Житие А.С. Грибоедова

Я выбрал данную тему, так как меня очень заинтересовал жизненный путь великого русского писателя и поэта Александра Сергеевича Грибоедова. Также мне захотелось узнать гораздо больше о созданных им произведениях, как и при каких обстоятельствах эти произведения были написаны, и, как они повлияли на развитие русского общества и, конечно, на литературу того времени.

При написании реферата я изучил большое количество литературы, написанной о биографии писателя. Я понял, что Александр Сергеевич был замечательным человеком, который посвятил свою жизнь творчеству. Меня очень удивило и то, что Грибоедов усердно занимался музыкой в детстве, поэтому он был неплохим музыкантом.

Однако безвременная гибель не позволила Грибоедову создать новые произведения, которые обещали составить значительную страницу в истории русской литературы. Но и то, что он сделал, я считаю, дает основание поставить Грибоедова в когорту художников мирового значения.

Вступление

В 2000-м году в России отмечают два столетия со дня рождения великого писателя А.С. Грибоедова.

Современники Грибоедова, отмечая главные качества его натуры, называли “светлый ум, страстную любовь к отечеству и огромное дарование”. “Он был очень умен”, - вспоминал о Грибоедове П.А. Вяземский. “Это один из самых умных людей в России”, - отзывался о нем Пушкин. На вопрос Следственного комитета о принадлежности Грибоедова к тайному обществу Александр Бестужев ответил так: “В члены общества я его не принимал, во-первых, потому что он меня и старее и умнее, а во-вторых, потому что не желал “подвергнуть опасности такой талант”. Денис Давыдов же со свойственной ему склонностью к грубоватой патетике назвал однажды Грибоедова “уродом ума”, тем самым, выразив свое предельное восхищение им.

“Горе от ума” - так озаглавил Грибоедов свое величайшее произведение, принесшее ему неувядаемую славу. “Горе от ума” - эта формула, в представлении современников, потрясенных трагической гибелью писателя, наложилась на судьбу самого Грибоедова. Под знаком этой формулы впоследствии часто складывалась традиционная биография драматурга. “Его меланхолический характер, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, - все в нем было необыкновенно привлекательно, - вспоминал о Грибоедове Пушкин. – Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго он был опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставались некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую, несносную улыбку, - когда случалось им гворить о нем как о человеке необыкновенном.

“Однако хотя жизнь Грибоедова, по замечанию Пушкина, и “была затемнена некоторыми облаками”, она была бурной и серкой, устремленной к светлому идеалу”[i]. Он многое успел совершить, и, прежде всего, потому, что сущность Грибоедова не исчерпывалась ни блестящей эрудицией в различных областях знаний, ни разносторонними дарованиями: мыслитель и деятель, он был рожден эпохой революционных потрясений, для котрой в высшей степени характерна вера в творческие силы человека, способного преобразить мир. Одним из средств преобразования ему представлялась поэзия, находящая отклик в сердцах людей, пробуждающая в них благородные чувства и высокие стремления. Грибоедов всю свою недолгую жизнь пылал “жаром к искусствам творческим, высоким и прекрасным”, жаждал видеть отечество свободным от рабства. Недаром в плане драмы из эпохи Отечественной войны он предусматривал сцену, в которой тени исполинов “пророчесвуют о године искупления для России, если не для современников, то сии, повествуя сынам, возбудят в них огонь неугасимый, рвение к славе и свободе отечества”. “Нас цепь угрюмых должностей опутывает неразрывно”, - писал Грибоедов в одном из последних своих стихотворений, а в замысле трагедии “Радамист и Зенобия” намечал характер Касперия, римского посла в восточной державе, - образ, несущий в себе, несомненно, некоторые автобиографические черты. “К чему такой человек, как Касперий, в самовластной империи, - размышляет о нем Радамист, - опасен правительству, и сам себе бремя, ибо иного века гражданин”.

“Иного, грядущего, века гражданином предстает перед нами Грибоедов, светлый ум которого, гармоническая личность и деятельная натура принадлежат к самым могучим проявлениям русского духа”[ii], - пишет В.Н. Орлов.

 

Краткая биография А.С. Грибоедова

В биографии Грибоедова много загадок и пробелов, особенно в детстве и юности. Достоверно не известен ни год его рождения (хотя точно известен день – 4 января), ни год поступления в Университетский благородный пансион. Не подтверждена документами широко распространенная версия, по которой Грибоедов окончил целых три факультета Московского университета и лишь из-за войны 1812 года не получил докторской степени. Точно одно: в 1806 году он поступил на словесный факультет, а в 1808 году окончил его. Если Грибоедов действительно родился в 1795 году, как полагают большинство биографов, ему было тогда тринадцать лет. В первые годы XIX века такое редко, но случалось. Более достоверны сведения о жизни Грибоедова начиная с 1812 года. При нашествии Наполеона Александр Сергеевич записался, как и очень многие московские дворяне, офицером в ополчение. Но участвовать в боях ему не привелось: полк стоял в тылу. После войны несколько лет будущий писатель прослужил адъютантом в Белоруссии.

