Общественно-политические и философские взгляды А. И. Герцена

Революционная деятельность Александра Ивановича Гер­цена и его яркое литературно-философское творчество явились одной из самых славных страниц в истории российского осво­бодительного движения и русской демократической культуры.

А. И. Герцен, наряду с Н. П. Огаревым и В. Г. Белинским, выступил во второй четверти XIX в. как великий мыслитель-материалист, революционер и демократ, пламенный борец против самодержавно-крепостнического строя.

В условиях кризиса крепостного строя в России и раз­горевшейся классовой борьбы крестьянства против помещиков революционно-демократическая идеология и материалистиче­ская философия Герцена, Белинского и их соратников была могучим орудием борьбы против господствовавшей реакцион­но-крепостнической идеологии, консервативной идеологии по-мещичье-буржуазного либерализма и различных форм идеали­стического мировоззрения.

А. И. Герцен, вышедший из помещичьей среды и принад­лежавший к поколению дворянских революционеров, был про­должателем лучших традиций борьбы против крепостничества и царизма, в особенности традиций А. Н. Радищева и декабри­стов. Но Герцен не остался на уровне своих предшественни­ков и учителей — дворянских революционеров — и с 40-х го­дов, несмотря на некоторые колебания и либеральные иллю­зии, начал переходить на революционно-демократические позиции.

А. И. Герцен был одним из тех выдающихся мыслителей и деятелей революционной демократии XIX в., труды которых явились высшим достижением домарксистской общественно-политической и философской мысли; они обогатили сокровищ­ницу русской и мировой культуры, приумножили духовное величие и славу русского народа.

Важнейшие этапы жизни и деятельности А. И. Герцена. Общественно-политические воззрения А. И. Герцена

 Александр Иванович Герцен родился 6 апреля 1812 г. в Москве, в дворянской семье. Первоначальное образование он получил в доме отца.

Среди воспитателей Герцена были преподаватель русского языка и литературы, студент И. Протопопов, который привил Герцену любовь к русской литературе, и преподаватель фран­цузского языка, бывший якобинец Бушо, внушавший Герцену симпатии к революции.

Но ни чтение книг, ни идеи якобинцев не оставили в созна­нии Герцена такого глубокого следа, как жизнь и борьба русского народа после Отечественной войны 1812 г. и револю­ционные события на Западе в это время.

Формирование миросозерцания Герцена в детстве и юности происходило в обстановке вызванного Отечественной войной 1812 г. могучего подъема патриотического самосознания рус­ского народа. «Рассказы о пожаре Москвы, о Бородинском сражении, о Березине, о взятии Парижа были моею колыбель­ной песнью, детскими сказками, моей Илиадой и Одиссеей»,— вспоминал впоследствии Герцен.

Решающее влияние на формирование мировоззрения Гер­цена оказало восстание декабристов. Вскоре после 14 декабря 1825 г. и жестокой расправы царизма с декабристами А. И. Герцен и его друг Н. П. Огарев на Воробьевых горах, под Москвой, дали клятву отдать свою жизнь борьбе за дело, начатое декабристами. Герцен писал: «14 декабря, действи­тельно, открыло новую фазу нашему политическому воспита­нию... эти люди разбудили душу у нового поколения — повязка спала с его глаз».

В юношеские годы Герцен воспитывался на передовых идеях русской и западноевропейской литературы. Он увлекался произведениями французских просветителей XVIII в.— Вольтера, Руссо, Дидро. Его привлекала их антифеодальная и гуманистическая направленность. Но прежде всего он идей­но рос и воспитывался на творениях русских писателей — Пуш­кина, Грибоедова, Рылеева, в сочинениях которых ярко прояви­лись антикрепостническая и антицаристская революционные тенденции. Особенно большую роль в формировании мировоз­зрения Герцена играли революционные антикрепостнические идеи Радищева, традиции которого были продолжены и раз­виты декабристами и Пушкиным.

