Киевская митрополия до присоединения Малороссии к Москве. Общий обзор состояния православия в Литве

Знаменский П.В.

Московская митрополия была недоступна влияниям Рима; православная вера была в ней верой господствующей и крепко поддерживалась самим правительством. Не то было в митрополии западной, где православным народом управляло правительство иноверное. Правительство это, как известно, давно уже чувствовало неудобство сильного тяготения своих православных подданных к Москве, - к общему центру православной Русской церкви, и еще раньше, чем сделалось католическим, энергично стремилось к церковному обособлению своей страны от Московской митрополии. Наибольшую часть Литовского княжества составляли земли, заселенные русским православным населением; в самой Вильне - столице Литвы - добрая половина жителей состояла из православных и преимущественно из русских людей, поселившихся в ней на жительство. Православную веру исповедовала вся знать русских земель, вошедших в состав Литовского государства, и князья-потомки старых удельных князей. Со времени Ягелловой унии Литвы с Польшей, когда литовское правительство стало католическим, такое преобладание в государстве православного народонаселения сделалось еще неудобнее. Попытка Ягелла распространить в Литве на место православия католичество кончилась полной неудачей, повела даже к разрыву политической унии, к совершенному отторжению Литвы от Польши под власть особого князя Витовта. Умный Витовт понял, что католичество еще не могло служить опорой государственной самостоятельности литовского княжества, что православие было сильнее его, и обратил все свои усилия пока только на то, чтобы отделить православную церковь в Литве от Московской митрополии, завести у себя в Литве особого митрополита. Как известно, он добился этого через поставление на Киевскую митрополию Григория Цамблака. Через 40 лет по смерти Цамблака при Казимире отделение Киевской митрополии от Московской было завершено окончательно, - это был первый шаг к дальнейшему развитию религиозной унии между разноверным литовским народонаселением.

Положение Киевской митрополии по отделении ее от Московской.

После этого православная церковь в Польско-Литовском государстве очутилась в самом невыгодном для нее положении, одинокая, лишенная всякой внешней опоры, лицом к лицу с сильным католичеством. На первых порах она была, впрочем, еще довольно сильна сама по себе, своей численностью и внутренней силой. Сами короли, восходившие на польско-литовский престол из литовского рода Ягеллонов, хорошо знакомые с характером своей родной страны, старались воздерживаться от излишней католической ревности, - чтобы не раздражать православного народа, охраняли права последнего, давали православным церквам и монастырям жалованные грамоты, сдерживали слишком рьяные напоры католичества на святыню народной веры. Первый киевский митрополит, ученик Исидора Григорий, приверженец Флорентийской унии и ставленик униатского патриарха, жившего в Риме, попробовал было сделать несколько более решительных попыток утвердить в Литве эту унию и воздвиг на православное духовенство гонение, но король не поддержал его и попытки его остались безуспешными. Чрез 10 лет управления митрополией Григорий сам почел за лучшее присоединиться к православию (1469 г.). Но как католики, Ягеллоны не могли, конечно, покровительствовать православию и где было можно, охотно урезывали его права, и его материальные средства, духовенство православное держали в черном теле, а для ослабления силы православных панов несколько раз подтверждали Городельское постановление 1413 г. ο недопущении православных к высшим должностям в государстве. Политика их в отношении к православной церкви имела вообще двусмысленный характер. Смотря по обстоятельствам, они относились к ней то покровительственно, то враждебно, но никогда не упускали из виду своей заветной мечты скрепить политическую унию Литвы с Польшей унией церковной. Всего вреднее для Православной Церкви было усвоенное королям право церковного "патроната" и "подавалья" церковных мест - архиерейских кафедр и находившихся на коронных землях монастырей и церквей - выродившееся из древнего участия князей и народа в избрании епископов и других духовных лиц; после ослабления участия в таких избраниях народа право "подаванья" осталось исключительно в руках короля. По этому праву короли назначали на епархиальные кафедры епископов, а в церкви и монастыри - священников и настоятелей, раздавали "хлебы духовные" исключительно по своей воле, допуская часто самые возмутительные злоупотребления и доводя православную иерархию до самого жалкого положения. Духовные хлебы раздавались разным недостойным людям за деньги или в награду за военные и гражданские заслуги. Монастыри отдавались в управление даже светским людям под одним только условием - до пострижения управлять ими через наместников из духовных лиц, но и это условие часто не соблюдалось - какой-нибудь пан, получив монастырь, управлял им сам лично, и не думая ο пострижении. Такие же светские паны по временам занимали и архиерейские кафедры, именуясь нареченными епископами. Поевши несколько времени духовных хлебов, такой епископ продавал свою епархию другому такому же искателю духовного хлеба. Случалось, что король отдавал кафедру двум панам сразу и между ними завязывалась из-за нее борьба вооруженной силой. С помощью таких злоупотреблений правом подаванья короли успели со временем довести православную церковь до крайнего оскудения в ней достойных пастырей.

Отношение митрополитов к константинопольскому патриарху и внутреннее управление митрополии.

Очутившись в таком опасном положении, Киевская митрополия старалась создать себе внешнюю опору по крайней мере в патриархе и вошла с ним в теснейшее общение. Β то время как московские митрополиты и избирались, и поставлялись собором своих великорусских епископов, независимо от патриарха, киевских митрополитов принято было ставить не иначе как с благословения патриарха*. В 1495 году собор епископов в Вильне сам поставил митрополита Макария и уже после послал к патриарху за благословением; патриарх Нифонт обиделся на это и дал знать чрез своих послов, чтобы впредь без его благословения митрополитов не ставили, разве только по нужде. Но с другой стороны, и патриарх не мог ставить митрополитов сам, без согласия короля и епископов: в 1476 году в Литве не приняли поставленного таким образом митрополита Спиридона, после чего он ушел в Московское государство и поселился в Соловецком монастыре. Патриарх принимал иногда близкое участие и в административных делах Киевской митрополии, особенно касавшихся ее отношений к иноверному государству и защиты православия от покушений на него латинства; но в общем своем ходе внутреннее управление митрополии в Литве, как и в Москве, велось независимо от патриарха, по порядкам и законам, принятым исстари при прежних русских князьях.

Участие мирян в церковных делах.

Важнейшей особенностью в этом управлении было весьма близкое участие в церковных делах мирян - народа и православных панов, в которых православная церковь, при указанном отношении к ней правительства и ослаблении своей собственной иерархии, находила для себя единственную поддержку. Они следили за употреблением и целостью церковных имуществ и за самым церковным управлением, протестовали против злоупотреблений владык и других духовных лиц и защищали церковные интересы перед правительством. Β своих обширных имениях православные паны имели такое же право патроната над всеми церквами и монастырями, как король в имениях королевских и коронных, и поддерживали их против всяких покушений со стороны католиков. Такой же патронат имели свободные городские общины над своими приходскими церквами и над монастырями своей постройки. Это участие мирян в церковных делах заменяло здесь такое же отношение к церковным делам правительства в Московской Руси. Иерархия, впрочем, сильно им тяготилась и была всегда против него. Нельзя сказать, чтобы у нее не было в этом случае достаточных резонов: и общинный, и панский патронаты могли приносить церкви большую пользу, давая ей сильную опору в борьбе с ее врагами, но могли быть и очень для нее вредными, потому что, с одной стороны, патронами были не одни православные, но и католические паны, да и православные часто слишком злоупотребляли правом патроната, с другой стороны - влияние мирян на церковные дела стесняло власть не одних дурных иерархов, которых следовало ограничивать в их действиях, а одинаково с ними и вполне благонадежных. Но, занявшись исключительно развитием своей власти, выпрашивая у королей грамоты ο независимости своего суда и управления от мирского вмешательства, иерархия не разбирала при этом полезного участия мирян в церковных делах от вредного, хотела одинаково устранить от этих дел и католических, и православных патронов и городские братства, оттого обособляясь от мирян, делалась одинокой и бессильной. Короли охотно давали просимые грамоты, потому что такое отделение иерархии от народа развивало над нею их собственную королевскую власть.

Состояние православия при Александре и Сигизмунде.

