Ценностные ориентации молодёжи

Днепропетровский историко-географический Лицей №13

Днепропетровск, 2005 г.

Понятие "ценность" весьма широко используется в философской и другой специальной литературе для указания на человеческое, социальное и культурное значение определенных явлений действительности. Ценность (по П. Менцеру) — это то, что чувства людей диктуют признать стоящим над всем и к чему можно стремиться, созерцать и относиться с уважением, признанием, почтением.

По сути, ценность — не свойство какой-либо вещи, а сущность, условие полноценного бытия объекта.

Ценность как совокупность всех предметов человеческой деятельности может рассматриваться как "предметные ценности", т. е. объекты ценностного отношения. Сама по себе ценность — это некая значимость объекта для субъекта. Ценности — это суть и свойства предмета, явления. Это также определенные идеи, воззрения, посредством которых люди удовлетворяют свои потребности и интересы.

Способы и критерии, на основании которых производятся процедуры оценивания соответствующих явлений, закрепляются в общественном сознании и культуре как и субъективные ценности. Таким образом, предметные и субъективные ценности представляют собой два плюса ценностного отношения человека к окружающему его миру.

То, что для одного человека может быть ценностью, другой может недооценивать, а то и вовсе не считать ценностью, т. е. ценность всегда субъективна.

Ценности с формальной точки зрения разделяют на позитивные и негативные (среди них можно выделить и малоценность), абсолютные и относительные, субъективные и объективные. По содержанию различают вещные ценности, логические и эстетические.

Любая историческая общественная форма жизнеустройства, жизнедеятельности людей имеет не просто отдельные ценности, но их систему, определенную иерархию ценностей. Без усвоения личностью такой системы ценностей, без определения собственного отношения к ним невозможен не только успешный процесс социализации личности, но и соответствующее поддержание нормативного порядка в обществе вообще.

Когда говорят о системе ценностей, то имеют в виду не просто некую совокупность идеальных средств человеческой деятельности, а специфический культурный феномен, своеобразную "пирамидальную призму", в которой и посредством которой преломляется вся система реальных жизненных отношений между субъектом и окружающим его миром.

Приоритетное значение имеют индивидуальные ценности людей (личностей), ибо только некая их сумма может представлять собой ценности социальные, ценности всего общества.

Иерархия индивидуальных (личностных) ценностей является своеобразным связующим звеном между отдельным человеком (индивидом) и обществом, его культурой в целом. Иными словами, есть духовный мир самого человека и определенная культура общества, которые взаимосвязаны и взаимодействуют посредством ценностей определенного человека.

Не все потребности и ценности человеком ясно осознаются, и познаются. При этом важно учитывать то обстоятельство психологического плана, что для подавляющего большинства людей суперценностью являются они сами, т. е. "Я — ценность!" В определенной мере это — объективное явление, ибо высочайшей целью человека является его самореализация, саморазвитие и самосовершенствование

Ценностные ориентации (или реже — предпочтения) — это определенная совокупность иерархически связанных между собой ценностей, которая задает человеку направленность его жизнедеятельности.

С юных лет человек в основном приобщается к различным ценностям, уясняет для себя их сущность и смысл. Далее, в процессе обучения, всестороннего развития, накопления жизненного опыта личность вырабатывает способность самостоятельно выбирать системообразующую ценность, т. е. ту, которая в данный момент представляется ей наиболее значимой и одновременно задает определенную иерархию ценностей.

В сознании каждого человека личностные ценности отражаются в форме социальных, ценностных ориентации, которые образно называют "осью сознания", обеспечивающей устойчивость личности. "Ценностные ориентации — важнейшие элементы внутренней структуры личности, закрепленные жизненным опытом индивида, всей совокупностью его переживаний и ограничивающие значимое, существенное для данного человека от незначимого, несущественного" .

Ценностные ориентации человека складываются в определенную систему, имеющую (в виде подсистем) три основных направления: социально-структурные ориентации и планы; планы и ориентации на определенный образ жизни; деятельность и общение человека в сфере различных социальных институтов.

