Тема родины в творчестве Блока

Русь! Русь! Какая непостижимая тайная сила

влечет к тебе и почему слышится и раздается

постоянно в ушах твоя тоскливая, несущая

по всей длине и ширине твоей, от моря и до

моря, песня? Что в ней, в этой песне? Что зовет

и рыдает, и хватает за сердце? – Русь! Чего же

ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь

таится между нами? .

Н. В. Гоголь.

Введение

Эпохи одна от другой отличаются во времени, как страны в пространстве, и когда говорится о нашем серебряном веке, мы представляем себе какое-то яркое, динамичное, сравнительно благополучное время со своим особенным ликом, резко отличающее от того, что было до, и что настало после. Эпоха серебряного века длиною от силы в четверть века простирается между временем Александра III и семнадцатым годом.

Конец XIX — начало XX в. в России — это время перемен, неизвестности и мрачных предзнаменований, это время разочарования и ощущения приближения гибели существующего общественно-политического строя. Все это не могло не коснуться и русской поэзии.

Творчество Александра Блока принадлежит к числу замечательных явлений нашей национальной художественной культуры. Его стихи и поэмы – одна из вершин русской поэзии. Тема России – важнейшая в поэзии Блока. Это можно объяснить тем, что он творил в переломный момент истории. Блок пережил две революции, был свидетелем их предпосылок, последствий. В такие периоды жизни особенно остро стоит вопрос о дальнейшем развитии страны, о ее будущем.

Основная часть

В конце 1908 года поэт отправил необычайно важное по своему значению письмо К. С. Станиславскому, заинтересовавшемуся в то время драмой «Песня Судьбы»; в своем письме Блок говорит в связи с возникшей перед ним «темой о России»:

«Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь. Все ярче сознаю, что это – первейший вопрос, самый жизненный, самый реальный. К нему-то я подхожу давно, с начала своей сознательной жизни, и знаю, что путь мой в основном своем устремлении – как стрела – прямой, как стрела – действенный. Может быть, только не отточена моя стрела. Несмотря на все мои уклонения, падения, сомнения, покаяния, - я иду. И вот теперь уже (еще нет тридцати лет) забрезжили мне, хоть и смутно, очертания целого. Недаром, может быть, только внешне неловко, внешне бессвязно, произношу я имя: Россия. Ведь здесь – жизнь или смерть, счастье или погибель…»

Только в решении этой темы видит поэт возможность обновления жизни, и, утверждает он, если мы откроем ей сердце, то она «исполнит его восторгом, новыми надеждами, новыми снами, опять научит свергнуть его проклятое «татарское» иго сомнений, противоречий, отчаянья, самоубийственной тоски, «декадентской иронии» и пр. и пр., все то иго, которое мы, «нынешние», в полной мере несем. Не откроем сердца – погибнем (знаю это, как дважды два четыре)» (то же письмо).

Неизменно связывая эту богатую тему с вопросом о положении и судьбе народа, Блок вдохновенно и неустанно разрабатывал ее и в лирике («На поле Куликовом» и многие другие стихи, вплоть до «Скифов»), и в эпосе («Возмездие», «Двенадцать»), и в драме («Песня Судьбы»), и в публицистике.

Поэт, проникнутый острым, неподдельным и всепоглощающим чувством родины, жил с нею одной жизнью, болел ее болями, радовался ее радостям. Его судьба – в судьбе родины, неотделима от нее, неразрывно связана с нею, и «его рука – в руке народной…». Душу русского человека – своего современника, ее национальный тип, ее особый строй он объяснял русской исторической действительностью, событиями русской жизни начала ХХ века:

Мы – дети страшных лет России –

Забыть не в силах ничего!

Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы –

Кровавый отсвет в лицах есть.

Есть немота – то гул набата

Заставил заградить уста.