Молодость Грибоедов провел бурно. Себя и своих однополчан он называл “пасынками здравого рассудка” - так необузданны были их проказы. Известен случай, когда Грибоедов как-то уселся за орган во время службы в католическом храме. Сначала он долго и вдохновенно играл духовную музыку, а потом вдруг перешел на русскую плясовую. Повесничал Грибоедов и в Петербурге, куда переехал в 1816 году (год провел в отставке, а затем стал чиновником Министерства иностранных дел). “Но он уже начал всерьез заниматься литературой”[iii], - утверждает В.Н. Орлов.

Из Белоруссии Грибоедов привез комедию (перевод с французского) “Молодые супруги” (1815г.). В столице ее поставили не без успеха. Затем Грибоедов участвовал в качестве соавтора еще в нескольких пьесах. Сцена стала его настоящей страстью. Он подружился с директором петербургского театра, драматургом Шаховским, особенно же – с талантливым поэтом и знатоком театра Павлом Катениным.

В литературной войне арзамасцев и шишковистов Катенин и Грибоедов заняли особую позицию. Произведения арзамасцев казались им легковесными и неестественными, шишковистов же – устарелыми. Сами они искали новых возможностей стиха, пусть даже в ущерб легкости и плавности. Катенин не боялся неприличной для публики грубоватости. Грибоедов поддержал его: выступил со статьей (1816г.), где защищал от критики балладу Катенина “Ольга” и сам резко критиковал знаменитую балладу В.А. Жуковского “Людмила” на тот же сюжет. Эта статья сделала имя Грибоедова известным в литературном мире.

Вместе с Катениным Грибоедов написал лучшее из своих ранних произведений – комедию в прозе “Студент”. При жизни Грибоедова она не попала ни на сцену, ни в печать. Возможно, выпады в адрес литературных противников (Жуковского, Батюшкова, Карамзина), стихи которых парадированы в пьесе, показались цензуре неприличными. К тому же в главном герое – дураке Беневальском – нетрудно было узнать и черты этих писателей.

Не меньше авторской славы прельщала Грибоедова и закулисная жизнь театра, непременной принадлежностью которой были романы с актрисами. “Одна из таких историй закончилась трагически”[iv], - как сообщает С. Петров.

Два приятеля Грибоедова, молодые кутилы Шереметев и Завадовский, соперничали из-за балерины Истолиной. Известный в городе дуэлянт Александр Якубович (будущий декабрист) раздул ссору, а Грибоедова обвинил в неблагородном поведении. Шереметев должен был соперничать с Заводовским, а Якубович – с Грибоедовым. Обе дуэли должны были состояться в один день. Но пока оказывали помощь смертельно раненному Шереметеву, время ушло. На другой день Якубовича как зачинщика арестовали и сослали на Кавказ. Грибоедова за дуэль не наказали (он не искал ссоры и в итоге не дрался), но общественное мнение сочло его виновным в смерти Шереметева. Начальство решило удалить из Петербурга чиновника, “замешанного в историю”. Грибоедову было предложено место секретаря русской миссии либо в Персии, либо в Соединенных Штатах Америки. Он выбрал первое, и это решило его судьбу.

По дороге в Персию Грибоедов почти на год задержался в Тифлисе. Там состоялась отложенная дуэль с Якубовичем. Грибоедов был ранен в руку – для него как музыканта это было весьма чувствительно.

В Персии Грибоедов прослужил три года, а затем перешел “чиновником по дипломатической части” в штат главноуправляющего Грузией генерала А.П. Ермолова. Служба при этом незаурядном человеке, выдающемся полководце и настоящем диктаторе Кавказа, много ему дала.

В годы, когда Грибоедов задумывал и писал “Горе от ума”, начинался роковой для России разрыв между властью и мыслящей частью общества. Одни европейски образованные люди со скандалом ушли в отставку, многие другие стали членами тайных противоправительных организаций. Грибоедов видел это, и у него зрел замысел комедии. Несомненно, здесь сыграло роль то обстоятельство, что изгнание самого автора из Петербурга было связано с клеветой. “Словом, Грибоедова мучила проблема – судьба умного человека в Россиии”[v], - пишет Н.М. Дружинин.

Собственно сюжет (“план”, как тогда говорили) “Горя от ума” несложен. Лучше всех его пересказал сам Грибоедов в письме к Катенину: “Девушка сама неглупая предпочитает дурака умному человеку… и этот человек, разумеется, в противоречии с обществом его окружающим… Кто-то со злости выдумал об нем, что он сумасшедший, никто не поверил и все повторяют… он ей и всем наплевал в глаза и был таков. Ферзь тоже разочарована насчет своего сахара медовича” (т.е. героиня разочаровалась в “дураке”).

И, тем не менее, плана “Горя от ума” почти никто из современников не понял. Пьеса настолько не соответствовала привычным представлениям о комедии, что даже Пушкин увидел в этом недостаток, а не новаторство. Такого же мнения придерживался Катенин, а тем более журнальные недоброжелатели Грибоедова (они у него были).

Прежде всего, читатели привыкли к “правилу трех единств”. В “Горе от ума” соблюдено единство места и времени, но главного – единства действия – не просматривается. Даже в грибоедовском изложении видны по крайней мере две сюжетные линии. Во-первых, любовный треугольник: главный герой Чацкий (“умный человек”) – Молчалин (“сахар медович”) – Софья Павловна (“Ферзь”). Во-вторых, история противостояния героя и целого общества, которая завершается сплетней о сумасшествии. Эти линии связаны: ведь сплетню пустил не кто иной, как Софья. И все-таки сюжет явно “раздвоен”.