Среди всей иерархии ценностей можно выделить те, которые являются общечеловеческими, или глобальными, т. е. присущи максимальному количеству людей, например Свобода, Труд, Творчество, Гуманизм, Солидарность, Человеколюбие, Семья, Нация, Народ, Дети,, и др.

Итак, в основе ценностных ориентаций молодёжи лежат:

а) счастье;

б) целеустремлённость;

в) смысл жизни

Счастье - понятие, обозначающее такое состояние человека, которое соответствует наибольшей внутренней удовлетворенности условиями своего бытия, полноте и осмысленности жизни, осуществлению своего назначения.

Знают, чего хотят

В отличие от множества прочих, которые в лучших случаях знают лишь, чего хотят. Самое тяжелое положение у тех, кто не знает, чего хотеть от себя. Заметил: счастливые хотят только то, что имеют – в реальности или в возможной реальности.

Не умеют скучать

Среди них есть и деятельные энтузиасты, и созерцатели, никуда не спешащие. И занятые по горло, и внешне незанятые. Но нет незанятых душ, безработных, сердец. Все счастливые зримо или незримо ТВОРЯТ ЖИЗНЬ — слово «скука» не из их лексикона, оно им непонятно, 25 лет психотерапевтической практики убедили меня, что самое трудное для человека — разучиться скучать. А научиться слишком легко.

Внутренне свободны

Дать словесное описание этого ключевого качества очень трудно. Не знаю лучшего его выражения» чем музыка Моцарта. Обязанности не делают их привязанными, а привязанности зависимыми: у них всегда СВОЕ настроение, СВОЕ состояние. Самобытность, не имеющая ничего общего с внешней оригинальностью. Двое из моей «коллекции» пишут стихи. В одном случае прекрасные, в другом — плохие, однако сам автор, что почти невероятно, оценивает их справедливо и по-врачебному точно считает лекарством от своей душевной болезни.

Дело, конечно, не в стихах. Все счастливьте люди — поэты жизни.

Не обвиняют ни других, на себя

Как это у них получается, надо еще исследовать. Одни изначально не способны, а другие разучиваются чувствовать вражду и мыслить обвинительно. И это при том, что они вовсе не чужды гнева, скорби, страха и других отрицательных эмоций — все как и у всех прочих, в даже заметно интенсивнее, потому что чувства их никогда не придавливаются боязнью проявления чувств. Некоторые очень вспыльчивы и резки, могут вступить в конфликты, во так же легко выходят из них. Злопамятности никакой. Все негативные чувства возникают исключительно по конкретным поводам я проходят, как гроза или туман в летнее утро, никогда не оставляя после себя осадка, не обобщаясь. Когда счастливый человек ворчит, ругается или дерется, становятся еще очевиднее, что это человек добрый.

Глубокое убеждение в своем праве на искренность, равно как и в праве на ошибки и прощение. Такое же право дается другим.

Умеют любить

Запись из дневника одной из счастливых женщин: «Боже мой, оказывается, мне не требуется быть любимой, достаточно любить! Вот открытие! Если бы раньше!..»

Умеют быть благодарными

Что ни в коей мере не равнозначно умению говорить «спасибо», дарить подарки или оказывать услугу. Все это может наличествовать, но лишь как производное от благодарности внутренней.

Целеустремлённость - стремление к поставленной цели

«Здравствуйте, уважаемая редакция. Меня зовут Катя, и я с малых лет восхищаюсь людьми, которые готовы идти к собственной цели через любые преграды. И это не только герои романтических книг, но и люди, которые жили на Земле и вершили истории народов. Напалеон, Юлий Цезарь… но больше всего меня поразила личность вожди пролетариата В.И. Ленина. Я давно интересуюсь его биографией, и вот, в одном из журналов я нашла интересные факты из его биографии и хочу поделиться с вами»

«Дорогая Анюта! Получил сегодня твое пересланное из Женевы письмо... Итак, все улажено и подписано. Это превосходно...» — вздох ликующего облегчения эти строки. Не более чем за сто часов догнало Анютино письмецо переселенческий поезд «Ильичей», проследовавший из Женевы в Париж.

