Восстание Степана Разина

Реферат

Семнадцатый век -- один из самых бурных в истории России. Современники называли его «бунташным», так как через все это столетие проходит полоса ожесточенных классовых битв. В начале века в стране бушует первая крестьянская война, завершают его стрелецкие восстания. Между этими событиями Соляной бунт 1648 года в Москве, народные движения в Воронеже, Курске, Чугуеве, Козлове, Сольвычегодске, Великом Устюге, Соликамске, Чердыни, а позднее -- в Новгороде и Пскове, Третья четверть XVII века по размаху классовой борьбы не только не уступает, но даже превосходит его середину. В 1662 году местом острого социального конфликта вновь становится столица, где проявления народного недовольства дороговизной товаров и продуктов в связи с выпуском казной медных денег, ходивших в одной цене с серебряными, привело к так называемому Медному бунту, а в 1667 году в России занимается пожар второй крестьянской войны - еще более внушительной и сильной по своему классовому накалу, чем первая.

Восстания середины XVII века и Медный бунт грозные предвестники мощного народного движения, возглавленного С. Т. Разиным. Эти предвестники -- реакция угнетенных масс на усиление эксплуатации со стороны господствующего класса и выражавшего его интересы феодального государства.

ХVII век стоит как бы на переломе двух эпох -- средневековья с его мракобесием и религиозным фанатизмом и времени поразительного взлета и многоцветья российской культуры, которыми ознаменовано следующее -- ХVIII столетие. По отзывам современников, XVII век это время, когда «старина и новизна перемешалися». И действительно, новые явления материальной и духовной жизни причудливо переплетались тогда с приметами косной старины.

Пространство жизнедеятельности людей было сужено до предела. Правительственный чиновник доезжал отнюдь не до каждого уезда. Если в захолустную глушь добирался по бездорожью казенный обоз из Москвы, это было целое событие, долго потом обсуждавшееся и вспоминавшееся.

В деревне крестьянин жил своим мирком, своей общиной, замыкался интересами своего двора, своей семьи. Жизнь носила архаичный, привычный характер, люди жили древними нравами и обычаями, и господствующий класс феодалов стремился сохранить эти патриархальные черты в незыблемом виде. Традиции, неписаный и писаный церковный -- кодексы поведения нормировали и регламентировали каждый шаг человека.

Соответственно ограниченности жизненного пространства до предела было сужено и сознание людей. Но те, кто находился у кормила власти, уже убеждались неоднократно в том, что это устойчивое, дремучее спокойствие весьма обманчиво, что задавленный беспросветной нуждой народ способен явить непокорство господам и восстать против них.

XVII век -- это время раскола русской церкви в результате острой идейно- политической борьбы между сторонниками поворота к государственным реформам и ревнителями старины. Это время беспримерного идейного поединка между царем и патриархом, заявившим: «священство царства преболе есть» на столько, «елико земля от неба».

Между бурным XVII и блестящим XVIII веком так же много сходства и различий, как между царем Алексеем Михайловичем, с именем которого связано окончательное оформление общегосударственной системы крепостного права в России, и его сыном Петром 1, вошедшим в историю как император-преобразователь.

В правление Алексея Михайловича Б. И. Морозов достиг невероятного могущества. Он лично владел территорией, равной среднему западноевропейскому государству, сотнями сел и деревень, железоделательными, винокуренными, кирпичными, поташными (от слова поташ-продукт получаемый из древесной золы) заводами, в его власти были десятки тысяч зависимых крестьян. Морозов был крупнейшим землевладельцем, купцом, ростовщиком, промышленником в одном лице. Вокруг Морозова группировалась новая знать -- люди, подобно Милославскому выдвинувшиеся по его протекции и обязанные ему своей карьерой.

Провинциальное дворянство, имевшее ранг «городовых» дворян или детей боярских, в основной своей массе далеко отстояло от привилегированной и малочисленной группы думных людей, хотя в некоторых случаях в среду думцев и проникали выходцы из служилого сословия, а в ряды последних опускались по тем или иным причинам представители высшего слоя класса феодалов.

