Стихотворение Бесы в духовной и творческой биографии А.С. Пушкина

Л.И.Лобанова

СТИХОТВОРЕНИЕ "БЕСЫ" В ДУХОВНОЙ И ТВОРЧЕСКОЙ БИОГРАФИИ А.С.ПУШКИНА

Наша любовь к Пушкину должна явиться серьезным, ответственным делом, подвигом правды в стремлении понять Пушкина в его творчестве, как и в нем самом. 0 том, кому дано сотворить великое, надлежит знать то, что еще важнее, нежели его творение. Это есть его жизнь, не только как фактическая биография, или литературная история творчества, но как подвиг его души, ее высшая правда и ценность. Поэт явил нам в своем творчестве не только произведения поэзии, но и самого себя, откровение о жизни своего духа в ее нетленной подлинности.

С. Булгаков.

Стихотворение "Бесы" А. С. Пушкина явилось результатом трагических коллизий в духовной и творческой жизни поэта. Этим стихотворением, написанным 6 сентября 1830 года, одним из самых мрачных среди всей лирики Пушкина, начиналась первая Болдинская осень - три месяца, почти неправдоподобные по размаху вдохновения и творческим результатам. "Скажу тебе (за тайну), - отмечал поэт в письме П.А.Плетневу 9 декабря 1830 года, - что я в Болдине писал, как давно уже не писал..." [4].

Представляется необходимым проследить путь, приведший Пушкина к созданию этого лирического шедевра. Вместе с тем интересно осмыслить, как поэт в своем творчестве пытается преодолеть мрачный взгляд на жизнь, а следовательно, - как в личной судьбе переживает страшный духовный кризис.

В 30-е годы общество приходит к трагедийному ощущению истории, понимание прогресса становится все более пессимистичным. "Реализм "промышленного" века оборачивался фантастикой и абсурдом, в железном марше его слышалась призрачность, зыбкая поступь фантомов" [11]. Разделял такую мрачную оценку современного общества и Пушкин.

Еще середина 20-х годов становится для поэта временем переосмыслений и переоценок. В "Разговоре книгопродавца с поэтом", написанном в 1824 году, читаем: "Наш век - торгаш", "В сей век железный [1]. В письмах Пушкина, написанных спустя несколько лет, звучит странная и тоскливая интонация: "Что "Газета" наша?.. - спрашивает он у Плетнева в 1831 году о "Литературной газете". - Под конец она была очень вяла; иначе быть нельзя: в ней отражается русская литература". "Грустно, тоска, - пишет он несколько дней спустя о кончине Дельвига. - Вот первая смерть, мною оплаканная... Нечего делать! согласимся. Покойник Дельвиг. Быть так…" [З].

Тяжело было Пушкину осознать и принять ту ситуацию, в которой находилась литература. В письме М.Н. Погодину 11 июля 1832 года находим: "Варварство нашей литературной торговли меня бесит" [2]. Из заметок 183З года: "Критикою у нас большею частию занимаются журналисты, то есть люди, хорошо понимающие свое дело, но не только не критики, но даже и не литераторы" [1, 3, 491]. "Было время, - пишет поэт в 1834 году, - литература была благородное, аристократическое поприще. Ныне это вшивый рынок..." [5]. В письме М.Н.Погодину 18З2 года Пушкин довольно резко отзывается о читателях: "Угождать публике я не намерен..., ибо Христос запретил метать бисер перед публикой" [3, 78] (ср.: в Библии - перед свиньями).

Многое в жизни было противоестественным, но этот ход событий приходилось принимать. "Надежды славы и добра" не сбывались. Пушкин испытывает голод общения и духовное одиночество. Мир представляется темной клеткой, где нет просвета. Образы ущелья, темноты, тюрьмы возникают в стихотворении "Страшно и скучно", написанном в 1829 году. Поэт ощущает, что в "тишине" над его головою собираются тучи, что приближается беда. Все это мы находим в "Предчувствии" 1828 года.

Стихотворение "Бесы", подготовлявшееся всем ходом духовного развития Пушкина конца 20-х годов, выражало не только сомнения и поиски столь трудной истины, но и известный итог этих размышлений и поисков.

