СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 1. ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО С.ЭРЬЗИ В КОНТЕКСТЕ ДИАЛОГА КУЛЬТУР ХХ ВЕКА 1.1 КРАТКИЙ БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК 1.2 ФЕНОМЕН ЭРЬЗИ В МИРОВОЙ КУЛЬТУРЕ 2. ВЕХИ ТВОРЧЕСКОГО ПУТИ МОРДОВСКОГО СКУЛЬПТОРА 2.1 ПРИЗНАНИЕ ТАЛАНТА ЭРЬЗИ (ИТАЛИЯ).ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОССИЮ. СИМВОЛИКО-АЛЛЕГОРИЧЕСКИЙ ПЕРИОД ТВОРЧЕСТВА 2.2 СТАНОВЛЕНИЕ ТВОРЧЕСКОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ. ВТОРОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОСКВУ 2.3 ОЗНАКОМЛЕНИЕ МЛАДШИХ ШКОЛЬНИКОВ С ОСНОВАМИ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА НА ПРИМЕРЕ АНАЛИЗА ПРОГРАММЫ Б.М. НЕМЕНСКОГО ЗАКЛЮЧЕНИЕ СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ ПРИЛОЖЕНИЯ
Введение

...Я эту благодарность воздаю народу, с кем я кровно связан, которому всем лучшим я обязан...

И. Бехер

Творчество талантливого скульптора Степана Дмитриевича Нефедова, раскрывая одну из ярчайших страниц искусства, принадлежит к подлинно народным ценностям нашей культуры. Мордвин по национальности, он широко известен под именем Эрьзя[1]. Этот псевдоним он взял в честь своего малочисленного народа как дань большой любви к нему, заложившему в нем основу художественного мастерства. В своем творчестве Эрьзя опирался на лучшие образцы русского и мирового искусства, оставаясь при этом сыном своего народа, неуловимыми нитями связанным с родной землей, ее природой, с ее вековыми традициями в области народного творчества.

Поэтому, следуя принципу культурного развития учащихся, ознакомление младших школьников с работами С. Эрьзи является необходимым элементом содержания программы по дисциплине «Изобразительное искусство» в курсе начальной общеобразовательной школы.

Теме феномена Эрьзи в мировой культуре посвящено множество научных работ и монографий известных ученых, таких как Кончин Е., Баранова М.Н., Дорфман Н.А., Блинов В.А., Воронина Н., Клюева И. и др.

Актуальность данной проблемы в современной общественно культурной действительности и обусловила выбор темы настоящей курсовой работы. Цель работы: рассмотреть жизнь и творчество С.Эрьзи в контексте диалога культур 20 века.

Поставленная цель курсовой работы обусловливает решение следующих задач:

1.     Привести краткий биографический очерк жизни и деятельности С. Эрьзи;

2.     Исследовать феномен Эрьзи в мировой культуре;

3.     Рассмотреть вехи творческого пути мордовского скульптора;

4.     Охарактеризовать возможности ознакомления младших школьников с произведениями С. Эрьзи на уроках изобразительного искусства.

Объект исследования - жизнь и творчество С. Эрьзи.

Предмет исследования - творчество С. Эрьзи как важнейший аспект культуры мордовского народа.

Для решения поставленных задач используется комплекс методов исследования, среди которых выделяются следующие: теоретические - анализ, синтез, отбор, классификация, систематизация, изучение методологической литературы; эмпирические: беседы, наблюдения.

Информационную основу работы составили материалы уроков изобразительного искусства в общеобразовательных школах, специальная литература по исследуемой теме отечественных авторов.

 
1.Жизнь и творчество С.Эрьзи контексте диалога культур ХХ века 1.1 Краткий биографический очерк

Степан Дмитриевич Нефёдов, выдающийся скульптор XX века, известен всему миру под именем Эрьзя. Этот псевдоним он взял в честь маленького талантливого мордовского народа, к которому принадлежал.

С.Д. Эрьзя родился 27 октября (8 ноября) 1876 года в селе Баево Алатырского уезда Симбирской губернии в семье эрзянского крестьянина. Его первыми художественными впечатлениями были вышивки матери, резьба по дереву старшего брата и поделки отца из корневищ и сучьев деревьев, которые он приносил детям из бурлацких походов по Волге.

Художественные способности Степана проявились очень рано - замкнутый и необщительный по характеру, он мог часами рисовать мелом и углем, лепить фигурки людей и животных из глины. Отец, Дмитрий Иванович, первым заметил природные способности мальчика и отдал его учиться в церковно-приходскую школу села Алтышева, а затем в иконописные мастерские Алатыря и Казани.

Поворотным моментом в жизни будущего скульптора оказалась встреча с произведениями М.Врубеля на Нижегородской выставке в 1896 году. Он впервые всерьез задумался о необходимости получения профессионального художественного образования.