Сомнительно было и то, насколько пьеса вправе называться комедией. Конечно, в “Горе от ума” немало смешных реплик и забавно обрисованы многие действующие лица (сановник Фамусов – отец Софьи, полковник Скалозуб, молодая дама Наталья Дмитриевна, бездельник Репетилов). Но для настоящей комедии этого мало. Комичен должен быть сам сюжет – какое-то недоразумение, которое в финале улаживается. К тому же, по литературным представлениям грибоедовского времени, положительные герои в итоге хитроумных проделок, как правило, выигрывают, а отрицательные – остаются в дураках.

В “Горе от ума”, как заметили литературоведы, все очень похоже – и все не так. В смешном положении оказывается именно Чацкий: он никак не может поверить, что Софья действительно любит “бессловесного” Молчалина. Но автор с читателем совсем не смеются, а грустят и сочувствуют герою, который в финале бежит “…искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок…”

Софья же убеждается, что Молчалин ее никогда не любил, и это тоже драматическая, а не комическая ситуация. Смешон, правда, в финале Фамусов, в доме которого разыгрался скандал. Но если судить по “плану”, Фамусов – персонаж второстепенный. Выигравших в итоге нет, да никто и не стремился в выигрышу. Смеяться тоже не над кем.

Ключ к пониманию “Горя от ума” дал сам Грибоедов. Он писал: “Первое начертание этой сценической поэмы, как оно родилось во мне, было гораздо великолепнее и высшего значения, чем теперь в суетном наряде, в который я принужден был облечь его”. Тут же он называет причину, по котрой дал пьесе этот “суетный наряд”. “Ребяческое удовольствие слышать стихи мои в театре, желание им успеха заставили меня портить мое создание…” Итак, “Горе от ума” по замыслу не комедия, а произведение другого рода, лишь затем приспособленное к условиям сцены. Может быть, точнее всего было бы назвать пьесу “стихотворно-драматической повестью”. Начало пьесы – утро в доме Фамусова. Грибоедов рассказывает о своих героях гораздо подробнее, чем это нужно для хода драмы. Пожилой сановник живет в свое удовольствие, ездит по гостям, сам дает балы, хватается “монашеским поведением” и потихоньку пристает к служанке… У него одна забота – выдать дочь замуж. Он уже отыскал хорошего жениха – Скалозуба, про которого говорит: “И золотой мешок, и метит в генералы”. Дочь – девица, воспитанная на сентиментальных книгах, - влюблена в тихого бедного чиновника и по ночам тайно встречается с ним. Впрочем, их свидания весьма целомудренны:

Возьмет он руку, к сердцу жмет,

Из глубины души вздохнет,

Ни слова вольного, и так вся ночь проходит…

В соответствии с законами комедийного жанра тут бы и начаться интриге: влюбленные с помощью горничной Лизы должны как-нибудь обмануть отца и устроить свое счастье. Но интрига не начинается. О планах Софьи читатель ничего не знает. Молчалин же, как выясняется в конце пьесы, вовсе и не хотел жениться. А тут вдруг из трехлетнего путешествия возвращается Чацкий – друг детства Софьи. То, что Чацкий в Софью влюблен, добавляет, конечно, хлопот и ей (как бы отвязаться от ненужного поклонника), и Фамусову (не перейдет ли дорогу Скалозубу?). Но это не главное в комедии. Дело прежде всего в том, что Чацкий приносит с собой взгляд на привычную московскую жизнь со стороны. Все остальные полностью довольны своим положением, Чацкий же способен московскую жизнь критиковать. Оказывается, есть ценности, которые в привычный уклад вписать нельзя.

Тем самым герой подрывает основу существования этого общества – всего в целом и каждого персонажа в отдельности. Смысл жизни Софьи – в любви к Молчалину, а Чацкий смеется над его бессловесностью и угодливостью. Потому-то у нее и срывается с языка: “Он не в своем уме”. Сама Софья, конечно, не понимает свои слова буквально, но рада, что собеседник понял их в прямом, а не в переносном смысле.

Готов он верить!

А, Чацкий! Любите вы всех в шуты рядить,

Угодно ль на себе примерить?

Другие персонажи доказывают безумие Чацкого всерьез.

Хлестова:

Туда же из смешливых;

Сказала что-то я, он начал хохотать.

Молчалин:

Мне отсоветовал в Москве служить в Архивах.

Графиня внучка:

Меня модисткою изволил величать!

Наталья Дмитриевна:

А мужу моему совет дал жить в деревне.

Для Хлестовой главное- почтение окружающих, для Молчалина – карьера, для Натальи Дмитриевны – светские развлечения. И раз Чацкий своими словами и действиями все это задевает – он “безумный по всему”, как подводит итог сказанному доносчик и плут Загорецкий.

Понимание, что жизнь несовершенна, что и все в ней определяется стремлением к спокойному обеспеченному существованию, Грибоедов и называет “умом”. Вот почему он писал, что в его пьесе “25 глупцов на одного здравомыслящего человека”, хотя, безусловно, глупых людей там почти и нет. Но в обществе ум Чацкого бесполезен. “Да этакий ли ум семейство осчастливит?” - говорит Софья, и она по-своему права.