Когда Пушкин приехал в Болдино, далеко позади осталось все, что мучило и терзало его в годы после ссылки; скрылось за горизонтом все, что с болью и горечь заставляло спрашивать." "Жизнь, зачем ты мне дана? ... " - холодная, надменная, равнодушная. Лишь в Болдине поэт ощущал себя царем, чувствовал себя свободным. Эта свобода обеспечивалась 14-ю карантинами (была эпидемия холеры), которые преграждали путь к Москве и отделяли от "отеческих" попечений Бенкендорфа, от назойливого любопытства посторонних людей, запутанных сердечных привязанностей, пустоты светских развлечений.

Соединение тишины и досуга, необходимых для раздумий, и тревожного напряжения, рождаемого чувством приближения грозных событий, выплеснулось неслыханным даже для Пушкина творческим подъемом. В Болдинскую осень пушкинский талант достиг наибольшего расцвета.

Исследование материалов о творчестве Пушкина болдинского периода 1830 года наводит на интересные размышления.

В письме Плетневу из Болдина Пушкин отождествляет бушующую вокруг эпидемию холеры с чертом: "того и гляди, что забежит он и в Болдино и всех нас перекусает..." [4, 454]. Если принять во внимание слова Пушкина о его приятеле - стихотворце ("Когда находила на него такая дрянь, - так Пушкин назвал вдохновение, - то он запирался в своей комнате и писал...до петухов, /нечисть, по народным поверьям, исчезает, когда запоют петухи, - Л.Л./ ... Приятель мой уверял меня, что он только тогда и знал истинное счастье" [4, 45З].), то можно сделать вывод, что Пушкин допускает существование некоей силы и возможность ее влияния на творческий процесс. Вновь обратимся к "Разговору книгопродавца с поэтом". Перед нами - ярчайшая картина творческой деятельности поэта, но как она создается! "Какой-то демон" контролирует мысли и чувства поэта, вдохновенье поэт называет недугом, под "дивное шептанье" демона у него рождаются стихи.

В.Непомнящий, много работавший с черновиками "Бесов", пишет: "Черновики стихотворения поражают воображение зрелищем борьбы с трагическим мотивом, стремящимся выразить себя... Потрясает то, как в процессе писания стихи стремятся стать иными, чем были замыслены сначала" [11, 213].

К счастью, темные силы (черт, холера) не стали "кусать" поэта, как можно было бы ожидать, а "повелели" ему писать. Вслед за Д.Д. Благим можно увидеть, что творчество здесь предстает как "одержимость", болезненный бред, "недуг"; поэт - лишь посредник, воспринимающий нашептывание некой силы. Может быть, таким образом возможно объяснить огромное количество произведений, созданных Пушкиным в Болдине? Однако тайна творческой деятельности поэта не поддается до конца рациональному определению. Гений Пушкина "созерцается нами как некое чудо, творческое откровение, которое содержит в себе нечто новое, оригинальное и потому недоступное рациональной рефлексии" [6].

Каждое художественное произведение при всей его самостоятельности связано со многими другими перекличкой мыслей, чувств, художественными ассоциациями. Так и стихотворение "Бесы" соприкасается с целым рядом пушкинских произведений, объединенных общей темой русской зимы; в них прослеживается не только общность мотивов, но и схожие образы, порой даже прямые реминисценции. Сюжетную роль в цикле играет тема дороги. Сначала - метафорическая дорога в "Телеге жизни" (1823г.). Затем развитие идет от "путника запоздалого" в "Зимнем вечере" (1825 г.) до большой, тряской, нескончаемой дороги в "Дорожных жалобах" (1829 г.); от кружащегося снега, глухой пустоты, скучного, утомительного звона колокольчика в "Зимней дороге" (1826 г.) до вьюги, мрачных туч, а также - до задорного путешествия по родным местам в "Зимнем утре" (1829г.).

Тема дороги у поэта всегда связана с темой конечной цели - дома, прибежища, очага и покоя (везде встречаем камин или печь, тепло). Присутствует здесь и тема женщины - хранительницы домашнего очага, источника и предмета любви. И непременно - образ родины, ее природы, ее песен, поэзии и прозы ее жизни.