Сколько переживаний было в сутолоке сборов: сами - в Париж, а годовалое дитя — философская рукопись — в Россию, можно сказать, на деревню дедушке. Надо опасаться любой случайности, не говоря уж о самом примитивном полицейском изъятии. Прибегая с привычной необходимостью к конспиративным условностям, просил маму: «Анюте, пожалуйста, передай, что философская рукопись послана, уже мной тому знакомому, который жил в городке, где" мы виделись перед моим отъездом... в 1900 году». И добрый подольский знакомец санитарный врач Левицкий получает драгоценную посылку.

Да, год почти минул с того дня, когда с негодующим усердием взялся Владимир Ильич за философскую литературу в женевской библиотеке, и до того, как поставил последнюю точку в предисловии, венчающем четырехсотстраничный партийный монолог в защиту диалектического материализма. Он оставался верен себе: ни на миг не уклоняться от борьбы, не ждать, когда кто-то возьмется за труднейшее из неотложных дел, не оставлять в области загадок ничего, что препятствует революционному процессу, досконально знать, чтобы судить и действовать.

Исследовал десятки • сотни источников по философии и естествознанию на немецком, английском, французском языках; вновь проштудировал важнейшие произведения марксистской литературы, разобрал до основания все построения модных школок, раздев донага сочинителей гносеологических «измов» и новоявленных духовников-богостроителей. Только после этого он мог себе позволить язвительное резюме в предисловии: я тоже, мол, «ищущий» в философии, поставил себе цель «разыскать, на чем свихнулись люди, преподносящие под видом марксизма нечто невероятно сбивчивое, путанное и реакционное».

Когда же эти «розыски» закончились и перед ним легла рукопись почти в миллион букв, он торжествующе сообщал Анюте: «Она готова... закончу пересмотр и отправлю »

Никто никогда не создавал в семье Ульяновых «революционного комитета» или «партийной ячейки», но это будто складывалось само собой. Взрослея, родные по крова роднились убеждениями. Никто, конечно, и не распределял здесь ролей, поручений, но это тоже выстраивалось - естественным образом. Старшая сестра, например, — признанный «издатель» ленинских трудов.

Уже с юности, когда пятилетняя разница еще значительно отдаляла девичью взрослость, оба они находили созвучие в представлениях о главном в жизни. С трагической гибели старшего брата, с первой, кокушкннской, ссылки, куда судьба свела Анну и Владимира, ее авторитет хранительницы семейных традиций, ульяновского пламени почитался сугубо. А с момента активного включения в революционную деятельность на каждом опасном повороте судьбы Владимир Ильич мог без оглядки опереться на ее верную руку. При непременной самостоятельности в убеждениях, выборе решений, да и в житейских делах старшая сестра (вместе со своим избранником, чудо как человеком, Марком Тимофеевичем Елизаровым) всегда олицетворялась с партийной умудренностью, самоотреченной надежностью. Ни один из арестов, ни бесконечные лишения, ни тяготы забот практической главы ульяновского семейства не поколебали в революционном деле участницу «Союза борьбы», деятельную «искровку», ведущего парторганизатора МК.

Как ненасытному книгочею в щепетильному автору, Владимиру Ильичу импонирует в старшей сестре ее особое отношение с книгой. Основательная эрудиция, начитанность — бестужевка историко-литературного, профиля; врожденный вкус к слову стихотворные опыты с гимназических лет, изящные переводы; связи в издательском мире — невозможно не оценить добросовестного сотрудника... Изданием с развития капитализма в России» обязан прежде всего ей. Случалось, и в ссылке донимали его как автора издательскими хлопотами — так и подмывало ответить: «Обращайтесь к Елизаровой в Москву, которая заведует делом».

Теперь в заведовании Анны Елизаровой — все дела, решающие ближайшую судьбу «Материализма и эмпириокритицизма».