Чацкий неприкаян везде – не только в Москве. В Петербурге ему “не дались нины” - хотел быть полезен государству и не смог: “прислуживаться тошно”. При первом же появлении на вопрос Софьи: “Где ж лучше?” - Чацкий отвечает: “Где нас нет”. Недаром в начале действия он неизвестно откуда появляется, а в финале неизвестно куда исчезает.

Герой комедии, отвергающий общество и им отверженный – это типичный герой романтизма. На угрюмого и уверенного в себе героя Чацкий похож очень мало. В нем больше родства с будущими героями русского классического романа. Как ни различны Печорин у Лермонтова, князь Андрей у Л. Толстого, Версилов в “Подростке” Достоевского – все они странники, которые “ищут по свету” истину или страдают от невозможности ее найти. В этом отношении Чацкий – их несомненный предок.

Характерна для русского романа и открытая концовка “Горя от ума”. Первоначальное спокойствие жизни в финале пьесы разрушено. Софья потеряла Молчалина, тот, вероятно, будет вынужден покинуть дом Фамусова, да и сам Фамусов уже не сможет жить как прежде. Произошел скандал и теперь этот столп московского общества боится.

Ах, Боже мой! Что станет говорить

Княгиня Марья Алексеевна!

Но что будет с героями дальше – неизвестно, да и не важно: “повесть” завершена. “Повесть”, а не роман – только потому, что для романа “Горя от ума” маловато по объему. Замысел “Горя от ума” требовал, чтобы жизнь общества, с которым сталкивается Чацкий, была показана во всех будничных подробностях. Отсюда самая приметная черта пьесы – ее язык и стих.

Грибоедову впервые в русской литературе удалось действительно писать так, как говорят, а не так, как люди должны были бы говорить, по мнению автора.

Каждая реплика персонажей совершенно естественна, вплоть до явных неправильностей речи: “к парикмахеру”, “опрометью” и т.п. Чацкий – воспитанник той же “фамусовской” Москвы – знает ее язык. Иногда и не отличишь, где говорит Чацкий, а где Фамусов:

Умеют же себя принарядить

Тафтицой, бархатцем и дымкой,

Словечка в простоте не скажут, все с ужимкой -

это Фамусов.

Что иные, так же, как издревле,

Хлопочут набирать учителей полки,

Числом поболее, ценою подешевле? –

это смеется над московским воспитанием Чацкий. Но его слова могут звучать и совсем по-другому. Некоторые его монологи – торжественные речи:

Где? Укажите нам, отечества отцы,

Которых мы должны принять за образцы?

Не эти ли, грабительством богаты?

Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,

Великолепные соорудя палаты…

Другие – красивые грустные лирические стихотворения:

В повозке так-то на пути

Необразимою равниной, сидя праздно,

Все что-то видно впереди

Светло, сине, разнообразно…

Уже это множество интонаций, недоступное другим персонажам (исключение отчасти – Софья), говорит о том, что Чацкий человечнее их…

Как ни покажется странным, добиться такой естественности Грибоедову было бы труднее в прозе, чем в стихах. Русская проза тогда еще была недостаточно разработана. В стихах же автор имел примеры Державина, Крылова, драматурга Н. Хмельницкого, да и литературных противников своих – арзамасцев. Но не годился для “Горя от ума” и традиционный стих “высокой комедии” - шестистопный ямб, слишком однообразно размеренный. Грибоедов написал пьесу ямбом с разным числом стоп (вольным). В русской драматургии он до нешл применялся лишь в нескольких забытых опытах. Позднейшие попытки подражать Грибоедову успеха не имела: культура вольного ямба утратилась. В Грибоедовское же время это был самый гибкий размер. Им издавна писали басни: например, Крылов еще до Грибоедова мастерски имитировал в них разговорную речь. Тот же размер применяли в жанре элегии, где Батюшков и другие поэты научились прекрасно передавать меланхолические чувства. Может вольный ямб напоминать и оду, как в обличительных монологах Чацкого.

Размер идеально подошел к замыслу. Получился блестящий, легкий, а когда надо – глубокий сценический диалог, с одного прочтения врезающийся в память. Не менее сотни грибоедовских стихов стали пословицами. А многообразие разговорных интонаций текста представляет поистине безграничные возможности для актерсикх и режиссерских трактовок. Вечно волнует и столкновение одинокого героя с миром. Вот почему “Горе от ума” будет ставиться на сцене, пока существует русский театр.

1823 и 1824 годах Грибоедов провел в отпуске – в Москве, в деревне Бегичевых, в Петербурге. Его новое сочинение – комедия “Горе от ума” - произвело фурор. Задумана она была еще в Персии, начата в Тифлисе, а закончена в деревне у Бегичевых. Автор читал пьесу во многих литературных салонах. Но ни напечатать, ни поставить “Горе от ума” ему не удалось. Едва ли комедию не пропускали из-за политической остроты.

“Он уже понимал, что литература – его настоящее призвание. Задумал новые произведения. Писать комедии он больше не хотел. В голове было нечто более грандиозное – трагедия из древней армянской истории - драма о 1812 годе. От всего этого остались только планы”[vi], - пишет П.М. Володин.

