь пока­заниями непосредственных свидетелей обвинения. Те дали несколько иные показания: почти единодушно они повторяли слово в слово то, что сообщил главный свидетель по делу, игравший с царевичем в «тычку» Петрушка Колобов: «...Играл-де царе­вич в тычку ножичком на заднем дворе, и пришла на него болезнь, падучий недуг, и набросился он на нож».

Эти показания и легли в основу выводов следственной комиссии, квалифицировавшей про­исшедшее как несчастный случай. Однако такой вывод убедил отнюдь не всех. В народе стали пого­варивать о политическом убийстве. Тень руково­дителя и организатора заговора легла по сути на единственное, как казалось, заинтересованное в таком исходе событий лицо — царского шурина.

В довершение всего в 1598 г. безвременно ушёл из жизни, не оставив наследника, царь Фёдор Иванович. Разразился династический кризис. Чтобы как-то преодолеть его, многие потребовали венчать на царство царицу Ирину. Однако она неожиданно для всех постриглась в монахини. Тогда-то патриарх Иов высказал мысль о венчании на царство Бориса Годунова. Поначалу Борис наотрез отказался от этой идеи. Иов продолжал упорствовать и даже предложил собрать Земский собор для утверждения своего предложения авто­ритетом «всей земли». Но и добившись требуемого постановления Земского собора, патриарх не смог убедить Годунова взойти на престол. Лишь угрозы отлучить его от церкви заставили Бориса изменить своё решение. 21 февраля 1598 г. после организо­ванного патриархом в этих целях крестного хода Годунов сделал выбор.

По случаю его восшествия на престол в столице были проведены большие празднества, объявлена всеобщая амнистия. Вдовы, сироты, нищие полу­чили от царя щедрую милостыню. На некоторое время были прекращены все казни. Однако не многие были удовлетворены правлением нового государя. Да и в народе Годунов не получил широкой поддержки. Защищая интересы дворян-помещиков, Борис издал непопулярные указы о прикреплении крестьян к земле. Все попытки сделать это на помещичьих землях вызывали отпор. Крестьяне целыми сёлами покидали обжи­тые места и уходили в дальние земли Поволжья и Восточной Сибири.

В дополнение ко всем бедам в Центральной России 1602 и 1603 гг. выдались очень неурожай­ными. Хлеб из-за поздних заморозков вымерз на корню. Страна наполнилась толпами голодных и нищих. И несмотря на то что Борис открыл государственные закрома и раздавал деньги на пропитание нуждающимся, напряжение в общест­ве росло. В народе сложилось убеждение, что «Борис-де несчастен в царстве...».

И вот в этот напряжённый момент, как раз в начале 1604 г., на русско-шведской границе было перехвачено письмо одного иноземца из Нарвы, где чёрным по белому было написано, что будто бы сын Ивана Грозного Дмитрий не был убит в 1591 г., а счастливо спасся, сейчас находится у казаков и скоро собирается в Москву с большим войском.

Согласно первым свидетельствам о Лжедмит­рии I, этот человек на рубеже XVI—XVII вв. появился в Киеве в монашеском одеянии. Далее след будущего самозванца обнаруживается в городе Гоще на Волыни. Там жили тогда известные деятели польской духовной оппозиции — отец и сын Гойские. Оба были приверженцами так называемой арианской секты и всемерно распрост­раняли основные положения этого учения. В этих целях они содержали в Гоще две духовные школы. Тут и провёл будущий самозванец три года перед тем, как попасть в свиту богатого польского магната Адама Вишневецкого.

Тогда-то и возникли слухи о том, что скромный молодой человек из свиты вельможного польского пана — это сам счастливо спасшийся русский царевич. После того как такая сногсшибательная новость стала известна князю Адаму, он поделился ею со своим братом князем Константином Вишневецким, и уже вдвоём они повезли самозванца в дом к тестю последнего, сандомирскому воеводе пану Юрию Мнишку. В доме Мнишка Лже­дмитрию были оказаны поистине царские почести, а весть об этом событии полетела дальше и вскоре достигла столицы Речи Посполитой — Кракова.