По-читательски, по-редакторски она уже углубилась вслед за автором в философские дали. «Книгу твою, — пишет, — читаю... Чем дальше, тем она все интереснее. Заменяю согласно твоему указанию «поповщину» «фидеизмом», вместо «попов» ставлю «теологов»... Ну, а потом некоторую ругань надо опустить или посгладить. Ей-богу, Володек, у тебя ее чересчур много...» И доказывает: вот следы твоей скорописи, вот эмоциональные перегрузки эпитетов, вот чрезмерная категоричность характеристик. И ходатайствует: опусти, выкинь, откажись.

За претензиями по части изящной словесности чувствуется и другое — сестринская, товарищеская озабоченность: не достанется ли, мол, тебе за резкие нападки на философов, не отшатнется ли кто от сотрудничества с тобой в это «самое склочное время»? Иные так откровенно пугают и личными бедами, и ослаблением партии. Но разве мы становимся сильнее, прикрывая разность позиций благочинными реверансами? Что стоит показное единство без единомыслия? Какой смысл вести дискуссии по принципу Талейрана: язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли? Нет ничего хуже, как отсутствие открытой борьбы. Партия нуждается в чистоте своего имени, своего знамени.

В полемике придется еще услышать: Владимир Ильич развернулся, мол, так, что вокруг чуть ли не голое место образовалось... «Что ж, бывают такие моменты, когда массы по тем или другим причинам убегают с поля битвы, и тогда плох тот вождь или тот генерал, который, оставаясь в единстве, не может защищать свое знамя. Бывают такие моменты, когда надо оставаться в единстве, чтобы сохранить чистоту своего знамени.

Так что, дорогая Анюта, насчет «опустить или посгладить» подумать надо» лаки и паки». Из письма в письмо обсуждается эта лексически-политическая проблема. «Ругательства» там всякие или «неприличные выражения» в поповско-цензорском понимании согласен заменить, но оценки идейнее предательства? — помилуйте!»

Его письма из Парижа, порой еженедельные, причудливо сотканы совсем из разных нитей — из лаконичных оценок ситуаций, всполошенных переживаний и... многостолбцовых перечней поправок по свежим гранкам, переправленным сестрой через многие кордоны за тысячи верст, — какое гигантски неразворотливое плечо для издания срочной книги.

Переживаниям же нет конца. Вдруг уловилось между строк: маме нездоровится. Запросили телеграммой — подтвердилось: больна. В таком возрасте — 73 года — любой недуг может всполошить. Младшая сестра, приехавшая на экзамены в Сорбонну, рванулась в Россию. Едва удержали. В Москву посыпалнсь экстренные запросы, просьбы. «Митино письмо прочел... ему, как врачу, виднее, особенно после совета с специалистами, состояние болезни, и я его очень прошу извещать нас почаще хотя бы самыми порогами письмами». Тревоги не улеглись, пока не появилось доброе предзнаменование. «Дорогая Анюта! Получая вчера вечером твое письмо с припиской дорогой мамочки... Мы все ужасно были обрадованы». Все тревожные дни убеждал старшую сестру высвободить себя чуть-чуть, сбыть корректуру на руки друзей, в конце концов нанять кого-то... Но надо знать непреклонную, несгибаемую Анюту!

Когда философская рукопись лежала еще на авторском столе и предпринимался усиленный поиск издателя, из Петербурга от старшей сестры пришло письмо, которое Владимир Ильич не мог читать без грустной улыбки: «Слышала здесь от задавших тебя недавно, что ты выглядишь плохо и очень переутомился. Это очень грустно. Не зарабатывая, пожалуйста, дорогой, и побереги себя. Тебе, верно, нужен был бы отдых где-нибудь в горах и усиленное питание. Устрой себе это. Ну, пусть попозже выйдет философия...»

Ее, наверное, оторопь взяла, когда считанные недели спустя на нее обрушилось настойчивое авторское торопление: «Об одном и только об одном я теперь мечтаю а прошу: об Ускорено выпуска книги... Ускорять, ускорять во что бы то ни стало...»