В январе 1826 года, после восстания декабристов, Грибоедова арестовали по подозрению в причастности к заговору. Через несколько месяцев он был не только освобожден, но и получил очередной чин, а также пособие в размере годового жалованья. Серьезных улик против него действительно не имелось, да и сейчас нет документальных подтверждений, что писатель как-то участвовал в деятельности тайных обществ. Наоборот, ему приписывают пренебрежительную характеристику заговора: “Сто прапорщиков хотят перевернуть Россию!” Но, возможно, столь полным оправданием Грибоедов обязан заступничеству родственника – генералу И.Ф. Паскевичу, любимцу Николая I.

Паскевич оказался новым начальником Грибоедова на Кавказе. Он искренне любил и ценил писателя. Тот находился при генерале во время войны с Персией, участвовал и в мирных переговорах в селении Туркменчай. Грибоедов составил окончательный вариант мирного договора, чрезвычайно выгодного для России. Весной 1828 г. Александр Сергеевич был послан в Петербург с текстом договора. Привез он с собой и рукопись трагедии в стихах “Грузинская ночь”. От нее сохранились две сцены, но закончил ли автор трагедию – неизвестно.

В июне того же года Грибоедов получил назначение полномочным посланником в Персию. По дороге, в Тифлисе, он страстно влюбился в княжну Нину Чавчавадзе – дочь своего старого приятеля, грузинского поэта Александра Чавчавадзе, - и обвенчался с нею. Супружеское счастье было безмерно, но скоро оборвалось. Через месяц после свадьбы молодые супруги выехали в Персию. Нина остановилась в пограничном Тавризе, а Грибоедов двинулся дальше – в столицу Персии Тегеран. Всего месяц спустя там разыгралась трагедия.

В Персии, по свидетельству одного современника (вообще-то не любившего писателя), Грибоедов “заменял… единым своим лицом двадцатитысячную армию”. Но миссия его была чрезвычайно неблагодарна. Он должен был добиваться, кроме прочего, чтобы Персия отпустила уроженцев России, желающих вернуться на Родину. Среди них оказался шахский евнух Мирза Якуб, родом армянин. Как российский представитель Грибоедов не мог его не принять, но в глазах иранцев это выглядело величайшим оскорблением, нанесенным их стране. Особенно возмутило их, что Мирза Якуб – христианин по рождению, принявший ислам, - собрался отречься от мусульманства. Духовные вожди тегеранских мусульман приказали народу пойти в русское представительство и убить отступника. Все обернулось еще страшнее.

Похоронили Грибоедова в его любимом Тифлисе, в монастыре Святого Давида на горе Мтамцыинда. На могиле вдова поставила ему памятник с надписью: “Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?”.

А вот строки из воспоминаний Пушкина: “Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. “Откуда вы?” - спросил я их. “Из Тегерана”. – “Что вы везете?” - “Грибоеда”. Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис…

“Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя о себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны”[vii], - утверждает Н.М. Дружинин.

 

Грибоедов - поэт

Осенью в Москве Грибоедов с головой окунается в литературно-театральную жизнь. Он близко сходится со многими литераторами и актерами, особенно с В.Ф. Одоевским и П.А. Вяземским. Первый из них вспоминал, повествуя о себе в третьем лице: “Музыка могла быть одним из поводов к дружескому общению между кн. Одоевским и Грибоедовым. Сестра Грибоедова Мария Сергеевна… превосходно играла на фортепьяно, и в особенности на арфе. Часто в доме Грибоедова (под Новинским) устраивались музыкльные кружки. Сам Грибоедов был отличный фортепьянист, - но свх того они с кн. Одоевским занимались и теориею музыки как науки, что в то время было большой редкостью; над ними общие приятели тогда подсмеивались; даже в этом кружке было присловье “Уж как Грибоедов с Одоевским заговорят о музыке, то пиши пропало; ничего не поймешь”. В.Ф. Одоевский вместе с Кюхельбекером в Москве издавал альманах “Мнемозина”, ставший наряду с петербургским альманахом “Полярная звезда” проводником декабристских идей. Здесь опубликовано программное стихотворение Грибоедова “Давид”. Стихотворение это выделяется на фоне поэтической продукции 1820-х годов своей нарочитой архамечностью. Грибоедов применяет лексику, которую использовали разве что во время Тредисковского, и… создает типично “декабристское произведение”. Можно сравнить произведение Пушкина и Грибоедова. Оба поэта обращаются к теме пророка, но как по-разному они ее воплощают.

У Пушкина встречается всего одно архаическое слово “бразды”. Все остальное вполне совершенно, интонация стиха плавна и отчетлива, каждое слово сцеплено с другим, последующее вытекает из предыдущего. Иное у Грибоедова. Лексические единицы словно изолированы друг от друга, во всяком случае между отдельными предложениями чувствуются смысловые “пробелы”.

Неславен в братии измиада,

Юнсйший у отца и был,

Пастух родительского стада;

И ее внезапно богу сил

Орган мои создали руки,

Псалтырь устроили персты

О! Кто до горной высоты

Ко господу воскрылит звуки?

