Право Англии

Английская революция XVII в. и право. Одна из главных и исторически обусловленных черт этой революции состояла в том, что возглавлявшие ее предпринимательские круги Англии, тесно связанные с обуржуазившимися землевладельцами (джентри), не ставили своей целью коренную перестройку старой политической и правовой системы. Английское “общее право”, “право справедливости” и частично статутное право уже к XV—XVI вв. заметно приспособились к перспективе капиталистического развития.

Непримиримая оппозиция королевской власти и англиканской церкви со стороны новых экономически господствующих сил была обусловлена лишь определенными неприемлемыми для английского общества аспектами законодательной и судебной политики абсолютизма (земельной, торгово-промышленной, религиозной и т. д.). Что же касается правовой жизни в Англии, то она в период революции подверглась изменениям лишь постольку, поскольку в ней ущемлялись коренные интересы пришедшего к власти блока лендлордов и предпринимателей. Характерно в этом отношении развитие аграрного законодательства революции. Именно в этой сфере у буржуазии и джентри возникли наиболее острые противоречия с королем, феодальной аристократией и англиканской церковью.

С начала гражданской войны парламент, стремясь покрыть большие расходы, связанные с ведением военных действий и содержанием армии, издал ряд актов о конфискации с последующей распродажей земель и иного имущества своих политических противников, сторонников короля — роялистов. Последние в этих парламентских актах рассматривались как “злоумышленники” (делинквенты). формально эти меры трактовались как военно-финансовые. Так, например, постановление палаты общин, принятое в сентябре 1642 г., именовалось “О возложении расходов по ведению войны на сторонников короля”. Но по существу социальное значение этих актов было значительно более глубоким. Они подрывали позиции старого дворянства, вели к уничтожению многих феодальных поместий, к превращению большой массы земель в собственность буржуазного типа.

В октябре 1646 г. в разгар гражданской войны парламент издал Ордонанс о конфискации земель архиепископов и епископов. Он положил начало секуляризации церковных земель. Конфискованные в соответствии с этим Ордонансом земли затем (Ордонансом от 17 ноября 1646 г.) были пущены в распродажу, причем по очень высоким ценам. Покупатели земельных участков должны были уплатить за них сумму, составляющую не менее десятикратного размера дохода с этих земель, исчисленного на 1641 г. (т. е. до начала войны). Это привело к тому, что распродаваемые земли оказались в руках джентри и предпринимателей, в частности тех крупных ростовщиков, которые давали парламенту деньги взаймы.

В последующем (1649 и 1650 гг.) были приняты новые акты, которые распространили указанную выше процедуру на более широкий круг церковных земель (приходские маноры и т. д.). С провозглашением республики парламент издал в июле 1649 г. “Акт о продаже владений, маноров и земель, ранее принадлежавших бывшему королю, королеве и наследному принцу”. В этом акте указывалось, что цена на распродаваемые имения должна устанавливаться с учетом дохода за 13 лет. .Преимущественное право покупки (в течение 30 дней) предоставлялось держателям недвижимостей, а затем (в течение 10 дней) — кредиторам. После истечения указанного срока королевское имущество поступало в свободную распродажу. Приобретенная таким образом недвижимость закреплялась за покупателями актами парламента или выдачей им соответствующих патентов.

Указанные выше законодательные акты революции о распродаже конфискованных земель отвечали интересам влиятельных кругов английского государства. В результате этого законодательства земля становилась достоянием богатой верхушки общества и не могла практически попасть в руки основной части крестьянства и тем более городской и сельской бедноты. Об этом свидетельствуют, например, итоги распродажи епископских земель: 50 % оказались в руках джентри, 29%—у лондонских купцов и торговцев и только 9 % земель были приобретены свободными крестьянами (иоменами).

Отражением непримиримости парламентской оппозиции по отношению к феодальным привилегиям короля стал акт парламента, принятый в феврале 1646 г. Согласно этому акту, был ликвидирован фискально-феодальный орган абсолютизма, созданный еще в 1541 г., — палата феодальных сборов, которая следила за выполнением повинностей и уплатой платежей в пользу короны лицами, державшими землю от короля. Этот акт упразднял также рыцарские держания (держания на оммаже), так называемые файфы, рельефы и тому подобные феодальные поземельные институты. Рыцарские держания (а в этой форме обычно владели землей и ее новые приобретатели) превратились отныне в свободный сокаж, т. е. в поземельное владение капиталистического типа. Такой же статус приобретали земли свободного крестьянства (фригольдеров, иоменов).

Но акт 1646 г. не облегчил положения большинства английского крестьянства, многочисленных копигольдеров (зависимых держателей земли). Они должны были по-прежнему выполнять свои повинности и уплачивать поборы в пользу своих лендлордов. Более того, обязанности копигольдеров сохранялись и на тех землях, которые были конфискованы и пущены в распродажу. Так, например, в упомянутом выше акте 1649 г. о распродаже королевских земель прямо говорилось, что приобретатели королевских имений и имуществ, а также их наследники “будут иметь владения, пользоваться и осуществлять все те выгоды, привилегии, права, порядки и обычаи и на тех же основаниях получать все преимущества, выгоды от нарушенных условий, штрафы или возмещение за неисполнение договоров, владельческие иски или требования, как названные король, королева...”. Таким образом, для копигольдеров менялись лишь хозяева, обязанности же оставались неизменными.

Требования английского крестьянства о радикальной ломке старых феодальных порядков не только отвергались парламентом, но и влекли за собой жестокие репрессии. Об этом свидетельствует, в частности, подавленное Кромвелем движение диггеров (копателей), проповедовавших общие права на землю.

Английская революция не затронула и многие другие поземельные институты, сложившиеся в средневековую эпоху (система майората, особый порядок распоряжения родовым имуществом и т.п.). Но она способствовала превращению земли в товар, открывала путь к дальнейшей экспроприации общинных земель у крестьян, к укреплению новых буржуазных принципов в подходе к земельной собственности.

Законодательство периода революции вторгалось также в отношения, связанные с регулированием промышленной деятельности и торговли. Предпринимательские круги использовали свои позиции в парламенте для устранения в этой сфере всех сколь-нибудь значительных стеснений феодального типа, для утверждения основных начал капиталистического предпринимательства.

Еще в начале XVII в. парламент вступил в острый конфликт с короной по вопросу о монополиях и монопольных привилегиях, возникших на основе особых королевских патентов и лицензий. Эти монополии, чисто феодального типа, были серьезным препятствием для развития свободной конкуренции и вызывали глубокое раздражение у парламентариев. В результате острого конфликта в 1624 г. парламентом был принят закон о монополиях, в котором практика предоставления королевских привилегий в торговле и промышленности, ведущих к “неудобству и ограничениям для других лиц”, объявлялась незаконной.

Монопольные права признавались лишь за изобретателями, получающими соответствующие патенты на изобретение, что вполне соответствовало духу капиталистического предпринимательства. Борьбе с королевскими монополиями парламентарии придавали столь важное значение, что в ноябре 1640 г. палата общин приняла специальное постановление об исключении из своего состава лиц, которые в период беспарламентского правления Карла 1 нарушили закон, запрещающий монополии.

В августе 1650 г. парламентом был принят “Акт о поощрении и об учреждении торговли английского государства”. В этом акте закреплялись основы государственной политики в экономической сфере, указывалось, что парламент “озабочен вопросом о поддержании и развитии торговли и различных отраслей промышленности английской нации” и желает, чтобы “бедные люди этой страны могли получить работу и их семьи были обеспечены от нищеты и разорения, чтобы тем самым обогащалось государство и чтобы не осталось причин для лености и нищеты”.

Навигационный акт, изданный 9 октября 1651 г. (“Акт об увеличении торгового флота и поощрении мореплавания английской нации”), укреплял рядом протекционистских мер позиции английских купцов и судовладельцев в европейской и колониальной торговле, предусматривал ряд ограничений для иностранных торговцев и предпринимателей в Англии и английских колониях. Этот акт оказал серьезную поддержку английским предпринимателям, стремившимся тогда к установлению гегемонии в мировой торговле.

Создавая необходимые условия для развития капиталистического предпринимательства, парламент отнюдь не считал необходимым разрабатывать специальное законодательство для облегчения тяжелого положения рабочего населения Англии. Правда, в апреле 1649 г. палата приняла постановление, где подчеркивалась необходимость “определения и установления заработной платы различных ремесленников... для их наилучшей поддержки и обеспечения существования в настоящее время дороговизны”.

Это постановление не устанавливало новых принципов по сравнению со средневековым “рабочим” законодательством. В нем говорилось лишь об исполнении законов 1562 и 1604 гг., т. е. законов эпохи абсолютизма, когда вопрос о заработной плате всецело был отдан на усмотрение четвертных сессий мировых судей, чья позиция по данному вопросу нередко определялась неприязнью к низшим слоям общества.

В июне 1657 г. парламент принял “Акт против бродяг и праздношатающихся, ленивых и беспутных людей”, в котором напоминалось о необходимости строго применять жестокие положения дореволюционного законодательства о нищих и бродягах.

Одновременно испытывающий влияние пуританской морали парламент не нашел ничего уместнее для укрепления основ семьи, чем как в чисто средневековом духе установить смертную казнь за кровосмешение и супружескую неверность. Парламент также отменил старые англиканские законы, требующие посещения церкви по воскресеньям, но, в духе средневековых принципов в праве, установил запреты на “танцы, богохульное пение и выпивки” в воскресные дни.

Парламентское законодательство, принятое в годы революции, было слишком фрагментарно, чтобы существенным образом изменить облик законодательства и правовой системы в целом. В годы парламентского правления в Англии проявили себя силы разного политического направления, которые выражали недовольство непоследовательностью и нерешительностью английского парламента в законодательной сфере, а также и прецедентным правом Англии — “общим правом” и “правом справедливости”. Во время революции в парламент поступали многочисленные жалобы на злоупотребление судей и вымогательство юристов, членов закрытых адвокатских корпораций — иннов. В петициях выдвигались требования коренной реформы права. В Долгом парламенте неоднократно ставился вопрос о ломке старой правовой системы.

