Древнерусское право

Раздел II. Древнерусское право

Глава 1. Источники права

Процесс возникновения права так же сложен, как и про­цесс возникновения государства. И протекают оба этих процес­са одновременно. Если отталкиваться от положения, что реали­зация права обеспечивается государством, то приходится при­знать, что право не может возникнуть раньше государства. Ес­тественно, и в догосударственный период имелись нормы, регу­лировавшие отношения в обществе: нормы морали, религиоз­ные нормы, нормы обычаев. Они соблюдались прежде всего бла­годаря авторитету традиций, общественного мнения и религи­озных верований. Эта сила была, пожалуй, сильнее угрозы на­казания со стороны государства.

Обычное право. Отношение государства к обычаям пле­менного строя и периода военной демократии было неодинако­во. Одни обычаи регулировали отношения, в которые государ­ство не считало нужным вмешиваться, предоставляя населе­нию самому решать, соблюдать их или не соблюдать. Эти нор­мы так и действовали как нормы обычаев. В частности, госу­дарство не вмешивалось в ход проведения сельскохозяйствен­ных работ, здесь продолжал действовать календарь — древ­нейший обычай, определявший дни начала пахоты, сева и пр. Другие обычаи оказались вредными в новых условиях, и госу­дарство всеми силами стремилось их изжить. Так, в связи с переходом в руки государственных органов суда по наиболее тяжким правонарушениям (например, убийству, разбою) госу­дарство преследует суд и расправу общины над преступника­ми, что нашло отражение и в древнейших законах, например, в ст. 33 Краткой Правды. Еще одну категорию обычаев составля­ли те, в соблюдении которых государство было настолько заин­тересовано, что готово было всеми силами принуждать к их исполнению.

Нормы этих обычаев становились таким образом обычно-правовыми и в совокупности явили собой древнейший, первый по времени возникновения источник права — обычное право. Итак, нормы догосударственного периода как бы плавно врас­тают в право. Примечательно, что право у славян обозначалось общим термином "правда".

Древние обычаи, воспринятые государством в качестве правовых и ставшие древнейшим источником права, хотя и не были записаны, достаточно хорошо сохранились в памяти на­рода. Подобно обычаям племенного строя, нормы обычного пра­ва были облечены в форму поговорок, пословиц, песен, сказа­ний.

В сфере уголовного права нормы обычного права действо­вали достаточно долго. В начале XI века Ярослав законодатель­ным путем закрепил правовой обычай кровной мести, внеся в него свои изменения и дополнения. Регулирование имущест­венных отношений нормами обычного права осуществлялось тоже в течение достаточно длительного времени, поскольку го­сударство не спешило вмешиваться в сферу частных отноше­ний. Длительное время законодатель не касался порядка за­ключения договоров, оставляя это на усмотрение сторон. Лишь конфликты, возникавшие на этой почве, заставляли государст­во так или иначе реагировать. Особое значение приобретали символы и обряды, долженствующие заставить стороны испол­нить обязательство не только при помощи хорошо запоминаю­щихся свидетелям и самим сторонам действий, но и с опорой на религиозные верования. Можно назвать следующие символы, активно использовавшиеся в обрядах, которые сопровождали заключение договоров: рукобитье, руковица, ключ, дерн и пр. Однако постепенно, с развитием экономических связей, поря­док заключения договоров упрощается, символы и обряды из норм права вновь переходят в разряд норм обычая, к соблюде­нию которых государство относится, скорее, безразлично, чем отрицательно.

Среди норм обычного права, регулировавших имуществен­ные отношения, выделяются нормы, регулировавшие отноше­ния между купцами. Купцы были связаны единством профес­сиональных интересов. Внутри их сообщества складывались свои нормы поведения, основанные на солидарности интересов, вза­имном доверии. В ряде случаев купцы не пользовались сугубо формальными способами заключения договоров. Так складыва­лись обычаи торгового оборота. Значение купечества в жизни государства заставляло законодателя учитывать эти обычаи, а суды опираться на них при разрешении споров. В результате из норм обычаев, действовавших в среде купечества, создава­лось торговое обычное право. В ряде случаев государство изда­ет специальные нормативно-правовые акты, включающие нор­мы торговых обычаев. Из обычаев торгового оборота, норматив­но-правовых актов, принятых на их основе, постепенно начинает складываться торговое право, являющееся подотраслью гра­жданского.

Семейно-брачные отношения до Крещения Руси регулиро­вались исключительно обычным правом. Христианство с его серьезным отношением к браку и семье вступило в непримири­мую борьбу с семейно-брачными обычаями дохристианского общества. Однако вытесненные из права обычаи времен языче­ства еще долго (если не до наших дней) соседствовали с норма­ми церковного права, регулировавшими семейно-брачные отно­шения в христианской Руси. Совершенно особой сферой дейст­вия норм обычного права было регулирование внутри- и ме­жобщинных отношений. Здесь правовой обычай сохранялся длительное время в неизменном виде.

В области публичного права (помимо сферы уголовного права) нормами обычного права определялись порядок деятель­ности органов государства и их компетенция, порядок форми­рования войска, сбор налогов и пр.

Обычное право как источник права удобен своей консерва­тивностью: его нормы широко известны и к ним привыкли. Со­блюдение норм правового обычая, помимо силы государствен­ного принуждения, обеспечивается и их сакральным, религиоз­ным, характером. Однако экономическое, социальное и полити­ческое развитие общества требует урегулирования тех отно­шений, которые были неизвестны ранее или способ регулиро­вания которых в силу изменившихся обстоятельств должен измениться. Здесь обычное право как источник права не подхо­дит: его нормы складываются слишком медленно, а .изменить старые практически невозможно. Вот тогда и появляется новый источник права — нормативно-правовой акт.

Нормативно-правовой акт. Будучи вторым после право­вого обычая по времени возникновения, нормативно-правовой акт постепенно вытесняет его и становится первым по значе­нию источником древнерусского права. Первоначально норма­тивно-правовой акт опирался на правовой обычай, но в даль­нейшем используется судебная практика; при регулировании семейно-брачных и в какой-то степени имущественных отно­шений происходит заимствование норм иностранного права, главным образом болгарского и византийского.

Нормативно-правовой акт как источник права обладал не­оспоримыми преимуществами: он очень гибок — его нетрудно отменить или изменить. Письменная форма облегчала уяснение его содержания и давала возможность проконтролировать пра­вильность исполнения.

Первые нормативно-правовые акты, вероятно, регулиро­вали отношения, не урегулированные нормами обычного права. Исходя из этого, в качестве первых нормативно-правовых ак­тов можно назвать акты, устанавливавшие порядок регулиро­вания отношений между обществом, объединенным в общины, и людьми, находящимися вне общин, под непосредственной за­щитой князя. Это прежде всего дружинники, купцы, изгои, ино­странцы.

Международные договоры также являют нам один из наи­более древних примеров нормативно-правовых актов.

Крещение Руси потребовало урегулирования отношений между церковью и государством.

Нормативно-правовые акты, принимаемые князьями, на­зывались, как правило, "устав", "покон". Одним из источников княжеского законодательства были правовые обычаи, которые несколько изменялись или дополнялись законом. Другим важ­нейшим источником княжеского законодательства служила су­дебная практика. Разрешение конкретного спора ставило перед князем подчас сложную проблему: ему приходилось при выне­сении решения создавать правовую норму. Казуистический спо­соб изложения правового материала дает нам достаточно при­меров подобного правотворчества.

Нормативно-правовой акт, как правило, принимался в свя­зи с конкретными обстоятельствами. Поэтому в законах часто отсутствуют положения, совершенно необходимые с точки зре­ния современного юриста. Так, в Русской Правде полностью отсутствует норма о порядке заключения договора мены. Это естественно для древнего законодательства: зачем записывать то, что и так известно.

К важнейшим нормативно-правовым актам Древнерусско­го государства относятся: договоры Руси с Византией (или Руси с Греками), Русская Правда, церковные уставы, а также сбор­ники церковных законов, пришедшие к нам из Византии.