В сердцах, восторженных когда-то,

Есть роковая пустота…

То, что открылось поэту в грозах революции, «переворачивало» его душу, и теперь он в новом свете увидел родину – во всей ее славе и силе, в ее суровой и бессмертной красоте, полностью и навсегда захватившей его сердце.

В теме родины переплетается все – и личная страсть поэта, и чувство долга, и ненависть к «лживой жизни», и ощущение надвигающейся социальной бури, и вера в «новый век». Именно поэтому тема родины приобрела в творчестве Блока столь лирический характер:

Так – я узнал в моей дремоте

Страны родимой нищету

И в лоскутах ее лохмотий

Души скрываю наготу.

Стихотворения Блока – страстное излияние любви к России, жажда увидеть ее свободной и счастливой:

Россия, нищая Россия,

Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые, -

Как слезы первые любви!..

Пусть она бедна, пусть горька и безрадостна любовь к ней, униженной, скованной, - поэт прозревает в ней такую мощь, перед которой не устоять ее врагам.

Блок воспринимает родину как живое существо, которое «живет и дышит» рядом с человеком. «Чем больше чувствуешь связь с родиной, тем реальнее и охотнее представляешь ее себе как живой организм»: «…на каждый удар или укол она поднимает гневную голову, под каждой лаской становится нежной и страстной».

Самый образ России принимает в стихах Блока глубоко своеобычное, новое для русской поэзии лирическое воплощение. Россия Блока – чаще всего даже не мать, какою она изображена русскими поэтами XIX века (этот аспект образа встречается и у Блока), а тоскующая жена, невеста или возлюбленная, и отношения поэта с нею напоминают настоящий любовный роман. «О Русь моя, жена моя!..», «О, бедная моя жена», «…невеста, Россия», «И пусть другой тебя ласкает…», «Помяни за раннею обедней мила друга, светлая жена…» – так обращается Блок к родине. Она предстает поэту то «статной царевной», которая «обнимает рукой» и оплетает косой», то прекрасной девушкой «разбойной красы», в узорном платочке, надвинутом до бровей, то сказочной красавицей, плененной колдуном. Этот лирический и опоэтизированный образ России-красавицы, России-возлюбленной, России-жены наделен в стихах Блока живыми человеческими, даже своего рода «портретными» чертами:

Нет, не старческий лик и не постный

Под московским платочком цветным!

Сквозь земные поклоны да свечи,

Ектеньи, ектеньи, ектеньи –

Шопотливые, тихие речи,

Запылавшие щеки твои…

В этом живом образе России оттенены и подчеркнуты типические черты женского характера. Черты эти – вечное «горение», высокое напряжение воли, неукротимая страсть, душевное беспокойство. В частности, всем этим щедро наделена Фаина – героиня драмы Блока «Песня Судьбы», олицетворенный образ «юной» народной России, в голосе которой – «вольная русская песня», «зовущая даль», «синие туманы, красные зори, бескрайные степи».

Историчность художественного мышления Блока.

Характер и идейный смысл национальной проблематики в творчестве Блока определялись историчностью его художественного мышления. Эта черта резко отличала поэта от подавляющего большинства русских символистов. Творчество зрелого Блока исторично прежде всего потому, что служит художественным отражением исторического процесса, а во-вторых, потому, что поэт ощущал себя самого участником этого беспрерывного, берущего начала в прошлом и обращенного в будущее процесса, связывая свою личную судьбу с судьбами своей страны, своего народа, своей культуры. Блоку было присуще необыкновенно живое, органическое ощущение «связи времен» – прошлого, настоящего и будущего.

Чувство личного участия в историческом процессе приобретало в поэзии Блока характер отчетливого и на редкость конкретного ощущения прошлого в его неразрывной связи с настоящим («Нет! Все, что есть, что было, - живо!..»). Образы истории никогда не были для Блока ни мертвой ретроспекцией, ни условно-«исторической» декорацией, ни предметом эстетской стилизации. Древнерусский воин из ополчения Дмитрия Донского (в стихотворном цикле «На поле Куликовом») – это герой лирический, это сам поэт, ощутивший себя участником Куликовской битвы. Поэт, перевоплотившись в русского воина, не вспоминает об одном из героических событий прошлого, тем более не описывает его, но воссоздает в лирическом переживании, в ощущении собственного патриотического действия:

Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами

Степную даль.