Учитывая настроения в стране, и прежде всего в армии, Кромвель в 1650 г. заявил, что нельзя “замалчивать необходимость реформ в области права, хотя юристы и вопиют, что мы стремимся упразднить собственность. Между тем право в том виде, как оно существует, служит только интересам юристов и поощряет богатых притеснять бедных”.

Созданный парламентом комитет по реформе права получил поручение “обсудить, какие имеются недостатки в действующем праве, как могут быть предотвращены неудобства, возникающие вследствие волокиты, дороговизны и неупорядоченности судопроизводства”. Однако этот комитет оказался неэффективным, ибо ни в нем, ни в самом парламенте в сущности не было силы, заинтересованной в коренном пересмотре правовой системы. Работа комитета тормозилась действиями практикующих юристов. Например, при обсуждении вопросов о регистрации недвижимости (реальной собственности) они так запутали Один из юридических терминов — incumbrance (“обременение”), что понадобилось более трех месяцев для того, чтобы комитет мог разобраться в его значении.

Требования о реформе права выдвигались неоднократно и в период протектората Кромвеля. Так, на собрании офицеров в ноябре 1654 г. было принято обращение к Кромвелю о том, чтобы “принять меры к осуществлению необходимого упорядочения законодательства, удовлетворяющего общественную совесть”. Кромвель же по-прежнему осуждал “свирепое отвратительное право”, которое , по его словам, оправдывает убийц и посылает на виселицу человека за кражу одного шиллинга. Опираясь на армию, он оттеснил парламент от решения важнейших политических вопросов. Но, как и раньше, он предоставил юристам возможность заниматься реформой права. Для радикального вмешательства в правовую сферу ему не хватило ни соответствующей подготовки, ни решимости. А главное — против коренного изменения правовой системы выступали те социальные слои, на которые Кромвель опирался и интересы которых представлял, находясь у руководства английским государством.

Таким образом, в период революции коренное обновление английского права, восходящего к средневековой эпохе, так и не состоялось. Но революция породила новые условия, при которых английское право, несмотря на его почтенный возраст и традиционные источники, получило возможность обновляться и развиваться.

Эволюция английского прецедентного права. После революции в Англии продолжало действовать прецедентное право, выработанное в предшествующую эпоху в общей системе королевских судов (“общее право”), и в суде лорда-канцлера (“право справедливости”). Эти системы по-прежнему составляли костяк английского права и длительное время значительно превосходили по своему весу и значению статутное право, даже после его обновления революционным законодательством.

После революции, как и раньше, английская правовая система была далека от того, чтобы быть внутренне согласованной и гармоничной. В ней ясно обнаружились по крайней мере два противоречия. Первое — это противоречие между двумя ветвями прецедентного права: “общим правом” и “справедливостью”. Второе — это внутреннее противоречие, присущее прецедентному праву, а именно: противоречие между принципом прецедента (stare decisis) и судейским правотворчеством (judge-made law).

В традиционном противостоянии права и справедливости “общее право” в послереволюционные годы в целом одержало верх. Росту авторитета “общего права” способствовал конфликт, который возник еще в предреволюционный период между двумя соперничающими системами королевского суда.

Хотя “общее право” исторически возникло в королевских судах и способствовало усилению королевской власти в Англии, усвоенный им к XVII в. принцип прецедента (stare decisis) стал неожиданным препятствием на пути дальнейшего укрепления абсолютизма. Королей, в частности, Якова 1, раздражал тот факт, что их собственная политика должна была сообразовываться с судебными решениями, вынесенными к тому же по какому-то давнему и частному спору. Сами же королевские судьи считали себя не “слугами короля”, а “слугами права”. По словам судьи и видного юриста того времени Э. Кока, право состоит из “приказов, ходатайств и прецедентов, которые не может изменить ни парламент, ни корона”.

С другой стороны, “право справедливости”, которое в отличие от “общего права” не было сковано прецедентом, несло в себе благотворное влияние римского права и было проникнуто духом предпринимательства, превратилось в главную опору судебной политики короля и в объект критики со стороны революционного лагеря. Этот парадоксальный на первый взгляд факт объяснялся тем, что председатель суда справедливости — лорд-канцлер — одновременно являлся высшим судебным чиновником короля. Он был всего лишь исполнителем королевской воли. Лорды-канцлеры следовали пожеланию генерал-атторнея королевской администрации Ф. Бэкона : “Судьи должны быть львами, но львами при троне”.

Парламентская оппозиция суду канцлера усилилась после нашумевшего процесса по делу некоего Глэвилля в 1615 г. В этом деле лорд-канцлер Энесмер в соответствии с принципом “справедливости” пересмотрел решение суда “общего права”, вынесенное главным судьей суда общих тяжб Э. Коком, на том основании, что это решение базировалось на свидетельстве, о ложности которого суду не было известно при рассмотрении дела.

В связи с необычным столкновением юрисдикции двух судов король создал специальный комитет под председательством Ф. Бэкона. Последний поддержал право суда канцлера осуществлять свои решения даже в том случае, если они прямо противоречат результатам спора по “общему праву”. Это решение представляло собой чувствительный удар по престижу “общего права”, вызвав ответную критику политической оппозицией суда канцлера. Парламентарии жаловались на то, что “справедливость” — жуликоватая вещь, что она “зависит от длины ноги лорда-канцлера”.

Хотя в ходе революции попытки парламента упразднить суд лорда-канцлера не имели успеха и дуализм судебной системы в Англии сохранился, революция оставила заметный след в деятельности этого судебного органа. Учитывая настроения влиятельных кругов общества и их стремление к стабильному правопорядку, с конца XVII в. лорды-канцлеры проводят в своем суде более гибкую политику. Они стараются не повторять острых конфликтов системы “справедливости” с “общим правом”.

Так, лорд-канцлер Ноттингэм, которого в Англии называют “отцом современной справедливости”, заявил, что справедливость должна “определяться правилами науки”, что нельзя допускать, чтобы “состояние людей зависело бы от прихоти суда”. Эта линия на упрочение правовых начал в суде канцлера привела к тому, что в XVIII в. система “справедливости” начинает застывать, подчиняясь правилу прецедента и обретая столь же формальную процедуру, что и система “общего права”.

Но и в XVIII, и в XIX в. в системе “справедливости” право не переставало развиваться. Так, например, непоследовательность революции XVII в. в вопросе о собственности, сохранение старых феодальных конструкций собственности, ограничения в распоряжении так называемыми “реальными” вещами привели к дальнейшему развитию института “доверительной собственности” (trust).

Этот институт отличался значительной сложностью и условностями, но он позволял обходить ряд стеснительных формальностей “общего права” и расширять возможности, реальные правомочия собственника в распоряжении своим имуществом. При этом канцлерам удалось сблизить конструкцию “доверительной собственности” с конструкцией собственности по “общему праву”.

Однако и в XIX в. процедура “справедливости” вызывала большие нарекания со стороны английских предпринимателей. Рассмотрение дел в суде канцлера в силу его перегрузки было крайне затяжным и медлительным. Двойная система прецедентного права требовала от делового мира, пользующегося услугами высокооплачиваемых адвокатов, кроме того, и дополнительных расходов. По замечанию известного английского историка права Мейтланда, “справедливость перестала быть справедливостью”.

Несколько иной путь в это же самое время проделало “общее право”. Здесь после революции по существу наблюдается противоположный процесс : отход от жесткого принципа прецедента (stare decisis) в сторону увеличения судейского правотворчества (judge-made law). Судьи “общего права” понимали, что их претензии на руководящую роль в правовой системе могут быть оправданы, если они освободятся от ряда старых, явно устаревших правил и в большей степени откликнутся на потребности капиталистического развития.

Особенно отчетливо эта тенденция проявилась при главном судье Мэнсфильде (1756—1788 гг.), который выработал ряд вполне современных и удобных для судебной практики доктрин. Недаром в английской литературе его называют “первым судьей, говорившим на языке живого права”.

Не порывая формально с принципом прецедента, Мэнсфильд вместе с тем внес существенные изменения в “общее право”, руководствовуясь при этом несвойственной этой системе идеей “справедливости” и “здравого смысла”.

Сам Мэнсфильд стремился “открыть” в “общем праве” именно такие принципы, которые отвечали бы потребностям капиталистического развития страны. Например, при рассмотрении дел о завещаниях он порвал с присущей “общему праву” абсолютизацией внешней формы, которая предопределяла исход дела. Он стал отдавать предпочтение выявлению подлинной воли наследодателя, утверждая, что “законное намерение, если оно ясно выражено, должно корректировать правовой смысл терминов, неосторожно использованных завещателем”. Также и в сфере договорного права Мэнсфильд, в соответствии с новыми представлениями о контракте, придавал решающее значение “истинным намерениям” и воле сторон.

Мэнсфильд положил конец существованию особого купеческого (торгового) права, сложившегося еще в эпоху средневековья, и слил его с единой системой “общего права”. Это сделало “общее право” более удобным и близким коренным интересам предпринимателей, подняло его авторитет в английском обществе. Наконец, он упростил саму систему рассмотрения дел в судах “общего права”, заложив основы современного судебного процесса : расширил право сторон приводить доказательства, ввел апелляцию и т. д.

Таким образом, в процессе своей эволюции “общее право” приобретало такие важные качества, как стабильность и гибкость, отличалось теперь уже не только казуистичностью, но и рационализмом. Но полная “реанимация” общего права уже не могла произойти. В связи с окончательным установлением принципа прецедента в XVIII—XIX вв. оно как источник права начинает застывать и уступать свое место законодательству.

Важным этапом в окончательном оформлении английского прецедентного права явилась вторая половина XIX в., когда в Англии окончательно утвердилась парламентарная система, что потребовало упрочения и упрощения правовой системы. В 1854 г. был принят Акт о процедуре по “общему праву”. По этому акту отменялась крайне казуистическая, средневековая система королевских судебных “приказов” (writs) и вводилась единая система иска. Акт 1858 г. разрешил судам “общего права” пользоваться средствами защиты интересов сторон, выработанными в системе “справедливости”, и наоборот, канцлерский суд получил право рассматривать и разрешать вопросы, составляющие ранее исключительную компетенцию судов “общего права”.