18-ти лет Герцен поступает в Москов­ский Университет на естественный факультет—и тут начи­нается его первое философское увлечение, пробуждение фи­лософских запросов — под влиянием известного нам шеллин­гианца проф. Павлова. Еще до этого Герцен (вместе с Огаре- $9 вым) увлекался Шиллером, о котором он во все годы и во все периоды творчества вспоминает с энтузиазмом. И от Шиллера и позже от Шеллинга Герцен вбирал в себя этиче­ский идеализм, философский подход к пониманию природы и человека, — а в то же время и основные черты секулярной мысли. Герцен рос религиозным ребенком; он сам свидетель­ствует об этом, в своих воспоминаниях. «В первой молодости, пишет он⁵), я часто увлекался вольтерианизмом, любил на­смешку и иронию, но не помню, чтобы когда-нибудь я взял в руки Евангелие с холодным чувством». Церковная жизнь проходила, однако, мимо юного Герцена^, не затраги­вая, его души, но религиозный строй его души не погас, а позже, под влиянием его невесты, Н. А. Захарьиной, расцвел очень ярко_)

В эпоху студенчества Герцен свел знакомство с рядом та­лантливых студентов; у него образовался кружок, параллель­ный кружку Станкевича, но отличавшийся от него социально-политическими интересами. Герцен в то же время усердно занимался в университете; при окончании его, он представил сочинение (о системе Коперника), однако, не был удостоен золотой медали по причине того, что в сочинении было «слиш­ком много философии»'/По выходе из университета, Герцен продолжал научные занятия, но неожиданно был арестован. Когда арестовали его друга Огарева (за близость к студен­там, обвиненным в пении революционной песни), то у Огаре­ва нашли письма Герцена—достаточно острые и сильные, и Герцена тоже арестовали (1834-ый год). После продолжи­тельного пребывания под арестом, Герцен был присужден к высылке из Москвы—сначала в Пермь, потом в Вятку, а через два года — ближе к Москве, в г. Владимир. Высылка окончательно закрепила его оппозицию тогдашнему строю России, но на эти же годы падает яркое развитие романа с его будущей женой — Н. А. Захарьиной. Она была по натуре очень религиозна и даже склонна к мистицизму (тоже вне-церковному, в духе романтической религиозности эпохи). Своей религиозной экзальтацией она пробудила родственные движения у Герцена, и кое-что из этого периода осталось у Герцена на всю жизнь. Замечательная переписка Герцена (в годы его высылки) справедливо была названа «одним из самых замечательных памятников русского романтизма»⁷). В это же время очень ярко стал развиваться литературный талант Герцена.