Фанатичнее других Ягеллонов оказался преемник Казимира (с 1492 года) Александр. На кафедру митрополита воссел при нем ревнитель Флорентийской унии Иосиф Болгаринович и вместе с ним поднял открытое гонение на православие, как при Ягелле. Стеснена была в своем исповедании отеческой веры даже супруга Александра Елена, дочь Иоанна III, вопреки нарочитым пунктам ο вере в ее свадебном договоре: католическое духовенство отняло у нее православного духовника и никак не соглашалось на то, чтобы у нее во дворце устроена была домовая церковь. Но такой открытый фанатизм правительства стоил Литве очень дорого: на защиту православия в литовских владениях выступил сильный великий князь московский, и поднялась тяжелая война с Москвой, кончившаяся для Литвы потерей нескольких православных княжеских родов с их землями. Потери эти продолжались и при следующем короле Сигизмунде I (1506-1548) - в 1514 году к Москве отошел от Литвы Смоленск. Может быть, вследствие таких тяжких потерь правление Сигизмунда было одним из самых терпимых для православия в Литве. Но зато этот король слишком усердно, более всех предшественников, пользовался во вред православию своим правом продаванья духовных должностей. Ему деятельно помогала в этом корыстолюбивая королева Бона, наперебой с королем бравшая взятки с разных искателей "духовных хлебов." Важнейшие духовные места замещались людьми недостойными, которые только унижали и обессиливали православную иерархию. Β Галиции, непосредственно связанной с Польшей, где давно уже упразднилась бывшая Галицкая епархия, церковными делами и имениями управлял "справца" или наместник киевского митрополита. Β 1509 году король отдал право назначать этого наместника львовскому католическому архиепископу. Галичане воспротивились этому, выбрали своего справцу, и из-за этой должности возникла долгая тридцатилетняя борьба между католиками и православными посредством взяток королю и королеве. Восторжествовал православный справца Макарий Тучапский, поставленный в 1539 году в епископа восстановленной Галицкой епархии; в том же году он издал грамоту ο восстановлении клироса в своей епархии, замечательную по изображению прав и обязанностей членов этого клироса, состоявшего из соборных и некоторых приходских священников города.

Виленский собор, 1509 года.

На первых порах правления Сигизмунда, при митрополите Иосифе Солтане, православные, составив в декабре 1509 года собор в Вильне, провели было на нем несколько определений, рассчитанных на то, чтобы дать православной церкви в Литве более свободы от вмешательства в ее дела мирян, в том числе и короля; но определения эти мало имели силы на практике. Определено было: на церковные должности ставить людей только достойных, по избранию владык и панов греческого закона*; недостойных не ставить, хотя бы их прислал сам король; священника, служащего при церкви без благословения архиерея, по воле одного пана, лишать сана; патрону не отнимать у священника церкви без ведома архиерея, а последнему до исследования дела не назначать к ней нового священника; к церкви, пустующей свыше трех месяцев, епископу назначать священника от себя, без приходского выбора; мирянам, под страхом отлучения, не держать у себя Кормчей, так как, изучив церковные правила, они пастырей своих презирают и сами себе закон бывают; вдовых священнослужителей, не постригающихся в монашество, отлучать от служения. Есть основание полагать, что при митрополите Иосифе Солтане были и другие соборы. По своему благочестию, просвещению и ревности ко благу церкви это был вообще достойнейший из киевских митрополитов ХVI века, уважаемый и королем, и знатными панами; особенно дружен был он с князем Конст. Ив. Острожским, содействовавшим ему в охранении прав Церкви. Чрез полтора года после Виленского собора митрополит испросил у короля подтверждение старинных прав православной иерархии, постоянно, впрочем, нарушавшихся и после того. При Иосифе же началось дело ο восстановлении прав митрополичьего наместника в Галиции; с согласия короля, он первый из митрополитов принял титул киевского и галицкого. Заботился он и ο православных монастырях, например, в союзе с благочестивым ктитором Супрасльского монастыря Александром Ходкевичем поднял внешнее и внутреннее благоустройство этой замечательной по книжным собраниям обители и дал ей общежительный устав.

Состояние церкви при Сигизмунде II.

Преемник Сигизмунда I, последний из Ягеллонов, Сигизмунд II Август (1548-1572), находясь под влиянием усилившегося в Польше протестантства, относился к вероисповедным разностям между своими подданными либеральнее и дал всем христианским вероисповеданиям полную свободу. Β 1563 году отменено было и Городельское постановление, ограничивавшее государственные права православных. Но при том же либеральном короле явились и печальные предвестия новых бедствий для православной Церкви, еще более тяжких, чем испытанные ею доселе; такими предвестиями были: Люблинская уния и призвание в Польшу и Литву иезуитов. Β 1569 году на Люблинском сейме окончено было дело, над которым работали все Ягеллоны, - соединение Литвы и Польши в одно государство. После этого поляки-католики стали свободно проникать во все литовские и русские земли, завладевать здесь должностями, имениями, представительством на сеймах и развивать свое влияние в явный ущерб интересам местной народности и народной православной веры. Гражданская уния рано или поздно должна была повлечь за собою и унию религиозную, тем более что бездетный Сигизмунд II был последним королем из родной для Литвы династии. Через три года после Люблинского сейма он умер, и на польский престол, сделавшийся избирательным, стали восходить короли-иноземцы, чуждые литовских интересов - Генрих французский и Стефан Баторий, преданные Польше, а не Литве, при самом избрании своем обязывавшиеся поддерживать в соединенном государстве не иные какие вероисповедания, а именно польское католичество.

Распространение в Польше и Литве протестанства, появление и деятельность иезуитов.

Призвание в Польшу и Литву братьев-иезуитов было прямым следствием распространения здесь протестанства, так как иезуиты были специальными против него борцами повсюду, где оно появлялось. К учению протестантов охотно прислушивался сам король Сигизмунд Август, за что Лютер почтил его посвящением своей Библии, а Кальвин - своего толкования на Послание апостола Павла к евреям. Особенно рьяным и влиятельным покровителем исповедников протестантства в Литве был князь Николай Черный Радзивил, владевший чуть не половиной Литвы и неограниченно господствовавший при дворе через королеву Варвару Радзивил - свою двоюродную сестру, страстно любимую королем. Под его покровительством протестантские проповедники заполонили всю Польшу и Литву, строили здесь свои кирхи, заводили школы и типографии. Особенный успех между ними имели кальвинисты и социниане или антитринитарии. Β 1550-х годах в Польше учил сам Социн. К социнианам пристали и известные московские беглецы Феодосий Косой и Игнатий. Из местных учителей кальвинизма известен особенно Симон Будный, в 1562 году напечатавший в Несвиже на литовско-русском языке кальвинский катехизис. Протестантский соблазн в Польше и Литве был так силен, что им увлекались целые приходы и даже католическое духовенство. Монахи и монахини покидали свои монастыри; ушел в протестантство и женился один бискуп - Николай Пац киевский. Β знатных польских семействах на протестантство появилась какая-то мода; много людей ушло в него и из православных знатных родов. Среди таких опасностей для католичества в подмогу обессилевшим местным борцам против новых учителей в 1560-х годах и вызван был орден иезуитов. Иезуиты явились на первых порах скромными и самоотверженными иноками, благотворителями несчастных, благочестивыми и учеными проповедниками и бескорыстными наставниками юношества, для которого всюду заводили бесплатные школы; их проповеди, школьные и публичные диспуты, торжественные богослужения, пышные религиозные процессии, самоотверженное служение больным и разные благотворения привлекали к ним толпы народа и все были направлены к возвеличению и торжеству католичества, а иезуитские школы воспитывали в своих стенах самых горячих ревнителей последнего. Сначала иезуиты действовали исключительно против протестантства, но едва только успели несколько ослабить этого главного врага католичества, как принялись и за православие.

Виленская иезуитская академия.

Β центре Литвы - в Вильне - в 1570 году иезуиты основали коллегию, личный состав которой нарочно наполнили самыми образованными и талантливыми людьми из своего ордена. Коллегия эта, для которой они не щадили ни трудов. ни средств, скоро зарекомендовала себя образцовым преподаванием и стала быстро наполняться учениками как из католического, так и из православного местного дворянства. Β 1579 году Стефан Баторий дал ей права академии, как заведению с высшим образованием. Курс ее, сделавшийся после образцом и для православных юго-западных школ, обнимал, впрочем, и низшее, и среднее, и высшее образование. По своим главным предметам он делился на классы - инфиму, грамматику, синтаксиму, пиитику, риторику, философию и богословие. Весь он, конечно, был латинский и весь был направлен к возвеличению Римской церкви. Воспитательная часть в академии, как и во всех иезуитских школах, была устроена на религиозных и, в частности, иезуитских началах безусловного послушания питомцев и безусловного господства над их душами отцов-педагогов, готовивших из них фанатически преданных слуг для ордена и для Рима. По преобразовании коллегии орден дал ей в ректоры Петра Скаргу, одного из ученейших и хитрейших иезуитов, и такого блестящего оратора, какого не было во всей Польше. Он постарался обставить новую академию самым нарядным образом, завел в ней пышные публичные диспуты и акты, и при всяком удобном случае выставлял ее на показ публике с самой блестящей стороны. Литовское и русское дворянство наперерыв отдавало в нее своих детей, готовя из них будущих отступников от всего родного и православного. Β 1586 году в ней было уже до 700 учеников и более 50 человек учительского персонала. Кроме Скарги, в пользу католичества усердно действовал в Литве известный иезуит Антоний Поссевин, остановившийся здесь после своей неудачи в Москве и занявшийся изданием разных сочинений, направленных к совращению православных. По его просьбе папа открыл для русских униатскую коллегию в самом Риме. Деятельность иезуитов была тем успешнее, что они действовали весьма дружно и сознательно, с ясно определенным планом и хорошо изучив почву, которую им приходилось обрабатывать для своего сеяния.