Зима предстает как некая "специфически национальная черта русской природы" [4, 475], она находится в гармонии с русским национальным характером. Все "зимние" стихотворения Пушкина отличаются ярко выраженным национально-русским колоритом.

Всеми своими темами цикл устремляется к "Бесам". Здесь дорога приводит к похоронному пению духов, сменившему русские песни няни и ямщика. Есть здесь и путник, но нет окошка, куда можно было бы постучать: "Хоть убей, следа не видно..." [1, 1, 475].

"Бесы" - стихотворение многоплановое. На первом плане - реально-бытовая картина: путник, застигнутый метелью в "чистом поле", его грустно-тревожные думы и чувства. Перед читателем возникает образ русской зимы с ее грозной метелью и тревогами путешествия по летучим снегам, по занесенным дорогам. Подчеркивается характерно русские черты быта и жизни - тут и ямщик со своей речью, своей оценкой событий, и звенящий под дугой колокольчик, и дорожные верстовые столбы... Точные слова, передающие чувства путника и рисующие картины зимней вьюги, обретают и символическую значимость. "Бесы" с их гармоническим построением (первые четыре стиха равномерно, через каждые две строфы, проходящие через все стихотворение; многочисленные словесные повторы, создающие особую музыкальную атмосферу; предельно динамические ритмы; четырехстопный хорей) представляют превосходный образец поэзии, которая сама по себе является музыкой. Стихотворение захватывает и поэзией мысли, мысли выстраданной, напряженной, ищущей. "Бесы"; имеют сюжет, развитие которого как бы делит рассказ о путешествии на три части. В первой, относительно спокойной, смысловое ударение падает на слова "еду, еду". Во второй части возникают и осложняют движение кибитки препятствия, бытовой рассказ о зимнем путешествии приобретает философский, символический смысл, усиливается тревога. Кульминацией рассказа здесь является: "Кони стали!". Человек оказывается бессильным перед лицом стихии, ему не совладать с ее слепой и жестокой силой. На первый план выдвигаются "кони". Третья часть дает разрешение конфликта: "Кони снова понеслися! ". Символика и здесь удваивает смысл, дает бытовое и философское решение ситуации: "путник и метель".

"Бесы" сложились в условиях последекабрьского тупика. "Русская зима, которая обернулась непроглядной вьюгой, занесла не только все пути, но и все следы к ним" [4, 479]. Отсюда тема безвыходности, которая пронизывает все стихотворение. В нем "мрачное, безотрадное созерцание получает своего рода космический размах, приобретает характер некоего всеохватывающего философского символа... Все сущее предстает как некий вихрь мировой бессмыслицы" [4, 479].

Сами злые духи, сбивающие с пути проезжающих, не рады успеху своей бесовской игры. Кружащиеся в "беспредельной вышине", уносимые этим вихрем неизвестно зачем и куда, они сами "жалобно поют", плачут и страдают. Именно их жалобный визг и вой сообщает концовке стихотворения особые "надрывные" интонации, подобных которым мы не встретим ни в каком другом стихотворении Пушкина.

Первоначальный вариант заглавия стихотворения - "Шалость". Но получилось совсем не то, чего хотелось вначале. Получились стихи об ужасе неизвестности: "Кто их знает? Пень или волк?". Бесы предвещают беду. "Неведомость" и безликость этой беды и есть самое страшное.

Обратимся к "Словарю живого великорусского языка" В.И.Даля: "Бес - злобное, бесплотное существо, злой дух, демон, черт... Бесовщина - наваждение, бред наяву, видения (ср.: "что там в поле?"), призраки, явления // неистовство всякого рода (ср.: "вьюга злится... плачет"), бешеные, неистовые прогулки (ср.: "закружились бесы разны")... Беситься - гневаться, сердиться, лютить, выходить из себя (ср.: "дует, плюет на меня") // шалить, дурить (ср.: "в поле бес нас водит"),резвиться без меры (ср.: "да кружит по сторонам" ) // сходить с ума, быть больным, одержимым бесом" [7]. Налицо глубокое понимание, тонкое чувствование Пушкиным народной поэтики и гениальное воплощение ее в своих произведениях.