При почти равном объеме текстов количество архаизмов у Грибоедова превышает пушкинское почти в десять раз! Грибоедову словно изменяет версификаторский талант. В чем же дело? Объясняется это рядом причин.

“Давид” - очень близкое по содержанию и даже по количеству слов переложение 151-го псалма царя Давида. Грибоедовское стихотворение отличается от псалма изменением смысла. Герой Грибоедова, как уже отмечалось, по духу близок к вдохновенным персонажам декабристской поэзии, восстающим на борьбу за общее благо.

Поэт ориентировался на такого читателя, который не только помнил Библию, но и был способен наполнить с детства привычные слова и образы новым смыслом. Но Грибоедову было мало простой алиюзионности, он желал поднять современность до мифологических высот.

В стихах Грибоедова, пишет А.В. Десницкий, “речь производит впечатление творимой заново, сочетания слов новы, не смотря на то, что слова-то как раз употреблены почти “замшелые”, поэтому, естественно, что у читателя возникает не один оттенок, не одно понимание мысли автора, а некая многозначность, настолько широкая, что, только вдумавшись, разобравшись, читатель выделит при чтении из этой многозначности то, что хотел сказать автор. Такая речь настолько своеобразна и оригинальна, что становится речью “одного человека”, “речью Грибоедова”… - замечено очень точно.

Современники Грибоедова его поэзии не приняли. “От чтения его стихов скулы болят”, - говорил Ермолов.

В русской драматургии Грибоедов имел таких предшественников, как Д.И. Фонвизин, И.А. Крылов, А.А. Шаховский. К началу XIX века в России уже сложился тип стихотворной комедии, движущей пружиной которой являлась, прежде всего, любовная интрига, но одновременно с тем решались, или, по крайней мере, ставились социальные проблемы.

 

Попытки перевода произведений с французского языка

В начале своего творческого пути Грибоедов тяготел к легкой, так называемой “светской”, комедии, далекой от обличения социального зла.

Первый опыт драматурга представлял собой широко практиковавшийся тогда перевод-переделку с французского. Трехактная комедия Крезе де Лессара “Семейная тайна” (1809 г.) была превращена переводчиком в одноактную, что, естественно, повлекло за собой некоторые изменения в сюжете и композиции. Появились и стихи, отсутствующие в оригинале. Грибоедов сохранил французские имена, но ввел в пьесу отдельные эпизоды, скорее относившиеся к московскому или петербургскому, чем к парижскому быту. В них уже угадывается будущий мастер, но пока это лишь отдельные штрихи.

“Молодые супруги” - типично светская комедия. Конфликт в ней основан на любовных недоразумениях, ни о каких социальных противоречиях не идет и речи. Так, по крайней мере, воспринимает ее читатель в наши дни. В 1815 году светская комедия на фоне совсем недавно воспринимавшихся с огромным энтузиазмом классических трагедий, учивших предпочитать государственное личному, выглядели иначе. Существовали и другие обстоятельства, способствовавшие успеху драматургического опыта Грибоедова. Комедия Крезе де Лессара была уже известна петербургскими театралами в переводе активно пишущего в эти годы для сцены А.Г. Волкова. Волков уже имел определенные литературные навыки. Грибоедов впервые приобщался к драматургии – и, тем не менее, его перевод намного экономнее и изящнее. Более того. Несомненно прав был Загоскин, который считал, что перевод Грибоедова “гораздо лучше” самого первоисточника. “Действие идет быстро, нет ни одной ненужной и холодной сцены: в ней все на своем месте”.

“Важно и то, что в первом опыте Грибоедова уже заявлены те принципы драматургического стиля, которые впоследствии найдут блестящую реализацию в “Горе от ума”: быстрая смена голосов, подхватывание реплики, сочетание иронической окраски речи персонажей с интимно-лирической, тяготение к афористическим высказываниям, к смысловым, ситуационным и интонационным контрастам или противопоставлениям”[viii], - пишет В.И. Бабкин.

С Вяземским драматург пишет оперу-водевиль “Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом”, музыку к которой создает А.Н. Вертовской. Конечно, это была “безделка”, бенефисная вещь, предназначенная для московской актрисы М.Д. Львовой-Синецкой, отличавшейся даром перевоплощения и особенно изящной в ролях травести. П.А. Вяземский вспоминает: “…Директор Московского театра Ф.Ф. Кокошин… просил меня написать что-нибудь для бенефиса Львовой Синецкой… Перед самым тем временем познакомился я в Москве с Грибоедовым, уже автором знаменитой комедии… и предложил взяться вдвоем за это дело. Он охотно согласился”. Так появились ноты романса из оперы-водевиля П.А. Вяземского и Грибоедова на музыку А.Н. Верстовского “Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом”, опубликованные в альманахе “Мнемозина” 1824 г.

 

Грибоедов – музыкант

Однажды актер – драматург П.А. Каратыгин сказал Грибоедову: “Ах, Александр Сергеевич, сколько бог дал вам талантов: вы поэт, музыкант, были лихой кавадерист и, наконец, отличный лингвист!” Он улыбнулся, взглянул на меня унывшими своими глазами из-под очков и отвечал мне: “Поверь мне, Петруша, у кого много талантов, у того нет ни одного настоящего”. Он был скромен…”

Декабрист Петр Бестужев отзывался о своем друге: “Ум от природы обильный, обогащенный познаниями, жажда к коим и теперь не оставляет его, душа чувствительная ко всему высокому, благородному, геройскому. Характер живой, неподражаемая манера приятного, заманчивого обращения, без примеси надменности; дар слова в высокой степени; приятный талант в музыке, наконец, познания людей делают его кумиром и украшением лучших обществ”.