В степном дыму блеснет святое знамя

И ханской сабли сталь…

Живое ощущение прошлого, с тончайшим поэтическим мастерством переданное в стихах «На поле Куликовом», вырастает из множества конкретных, исторически локальных примет национальной поэтической стихии, составляющих «пейзаж» этого замечательного цикла: желтая глина обрыва, грустящие стога, степной простор, кобылица, мнущая ковыль, клики лебедей, темный и зловещий Дон, горючий белый камень, мать, бьющаяся о стремя ратника, орлий клекот, широкие и тихие пожары, пыльная и горячая кольчуга на плечах воина…

Такое ощущение прошлого передано и одновременной циклу «На поле Куликовом» драматической поэме «Песня Судьбы», в монологе главного ее героя – Германа: «Все, что было, все, что будет, обступило меня: точно эти дни живу я жизнью всех времен, живу муками моей родины. Помню страшный день Куликовской битвы…». Вся образная ткань этого монолога, взятая из народного сказания, та же, что и в стихах «На поле Куликовом»: «Я знаю, как всякий воин в той засадной рати, как просит сердце работы и как рано еще, рано!.. Но вот оно – утро! Опять торжественная музыка солнца, как военные трубы, как далекая битва… а я – здесь, как воин в засаде, не смею биться, не знаю, что делать, не должен, не настал мой нас! Вот зачем я не сплю ночей: я жду всем сердцем того, кто придет и скажет: «Пробил твой час! Пора!» («Песня Судьбы», картина V).

Здесь Герман – современный герой, заблудившийся на перепутьях тщетных интеллигентский исканий и пытающийся обрести прямые пути к России, к народу, - перекликается с древнерусским воином из цикла «На поле Куликовом»:

Но узнаю тебя, начала

Высоких и мятежных дней!

Над вражьим станом, как бывало,

И плеск и трубы лебедей.

Не может сердце жить покоем,

Недаром тучи собрались.

Доспех тяжел, как перед боем,

Теперь твой час настал. – Молись!

Перекличка эта не случайна. И в стихах «На поле Куликовом» и в драме песня судьбы образы далекого прошлого были привлечены поэтом для решения актуальной современной проблемы, особенно глубоко волновавшей его, именно проблемы взаимоотношений народа и интеллигенции.

Цикл «На поле Куликовом».

В цикле «На поле Куликовом» страстно напряженное чувство сочетается с такою широтой раздумий, что голос поэта словно бы растворяется в голосе самой истории страны, у которой такое великое прошлое и огромное будущее, что захватывает дух.

Однообразен ее простор, нет здесь ярких и радужных красок, не за что зацепиться взгляду; все так ровно, спокойно, безгранично, что кажется – так оно пребывало и будет пребывать во веки веков:

Река раскинулась. Течет, грустит лениво

И моет берега.

Над скудной глиной желтого обрыва

В степи грустят стога…

Раздумья о судьбах родной страны плывут широким потоком, где слились воедино и скорбь, и гордость, и предчувствие каких-то великих перемен и радостных событий, ожидающих родину:

О, Русь моя! Жена моя! До боли

Нам ясен долгий путь!

Наш путь – стрелой татарской древней воли

Пронзил нам грудь…

Здесь и самый покой безграничных просторов оказывается мнимым: за ним – клокотание бури, противоборствующих страстей. означающих «вечный бой» с силами хищничества и порабощения, - и в облике воина Дмитрия Донского, нанесшего решительное поражение татарам, захватившим русскую землю, поэт видит воплощение бессмертного духа и непреклонного мужества русских людей, упорных в труде и грозных в гневе, - если враг осквернил их святыни и покусился на их неотъемлемое достояние.