Упоминания о договорах Руси с Византией и тексты неко­торых из них содержатся в Повести Временных лет под 907, 911, 944, 971 гг. Подлинность их в настоящее время не вызывает сомнений. Оспаривается лишь факт заключения договора в 907 году. Ряд исследователей предполагает, что в 907 году было заключено предварительное соглашение, а в 911 году разви­вающий и дополняющий его договор. Договоры Руси с Византи­ей заключались после окончания военных походов Руси на Ви­зантию. Успех похода влиял на содержание договора. Договоры регулировали широкий круг отношений: определяли внешнюю

политику государств, имущественные отношения; много норм посвящено преступлению и наказанию. Особенностью догово­ров является сочетание в них норм византийского и русского права. Характерна отсылка к "Закону русскому", по которому судили русских в Византии.

Такие нормативно-правовые акты, как церковные княже­ские уставы и Русская Правда, —документы сложного состава. В их основе лежит несколько княжеских грамот, дополненных отдельными статьями и с течением времени объединенных в единое целое.

Первоначальный текст древнего документа называется протографом. С него переписчики делали копии, называемые списками. Поскольку подлинные тексты древнейших памятни­ков письменности (протографы) не могли сохраниться до наших дней, исследователи пользуются сравнительно поздними спи­сками. Для удобства списки получают названия, как правило, по имени владельца или исследователя, а также по месту нахо­ждения.

Дошедшие до нашего времени списки, близкие по содер­жанию, могут различаться внутренним расположением мате­риала, особенностями терминологии, наличием или отсутстви­ем в тексте тех или иных фрагментов. Списки документа, близ­кие по внутреннему расположению материала, содержанию и терминологии, объединяются в редакции. Редакция историче­ского документа включает в себя деятельность законодателя и работу переписчика, так как переписчик объединяет имеющиеся в его распоряжении нормативно-правовые акты, располагает их в том порядке, который считает наиболее удачным, иногда вносит дополнения и редакторскую правку.

Центральное место среди нормативно-правовых актов Древ­ней Руси занимает Русская Правда. Русская Правда — памят­ник светского права. Она включает в себя нормы различных отраслей, но основное число норм посвящено уголовному и про­цессуальному праву. Русская Правда известна в нескольких редакциях: Краткой, Пространной и Сокращенной (из Простран­ной).

Древнейшей редакцией признается Краткая. Известно толь­ко два древнейших списка Краткой редакции Русской Правды: Академический и Археографический. Исследователи различа­ют несколько составных частей в этой редакции:

1) Древнейшую Правду, Правду Ярослава, — ст. 1—18;

2) Правду Ярославичей — ст. 19—28 с дополнениями — ст. 29—41;

3) Покои вирный — ст. 42;

4) Устав мостников — ст. 43.

Как целостный памятник права Краткая Правда оформи­лась, полагает большинство исследователей, в 1076—1093 гг., т. е. во время княжения сына Ярослава — Всеволода.

Пространная редакция сохранилась в большом числе спи­сков (более 100). Текст ее дошел до нас в составе многочислен­ных юридических сборников, что говорит об использовании этого нормативно-правового акта на практике. К наиболее древним относятся списки, помещенные в юридических сборниках, из­вестных под названием Кормчих и Мерил Праведных. Корм­чая, что означает руководящая, направляющая, или Номаканон (закон, правило), включала в себя нормы церковного и светско­го права. Сборник "Мерило Праведное" состоит из двух частей, первая из которых включает поучения о праведных судах, а вторая — содержит нормы из различных юридических памят­ников, заимствованных из Кормчей.

Структурно в Пространной Правде самим переписчиком выделяются две части: Суд Ярослава Владимировича (ст. 1— 52) и Устав Владимира Всеволодовича (ст. 53—121). Источника­ми Суда Ярослава Владимировича называют:

1) Краткую Правду,

2) судебную практику и дополнительные статьи. Временем появления этой части Пространной Правды считают конец XI — начало XII века, до княжения Владимира Мономаха. Ус­тав Владимира Всеволодовича Мономаха состоит из целого ряда законов, направленных на реорганизацию, реформирование су­ществующих социально-экономических отношений. Исследова­тели выделяют в нем Устав о резах (ст. 53), Банкрутский устав (ст. 54, 55), Устав о закупах (ст. 56—62, 64) и Устав о холопах (ст. 63, НО и след.). Как единое целое Пространная Правда оформ­ляется к середине XII века.

Сокращенная Правда рассматривается в настоящее время как памятник права Московского княжества XV века.

Особое место в системе права христианского государства занимает каноническое (церковное) право. Оно в каком-то смысле международное, поскольку многие его нормы общие для всех христианских народов и государств. Это объясняется тем, что материальным первоисточником таких норм служит Божест­венная воля Основателя Церкви. "Правовые заповеди Спасите­ля и постановления, изданные боговдохновенными апостолами.., содержащиеся в Священном писании, а также заповеди, не во­шедшие в Писание, но хранившиеся в церкви изначально.., составляют, по общепринятой у канонистов терминологии, Боже­ственное право (jus divinum)". Таким образом, в Божественное право входят правовые нормы, содержащиеся в Священных Книгах (Ветхий и Новый Заветы) и в Священном Предании.

Важное место в каноническом праве принадлежит и нор­мам, выработанным самой Церковью. К ним прежде всего отно­сятся Правила Святых апостолов, Вселенских и Поместных Соборов и Святых Отцов. Имеются и иные источники, которые подробно изучаются каноническим правом.

Однако христианская церковь, несмотря на свой Вселен­ский характер, существует в конкретных государствах. Право­вые нормы, принимаемые государством, могут регулировать как правовое положение церкви в государстве, так и внутрицерковное устройство. Если в первом случае нормы государства являются безусловным источником права, то возможность ре­гулирования государством внутрицерковных отношений безо­говорочно признается только протестантами. Католики в прин­ципе отрицают возможность государства вмешиваться в дела церкви. Для православных признание возможности государст­венного регулирования внутрицерковных отношений обуслов­ливалось, во-первых, православием самого носителя государст­венной власти — монарха и, во-вторых, одобрением их право­славным духовенством.

Крещение Руси вызвало необходимость урегулировать от­ношения между церковью и государством. С этой целью князь­ями принимаются уставные грамоты. Позднее на их основе соз­даются уставы, в состав которых входит одна или несколько уставных грамот, дополненных более поздними статьями. Осо­бое место в древнерусском праве принадлежит княжеским цер­ковным уставам: Уставу князя Владимира Святославича о де­сятинах, судах и людях церковных и Уставу князя Ярослава о церковных судах.

Устав князя Владимира разграничивает великокняжескую и церковную юрисдикцию, передавая на рассмотрение церков­ного суда семейные преступления, колдовство, а также разре­шение споров между церковными людьми, в число которых вхо­дили не только церковнослужители, но и зависимое от церкви население.

Устав князя Ярослава (в Краткой и Пространной редакци­ях) развивает основные положения Устава князя Владимира. Примечательно, что в Уставе князя Ярослава содержатся санкции, присущие именно русскому праву: штрафы, несмотря на то, что в византийском праве, на которое опирался русский за­конодатель при регулировании отношений с церковью, господ­ствовали телесные наказания. В Устав Ярослава включены и нормы семейного права, в том числе основания для развода.

Из Византии через Болгарию пришли на Русь два сборни­ка церковных законов, бывших в то время в употреблении: Свод законов, или Номаканон, антиохийского юриста VI века Иоан­на Схоластика (впоследствии Константинопольского патри­арха), а также Номаканон в окончательной редакции, припи­сываемый патриарху Фотию.

Первый сборник представлял собой систематизированное собрание церковных правил, разделенных на 50 титулов, часто в соединении с извлечениями из Новелл Юстиниана. Второй сборник состоял из 14 титулов и содержал в первой части пред­метный указатель к имеющимся в нем законам, а во второй — их полный текст, причем законы в этом сборнике были поме­щены в хронологическом порядке. Оба сборника были уже пе­реведены на славянский язык. Они содержали не только нормы церковного права, но и иные законы, изданные императором применительно к условиям греческой жизни.