Помимо высоких чинов, существовали особые должности, Которых именитые отцы домогались для своих сыновей. Например, всегда много было охотников на место «спальника» -- лица, несшего службу в царских покоях, так как с этой должности можно было продвинуться в «комнатные» или «ближние» бояре или окольничие.

Раздача чинов и должностей верным людям -- излюбленный прием, которым широко пользуется клика Б. И. Морозова. Морозов с одобрения царя прибрал к рукам управление рядом приказов -- государственных учреждений, ведавших важнейшими делами в стране, а во главе большинства других оказались ставленники властолюбивого боярина, причем в основном из фамильного ряда Милославских.

В середине XVII века в России еще были обширные земли, не захваченные феодалами. Но их количество быстро и неуклонно сокращалось под натиском бояр, дворян, церкви и самого феодального государства. Крестьяне, искони вольготно жившие и хозяйствовавшие на этих землях, теряли свою независимость, попадали в крепостную кабалу. Особенно стремительно господствующие классы и государство прибирало к рукам территорию с нерусским населением. Крупнейшим феодалом было само государство. В России были так называемые тяглые сословия, или тяглецы. К ним относились черносошные (закрепленные за государством) крестьяне и посадские люди -- торгово-ремесленное население городов и промысловых местечек. Они должны были нести «тягло» -- выполнять особые повинности в пользу феодального государства. Отсюда и их название.

Тяглецы должны были вносить в пользу государства многочисленные подати, выполнять до двадцати видов обременительных повинностей. С них брали сборы деньгами и натурой за провоз товаров, за пользование баней, за лавки и харчевни, если они вздумают их открыть, за землю и всякие угодья. За соль была предусмотрена специальная соляная пошлина. Пьющие платили кабацкие деньги за употребление спиртного, курящие -- за табак, причем оба эти налога были введены отнюдь не из человеколюбия, не в заботе о здоровье людей, а исключительно в целях пополнения государственной казны. Тягло тянули и посадские люди. Это было имущественно крайне неоднородное сословие. На одном его полюсе -- городские низы: ремесленники, которым «прокормиться нечем», мелкие торговцы, весь товар которых помещался на скамье или небольшом лотке, мастеровые, не находившие применения своим рукам, скитавшиеся по чужим дворам, вынужденные ночевать под лодками и питаться, как тогда горько шутили, похлебкой из яичной скорлупы. На другом полюсе -- посадская верхушка, наиболее привилегированную часть которой составляла корпорация «гостей» -- купцов и промышленников, купивших у государства право сбора с населения различных налогов. Например, именно на гостей было возложено взимание крайне непопулярной в народе, но очень выгодной соляной пошлины. Гости буквально выколачивали из тяглецов налоги. Они сосредоточили в своих руках торговлю наиболее прибыльными товарами. Низы и средние слои посадских людей терпели произвол не только со стороны представителей власти, гостей, богатых купцов. Они были беззащитны и перед сильными феодалами.

Возмущение посадского люда вызывали «белые» места и слободы -- городские феодальные владения, «обеленные» (отсюда «белые»), то есть освобожденные от выплаты пошлин, налогов и выполнения натуральных повинностей в пользу государства. Правда, население «белых» слобод вынуждено было отдавать изрядную долю доходов деньгами и натурой своему господину, но это было несравненно меньше, чем вносили в казну посадские тяглецы, которых к тому же разоряли алчные государевы сборщики и те же владельцы «белых» слобод - феодалы.

Обстановка в стране накалялась. По городам и селам ходили тревожные слухи: «делается-де на Москве нестройно, и разделилась-де Москва натрое, бояре-де себе, а дворяне себе, а мирские и всяких чинов люди себе ж». Народная молва не ошибалась: дворянство набирало силы и требовало уравнять его в правах с аристократией, разрешить ему передавать свои поместья по наследству. Это вызывало протест у владельцев вотчин, считавших претензии дворян посягательством на свои льготы и привилегии.

Крестьян особо волновал вопрос о сроках их сыска в случае побега от феодала. Розыск и возврат беглых с 5 лет в 1613 году вырос до 15 в 1647 году. Прошел слух и о полной отмене «урочных лет», что не могло не взбудоражить огромную массу крестьянского населения.