Развитие иезуитами мысли об унии с Римской церковью.

Иезуиты сразу поняли, как бестактно было бы с их стороны ревновать об обращении православных прямо в католичество, и ухватились сначала за унию. Они стали усердно хвалить православную церковь и жалеть об ее дурном состоянии; православным папам указывали на хлопское положение и крайнее невежество их попов; духовенству говорили ο раздражающей его зависимости от мирян и ο самостоятельном положении духовенства католического; народом они пренебрегали, фальшиво рассчитывая на его безгласие. Β таком духе ученым Скаргою написано было сочинение "0 единстве церкви" (изд. 1577 года). Описав все беспорядки Русской церкви, Скарга выставил их причинами: 1) женатую жизнь попов, при которой они пекутся только ο мирском, огрубели и обратились в хлопов; 2) славянский язык, который греки будто бы нарочно оставили славянам при обращении их в христианство, чтобы держать их в невежестве, потому что только через греческий и латинский языки можно преуспевать в науке - не было и не может быть на свете школы, где бы богословие и другие науки читались на другом языке; то ли дело у католиков, у которых один язык и одна вера по всему свету? Христианин Индии может без затруднения говорить ο вере с поляком; 3) крайнее унижение духовенства от вмешательства мирян в духовные дела. Уния должна уничтожить все это зло; а для нее православным нужно только принять учение Римской церкви и главенство римского папы - обряды можно им оставить по-старому.

Усиление католического влияния на высшие классы при Стефане Батории и Сигизмунде III.

Литовско-русское дворянство легко поддавалось иезуитской пропаганде вследствие своего давнего тяготения к польскому католическому дворянству. Кто из дворян не переходил в католичество, тот приставал к протестантам. С щеголеватым ксендзом, привыкшим господствовать в обществе, или с либеральным, светским пастором протестантским в доме пана нельзя было и думать стать рядом русскому попу или монаху в его грубой одежде, в чеботищах, смазанных дегтем, с хлопскою речью и манерами. Высшая иерархия, по своему происхождению, образованию и образу жизни примыкавшая к панам, тоже подверглась влиянию польской народности и католичества. Идеалами ее стали польские бискупы и приоры. Иезуиты всячески старались усилить в ней недовольство тем, что в ее суды и управление вмешиваются миряне, не только паны, но и какие-нибудь скорняки, кузнецы и седельники, тогда как в католической церкви бискуп есть сильный орган святейшего отца, указывали на то, что польский примас и несколько бискупов заседают в сенате, куда Речь Посполитая постыдится допустить иерархов, подчиненных патриарху - рабу султана. Король Стефан со своей стороны много помог иезуитам, назначая на православные епископии и настоятельства людей, какие именно и нужны были для целей унии, большею частью из дворян, нисколько не приготовленных к духовному служению и желавших только попользоваться церковными имениями. Монастыри с их имениями даже прямо раздавались католикам. Β епископы посвящались лица недостойные, даже двоеженцы и женатые. Β таком положении находилась западно-русская церковь, когда на польский престол вступил (1587 г). Сигизмунд III, с детства воспитанный иезуитами и готовый для католичества на все, и наступило самое опасное и тяжелое время для Православия. Какими же средствами могла располагать церковь для предстоящей борьбы, когда для этой борьбы оказывалась несостоятельной сама ее иерархия? Средства эти она и теперь нашла в той же живой связи с народом и оставшимися в православии панами, на которую опирались прежде, т.е. именно в том, в чем иезуиты видели ее слабую сторону и ее позор.

Борцы за православие.

Между панами - защитниками православия главными явились переселенец из Москвы князь Андрей Курбский и князь Константин Константинович Острожский. Князь Курбский, ученик Максима, по удалении из Москвы в Литву посвятил на защиту православия все свои средства и силы. С этой целью он вел живую переписку с влиятельными горожанами и панами западной Руси, предостерегая их одинаково и от протестантства и от католичества. Считая самым лучшим средством для борьбы с врагами умножение книг и переводов, он очень жалел, что, по ленности церковных учителей, не переведено на русский язык и десятой доли необходимых отеческих книг, наконец, даже сам принялся за это дело, для чего уже стариком выучился латинскому языку. По его просьбе, родственник его князь Мих. Оболенский три года учился в краковской академии, ездил для науки за границу и потом помогал ему в переводах. Кроме Оболенского, его помощниками были еще какой-то Амвросий и бежавший с Соловков старец Артемий; последний нашел приют в Слуцке у князя Юрия Олельковича и сделался известен своими сильными и красноречивыми посланиями против протестантов, особенно против новоявившихся русских еретиков Феодосия и Игнатия. Князь К. К. Острожский, богатый и могущественный вельможа, около 1580 года открыл у себя в Остроге высшую школу; это была самая древняя школа в западной Руси вместе со слуцкой, открытой князем Слуцким. При школе заведена была типография, в которой работал известный первопечатник Иван Федоров; вместе с виленской, львовской, заблудовской и краковской типографиями она долго снабжала богослужебными и учительными книгами всю Россию. Острожский, как и Курбский, также вел обширную переписку с панами и поддерживал своими средствами и влиянием галицкие братства. Любовь к просвещению увлекала его иногда даже на опасную дорогу к дружбе с протестантами, за которую его укорял Курбский, и к мысли об унии с Римской церковью, от которой он ждал для православия просветительных средств; впрочем, он мыслил унию не иначе как под условием согласия на нее всей православной церкви. Самым важным памятником его ревности к вере осталась Острожская Библия (1580-1581 гг.), которая была первым печатным изданием Библии в России. Из предисловия к ней видно, каких трудов стоило ее издание; не было ни людей, способных к исправлению ее текста, ни полных русских списков Библии. Единственный такой список, присланный из Москвы в 1575 г., оказался очень испорченным. Острожский выписал несколько списков разных библейских книг с востока - от патриарха Иеремии, с острова Кандии, из монастырей греческих, сербских и болгарских; и все-таки несколько целых книг (Товита, Иудифь и 3 Ездры) и частей других книг (Иеремии, Иезекииля, Притчей) оказалось нужным перевести в Вульгаты. Из сотрудников князя особенно известны Герасим Смотрицкий, трудившийся над изданием Библии, и клирик Василий Суражский, написавший по поводу книги Скарги и против протестантов сборник, известный под именем "Книги ο единой истинной вере" (изд. 1588 г.).

Братства.

Вельможное покровительство церкви, однако, держалось недолго. Благодаря иезуитам паны быстро ополячивались, и следующее же поколение их выставило даже прямых врагов православию, каковыми были дети самих ревнителей веры - сын Курбского Димитрий и сын Острожского Януш. Для церкви более надежной оказалась сила народная, сила городских общин и братств с их школами. В конце ХVI века права их получили подтверждение и расширение со стороны восточных патриархов. Патриарх Иоаким (антиохийский) во время своего проезда чрез Россию (1586 г.) дал грамоту древнейшему львовскому братству. Утвердив обычные правила всех братств ο братских сходках и взносах, ο выборе старост, наблюдении братьев за поведением друг друга, ο братском суде и взаимной помощи в нуждах, патриарх, кроме того, дал львовскому братству право обличать противных закону Христову, отлучать их от Церкви, обличать самих епископов; в ряду других братств оно объявлено старейшим. Поощренное патриархом, братство завело у себя госпиталь, типографию и школу и своим влиянием на церковные дела сильно стеснило власть местного епископа Гедеона Болобана. Β 1588 г. проездом в Москву и 1589 г. - на обратном пути западную Россию посетил константинопольский патриарх Иеремия и отнесся к церковным братствам с еще большей благосклонностью.

Приезд патриарха Иеремии и положение в это время церкви.

Иеремия застал православную церковь в польских владениях в самом печальном состоянии. Духовное значение и сила ее иерархии были подорваны вконец. Сам митрополит киевский Онисифор был двоеженец. Епископы - перемышльский Михаил Копыстенский, холмский - Дионисий Збируйский и пинский - Леонтий Пельчицкий были женаты - последние двое и на епископстве жили с женами. Будучи по происхождению панами, архиереи и на епархиях жили, как паны, в замках, окружив себя вооруженными слугами и пушками, делали наезды на чужие земли и дрались между собою; епархии были для них чем-то вроде вотчин, с которых они получали доходы, нисколько не заботясь ο церковных делах. Виднее всех епископов был луцкий Кирилл Терлецкий, родом дворянин, образованный, ловкий и деятельный человек, но всего менее достойный быть православным епископом; соседи его по землям не раз жаловались суду на его буйство и наезды, сопровождавшиеся даже убийствами. Β деле устроения церкви и укрепления ее в борьбе с врагами на таких иерархов, конечно, нечего было надеяться, и патриарх, естественно, должен был предпочесть их помощи - содействие мирян. Он еще более усилил львовское братство, дав ему новые права: печатать всякие книги, руководить всем образованием во Львове, избирать и удалять от должности своих священников. Иеремия убеждал православных заводить и другие братства. Кроме львовского братства, он утвердил своим благословением и грамотою еще Троицкое братство в Вильне, которое тоже завело у себя школу и типографию.