Если по своему положению русская митрополия подчиня­лась Константинопольскому патриарху, то вряд ли можно было ожидать подчинения Древнерусского государства византийско­му императору. Поэтому нормы канонического права действо­вали на Руси неукоснительно, императорские же указы по не­церковным делам теряли на Руси нормативно-правовой ха­рактер.

Глава 2. Возникновение важнейших отраслей права

§ 1. Гражданское право

В IX—XII веках закладывались основы гражданского пра­ва. В отличие от стран Западной Европы Русь не знала рецеп­ции римского права. Даже Крещение Руси и привнесение кано­нических норм из Византии не изменили положения: имущест­венные отношения регулировались нормами обычного права, принимавшиеся нормативно-правовые акты во многом разви­вали традиции, устанавливали судебную практику князей, а порой закрепляли совершенно новый порядок.

Субъектами имущественных отношений были все свобод­ные, включая иностранцев. Только холопы не рассматривались в качестве участников гражданско-правовых отношений, они являлись объектами права. Гражданская правоспособность воз­никала с момента рождения. Гражданская дееспособность на­ступала по достижении совершеннолетия, однако конкретно возраст совершеннолетия в законе не определялся. Помимо со­вершеннолетия важную роль играло и отделение от родителей. Возрастом совершеннолетия для мужчин, вероятно, можно счи­тать 15 лет, поскольку по достижении этого возраста допуска­лась самостоятельная деятельность и заканчивалась опека, если отец ребенка умер. Девушки становились дееспособными при замужестве.

Прекращение правоспособности связано со смертью или получением статуса холопа. Поступление в монашество должно было если не прекращать гражданскую правоспособность, то, во всяком случае, ограничивать ее, ибо Студийский устав запре­щал иметь какую-либо собственность монахам.

Основным субъектом имущественных отношений являлись монастыри, церкви, архиерейские дома. Это были юридические лица. Уже церковный Устав Владимира Святославича говорит о предоставлении храму Пресвятой Богородицы десятины, из­вестны многочисленные пожалования монастырям и церквям. Ряд статей Русской Правды указывает и на вервь как на юри­дическое лицо, во владении которого находятся земли.

Объектами правового регулирования являлись вещи и дей­ствия третьих лиц, связанные либо с передачей имущества, либо с личными услугами. Древнерусское право не делило имущест­во на движимое и недвижимое в смысле особого определения его статуса. Различие между движимым и недвижимым иму­ществом, как видно из нормативных актов, состояло в том, что движимые вещи активно участвуют в гражданском обороте, т. е. по поводу них заключаются различного рода сделки, не­движимые же имущества слабо "втянуты" в оборот. Недвижи­мость можно было передавать по наследству. Источники содер­жат сведения о пожалованиях монастырям сел, в которых жили изгои. Однако указаний закона о купле-продаже земли нет.

Уже в рассматриваемый период складывается представле­ние об имуществе, находящемся вне оборота частных лиц. Это земли, по которым проходит торговый тракт — "гостинец" (ст. 77 Пространной Правды), мосты (мостовые) в городе (ст. 43 Краткой Правды). Как земли, находящиеся в общем пользова­нии, они фактически изъяты из оборота, и заботу об их надле­жащем содержании берет на себя государство.

Особую роль в древнерусском праве играли сделки. Нормы обычного права детально регламентировали процесс соверше­ния сделки. Обилие символов, сложность процедуры позволяли одновременно выявить волю сторон и обеспечить доказательст­ва самого факта совершения сделки. Первоначально сделка имела исключительно устную форму. Обязательным условием при­знания сделки действительной считались наличие свидетелей и совершение символических действий: битье по рукам, пере­дача символа и какие-то манипуляции с ним (например, привя­зать ключ к поясу — ст. ПО Пространной Правды). Постепенно некоторые элементы процедуры совершения сделки заменяют­ся. Скажем, свидетельство сборщика торговых пошлин, мытни­ка, заменяло присутствие свидетелей.

Древнерусское право не знает срока исковой давности. Так, ст. 37 Пространной Правды дает возможность добросовестному владельцу требовать у продавца краденой вещи возмещения вреда, даже если он его "познаеть... на долзе", т. е. узнает через продолжительное время.

Вещное право Древней Руси включает право владения, право собственности, залоговое право (в зачаточном состоянии).

Право владения исторически предшествует праву собст­венности. Владение защищается законом от насилия и само­управства независимо от того, законно оно или нет: "Аще познаеть кто, не емлеть его, то не рци ему: мое, нъ рци ему тако: пойди на свод, где еси взял" (ст. 14 Краткой Правды). Однако даже если доказано, что владение является добросовестным, т. е. владелец вещи не мог предполагать, что приобретает вещь у несобственника, имущество передается собственнику вещи.

Право собственности на движимые вещи возникает рань­ше права собственности на недвижимость, прежде всего на зем­лю. С того момента, как князья начинают учреждать станы, погосты, ловища и села, начинают раздавать, а родовая знать присваивать земли, населенные смердами, изгоями, свободны­ми общинниками, возникает и право собственности на такие земли. Ведь именно населенные земли представляли значитель­ную ценность. Субъектами права собственности на землю ста­новятся частные лица, феодалы и общины.

Среди способов приобретения права собственности источ­ники древнерусского права выделяют передачу, а практика сви­детельствует о давности владения, завладении, отделении пло­дов.

Передача права собственности осуществлялась на основа­нии договоров (например, купли-продажи, дарения) и наследо­вания, обязательно публично, сопровождалась определенным обрядом, использовались символы. Передача права собственно­сти являлась физическим актом, т. е. имущество или символ, олицетворяющий вещь, реально передавались новому собствен­нику.

Давность владения была способом приобретения права соб­ственности на землю. Владение селами и территориями (волос­тями) было естественным шагом к возникновению права собст­венности на них. Давность владения в Древней Руси достаточно близка завладению, чему способствовала некоторая неопреде­ленность границ владений как частных лиц и общин, так и са­мого государства. Из статей Русской Правды, посвященных феодальному землевладению, видно, что урожай, собираемый в селе феодала, принадлежал ему как хозяину земли. То же можно сказать и о приплоде скота. Таким образом, отделение плодов и приплод являлись естественными основаниями возникновения права собственности.

Прекращение права собственности связывалось с переда­чей, уничтожением, потерей вещи. Древнерусское право знало и такой специфический способ, как судебное постановление. Достаточно интересно в данном случае такое наказание, как "поток и разграбление", где разграбление подразумевает насильственное изъятие имущества у собственника по решению суда. Статьи 54 и 55 Пространной Правды предполагают воз­можность принудительной продажи имущества должника и его самого.

Русская Правда говорит об общей собственности детей до раздела наследства отца (ст. 99, 102, 103, 108 Пространной Прав­ды). Предполагается, что в случае смерти главы семьи до дос­тижения детьми совершеннолетия наследство переходит под управление их матери или опекуна, которые отвечают за со­хранность имущества.

В древнем праве существовала и общинная собственность. Субъектом здесь выступала вервь, которая являлась юридиче­ским лицом, объектом — земля, находившаяся в ее владении. Интересно, что гражданское законодательство даже капитали­стической России именует этот вид собственности "общинное владение".

К вещным правам относится залоговое право, т. е. право на чужую вещь для обеспечения требований по обязательству. Древнейшее право Руси не знало залога как оформившегося института. Однако в связи с тем, что в ряде случаев обеспече­нием исполнения обязательства служил сам должник, можно рассматривать как разновидность залога закупничество. Залог личности был возможен, поскольку были возможны продажа и самопродажа в холопство.

Основаниями возникновения обязательств в древнейший период являлись договор и правонарушение.

Недоверие к контрагенту вызывало необходимость искать способы заставить его выполнить взятые на себя обязательства. Выставление должником поручителя (поручника) — наиболее древний из известных памятникам права способов обеспечения обязательств — встречается в Русской Правде (ст. 14 Краткой Правды). Уже упоминавшийся выше самозаклад при закупничестве тоже был способом обеспечения обязательства.