В 1901 году Степан Нефедов при поддержке местного помещика Н.П.Серебрякова поехал в Москву, где в 1902 году поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества на живописное отделение. Его учителями были такие художники, как И.А.Касаткин, К.А.Коровин, В.А.Серов, А.Е.Архипов, Л.О.Пастернак. В 1903 году он перешел в скульптурный класс к Сергею Михайловичу Волнухину. Именно учась на скульптурном отделении, Степан Дмитриевич и начал подписывать свои произведения псевдонимом «Эрьзя».

 Судьба бросала Эрьзю в разные концы планеты: он жил в Италии, Франции, дольше всего - в Аргентине. Рожденный в многодетной бедняцкой семье, он начинал иконописцем в Алатыре под Симбирском, потом в Казани. Сильнейшее впечатление, повлиявшее на дальнейший выбор пути, произвела на него врубелевская "Принцесса Греза". Юноша случайно увидел ее на Всероссийской ярмарке в Нижнем Новгороде. И тут же сказал хозяину иконописной мастерской: "Поеду в Москву учиться, больше иконы писать не буду". В 1901 году на деньги, собранные алатырской интеллигенцией, Эрьзя поехал поступать в Строгановское училище.

Завершив курс в Училище живописи, ваяния и зодчества у скульптора Сергея Волнухина, в 1906 году он отправляется в Италию - пополнять образование. Пережил нужду и лишения, но это лишь закалило характер: Эрьзя поклялся добиться признания. Уже в 1909 году он был единственным от России на Всемирной выставке искусств в Венеции, где показал мраморную скульптуру "Последняя ночь осужденного перед казнью". Через год Эрьзя "гремел" на Международной выставке в Ницце, на Всемирной выставке в Риме. Вскоре он обосновался в Париже, где приобрел мастерскую по соседству с Роденом, а в 1913 году с успехом провел первую персональную выставку.

В Латинскую Америку Эрьзя попал с миссией "пропаганды советского изоискусства": в 1926 году Наркомпрос направил его в зарубежную командировку для показа своих работ. После Парижа, где вновь звучали восторженные отзывы в прессе, он принял предложение устроить выставку в Монтевидео, но не получил визы в Уругвай и осел в Аргентине. "Русский маэстро" снискал там небывалую популярность, много выставлялся, приобрел множество премий и почетных званий, делал портреты государственных мужей, создавал гигантские памятники.

Однако ностальгия звала его на далекую родину. Лишь в 1950 году, после нескольких лет ожиданий, Эрьзя получил разрешение Сталина и смог возвратиться в СССР. Он привез с собой десятки работ, которые подарил государству. Но официальная советская критика долго бойкотировала его творчество. Не "помог" скульптору и исполненный им портрет Сталина - его можно видеть в экспозиции в ГТГ.

Легендарный ваятель вызвал горячие симпатии московской интеллигенции - люди стекались в тесный подвал на Новопесчаной улице, где трудился маэстро.

Скончался скульптор-труженик за работой в своей мастерской в декабре 1959 года в Москве, а похоронен в Саранске. После смерти С.Д.Эрьзи его произведения вернулись на родину мастера - в Мордовию.

  1.2.Феномен Эрьзи в мировой культуре

Мало кто из российских скульпторов удостоился в 20-м веке такого широкого признания, как Степан Нефедов. Москвичи старших поколений помнят очереди, тянувшиеся в 1954 году к выставочному залу на Кузнецком мосту: там состоялась первая выставка мастера после возвращения из длительной эмиграции, ставшая последней при его жизни. Вновь работы Эрьзи демонстрировались в Москве лишь в 1976 году, и вновь зрители хлынули к легендарному скульптору.

Всюду, куда забрасывала его судьба, этот мастер сумел оставить о себе прекрасную память в своих творениях, которые невозможно забыть, если суждено хоть раз увидеть!

Эрьзя - эпоха. Эрьзя - большой поэт, поющий песнь железу, гипсу, мрамору, такие, как Эрьзя, приходят в мир в сотни лет раз!" - писали о нем.

Под резцом скульптора оживали женские образы, навеянные фантазией и любовью. Чувство восхищения, которое окружающий мир вызывал у скульптора, он сумел выразить в своем творчестве. Как же оригинально и неповторимо искусство Степана Эрьзи! Какой же интересной и необычной была сама его жизнь!

Бессмертные произведения мордовского гения хранятся сегодня в столице Республики Мордовия городе Саранске в музее, носящем имя скульптора. Именно там можно не только увидеть работы мастера, но и узнать много интересного о его судьбе.

Масштабная коллекция произведений Эрьзи - гордость МРМИИ, основанного в Саранске в 1960 году. Сын потомственного волжского бурлака из племени эрьзя обессмертил этническую группу Мордовии, к которой принадлежал и чье название сделал своим артистическим именем. Вернувшись на склоне лет на родину, мастер передал в дар государству свыше 200 работ. Большинство их хранится в Саранске, около 30-ти вошли в собрание Государственного Русского музея. Государственная Третьяковская галерея обладает лишь тремя скульптурами Эрьзи.