Когда (в 1836-ом году) Герцену было разрешено вернуть­ся в Москву, куда он приехал уже женатым, он сразу занял выдающееся положение среди самых ярких людей этого «за­мечательного десятилетия», по удачному выражению Аннен­кова. В это именно время Герцен стал заниматься изучением Гегеля; благодаря знанию немецкого языка, а, главное, бла­годаря хорошей философской подготовке, Герцен лучше и глубже других усвоил основные принципы философии Геге­ля. Из Москвы он переехал в Петербург, но пребывание "здесь было скоро прервано (он был обвинен в распростране­нии неблагоприятных для правительства слухов); Герцена перевели в Новгород. Уже в то время Герцен стал усиленно добиваться разрешения выехать за границу; когда он попал туда, то оставался там уже до конца жизни. Еще до отъезда из России Герцен пережил много тяжелого (у него умерло трое детей, и это отразилось очень остро не только в общем настроении Герцена, но внесло трещину в его гегелианский «панлогизм»), но все же он ехал за границу с большими ожи­даниями. Романтический радикализм этой эпохи лучше все­го характеризуется одной фразой, позднее высказанной Гер­ценом: «слово «республика», писал он впоследствии о своем переезде за границу, имело тогда для меня нравственный смысл». Действительно с понятием республики было связано у Герцена (и. конечно, не у него одного) пред­ставление не только об определенном политическом строе, но еще большего наступлении, если не идеального, то, во вся­ком случае, стоящего на пути к идеалу социального строя. Собственно, уже в это время у Герцена ясно выступает примат социального момента в его радикализме; хотя всю жизнь Герцен занимался политикой, но политика имела для него инструментальное значение. Герцен ) ехал в Западную Европу с глубокой верой в нее, в ее смелое и искреннее стремление к установлению социального идеала Но как только он попал за границу, в душу его стали забираться мучительные сомнения, которые стали постепенно раз­растаться—особенно, когда вспыхнула революция 1848-го года. Герцен поспешил из Италии, где он был в это время, в Париж. Весть о революции чрезвычайно взволновала Гер­цена, уже порывавшего с сентиментальной идеализацией За­падной Европы⁸), но когда Герцен попал в Париж и пережил там июньские дни, им овладело глубокое отвращение к евро­пейской буржуазии, которое довело Герцена до отчаяния,— он почувствовал себя «на краю нравственной гибели»⁹). Это был последний удар по всему тому, чем жил Герцен в своем романтическом идеализме. Надо иметь в виду, что еще в на­чале 40-ых годов Герцен отошел от религиозного мировоззре­ния, которое расцвело у него в период ссылки под влиянием невесты. Правда, некоторые элементы христианской веры, особенно серьезное отношение к Евангелию, сохранились у Герцена на всю жизнь¹⁰¹; мы увидим дальше, что решающие основы его позднейшего мировоззрения до конца определя­лись христианскими идеями. Тем не менее, Герцен отошел по существу от религиозного мировоззрения и всецело принял построения атеистического натурализма. Прочным и устой­чивым оказался только этический идеализм, но он был тес­нейшим образом связан с принципиальным имманентизмом, со всецелым погружением в мир «посюсторонний». Именно потому социально-политический радикализм стал единствен­ным выражением этического идеализма Герцена. Этот этиче­ский идеализм — мы это увидим дальше подробнее — не имел теперь под собою никакого принципиального основания и держался всецело на утопической вере в прогресс и западно­европейскую борьбу за свободу и социальную правду. Вот почему крушение веры в Западную Европу привело Герцена «на край нравственной гибели» ^и). Отказаться совершенно от веры в идеал и его правду значило для Герцена утерять всякий смысл в личной и исторической жизни; от «нравственной гибели» его спасла, по собственному признанию, «вера в Россию». Творческие силы Герцена уходили в страстное обличение духовного строя, духовного мира Западной Евро­пы, — ив его часто придирчивой критике Западной Европы с особенной силой зазвучал, рядом с требованиями мораль­ного идеала, эстетический мотив. Этот мотив—мы увидим это подробнее дальше — всегда звучал в душе Герце­на, но его борьба с мещанством Западной Европы, его страстное обличение моральной ограниченности и духов­ного ничтожества мещанства определялись, главным образом, именно эстетическим отвращением. В этом пункте Герцен тоже глубочайше связан с целым рядом русских мыслителей, — прежде всего, с Гоголем, а затем — К. Леонтьевым, Н. К. Михайловским, отчасти Достоевским, в новейшее вре­мя—Бердяевым. В Европе ныне, по выражению Герцена, «распоряжается всем купец»; подмена духовных ценностей ценностями коммерческого характера есть для Герцена, мировоззрение которого отныне принимает трагический отпечаток. Ему все же нужно верить во что-либо большое и светлое.

Община и социализм

Центральной проблемой жизни и творчества Герцена была историческая общность и раз­личность судеб России и Западной Европы. Какие-то грани этой проблемы отразились в творчестве русских мыслителей XVIII и нача­ла XIX в. Но она приобрела новый и острый смысл, ког­да, с одной стороны, в Западной Европе укрепился капи­тализм и народились социалистические идеи, а с дру­гой—в России назрел кризис феодально-крепостнического строя н встал вопрос о «выборе пути». Герцен с особой яркостью и неповторимым своеобразием показал, что вокруг проблемы «Россия и Запад» группируется весь круг вопросов будущего развития России и русского народа.