Законодательство Древней Руси мало говорит о способах прекращения обязательств. Однако, вероятнее всего, практи­ка знала естественные основания: исполнение обязательства и смерть субъекта обязательственного отношения в случае, если характер обязательства обусловливался личными качествами стороны. Была известна и новация (замена прежнего обязатель­ства новым): при гибели товара купец должен был деньгами возместить утраченное (ст. 54 Пространной Правды). Таким об-

разом, вместо договора комиссии имеем новый договор — дого­вор займа.

Обязательства из договоров были наиболее распростра­ненными обязательствами. Существенные условия действитель­ности договора, порядок совершения договора, толкование его определялись главным образом самими сторонами.

Правовое регулирование договора купли-продажи перво­начально осуществлялось нормами обычного права, а затем и Русской Правды. Заключение договора требовало присутствия свидетелей. Развитие торговли к XII веку привело к упроще­нию обрядности. Статья 37 Пространной Правды требует лишь наличия двух свидетелей или мытника (сборщика торговых пошлин), чтобы доказать факт купли-продажи имущества. Ус­тав о холопах Владимира Мономаха дает возможность узнать, какова была форма заключения договора купли-продажи холо­па. Устав говорит, прежде всего, о продаже в холопы свободного человека. Договор заключается в присутствии самого объекта продажи — это первое условие. Вторым условием законности сделки являлось наличие двух свидетелей. Третье условие было связано с передачей ногаты (самой мелкой денежной единицы).

Древнерусский закон не выделяет договор мены. Общепризнанно, что мена в историческом отношении предшествует куп­ле-продаже, причем мена господствует в период натурального хозяйства, а купля-продажа начинает преобладать с установ­лением товарно-денежных отношений. Достаточная урегулированность договора мены нормами обычного права объясняет, почему он даже не упоминается в Русской Правде.

Развитие торговли ведет к появлению особого вида догово­ров, заключаемых между купцами, — договора комиссии. Про­странная Правда говорит о купце, который идет с "чюжими кунами" либо имеет на руках "чюж" товар. Здесь налицо по­средническая сделка, при которой доверенное лицо заключает от своего имени, но за счет доверителя торговые сделки.

Договором, более всего привлекавшим древнего законода­теля, являлся договор займа. Закон предполагал, что объектом договора могут быть любые заменимые вещи, а не только день­ги (куны), что вполне естественно при господстве натурального хозяйства. Закреплялись различные формы заключения дого­вора займа в зависимости от его условий. Займ до трех гривен мог осуществляться без свидетелей. В случае спора истец при­сягал в доказательство своей правоты. Займ свыше трех гривен совершался в присутствии свидетелей. Особое положение куп­цов позволяло им кредитовать друг друга без соблюдения об­щеобязательных формальностей, что давало возможность "ис­кать" долг и без свидетелей, используя в качестве доказатель­ства личную присягу. Такой порядок сложился из-за специфи­ки торговой деятельности, необходимости сохранения купече­ской тайны, сугубо доверительных отношений внутри доста­точно узких купеческих корпораций.

Проценты по договору займа не являлись обязательным условием данного договора. Даже в период расцвета ростовщи­чества при князе Святополке Изяславиче в Пространной Прав­де (ст. 50) говорится о процентах в условном наклонении: "Аже кто даеть куны в рез...". Процитированная статья подчеркивает волю сторон при определении размеров процентов. Интересно замечание закона, что при даче взаймы под проценты необхо­димо присутствие послухов. Проценты взимались при кратко­срочном займе помесячно. Если долг не отдавали в течение года, то уплачивались так называемые третные резы. Закон не гово­рит о периодичности выплаты этих процентов. Вероятно, они взимались раз в год, хотя некоторые авторы считают, что раз в четыре месяца. Последнее предположение сомнительно, посколь­ку речь идет не о третном резе, а о "кунах в треть", т. е. про­центе в размере "два на третий", или 50 процентах суммы дол­га. Взимание процентов осуществлялось впредь до выплаты долга, что на практике вело к кабальной зависимости.

Восстание 1113 года вызвало законодательное ограничение взимания процентов. Возможность брать третные резы ограни­чивалась либо трехкратным взиманием процентов без права получения суммы долга, либо двукратным взиманием процен­тов с правом получения долга (Устав о резах в Пространной Правде). В ст. 53 оговаривалось, что годовые проценты в разме­ре 10 кун на гривну (по счету Пространной Правды 1 гривна = 50 кун), т. в. 20 процентов в год, допускались при долгосрочных займах.

В случае невыплаты долга должник мог быть по ст. 47 при­влечен к уголовной ответственности с обязанностью уплатить долг кредитору, т. е. при отсутствии у него имущества ему уг­рожала продажа в холопы. Банкрутский устав Владимира Мо­номаха определил порядок взыскания долгов с обанкротивших­ся купцов. Впервые в истории русского законодательства вво­дится понятие "несчастное банкротство". Такой банкрот осво­бождается от обязанности немедленной уплаты всех долгов. Несчастным считается банкротство, наступившее вследствие действия непреодолимой силы. Умышленное (точнее — винов­ное) банкротство давало кредиторам право самостоятельно ре­шать судьбу своего должника. При злостном банкротстве долг взыскивался в обязательном порядке, а удовлетворение требо­ваний кредиторов осуществлялось в предусмотренной законом последовательности. В первую очередь удовлетворялся инозем­ный купец, по незнанию доверивший товар банкроту, во вто­рую — князь, в третью очередь — остальные кредиторы, при­чем те, кто уже получил достаточно много процентов, могли быть лишены права участвовать в разделе.

Разновидностью договора займа можно считать закупничество.

Договор дарения упоминается только в ст. 93 Пространной Правды. Речь идет о подарках мужа жене. Одаривали движи­мым имуществом. Текст статьи дает возможность предположить, что дарение осуществлялось торжественно, при свидетелях: муж "возлагал" подарок на жену. Скорее всего, речь шла об украше­ниях, дорогой верхней одежде (шубе, например).

Немного говорит Русская Правда о договоре личного най­ма. Видимо, он был достаточно хорошо урегулирован нормами обычного права. Статья 110 дает понять, что наем порождал отношения, близкие к холопству. Вероятно, первоначально по­ступление в услужение приравнивалось к поступлению в холо­пы: человек попадал под власть домовладыки и становился челядином.

Краткая (ст. 25) и Пространная (ст. 14) Правды, а также иные источники упоминают рядовича (княжеского и боярско­го), жизнь которого оценивается в 5 гривен, что в 8 раз дешев­ле, чем жизнь свободного и стоит так же, как жизнь холопа. Однако термин, которым обозначается этот мелкий служащий в хозяйстве князя или боярина, свидетельствует о том, что в основании его службы лежал договор — ряд. Устав Владимира Мономаха несколько меняет существовавший ранее обычай об­ращать в холопы всех, поступающих в услужение. Статья 110 касается довольно узкого круга лиц — тиунов (управляющих, ключников). Тиун мог стать холопом, если при его поступлении на службу не было специально оговорено сохранение за ним статуса свободного.

Форма договора была устной, вероятно, в присутствии сви­детелей, заключение договора сопровождалось обрядом привя­зывания ключа к поясу.

Договор подряда представлен в Русской Правде своей раз­новидностью — государственным подрядом. Краткая (ст. 43) и Пространная (ст. 96, 97) редакции говорят о строительстве го­родских укреплений и ремонте мостов. Сторонами в договоре выступают: подрядчик — городник, мостник с отроком (учени­ком или подмастерьем), заказчик — община (городская в слу­чае строительства городских укреплений, городская или сель­ская в случае ремонта мостов). Поскольку в работах было заин­тересовано государство, условия договора четко определены: подрядчик на свой страх и риск обязуется выполнить работы, заказчик оплачивает их в соответствии с "прейскурантом".