Пребывавший в то время на польском престоле король Сигизмунд III был ярым поборником католической церкви и находился под влиянием иезуитов. Они-то и убедили короля, что благодаря появлению самозванца король может сыграть решающую роль в утверждении католицизма в православной России. Король повелел привезти молодого человека в столицу.

В конце марта 1604 г. самозванец был доставлен в Краков, и иезуиты занялись им вплотную. В конце концов Лжедмитрий после длительного общения с ними согласился принять католическое причастие и обещал в случае достижения русского трона разрешить строительство костёлов в России, а позже обратить всю страну в католическую веру. Одновременно с этим за оказанную помощь самозванец дал Сигизмунду слово подарить ему Смоленск и новгород-северские земли. Те же территории были им обещаны и пану Мнишку, дочери которого, Марине, молодой человек сделал официальное предложение. Юрий Мнишек в связи с этим взял с самозваного царевича не только обязательство жениться на Марине и отдать ей во владение новгородские и псковские земли, но и оплатить его, Мнишка, собственные старые долги и поездку свадебного кортежа до Москвы.

Ещё ранее, когда слух о появлении самозванца лишь достиг Москвы, царское правительство провело собственное расследование, чтобы устано­вить его личность. Согласно выводам этого расследования, самозванцем был не кто иной, как беглый монах Чудова монастыря Григорий (в миру — Юрий) Отрепьев.

Вот вкратце история этого человека. Он про­исходил из обедневшего дворянского рода. Предки Юрия приехали в Россию из Литвы. Отец его, Богдан Отрепьев, находился на государевой воен­ной службе, дослужился до чина стрелецкого сотника и впоследствии нелепо погиб в пьяной драке в Москве, в Немецкой слободе. Поэтому Юрий с малолетства воспитывался матерью. Позже он отправился в Москву, где попал на подворье бояр Романовых. После того как один за другим все представители этого рода по мужской линии попали в опалу, Юрий постригся в монахи под именем Григория. Приняв по­стриг, он стал скитаться по разным монастырям и пустыням. В конце концов Отрепьев опять оказался в столице, в стенах Чудова монастыря.

Здесь его заприметил сам патриарх Иов. Он взял Григория к себе для книжного дела и даже посвятил чернеца (т.е. монаха) в дьяконы. Добив­шись расположения патриарха, Отрепьев получил доступ в царский дворец и был в курсе всех придворных сплетен и интриг. В 1602 г. он тайно бежал за рубеж. Следы его теряются где-то на русско-польской границе... И появляется самозва­нец. Вряд ли возможно доказать, что он и беглый дьякон Чудова монастыря — одно и то же лицо.

Тем не менее на сегодня именно это предполо­жение и является наиболее научно аргументиро­ванным. Однако помимо этого в разное время разные историки в самозванце видели то поляка или литовца по происхождению, чуть ли не сына польского короля, специально подготовленного иезуитами; то неизвестного русского, засланного для этой роли самими боярами, чтобы сместить Бориса Годунова; то истинного представителя великокняжеской династии Рюриковичей («счаст­ливо спасшегося» царевича Дмитрия).

В августе 1604 г. войска Лжедмитрия, состоящие из польских наёмников, перешли русско-польскую границу. Повсюду к ним присоединялись недо­вольные правлением Бориса Годунова. 18 октября без боя сдался Моравск. 26 октября перед само­званцем открыл ворота Чернигов. 11 ноября войс­ка самозванца осадили Новгород-Северский. Здесь Лжедмитрия постигла первая военная неудача. Предпринятый им штурм города встретил стойкое сопротивление осаждённых.

А тем временем на выручку осаждённым спешила правительственная армия из Брянска.

Решительное сражение произошло 21 января 1605 г. недалеко от города Севска. Армия само­званца была наголову разбита. Уверившись в своей полной победе, царские воеводы занялись кара­тельными операциями, полагая, что Лжедмитрий был убит в сражении. Такая беспечность воевод позволила самозванцу беспрепятственно добраться до Путивля. Узнав, что его противник жив, Борис Годунов приказал своим военачальникам продол­жить преследование самозванца. Армии Василия Шуйского и Фёдора Шереметева соединились под Кромами и приступили к осаде города.