Низложение митрополита Онисифора и возведение в митрополиты Михаила Рогозы.

Патриарх принял сторону мирян - одно уже это должно было вооружить против него епископов. Но он затронул их еще более чувствительным образом. Низложив митрополита Онисифора, он поставил на его место нового митрополита, Михаила Рогозу, единственно по рекомендации мирян, вопреки даже собственному мнению ο его достоинстве. Рогоза был человек благочестивый и добрый, но, по своей слабости, наклонности служить двум господам, действительно не годился на митрополию в такое бурное и опасное время. Не доверяя ему, Иеремия ограничил его власть усилением Кирилла Терлецкого, которого сделал своим экзархом в южной России с правом надзора и суда над епископами, и этим, разумеется, очень огорчил митрополита. Но не угодил он и Терлецкому, который метил вовсе не на экзаршество, а на самую митрополию; притом же патриарх не оказывал доверия и ему, принимал и на него жалобы. Другие епископы, вроде Дионисия и Леонтия, были немало встревожены грамотами и действиями Иеремии против недостойных священнослужителей и иерархов, хотя суд его и не коснулся их лично. Гедеон Болобан был недоволен патриархом за усиление львовского братства. Вследствие всего этого, как только патриарх уехал, между иерархами пошли самые раздражительные толки, усердно поджигаемые иезуитами, ο тяжкой зависимости от греков, ο том, что русские для греков овцы, которых они только стригут, но не кормят, что на помощь востока надеяться поэтому нечего, а следует серьезно подумать об унии с Римом.

Подготовка и главные деятели унии.

Всех нужнее была такая уния епископам. Подчинение Риму должно было избавить их от власти патриарха, уравнять в правах с польскими бискупами и освободить от неприятного вмешательства в их дела со стороны мирян. Кирилл Терлецкий как раз в это время был грубо оскорблен луцким войским и старостой и не нашел против них никакой управы. И вот в 1591 году к королю поступила просьба, подписанная четырьмя епископами - Кириллом Луцким, Гедеоном Львовским, Дионисием Холмским и Леонтием Пинским - ο подчинении Русской церкви папе под условием сохранения всех ее обрядов и обеспечения прав ее иерархии. Сигизмунд был очень рад, обещал просителям разные милости, защиту от патриарха и неотъемлемость должностей. Все дело, однако, до поры до времени положено держать в тайне. Согласившиеся на унию епископы скоро нашли себе важного союзника, еще раньше них помышлявшего ο соединении с Римской церковью - это был вновь поставленный (в 1593 году) владимирский епископ Ипатий Поцей, в миру Адам Поцей, бывший брестский каштелян. Он был по происхождению православный, но воспитывался в кальвинской школе князя Радзивила, затем в краковской иезуитской академии и отпал от православия в кальвинство, потом снова принял православие, казался даже ревнителем церкви и находился в приятельских отношениях с князем Острожским. Сделавшись епископом, он стал главным деятелем унии вместе с Терлецким. Β 1594 году сам король назначил их обоих к пοездке в Рим в качестве уполномоченных от других владык для заключения акта унии. Собрание полномочий на то от епископов, участвовавших при первом решении об унии, не представляло затруднений. Оставалось уговорить главного первосвятителя Рогозу. Ипатий и Кирилл энергично принялись за него, убедительно разъясняя ему, с одной стороны, те выгоды, какие можно получить от унии, а с другой - затруднительное положение перед гневом короля, если он откажется пристать к унии. Между тем составлены были самые условия унии для представления королю и папе: упомянув ο неприкосновенности православных догматов и обрядов для униатской церкви, владыки особенно настаивали здесь на ограждении своих иерархических прав от нарушений со стороны панов и братств, на целости своих имений, на приобретении себе сенаторских званий и на ограждении себя от церковного влияния греков. Рогоза подписал эти условия, но, по своей слабохарактерности, стал действовать двусмысленно - сносясь с королем об унии, в то же время уверял православных панов и братства, что не одобряет ее; обманывал и Терлецкого с Поцеем, стараясь выждать, чем кончится дело, не приезжал к ним на условленные совещания. Такое поведение его же поставило потом в безвыходное положение. Терлецкий и Поцей, не надеясь на него, вели все дело одни и наделали так много уступок латинству, что митрополит пришел в ужас, а между тем слухи об его измене православию уже распространились и подорвали к нему всякое уважение между православными.

Первый поднялся против унии князь Острожский и разослал окружное послание, в котором извещал православный народ ο замысле митрополита и епископов, и всех православных возбуждал постоять за истинную веру. Западная Россия взволновалась. Испуганный общим волнением, Гедеон, более всех торопившийся в деле унии, отстал от товарищей, объявив в свое оправдание, что владыка Кирилл его обманул, взял у него и других епископов бланкеты за подписью для написания на них просьбы королю только ο привилегиях православной церкви, а написал что-то другое, противное православию. К нему присоединился еще другой из епископов, замышлявших прежде унию, перемышльский Михаил Копыстенский. Среди таких обстоятельств, грозивших затеянной унии распадением, Терлецкий и Поцей поспешили поскорее кончить свое дело, и осенью 1595 года отправились в Рим с изъявлением покорности папе. Там в читанном пред лицом папы исповедании веры они признали все римские догматы: об исхождении Святого Духа, индульгенциях, чистилище и главенстве папы; от православия, таким образом, оставались одни только обряды. Папа (Климент VIII) радовался, говорил ласковые слова, назначил в честь унии большое торжество и велел выбить медаль с надписью: Ruthеnis rесерtis. А между тем в России братства и священники предавали изменников-архиереев проклятию; Стефан Зизаний, учитель львовского братства, перешедший в Вильну, громил их в своих проповедях и издал сочинение: "Казание святого Кирилла иерусалимского об антихристе," где проведена была мысль, что папа и есть именно антихрист. Острожский своими посланиями волновал дворян и мещан и грозил правительству восстанием; даже некоторые католики не чаяли от унии ничего хорошего впереди.

Введение унии на Брестском соборе.

Β конце 1596 года для введения унии собрался в Бресте небывало многолюдный и торжественный собор, на который, кроме епископов, духовенства и многих мирян, прибыли два патриарших экзарха, Никифор от константинопольского и Кирилл Лукарис от александрийского патриархов. Но собор этот с самого же начала разделился на две партии, униатскую и православную. Униаты открыли заседания в городском соборе, а православные - в одном частном доме, потому что Поцей, к епархии которого принадлежал Брест, распорядился затворить для них все городские храмы. Экзарх Никифор три раза приглашал митрополита и 4 епископов-униатов на собор православных; когда они не явились, собор лишил их сана и единогласно отверг унию. С своей стороны, униатское собрание отвечало проклятием на православный собор и торжественным актом ο принятии унии, который был тогда же утвержден королем. Православные епископы были объявлены ослушниками своего митрополита и изменниками своей церкви, греческие экзархи - самозванцами и шпионами султана, все православные - преступниками против духовной власти своих иерархов и против воли короля. Так совершилась пресловутая уния между православной и латинской церковью, явление, менее всего отвечавшее своему названию.

Усилия иезуитов и польского правительства к распространению унии.

Непосредственно затем начались гонения на православие. Экзарх Никифор был арестован и уморен голодом в Мариенбургской тюрьме. Кирилл Лукарис спасся бегством. Униатские епископы выгоняли православных священников из приходов и ставили на их место своих униатов. Правительство теснило даже сильного князя Острожского, насчитывая на него разные недоимки по сборам. Братства объявлены были мятежными сходками и подверглись преследованиям. У православных отбирали церкви; священники их подвергались насилиям, заключались в тюрьмы. Униаты овладели даже Киево-Софийским собором. Печерский монастырь едва отстоял свою самостоятельность силой. Β городах православных не допускали до городских должностей, стесняли в ремеслах и торговле. Нечего и говорить ο страданиях православного крестьянства, которое и прежде жило, как в чистилище, а теперь подверглось еще новым бедам от религиозной ревности своих панов. Β имениях католических панов одни православные церкви были насильственно обращаемы в униатские, другие отдавались в аренду жидам. Жид-арендатор держал у себя церковные ключи и брал деньги за всякую церковную службу и требу, причем еще жестоко издевался над религией, за которую некому было заступиться. Подобные меры против православия в видах распространения унии усилились особенно при преемнике Рогозы (+ 1599), одном из главных вождей унии и самом энергичном из униатских митрополитов - Ипатии Поцее. Заняв митрополичью кафедру, он завел нескончаемую борьбу с православным духовенством и братствами, не гнушаясь при этом никакими средствами вроде доносов, клеветы, грубых насилий и прочего, грабил и отнимал в унию православные церкви, лишал приходов и истязал православных священников и ставил на их места униатов, отбирал у монастырей имения, не раз покушался завладеть самой Киево-Печерской лаврой с ее богатыми имениями и всеми мерами старался подорвать силу православных братств. Троицкий монастырь виленского братства со всеми именьями от отдал униатам, которые немедленно завели при нем, вместо православного, свое униатское братство. Православное братство после этого (в 1605 г.) основалось в новом виленском монастыре Святого Духа и завело с митрополитом горячий, но безплодный процесс. В 1609 году он отобрал в унию все виленские церкви, кроме одной монастырской Святодуховской. Сильное раздражение, которое было возбуждено против него в Вильне, дошло до покушения на его жизнь, кончившегося, впрочем, только тем, что он лишился двух пальцев на руке. Пальцы эти долго лежали потом на престоле Троицкой церкви, как пальцы святого мученика. Преступника - одного панского гайдука - казнили, а православные горожане Вильны подверглись еще большим преследованиям.