“По традиции, принятой в русских дворянских семьях Александр Сергеевич с детства учился музыке. Он очень хорошо играл на фортепиано и обладал большими познаниями в теории музыки”[ix], - сообщает П.Г. Андреев. Сохранилось немало воспоминаний о Грибоедове - пианисте. “Грибоедов страстно любил музыку и с самых юных лет сделался превосходным фортепьянистом. Механическая часть игры на фортепьяно не представляла для него никакой трудности, и впоследствии он изучал музыку вполне, как глубокий теоретик (К. Полевой). “Я любил слушать его великолепную игру на фортепьяно… Сядет он, бывало, к ним и начнет фантазировать… Сколько было тут вкусу, силы, дивной мелодии! Он был отменный пианист и большой знаток музыки: Моцарт, Бетховен, Гайди и Вебер были его любимые композиторы” (П. Каратыгин).

Грибоедов – пианист часто выступал в кругу друзей и на музыкальных вечерах как солист-импровизатор и аккомпаниатор. Его партнерами по совместному музицированию были певцы-любители, артисты итальянской оперной труппы, композиторы. Так, например, под его аккомпанемент впервые Верстовский исполнил только что сочиненный им романс “Черная шаль”. К великому огорчению, большинство сочиненных Грибоедовым пьес не было им записано на нотную бумагу и для нас безвозвратно потеряно. Сохранились лишь два вальса. Они не имеют названий, поэтому будем именовать их музыкальными терминами: Вальс ля-бемоль мажор и Вальс ми минор. Первый из них написан в течение зимы 1823/24 года. Об этом рассказывает Е.П. Соковнина, племянница С.И. Бегичева, лучшего друга Грибоедова: “В эту зиму Грибоедов продолжал отделывать свою комедию “Горе от ума” и, чтобы вернее схватить все оттенки московского общества, ездил на балы и обеды, до которых никогда не был охотник, а затем уединялся по целым дням в своем кабинете. У меня сохранился сочиненный и написанный самим Грибоедовым вальс, который он передал мне в руки”. Это была первая редакция вальса e-moll. Соковнина переслала его рукопись в редакцию “Исторического вестника” со следующей припиской: “Прилагаю этот вальс в уверенности, что он может и теперь доставить многим удовольствие”. Итак, свидетельство Соковниной устанавливает, что сочинение одного из вальсов относится к периоду окончательной отделки “Горя от ума”. Другой вальс, As-dur, был написан, по-видимому, тогда же.

Однако музыкальное творчество Грибоедова не ограничивалось дошедшими до нас вальсами. Дочь П.Н.Ахвердовой, у которой воспитывалась будущая жена Грибоедова, рассказывала исследователю Н.В. Шаламытову, что в первую поездку в Персию (1818 г.) Грибоедов, посещая дом ее матери в Тифлисе, часто “садился за инструмент и играл большей частью вещи своего сочинения. Она же вспоминает, что Грибоедов, во время второй поездки в Персию в качестве полномочного министра (1828 г.), снова останавливалась у П.Н. Ахвердовой и здесь часто играл для детей “танцы своего сочинения”, мелодии которых, - продолжает она, - я еще ясно помню, не очень красивые и несложные”.

В издании сочинений Грибоедова под редакцией И.А. Шляпкина (1889 г.) сообщается: “Как мы слышали, существует еще мазурка, написанная А.С. Грибоедовым”. К сожалению, источника своих сведений Шляпкин не указал.

В памяти жены Грибоедова, Нины Александровны, пережившей его почти на тридцать лет, сохранялись долгое время другие его сочинения, в том числе наиболее крупное и значительное – фортепьянная соната. Биограф Н.А. Грибоедовой К.А. Бороздин рассказывает: “Много знала Нина Александровна пьес и его собственной кмопозиции, весьма замечательных оригинальностью мелодии и мастерскою обработкою, - она охотно их играла любящим музыку. Из них в особенности была хороша одна соната, исполненная задушевной прелести; Она знала, что эта вещь была моя любимая и, садясь за фортепиано, никогда не отказывала мне в удовольствии ее прослушать. Нельзя не пожалеть, что пьесы эти остались не записанными никем: “Нина Александровна унесла их с собою”. Таким образом, наиболее серьезное музыкальное произведение Грибоедова до нас не дошло. Впечатления современников от импровизаций Грибоедова и от исчезнувших его композиций вполне совпадают с характеристиками, можно дать двум вальсам, напечатанным в сборнике салонных вокальных и инструментальных миниатюр. – “Лирическом альбоме на 1832 год”. Они заметно выделяются из фортепьянного раздела альбома. В одной из современных рецензий на “Лирический альбом” говорилось: “Танцевальное отделение очень слабо. В нем заслуживает внимания только вальс ми минор Грибоедова, давно известный, но до сих пор не теряющий своей свежести, по отличной своей мелодии. Автор сам играл эту безделку с отличным искусством”. М.М. Иванов, написавший оперу на сюжет “Горе от ума”, - оперу неудачную, лучшим номером которой был грибоедовский вальс e-moll, исполнявшийся на балу у Фамусова, - считает, что Шопен и Грибоедов черпали из одного источника – из польской народной песни, мелодии, обоим им знакомой”. Оба вальса Грибоедова – небольшие фортепьянные пьесы, весьма простые по форме и фактуре; их музыка – лирико-элегического характера, более светлого в вальсе ми минор. Первый из названных вальсов меньше известен, а второй пользуется ныне огромной популярностью. Она вполне заслужена музыке вальса ми минор присущ какой-то особый нежно-грустный поэтический комфорт; ее исскренность и непосредственность трогают душу.