В это время сам царь Борис разительно переменился. Обычно активный и деятельно участвовавший в управлении страной, он всё более и более отходил от дел. Всё чаще давала о себе знать его застарелая болезнь — подагра. Мало того, окружающие стали замечать ранее несвойствен­ную ему раздражительность и мнительность. Всё больше времени царь посвящал молитвам, во дворце появились ведуньи и предсказатели, кото­рых царь расспрашивал о своём ближайшем будущем и будущем своей семьи.

13 апреля 1605 г. Борис Годунов умер при невыясненных обстоятельствах у себя во дворце в Кремле. После присутствия на дипломатическом обеде с иноземными послами в Золотой палате Борис поднялся на балкон в верхних покоях своего дворца. Здесь его и настиг, по официальной версии, апоплексический удар. Кровь хлынула изо рта, носа и ушей. Прибежавшие лекари уже ничем не смогли помочь ему. Царь успел лишь благо­словить на царство своего сына Фёдора.

Присяга новому царю прошла в Москве без особых осложнений. Для принятия аналогичной присяги в войсках туда был послан воевода Пётр Басманов. Появившись в действующей армии под Кромами, он переметнулся в лагерь образо­вавшейся там оппозиции. Как только это произо­шло, заговорщики подняли мятеж. По их сигналу осаждённые в городе казаки, поддерживавшие самозванца, совершили дерзкую вылазку и уда­рили по лагерю правительственных сил. В возник­шей панике оставшиеся верными семейству Году­новых части не смогли организовать отпор мятеж­никам, и военный лагерь осаждающих перестал существовать.

Самозванец же вновь начал поход на Москву. Впереди себя он высылал гонцов с письмами, в которых призывал народ поддержать его. Напря­жение в столице продолжало нарастать. Годуновы готовились к отпору Лжедмитрию. 1 июня 1605 г. в подмосковное село Красное прибыли посланники самозванца Гаврила Пушкин и Наум Плещеев. Они и спровоцировали давно зревший мятеж. Во­оружившись, жители села двинулись к столице, смяли крепостную стражу и, проникнув в Китай-город, заняли Красную площадь. Здесь Гаврила Пушкин с Лобного места принародно зачитал «прелестные грамоты», в которых Лжедмитрий обещал свои милости всем жителям столицы. Посланные на разгон толпы стрельцы не смогли справиться с этой задачей. Возбуждённая толпа ринулась в Кремль. Фёдор был низложен и вместе с матерью посажен под домашний арест, а впоследствии задушен.

20 июня этого же года самозванец торжественно въехал в столицу. Москва встречала его коло­кольным звоном. Для того чтобы убедить мос­квичей в том, что он тот, за кого себя выдаёт, Лжедмитрий встретился с инокиней Марфой (в миру Марией Нагой, последней женой Ивана Грозного и матерью царевича Дмитрия). Бывшая царица признала в нём своего сына и обошлась с ним ласково. Вскоре после этого состоялось венчание его на царство.

Поведение нового царя в период его краткого одиннадцатимесячного правления со всей очевид­ностью свидетельствует против того портрета лукавого чернеца Григория Отрепьева, который был нарисован пропагандой Бориса Годунова. После традиционной в по­добных случаях раздачи милостей своим сторонникам и возвращения утраченных почестей тем, кто был в опале при прежнем режиме, Лжедмитрий вскоре даровал прощение оставшимся в живых Годуновым и их привер­женцам.

С самого начала царствования новый монарх энергично принялся за переустройство своего государства. Прежде всего он стал бороться с мздоимством чиновников: под страхом смерти запретил им брать взятки, одновременно повысив должностные оклады. Каждый день царь при­сутствовал на заседаниях Боярской думы и деятельно участвовал в её работе, чем поражал даже видавших виды думных дьяков. Два раза в неделю, по средам и субботам, он лично принимал челобитные, и все могли беспрепятственно объяс­няться с ним по своим делам.

Нарушив вековой русский обычай послеобеден­ного отдыха, царь часто прогуливался по москов­ским улицам, заходил в лавки ремесленников, разговаривал с купцами и торговцами, что-то выспрашивал у мастеров. Как и прежние цари, он любил охоту. Однако в отличие от своих предшест­венников, обычно лишь участвовавших в общей травле зверя, он лично ходил с рогатиной на медведя и удивлял подданных своей ловкостью.