Актом же 1854 г. в законодательном порядке был признан принцип связывающей силы прецедента. Важную роль в этом сыграла судебная реформа 1873 — 1875 гг., приведшая к объединению общей системы королевских судов с судом лорда-канцлера в единый Высокий суд, который мог в равной мере применять нормы как “общего права”, так и “права справедливости”. Этот закон парламента завершил процесс соединения “общего права” и “права справедливости” в единую систему прецедентного (судейского) права.

Несмотря на то, что после реформы 1873—1875 гг. и до настоящего времени “общее право” и “право справедливости” выступают как единое судейское прецедентное право, полного слияния этих двух систем не случилось. Слияние коснулось в большей степени судебно-организационных и процессуальных норм. Что касается норм материального права (например, доверительная собственность и др.), то они по-прежнему четко различаются практикующими юристами и самими судьями.

Таким образом, ко второй половине XIX в. в основном окончилось реформирование высших судебных органов, а также формирование самих основополагающих доктрин английской правовой системы: доктрины судебного прецедента и доктрины “верховенства права”.

Первая из них означала, что решения суда палаты лордов, апелляционного суда, высшего суда являются обязательными, составляют прецедент, которому должны следовать сами эти суды и все нижестоящие судебные органы. В судебной практике Англии считается, что принцип stare decisis (обязательность прецедента) применяется лишь к той части судебного мнения, которая непосредственно обосновывает решение по делу ( ratio decidendi), тогда как за прочими рассуждениями судьи (obiter dicta) не признается обязательная сила. В случае расхождения между прецедентами общего права и права справедливости приоритет должен быть отдан последнему.

Доктрина “верховенства права” выводится в английской юриспруденции еще со времен Э. Кока, у которого, как отмечалось выше, уже встречаются мысли о том, что выше любого закона должна стоять сама “идея права”, которая “открывается” прежде всего в судебной практике. Доктрина “верховенства” или “господства” права (rule of law) стала английским эквивалентом более широкой концепции правового государства.

Развитие судейского права в силу жесткой связанности судей прецедентами вышестоящих судов во многом зависит теперь от позиции палаты лордов, возглавляющей судебную систему Англии. В современный период истории прецедентного права с большой остротой встает вопрос, насколько сама палата лордов обязана следовать своим собственным решениям.

В течение нескольких десятилетий (с знаменитого “трамвайного дела” 1898 г.) палата лордов категорически отказывалась изменять выработанные ранее прецеденты. Она исходила из того, что должна следовать своим собственным решениям, и только за законодательной властью сохранялось право отменять прецеденты. Такая позиция лордов привела к существенному ограничению судебного нормо-творчества, которое в XX в. было связано главным образом с толкованием законов, а не с установлением новых правовых норм.

Практически это означало, что с конца XIX в. дальнейшее развитие права осуществлялось в Англии уже не путем судейского нормотворчества, а посредством принятия новых писаных законов.

На современном этапе истории английского права стало очевидным, что прецеденты не могут быстро и радикально урегулировать самые различные сферы общественной жизни, которые эффективнее регламентируются более динамичным по своей сути законодательством. Но с 60-х гг. наблюдается новое ослабление принципа прецедента. В 1966 г. палата лордов особым заявлением оповестила о своем отходе от жесткого принципа прецедента, в частности, о допустимости пересмотра своих собственных решений. Правда, этим своим новым правом палата лордов пользуется достаточно осторожно, причем в основном по гражданским делам.

В настоящее время в Англии резко сокращается сфера применения судебного прецедента, и суды в большинстве случаев выносят решения на основе законодательства. Это не исключает, однако, использования судами в некоторых областях права (например, деликтное право) ссылок на прецеденты, в том числе и относящиеся к XVI—XVII вв. Количество судебных прецедентов, придающих неповторимое своеобразие всей английской правовой системе в целом, по-прежнему достаточно велико. Число их составляет около 800 тыс.

С введением жесткого принципа прецедента потребовалось регулярное издание отчетов о судебных решениях. В 70-х гг. XIX в. Инкорпорированным советом по судебным отчетам стали издаваться ежегодные сборники судебных отчетов (The Law Reports), имеющих полуофициальное значение. Получили распространение также и другие публикации судебных отчетов и решений. Но лишь около 70 % решений палаты лордов и судебного комитета Тайного совета публикуются в судебных отчетах. Отсутствие официальных сведений о судебных решениях или же их обработка в виде компьютерной базы данных не исключают использования судами (а также практикующими юристами) и неопубликованных решений высших судов.

Развитие английского законодательства в XVIII—XX вв. В XVII—XVIII вв. наличие авторитетного и разработанного судейского права определило положение закона как малозначимого источника права в английской правовой системе. В XVIII в., несмотря на упрочение положения парламента, преобладавшие в нем лендлорды и финансовая аристократия мало внимания уделяли законодательной деятельности. В это время парламент больше интересовало установление контроля над исполнительной властью, чем реализация своих прав в законодательной сфере. Парламент утверждал в большом количестве лишь так называемые частные билли, имеющие не нормативный, а юрисдикционный характер (подтверждение земельных прав отдельных лендлордов, огораживание общинных земель и т. д.).

Характерной чертой английского статутного права еще в начале XIX в. оставалось то, что наряду с актами, принятыми под влиянием новых общественных потребностей, по-прежнему действовали многочисленные законы, принятые парламентом еще в средневековую эпоху. Это придавало английскому законодательству крайне запутанный вид, создавало трудности его применения в судах.

В XIX веке, особенно после избирательной реформы 1832 г., законодательная деятельность парламента резко активизировалась. Законодательство постепенно становится важным и динамичным средством правового регулирования новых политических и социально-экономических отношений, рождающихся в ходе капиталистического развития. Оно же стало основным инструментом для расчистки правовой системы от явно устаревших, архаичных и часто противоречащих друг другу средневековых статутов. Новое законодательство, что было особенно важно, проявило себя более эффективным и быстродействующим средством модернизации права, чем “общее право” и “право справедливости”.

С 20-х гг. XIX в. для упорядочения и пересмотра старых законов парламент стал использовать такое средство, как издание консолидированных актов, объединяющих без изменения законодательного текста предшествующие статуты, принятые парламентом по какому-нибудь одному вопросу. Так, например, в 1823—:1827 гг. правительство Р. Пиля осуществило через парламент частичную реформу старого уголовного законодательства, сведя в 4 консолидированных акта около 300 старых запутанных статутов.

7 новых консолидированных актов в области уголовного права были приняты в 1861 г. Особенно широко консолидация законодательства стала применяться в конце XIX и еще больше в XX в. С 1870 по 1934 г. было принято свыше 109 консолидированных актов. Некоторые из этих актов по-прежнему в той или иной степени несли в себе устаревшую юридическую терминологию и косное правовое мышление. Многие из них были непомерно сложны и громоздки. Так, например, Акт 1894 г. о морской торговле содержал свыше 748 статей, причем чрезвычайно детализированных.

Особенностью английского права в XIX—XX вв. стало и то, что оно осталось некодифицированным. Еще в первой половине XIX в., в частности, благодаря работам известного юриста И. Бентама, критиковавшего английское право за его “непознаваемость”, отдельные юристы предпринимали попытки кодифицировать “общее право”. Но их попытки оказались безуспешными. В 1866 г. по инициативе известного юриста Стифена была образована парламентская комиссия по кодификации права в Англии. Сам Стифен подготовил проект уголовного кодекса. Но деятельность комиссии натолкнулась на яростное сопротивление со стороны адвокатов и судей, для которых было проще и выгоднее сохранять право в его первозданном виде. В результате общественное мнение Англии оказалось неподготовленным к идее кодификации.

В конце XIX в. в английском праве стали появляться своеобразные “суррогаты кодексов” — консолидированные статуты с элементами кодификации. Такими были Акт о переводном векселе 1882 г., Акт о товариществах 1890 г., Акт о продаже товаров 1893 г. и др. Эти статуты не ограничивались консолидацией, а довольно существенно пересматривали ранее действовавшее право, в частности, принципы “общего права”. Но в отличие от кодексов они не представляли собой принципиально нового правового регулирования в какой-либо отрасли права, а объединяли в себе нормы, относящиеся к сравнительно узким и специальным сферам (например, Акт о лжесвидетельстве 1911 г., Акт о подлоге документов 1913 г. и т. д.).

В XIX веке в связи с ростом законодательной активности было осуществлено официальное издание сборников статутов Англии. В 1810—1822 гг. были опубликованы статуты парламента (Statutes of the Realm) в 9 томах, принятые за период с ХШ в. по 1711 г. Но это издание не внесло ясности в крайне запутанное статутное право, поскольку сюда были включены документы, не являвшиеся законодательными актами, а многие статуты были напечатаны с пробелами, далеко не в точной редакции. Кроме того, многие акты в этом сборнике были явно устарелыми и не применялись на практике. В 1870—1878 гг. было осуществлено новое официальное издание — “Пересмотренные статуты” (Revised Statutes). В последующем закрепилась практика ежегодного издания сборников новых публичных и частных актов парламента.

Рост законодательства особенно в конце XIX — начале XX в. значительно потеснил позиции прецедентного права. По словам известного историка права У. Сигля, “общее право стало подобно старой паре штанов, столь заплатанной статутами, что заплаты заменили ббльшую часть первоначальной ткани”. Тем не менее и судейское право не уступило полностью своих позиций, в частности, оно пополнилось прецедентами — толкованиями самого статутного законодательства.

В XX в. в Англии законодательство окончательно превратилось в основной и наиболее продуктивный источник права. Оно становилось все более сложным не только в силу своей исторической специфики, но и благодаря принятию большого числа новых публичных актов по вопросам, которые ранее не были предметом законодательного регулирования (трансплантация человеческих органов, использование компьютерных данных и т. д.).

Усложнению статутного права способствует появление и такого сравнительно “молодого” источника права, как акты делегированного законодательства. К их числу относятся акты исполнительной власти, издаваемые на основе и в рамках специальных законов парламента о делегации своих полномочий. Такие акты принимают различные формы, чаще всего “приказа” (order). Высшим по силе из таких приказов остается “приказ в Совете”, который издается правительством на основе полученных им делегированных полномочий от имени короны и Тайного совета. Но наиболее распространенной формой делегированного законодательства являются приказы министров.