Написанные для фортепиано, оба вальса существуют в большом количестве переложений для различных инструментов: арфы, флейты, баяна и других.

По сути дела вальс ми минор Грибоедова – первый русский вальс, дошедший до наших дней благодаря своим художественным достоинствам, реально звучащий в нашем музыкальном обиходе. Он популярен, он у многих “на слуху” и пользуется любовью самых широких кругов любителей музыки.

По воспоминаниям современников нетрудно установить музыкальные пристрастия Грибоедова. П.А. Каратыгин утверждает, что его любимые композиторы были Моцарт, Бетховен, Гайди, Вебер. Занимаясь музыкой со своей невестой, а затем молодой женой Грибоедов, по словам ее биографа, был учителем строгим и старался воспитать вкус классической школой”. Следует думать, что и в своих творческих устремлениях Грибоедов опирался преимущественно на классические образцы.

С другой стороны, нам известно, что Грибоедов любил народные песни, принимал их только в чистом виде. Досадно, что музыкальные произведения Александра Сергеевича бесследно исчезли, оставшись не записанными, - так же, как и его импровизации исчезли, отзвучав в стенах литературных и музыкальных салонов и гостиных и оставив о себе лишь воспоминанье у слушателей. Тем не менее, музыка для Грибоедова была подлинной частицей его существа, а не только подробностью окружающего быта.

“Итак, облик Грибоедова – музыканта многогранен: великий русский писатель обладал не только творческим даром композитора и импровизатора, не только известным техническим совершенством исполнителя-пианиста и некоторым знанием других инструментов, но и редкой в тем времена музыкально-теоретической подготовкой”[x], - пишет П.Г. Андреев.

 

Заключение

Безвременная гибель не позволила Грибоедову создать новые произведения, которые обещали составить значительную страницу в истории русской литературы. Но и то, что он сделал, дает основание поставить Грибоедова в когорту художников мирового значения.

Значение любого писателя прошлого дня нашей современности проверяется, прежде всего, тем, насколько близок нам его духовный облик, насколько творчество его служит нашему историческому делу. Грибоедов в полной мере выдерживает такую проверку. Он близок и дорог людям как писатель, верный жизненной правде, как передовой деятель своего времени – патриот, гуманист и свободолюбец, оказавший глубокое и плодотворное воздействие на развитие русской национальной культуры.

Грибоедов и его великая комедия окружены у нас в стране поистине всенародной любовью. Сейчас более чем когда-либо громко и убедительно звучат слова, начертанные на могильном памятнике Грибоедову:

“Ум и дела твои бессмертны в памяти русской…”

 

Список литературы:

1.      Андреев Н.В. “Великие писатели России”, из-во “Мысль”, г. Москва, 1988 г.

2.      Андреев П.Г. “Грибоедов – музыкант”, из-во “Элиста”, г. Москва, 1963 г.

3.      Бабкин В.М. “А.С. Грибоедов в русской литературе”, г. Санкт-Петербург, 1968 г.

4.      Володин П.М. “История русской литературы XIX века”, г. Москва, 1962 г.

5.      Дружинин Н.М. “А.С, Грибоедов в русской критике”, г. Москва, 1958 г.

6.      Орлов В.Н. “А.С. Грибоедов”, 2-е издание, г. Москва.

7.      Петров С. “А.С. Грибоедов”, г. Москва, 1955 г.

[1] - Андреев Н.В. “Великие писатели России”, из-во “Мысль”, г. Москва, 1988 г.

2 - Орлов В.Н. “А.С. Грибоедов”, 2-е издание, г. Москва.

3 - Орлов В.Н. “А.С. Грибоедов”, 2-е издание, г. Москва.

4 - Петров С. “А.С. Грибоедов”, г. Москва, 1955 г.

5 - Дружинин Н.М. “А.С, Грибоедов в русской критике”, г. Москва, 1958 г.

6 - Володин П.М. “История русской литературы XIX века”, г. Москва, 1962 г.

7 - Дружинин Н.М. “А.С, Грибоедов в русской критике”, г. Москва, 1958 г.

8 - Бабкин В.М. “А.С. Грибоедов в русской литературе”, г. Санкт-Петербург, 1968 г.

9- Андреев П.Г. “Грибоедов – музыкант”, из-во “Элиста”, г. Москва, 1963 г.

10 - Андреев П.Г. “Грибоедов – музыкант”, из-во “Элиста”, г. Москва, 1963 г.