В своих беседах с боярами Лжедмитрий не уставал говорить о том, что нужно дать народу образование, убеждал их путешествовать по Евро­пе и посылать своих детей за границу для обучения. Он даже высказывал желание открыть в Москве университет. Часто в таких беседах царь сводил лицом к лицу католических и право­славных священнослужителей и вовлекал их в свободные диспуты.

Почти через год в Москву прибыла Марина Мнишек в сопровождении своего отца, воеводы Юрия Мнишка, и отряда из 2 тыс. польских шляхтичей.

8 мая 1606 г. она была предвари­тельно коронована, а затем совершилось бракосо­четание. 15 мая, в самый разгар свадебных торжеств, какие-то люди донесли Басманову, что в Москве зреет заговор. Тот сразу же доложил об этом царю. Однако Лжедмитрий не придал этому сообщению должного внимания. Эта беспечность ему дорого стоила.

ПРАВЛЕНИЕ ВАСИЛИЯ ШУЙСКОГО

Бояре-заговорщики во главе с Василием Шуйским в ночь с 16 на 17 мая 1606 г. тайно выпустили из москов­ских тюрем всех уголовников и раздали им ору­жие. На рассвете тревожно зазвонили московские колокола. Народ хлынул на Красную площадь, где в полном боевом вооружении уже ждали бояре. Они послали толпу на расправу с поляками, раск­вартированными в городе. Шуйский с ближайши­ми помощниками направился в Кремль. В подняв­шейся суматохе стража не смогла оказать серьёз­ного сопротивления, и заговорщики проникли в царские покои. Самозванец пытался бежать, но был схвачен и зарублен мечами. Когда с само­званцем было покончено, «народ» на Красной пло­щади выкликнул царём Василия Шуйского. 1 июня 1606 г. Василий венчался на царство, а 3 июня в Москву были спешно перевезены из Угли­ча и выставлены на всеобщее обозрение в Ар­хангельском соборе мощи царевича Дмитрия. Он был канонизирован как новый русский святой, дабы положить конец череде его «воскрешений».

Однако все эти меры не внесли успокоения в общество. Мало того, спустя два месяца на юге разнёсся слух, что Дмитрий вовсе не погиб в Москве. Хотя самого Дмитрия никто не видел, вскоре вся Северская земля, Белгород, Елец, Оскол провозгласили Дмитрия царём. Ратные люди, собранные под Ельцом, отказывались подчиняться Шуйскому. На юго-за­паде даже появился некий человек, заявивший, что он — воевода Дмитрия, посланный им для организации нового войска. Казака этого звали Иван Болотников.

Центром нового похода на Москву стал Путивль. Именно оттуда в июле 1606 г. отряды Болотникова направились к Москве. Ряды вос­ставших против Шуйского ширились, и восстание охватывало всё большую территорию. За один месяц восстание охватило почти все города Курско-Орловского края. Оно начинало приобре­тать масштабы народной войны. В армии по­встанцев были казаки, крестьяне и дворянские отряды.

Остановить продвижение восставших к Москве удалось с большим трудом. Болотников отступил к Туле и обосновался там. Сам царь Василий Шуйский во главе огромной армии направился к Туле, чтобы покончить с восставшими. Взять город штурмом не удалось. Тульский кремль, где обосновались повстанцы, был блокирован. Чтобы принудить восставших к сдаче, Шуйский велел перегородить плотиной протекающую в городе речку Упу, которая, разлившись, его затопила. Наконец, израсходовав все имевшиеся в городе резервы продовольствия, осаждённые согласились сдаться. Когда правительственные войска взяли город. Болотников и другие руководители движе­ния были схвачены. Самого «царского воеводу» сослали в Каргополь, ослепили и утопили.

Не успели ещё отгреметь последние залпы этой кампании, как некто, личность которого до сих пор остаётся неустановленной, летом 1607 г. в городе Стародубе объявил себя новым Дмитрием, вто­рично спасшимся от рук наёмных убийц. В истории этот человек получил имя Лжедмитрия II. Вокруг него не замедлило собраться новое разношёрстное воинство искателей приключений. Здесь были польско-литовские отряды, пришедшие в Россию ещё с первым самозванцем, беглые крес­тьяне и холопы, стрельцы и казаки во главе с атаманом Иваном Заруцким.