Цикл стихов «На поле Куликовом» – это напоминание о подвиге, некогда воплощенном в битве света с тьмой, в одолении темного хаоса – ради свободы и счастья своей отчизны. Идет «вечный бой» – за Русь, за милого друга, за светлую жену, за все то, что дорого и свято, и нет отдыха в этой трудной и напряженной борьбе:

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль…

В пыли мчатся герои Куликова поля на битву с врагом, и самый закат перед ними, словно бы омытый кровью, прорывается сквозь нагромождения тяжелых и испуганных туч, сквозь суровые облака, отсвечивающие багрянцем и заволакивающие небо – от края до края…

В первом собрании своих стихотворений Блок сопроводил цикл «На поле Куликовом» следующим примечанием: «Куликовская битва принадлежит, по убеждению автора, к символическим событиям русской истории. Таким событиям суждено возвращение. Разгадка их еще впереди».

Как понимать эти слова о символическом значении освободительной битвы? Статья Блока «Народ и интеллигенция» (1908) раскрывает символику его лирического цикла: воинский стан Дмитрия Донского – это поэтический образ русского народа, находящегося в состоянии революционного брожения и готовности к наступающей битве, а «вражий стан» Мамая – это аналог оторвавшейся от народа и погруженной в мертвый «аполлинический» сон интеллигенции.

Таким образом, Блок как бы переворачивает традиционные представления, привычные для либерального интеллигента, которому испокон века твердили, что народ «спит», а интеллигенция «идет вперед» и призвана «разбудить народ». У поэта же все приобретает иной смысл: «орда» интеллигенции хотя и шумит, но это – косная и уже мертвеющая сила, а народ – русская рать – готовится к великой решающей битве.

Стихи цикла «На поле Куликовом» существуют, конечно, и вне такого понимания как гениальная поэзия родины, русской национальной стихии, не сводимая к частному вопросу о народе и интеллигенции. Но в них есть второй (публицистический) план, и он был для Блока далеко не безразличен.

Драма «Песня Судьбы».

Гораздо более резко прямолинейно публицистический смысл, который Блок вкладывал в тему России, выражен в драме «Песня Судьбы». Сама идея драмы очень значительна. Герой ее – поэт Герман (в нем легко угадать самого Блока) покинул свой «белый дом», полный «безысходного счастья». ради соблазнов большого мира. В свисте ветра он услышал «песню судьбы», которая властно влечет его на волю. Но на воле он встретил лишь пошлости, продажность, ложь, насилие, бездушную машинную цивилизацию, которая только угнетает и губит человека. Герман честен и совестлив, он проклинает этот развращенный мир:

Я не могу и не хочу терпеть!

Так вот каков великий пир Культуры!

Там гибнут люди – здесь играют в гибель!

Здесь песней золотою покупают

Достоинство и разум, честь и долг…

Так вот куда нас привели века

Возвышенных, возвышенных мечтаний?

Но он – человек, запутавшийся в сомнениях и противоречиях. Душа у него «как шумный водопад», но он не знает, «куда направить силу»: «Я не знаю! Знаю, сколько дела, и не умею начать…» Он полюбил Фаину (Россию), но ему еще не под силу пойти с нею вместе. «Ты любишь меня?» – спрашивает Фаина Германа. «Люблю тебя», - отвечает тот. «Ты знаешь меня?» – «Не знаю». – «Ты найдешь меня?» – «Найду». Настоящая встреча Германа и Фаины еще впереди. Фаина покидает Германа. У него остается только одно – «чистая совесть». «И нет дороги. Что же делать мне, нищему? Куда идти?»

Обратно, в тихий «белый дом», Герману уже нет пути. Драма кончается тем, что бездомного и сбившегося с дороги Германа выводит из вьюги некрасовский коробейник (песня на слова Некрасова: «Ой, полна, полна коробушка…» и т. д. проходит аккомпанементом через всю последнюю сцену «Песни Судьбы»).