При всех, однако, усилиях поднять унию за счет православия она очень плохо поднималась. Униаты влачили жизнь какими-то межеумками, презираемые и православными и католиками; вера их, как и православие, не переставала считаться исключительно хлопской верой; паны и шляхта, изменяя православию, стыдились унии и переходили прямо в настоящую панскую веру - католичество. Само правительство, поддерживавшее униатов против православных, не очень-то высоко ценило унию саму по себе; сенаторских мест для себя униатская иерархия так и не получила, несмотря на все обещания короля Сигизмунда и иезуитов, и сравнительно с католической иерархией оставалась в постоянном, обидном для нее принижении. Как Риму с его иезуитами, так и Польше уния нужна была не сама по себе, а только в качестве переходной ступени, через которую должно было пройти православное народонаселение Речи Посполитой к чистому католичеству. Католичество было конечным ее назначением, без которого она не имела никакой цены в глазах католиков. Такой взгляд на нее разделяли и первые ее вожди, Терлецкий и Поцей, принявшие в Риме всю католическую догматику и оставшиеся униатами только номинальными. Поэтому как только последний из них сделался митрополитом, так и начал усиленно стараться об удалении унии от православия и преобразовании ее в чистое латинство. По его влиянию, в униатское богослужение, которое всего более связывало униатов с православной церковью, стали постепенно вводиться чисто католические обряды. Β своем сочинении "Гармония" (1608 г.) он безусловно восхвалял все латинское и горячо порицал православие, а в 12 пунктах своего руководства или инструкции для униатских церквей требовал от своего духовенства такого полного подчинения всем распоряжениям римского костела и папы, которое подрывало самую сущность унии и равнялось полному упразднению самостоятельной униатской церкви, вследствие чего против митрополита возбудилось сильное противодействие в среде самого униатского духовенства. Белое духовенство, более близкое к народу, чем иерархия и духовенство монашествующее, все еще сохраняло свою приверженность к слабым остаткам православного элемента в унии и, очевидно, вовсе не соответствовало видам митрополита; оттого, для выполнения своих планов, он постарался выдвинуть на первый план униатское монашество, преобразовав его по образцу монашеских орденов латинской церкви и наполняя ряды его чистыми латинянами, каким был сам.

Орден базилиан.

Преобразование униатского монашества началось с отнятого у виленского братства Троицкого монастыря. Главным пособником митрополита в этом деле явился его наместник иезуит Иосиф Вельямин Рутский, один из московских изменников, сын воеводы Вельяминова, перешедший в Литву в 1568 году и обращенный здесь иезуитами в латинство. Β Риме, куда он ездил для науки, его убедили сделаться униатом и назначили действовать в пользу католичества в Литве. Поставленный Поцеем в архимандриты Троицкого монастыря, он принял в преобразовании униатского монашества живейшее участие, для чего призвал к себе на помощь кармелитских монахов и иезуитов. Устав нового монашества объявлен был основанным на правилах святого Василия Великого, на самом же деле целиком снят был с организации католических монашеских орденов. К этому уставу Рутского примкнули и другие униатские монастыри и образовался новый монашеский орден Базилианский, имевший потом большое значение в истории униатской церкви, как самое сильное орудие к ее окатоличению. Во главе ордена, в качестве генерала, был поставлен протоархимандрит, сам Рутский; от епархиальных властей базилианские монастыри объявлены независимыми, как и монастыри других католических орденов; для сношения с римской курией орден имел в Риме особого прокуратора. Униатские монастыри с самого же начала стали наполняться чистыми латинянами, принимавшими на себя только платье униатских монахов, даже прямо иезуитами. Основатели ордена, кроме сближения через него унии с Римом, имели на него и другие важные виды; он должен был восполнить крайнее нравственное убожество униатской церкви, принявшей в себя только самые дурные элементы из православного общества - забитых и невежественных хлопов и почти не менее невежественную и деморализованную часть духовенства, должен был сделаться постоянным средоточием всего униатского образования, каким был орден иезуитов для церкви латинской, и рассадником всех униатских властей. Митрополит Ипатий Поцей не дожил до осуществления этой задачи, - он умер в 1613 году, утомленный своей необычайной деятельностью в пользу унии; но все его планы, в том числе и планы относительно базилиан, наследовал после него его преемник, бывший протоархимандрит ордена, Иосиф Вельямин Рутский, управлявший митрополией 24 года. Он обогатил орден множеством имений, отнятых у православных, а частию и униатских монастырей и церквей, и поднял его значение до высочайшей степени. В 1617 году митрополит созвал конгрегацию представителей от всех униатских монастырей, на которой было решено подчинить ведению ордена все униатские школы, усилить образование самих базилиан, для чего употребить между прочим стипендии, предоставленные папой униатскому духовенству по разным католическим семинариям в Риме, Вене, Праге, Вильне и других местах; избирать на епископские места только членов базилианского ордена и с такою обязательностью, чтобы и сам митрополит не мог назначать себе викария, как будущего своего преемника, без согласия ордена. Наполнение ордена чистыми латинянами при Рутском дошло до того, что униатское монашество совершенно облатинилось. Базилианские школы сделались тоже совершенно латинскими и выпускали из своих стен таких же ярых приверженцев католичества, как и школы иезуитские. Под влиянием их воспитанников уния все более и более уклонялась к католичеству не только в учении, но и в своей обрядности.

Противодействие унии со стороны православных.

Положение православной церкви с начала ХVII века сделалось совершенно невыносимым, особенно в Литве, на Волыни и в Галиции; Малороссия, благодаря силе казачества, была еще несколько спокойнее. Учитель виленской братской школы Мелетий Смотрицкий в 1610 году горько оплакивал бедствия православия в сочинении "Фринос положительно или Плач церкви восточной," которое поразило своей печальной правдой самих латинян. Один волынский депутат Лаврентий Древинский выступил в защиту православия с сильной речью на сейме 1620 года. "Уже в больших городах, - говорил он, - церкви запечатаны, церковные имения расхищены, в монастырях нет монахов, - там скот запирают. Дети мрут без крещения; покойников вывозят из городов без погребения, как падаль; мужья с женами живут без благословения; народ умирает без причащения. Так делается в Могилеве, Орше, Минске. Во Львове неуниат не может к цеху приписаться; к больному с святыми тайнами открыто идти нельзя. Β Вильне тело православного покойника нужно вывозить в те только ворота, в которые из города вывозят нечистоту.. ." Православные постоянно подвергались оскорблениям и насилиям то уличной черни, то оборванных польских жолнеров и рыцарей, которые воротились из Москвы после смутного времени, то иезуитских школяров, нафанатизированных своими наставниками и нападавших на православные процессии, церкви и частные дома; они жаловались на эти насилия в судах, но нигде управы не получали. Сильных защитников у них уже не было. Самый деятельный из них, князь Острожский, умер в 1608 году, а другие сильные паны успели ополячиться. Остались одни защитники - казаки. Гетман реестровых казаков Конашевич Сагайдачный умел искусно сдерживать фанатизм поляков до самой своей смерти (+1622); казаки притом же были нужны тогда Польше для войны с царем Михаилом Феодоровичем и с Турцией, и правительству было бы крайне бестактно раздражать их притеснением Малороссии за веру, тем более что за реестровым казачеством в степях Украины, после возникновения унии, с опасной быстротой возрастала грозная сила вольного степного казачества. И прежде угнетенные хлопы толпами бегали в степь в казаки, унося туда с собою страшную ненависть к польскому панству; после унии противогосударственное вольное казачество получило неожиданно новое и весъма высокое значение, став под знамя веры и народности. Но сила этих защитников веры и народности не простиралась далее границ Малороссии, притом же по своей грубости была далеко не пригодной для настоящей религиозной борьбы с унией. Православной церкви приходилось поэтому надеяться главным образом на свои духовные силы, которых, к ее счастью, оказывалось у нее постоянно более, чем у новой униатской церкви, несмотря на поддержку последней со стороны образованных и ловких иезуитов, и которые притом же, по мере усиления борьбы с унией, все более и более возрастали. Борьба с унией духовным оружием началась непосредственно за собором 1596 года. Β 1597 году Скарга выдал об этом соборе сочинение, в котором православный собор того же года против унии признавался незаконным на том основании, что миряне, которые составляли на нем большинство, не имели будто бы права вмешиваться в церковные дела, напротив, обязаны были во всем повиноваться своей иерархии, а иерархия их приняла унию. Сочинение это вызвало "Апокрисис, альбо Отповедь," написанную (1592) Христофором Филалетом (псевдоним одного протестанта Христофора Бронского, взявшегося защищать православных). Β противность мыслям Скарги автор развивал здесь мысль ο праве участия мирян в церковных делах; в христианстве, по его мнению, не одно колено Левиино пользуется священными правами, но все цари и иереи; если нужно слушаться иерархии, то православные все-таки правы, не приставши к унии вместе с своими владыками Гедеоном и Михаилом; правы будут и овцы Кирилла Луцкого, если вслед за ним потуречатся, а потуречиться он очень может; значит, не на титулы духовные нужно смотреть, а на что-то иное. Раздражение иезуитов против Апокрисиса выразилось в бранном сочинении "Антиррисис," где Христофор Филалет уличается в протестантстве. Со стороны православных около 1605 года во Львове вышло еще очень подробное историческое сочинение ο происхождении унии - "Перестрога" (предостережение). Послышался сильный голос против унии с востока, - в многочисленных посланиях на Русь патриарха александрийского Мелетия Пигаса и русских иноков с Афона. Русский монах Иоанн Вишенский посылал оттуда свои послания к князю Острожскому, к львовскому братству и к униатским епископам и написал "Краткое извещение ο латинских прелестях." Β сильных и резких чертах он обличал упадок веры и благочестия в высших классах православного общества, мирскую жизнь владык, жадность их до почестей и имений, притеснения духовенству, наезды на чужие имения, господствовавшую среди них симонию и проч. Горячо восставая против всяких латинских прелестей, строгий афонский монах доходил при этом даже до крайнего ригоризма и целиком отрицал всю латинскую ученость, советуя православным обратиться, вместо нее, лучше к Часослову, Псалтири и другим церковным книгам и больше молиться Богу, который один только и может спасти православных от бед.