К весне 1608 г. Северская земля снова при­сягнула очередному самозванцу. Укрепившись и почувствовав силу, вновь «воскресший» Дмитрий двинул свою армию на Москву. Спешно собранная для отпора войску нового самозванца московская рать во главе с братом царя Дмитрием Ивановичем Шуйским была наголову разбита в сражении под Волховом. В начале июня того же года Лже­дмитрий II уже стоял под стенами столицы. Однако Москву он захватить не смог и закрепился со своими отрядами в подмосковном селе Тушине, почему и получил в истории прозвище «Ту­шинский вор».

Все попытки Василия Шуйского разгромить Тушинский лагерь успеха не имели. Наоборот, на некоторое время Тушино превратилось в подобие второй столицы государства. Здесь были: свой царь — Лжедмитрий II, своя «Боярская дума», свой патриарх, своя армия. Убедившись в не­возможности одолеть противника, московский царь обратился за помощью к шведскому королю. Тот охотно согласился предоставить в распо­ряжение Василия Шуйского 5-тысячный экспеди­ционный корпус в обмен на уступку Швеции Россией города Корела с уездом.

Шведы прибыли в Новгород весной 1609 г. и совместно с русскими войсками начали успешно освобождать земли, захваченные «тушинцами». Численность шведов втрое превышала предусмот­ренную по договору. Польский король — а Польша находилась в состоянии войны со Швецией — усмотрел в приглашении шведов в Россию недо­пустимое усиление своего врага и сам с много­тысячной армией вторгся в русские пределы.

Польские войска не смогли взять Смоленск и, осадив его и оставив далеко позади себя, стре­мительно приближались к Москве. 40-тысячное московское войско, возглавляемое всё тем же Дмитрием Шуйским, братом царя, и усиленное шведами, было наголову разбито у села Клушино между Вязьмой и Можайском.

По стране продолжали рыскать и отряды Лжедмитрия П. Всё это окончательно решило судьбу боярского царя Василия Шуйского. 17 июля 1610 г. он был низложен, выдан польскому королю в качестве заложника и умер в плену. Страной стала править Боярская дума, состоявшая тогда из семи человек и потому получившая в народе ёмкое название «Семибо­ярщина», или «Семибоярская дума».

Новые правители России больше опасались воз­мущения собственного народа, нежели поражения от иностранного неприятеля. Поэтому они ночью 21 сентября 1610 г. тайно впустили поляков в Кремль и согласились венчать на русский престол польского королевича Владислава. Однако жадный и недальновидный польский монарх Сигизмунд III отказался подписать такое соглашение, рассудив, что для его сына быть царём России — это слишком много. Война продолжалась...

В отличие от мос­ковских бояр рус­ский народ упор­но сопротивлялся захватчикам. Ге­роическую оборо­ну держали за­щитники осаждённого Смоленска. Полякам уда­лось захватить его ценой огромных потерь и неимо­верных усилий лишь спустя два года после начала осады. Обличал предательство московских властей сам престарелый патриарх Гермоген. Его речи про­буждали в людях патриотические чувства, звали к борьбе. Было создано Первое земское ополчение. Однако его попытки освободить Москву от поляков не увенчались успехом.

ЗЕМСКОЕ ОПОЛЧЕНИЕ МИНИНА И ПОЖАРСКОГО. ОСВОБОЖДЕНИЕ МОСКВЫ ОТ ПОЛЯКОВ.

В Нижнем Новгороде возникло народное движе­ние, направленное на освобождение русской земли от интервентов. Возглавил его ниже­городский земский староста, купец Кузьма Минин, получивший впослед­ствии всенародную известность как «выборный от всея земли человек». Не раз выступая перед нижегородцами на площади перед съезжей избой в центре города, он призывал жителей подняться на борьбу с иноземными захватчиками за освобож­дение Российского государства, за православную веру, не жалеть жизни своей, а на содержание ратных людей отдать «всё злато и серебро и, если надо будет, продать имущество, заложить жён и детей своих». Призывы Минина были услышаны и получили поддержку. В городе начали собирать средства на создание нового ополчения. Размер налога на эти цели составил пятую часть всего имущества каждого горожанина.