Блок возлагал на «Песню Судьбы» большие надежды: «Но камень-то, который я, может быть, не сумел отшлифовать в «Песне Судьбы», - он драгоценен» (письмо к Станиславскому от 9 декабря 1908 года).

«Новая Америка».

Следующий этап в осмыслении темы родины знаменует стихотворение «Новая Америка», являющееся новой ступенью в цикле, посвященном родине; оно свидетельствует о том, что поэт все более глубоко осмысливал судьбы родной страны и находил все более верные ответы на вопрос о ее будущем, о ее счастье.

Стихотворение открывается необъятно широкой и торжественной картиной:

Праздник радостный, праздник великий,

Да звезда из-за туч не видна…

Ты стоишь под метелицей дикой,

Роковая, родная страна…

В стихотворении «Новая Америка» Блок утверждал, какими обманчивыми являются порою представления о России, - если ограничиться лишь тем, что бросается в глаза, и упустить из виду нечто гораздо более важное и существенное, хотя бы и неприметное с первого взгляда:

Там прикинешься ты богомольной,

Там старушкой прикинешься ты,

Глас молитвенный, звон колокольный…

За крестами – кресты, да кресты…

Словно бы ничто не изменилось в этой Руси, и она такая же, как и столетия назад, но если взглянуть пристальней, то и поистине окажется, что Русь уже совершенно не та, какою видится с первого взгляда; она может «прикинуться» смиренной, покорной, богомольной, но ведь это уже одна только видимость, ибо не молитвенное смирение, а нечто совершенно другое различает пытливый взгляд поэта сквозь старые, привычные черты, и совсем иные звоны и голоса слышатся его настороженному, чуткому слуху «под метелицей дикой», проносящейся по просторам родной страны.

Поэт говорит о России будущего как о «новой Америке», но вносит он в эти слова особый смысл: здесь «новая Америка» – это не США, не страна бизнесменов, биржевиков (о которых ни одного слова нет в стихотворении); здесь под «новой Америкой» подразумевается край огромных возможностей и талантливого, молодого духом народа, который сумеет претворить – и претворяет – эти возможности на живом, плодотворном деле.

Самое главное, что следует подчеркнуть в стихотворении «Новая Америка», - это то, что, прославляя новую Русь и ее новый облик, ее молодой задор, ее творческие силы, Блок даже и не упоминает предпринимателей, владельцев фабрик и заводов. Он знает – не они создают богатства и, стало быть, не им принадлежит честь и слава завоевания и освоения недр родной страны, ее неисчислимых сокровищ, несущих людям счастливое будущее.

Если сравнить цикл «На поле Куликовом» с «Новой Америкой», то нельзя не заметить новой степени зрелости поэта, ибо в «Новой Америке» то, что несла с собой современность, раскрыто более конкретно, и картины злободневной действительности уходят в широкую , устремленную в будущее перспективу; здесь вера поэта в свой народ и его будущее обрела более прочную опору, ибо художник отдает себе уже ясный отчет в том, где заложены богатства и мощь родной страны, от кого именно можно ждать ее обновления, кто является носителем будущего, от кого зависит победа в борьбе за ее благо и процветание; все это и находит свое страстное и торжественное выражение в «Новой Америке» – гимне новой России, одно предчувствие которой преображало обыкновенный и будничный день в радостный и великий праздник.

Россия – страна назревающей революции.

На первый план в гражданственно-патриотической поэзии Блока выдвигается тема борьбы за будущую Россию. Из понимания того факта, что Россия – страна назревающей революции, вырастала уверенность поэта в том, что родине его предстоит сыграть великую, всемирно-историческую роль в жизни человечества. Даже обращаясь к национальному прошлому, поэт, как мы видели, останавливался на таких исторических событиях, которые позволяли ему связывать их с темой борьбы за будущую Россию («На поле Куликовом»).