Акты делегированного законодательства в ряде сфер общественной жизни (образование, здравоохранение и т. д.) по своему числу и значению превосходят статутное право. В условиях множественности источников права и быстрого увеличения числа законодательных актов вопрос об их систематизации приобрел в XX в. особую остроту. Основной формой ревизии и упорядочения многочисленных законов оставалась консолидация. Удобство этой формы определяется тем, что консолидирующие акты проходят через парламент посредством упрощенной законодательной процедуры. Консолидация принимала различные виды. Это и простое объединение ранее изданных по одному вопросу законодательных положений, и такая систематизация законодательства, которая не исключала внесения в него отдельных изменений и усовершенствований.

Специальный парламентский Акт о процедуре консолидации законодательства 1949 г. обобщил сложившуюся парламентскую практику, подчеркнув принцип неизменности консолидируемых законодательных положений. Он признал допустимым консолидирующие акты с внесением “изменений и незначительных усовершенствований” в действующее право. Формально эти изменения призваны устранять двусмысленность и сомнительные или устаревшие положения, но практически бурный процесс консолидации английского законодательства во второй половине XX в. привел к существенным изменениям в правовой системе в целом.

В Законе 1949 г. специально указывалось, что изменения, установленные консолидирующими актами после их утверждения парламентом, имеют силу закона. В последние десятилетия в Англии при составлении целого ряда консолидированных актов было осуществлено значительное обновление содержания законодательства (Акт об уголовном праве 1967 г., Акты о краже 1968 и 1978 гг., Акт о подлогах и фальшивомонетничестве 1981 г. и т. д.).

Масштабы консолидации в Англии были расширены принятием парламентом специального Акта 1965 г. об образовании правовой комиссии (отдельная комиссия была создана и для Шотландии), целью которой было проведение реформы права вплоть до его полной кодификации. Были подготовлены кодифицированные акты, в частности, по договорному и семейному праву, по правовому регулированию аренды недвижимости и др.

Но процесс создания кодифицированного права даже в современной Англии весьма далек от завершения. Он идет эволюционно и своеобразно с учетом английских правовых традиций и юридической техники. В частности, комиссия по реформе права не следует принципу кодификации, установившемуся в континентальной системе: “один закон регулирует единый круг отношений”. Перед комиссией, стремящейся в принципе к кодификации, возникают трудно разрешаемые до настоящего времени проблемы, связанные с сохранением прецедентного права. В процессе консолидации (кодификации права) все чаще учитываются не только сами статуты и последующие поправки к ним, но и делегированное законодательство, а также и отдельные прецеденты.

Особенности развития английского гражданского права. Сам термин “гражданское право” применительно к английской правовой системе является условным. Он не воспринят судьями и законодательством, которые не признают классического римского деления права на публичное и частное, как и вообще его отраслевую структуру. С доктринальных же позиций оно складывается из ряда традиционных правовых институтов: реальной собственности, доверительной собственности, договора, деликтов и т. д.

Как никакая другая часть правовой системы, гражданское право, регулирующее многообразные имущественные и личные отношения, развивалось эволюционно, без крутых поворотов, а поэтому и достаточно эффективно.

В гражданском праве Англии, раньше других стран вступившей на путь капиталистического развития, еще в дореволюционный период доминировали, несмотря на внешнюю средневековую оболочку, более гибкие подходы к регулированию собственности, договоров и иных сторон имущественного оборота. Предпринимательские круги Англии, не имевшие в XVII—XVIII вв. своей собственной правовой программы, вполне довольствовались компромиссами и в целом были удовлетворены традиционными конструкциями “общего права” и “права справедливости”.

Даже в XIX в. в Англии, когда гражданское право в целом в своем содержании модернизировалось, такой важнейший его институт, как право собственности, знал еще специфическое средневековое деление имущества на “реальную” (real property) и “личную” (personal property) собственность. Это деление было связано с исторически сложившимися в Англии формами защиты имущественных интересов — “реальными” и “личными” исками.

Реальными исками защищалась земля, родовые недвижимости и титулы, т. е. те виды имущественных прав, в особой защите которых были заинтересованы собственники земли — лендлорды. В XIX в. распоряжение реальной собственностью было сопряжено хотя и с меньшими, чем раньше, но тем не менее с вполне определенными формальностями и ограничениями. При наследовании такой собственности действовали сохранившиеся от средневекового периода правила майората, препятствовавшего дроблению родовых имуществ; исключение женщин из числа наследников и т. д.

Личная собственность, к которой помимо чисто вещных прав относились г^к называемые права на иски (авторское, патентное право), защищалась судами с помощью более гибких и удобных для предпринимательского мира средств. Законодательные нововведения (в 1832 и 1845 гг.), направленные на упрощение процедуры отчуждения недвижимости, привели к постепенному ослаблению граней между “реальными” и “личными” исками, а также к изменению положения арендаторов (законы 1875 и 1883 гг.) и копигольдеров. В 1882 г. закон предоставил держателям земли в случаях пожизненной аренды право свободного распоряжения землей.

Важной вехой в освобождении права собственности от многих средневековых терминов и конструкций стал Закон о собственности 1925 г., дополненный четырьмя другими законами, связанными с распоряжением и управлением имуществом. Этим законом земельная собственность, утратившая свою архаическую специфику, была приближена к общему правовому режиму недвижимости.

Институт доверительной собственности (траста) в конце XIX— начале XX в. получил новую сферу применения. Он оказался чрезвычайно удобным для создания инвестиционных банков и для других форм капиталистических объединений.

Длительное сохранение средневековых по форме атрибутов права собственности, обновляющихся постепенно, имело и определенные положительные последствия. Во-первых, традиционные английские конструкции права собственности обеспечили уникальную стабильность самих имущественных отношений. Во-вторых, эволюционный путь развития английского права собственности позволил избежать в этой стране крайностей буржуазного индивидуализма и утвердить взгляд на право собственности как на социальный институт, корректирующий и сами правомочия собственника.

Например, в XX в. в условиях далеко зашедшей урбанизации английское законодательство все чаще сталкивается с вопросом о соотношении прав собственника и арендатора на производственные помещения, дома и квартиры. Собственники домов (фригольдеры) выступают одновременно и как собственники земли, на которой расположены принадлежащие им строения. Однако фактически право распоряжения такими землями непосредственно связано с правовым режимом самого строения.

Особую значимость в последние десятилетия стали приобретать правовые отношения между фригольдерами и съемщиками домов или квартир (лизгольдерами). Последние не имеют права собственности на землю, хотя их права на снимаемую квартиру или дом приближаются к вещным правам. Это определяется тем, что арендные отношения часто становятся длительными и стабильными. Существенные права лизгольдеров были признаны Законом о реформе лизгольдов в 1967 г. Этот закон позволял жильцам домов, которые проживали в них на основе длительных арендных отношений, выкупать фригольд на дом или в качестве альтернативы получать продление аренды на срок до 50 лет.

Еще более ярким примером социализации собственности было принятое сразу же после окончания второй мировой войны лейбористским правительством принципиально новое для английского права законодательство о национализации жизненно важных отраслей промышленности и инфраструктуры. Доля государственной собственности в совокупной промышленной продукции страны составила около двадцати процентов. Национализация, которая коснулась отсталых в техническом отношении и даже убыточных предприятий, содействовала реконструкции целых отраслей промышленности (угольная, сталелитейная, газовая и др.), перестройке их на основе достижений научно-технического прогресса. В соответствии с актами парламента национализированные отрасли инфраструктуры приобрели форму публичных корпораций. Национализация, таким образом, осуществлялась на основе социального компромисса. Бывшим собственникам предприятий была выплачена большая компенсация, и тем самым они получили возможность сделать крупные капиталовложения в технически более оснащенные и прибыльные отрасли экономики.

Кроме того, созданные на основе актов парламента публичные корпорации использовали тот квалифицированный управленческий аппарат, который сложился еще в частном секторе. Публичные корпорации включались в систему рыночных отношений, но государство как собственник осуществляло политику цен на продукцию национализированных предприятий, предоставляла им систему заказов и т. д.

Частный капитал при правлении консерваторов не упускал возможности вновь вернуть себе на более выгодных условиях часть ранее национализированных предприятий. Так, в Англии уже в 1951 г. консерваторы провели реприватизацию реконструированных к этому времени за государственный счет предприятий черной металлургии и автодорожного транспорта. В последующие годы лейбористы, вернувшись к власти, вновь национализировали реприватизированные предприятия, а консерваторы (в частности, правительство М. Тэтчер) опять осуществили распродажу частным компаниям части государственных предприятий, ссылаясь на их недостаточную эффективность.

В Англии юридические лица публичного права (государственные предприятия) не могут быть объявлены несостоятельными, но, исходя из принципа рыночных отношений, государство отказывается от помощи убыточным публичным корпорациям, которые тем самым вновь попадают в сферу влияния частного капитала.

В казуистической манере на базе традиционных исков и понятий, восходящих еще к дореволюционной эпохе, складывались также нормы английского права, относящиеся к договорам и правонарушениям. В частности, сама современная концепция договора выросла путем судебной адаптации ряда средневековых исков, в том числе иска о невыполнении или ненадлежащем выполнении должником принятой на себя обязанности (иск “о принятом на себя” — assumpsit).

С аграрной и промышленной революциями договор стал основной правовой формой, в которой выражались отношения по найму рабочей силы, обмену товарами, оказанию услуг. В связи с этим в традиционные доктрины английского права судебной практикой были внедрены общепризнанные принципы договора (равенство сторон, признание у них “свободы воли и выбора”, незыблемость исполнения обязательства и т. д.). В XIX в. была отменена личная ответственность должника за невыполнение обязательства, которая могла повлечь заключение его в долговую тюрьму. Получают развитие и урегулируются в законодательстве новые виды договорных связей : договор публичной перевозки грузов и пассажиров, договор страхования и др.