Нельзя не согласиться со словами А. Володина: «Рус­ские мыслители самых разных мировоззрений, но объ­единенные общим беспокойством о будущем своей стра­ны, проявляют именно в это время предельную ак­тивность в осмыслении проблемы «Россия и Запад». Амплитуда решений—громадная. Достаточно только пе­речислить имена некоторых мыслителей, чтобы понять, насколько разнообразен их ряд: Чаадаев... Гоголь... Бе­линский... Хомяков... Достоевский... Салтыков-Щедрин... Тютчев... Чернышевский... Писарев... Чичерин... В этом ряду Герцен—одна из важнейших фигур»'.

Хорошо известен принцип: идеи мыслителей прошло­го надо рассматривать в свете исторических условий их деятельности, искать в этих идеях не то, чего эти мысли­тели не дали и объективно не могли дать, а то, что было ново и смело для своего времени. Герценовский кресть­янский социализм сложился в 50-х годах, когда человек, чьи помыслы были устремлены к России, не мог видеть в жизни этой страны тех общественных сил, которые раз­вились через несколько десятилетий.

Теперь-то нам ясно, что капиталистическое развитие России в тогдашних конкретных условиях было неизбеж­но, закономерно и прогрессивно. Это был единственно возможный путь к социализму. Но было бы нелепо тре­бовать, чтобы так смотрел на дело Герцен в эпоху, когда еще страшной реальностью было крепостное право, а ра­бочего класса в сколько-нибудь «европейском» смысле вовсе не существовало. Гуманист и народолюбец, Герцен искал для России какой-то третий путь, который позво­лил бы ей освободиться от крепостничества и вместе с тем избежать капитализма и господства буржуазии.

В идейных спорах 40-х годов Герцен выступал как один из вождей западников, которые, в противовес сла­вянофилам, отстаивали прогрессивность вхождения Рос­сии в «европейский мир». В 50-е годы Герцен вроде бы меняет фронт: он говорит об особом пути и особом пред- назначении России. Его публицистика как бы перекли­кается с прославленными строками Тютчева!

Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить! У ней особенная стать— В Россию можно только верить.

Но в главном Герцен был далек от тютчевского «по­этического» славянофильства и еще дальше—от воспе­вания старины и отсталости, чем занимались официаль­ные монархические славянофилы.

Он видел особое призвание России в том, чтобы соеди­нить западные идеи социализма с народными основами русской крестьянской общины и показать миру возмож­ность нового общественного строя без эксплуатации че­ловека человеком. «Идея социальной революции—идея европейская. Из этого не следует, что именно западные народы более способны ее осуществить» '. Так писал Гер­цен в 1854 г.

Залогом русской социальной революции он считал крестьянскую общину, отсутствие развитой частной соб­ственности крестьян на землю, традиции коллективиз­ма, взаимопомощи, артельности в русском народе. Эти национальные особенности он видел и в рабочих, ремес­ленных артелях. Русских рабочих по психологическому складу он считал теми же крестьянами и полагал, что они принципиально отличны от западноевропейских. На стихийный общинный социализм (в других местах он употребляет понятие «коммунизм») возлагал Герцен свои надежды, противопоставляя его как крепостничеству, так и капитализму.

Община испокон веков существовала в русской дерев­не, однако до 40-х годов XIX в. несколько загадочным об­разом почти не привлекала внимания ученых и писате­лей. Может быть, потому, что она была чем-то абсолют­но органическим, очевидным и потому незаметным.