«Мне дьявольски важно, чтобы книга вышла скорее.

У меня связаны с ее выходом не только литературные, но и серьезные политические обстоятельства...»

Эти обстоятельства он обозначил по-немецки одним словом «» (раскол). Но прежде чем он порвет с идейными отступниками — каждому из них, товарищам по партии, всей общественности, он должен показать, где ошибки по умыслу, где заблуждения по недомыслию, он должен представить исчерпывающие аргументы. На историческое совещание расширенной редакции «Пролетария» он придет во всеоружии — с философской книгой, — тысяча благодарностей Анюте, близким, всем, кто работал у горна, когда ковалось это оружие.

В обыденном представлении философия, да еще нг1-рочнто усложненная, — не что иное, как отвлеченное любомудрие, не имеющее отношения к повседневной жизни. Как бы не так! Выяснение отношений с российскими махистами еще и еще раз убеждает; решение философских вопросов теснейшим образом связано с жизненной практикой, с классовым противоборством.

Взять ту же компанию литераторов, наводняющих легальные издания систематической проповедью богостроительства. Она потому получает простор и поддержку, что именно теперь русской буржуазии в контрреволюционных целях «понадобилось оживить религию, поднять спрос на религию, сочинить религию, привить народу или по-новому укрепить в народе религию. Проповедь богостроительства приобрела поэтому общественный, политический характер... Большевизму не по дороге с подобной проповедью».

Полемика на редакционном совещании «Пролетария» развертывается и вокруг чисто политических маневров любомудрых эмпириокритиков. Эти «тоже большевики» то рядятся в тогу ультиматистов, то группируются в некую фракцию божественных отзовистов. Одни других хуже. Их попытки помешать партии использовать легальные средства борьбы с царизмом так же вредны, как и попытки духовного разоружения. Особенно огорчительна их изощренность и псевдорадикализм. «Вместо того, чтобы политически мыслить», они цепляются за «яркую» вывеску и неизбежно оказываются «в положения партийных иванушек... Надо оберегать большевизм от «карикатуры на него». Никому не должно быть позволено разрушать «драгоценнейшее наследие русской революции».

Во имя его сохранения, во имя его чистоты, во имя ясности политического сознания и идет бескомпромиссная борьба с теми, кто поступается марксистскими убеждениями. И каждой страницей своей философской книги, и каждым аргументом в открытой полемике с оппонентами-ревизионистами Владимир Ильич стремится доказать: философия — дело партийное, отстаивая принципы марксистской философии, мы укрепляем большевистскую партийность. Мы отстаиваем партийность принципиально, в интересах широких масс, в интересах их освобождения от всякого рода буржуазных влияний, в интересах полной и полнейшей ясности классовых группировок, именно поэтому нам надо всеми силами добиваться того и строжайше следить за тем, чтобы партийность была не словом только, а делом.

...Года через два после выхода философской книги автор ее и редактор совершают многомильное путешествие по золотым галереям осенних парижских бульваров. Нескончаемый разговор обо всем и всякий раз о будущем: когда-то поднимется новая волна, всколыхнутся миллионы. На лице брата Анна Ильинична замечает ненастное облачко и слышит редкое по интонации признание: «Удастся ли еще дожить до следующей революции...» Невозможно было даже вообразить тогда, что до Октября осталось всего две тысячи двести дней.

Смысл жизни

- понятие, присуще любой развитой мировоззренческой системе, которое оправдывает и истолковывает свойственные этой системе моральные нормы, показывает, во имя чего необходима предписываемая их деятельность.

В газете «Собеседник» было напечатано такое письмо:

«Здравствуй, «Собеседник»! Я учусь в десятом классе. До десятого класса я была озорной, веселой заводилой-девчонкой. Теперь все изменилось. Я уже не могу смотреть на жизнь по-прежнему. Меня мучает то, что за все мои семнадцать лет я не принесла никакой пользы. Кто я? Зачем я живу? Что хорошего я сделала? Не знаю. Хорошие отметки (я — отличница), дисциплина, активность в школе — вот и все?