Военной стороной движения руководил опыт­ный воевода князь Дмитрий Пожарский, который к тому времени залечивал раны, полученные в предыдущих боях, в своём родовом имении Мугрееве. Ко времени начала похода в феврале 1612 г. о своей поддержке движения заявили многие русские города и земли: Дорогобуж, Вязьма, Коломна, Арзамас, Казань и др. Ратные люди из многих областей страны со своим вооружением и обозами вливались в состав ополчения.

В середине февраля 1612 г. передовой отряд ополчения направился в Ярославль. В конце марта туда подошли и основные силы во главе с князем Дмитрием Пожарским. Путь войска пролегал через города Юрьевец, Кинешму, Кострому. Опол­чение пробыло в Ярославле четыре месяца. За это время были сформированы руководящие органы движения, создан «Совет всей земли» и временные приказы (органы управления) при нём.

Когда земское войско подошло к Троице-Сергиевой лавре, его руководители впервые узнали о том, что на помощь засевшим в Москве польским войскам движется корпус под командованием гетмана Ходкевича. Было решено спешно про­должить марш ополчения к столице.

Передовые отряды ополченцев подошли к Москве немногим ранее поляков и расположились полукругом от Тверских до Пречистенских ворот. Первое столкновение между противниками про­изошло 22 августа близ Новодевичьего монастыря. В ходе этого боя полякам удалось переправиться через Москва-реку, и лишь вмешательство казац­ких сотен князя Трубецкого, стоявших под Москвой ещё задолго до прихода Минина и Пожарского и выступивших на их стороне, спасло положение. Не ожидавшие флангового удара польские роты вынуждены были отступить за реку к Поклонной горе.

В ночь с 23 на 24 августа отряд из 500 человек, посланный Ходкевичем, под покровом темноты проник в осаждённый Кремль. Усиленные этим отрядом, засевшие там поляки совершили дерзкую вылазку из ворот Китай-города, переправились через реку и овладели позициями ополченцев близ церкви Святого Георгия. В то же время Ходкевич двинул свои полки к Донскому монастырю, стараясь зайти в тыл ополченцев с незащищённой, юго-восточной стороны. Однако земская пехота остановила продвижение поляков. Завязался упор­ный бой, в котором колоссальные потери были с обеих сторон, но удача всё же сопутствовала полякам. Ополченцы вынуждены были отступить на левый берег Москва-реки. Польские роты начали преследование и также переправились на левый берег.

В этот момент Кузьма Минин снова обратился к казакам с просьбой помочь в отражении атаки. Казаки ринулись в бой и опрокинули боевые порядки наступавших поляков. Пока шло это сражение, Минин сам вместе с отборной дворян­ской дружиной переправился на другой берег Москва-реки и ударил в тыл польским войскам. В стане Ходкевича поднялась паника. Бросив весь обоз, артиллерию и провиант, гетман спешно отступил из русской столицы. В значительной степени это предрешило судьбу польского гарнизо­на в Кремле. 26 октября 1612 г., убедившись в своей обречённости, он капитулировал.

Земская рать со стороны Арбата торжественным маршем, с развёрнутыми знаменами, под шум ликующей толпы горожан проследовала на Крас­ную площадь. Там она соединилась с участво­вавшими в освобождении столицы отрядами князя Трубецкого. Войска сошлись возле Лобного места и через Спасские ворота вошли в Кремль. Москвичи праздновали победу.

А в 1613 г. на заседаниях Земского собора (одного из самых известных в истории России) был избран на царство представитель новой ди­настии — Михаил Романов. Таким образом окон­чание Смутного времени было закреплено в России юридически.

Смута была испытанием Москов­ского государства на жизнестойкость. Подточенное внутренними конфликта­ми, расшатанное натиском интервентов, оно чуть было не рухнуло, чуть было не распалось... Однако в этот критический момент русскому народу хватило сил и мудрости «собрать землю», вывести её из состояния всеобщей войны и хаоса, отстоять свою независимость и государственность. В ре­зультате войны Московское государство было унижено, ограблено, потеряло многие свои тер­ритории, в том числе Смоленск, но оно выстояло и показало тем самым свою небывалую, колос­сальную внутреннюю прочность. И это явилось главным залогом его блестящего будущего.