Нижегородский сын боярский Прохор Колбецкий, находясь в столице, писал своему отцу, что «на Москве смятение стало великое» и что «боярам быть побитым...». Толпы челобитчиков осаждали приказы. У каждого, кто пришел в Кремль, были свои обиды, свой повод для недовольства. Из Москвы люди возвращались, не найдя правды, неудовлетворенные. И снова начиналось тяжкое, с горем пополам житье бытье.

Поистине бедственным было положение крестьянства -- основного трудового класса тогдашней России. Задавленное нуждой, замученное подневольным трудом, кормившее множество ненасытных ртов, оно само нередко голодало. Конец сороковых годов XVII века выдался неурожайный. Не поднялся хлеб, от засухи зачахли травы. Начался падеж скота. Правительство официально заявляло, что «уездные и сошные люди от хлебной скудости стали бедны и с промыслов отбыли». Изнемогала под тяжестью феодального гнета городская беднота -- мелкие ремесленники, торговцы, поденные работники. Роптали на свою рабскую долю холопы -- люди, попавшие в полную зависимость от господ и лишенные всяких прав. Трудно приходилось военному люду, независимо от того, были ли это стрельцы и казаки, составлявшие старое российское войско, или солдаты новых, сформированных по европейскому образцу полков («нового строя»). Те и другие весьма скупо вознаграждались за свою нелегкую службу. И без того невысокое денежное и хлебное жалованье выплачивалось им в неполном объеме и с частыми перебоями. Они терпели рукоприкладство и произвол высших чинов. Последние расхищали деньги и продовольствие, предназначенные рядовому составу, принуждали своих подчиненных работать на себя, «наряжали службами маломочных людей» и за взятки освобождали от караулов тех, кто побогаче. Нараставшие исподволь глухое недовольство и брожение масс прорвались грозным возмущением 1 июня 1648 года в Москве. Негодование народа вылилось в разгром боярских усадеб. Уничтожались обнаруженные там крепостные документы, учинена была расправа над давними недругами - Н. Чистым, Л. Плещеевым, П. Траханиотовым.

События середины века были красноречивым проявлением непокорства угнетенных масс. Волнения в стране еще долго не улегались. Не затихали слухи о том, что «мир весь качается», «еще-де у нас замятне быть и кровопролитию великому».

Грозное предупреждение народа заставило правящий класс незамедлительно на него прореагировать и спешно перегруппировать свои силы. Верхи феодального общества предприняли двоякие меры: с одной стороны, пошли на некоторые уступки недовольным существующим порядком вещей дворянам и посадской элите, с другой -- усилили крепостнический зажим основной массы подданных Российского государства.

По настоянию думных чинов, московских и провинциальных дворян, церковных иерархов, гостей, «лучших людей» на Земском соборе в июле 1648 года было решено в срочном порядке приступить к составлению нового свода законов -- Уложения, «чтобы впредь по той уложенной книге всякие дела делать и вершить».

В начале 1649 года Уложение было принято Земским собором, почему и получило название соборного. На этом своде законов лежит отблеск пламени прокатившихся по стране народных восстаний. В статьях Уложения, где говорится о запрете подавать царю челобитные в церкви во время службы, о недопустимости всяких бесчинств и брани на государевом дворе, явно ощущаются отголоски «Соляного бунта».

В начале 60-х годов Степан Разин - заметная фигура на Дону. О нем идет слава не только ратного умельца и лихого рубаки, но и большого знатока тактики казацкого боя.

На своем коротком веку С.Т. Разин испытал и повидал немало: пережил утрату отца, расправу со старшим братом, в жарких сражениях не раз был на волосок от смерти, познал тяготы и невзгоды полукочевой казацкой жизни, половина которой проходила на стругах, а другая в седле. Он прошел Русь от Азовского до Белого моря, путь его пролегал через Валуйки и Воронеж, Елец и Тулу, Ярославль и Тотьму, Великий Устюг и Архангельск. Трижды побывал Разин в Москве, причем в первый раз -- вскоре после Соляного бунта и принятия Соборного уложения, а в третий -- за год до восстания 1662 года.