Договор поклажи упоминается в ст. 49 Пространной Прав­ды. Поскольку договор поклажи основывался на чисто друже­ских отношениях, заключался он без свидетелей. Поклажепри-ниматель (хранитель) оказывал поклажедателю безвозмездную услугу, благодеяние. В связи с этим закон не предусматривает ответственности хранителя за сданный на хранение товар. В случае спора он подтверждал свою правоту присягой.

Обязательства из правонарушений широко представлены в древнерусском праве. Гражданско-правовые правонарушения порой неотделимы от преступлений, лишь признак публично­сти наказания (штраф в пользу государства в большинстве слу­чаев) служит ориентиром при их разграничении. Соответствен­но различаются штрафы в пользу государства и возмещение вреда в пользу потерпевшего.

Общая норма об обязанности возместить причиненный вред содержится в ст. 18 Краткой Правды. Лицо, нанесшее вред чу­жому имуществу, обязано заплатить пострадавшему его цену независимо от того, останется ли оно у причинившего вред или будет возвращено собственнику. Частный случай обязанности возместить вред содержится в Уставе о закупах. За передан­ные ему в пользование плуг и борону закуп несет ответствен­ность в том случае, если сам работал на них в момент их порчи. Закуп отвечает, если вред скотине будет нанесен в связи с тем, что он не завел ее в хлев и не запер.

Все преступления по Русской Правде, включая и представ­ляющие исключительную общественную опасность — разбой, поджог и конокрадство, влекли возмещение вреда пострадав­шему. Интересно, что ст. 83 Пространной Правды говорит о по­рядке возмещения вреда при поджоге: сначала уплачивались убытки пострадавшему, а затем преступник подвергался пото­ку и разграблению.

При убийстве помимо штрафа, виры, — уголовного нака­зания, — с виновного взыскивалось головничество — возмеще­ние вреда в пользу семьи потерпевшего. Размер головничества Русской Правдой не определялся, поскольку зависел от кон­кретных обстоятельств. Нанесение телесных повреждений влек­ло не только возмещение потерпевшему за потерю трудоспо­собности, определявшееся строго фиксированной суммой, но и оплату расходов на лечение. Особой защите подлежали честь и достоинство женщины. Во многом это было связано с тем, что материальное благополучие женщины зависело от ее замуже­ства. Поэтому изнасилование, равно как и распространение слу­хов о половой распущенности женщины или девушки, влекло существенные взыскания в пользу потерпевшей. Размер ком­пенсации зависел от социального положения жертвы: чем выше был ее социальный статус, тем больше она могла потерять ма­териально в случае, если "засядет" в девках (т. е. не выйдет замуж) или если ее муж потребует развода (что допускалось при распутстве жены). Интересно, что при оскорблении чести и достоинства мужчин гражданско-правового возмещения вреда не следовало.

Умышленное (т. е. преступное) уничтожение или порча имущества, естественно, влекли возмещение вреда. К уничто­жению чужого имущества относилось и убийство чужого раба.

Характеризуя наследственное право Древней Руси, отме­тим, что нормативно-правовые акты того времени знают насле­дование по завещанию и наследование по закону или обычаю. Наследство называлось "задница", или статок, т. е. то, что оста­ется после смерти человека.

Древнейший правовой документ Руси — Договор Руси с Византией 911 года — говорит об "обряжении" — наследовании по завещанию. Русская Правда называет завещание "ряд". Кроме мужчины, хозяина дома, в качестве завещателя могла высту­пать женщина. Это естественно, ибо в древнем русском праве существовала раздельная собственность супругов. Закон больше внимания уделяет завещанию мужа, что вполне понятно, поскольку основные богатства находились в его руках.

Источники дают возможность предположить, что наслед­никами по завещанию, как и по закону, являлись близкие род­ственники умершего, обычно, сыновья. При наследовании по завещанию определялась доля каждого из сыновей, в то время как в случае отсутствия завещания это сделать они должны были сами.

Законодатель не ограничивал свободу завещания матери. В случае жестокого отношения к ней сыновей она могла либо всех их лишить наследства, либо завещать его тому, кто был к ней добр. Если все сыновья были к ней "лиси" (лихи, дурно обращались), она могла завещать имущество дочери, даже за­мужней.

Форма завещания была устной. Однако в некоторых слу­чаях возможно было и письменное его оформление. Статья 13 Договора Руси с Византией 911 года говорит о завещании умер­шего "в Грецех" русского: "Кому будеть писал наследити име­нье". Возможно, здесь сказались два обстоятельства:

1) влияние византийского права;

2) смерть вдали от родных, "на чужих руках".

Наследование по закону или обычаю — более раннее осно­вание наследования. Круг наследников определялся характе­ром патриархальной семьи, где решающая роль принадлежала мужчине. По общему правилу наследование шло по мужской нисходящей линии. Преимущество кровнородственных связей четко видно из статей Русской Правды. Дети наследуют только после своих родителей: если в семье был отчим, дети от первого брака получали наследство лишь после родного отца. При на­следовании детей действовал принцип "сестра при братьях не наследница". При наследовании по закону имущество поступа­ло неразделенным, и сыновья сами решали, делить ли его и каким образом. Однако при любом разделе дом должен был ос­таться младшему сыну.

В ст. 90 и 91 Пространной Правды речь идет о наследова­нии дочерей в случае отсутствия сыновей; из имущества смер­да после выделения части на приданое дочери все остальное поступает князю, видимо, как выморочное наследство. Однако нужно иметь в виду, что в этом имуществе главное место зани­мали сельскохозяйственный инвентарь и скот (вряд ли можно предполагать, что дочерей изгоняли из отцовского дома после смерти их родителя). Для женщин это имущество не представляло интереса, поскольку они не играли решающей роли в сель­скохозяйственном производстве, а князь был заинтересован в передаче орудий и средств труда новым работникам.

В имуществе бояр и дружинников особую ценность имели земли, населенные зависимыми людьми. Передача имущества боярским дочерям, равно как и дочерям дружинников, опреде­лялась потребностями развивающегося феодального общества сохранить феодальное землевладение. Дочь боярина, получив в наследство земли с крестьянами, могла, выйдя замуж, пере­дать их по наследству своим детям. Из круга феодального зем­левладения они не должны были выйти.

Особо регламентируется выделение вдове, дочерям, а так­же церкви на помин души части из наследства. Часть отличает от наследственной доли то, что это имущество не включает в себя долги. Часть могла быть определена в завещании, а могла быть установлена самими наследниками.

Русской Правде знакомо выморочное наследство, напри­мер смерда, не имевшего сыновей. Знают выморочное наследст­во и обе редакции церковного Устава князя Ярослава: имуще­ство церковных людей, не имевших наследников, поступало церкви.

§ 2. Семейное право

 

Уже отмечалось, что семейно-брачные отношения до Кре­щения Руси регулировались нормами обычая, и государство вообще не вмешивалось в эту область. Крещение, принесло на Русь многие нормы византийского права, в том числе касаю­щиеся семейно-брачных отношений. Семья находилась под по­кровительством православной церкви, вот почему семейно-брач­ные отношения регулировались в основном нормами церковно­го права. Этот порядок был закреплен в церковных уставах князей Владимира и Ярослава, включивших в церковную юрис­дикцию отношения, которые в подавляющем большинстве слу­чаев до того не были объектом правового регулирования во­обще.

До Крещения Руси заключение брака осуществлялось пу­тем похищения невесты женихом ("умычка"). В Повести Вре­менных лет этот языческий способ заключения брака приписы­вается древлянам, радимичам и некоторым другим племенам. Молодежь из разных сел собиралась на берегах рек и озер на игрища с песнями и плясками, и там женихи "умыкали" невест.

Автор летописи — монах — негативно, конечно, относился ко всяким языческим обычаям, но даже он не стал утаивать, что "умычка" совершалась по предварительной договоренности жениха и невесты, так что слово "похищение" здесь, в общем-то, не подходит. Церковь стремилась к укоренению церковного бра­ка, поскольку в первую очередь в семье давалось христианское воспитание детям.