Особенно сложными и архаичными долгое время оставались нормы английского права, касающиеся деликтов (law of torts). В XVIII—XIX вв. широко использовались иски, выработанные еще в средневековую эпоху на случай вторжения в чужое земельное владение (trespass), лишения земельного владения (dispossession), зловредных действий (nuisance) и т.д., а также особые иски из нарушения “личной” собственности — при незаконном присвоении вещи, при незаконном ее удержании и т. д.

Весьма специфичными были деликты, которые рассматривались в английском праве как нарушение прав личности: клевета, сговор с целью причинения ущерба собственности другого лица (conspiracy) и т.п. С развитием капиталистического общества некоторые аспекты деликтных отношений получили более тщательную разработку (например, понятие небрежности).

Но в целом в деликтном праве многие общие понятия и принципы оставались не сформулированными. Ряд деликтов по-прежнему строился на принципе “строгой ответственности”, т. е. достаточен был лишь сам факт причинения вреда и не требовалось устанавливать субъективную вину правонарушителя.

Следует заметить, что в сфере деликтного права в большей степени, чем в других институтах гражданского права Англии, сохраняло и продолжает сохранять до сих пор свое действие прецедентное право. Но архаизм деликтного права не мешает ему пополняться и новыми чисто современными правонарушениями, например, разглашение или иное несанкционированное использование базы компьютерных данных и т. д.

Изменения в семейном праве. Постепенно, но неуклонно проникали демократические нововведения и в английское семейное право в 1836 г. получил признание гражданский брак (при сохранении по желанию и церковной формы брака), в 1857 г. — развод. Только в 1882 г. специальным актом замужние женщины получили право распоряжаться своей собственностью в имущественном обороте. Но во многих гражданских правоотношениях сохраняли свое действие архаичные нормы, и жена оставалась зависимой от своего мужа. Даже за деликт, совершенный женой в присутствии мужа, последний нес ответственность.

В Англии в это время были расширены имущественные права замужней женщины, признано ее право на развод в случае измены мужа, предусмотрена возможность узаконения (последующим браком) внебрачных детей.

В середине XX в. в Англии была принята целая серия консолидированных и отчасти кодифицированных законов, в результате которых произошли существенные изменения в сфере брачно-семейных отношений (например, Закон о жилище семьи 1967 г., Закон о реформе порядка расторжения брака 1969 г., консолидирующий Закон о брачно-семейных делах 1979 г., консолидирующий Закон о судопроизводстве по брачно-семейным делам 1984 г. и т. д.). Эти новые законы тем не менее не исключали действия ряда предшествующих актов и прецедентов, которые сохраняли в сфере брачно-семейного права некоторые традиционные и своеобразные черты. Так, в Англии наряду с гражданским браком, совершаемым в государственных органах, сохраняется и церковный брак, который может быть избран в соответствии с законом 1949 г. по желанию лиц, решивших соединиться брачными узами.

Браку может предшествовать помолвка, и отказ от последующего вступления в брак до 1970 г. рассматривался судами как нарушение договора. В настоящее время помолвка не имеет юридической силы и не принимается во внимание судами. В соответствии с современным законодательством вступление в брак требует от сторон соблюдения пяти условий, отсутствие которых делает брак недействительным: добровольность; вступающие в брак не связаны другими брачными узами; достижение 16-летнего возраста; брачующиеся не должны принадлежать к одному полу, а также быть близкими родственниками. Возраст, необходимый для вступления в брак, повышен по сравнению с предшествующим законодательством (ранее —14 лет для жениха и 12 для невесты). Но в случае вступления в брак в возрасте от 16 до 18 лет, когда наступает совершеннолетие, для заключения брачного договора требуется согласие родителей или других лиц (опекуна и т. д.).

В Англии достаточно широко толкуется в законодательстве понятие “близкого родства”, препятствующего заключению брака. В их число входят не только лица, связанные кровным родством, но и лица, брак с которыми невозможен в силу моральных устоев самой семьи. Так, например, вдовец не может жениться на теще, падчерице, невестке и т. д. Но традиционно разрешаются браки между кузенами и кузинами.

Вступление в брак означает возникновение новых прав и новых обязанностей для супружеской пары. Законодательство предусматривает их взаимную поддержку, совместное проживание и согласие на сексуальные отношения. В XX в. брачно-семейное законодательство Англии обращает особое внимание на выравнивание прав мужа и жены. Женщина, вступающая в брак, имеет право на новое имя, на новое гражданство (если муж иностранец), на самостоятельное место проживания (домициль), тогда как ранее местожительство жены определял муж, на самостоятельный банковский счет и т. д. Брак, по английскому праву, представляет собой разновидность контракта, но суды не реализуют договорные отношения между мужем и женой. В суд можно обращаться только тогда, когда супруги предпринимают правовые действия, которые вытекают из использования или дележа имущества.

В английском праве по-прежнему сохраняются такие правовые институты, как фактическое разделение семьи (separation) и др. В случае одностороннего оставления жены мужем (при отсутствии развода) за женой признаются дополнительные жилищные и финансовые возможности за счет мужа. Но основной и единственной формой прекращения брака является в настоящее время развод.

Сами формальности и процедуры развода упростились. Так, например, был отменен существовавший ранее порядок, согласно которому церковный брак может быть расторгнут только специальным частным актом парламента. В 1937 г. был принят акт парламента, который практически уравнял права на развод жены и мужа, в частности, в случае супружеской измены. В 1969 г. был принят парламентом Акт о реформе разводов. В случае развода по причине супружеской неверности жены или мужа закон требует не только доказательств адюльтера, но и того, чтобы сторона, добивающаяся развода, показала, что жизнь с изменившим супругом является для нее непереносимой.

В законодательстве последнего времени более подробно рассматриваются имущественные взаимоотношения супругов с общей тенденцией к их выравниванию. Предусматривается не только взаимная материальная поддержка, но и право каждого из супругов претендовать на определенную долю доходов, которые дает общее имущество. Сохраняется и такое традиционное положение английского семейного права, как ответственность мужа по долгам жены. Но предусматривается также и режим раздельного семейного имущества, в этом случае, однако, не исключается возможность уплаты алиментов нуждающемуся супругу.

В лучшую сторону изменилось положение внебрачных детей, правовой статус которых в течение долгого времени был неблагоприятным. Была признана обязанность отцов внебрачных детей выплачивать алименты на их содержание. Если он не делал это добровольно или платил неразумно низкие алименты, то против него мог быть возбужден формальный процесс о признании отцовства.

В семейном праве Англии сохранилась также правовая ответственность родителей за действия детей до достижения ими 18 лет. Акт об образовании 1944 г. возложил на родителей ответственность за получение их детьми образования, а соответственно эта обязанность была возложена на местные власти и на администрации школ. Этот закон установил обязательное школьное образование для детей в возрасте от 5 до 16 лет. При этом родителям была дана возможность выбора формы образования в зависимости от возраста и способностей детей. Закон о детях и подростках 1933 г. предусмотрел защиту детей в возрасте до 16 лет от грубого обращения с ними, от оставления их родителями или изгнания из дома. Сознательное проявление жестокости по отношению к детям, например побои, могли рассматриваться и как уголовное преступление.

Законодательство о компаниях, монополиях и ограничительной торговой практике. Длительную, но и значительную — эволюцию в XVIII—XIX вв. претерпело законодательство о торговых товариществах (компаниях). Правовой статус торговых товариществ проделал значительный путь развития от сравнительно несложных, основанных на личных связях и полной ответственности всех участников, до компаний, построенных по принципу акционерного общества с ограниченной ответственностью держателей ценных бумаг, выпущенных с целью аккумуляции капиталов.

Скандальные спекуляции на лондонской бирже заставили английский парламент еще в начале XVIII в. издать специальный акт о компаниях (Акт о “мыльных пузырях”), в соответствии с которым образование акционерных компаний без специального государственного разрешения не допускалось.

В предпринимательском мире Англии до начала XIX в. в связи с этим актом преобладали признанные “общим правом” торговые товарищества, создававшиеся на паях, но с неограниченной ответственностью участников. В 1825 г. Акт о “мыльных пузырях” был отменен, но разрешительный порядок образования компаний на паях по-прежнему сохранялся. Однако развивающийся капитализм требовал более оперативного и гибкого законодательного решения вопроса о деятельности и организации компаний, создания для них более благоприятных условий. Именно эта потребность и вызвала к жизни в 1844—1867 гг. целую серию законов о компаниях.

В принципе английское право до этого времени не знало специального понятия “юридическое лицо”. Эти же законы рассматривали торговые товарищества, выпускающие ценные бумаги и участвующие в имущественном обороте, как самостоятельные (юридические) лица, не совпадающие с самими учредителями и акционерами. В торговом обороте директор компании выступал от имени компании как таковой, а не от совокупности ее индивидуальных участников. Для учреждения новой компании по законам требовались не менее семи учредителей, выпуск именных акций, разработка устава, но для этого уже не нужно было получать предварительного правительственного разрешения. Предусматривалась лишь простая регистрация основных учредительных документов компании (так называемый явочно-нормативный порядок).

Законодательство 1844—1867 гг. способствовало концентрации капитала в руках небольшого слоя предпринимателей, позволило организаторам товариществ (компаний) играть на повышении и понижении курса ценных бумаг, присваивая себе таким образом средства разорившихся держателей акций (паев). Некоторые попытки английского парламента сдержать эти процессы, ввести ограничения для манипуляций с ценными бумагами (закон 1879 г.) не имели сколько-нибудь значительного успеха.

Усиление значения межакционерной корпоративной формы объединения капиталов, резкое увеличение удельного веса компаний в английской экономике в начале XX в. вызвали к жизни новый закон о компаниях — Акт 1908 г., который носил характер консолидированного и объединил все предшествующее законодательство по данному вопросу. В этом акте было закреплено деление компаний на так называемые публичные и частные.

По закону 1908 г., публичные компании получили право расширять свои уставные капиталы и круг своих участников за счет обращения к “публике” с предложением покупать паи и тем самым участвовать в ее деятельности и получении прибылей (дивидендов). Такая организация публичной компании послужила базой для создания концепции демократизации капитала, трансформации права частной собственности из института сугубо индивидуалистического в социальный. В форме публичных компаний позднее, в XX в., организовывались и государственные предприятия, возникавшие в процессе национализации.