«Нам завещана в фрагментах русской литературы от Пушкина и Гоголя до Толстого, в светлых и неподкупных, лишь временно помутившихся взорах русских мужиков – огромная (только не схваченная еще железным кольцом мысли) концепция живой, могучей и юной России, - писал Блок в письме, вступая в спор с Розановым. - …Если есть чем жить, то только этим. И если где такая Россия «мужает», то уж, конечно, только в сердце русской революции в самом широком смысле, включая сюда русскую литературу, науку и философию, молодого мужика, одержанно раздумывающего думу «все об одном», и юного революционера с сияющим правдивым лицом, и все вообще непокладливое, одержанное, грозовое, пересыщенное электричеством. С этой грозой ни один громоотвод не сладит».

Таких слов, проникнутых неподкупной любовью к народу и верой в революцию, в ее историческую справедливость, в годы реакции не произносил ни один из символистов и вообще ни один из представителей тогдашней литературы.

Пусть представление поэта о надвигающейся революции было смутным, - в самом главном он не ошибался: в воле народа к победе за свободу, в его моральной правоте и неисчерпаемой творческой силе, в том, что правда на его стороне и будущее за ним:

Народ – венец земного цвета,

Краса и радость всем цветам:

Не миновать Господня лета

Благоприятного – и нам.

Эта вера в Россию животворила Блока. Даже запечатлев с истинно реалистической беспощадностью отвратительный образ ханжи и стяжателя (в стихотворении «Грешить бесстыдно, непробудно…»), поэт наперекор всему мужественно утверждает:

Да. И такой, моя Россия,

Ты всех краев дороже мне…

Блок здесь ничего не любит и ни чем не любуется, напротив – все ненавидит «священной ненавистью». Но даже с такой Россией он не может «разлучиться», даже такая Россия ему «дороже всех краев» – и не только по велению патриотического долга, но и потому, что за всяческой пошлостью и грязью ему сквозит «мир иной», будущая Россия.

Это – «Россия в мечтах». «Она глядит на нас из синей бездны будущего и зовет туда. Во что она вырастет – не знаем; как назовем ее – не знаем». Но мечты об этой будущей России помогали Блоку вынести «непроглядный ужас» и пошлость окружавшей его «лживой жизни», уберегли от отчаяния. Россия Блока – это «легкий образ рая», утешенье и надежда усталого, обездоленного человека. Вспоминая «все, что мучило когда-то, забавляло иногда» – лесть, коварство, славу, злато, «человеческую тупость», все, что составляет «круг постылый бытия», поэт спрашивает: «Что ж, конец?» И отвечает:

Нет… еще леса, поляны,

И проселки, и шоссе,

Наша русская дорога,

Наши русские туманы,

Наши шелесты в овсе…

Блоковские образы родины.

Важно отметить, что образ родины в патриотической поэзии Блока не оставался неизменным. С течением времени он все больше и больше наполнялся реальным общественно-историческим содержанием. Сначала поэт вдохновенно воспевал романтически «необычайную», «почиющую в тайне» Русь – «нищую», колдовскую, «дремучую», с ведунами и ворожеями, с заветными «преданьями старины»:

Ты и во сне необычайна,

Твоей одежды не коснусь.

Дремлю – и за дремотой тайна,

И в тайне – ты почиешь Русь.

Русь, опоясана реками

И дебрями окружена,

С болотами и журавлями,

И с мутным взором колдуна,

Где разноликие народы

Из края в край, из дола в дол

Ведут ночные хороводы

Под заревом горящих сел,

Где ведуны с ворожеями

Чаруют злаки на полях

И ведьмы тешатся с чертями

В дорожных снеговых столбах…

Где все пути и все распутья

Живой клюкой измождены

И вихрь, свистящий в голых прутьях,

Поет преданья старины…

Блок определял Россию двойственно – то как «нищую» и «прекрасную» Русь, то как «Новую Америку»: «Он не мог да и не хотел соединить эти два начала, он осязательно противопоставлял их друг другу как враждебные, утверждая в этом противопоставлении романтику своего творчества» (Н. Асеев).