Восстановление православной иерархии патриархом Феофаном.

Среди гонений для Церкви всего опаснее было оскудение ее иерархии. Один за другим умерли единственные православные епископы - Гедеон Болобан (+ 1607) и Михаил Копыстенский (+ 1612), в последнее время едва успевавшие посвящать священников на праздные места. После их смерти со всей западной России за посвящением приходилось обращаться к одному львовскому епископу, преемнику Гедеона, Иеремии Тиссаровскому, успевшему добиться кафедры притворной присягой унии. Недостаток в духовенстве заставлял православных поневоле обращаться с требами к попам униатским. Такое критическое положение православия продолжалось до 1620 года, когда в Малороссию приехал иерусалимский патриарх Феофан, снабженный на устройство здесь церковных дел полномочиями от константинопольского патриарха. По просьбе православных, он принялся за восстановление православной иерархии - в митрополиты поставил игумена Киево-Михайловского монастыря Иова Борецкого, затем рукоположил еще 6 епископов: в Полоцк, Владимир, Луцк, Перемышль, Холм и Пинск. Но польское правительство не признало этой восстановленной иерархии законной, так как-де она заняла кафедры еще живых епископов (т.е. униатских). Патр. Феофан был объявлен самозванцем, а поставленных им епископов велено схватить и отдать под суд. Кроме митрополита, водворившегося с своим капитулом в Киеве, они не могли даже поселиться в своих епархиях, а должны были встать под защиту казачества и проживать или в Киеве, или по разным монастырям.

Митрополит Иов Борецкий.

Все время митрополитствования Иова прошло поэтому в постоянной борьбе с врагами православия. Для внутреннего устроения церкви он рассылал окружные послания с увещаниями православным крепко стоять в своей вере и собирал соборы. В 1621 году в Киеве был созван замечательный собор, составивший "Советование ο благочестии" (т.е. православии), выразительный акт ο мерах к подъему нравственных и просветительных сил Церкви; такими мерами признаны: благочестивая жизнь духовенства, проповедь против унии и католичества, печатание книг в защиту православия, учреждение школ и братств, созывание соборов, живые сношения с востоком, вызов с Афона русских иноков (Иоанна Вишенского), посылка туда русских, как в духовную школу, выбор достойных кандидатов на церковные места. Полемика с унией должна была теперь исключительно заняться оправданием обновленной иерархии. Мелетий Смотрицкий, посвященный в епископа Полоцкого, для этого написал "Оправдание невинности." Под конец этой полемики явилось сочинение, рассмотревшее вполне все вопросы касательно унии - "Палинодия" Копыстенского, направленная против "Обороны унии" (1617) униатского архимандрита Льва Кревзы. Законность действий патриарха Феофана была доказана. К тому же казаки решительно заявили, что не пойдут воевать с турками, если правительство не признает законности новой православной иерархии. Сейм 1623 года обещал, наконец, удовлетворить справедливые требования православных и определил уничтожить все декреты, банниции, секвестры и тяжбы, бывшие доселе следствием религиозной вражды. Но неожиданное событие уничтожило все плоды такого миролюбивого настроения сейма и повело за собой новые гонения на православных: это было убиение полоцкого униатского епископа Иосафата Кунцевича, самого фанатичного поборника унии. Назначение в Полоцк православного архиерея Мелетия было для Кунцевича сильным ударом: к Мелетию перешло из его епархии множество приходов. После этого он прибегнул против православных к самым крайним мерам насилия, так что даже сам митрополит Иосиф Рутский и канцлер Лев Сапега нашли нужным умерить его ревность. Сапега написал к нему длинное послание, в котором доказывал, что его фанатизм делает унию опасной для самого государства, источником опасных волнений. Но Кунцевич не в состоянии был внимать подобным советам; в своем фанатизме он не заботился даже ο всей собственной безопасности и упрямо сам лез на подвиг мученичества. Β Витебске, не дозволяя православным совершать богослужение даже в шалашах за городом, он до того раздражил народ, что чернь (осенью 1623 года) бросилась на него, избила до смерти палками и кинула его обезображенный труп в Двину. Легко понять, как это убийство повредило православной церкви. Католики и униаты причислили убитого к лику мучеников, составили легенды ο его святой жизни и чудесах от его мощей. Папа Урбан VIII писал послания к королю, епископам и панам, взывая ο мщении и проклиная тех, кто теперь удерживает меч от крови. До 10 витебских граждан предано смертной казни; город лишен Магдебургского права; по всей Белоруссии запрещено было строить и даже чинить православные храмы. Мелетий Смотрицкий, который более всех подвергался опасности из-за убийства Кунцевича, удалился из своей епархии в Киев, а оттуда на восток. Гонение на православных распространилось повсюду, не исключая и Малороссии, защитник которой Сагайдачный уже умер (+1622). Киев едва спасся от запечатания в нем всех церквей, и то благодаря лишь решительному протесту казацкого войска. Православная иерархия так и не была признана правительством. Митрополит Иов в 1625 году задумал даже проситься вместе со своей Малороссией в московское подданство. Царь Михаил отказал ему тогда в такой просьбе, но мысль ο московском подданстве после этого уже никогда не умирала в Малороссии.

Между тем среди всех этих тревог православная церковь понесла несколько чувствительных потерь от измены православию некоторых видных своих членов. Около 1626 года в унию перешли ректор киевской братской школы Кассиан Сакович, известный Кирилл Транквиллион и наконец, даже Мелетий Смотрицкий. Многие давно уже замечали шаткость богословских убеждений Мелетия и наклонность к латинским мнениям, проявлявшуюся в его сочинениях (в "Оправдании невинности" и в трактате об исхождении Святого Духа) еще тогда, когда он считался самым ревностным борцом за православие. На епископстве его встретили все опасности тогдашнего раздражения против новых архиереев со стороны католиков и униатов и, кроме того, неприятные столкновения с сильным виленским братством. На востоке он успел было выхлопотать против автономии братств и ставропигий патриаршую грамоту, но по возвращении в Россию (1625-1626) встречен был за это такою ненавистью еще в Киеве, что не решился и ехать к себе в Вильну, а поселился в богатом Дерманском монастыре, для получения которого от его патрона, князя Заславского, и принял унию. Он, впрочем, более года таил свое униатство и сносился с митрополитом Иовом, как православный епископ. Когда отступничество его наконец открылось, он стал оправдывать себя тем, будто бы православная церковь сама сдружилась с протестантами, что ересями последних наполнены все сочинения ее защитников, - Зизания, Филарета, Ортолога, Василия, что сам патриарх Кирилл Лукарис - кальвинист и что спасение только и можно найти в союзе с неповрежденной церковью Римской. Мысли эти он изложил в "Апологии" своего путешествия на восток. Киевский собор 1628 года осудил эту "Апологию" и заставил Мелетия отречься от нее. Слуцкий протоиерей Андрей Мужиловский написал против нее "Антидот" (противоядие). Но, выехав из Киева, Мелетий немедленно отказался от своего покаяния на соборе 1628 г., как вынужденного, и отвечал Мужиловскому "Эксетесис, или Расправою между Апологией и Антидотом," кроме того написал "Паренесис или напоминание к народу русскому" ο принятии унии. Он оставался потом неизменно верным унии до самой своей смерти (+ l633).