Частные компании были ограничены максимум 50 участниками, которые сами должны были покрывать весь капитал и не могли продавать посторонним лица^ акции (паи) и другие ценные бумаги. Но в отличие от публичных компаний они не обязаны были публиковать свои балансы. Последнее обстоятельство делало эту форму весьма удобной для предпринимательского мира Англии.

Важную роль в разработке и развитии “права компаний” сыграло и судейское право. Так, в 1897 г. по делу Salomon v. Salomon Со. Ltd. был установлен важный прецедент, в соответствии с которым признавалась и получала статус юридического лица компания, состоявшая из одного человека. Так в английском праве появилась конструкция “компания одного лица”, которая получила разработку в последующем законодательстве.

В XX веке в Англии резкое увеличение роли корпоративного капитала повлекло за собой принятие целого ряда новых актов о компаниях (1929 г., 1948 г., 1985 г. и т. д.).

Последним значительным источником акционерного права в Англии стал Закон о компаниях 1985 г. Этот акт заменил собой Закон о компаниях 1948 г., учтя при этом многочисленные поправки и дополнения, которые были приняты в 60—80-е гг.

Закон 1985 г., как консолидирующий акт, ставил своей целью объединить действующее законодательство о компаниях, но не кодифицировать или преобразовать его радикальным образом. Он не изменил существенно само правовое регулирование организации и деятельности компаний в Англии, а лишь упорядочил соответствующее законодательство. Но даже в переработанном виде английское законодательство о компаниях остается достаточно сложным и запутанным. Сам Закон 1985 г. состоит из 27 разделов и 747 статей и 25 приложений к Закону.

В Законе регулируется широкий круг вопросов организации и функционирования компаний, включая уставные документы, порядок выпуска ценных бумаг, вопросы несостоятельности. Большое внимание уделяется процедуре ведения и форме торговых книг компаний, предъявлению ежегодных отчетов о состоянии дел компании и т. д. Также в Закон введены специализированные правила, касающиеся банковских, страховых и тому подобных компаний. Закон о компаниях 1985 г. был дополнен и рядом актов, которые регулируют отдельные виды деятельности компаний, в частности, Закон о сделках с ценными бумагами, Закон о слиянии компаний.

Законодательство о компаниях, заложившее в Англии основы корпоративного капитализма, создало одновременно благоприятный климат для вовлечения в их деятельность миллионов англичан, держателей ценных бумаг. Но это законодательство породило также условия, при которых неизбежным стало появление различных видов монополистической практики. До окончания второй мировой войны английский парламент не придавал большого значения проблемам монополизма и ограничительной рыночной практики. В послевоенный период лейбористское правительство на основе специальных обследований экономики пришло к выводу, что быстрый рост монополистических объединений, в частности, различных видов картелей, препятствует восстановлению и обновлению английской промышленности, полной занятости, являясь потенциальной угрозой для экономики в целом.

В 1948 г. специальный закон о монополиях предусмотрел создание соответствующей комиссии по монополиям и ограничительной рыночной практике. Комиссия должна была проводить расследования в тех случаях, когда при поставке товаров на тот или иной рынок возникали “монополистические условия”. Последние означали, что по крайней мере одна треть всех товаров определенного вида, которые продавались в “Соединенном королевстве или в его существенной части”, поставлялись одним лицом или одному лицу. По результатам расследования составлялся доклад, представляемый в правительство, с соответствующими рекомендациями.

В 1953 г. консерваторы с целью поддержания свободной рыночной системы провели через парламент более пространный “Закон о комиссии по монополиям и ограничительной практике”. Этот закон предусматривал более широкое обследование рыночных отношений и установление возможного вреда от монополистических условий и ограничительной торговой практики. Применение этого закона и, в частности, расследование в целых отраслях промышленности (цементная, отбеливающие вещества и т. д.) показали недостаточность антимонопольного законодательства, основанного только на получении информации о степени монополизации рынков,

В 1956 г. при консервативном правительстве был принят Закон об ограничительной торговой практике. Антимонопольное законодательство приобрело таким образом в Англии двухпартийный характер. Основным нововведением Закона 1956 г. было создание государственных органов, специально предназначенных для контроля за “монополистическими ситуациями” и “антиконкурентной практикой”. Такими органами являлись: Регистратор ограничительных соглашений и специальный Суд по ограничительной практике. Регистратор обязан был выявлять договоры и целые виды ограничительной практики, которые касались производства, поставки товаров, цен и т. д., если таковые порождали отрицательные последствия для конкуренции. Документы с результатами расследования, показывающими вред, причиненный ограничительными картельными соглашениями, передавались в Суд по ограничительной практике, который в случаях отсутствия “уважительных причин” выносил решения о запрещении такой практики как противоречащей публичному интересу.

В 60—70-х гг., когда выяснились недостаточная эффективность и неполнота предусмотренной в Законе 1956 г. системы контроля за практикой торговых ограничений, парламент принял целую серию новых антимонопольных актов : Закон о ценах на перепродажу товаров 1964 г., Закон о монополиях и слияниях 1965 г., предусмотревший создание специальной комиссии по монополиям, Закон 1968 г. об ограничительной торговой практике, предусматривающий регистрацию не только торговых, но и информационных соглашений.

В 70—80-х гг. английское антимонопольное законодательство, как и многие другие институты права, подверглось консолидации, а одновременно совершенствованию и упрощению. Комиссия по монополиям была преобразована в комиссию по монополиям и слияниям компаний. Регистратора ограничительной практики заменил Генеральный директор по честной торговле (Закон о честной торговле 1973 г., Закон об ограничительной торговой практике 1976 г., Закон о перепродаже товаров 1976 г., Закон о конкуренции 1980 г.). Об усилении контроля за монополистической практикой и за антиконкурентной рыночной деятельностью свидетельствует тот факт, что новое законодательство установило более жесткие критерии “монополистических ситуаций”. К таковым относилась поставка на рынок уже не одной трети, а лишь одной четверти какой-либо продукции или товаров.

К законодательству, направленному против установления ограничительных (монополистических) условий в торговле, а также в сфере услуг, примыкает принятое в последние десятилетия законодательство о защите потребителей, под которыми понимаются конечные получатели товаров и услуг.

В 1974 г. был принят также Закон о потребительском кредите, в котором регулировались многие вопросы предоставления и использования кредитов. В этом же законе предусматривалась целая серия и других мер, направленных на защиту прав потребителя. Тем самым было положено начало обширному законодательству, которое привело в Англии к появлению специализированного “права потребителей”.

Развитие трудового и социального законодательства в Англии. Первые законы о труде в Англии нового времени выступили как непосредственное продолжение рабочего законодательства Тюдоров. Это законодательство, отражая суровые условия становления капитализма, крутыми мерами (в том числе и с помощью уголовных наказаний) приучало экспроприированные массы крестьянского населения к дисциплине труда.

Принудительное государственное регулирование условий труда оставалось характерным для Англии в течение всего XVIII в. Именно такова была суть многочисленных законов парламента о бродяжничестве, актов об установлении максимальной заработной платы и т.п.

С промышленной революцией и укреплением экономических позиций предпринимателей государственная регламентация трудовых отношений не только потеряла смысл для промышленников, но и стала для них обременительной. Поэтому в Англии в начале XIX в. были отменены старые законы о регулировании заработной платы. Используя “свободу договора”, хозяева диктовали рабочим свои условия труда, которые часто были невыносимыми.

В 1834 г. английский парламент отменил старые законы о бедности (восходящие еще к статуту времен Елизаветы 1), что означало отказ от выдачи беднякам пособий деньгами и продуктами, осуществлявшейся ранее приходами. Закон 1834 г. предусмотрел лишь одну форму “помощи” безработным и бедным — помещение в работные дома, условия работы и жизни в которых приближались, по сути дела, к каторжным.

Официальное провозглашение экономического либерализма (государственного невмешательства в хозяйственную жизнь) отнюдь не означало того, что рабочий и предприниматель юридически находились в Англии в равном положении. Даже во второй половине XIX в. продолжали действовать нормы “общего права”, согласно которым предприниматель, нарушивший контракт с рабочим, мог преследоваться только путем гражданского иска. Если же трудовой контракт нарушал рабочий, то он мог быть привлечен к уголовной ответственности. В области трудовых отношений непоследовательность политики экономического либерализма проявилась также в многочисленных запретах и ограничениях, которые устанавливались в связи с появлением и ростом рабочих объединений.

Еще в 1799 г. английский парламент принял закон, согласно которому запрещались соглашения рабочих, а также любая деятельность, направленная на создание объединений с целью повышения заработной платы или сокращения рабочего дня. Нарушение закона влекло за собой применение уголовных наказаний, которые налагались судьей единолично, без участия присяжных. Правящим кругам Англии не удалось, однако, добиться эффективного применения этого закона.

Уже в начале XIX в. растущее рабочее движение, по существу, опрокинуло запрет на профессиональные союзы. В 1824 г. парламенту пришлось пойти на уступки и легализовать соглашения рабочих, которые ставили своей целью повышение заработной платы, сокращение рабочего дня или организацию бойкотов. Правда, уже в следующем году парламент объявил уголовно наказуемыми действия рабочих, которые сопровождались насилием над личностью или собственностью, угрозами, запугиваниями. Закон 1824 г., несмотря на последовавшие оговорки, сделал возможным образование в Англии профессиональных рабочих союзов и послужил толчком к развитию тред-юнионистского движения.

Организованное рабочее движение в Англии по мере своего роста все более и более выходило за рамки, отведенные ему либеральным государством, которое постепенно начинает в своей политике добиваться примирения интересов труда и капитала.

В последней трети XIX в. вопрос о легализации профсоюзов и различных средств профсоюзной борьбы встал с новой остротой. В 1871 г. был принят Закон о рабочих союзах, где цели тред-юнионов в принципе признавались правомерными и запрещались судебные преследования рабочих за участие в профсоюзной деятельности. Но одновременно в виде поправки к уголовному законодательству был принят другой акт, согласно которому ряд эффективных приемов профсоюзной борьбы (пикетирование и др.) рассматривались как наказуемые.