Христианская церковь требовала также, чтобы между ли­цами, вступающими в брак, было достигнуто соглашение. Устав князя Ярослава, говоря о добровольности вступления в брак, велел родителям бережно относиться к желаниям детей. Если сын или дочь противились вступлению в брак, а родители пы­тались силой заставить их сделать это или, наоборот, сын или дочь хотели вступить в брак, а родители воспрещали, и их чадо пыталось что-либо сотворить с собой, то наступала ответствен­ность родителей перед церковным судом.

Брачный возраст устанавливался по византийским зако­нам в 14—15 лет для мужчин и в 12—13 лет для женщин. Этот возраст определялся римской нормой брачного возраста.

Христианство запретило практиковавшееся на Руси мно­гоженство. Состояние в браке становится препятствием к всту­плению в новый брак. Устав князя Ярослава грозил церковным домом (вероятно, заточением в монастырь) юной жене, из-за которой мог пошатнуться предшествующий брак мужчины. Последнему предписывалось "с старою жити".

Препятствием к вступлению в брак являлись родство и свойство.

Стремясь укрепить брачные узы, церковные уставы запре­щали скрытые формы нарушения брачного законодательства: супружескую измену, половые сношения между родственника­ми и свойственниками. Церковный устав Владимира Святославича осуждал прелюбодеяние, особенно обнаруженное в момент его совершения ("заставанье"). Согласно книге "Второзаконие"1(гл. XXII, ст. 22), обоих следовало предать смерти, причем в этом сюжете идет речь о ситуации, когда с кем-либо заставали замужнюю женщину. О женатом мужчине, которого могли бы застать с незамужнею девушкой, ничего не говорится, что и понятно: не мужское это дело детей рожать. Византийские же законы смягчали наказание до отрезания носа. В ситуации, ко­гда заставали женатого мужчину с замужней женщиной, брак прелюбодейки подлежал расторжению, а прелюбодею, напро­тив, запрещали разлучаться с женой. Запрет половых сноше­ний между близкими родственниками и свойственниками ("в племени или в сватьстве поимуться") основывался на книге "Левит" (гл. XVIII, ст. 6—21; гл. XX, ст. 10—20), где предусмат­ривалась в основном смертная казнь за его нарушение.

Церковь рассматривала брак не только как плотский союз, но и как духовный, поэтому браки допускались лишь между христианами. Если иудей ("жидовин") или мусульманин ("бесерменин") вступал в половую связь с русской девушкой, то он наказывался штрафом в 50 гривен в пользу церкви, а девушку заключали в церковном доме; если же русский мужчина тво­рил блуд с "бесерменкою" или "жидовкою", то его отлучали от церкви и наказывали штрафом в 12 гривен. Обращает на себя внимание отсутствие запрета по отношению к христианам не­православным — католикам. Видимо, до агрессии католиков на Русь в XIII веке отношение к ним было терпимым.

Совершение брака после Крещения Руси должно было про­исходить в форме церковного венчания. Практика же знала и сохранение прежних, языческих форм заключения брака, что осуждалось законом.

Источником запрета совместной добрачной жизни нежена­того мужчины и незамужней женщины ("смилное") могла слу­жить книга "Исход" (гл. XXII, ст. 16—17), согласно которой на мужчину возлагалась обязанность выплаты выкупа (вена) и женитьбы на девице, а в случае отказа отца отдать ее в жены этому мужчине, он обязывался выплатить отцу столько сереб­ра, сколько полагалось за вено девицы. По византийским зако­нам добрачная связь влекла для мужчины подобные же по­следствия — различные выплаты девушке в зависимости от его материального достатка. Этих последствий можно было из­бежать лишь в случае заключения брака. Понятно, что церковь стремилась направить природное влечение людей в русло се­мейной жизни.

Хотя христианство видит в браке нерасторжимый союз мужчины и женщины (ибо то, что соединил Бог, человек рас­торгнуть не может), греческая церковь допускала возможность расторжения брака. Не разрешалось самовольное расторже­ние брака без церковного судебного разбирательства ("роспуст"). Церковь стремилась убедить вчерашних язычников в том, что брак должен заключаться на всю жизнь и в идеале оставаться нерасторжимым. Обоснованием нерасторжимости брака служили книги Ветхого и Нового Заветов: "Бытие" (гл. II, ст. 21—25), Евангелие от Матфея (гл. XIX, ст. 1—12), Евангелие от Марка (гл. X, ст. 1—12) и др. Однако не все христианские церкви при­знавали ссылки на Библию достаточным обоснованием нерас­торжимости брака (Православная церковь в Византии, в част­ности). Тем не менее, идеал имел определенный смысл. Люди должны были привыкнуть к мысли, что брак почти нерастор­жим, и стремиться выработать такое поведение, которое бы позволило им ужиться, а не расходиться по всякому малозна­чительному случаю.

Перечень поводов к расторжению брака почти целиком был заимствован из византийских законов, в частности из Прохирона, но с учетом русских традиций. Итак, брак растрогался, когда:

1) обнаруживалось, что жена слышала от других людей о готовящемся злоумышленнии на власть и жизнь князя, а от мужа своего утаила;

2) муж заставал жену с прелюбодеем или это доказыва­лось показаниями послухов;

3) жена вынашивала замысел отравить мужа зельем или знала о готовящемся другими людьми убийстве мужа, а ему не сказала;

4) жена без разрешения мужа посещала пиры с чужими людьми и оставалась ночевать без мужа;

5) жена посещала днем или ночью (не имело значения) иг­рища, несмотря на запрещения мужа;

6) жена давала наводку вору похитить имущество мужа или сама что-либо похищала или совершала кражу из церкви.

Обращает на себя внимание то, что повод к разводу могла дать только жена, но не муж, которому, очевидно, предоставля­лась большая свобода в семейной жизни. Так воспитывался взгляд на мужа как на главную фигуру в брачном союзе, в ко­тором жена должна вести себя праведно и мужебоязненно, что и, как предполагалось, способствовало укреплению семьи. На мужа возлагалась роль воспитателя жены, что хорошо видно из статьи церковного Устава князя Ярослава, согласно которой деятельность жены, хотя и не угодная церкви, не расценива­лась как повод к разводу. Например если жена колдовала ("ча-родеица, наузница, или волхва, или зелеиница"), муж должен был наказать ее, но не разводиться.

Личные и имущественные права супругов обусловливались главенством отца и мужа в семье, что определялось всем укла­дом жизни Древней Руси. Положение женщины в обществе зависело от социального положения ее отца или мужа: церковные княжеские уставы говорят о жене и дочери "великих бояр", "нарочитых людей", "простой чади". Вплоть до 1926 года по русскому праву супруги имели раздельное имущество и брак не создавал общей совместной собственности супругов. Имуще­ственные споры между мужем и женой ("промежи мужем и женою о животе") Устав Владимира Святославича относил к церковной юрисдикции.

Личные и имущественные отношения между родителя­ми и детьми тоже строились на основе традиционных правил, с изменениями, внесенными каноническими нормами. Власть отца была непререкаемой, ему принадлежало право решать внутрисемейные споры, наказывать детей. После его смерти до совершеннолетия детей родительская власть переходила к ма­тери.

Статьи Русской Правды о наследовании имущества гово­рят о раздельности имущества родителей и детей.

Достаточно мягко относится закон к внебрачным детям. Церковный Устав Ярослава, конечно, наказывает девушку, ко­торая, живя в доме отца и матери, рожала добрачного ребенка. Наказывает Устав и жену, родившую внебрачного ребенка (по Пространной редакции умерщвлявшую его). Однако осуждает­ся и оставление незамужней девушкой младенца или избавле­ние от плода ("или девка детя повържеть"). Основная мысль законодателя ясна: дети должны рождаться в браке, но если уж незамужняя зачала, то должна дать жизнь младенцу. По византийским законам даже попытка избавления от плода ка­ралась телесным наказанием и изгнанием женщины из места ее проживания.