Митрополит Исаия Копинский. По смерти митрополита Иова, в 1631 г. на место его был избран смоленский епископ Исаия Копинский. Он был из воспитанников острожских школ, долго подвизался в Печерском монастыре, в 1620 году был поставлен епископом Перемышльской епархии, затем переведен в Смоленскую. Это был великий ревнитель православия, но человек уже престарелый и мало способный к делам, особенно в такое бурное и хлопотливое время, какое настало для Церкви на другой год после его поставления на митрополию. Β 1632 году последовала смерть главного покровителя унии, короля Сигизмунда, произведшая самое оживленное движение в среде православных. Духовенство, дворяне, братства, казаки - все готовили на предстоявшие сеймы свои представления ο возвращении православию отнятых прав и положили не прежде приступить к избранию короля, как после решения этого главного религиозного вопроса. Виленское братство приготовило целую книгу "Синопсис" или краткое обозрение прежних прав православной церкви. Избирательный сейм удовлетворил желаниям православных. После сильных споров со стороны униатов и католического духовенства на нем выработаны были чрезвычайно важные статьи, в силу которых православная иерархия после 36 лет существования унии в первый раз получила наконец законное признание со стороны правительства; - определено было: избрать для православных митрополита и четвертых епископов на кафедры львовскую, луцкую, перемышльскую и (новооткрытую вместо полоцкой) мстиславскую, предоставить православным полную свободу веры, утвердить права их братств, школ и типографий и возвратить им несколько церквей и монастырей. Православные были, конечно, рады, добившись утверждения таких важных для себя прав, и стали питать большие надежды на нового короля Владислава; но надежды эти не сбылись и при новом короле, хотя он и показал себя справедливее своего предшественника. Лучшие церкви, монастыри и их вотчины были своевольно удержаны за унией. Правительство оказалось совершенно бессильным не только для приведения в исполнение означенных распоряжений, но к ограждению православных даже от таких явно беззаконных обид, каковы были разбойнические наезды на православные монастыри, возмутительные буйства иезуитских школяров и черни над православными церквами и прочее. Вследствие такого бессилия правительства расправа за обиды, естественно, должна была, как это не раз бывало и прежде, перейти в руки раздраженной и слепой народной силы, и правление Владислава - одного из лучших королей Польши - сделалось одним из самых бурных. Β ответ на несправедливости и жестокости католиков и униатов с православной стороны вспыхнули казацкие бунты, а в ответ на бунты со стороны поляков последовали жестокие казни и новые притеснения православию. По городам и селам, где было сильно католическое население, даже в самой Малороссии, церкви, как и прежде, были обращаемы в костелы или пустели в жидовской аренде. Нескольким пьяным шляхтичам ничего не стоило напасть на православную церковь, варварски избить ее духовенство, взять церковные сосуды или оклады с икон и пропить в шинке у жида. Жидовки щеголяли в нагрудниках из церковных облачений. Православные монахи и казаки стали массами переселяться в Великороссию, куда обращены были теперь взоры всех патриотов. Подготовлялось славное дело Богдана Хмельницкого.

Петр Могила.

Митрополит Исаия был устранен от митрополии в самом начале правления Владислава. Пользуясь новым постановлением ο восстановлении прав православной церкви, православные еще во время самого сейма приступили к избранию для себя нового митрополита и епископов. Все пять православных святительских кафедр, утвержденных сеймом, были уже заняты, но занимавшие их иерархи до сих пор все еще не признавались правительством законными, кроме Иеремии Львовского, притом были все уже люди престарелые; поэтому положено было заменить их новыми, не исключая и митрополита. На митрополичью кафедру был избран самый деятельный из духовных депутатов сейма, который и вел все дело ο правах православной церкви. Это был знаменитый Петр Могила. Он был сын валашского и молдавского воеводы Симеона Могилы, в молодости получил высокое богословское образование от учителей львовского братства и в заграничных школах, потом, после потери его фамилией господарства, жил в Польше, участвовал в битве поляков с турками под Хотином, наконец, в 1627 году постригся в монахи и сделался печерским архимандритом всего 30-ти лет от роду. Будучи назначен от митрополита Исаии депутатом на избирательный сейм, он выдался здесь вперед между всеми другими депутатами, и употребил все свое аристократическое влияние и таланты на защиту православия. Бывший воеводич, с большими связями среди польской и русской знати, лично известный самому королю, он был принят в Варшаве с уважением и, когда на сейме зашла речь об избрании митрополита, православные депутаты тут же избрали на этот важный пост его самого. Король и патриарх Кирилл Лукарис утвердили это избрание, и в 1633 году Могила был посвящен во Львове. Β Киеве его встретили с большим торжеством и радостью. Митрополит Исаия не хотел было уступать ему своего места, выставляя на вид незаконность его поставления при живом предместнике, но после долгих пререканий должен был поневоле оставить митрополию; остаток своей жизни он провел в безвестных монастырских подвигах (+ 1640). Во время своего святительства Петр Могила оказал православной церкви большие услуги; он неоднократно заступался за православных людей и права церковных учреждений пред правительством, несколько раз заставлял последнее подтверждать постановления сейма 1632 года ο правах православия, заботился ο восстановлении памятников православной древности - богато украсил Печерскую лавру, восстановил из полного почти разорения отнятый им у униатов Софийский собор, древний Выдубецкий монастырь, церковь Спаса на Берестове, церковь трех святителей и один придел Десятинного храма, находившегося под землею в развалинах, при этом обрел мощи святого князя Владимира, кроме того, писал и издавал сочинения в защиту православия, исправлял церковные книги и заботился об усилении в православной церкви просвещения.

Преобразование Петром Могилой киевской школы.

Получив широкое западное образование, Могила был недоволен прежним образованием православных братских школ с его греческим характером и одним средним курсом обучения. Еще будучи печерским архимандритом, он захотел открыть у себя в монастыре новую школу, латинскую и с высшим курсом, по образцу иезуитских коллегий, и для этого собрал около себя несколько ученых наставников, отчасти из молодых людей, получивших на его счет образование на западе, каким был Иннокентий Гизелъ, родом из польской Пруссии, в Киеве принявший православие и монашество, отчасти - из ученых разных братств, какими были Сильвестр Коссов, Исаия Трофимович Козловский и другие; но православные киевляне и сам митрополит Исаия с епископами и духовенством стали уговаривать его не делать этим подрыва прежней братской школе, после чего в 1632 году он соединил новооткрытую печерскую школу с братской и принялся преобразовывать последнюю по своей мысли в высшее заведение с принятым на западе латинским курсом. Он обстроил ее новыми зданиями, обогатил лаврскими вотчинами, собирал на нее пожертвования, а сделавшись митрополитом, переименовал ее в коллегию. По примеру иезуитских коллегий, она стала разделяться на школы или классы: фару, инфиму, грамматику, синтаксиму, пиитику, риторику, философию и богословие. Начальственными лицами в ней были ректор (первый - Исаия Трофимович), префект (первый - Сильвестр Коссов) и суперинтендант, имевший помощниками сениоров, цензоров и визитаторов из учеников. В высших классах введены были богословские диспуты на латинском языке. Науки преподавались по схоластическому методу; в философии господствовал Аристотель, в богословии - Фома Аквинат. Из языков славянский стоял на втором плане, греческий преподавался слабо, зато латинский получил полное господство, употреблялся и на лекциях, и в оккупациях учеников, и на диспутах, и в обыкновенном разговоре; кто проговаривался по-русски, того записывали в саlсulus (лист в деревянном футляре); беда, если саlсulus оставался у виноватого на ночь, - в нем писалось тогда: реrnосtаvit арud dоminum NN, и бедный dоminus на другой день подвергался наказанию. На первых порах в Киеве очень неприветливо встретили новую науку. В 1631 году, когда Могилинская школа только лишь открылась в Печерском монастыре, между священниками и киевскими обывателями пошли ходить тревожные слухи, что она уклонилась в латинство; народ взволновался, грозил разорить ее, а латинщиками начинить днепровских осетров. В школе так были напуганы этим волнением, что все стали исповедоваться, готовясь к смерти. Около 1634 года киевская коллегия подверглась опасности с другой стороны, со стороны латино-униатской, встревоженной ее успехами. Латино-униатская партия с митрополитом Рутским во главе пустила против нее клевету, обвинив ее учителей в протестантских ересях и в социнианстве. Поверив этой клевете, сам король в 1634 году писал митрополиту Петру Могиле, чтобы он упразднил как киевскую, так и другую, винницкую школы с состоящими при них типографиями. По этому поводу Сильвестр Коссов в 1635 году издал "Ектезис," или отчет ο киевских и винницких школах, в котором вполне опроверг клевету латино-униатской партии и доказал строгое православное направление новых школ. Коллегия отстояла свою самостоятельность и науку, и после этого быстро стала развиваться и наполняться учениками. Βтечение каких-нибудь 10-15 лет она успела сделаться сильным образовательным центром не только для Малороссии, но и для всей России.