Своеобразная честь привлечь к общине внимание рус­ских выпала прусскому социологу и этнографу Августу Гакстгаузену, который с благословения и с помощью цар­ского правительства совершил в 1843 г. большое путеше­ствие по России, итогом которого явился изданный в Германии трехтомный труд «Исследование внутреннего состояния народной жизни и в особенности сельских учреждений России» (1847—1852 гг.) '. Здесь-то Гакстгаузен и «открыл» общину, объявив ее в высшей степени благотворным учреждением, которое способствует сохра­нению «добрых» патриархальных отношений между кре­стьянами, помещиками и правительством. Впрочем, не­смотря на сугубый монархизм автора, третий том труда Гакстгаузена, трактующий вопрос об общине, был все же допущен в Россию без права перевода на русский язык.

Книга Гакстгаузена пришлась в России ко времени, чем и объясняется ее необыкновенный общественный резонанс. Реакционные круги, вплоть до правых славяно­филов, стремились использовать его «открытие» для уве­ковечения «патриархальных» крепостнических отно­шений. Герцен и другие революционные демократы, критикуя монархизм и замаскированное крепостничест­во автора, хотели видеть, независимо от этого, в рус­ской общине прообраз ячейки социализма. Во второй половине XIX в. сельская община оказалась в центре дискуссий по вопросам общественного развития Рос­сии.

Общине были присущи элементы демократии, порой защищавшие крестьянскую массу как от произвола поме­щиков и правительства, так и от нарождавшихся кула­ков-мироедов. Но в конкретных условиях предреформенной и пореформенной России община могла стать и ста­ла преимущественно учреждением, в котором воплоти­лись не социалистические, а феодально-крепостнические отношения. Прогрессивным во второй половине века мог­ло быть только капиталистическое развитие, а этому-то развитию община мешала, прикрепляя крестьянина к земле, препятствуя переливу рабочей силы в промыслы, увековечивая сословную замкнутость, косность, заби­тость крестьянских масс.

Герцен не мог не видеть многие проявления тенденций капиталистического развития России. Любопытно. что он иногда называл обуржуазивание дворянства, со­единение феодальной эксплуатации крестьян с капитали­стической «распространением начал политической эко­номии». Для Герцена политическая экономия его време­ни ассоциировалась с именами Мальтуса и Сэя и пред­ставлялась антигуманной наукой об обогащении немно­гих за счет многих, о способах эксплуатации труда ка­питалом.

Внедрение «принципов политической экономии» в России он считал гибельным для народа и надеялся, что ему будет противостоять община, поскольку «ее экономи­ческий принцип—полная противоположность... положе­нию Мальтюса ': она предоставляет каждому без исклю­чения место за своим столом»². Жестокому, антигуман­ному капитализму Герцен стремился противопоставить патриархальную гуманность русского сельского «мира», где все бедны, но с голоду человек не умрет, если у сосе­дей есть чем поделиться с ним.

Герцен бесчисленное число раз объяснял, что он по­нимает под русским социализмом. В одном из самых яр­ких мест он говорит; «Мы русским социализмом называ­ем тот социализм, который идет от земли и крестьян­ского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общинного управлення,— и идет вместе с работничьей артелью навстре­чу той экономической справедливости, к которой стре­мится социализм вообще и которую подтверждает нау­ка»³. В этой статье Герцен в нескольких ярких фразах показывает пути зарождения и формирования социали­стических идей в России и место в этом процессе Чер­нышевского, который тогда был уже в Сибири, па ка­торге.

Из цитаты видно, что Герцен считал важнейшим «со­циалистическим» элементом общины отсутствие безус­ловной частной собственности на землю (постоянный пе­редел земли в общине по размерам семьи). К сельской общине он присоединяет и промысловую артель. Нако­нец, он указывает, что принципы социализма подтверж­даются наукой, но конечно же не буржуазной политиче­ской экономией его времени. Какую именно науку имел здесь в виду Герцен, мы не знаем. Теория, которая действительно стремилась соединить науку с социализмом, уже существовала, но Герцен не мог принять ее основ­ных положений.

При подготовке данной работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu.ru