Столица поразила молодого казака сказочной красотой Кремля, прочностью и затейливостью искусно возведенных боярских хором, множеством окон и изукрашенных узорами колонн. В городе, особенно в центре, возвышались выстроенные на европейский лад каменные и кирпичные здания. В далеких Соловках, куда ходил Разин по казацкому обычаю, на богомолье, и в златоглавой Москве, на родном Дону и на Слободской Украине, где жила названая мать Степана вдова Матрена Говоруха, - везде, где приходилось ему бывать, он сталкивался с одним и тем же - со злом, несправедливостью, гнетом и насилием, которые богатые и власть имущие чинили по отношению к тем, кто был от них в зависимости и, терпя нужду, голод, лишения, работал на них до седьмого пота. Насмотрелся Степан на народные страдания, наслушался стонов, жалоб и обид запоротых до полусмерти за недоимки, иссеченных до костей на правеже, обманутых и ограбленных воеводами и приказными, незаконно - без очереди и сроку - взятых в даточные люди (в войско), оставшихся из-за господского произвола без кормильца вдов и сирот, больных и калек, заезженных и изувеченных в прошлом непосильной работой. Часто натыкался Разин на бродяг - людей, хлебнувших лиха и некогда снявшихся с насиженного места, но так никуда и не приткнувшихся. Как перекати-поле скитались они с места на место, держась подальше от дорог, пробираясь рощами, перелесками да опушками.

Перенаселенность дона, скученность там массы беглого элемента, бедственное положение голутвенного казачества толкали недовольных выступить, несмотря на все препоны и преграды, в большой поход. доброхоты (добровольцы)стали группироваться вокруг слывшего удачливым головщиком (казачьим командиром)Степана Разина. Старшина, с одной стороны, косо смотрела на это происходившее помимо нее формирование казачьей ватаги, с другой -- ее вполне устраивал отток с дона лишних ртов и голов, будораживших весь край. Однако она отнюдь не безучастно наблюдала за приготовлениями Разина и решительно воспрепятствовала попытке его отряда пробиться к Азовскому морю. «Домовитые» понимали, что такие действия могут нарушить мир с Турцией, а, следовательно, привести к новым осложнениям, а то и разрыву с Москвой, что вовсе не входило в их планы.

Но когда в начале мая 1667 года Разин, собравший под своим началом более 600 человек, обосновался близ Паншина городка, между реками Тишиной и Иловлей, на высоких буграх, окруженных водой, старшина ему не препятствовала, хотя богатеи-донцы потерпели от разинцев немалый урон, поскольку те, снаряжая поход, запасаясь продуктами, одеждой, оружием, порохом и свинцом, силой взяли у «домовитых» немало добра и провизии. Не выступила старшина против, и когда в первой Половине мая Разин направился к Волге, где для него и его отряда открывался гораздо больший простор, чем на запертом у устья дону. У казачьей верхушки был свой прямой расчет, который заключался вовсе не только в том, чтобы сбагрить беспокойную голытьбу, но и в ожидании своей половинной доли добычи, ибо многие «домовитые» именно на этих условиях снабдили разинцев оружием, амуницией, предоставили свои речные суда и т. п.

Во второй половине мая 1667 года флотилия Разина по реке Камышенке вышла на Волгу. Крестьянская война начиналась как традиционный поход «за зипунами». Разве что на казачьих стругах следовало не 150--200 человек, как обычно во время таких рейдов, а около 1500.

Севернее Царицына повстанцы взяли на абордаж торговые струги и насады гостя Василия Шорина, других именитых купцов, патриарха Никона, а также самого царя. В атакованном разинцами караване были и суда с кандальниками - ссыльными, которых везли в Астрахань и на Терек. В короткой схватке донцы одолели сопровождавших корабли государевых стрельцов, расправились с начальными чинами и купеческими приказчиками. Разин да и другие казаки хорошо знали богатея Шорина как одного из тех, против кого был направлен Медный бунт в Москве в июле 1662 года. Сборами пятой деньги (поимущественного налога) этот финансовый магнат вызвал жгучую ненависть народа. В разгроме разинцами стругов Шорина, думается, правомерно без натяжки усматривать мотив социальной мести купцу-душегубу. Ссыльных восставшие не только не тронули, но и тотчас освободили. Им, как и ярыжкам (судорабочим), дали волю, «кто куда хочет», и «пошло в казаки работных людей человек со сто» с патриаршего насада, а с шоринского -- шестьдесят. Раскованные кандальники не преминули воспользоваться возможностью проучить свой бывший конвой. Как говорится в документах, они набросились на государевых ратных людей «пуще прямых донских казаков».