Ученые труды Петра Могилы и его коллегии.

Своими учеными трудами на пользу церкви коллегия скоро затмила все прежние братские школы. Сам Петр Могила написал (1644 г.) книгу "Λιύος, или Камень на сокрушение лжи бывшего ректора Кассиана Саковича, который в своем сочинении "Έπανόρϋωσις, або перспектива заблуждений... дезунитской церкви" обвинял православных в протестанстве, порче обрядов и невежестве духовенства; Лифос поэтому представляет полную апологетику православной западно-русской церкви против нападений латинян и униатов и отчасти ее литургику с объяснением обрядов, постов, праздников и проч.

Незадолго до этого в Европе распространилось на латинском языке Восточное Исповедание православной веры, ложно приписанное патриарху Кириллу Лукарису; оно было проникнуто кальвинистскими идеями и сделалось причиной многих нареканий на православие. По поручению митрополита, киево-николаевский игумен Исаия Трофимович для устранения этих нареканий написал новое "Православное Исповедание веры." Собор 1640 года, созванный Могилой в Киеве, рассмотрел это сочинение, важное тогда для всей восточной церкви, и отправил на восток для нового рассмотрения. Рассмотрение это состоялось на соборе представителей Греческой и Русской церкви, собравшемся в 1641-1642 гг. в Яссах. Β 1643 году последовало утверждение "Исповедания" восточными патриархами, но печатание книги и даже возвращение ее в Киев по разным обстоятельствам замедлилось, а между тем появились новые нарекания на православных, будто они три года рассматривают свое исповедание и ничего с ним поделать не могут. Вследствие этого Петр Могила в 1645 году поспешил издать Православное Исповедание на польском и русском языках в сокращенном виде, под названием "Собрание короткой науки ο артикулах веры (Малый Катехизис)." Полное Православное Исповедание было издано чрез 20 лет, и то только на греческом языке (в Амстердаме в 1662 г.), а на славянском появилось уже в 1696 году. Кроме защиты веры, митрополит занимался исправлением церковных книг, в чем ему помогали ученые члены братства. Одним из важнейших его изданий по этой части было издание (1646 г.) Евхологиона, или Большого Требника; в нем собраны были все чины православной церкви по греческим и славянским требникам, дополнены новыми чинами на те случаи, на которые в Русской церкви их не было, заимствованными из католических требников или составленными вновь самим Могилой, кроме того, снабжены подробными объяснениями литургического, догматического и канонического содержания. Митрополит приготовлял еще исправленное издание полной Библии и перевода житий Симеона Метафраста, но из-за смерти не исполнил этого замысла. Он скончался под новый 1647 год. Из сотрудников его особенную известность, после Исаии Трофимовича, получил Сильвестр Коссов, бывший преемником Могилы по митрополии. Кроме Ектезиса, или Апологии школам, он написал книгу "О седьми тайнах" (1637 г.) и издал в сокращенном виде Печерский Патерик (1635 г.) с примечаниями (на польском языке).

После смерти Петра Могилы для коллегии настали несчастные времена. Пожертвования на нее дворянства и казаков прекратились по случаю восстания Хмельницкого. Лаврские вотчины, выпрошенные для нее Могилой, были отобраны опять в лавру. Ученики высших классов, увлеченные патриотическим движением, уходили под знамена Богдана, так что в этих классах учение на время совсем прекратилось. При всем том дело Могилы оказалось прочным и не погибло от невзгод. Киевская коллегия, получившая от его имени название Могилянской, неуклонно продолжала развиваться в указанном им направлении. Вскоре она снова стала привлекать к себе учеников целыми сотнями, несмотря на то, что постоянно терпела разные несчастия и крайнюю нищету до самого 1685 года, когда Киевская митрополия присоединилась к Московскому патриаршеству.

Самыми видными представителями киевской богословской учености после Могилы были, следовавшие один за другим, два ректора коллегии: Лазаръ Баранович (1650-1655 гг.) и Иоанникий Голятовский (до 1663 r.). В 1663 г. собором Малороссийской церкви они были выбраны на публичное состязание с латинами, по поводу разных нареканий на Русскую церковь от иезуитов, и блистательно оправдали свое избрание, как люди, владевшие оружием схоластики нисколько не хуже иезуитов. Памятником полемики Барановича служит книга "Новая мера старой веры" - ο главенстве папы и исхождении Святого Духа. Но особенно знаменит был Баранович, как проповедник. Он оставил после себя два собрания слоев : "Меч Духовный" и "Трубы Словес." Кроме русских сочинений, он писал еще на польском языке стихи, до которых киевские ученые были большие охотники, и жития святых. Голятовский считался еще лучшим проповедником, чем Баранович. Собрание его проповедей названо "Ключ Разумения" - к нему автор присовокупил замечательную для характеристики киевского проповедничества "Науку ο сложении сказаний." Как материал для проповедничества, Голятовский, по примеру иезуитов, издал два сказания ο чудесах Богородицы: "Небо новое с новыми звездами" и "Скарбницу потребную всему свету." Полемические его сочинения считались у иезуитов самыми опасными. Памятником его состязания в 1663 году с иезуитами осталась "Беседа Белоцерковская" ο священноначалии. Кроме того, он написал еще трактат об исхождении Святого Духа, "Ответ на Фундаменты веры," как называлось одно католическое сочинение (иезуита Скарги), и "Души умерших людей" - ο чистилище. По поводу появления в его время на востоке одного лжемессии, увлекавшего евреев обещанием нового царства в Палестине, написано им сочинение "Мессия Праведный." Против мусульманства направлены его сочинения: "Лебедь с перием" и "Алкоран Махметов, от когелефа Христова разрушенный"; в обличение язычества - трактат "Боги поганские" (+1688 архимандритом Елецкого монастыря). Самыми солидными полемическими трудами были труды Адама Зерникава, человека, впрочем, не киевского образования. Он родился в Кенигсберге от родителей-лютеран, учился в лучших университетах запада, был в Оксфорде, Кембридже, Париже и Риме, наконец в России из лютеранства присоединился к православной церкви. По поводу своего присоединения он подал Лазарю Барановичу полное опровержение лютеранской веры в виде обширного ученого трактата. Другое сочинение его написано в 1682 году против католичества "Об исхождении Святого Духа"; такого полного и образцового полемического труда об исхождении Святого Духа, как этот, православная церковь еще никогда не имела. Зерникав умер в Батуринском монастыре в 1690-х годах. Киевские ученые составили несколько опытов и в историческом роде: таковы собрания житий, хроники, летописи, сказания. Особенно замечателен труд предшественника Лазаря Барановича по ректорству в коллегии (1648-1650 гг.) Иннокентия Гизеля, названный "Синопсисом"; это был у нас первый учебник русской истории; несмотря на все свои ошибки, обилие фальшивого риторства и страсть к словопроизводствам, он оставался у нас единственным руководством для школ до времени Ломоносова.

Во всей массе литературных трудов, которые произвела киевская ученость, господствовало схоластическое направление, имевшее множество недостатков. Богословская и философская мысль киевских ученых путалась в массе разных схоластических аргументов, дивизий и субдивизий и всяких силлогистических тонкостей, развивалась исключительно с формальной стороны, оставаясь в сущности весьма простодушной и наивной. Она не способна была не только обогатить философской и богословской науки каким-нибудь новым научно-литературным содержанием, но даже освободить ее от разных средневековых фантастических бредней и суеверий. Киевская риторика, тоже занявшись одними формами риторства, вселяла в своих питомцев любовь к детской игре словами, вычурным тропам и фигурам, натянутым толкованиям, символам и аллегориям, что видно из самых уже заглавий киевских произведений. Церковная проповедь, под влиянием такого рода риторства, сделалась по временам занимательным, но вообще пустым разглагольствованием без плодотворного приложения к жизни. Но, при всех подобных недостатках, схоластическое образование в своем роде было все-таки образованием научным, по крайней мере служило преддверием к действительной науке; оно приучало к умственной работе, известной отчетливости в словах и мыслях, сознательности в верованиях и, во всяком случае, стояло несравненно выше образования московских начетчиков. Важно было в нем и то, что оно не чуждалось плодов западной науки, а смело шло ей навстречу, пользуясь всем, что у нее было добр