 Я люблю читать. Прочла много книг. Мне кажется, что герои книг необыкновенные люди. Есть ли сейчас такие? Если бы ты знал, «Собеседник», как я завидую жившим во время революции, первых пятилеток, Великой Отечественной, поднятия целины! Вот были люди! И у всех у них в жизни была какая-то цель. А какая цель у меня? Получить профессию, выйти замуж? Все это кажется таким обычным.

Дело в том, что у нас, у нашего поколения есть все. Мы не голодаем, не живем на улицах под открытым небом, мы хорошо одеваемся (опять-таки с помощью родителей), о войне читали лишь в книгах, газетах или видели ее по телевизору. Почему же мне чего-то не хватает? Да, я мечтаю о подвигах (да и кто об этом не мечтает?), я хочу, чтобы моя жизнь не была скучной, однообразной. Но как, как этого добиться? Меня часто называют «слишком романтичной», говорят, что я «много хочу». Но разве можно жить иначе?

Я не пишу фамилии, понятно почему. И все-таки я уверена, что не только я так думаю и что со мной согласятся многие.

С уважением, Лена, 17 лет. Елец».

Однажды, рассказывают, Александр Грин слушал чтение новой повести молодого автора. Очень внимательно и очень доброжелательно слушал: в нем всегда жила, не всегда выходя наружу, суровая нежность к людям, И вдруг рассердился — услышал в повести такие слова: «Небо было как небо».

«Небо было как небо... — повторял Грин, нахмурившись. — Небо — как небо. И добавил расстроено: «Так — нельзя».

Мне вспоминается этот маленький эпизод из жизни большого романтика, когда я читаю письмо Лены. «Слишком ты романтична», — говорят ей подруги, и в этом утверждении слышится упрек: «Много хочешь», и в этом упреке слышится вопрос: «Что тебе еще нужно?»

«У нас, у нашего поколения есть все, — утверждает, впрочем, и сама Лена. — Мы не голодаем, не живем на улицах под открытым небом (небо — как небо?), мы хорошо одеваемся, о войне читали лишь в книгах, газетах или видели ее по телевизору». Это общее для всего поколения благополучие Лена дополняет своим, личным: отличница — что не так часто сегодня встречается в десятом классе и хотя бы, поэтому дает основание для определенной гордости собой. Общественница — и это, как известно, должно существенно наполнять жизнь. Дисциплинированна, что тоже, как всякое умение владеть собой, приносит удовлетворение.

 И вдруг такая неудовлетворенность...

 Такое томление души, такое ощущение неполноты жизни, такая обделенносгь даже! Все, кажется, есть для счастья, нет только одного — самого счастья. Отчего так? Почему? — спрашивает Лена, вынося свои вопросы на наш с вами суд. Как часто мы еще боимся этой смутной, вдруг подступающей к тебе и в середине нута, не только у его начала, тоски, как гонки от себя эти внезапно настигающие в мм не благополучных буднях вопросы, свидетельствующие о каком-то ином неблагополучии, как часто ссылаемся при этом то на атмосферное давление, то на солнечную активность, то на расстроенные нервы – все лучше, кажется, чем эта неудовлетворенность. И не понимаем того, что она-то, быть может, и есть лучшее в нас — нет ничего хуже, как известно, самодовольного оптимизма.

Первое, что хотелось бы сказать Лене: как хорошо, что ты этого самодовольства лишена! Одни люди ставят перед собой цели, другие повинуются лишь своим желаниям. Судя по письму, Лена принадлежит к первым. Когда нет цели — все может стать целью, чему немало, увы, свидетельств находится в редакционной почте. Сколько еще вслед за тем незадачливым автором могут сказать: а небо? Что небо? Небо как небо...