В 1875 г. парламент пошел на дальнейшие уступки рабочим и на легализацию профсоюзного движения. Акт о предпринимателях и рабочих отменил уголовные наказания за одностороннее прекращение рабочими трудового договора. Другим законом было установлено, что доктрина “общего права” о “преступном, сговоре” не может применяться к соглашениям рабочих, заключенным в связи с предстоящим конфликтом с хозяевами.

Но и в конце XIX в. английские суды неоднократно преследовали активных участников стачечного движения за угрозы штрейкбрехерам, бойкоты и другие действия, которые, согласно Закону 1871 г., по-прежнему считались преступными. При этом суды толковали эти понятия чрезвычайно широко. В 1899 г. в связи со стачкой железнодорожников в Таффской долине суд вынес решение о взыскании с профсоюза огромной суммы убытков, которые понесли компании.

Это откровенно антипрофсоюзное решение вызвало бурный протест в стране. В результате в 1906 г. был принят новый закон, согласно которому предпринимателям запрещалось предъявлять судебные иски о возмещении ущерба, если таковой был причинен в результате организованных действий членов профсоюза.

В Англии, где профсоюзы и забастовки получили законодательное признание еще в XIX в., правительство консерваторов, напуганное всеобщей забастовкой 1926 г., провело через парламент в 1927 г. закон, запретивший всеобщие и политические забастовки, а также стачки солидарности. Закон открыто поощрял штрейкбрехерство и запрещал пикетирование предприятий бастующими. Этот откровенно антипрофсоюзный закон был в 1946 г. отменен лейбористами, стремившимися к более последовательному выравниванию интересов труда и капитала.

В 70—80-х гг. правительство консерваторов предприняло новую попытку ограничить права профсоюзов на забастовку. Так, в 1971 г. был принят закон о промышленных отношениях, который предусматривал обязательную регистрацию профсоюзов, их отчетность в государственных учреждениях. После победы лейбористов в 1974 г. была отменена обязательная регистрация профсоюзов, подтверждено их право на забастовки, причем на такие, которые ранее признавались незаконными. В период правительства М. Тэт-чер ряд профсоюзных прав был ограничен (право на пикетирование, на политические забастовки, стачки солидарности). Однако в целом профсоюзная демократия и завоеванные трудящимися социальные права характеризуются достаточно высоким уровнем. постепенный рост организованности и активности рабочего класса позволил ему оказывать постоянное воздействие на позицию английского государства по вопросам регулирования труда. Хотя в Англии декларировалось государственное невмешательство в трудовые отношения, парламент был вынужден время от времени идти на уступки, вводить законодательные ограничения для некоторых наиболее грубых и заведомо антигуманных форм эксплуатации труда.

В первую очередь фабричное законодательство коснулось женского и детского труда. Попытки регламентировать само применение детского труда были сделаны еще в 1802 г. В 1803 г. был принят закон, согласно которому в текстильной промышленности ночной труд детей запрещался, рабочий день для подростка от 9 до 13 лет не мог превышать 8 часов, а для подростков до 18 лет — 12 часов. Закон предусмотрел создание системы контроля в виде так называемых фабричных инспекторов. Но и это не дало сразу значительного эффекта, так как предприниматели стали использовать систему “группового труда” : смена рабочих происходила в течение всего дня, и контролировать продолжительность труда у отдельных подростков было сложно.

В 1842 году был запрещен подземный труд для женщин и для детей в возрасте до 10 лет. В 1847 г. был издан закон, по которому в текстильной промышленности для женщин и подростков с 14 лет рабочий день не должен был превышать 10 часов; это же правило распространялось на мужчин, работающих вместе с детьми и женщинами в одну смену. Только во второй половине XIX в. (законы 1867 и 1878 гг.) эти положения были распространены на все предприятия с числом рабочих свыше 50 человек.

Борьба за сокращение рабочего дня в Англии особенно усилилась после того, как в 1866 г. на Всеобщем рабочем конгрессе в Балтиморе было выдвинуто требование о 8-часовом рабочем дне. Но в законодательстве это требование нашло свое отражение только в начале XX в., причем первоначально применительно к отдельным отраслям промышленности или к некоторым категориям рабочих и служащих (для железнодорожников, шахтеров, почтовых служащих).

Во второй половине XIX в. появляются также первые законы, предусматривающие возмещение вреда рабочим в случае производственных травм. Закон 1880 г. предусмотрел материальную ответственность за производственный травматизм. Но ответственность возникала лишь в тех случаях, когда увечье было вызвано плохим качеством материала, небрежностью или неосторожностью лиц, которым был поручен контроль за производством.

Выплачиваемое вознаграждение составляло лишь незначительную часть заработной платы. В 1906 г. был принят закон, согласно которому предприниматель мог освободиться от ответственности, “доказав” вину самого потерпевшего. Важной вехой в развитии трудового законодательства стал закон 1911 г., который, наряду с социальным страхованием на случай болезни, инвалидности, родов, предусмотрел также страхование по безработице, хотя первоначальные размеры его были весьма скромными. Система социального страхования приобрела современный вид после второй мировой войны. Значительную роль в создании этой системы сыграли правительства лейбористов, придававшие большое значение сильной социальной политике.

В 70—80 гг. XX в. пенсионное законодательство подверглось консолидации, и в настоящее время оно находит свое выражение в общем Законе о социальном обеспечении (1985 г.) и в специальном Законе, предусматривающем компенсацию в связи с несчастными случаями на производстве и с профессиональными болезнями (1975 г.). Отдельных уступок от предпринимателей рабочие добивались также путем заключения коллективных договоров между тред-юнионами и хозяевами, в которых фиксировались конкретные условия труда и оплаты.

Длительное совершенствование собственно законодательства о труде привело к тому, что после второй мировой войны в нем произошли существенные изменения, означавшие своего рода социальный прорыв, хотя в сфере трудовых отношений сохраняют свое действие некоторые нормы прецедентного права и законы XIX в. Основная масса законов по труду приходится на 70—80-е гг. Это законы о занятости 1975 г., 1978 г., 1980 г. и др., Закон о равной заработной плате мужчин и женщин 1970 г., Закон о профессиональном обучении 1982 г., консолидированный Закон о профсоюзах и трудовых отношениях 1992 г. и т.д.

Трудовое законодательство, особенно принятое в период правления лейбористов, предусматривает целый ряд важных гарантий социальных прав трудящихся. Оно включает в себя охрану труда и технику безопасности, максимальную продолжительность рабочего дня для женщин и подростков, порядок выплаты заработной платы, а также определяет положение профсоюза на предприятии, организацию забастовок и т. д.

Характерной чертой современного английского трудового права является существенная роль коллективных договоров в регулировании важнейших аспектов трудовых отношений : условий труда, заработной платы и т. д. В Англии основные параметры труда, в том числе размер заработной платы и продолжительность отдыха, определяет не законодательство, а именно коллективные договоры.

Для рассмотрения споров, возникающих из коллективных договоров, созданы специальные трибуналы, поэтому судебная практика является одним из важных источников трудового права. Особым источником трудового права в Англии являются кодексы практики (codes of practice), которые составляются государственными органами (например, государственным секретарем по вопросам занятости) и содержат ряд важных предписаний и рекомендаций. Хотя формально эти кодексы не являются правовыми документами, их содержание учитывается судами и другими государственными органами при применении норм права. Но их несоблюдение не влечет за собой каких-либо санкций.

В Англии уже в 40-е гг. были осуществлены широкие законодательные программы дешевого жилищного строительства, создания национальной службы здравоохранения; получила развитие национальная система образования всех уровней, начиная от дошкольной и кончая университетской. Хотя в создании страхового фонда участвуют и сами работники, но значительные ресурсы на социальную политику законодательство предусматривает из государственного бюджета. Государственная политика здравоохранения регулируется Законом о национальной службе здравоохранения 1977 г., консолидировавшим большую часть существовавших ранее актов по этому вопросу. Этот акт был дополнен Законом о здравоохранении 1980 г.

Еще более молодым законодательством в Англии стали законы об охране окружающей среды. Первые меры по особому режиму сброса отходов относятся еще к 50-м гг., но особый толчок это законодательство получило в 1970 г., когда в Англии развернулось широкое движение “зеленых” и было образовано Министерство окружающей среды. Именно в это время были приняты такие значительные акты, как Закон о контроле над загрязнением окружающей среды 1974 г., предусмотревший создание очистных сооружений и высокие штрафы за его несоблюдение, в частности, за отсутствие таких сооружений на вновь строящихся предприятиях. В 1974 г. был принят Закон о недопустимости сбросов загрязняющих веществ в море. В 1978 г. был принят Закон о чистом воздухе и о контроле над загрязнением атмосферы. В 80-е гг. была принята серия законов о защите диких животных и растений.

Развитие английского уголовного права и процесса в XVIII—XX вв. Закончившаяся компромиссом английская революция не привела к сколь-нибудь существенным изменениям в области уголовного права, которые задевали бы непосредственно интересы капиталистических предпринимателей. Господствовавшие до реформы 1832 г. земельная аристократия и верхушка буржуазии вполне довольствовались уголовно-правовыми нормами, восходящими к дореволюционному праву.

Большое число преступлений в Англии в это время предусматривалось либо по общему праву, либо по статутному праву, причем некоторые из них, например Статут 1351 г. об измене, были приняты в глубоком средневековье. Сохранялась сложившаяся еще в эпоху средневековья трехчленная структура преступлений: тризн (измена), фелония (тяжкое уголовное преступление), мисдиминор (остальные, главным образом, мелкие преступления).

Эта традиционная схема лишь пополнилась в XVIII в. новыми видами преступлений. Особенно выросло число деяний, квалифицируемых как фелония и наказуемых по традиции смертной казнью и конфискацией имущества. К концу революции (в 1660 г.) в Англии было около 50 видов преступлений, каравшихся смертной казнью, к началу XIX в. к ним добавилось еще около 150.

В развитии английского уголовного права в XVIII в. особенно ясно проступало стремление правящих кругов любыми, в том числе самыми жестокими средствами, внушить обездоленным и трудящимся массам “уважение” к частной собственности. В это время смертная казнь устанавливалась за умышленное ранение скота, за порубку садовых деревьев, за поджог посевов, за карманную кражу в церкви. К смертной казни приговаривались за посылку письма с фиктивной подписью с целью вымогательства денег, за мелкую кражу (свыше одного шиллинга) и т. д.