На другой день после "Бесов" появилась "Элегия", где отражена попытка поэта преодолеть власть темных сил над своей судьбой. Исследуя и дальше творчество Пушкина, мы увидим, как борьба этих двух мотивов - свободной жизни и подчиненности злому року - перерастет в еще более глобальную коллизию - в борьбу жизни и смерти. Пушкин не хочет умирать; в страданиях и постоянных размышлениях он видит полноту жизни, которая отождествлялась для него со свободой. Его влекло к действию и борьбе, однако: "сулит мне труд и горе грядущего волнуемое море" [1, 1, 477]. Его не покидает уверенность в предстоящих бедствиях. Ощущается усталость от противоречий жизни. Будучи в трагическом, неразрешимом противоречии с самим собою, поэт ищет покоя, мира, убежища от бесов. "Художник, по природе своей страстно современный, в творчестве он стремился найти какую-то область тишины и спокойной несовременности, куда можно было бы удалиться, как в глухую деревню, - убежать, чтобы отдышаться. "Ух! кабы мне удрать на чистый воздух!" [11, 2З6]. Областью "чистого воздуха" стали для него сказки.

Завершив в "Бесах" тему дороги и дома, замкнув первый круг поисков покоя и прибежища, Пушкин немедленно начинает новый круг. И "Бесы" оказались прологом к его сказкам. Первоначальный замысел "Шалости" воскресает в "Сказке о попе и работнике его Балде". Через неделю после надрывавшего сердце стихотворения снова возникают бесы, - но какие! Старый облезлый мужик с рогами, вылезающий из моря, и маленький сопливенький бесенок. "Ярмарочная комедия тяжбы Балды с этой потешной компанией есть пародия трагедии "Бесов", заклятье смехом" [11, 237]. В сказке "Золотой петушок" встречаем также "бесовскую" неясность, сочетание непроницаемости тайны с прозаической достоверностью.

Пушкин уходит от своей личной судьбы в эпос, в историю. "Бесы" не остались прологом к сказкам, они приобрели новое обличье и ворвались в исторический роман. Народный бунт, стихия, описанная в "Капитанской дочке", сродни безудержному кружению бесов". Кроме того, в главе "Вожатый" романа "Капитанская дочка" возникают образы, напрямую соотносимые с "Бесами": воющий, словно живой, ветер, мгла, мутное кружение метели, "кони стали... что-то чернеет, ...человек или волк?" [1, 3, 241]. Здесь та же дорога, кибитка, тот же ямщик с его выразительной речью. В повести "Метель" - та же сюжетная линия, те же образы и те же чувства неизвестности, ужаса. Дорога, тройка, месяц, ямщик, грустные нотки - все это встречается и в стихотворении "В поле..." (1833 г.).

Тема ухода, смерти, появившаяся в "Элегии" в 1830 году, вновь возникает в 1835 году в стихотворении "Странник" "Смерть меня страшит" [1, 1, 572]. Но если в "Элегии" поэт пытается выразить жизнеутверждающее начало, то в "Страннике" он почти уверен в близости своего конца, и это пугает его. Две борющиеся в нем силы - борются и в его стихах. "Невидимо склоняясь и хладея, мы близимся к началу своему... Покамест упивайтесь ею, сей легкой жизнию, друзья!" Продолжение этой мысли отразилось в рукописях: "О, скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню? - поля, сад, крестьяне, книги, труды поэтические - семья, любовь , религия, смерть" [9].

Можно без конца "надрываться" в обличениях среды, в которой вращался Пушкин. Но это не объяснит того духовного изнеможения, которое обозначилось у него с З0-х годов.

Земная красота трагична. Мечтая заслониться от унизительной социальной зависимости семейным очагом, он потерял уже и независимость "семейственную". Его уделом было искать денег на туалеты жены и светскую жизнь. Пушкин время от времени порывается выйти в отставку, сбросить цепи, уехать; и когда это случалось, его в деревенском уединении посещало вдохновение. Но это желание неизбежно разбивалось о разного рода препятствия, которые оказались непреодолимыми. Пушкина спасал лишь его чудесный поэтический дар. Пророк ищет себе убежища в поэте. Но "совершилось смещение духовного центра. Равновесие, необходимое для творчества, было утрачено, и эта утрата лишь прикрывалась его железным самообладанием" [6, 287].