Лена же рвется вперед и выше. Она в самом деле, тут подруги правы, многого хочет, хотя это многое укладывается всего в три вопроса: кто я? Зачем я живу? Что хорошего сделал? Всего три вопроса, а чтобы ответить на них, иным не хватило и жизни. Вечные вопросы. Какое счастье, что Лена их задает! Уже сам вопрос о смысле жизни придает жизни смысл. Но вот беда: ответы на вечные вопросы вылиты ведрами, а приняты — каплями. Смысл вопроса о смысле жизни в том, видимо, и состоит, что он возникает у тебя, несмотря на ответы, найденные до тебя. Потому они и вечные, что каждый человек вечно будет отвечать на них сам.

Взгляд Лены с завистью устремлен в прошлое — туда, где первые пятилетки, война, целина... Тогда, считает она, сама история ставила перед человеком цель: преодолеть разруху, накормить голодных, одолеть врага, обустроить землю. А сейчас? Такая обыкновенная жизнь — а она стремится к чему-то необыкновенному. Такие будни — а ей так хочется романтики. Такая проза — а душа жаждет поэзии. Конечно, можно бы сказать Лене: и первые пятилетки, и целина — это не только порыв, но и подвиг. Это, прежде всего работа. Даже на войне, говорят солдаты, самым главным тоже была работа. Конечно, можно было бы напомнить Лене, что и сегодня ведь никто не застрахован от того, что на поле не загорится трактор, как у Анатолия Мерэлова, или не направит на тебя дуло пистолета бандит, как на Надю Курченко, или не случится несчастье в шахте, как у Игоря Игнатьева.

И все же... И все же честнее, мне думается, в чем-то согласиться с Леной. Сегодня, когда жизнь не требует от тебя каждый день бросаться на амбразуру, жить, взмывая в небо, а не только бездумно волочась по земле, — труднее. Мы вообще, наверное, слишком часто говорим, что нынешним семнадцатилетним, поскольку им все далось легко, жить легче: «А в иные годы...»

Но у них свои годы. Вот эти, наши. Письмо Лены напоминает нам известную формулу Достоевского: «Наестся человек и... тотчас скажет: «Ну вот, я наелся, а теперь что делать?»

Лева мечтает о подвиге. Но сегодня спрос, если так можно выразиться, скорее не на подвиг, а на подвижничество. Слова эти одного корня, но понятия выражают, тем не менее, различные. Подвижничество предполагает протяженность деяния часто малозаметного, негромкого, непрестижного. Целина поднята, да, но ведь ее надо пахать. Кому-то всегда надо пахать...

Вот к этому готовит себя Лена?

 Она мечтает о трудностях, но, быть может, труднее всего дается человеку умение будни поднимать до праздника, быт — до бытия, дело — до деяния.

Как обычную жизнь наполнить высоким смыслом? — вот главный вопрос, который вытекает из письма Лены. Думается, его следует обсудить сообща.

Лена, сама того, быть может, не подозревая, подсказывает нам и то, от чего следует всех предостеречь.

«Получить профессию, выйти замуж? Все это кажется таким обычным», — пишет Лена. Как сказать... Можно сказать, «профессия» или того проще: «поступление в институт». А можно сказать: «Дело, которому я служу». Цель жизни может не исчерпаться делом. Но именно дело человека — главный проводник цели. И совсем необязательно эдакое романтичное дело. Мне приходилось как-то на страницах газеты рассказывать о дворнике, делегате комсомольского съезда, который так относился к своему, прямо скажем, не очень ныне престижному делу, что ощущал свою значимость и достоинство, будто он космонавт на орбите. Всякий полет все же, не будем это забывать, начинается с земли. Случайно ли Лена ни словом не обмолвилась в письме о том, кем хочет стать? Это на пороге-то аттестата зрелости. Мечтая о крыльях, не будем забывать заботиться я об обуви…

«Замужество, — говорит Лена. Но лучше сказать — любовь. И еще — дети. Воспитать детей, настоящих граждан и истинно интеллигентных людей — разве это не благородная, не высокая цель?» Замужество для таких натур, как Лена, быть может, я не станет единственной целью. Но любовь обязательно подскажет средство для достижения этой цели, потому что ни одному человеку не удалось ещё, оставить о себе благодарную память, вырваться из круга обыденности, не любя людей.