Таким образом, мы видим, что брачно-семейные отноше­ния регулировались запретительными нормами. Церковь столк­нулась с такими проявлениями языческих воззрений, которые противоречили христианским взглядам на брак и семью. За за­претами, нарушение которых влекло уголовные наказания, гра­жданско-правовую ответственность или церковные епитимий, вырисовывается тип отношений между мужчиной и женщиной, который соответствовал бы христианскому образцу.

Потребность в опеке появляется при возникновении ма­лой семьи и касается прежде всего горожан. Сельские жители, имевшие большие семьи, редко сталкивались с положением, когда после смерти родителей в доме оставались только малые дети.

Особые сложности выпадали на долю тех горожан, кото­рые жили вне общин: купцы, княжий мужи. Оставшиеся у них сиротами дети требовали заботы, а их имущество сохранения. Именно функцию воспитания сирот и сбережения имущества выполнял опекун.

По древнерусскому праву ребенок нуждался в опеке лишь в том случае, если лишался обоих родителей. Если в семье ос­тавалась мать, то родительская власть после смерти отца пере­ходила к ней. Известную сложность представляла ситуация, когда мать во второй раз выходила замуж. Она не могла в таком случае сохранять власть глав» семьи — главой семьи стано­вился ее муж. Однако по естественным причинам она все равно оставалась самым близким для детей человеком. Поэтому на­ряду с ближайшими родственниками к исполнению опекунских обязанностей Русская Правда допускала и отчима.

Права и обязанности опекунов в основном состояли в забо­те о личности и имуществе подопечного. Закон прямо говорит об обязанности опекуна кормить и "печаловаться" о подопеч­ном. Осуществление этой обязанности было в принципе безвоз­мездным.

Управление имуществом подопечного налагало на опекуна ряд обязанностей. При вступлении в опекунство он должен был принять движимое имущество. Письменного перечня не состав­лялось. Русская Правда вообще не знает никаких письменных документов, но все имущество — челядь, скот, товары — пере­давалось в присутствии свидетелей (видимо, соседей), именуе­мых в законе "люди". При достижении подопечным совершен­нолетия имущество публично возвращалось ему опекуном. За­кон специально оговаривает, что любой приплод ("от челяди плод или от скота") является собственностью подопечного. Только прибыль от торговли поступала в доход опекуну — "прикуп ему собе" — в качестве вознаграждения за труды. Понятно, что прибыль от торговли может быть, а может и не быть, да и вооб­ще это касается только купцов, поэтому и вознаграждение за труды опекуна не являлось обязательным.

Опекун нес материальную ответственность за сохранность имущества подопечного, и если "что ли будеть рестерял, то то все ему платити детем тем".

 

§ 3. Уголовное право

Основное внимание законодательные документы Древне­русского государства уделяют преступлениям и наказаниям. В дошедших до нас правовых источниках преступным признает­ся деяние, причиняющее ущерб личности: непосредственно че­ловеку или его имуществу. Тем не менее летописи свидетельст­вуют о том, что на практике понятие преступления трактова­лось более широко и включало в себя также посягательство на основы существующего строя. Так, в 1068 году за антикняже­ские выступления были сурово наказаны киевляне.

Субъектами преступления признавались все свободные люди. Холопы, не относившиеся к указанным лицам, естествен­но, таковыми не являлись. За действия холопа полностью нес ответственность его господин. Так, если холоп совершал кражу коня, то господин за него уплачивал штраф в размере 2 гривен. Удар, нанесенный холопом, был настолько оскорбителен, что хозяин холопа выплачивал потерпевшему штраф в размере 12 гривен. Законодательство ничего не говорит о возрасте наступ­ления уголовной ответственности, а также о вменяемости субъ­екта преступного деяния. Зато содержит нормы о соучастии, согласно которым все соучастники преступления несли одина­ковую ответственность. В Уставе князя Ярослава о церковных судах имелось упоминание о недонесении о готовящемся пре­ступлении: "Услышить жена от иных людей, что думати на царя или на князя,., а опосли обличиться".

Различались два вида умысла — прямой и косвенный. Убий­ство, совершенное с косвенным умыслом — "в сваде, или в пиру явлено", наказывалось менее строго, чем убийство с прямым умыслом — "без всякоя свады".

Закон различал преступления, выражавшиеся в форме как действия, так и бездействия. Примером преступления, совер­шенного путем бездействия, может служить невыдача беглого челядина. Большая часть преступлений совершалась в виде

действий.

Древнерусскому праву известна одна из стадий развития преступной деятельности — приготовление, предусмотренная в Пространной редакции Устава князя Ярослава: "Аще подумаеть жена на своего мужа или зелием, или инеми людьми".

В Древнерусском государстве совершались государствен­ные преступления. Примером может служить убийство древ­лянами в 945 году князя Игоря. К этому виду преступлений можно отнести такие деяния, как организация восстания про­тив князя и участие в нем, измена, нарушение вассальной вер­ности, за которое князь-вассал мог лишиться удела, а боярин подвергался смертной казни. Летописи содержат сведения и о должностных преступлениях.

Но наиболее распространенными были преступления про­тив личности и имущества. Именно об этих преступлениях и говорят памятники древнерусского права. Если посягательство на интересы государства или на жизнь и власть князя кара­лись, как правило, без суда, подобно расправе победителя над побежденными, то отношение к преступлениям против лично­сти и имущества было иным. Русская Правда называет их об­щим термином "обида", подчеркивая субъективность оценки преступного деяния и роль потерпевшего в преследовании обид­чика.

К преступлениям против личности относились: убийство; нанесение телесных повреждений различной тяжести — от увечий до побоев ("аже придеть кровав муж на двор или синь"); оскорбление действием ("а во усе 12 гривне, а в бороде 12 грив­не); оскорбление словом (предусмотрено церковными уставами по отношению к женщинам); изнасилование.

Имущественными преступлениями являлись хищение (раз­бой, татьба), противоправное пользование чужим имуществом, повреждение или истребление чужого имущества, совершен­ное путем поджога.

В связи с Крещением Руси в конце X века появляются преступления против веры. Христианское вероисповедание при­знавало моногамный брак как нерасторжимый в принципе союз одного мужчины и одной женщины, поэтому считались пре­ступными сожительство в полигамном союзе, самовольные раз­воды, блуд, т. е. внебрачные половые связи, сожительство с близ­кими родственниками и свойственниками.

Система наказаний не отличалась особой сложностью. Пер­воначально в основании наказания за особо тяжкие преступле­ния лежало возмездие. Поэтому на ранних стадиях своего раз­вития государство признавало кровную месть, придав ей ха­рактер послесудебной расправы. Кровная месть просущество­вала до второй половины XI века и была отменена полностью после смерти князя Ярослава Мудрого.

В Древней Руси к ворам, по сообщению арабских источни­ков, применялась смертная казнь через повешение. В летопи­сях тоже содержится достаточное число сведений о примене­нии на Руси смертной казни.

Следующим из наиболее тяжких видов наказания был по­ток и разграбление. Под потоком и разграблением в одних слу­чаях подразумевалось убийство виновного и в прямом смысле разграбление его имущества, а в других — изгнание из общины и распределение его имущества между ее членами, в третьих — продажа преступника в холопы с конфискацией его иму­щества. Поток и разграбление назначался за самые опасные преступления: разбой, конокрадство, поджог гумна или двора.

С точки зрения многих исследователей церковь в этот период применяла и телесные наказания, заимствованные из визан­тийского законодательства. Вероятно, телесные наказания могли применяться и светской властью и выражались в битье кнутом.

За убийство свободного в качестве наказания назначалась вира — штраф, равный 40 гривнам и шедший в пользу князя. За убийство представителей класса феодалов и приближенных князя назначалась двойная вира — 80 гривен. По подсчетам некоторых исследователей уплата двойной виры равнялась 4 кг серебра или же стоимости стада из 100 коров. Когда община не хотела выдавать преступника или имя его было неизвестно, то ею уплачивалась дикая вира, распределявшаяся по раскладке между членами общины. Дикая вира уплачивалась только за того члена общины, который наряду с другими нес ее финансо­вые тяготы.