Самая смерть Пушкина, думается, не может быть вменена Дантесу как дело его злой воли. Пушкин сам поставил к барьеру не только другого человека, но и себя самого вместе со своей Музой, со своими друзьями, со своей Россией, со всеми нами.

Вина и причины дуэли обычно ищутся всюду, только минуя самого поэта. Разумеется, светская среда, в которой вращался Пушкин, не соответствовала его духовной личности. Ему суждено было одиночество гения, неизбежный удел подлинного величия. Но, находя лишь в злой воле других причину гибели Пушкина, исследователи, по словам С.Булгакова, не замечают, что тем самым "хулят Пушкина, упраздняют его личность, умаляют его огромную духовную силу. Пушкин достоин того, чтобы самому держать ответ перед Богом и перед людьми за свои поступки. Вершина не уничтожается предгорьями" [6, 27З].

Постоянная борьба между жаждой жизни и невозможностью жить вылилась в трагическое и неразрешимое противоречие в самом поэте. Хрупкое равновесие между свободой и подчиненностью, между жизнью и смертью сместилось в сторону последней. Различного рода неудачи, неурядицы, проблемы, обернувшись жестокими и причудливыми ведьмами, чертями, бесами ворвались разноликою гурьбой в жизнь и творчество поэта, стремясь поселить там "неразбериху". Жизненные и духовные силы, жажда жизни - все это до конца, до последнего вздоха боролось со злой, дикой и нелепой "бесовщиной". "Пушкин, в какое-то мгновение, преображенный смертью, превратился в бронзовый памятник славы России" (А.И. Тургенев) [9, 249].

Стихотворение "Бесы" в творчестве Пушкина было не случайным. Оно постепенно рождалось из трагической и возвышенной литературной и жизненной биографии поэта, имея продолжение в темах и образах его дальнейшего творчества и в реальной жизни. Русские философы конца ХIХ - начала ХХ века, обращаясь к Пушкину, постоянно подчеркивали, что судьба поэта – это наша судьба, судьба России. Поэтому можно сказать, что трагическое стихотворение "Бесы" отразило один из кризисных этапов русского общества, жизни всего народа. Необходимо помнить слова С.Булгакова: "Пушкин - наша родина, с ее неисследимой глубиной и неразгаданной тайной, и не только поэзия Пушкина, но и сам поэт" [6, 270].

ЛИТЕРАТУРА.

1.   Пушкин А.С. Сочинения: В 3-х т. Т.1. - М., 1985. - 315 с.

2.   Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. 4-е изд. Т.10. - Л.: Наука, 1977-1979. - 321 с.

3.   Пушкин А.С. Письма: в 3-х т. Т.1. - М.-Л.: Госиздат, 1928. - 57 с.

4.   Благой Л.Л. Творческий путь Пушкина (1826 - 1830). - М., 1967. -

 451 с.

5.   Богословский Н.В. А.С.Пушкин о литературе. - М., 1962. - 198 с.

6.   Булгаков С. Жребий Пушкина // Пушкин в русской философской критике конца ХIX - первой половины ХХ века. - М., 1990. - 274 с.

7.   Даль В.И. Словарь живого великорусского языка. Т.1. - М., 1956. - 157 с.

8.   Измайлов Н.В. Очерки творчества Пушкина. - Л., 1976.

9.   Лотман Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин. - Л., 1983. - 214 c.

10.Мережковский Д. Пушкин // Пушкин в русской философской критике конца Х1Х - первой половины ХХ века. - М., 1990. - 274 с.

11.Непомнящий В. Эволюция Пушкина в 30-е годы // Вопросы литературы, 197З, № 11, с.213.

12.Томашевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. - М., 1990.

13.Эйдельман Н. Пушкин. Из биографии и творчества. 1826-1837гг. - М., 1987.