Лене покажется, что в книгах все люди необыкновенные. Что именно она читает, мы, к сожалению, не знаем. Но, разве, скажем, жизнь буранного Эдился у Айтматова- это не необыкновенная обыкновенность? В современной литературе, думается, как раз видна эта магия реальности, понять которую так часто в юности бывает трудно.

В юности часто кажется, что настоящая жизнь - она там где-то, за домами, за горами, на другой, не на твоей улице, где все так привычно, знакомо». Там – небо высокое!» - не случайно поется в одной популярной песне. А тут? Над тобой? Небо как небо? Нет, и здесь оно высокое!

Социологический опрос

Основой работы является социологический опрос (бланк прилагается), проведённый молодёжной общественной организацией «Молодёжь за Трудовую Украину» среди учащихся 8 – 11 классов всех школ нашего города, а также среди учащихся ПТНГУ и МАУПа. В бланке опроса были предложены вопросы, а к ним по 6 вариантов ответов, которые нужно было расположить по степени важности лично для вас начиная от 6 (наивысший бал) до 1 ( наинизший ). Итак результаты:

Какие жизненные проблемы волнуют вас больше всего:

52% - незащищённость личных прав и свобод

31% - поступление в ВУЗ

13% - проблемы экологии

3% - отсутствие мест культурно – эстетического отдыха

1% - остальное, в частности и отсутствие ценностных ориентиров

Что нужно сделать, в первую очередь, чтобы изменить вашу жизнь к лучшему:

71% - поднять зарплату родителям

11% - создать место культурно- эстетического отдыха и развития для молодёжи

9% - создать условия для свободного предпринимательства

7% - создать необходимые условия для трудоустройства молодёжи

около 2% - остальное

Какие качества человека Вы считаете главными:

41% - доброта

32% - честность

21% - порядочность

4% - ответственность

2% - любовь, целеустремлённость

 Какие из нижиеприведённых ценностей вы считаете главными:

66% - семья

19% - материальные блага

7% - образование

5% - патриотизм

3% - остальное

Социологический опрос завершался простым вопросом: имеете ли вы цель в жизни, если да, то какую?

Практически 100% ответили, что цель в жини у них есть, но сформулировать что- то конкретное не смогли. Так, наиболее употребляемыми общими фразами были: “прожить жизнь достойно”, “заработатть много денег, обеспечить свою семью”,”достичь чего-нибудь” и т. д.

На основе проведённой работы можно сделать выввод, что современная молоёжь не имеет каких-то конкретных целей в этой жизни, а следовательно и их ценностные ориентации и идеалы довольно “размыты”.

Рекомендации:

Каждый человек в этой жизни должен уметь выделить приоритеты и на их основе сформировать свою систему цееностей. Для этого с самого раннего детства нужно понять что для тебя важнее родители или друзья, совесть или деньги, Родина или престиж… Вся наша группа уверенна, что если эти вопросы вам задаст кто-то посторонний, то вы ответите так, чтобы не упасть в его глазах, а как вы ответите, если задажите их сами себе? Суметь познать самого себя – вот главная цель в нашей жизни! “Суди сам себя! Если ты сумеешь правильно осудить себя, то сможешь судить и других…” – это слова Антуана де Сент Экзюпери, мы считаем, что именно они отражают ту главную рекомендацию, которую может дать вам наша группа.

Список литературы

«Людина і світ»\ В.Ф. Диденко, Л.В. Диденко, В.И. Кондрашова-Диденко\ Киев 2001г.

“Людина і суспільство” \учебник 11 класс\ Киев 2002г.

«Социология: наука об обществе»\ проф. В.П. Андрущенко, проф. М.И. Горлама\ Харьков 1996г.

«Социология» (учебное пособие)\ под редакцией В.Г. Городяненко\ Киев 2003г.