Главное и основное в патриотической лирике Блока не умиленное любование «смиренной наготой» России, но представление о ней как о стране громадной, еще не выявленной вполне мощи и энергии, как о стране, неудержимо рвущейся к новой жизни. Она вся устремлена вперед – в бескрайную «даль веков». С нею

И невозможное возможно,

Дорога долгая легка…

Мотив дороги – «долгого пути», лежащего перед родиной, красной нитью проходит через всю патриотическую лирику Блока: «Выхожу я в путь, открытый взорам…», «И пойду путем-дорогой…», «И опять за травой колокольчик звенит…», «О Русь моя! Жена моя! До боли нам ясен долгий путь…», «Путь степной – без конца, без исхода…», «Но бежит шоссейная дорога…», «Наша русская дорога…», «Ты прошла ночными путями…»

«Россия – буря», - говорил Блок, и это ощущение родины как могучей и свободной стихии он гениально передал в своей лирике, в самой ее образной ткани, в проходящих через все его стихи единых по своему внутреннему смыслу образах безудержного вихревого стремления, полета, вечного движения: ветер, вьюга, снежная метель, пожар, раздуваемый ветром, бегущие по небу тучи…

Эта цепь образов тянется от ранних стихов до «Двенадцати», и вне этой символики для Блока не существует ощущения России, потому что он ощущает ее всегда – только в движении, только в полете, только в устремлении вперед, в будущее. и это свое ощущение бушующей повсюду «бури и тревоги» Блок выражал специфическими средствами стиха – лирически окрашенным пейзажем, самим ритмом и темпом стиховой речи:

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль…

Летит, летит степная кобылица

И мнет ковыль…

И нет конца! Мелькают версты, кручи…

Останови!

Идут, идут испуганные тучи,

Закат в крови!

Закат в крови! Из сердца кровь струится!

Плачь, сердце, плачь…

Покоя нет! Степная кобылица

Несется вскачь!

Образ родины, находящейся в вечном движении, в полете, в пути, преемственно связан в поэзии Блока с лирической патетикой Гоголя, с его необгонимой птицей-тройкой. Это ясно видно, например, из программы одного из творческих замыслов Блока: «И вот поднимается тихий замысел наших сомнений, противоречий, падений и безумств: слышите ли вы задыхающийся гон тройки? Видите ли вы ее, ныряющую по сугробам мертвой и пустынной равнины? Это Россия летит неведомо куда – в сине-голубую пропасть времен – на разубранной своей и разукрашенной тройке. Видите ли вы ее звездные очи – с мольбою, обращенные к нам…». Знаменательно, что здесь намечено продолжение одного из наиболее лирически-интимных стихотворений Блока («Я пригвожден к трактирной стойке…»), - лишний пример господствующего в его поэзии слияния «личного и общего».

Заключение

Творчество Блока и поныне захватывает нас, является призывом к борьбе за переустройство жизни, за ту Россию, которая должна возникнуть перед нами во всей своей ничем не замутненной красоте. К этой Руси и шел поэт, ее видел в своей творческой мечте, ее воплощал в созданиях своего труда.

Прекрасны стихи Блока о России, проникнутые нежностью и преданной любовью к родине, к ее славному прошлому, к красоте и очарованию ее природы, к ее далям и бесконечным дорогам, серым избам и ветровым песням…

Список литературы:

Вл. Орлов «Александр БЛОК»

Борис Соловьев «Поэт и его подвиг»

Журнал «Литературное обозрение» (10, 1980)

Александр Блок «Стихотворения и поэмы» (вступительная статья Николая Крыщука)

Журнал «Молодая гвардия» (11, 1990)

14

Страница