Изображая Разина неуязвимым, народ переносил на него черты любимых героев, популярных в своей среде. Так, тут очевидна, например, аналогия с Егорием Храбрым -- персонажем эпического духовного стиха, известного многим угнетенным и обездоленным в России XVII столетия. Егория мучают муками различными, его рубят топорами и пилят пилами, бросают в кипящую смолу и закапывают в погреба, но он остается невредимым. Преодолев все препятствия и невзгоды, Егорий Храбрый идет по светло-русской земле, возрождая ее.

23 марта 1668 года, упредив подход к Яицкому городку из Астрахани крупного карательного войска, Степан Тимофеевич Разин начал свой легендарный, воспетый в народных песнях и сказаниях поход на Каспий. Его маршрут проходит от устья Терека к Дербенту, из Дербента -- к Ширвану и Баку, затем -- к Свиному острову с заходом по реке Куре в «Грузинский уезд», далее через города Решт, Фарабат, Астрабат к полуострову Миян-Кале, где флотилия останавливается на зимовку.

На Каспий повстанцы вышли многочисленным отрядом, насчитывавшим около двух тысяч человек. В его первоначальный состав влились несколько сотен донских, яицких и терских казаков под предводительством своих атаманов. Они спешили на соединение с Разиным, чтобы действовать с ним заодно. Например, известный на Волге дерзкими налетами на купеческие караваны Сергей Кривой привел к западному каспийскому побережью, где был в это время Разин, 700 удальцов, разгромив преградивших ему путь стрельцов под командованием головы Г. Авксеньтьева. Значительно пополнились силы восставших и за счет переходивших на их сторону ратных людей, крестьян, по весне покинувших свои оголодавшие зимой деревни, чтобы наняться в бурлаки, городской бедноты, жившей судовой работой.

Разинцы плыли на десятках легкоманевренных, удобных на каспийском мелководье стругов, у них были свои и захваченные у стрельцов пушки, запас пороха и провианта. В целом они были неплохо экипированы для длительного похода. Документы свидетельствуют, что повстанцы не обращали оружия против низов местного населения. Это немедленно снискало симпатии к справедливым россиянам среди персидской бедноты. Известно даже, что к отряду Разина «пристали иноземцы скудные многие люди». Сочувствие и поддержка угнетенных масс Персии -- вот одна из основных разгадок того, почему персидский щах, располагающий огромной армией, сильным флотом, почти в течение двух лет не мог сокрушить отважных разинцев.

Участники каспийского похода добывали «зипуны», не брезговали никакими попадавшими к ним в руки восточными товарами, но захват всякого добра, обогащение для них скорее не цель, а средство, которое они традиционно избрали, чтобы обеспечить существование своему отряду, чтобы сохранить его на будущее. Как в России, так и в Персии Разин не желает мириться с всесилием аристократии, с не знающими удержу в обирании и обмане простого люда толстосумамикупцами и по своему разумению стремится защитить народ и наказать виновников его бед.

С плаваньем к персидским берегам Разин связывал надежду отыскать «вольную землицу». Он посылает к шаху трех своих товарищей с просьбой «указать ему место, где им жить и питатца». Правитель Персии, ища способ положить конец хозяйничанью казаков в своем государстве, велел выделить им зону для поселения, но с явным расчетом заманить их в ловушку и расправиться с ними. Заподозрив это, Разин «на то место прийти не похотел, а просил себе ... крепкого острова, на котором взять было ево ... не мочно».

Сейчас трудно сказать, как устроили бы жизнь разинцы, если бы шах все-таки выделил им подходящую территорию для колонизации. Вероятно, эта область стала бы чем-то вроде второго дона. Однако главными помыслами Разин оставался на родине. Ряд фактов позволяет судить о том, что повстанческий атаман одно время вынашивал план собраться в Персии с силами и, учитывая напряженность русско-персидских отношений, давнее соперничество двух стран в восточной торговле, поссорить шаха с Москвой, а затем в союзе с ним двинуться вверх по Волге к центру России.