В XVIII веке в Англии не только сохранились жестокие и чисто средневековые меры наказания, но и вводились новые способы устрашения как самого наказуемого, так и общества в целом. В 1752 г. был принят акт, в котором говорилось, что “смертная казнь должна быть дополнена дальнейшими ужасами и особыми знаками бесчестия”. Осужденного на смерть предварительно сажали на хлеб и воду, после казни труп публично вывешивали в цепях, затем его рассекали на части. Широко применялись в XVIII в. и такие наказания, как выставление у позорного столба, бичевание кнутом, конфискация имущества, штрафы и т. д.

Либерализация карательной политики в Англии в это время осуществлялась лишь в той мере, в какой это было необходимо для самих правящих кругов, стремившихся гарантировать себя от преследований со стороны короля и правительственной власти.

Характерно, что эти изменения коснулись прежде всего уголовного процесса. Об этом свидетельствует прежде всего “Habeas corpus Act” 1679 г., а также отдельные уголовно-правовые и процессуальные нормы Билля о правах 1689 г. и Акта об устроении 1701 г. Теми же стремлениями к созданию режима неприкосновенности личности в уголовном процессе был вызван к жизни и Статут 1696 г. о рассмотрении дел об измене. Согласно этому акту, копия обвинительного заключения должна была вручаться обвиняемому по крайней мере за 5 дней до судебного разбирательства дела. Обвиняемый получал право на свидание с адвокатом, мог настаивать на вызове новых свидетелей. Однако он мог быть и не уведомлен о свидетелях, дающих показания против него.

Борьба просвещенной верхушки общества за упрочение политических свобод в сфере уголовного права и процесса в XVIII в. проявилась также в делах о так называемой мятежной клевете. Такого рода обвинения правительственные власти неоднократно выдвигали против авторов и издателей публикаций, содержащих критику государственных властей. В 1792 г. парламент издал специальный акт, по которому присяжные получили полную свободу решать вопрос не только о самом факте опубликования “клеветнического” произведения, но и о виновности или невиновности обвиняемого в соответствии со своими представлениями о политике и клевете.

В начале XIX в. с утверждением капитализма английское уголовное право подвергается все более острой критике. Для самих правящих кругов становилось очевидным, что построенная исключительно на жестокости уголовная политика не приносит желаемого результата. Абсурдная свирепость английских законов в XVIII — начале XIX в. приводила к тому, что присяжные достаточно часто оправдывали даже заведомо виновных в преступлении лиц только потому, что их ожидало непомерно тяжелое наказание. Поэтому английский парламент провел в начале XIX в. серию законов, рассчитанных на то, чтобы путем смягчения наказаний укрепить существующий правопорядок. В 1817 г. было отменено публичное сечение женщин, в 1816 г. — выставление у позорного столба, в 1823 — 1827 гг. правительство Р. Пиля провело серию актов, резко сокративших применение смертной казни. С 1826 по 1861 г. в Англии число преступлений, караемых смертной казнью, снизилось с 200 до 4. По Акту 1848 г. даже в случае “ведения войны против короля в его королевстве” назначалась не смертная казнь, а пожизненное заключение.

В середине XIX в. были приняты и другие акты парламента, которые существенным образом реформировали уголовное право, придав ему по существу (но не по форме, которая нередко оставалась старой) уже современный вид. С помощью консолидированных законов в Англии XIX в. было отменено несколько сотен заведомо устаревших законов.

Законом 1870 г. отменялась конфискация имущества преступника, осужденного за фелонию. Тем самым превратилось в анахронизм деление преступлений на фелонию и мисдиминор, ибо исторически фелония — это серьезное преступление, которое влекло за собой смертную казнь и обязательную конфискацию имущества. После 1870 г. в Англии сложилось положение, когда разница в наказаниях за фелонию и мисдиминор фактически исчезла, причем к числу последних относились в ряде случаев более значимые преступления.

В XIX веке произошла и дальнейшая демократизация процедуры рассмотрения уголовных дел. В 1836 г. был принят акт, предусмотревший право обвиняемого, заключенного в тюрьму, пользоваться услугами адвоката и требовать ознакомления с материалами дела. Естественно, “такой закон расширял возможности защиты обвиняемого в судебном процессе.

Законом 1898 г. обвиняемому предоставлялось право в случае его желания давать показания в суде. Это был отход от традиционной доктрины “общего права”, согласно которой обвиняемый рассматривался как лжец. Но одновременно судебная процедура в Англии развивалась в сторону расширения круга дел, по которым судья мог выносить приговор в так называемом суммарном порядке, т. е. без участия присяжных.

В XX веке политика упрощения и модернизации уголовного права продолжилась путем издания консолидированных актов или актов, имеющих элементы кодификации, т. е. содержащих новые правовые положения.

Развитие уголовного права Англии в XX веке отражало и меняющиеся общественные условия, в том числе рост преступности. Необходимость перестройки уголовной политики повлекла за собой реформу уголовного права. Наиболее серьезная перестройка английского уголовного права произошла во второй половине XX в., особенно после создания в 1965 г. Правовой комиссии, поставившей своей задачей подготовку кодификации права Англии. Особенно энергично комиссия осуществляла кодификационные работы в области уголовного права. К 1985 г. был подготовлен даже проект уголовного кодекса, опубликованный для ознакомления с ним широкой общественности. Однако принятие этого кодекса затормозилось. Имея в виду в конечном счете кодификацию уголовного права, Правовая комиссия и парламент проделали большую предварительную работу по систематизации уголовного права Англии.

В 60—80-е гг. был принят целый ряд важных актов по вопросам общей части уголовного права. Особое место здесь занял Закон об уголовном праве 1967 г., который отменил ставшее анахронизмом традиционное деление всех преступлений на фелонию и мисдиминор. Еще ранее, в 1945 г., была упразднена и такая средневековая категория преступлений, как измена (тризн). В законодательном порядке была введена новая классификация преступных деяний. Это прежде всего выделение более серьезных преступлений, за которые устанавливалось наказание в виде лишения свободы на срок свыше 5 лет. Для преступлений этой группы была установлена упрощенная процедура ареста подозреваемого. Для остальных преступлений, как менее общественно опасных, такая процедура ареста не предусматривалась.

В результате целого ряда актов (Закон о преступном покушении 1981 г., Закон об исправлении правонарушителей 1974 г., серия законов об уголовном правосудии — 1982, 1988, 1991 гг. и др.) подавляющее большинство институтов общей части уголовного права оказалось существенным образом реформированным, старинные правила общего права были потеснены. Они сохранили за собой регулирование таких институтов, как нападение, неоконченное преступление, определение характера вины, но большинство составов преступлений было закреплено в статутном праве (Законы о краже 1968 и 1978 гг., Закон о подлогах и фальшивомонетничестве 1981 г.). В результате активной деятельности парламента в сфере уголовной политики к 90-м гг. XX в. лишь небольшое число отдельных видов преступлений оказалось в сфере регулирования общего права. В их числе: недонесение об измене, отдельные виды убийств. Основная же масса составов преступлений определяется теперь статутами.

Одним из важных направлений реформ уголовного права являются гуманизация и оптимизация наказания. Это нашло свое отражение в фактической отмене смертной казни. Так, в 1969 г. была отменена смертная казнь даже за тяжкое убийство, хотя в Англии формально сохраняют свою силу некоторые старые статуты, предусматривающие смертную казнь по таким преступлениям, как государственная измена, пиратство и поджог королевских доков. Но практически в течение длительного времени никто не был приговорен к смертной казни за эти преступления.

В 1948 году были отменены каторжные работы, и наиболее тяжелым видом наказания стало лишение свободы с различным режимом. Но современная пенитенциарная политика больше ориентируется на реадаптацию преступников, а поэтому нашла свое выражение в создании специальных детских исправительных учреждений и даже “открытых тюрем”.

Широкое распространение в Англии в качестве меры наказания получило условное осуждение (пробация), которое является эффективным способом социальной адаптации осужденного, проходящей при особом контроле со стороны работников специальной социальной службы.

Рост преступности, увеличение числа судебных дел и связанные с ними перегрузки и медлительность самого судебного процесса потребовали во второй половине XX в. дальнейшего реформирования всей судебной системы и уголовного процесса в частности.

Важное значение в модернизации судебной системы сыграл Закон о судах 1971 г., который ликвидировал ряд судебных инстанций (суды ассизов и др.), унифицировал деятельность судов соответствующих округов, а главное, создал новый Суд короны, входящий в систему высших судов страны.

Закон о судах и правовом обслуживании 1990 г. демократизировал судебный процесс, ввел неизвестную ранее английскому судебному праву категорию правозаступников (адвокатов), подорвав тем самым корпоративные, существующие еще со времен средневековья, монополии барристеров и солиситоров. С 1985 г. в Англии наряду с обвинителями по поручению полиции и потерпевших стала действовать система государственных обвинителей по наиболее важным уголовным делам.

При сохранении традиционной состязательности в уголовном процессе возросла роль полиции. Тем не менее Законом 1994 г. о полиции и доказательствах по уголовным делам деятельность полицейских органов ставится в строгие рамки. Это касается арестов, обысков, изъятия предметов преступления и даже использования электронных устройств и компьютерных данных.

Важное место в XX в. в английской судебной системе и в уголовном процессе по-прежнему занимает суд присяжных. Реформой судов 1971 г. была предпринята попытка централизовать подбор присяжных, который осуществляется теперь не шерифами, как это было исторически, а подбирается чиновниками, назначенными лордом-канцлером. Однако процессы демократизации коснулись и института присяжных заседателей, для которых с 1972 г. отменен имущественный и снижен возрастной цензы.

Все указанные выше изменения были консолидированы Законом 1974 г. о присяжных. Однако в общем числе судебных дел роль суда присяжных в уголовном процессе Англии в последние десятилетия относительно сужается за счет расширения числа дел, рассматриваемых судьями единолично, без участия присяжных заседателей, в так называемом суммарном порядке.