Одним из видов наказания была продажа — денежный штраф, шедший в доход князя и назначаемый за все виды пре­ступлений, кроме убийства. Денежные штрафы сопровождались возмещением ущерба потерпевшему или его семье.

В Уставе Ярослава содержатся указания и на собственно церковные виды наказаний — епитимьи (отказ в причастии, наложение постов и пр.), а также помещение в церковный дом, соединявшееся, по предположению В. О. Ключевского, с прину­дительной работой на церковь.

§ 4. Процессуальное право

В Древнерусском государстве не было специальных орга­нов, осуществлявших правосудие. Судили князь как глава го­сударства, некоторые должностные лица, община, после Кре­щения Руси появился и церковный суд.

Первоначально княжеская юрисдикция не имела широкого распространения. Князь судил свою дружину и зависимое от него население княжеских сел — челядь, тиунов сельских и ратаиных, рядовичей, смердов, а также изгоев и прощенников. Княжеская юрисдикция распространялась и на посадское насе­ление, что вполне понятно, так как резиденция князя находи­лась в городе. В сферу юрисдикции князя попадали также при­езжие купцы и иноземцы, оторванные от своей среды.

Постепенно происходит как внешнее, так и внутреннее рас­ширение княжеской юрисдикции. Внутреннее — связано с уве­личением круга лиц и дел, подсудных этому суду. Внешнее — с расширением территории, входящей в юрисдикцию князя.

Если вначале суды были редкостью и постоянно функцио­нировали только в крупных городах, то со временем они посте­пенно утверждаются на всей территории государства. На мес­тах судебными функциями были наделены наместники и во­лостели.

Великий князь киевский судил подвластное ему население как суд первой (и последней) инстанции. По мнению С. В. Юшкова, он судил и своих бояр, не подсудных местным судьям. Предположительно великий князь выступал также в качестве апелляционной инстанции в случае недовольства судом мест­ных судей. Постепенно суд становится неотъемлемым элемен­том деятельности князя. Так, в расписание дня Владимира Мо­номаха входит "людей стравливать" (судить).

Некоторые наиболее серьезные дела подлежали совмест­ному разбирательству князя и веча. По сообщению летописи к этим делам относилось обвинение княжеских агентов в долж­ностных преступлениях.

С принятием в 988 году христианства на Руси церкви пе­редается часть судебных полномочий. В соответствии с церков­ными Уставами Владимира Святославича и Ярослава, во-пер­вых, юрисдикция церкви распространялась на подвластное ей население — членов церковного причта, монашество и часть светского населения, находящегося под патронатом церкви; во-вторых, на ее рассмотрение передавались определенные кате­гории дел — преступления против веры и церкви, чести и дос­тоинства, половые преступления, споры об имуществе и наслед­стве между супругами и родственниками и др.

В Уставе князя Ярослава содержатся сведения о суде, от­правляемом совместно представителями князя и митрополита. При вынесении приговоров использовались такие формулиров­ки: "епископу в вине, а князь казнить", "епископу в вине с князем наполы", "епископу... гривен, а князю казнити", "платят виру князю с владыкою наполы". Взыскание штрафа осущест­влялось при помощи княжеских слуг, поскольку церковь не имела в своем распоряжении средств принуждения.

Сохранился в Киевской Руси и общинный суд. Намек на его существование в прошлом можно увидеть в ст. 15 Краткой Правды, упоминающей об изводе "пред 12 человек". Некоторое время и общинный, и княжеский суды могли существовать од-

новременно. Косвенное доказательство тому находится в ст. 33 Краткой Правды. Приведение в исполнение наказания, выне­сенного общинным судом в отношении определенных категорий людей, признается нарушением юрисдикции князя. С расшире­нием последней юрисдикция общинного суда сужается.

Процесс в Древнерусском государстве имел состязатель­ный характер. Обе стороны, по Русской Правде, назывались истцами. Не было известно деление процесса на уголовный и гражданский. Тем не менее Русская Правда знает такие специ­фические досудебные процессуальные действия, присущие толь­ко уголовному процессу, как гонение следа, заклич и свод.

При гонении следа преступника в прямом смысле слова отыскивали по его следам. Это процессуальное действие осуще­ствлял потерпевший с "чюжими людми", выступавшими в ка­честве понятых. Если следы приводили к дому, хозяин которого не мог от себя "отсочять" (отвести) след, то именно он призна­вался вором. Если следы терялись на территории общины, то она должна была либо выдать преступника, либо отвечать сама. Но если след терялся на "пусте, кде не будеть ни села, ни лю-дии", то у потерпевшего не было возможности отыскать ответ­чика. В надежде обнаружить свое украденное имущество он прибегал к процедуре заклича: объявлял на торгу о пропаже с указанием отличительных особенностей вещей, владелец кото­рых в течение трех дней должен был объявиться. Если заклич давал результат, то после него начиналась процедура свода, во время которой владелец краденого имущества доказывал доб­росовестность своего приобретения.

Древнерусскому праву были известны следующие виды доказательств: показания свидетелей, поличное, внешний вид потерпевшего, ордалии, присяга. К числу судебных доказа­тельств, по логике вещей, относилось и собственное признание, о котором в Русской Правде не упоминается.

Праву известны две категории свидетелей: видоки и по­слухи. Под видоками исследователи понимают непосредствен­ных очевидцев происшедшего, т. е. свидетелей в современном понимании этого слова. Категория послухов — более сложная. Под ними понимают лиц, во-первых, что-либо слышавших о преступлении, и, во-вторых, свидетелей доброй славы, доброго имени подозреваемого лица. О свидетелях впервые содержатся упоминания в Договоре Руси с Византией 911 года.

Безусловно, одним из видов доказательств было обнару­жение у лица украденного имущества, т. е. вещественные дока­зательства. В соответствии со ст. V Договора Руси с Греками 911 года если "пойманный на воровстве захочет сопротивлять­ся, то хозяин украденной вещи может убить его,., и возмет свое обратно". При гонении следа тоже могли быть обнаружены ве­щественные доказательства.

Внешние признаки насилия — "знамения", выражавшиеся в наличии синяков и кровоподтеков, рассматривались в качест­ве бесспорных доказательств, не требующих свидетельских показаний при нанесении побоев.

Известны были и такие формальные доказательства — ордалии, как испытание железом и водой, применяемые при отсутствии вещественных доказательств и свидетелей. В Рус­ской Правде испытание водой применялось по менее значитель­ным делам, чем испытание железом. Сама процедура испыта­ния не описана в законодательстве, но из других источников становится ясно, что при испытании водой подозреваемого свя­зывали и бросали в воду. Если он начинал тонуть, т. е. вода как чистая стихия принимала его, то он признавался невиновным. При испытании железом виновность определялась по степени ожога.

Использование на Руси третьего вида ордалий — поля — является спорным. Поле представляло собой вооруженный по­единок, победитель которого признавался невиновным. Иссле­дователи, отрицающие его существование в Древнерусском го­сударстве, основывают свою точку зрения в первую очередь на отсутствии упоминания о нем в законодательных актах этого периода. Поле как вид доказательства впервые встречается в договорах Смоленска с немцами XIII века и на протяжении двух столетий постепенно вытесняет применение железа. Тем не менее имеющиеся свидетельства византийских и арабских ис­точников говорят в пользу того, что поле как вид доказательст­ва существовало и в Киевской Руси.

Одним из древнейших видов доказательств являлась ро­та — присяга. О порядке принесения присяги говорят Договоры Руси с Византией. Клялись "по закону своему", "по вере сво­ей", давая "клятву от Бога", в которого веровали. Язычники клялись Перуном и Волосом, "скотьим богом". Сохранился текст присяги: "Да будем желты как золото и собственным нашим оружием изсечены". Христиане приносили присягу целовани­ем креста. В процессе рота как вид доказательства применя­лась при тех же условиях, что и ордалии, но по малозначитель­ным спорам.

1 Здесь и далее приводятся ссылки на книги Ветхого Завета.