Политическая наивность этих иллюзий была очевидна: устоявшиеся экономические связи с Москвой, опасность союза с казачьей ватагой против могущественного северного соседа, полное несовпадение классовых интересов и многое другое удерживали правительство Персии от совместных действий с разинцами. К тому же от царя Алексея Михайловича пришла грамота, в которой «шахову величеству» предлагалось «своей персидской области околь моря Хвалынского велеть остереганье учинить», позаботиться о том, чтоб «воровским людем пристани бы нихто не давал и с ними не дружился, а побивали бы их везде и смертью уморяли без пощады».

Получив такие «рекомендации», шах не только немедленно прервал всякие переговоры с Разиным, но и распорядился одного его посла отдать на растерзание голодным псам, а двух других заковать в кандалы. Эта расправа ожесточила участников похода. Они больше не пытаются дипломатическим путем склонить шаха на свою сторону, а отправляются «воевать многие кызылбашские городы и уезды». Опять в ход идет уже не раз выручавшая разинцев казацкая хитрость. Понимая по-персидски, Степан Тимофеевич, переодевшись в старое платье, неоднократно самолично отправлялся в Исфагань -- богатейший персидский город послушать, о чем там говорят. Благодаря такой разведке он хорошо знал, что творится в неприятельском стане, и упреждал действия противника. В крупный торговый город Ферабат разницы проникли под видом купцов. Поскольку у них были полные трюмы самых завидных товаров, они в течение пяти дней продавали их по умеренным ценам и за это время узнали наперечет всех местных богатеев. Обобрав их до нитки, мнимые купцы покинули Ферабат, а в городе еще долго рассказывали о том, как Разин обвел вокруг пальца тех, кто столько лет обирал и обманывал других.

Персидский поход вошел в историю как победоносный. Действительно, поразительные успехи повстанческого отряда ошеломили не только персов, но произвели сильное впечатление и на царские власти. Разин чувствовал себя уверенно в сражениях как на суше, так и на море. Огромную славу ему принес бой у Свиного острова весной 1669 года. Опытный персидский флотоводец Мемед-хан, бросивший против разинцев 50 кораблей с почти четырьмя тысячами человек на борту, потерпел тогда катастрофическое поражение. У него уцелело всего три судна с жалкими остатками воинства. В плен попал сын Мемед-хана Шабын-дебей, а по преданию -- также и его дочь, девушка необычайной красоты, широко известная из фольклора как персидская княжна. Вопрос о том, была ли эта прекрасная дева, позднее якобы принесенная Разиным в дар матушке-Волге, реальным историческим лицом или вымышленной фигурой.

В лучах славы вернулись князья казачьей вольницы на родной дон. Овеянное легендами, имя Степана Разина становится социальным магнитом, притягивающим к нему сотни и сотни обездоленных. Весть о народном заступнике «батюшке Степане Тимофеевиче разнеслась далеко по России. Простому люду не столько кружила голову молва о несметных богатствах, привезенных разинцами с персидских берегов, сколько согревала сердце мысль о том, что нашелся человек, посмевший спорить с боярами и вельможами, предъявлять им свои требования, а если надо, то и способный примерно их наказать, чтоб другим неповадно было обижать беззащитных.

На дону участники каспийского похода и его предводитель сильно потеснили казацкую старшину, поколебали ее авторитет и власть войскового атамана. Городок Кагальник, близ которого встал лагерем полуторатысячный отряд Разина, быстро затмил старую столицу казачьего края Черкасск. Обычно собранные тем или другим атаманом для похода за «зипунами» ватаги по возращении быстро распадались,-- численность разинского воинства, напротив, неуклонно росла. В ноябре 1669 года оно насчитывало уже 2700 человек, к весне 1670 года достигло 4000.

Когда повстанческий отряд, несмотря на попытки задержать его, покинул пределы России, царское правительство приняло это известие с определенным облегчением: его куда больше устраивало, что Разин устремился к чужеземным берегам, чем если бы он действовал внутри страны. На первый раз социальная опасность, исходившая от князей казачьей вольницы, благополучно для класса феодалов миновала. Сравнительно быстро улеглись волнения и в связи с возвращением разинцев с Каспия через Астрахань и Царицын на дон.

Однако администрация Алексея Михайловича получала все новые и новые подтверждения тому, что после плаванья за «зипунами» его участники и не думали возвращаться к прежней жизни на дону. У властей были серьезные основания для опасений. Разин слишком явно продемонстрировал, что свободно может стать хозяином на Нижней Волге и Москва будет не в состоянии тягаться там с ним силами.

Крестьянская война привела к разделу обширной территории европейской части страны на две зоны: в одной по-прежнему заправляла царская администрация, в другой вся полнота власти была в руках восставших. Оба эти региона очень трудно географически разграничить. поскольку обстановка чуть ли не каждодневно менялась, населенные пункты переходили из рук в руки. Почти весь уезд мог находиться в руках повстанцев,

а его центр и отдельные города оставались за правительством. Бывало и наоборот. В общей сложности на разных отрезках крестьянской войны разинцы контролировали свыше 50 городов, некоторые из них, как Царицын, Астрахань, были очагами восстания более года, другие, подобно Пензе, Саранску, Темникову и др.-- от осени до зимы, третьи -- в их числе Алатырь, Козьмодемьянск и прочие -- не больше месяца. Раздавленное в одном месте, восстание подымалось в другом. И все же к концу 1670 года в ходе затяжного классового единоборства произошел перелом в пользу правительственных сил. В декабре царские войска заняли Пензу. Жестокий бой, закончившийся поражением разинцев, разгорелся в районе Алатыря, под селом Тургеневом. «Они воры,-- гласит воеводское донесение,-- обоз и пехоту построя, и рогатками обметався, и конные их полки стали у их пехоты, и пушки постановили около обозу и около конных полков, и… ратные люди начали на них наступать, пехота на пехоту, а конные на конных, и учинился бой большой; побили воров наголову, пехоту их многую посекли и живых воров на том бою много, и ... их велели всех казнить смертью». В последних числах января 1671 года восстание в Тамбовско-Пензенском районе, потопленное в крови, было подавлено.

Силы повстанцев были на исходе. Многие из них полегли на полях сражений, многие попали в плен к карателям. Немало было и таких, которые после разгрома своего отряда разуверились в движении и, считая дальнейшую борьбу бессмысленной, разошлись по домам.

Государевы войска захватывали местность за местностью, уезд за уездом. Один за другим под ударами правительственных ратей пали города, где долго держалась разинская вольница. Последними оплотами восстания стали Царицын и Астрахань. В Астрахани среди представителей повстанческой власти уже не было Василия Уса. Славный атаман умер от тяжелой болезни (предположительно -- конского сапа), и основную роль в руководстве городом играл его товарищ и сподвижник Федор Шелудяк,

Оправившийся от ран Разин вынашивал планы начать новый поход и очень рассчитывал как на опорные пункты движения на Царицын и в особенности на Астрахань. Но события на дону помешали повстанческому атаману осуществить свои намерения. 14 апреля 1671 года Кагальницкий городок, где находился Разин с несколькими сотнями казаков, был атакован многотысячным отрядом «домовитых» донцов во главе с К. Яковлевым. Они подожгли деревянные стены Кагальника, проникли в городок и захватили в плен отчаянно отбивавшегося Разина, Позднее в их руки попал и брат Степана Фрол. Ценой выдачи братьев Разиных казацкая старшина надеялась купить себе прощение за прежнее потворство грозному атаману, за то, что изрядно поживилась от его щедрот. Монаршья милость по отношению к Яковлеву и другим «добрым» донцам превзошла их ожидания: они не только были прощены, но и получили в благодарность от «Тишайшего» 100 золотых червонцев.

2 июня 1671 года Степана и Фрола под усиленным конвоем, в кандалах доставили в Москву. 6 июня 1671 года Степан Разин при большом людском скоплении был казнен на Красной площади. Сказав по русскому обычаю «прости» и поклонившись на все четыре стороны народу, Разин мужественно принял страшную смерть -- он был приговорен к четвертованию. Ему отсекли сначала правую руку, потом левую ногу у колена и лишь затем отрубили гол