Творчество Степана Эрьзи - проявление духовного могущества народа, яркое свидетельство его созидательных возможностей. Малая родина всегда была центром духовного притяжения, рождала темы и образы, воплощенные в великих творениях мастера. Здесь он приобщался к богатым традициям культуры своего народа, здесь шло становление первых профессиональных навыков.

В своем докладе доктор философских наук, академик Наталья Воронина отметила, что с каждым годом появляется все больше материалов о скульпторе. "На первых эрьзинских чтениях присутствовало более 150 ученых со своим видением Эрьзи-художника и Эрьзи-творца. Но именно сегодня, на рубеже нового тысячелетия Эрьзя начинает открываться нам заново. Появилось много публикаций в Аргентине, Испании, Франции, которые помогают по-новому взглянуть на творчество мастера".

В докладе Ирины Клюевой, кандидата философских наук, доцента МГУ им. Огарева, было отмечено, что среди скульпторов ХХ века не найдется другого такого, произведения которого вдохновляли бы множество поэтов России на создание замечательных стихов. Для графиков, живописцев и скульпторов имя Эрьзи стало символом служения искусству.

Эрьзя относится к числу тех немногих скульпторов, которые работают без эскизов. Уже ранние его произведения были созданы методом прямой вырубки в мраморе; мягкая, певучая моделировка камня свидетельствовала о высоком профессионализме скульптора.

Черты монументализма, присущие таланту Эрьзи, наиболее полно проявились в монолитных героизированных портретах рабочих-нефтяников Баку (1925-26). Эти произведения не были похожи на обычные официальные работы. Своей искренностью и доверительностью поэтических интонаций они близки лаконичным, непосредственным по мироощущению произведениям народного примитива.

В аргентинский период окончательно сформировался неповторимый образный язык мастера. Без предварительных эскизов он энергично и свободно резал свои произведения только в квебрахо и альтарробо - твердых, трудных для обработки породах дерева, отличающихся редким богатством художественных возможностей. Эрьзя, улавливая живое движение формы дерева, подчинял ему свою композицию. Фантазия художника сливалась с естественной красотой природного материала, его фактуры.

Космичностью мироощущения работы Эрьзи отдаленно напоминают произведения стиля модерн. Некоторые его образы поражают динамизмом, мощью пластического звучания: "Бетховен" (1929), "Л. Н. Толстой" (1930), "Моисей" (1932). В них сказалась влюбленность автора в "Великого Микеланджело".

В 1951 г. скульптор вернулся на родину и привез в Москву все свои любимые работы. Несмотря на почтенный возраст, он продолжал творить, сохраняя стилистику прежних лет.


2. Вехи творческого пути мордовского скульптора[2] 2.1 Признание таланта Эрьзи (Италия). Возвращение в Россию. Символико-аллегорический период творчества

В первых произведениях С. Нефедова, представленных на ученических выставках, видно стремление художника следовать лучшим образцам русской реалистической школы, точное знание и умелое воспроизведение натуры. В них чувствовалась хорошая, прочная основа и поиски самостоятельных решений. Но тем главным, что вынес Эрьзя из стен училища, было художественное мировоззрение, на которое сильное влияние оказали демократические тенденции, господствовавшие в училище.

Свидетель трагических событий революции 1905 года, он не мог не отразить эти жизненные впечатления в своем творчестве. Поэтому естественным было появление его скульптуры «Последняя ночь» — этого трагического и вместе с тем полного героизма образа осужденного перед казнью. Эта работа была создана и Италии, куда в 1906 году молодой художник отправился почти без гроша в кармане за пополнением своего художественного образования. Нужда и лишения, встретившие его па чужбине, не сломили Эрьзю, а еще более закалили его характер, укрепили в желании во что бы то ни стало добиться признания своего таланта. И вот рождается на свет «Последняя ночь», а затем появляются на художественных выставках н Милане, Ницце, Париже и Риме в 1909—1911 гг. такие скульптуры, как «Тюремный священник», «Тоска», «Голова дьячка», «Расстрел», «Философ» и др. Эти произведения Эрьзи навеяны русской действительностью. Они глубоко психологичны, в них живет мятущийся дух художника, в них отражены его собственные страдания и страдания всего русского парода. О нем заговорила пресса и заговорила восторженно. Вот что писал о «Последней ночи» в статье «Венецианская выставка» («Русское слово», 1910 г.) Сергей Мамонтов:

«...Степан Дмитриевич Эрьзя, единственный представитель России на выставке, поддержал честь родного искусства. Его статуя «Последняя ночь» властно привлекает внимание своимтрагизмом и является горячим протестом против смертной казни»[3].

Эрьзя ездит по многим городам Италии, живет в Париже, изучает выдающиеся произведения западноевропейского искусства. Большое влияние па его художественный рост оказало творчество Микеланджело и Родена.

Ныне хранящиеся в Мордовском республиканском музее изобразительных искусств скульптуры свидетельствуют о незаурядном даровании скульптора, его способности на редкость убедительно передавать внутренний мир человека, тонко чувствовать эмоциональные возможности пластики. Анализируя творчество Эрьзи первого зарубежного периода, нужно отметить, что тематика его произведений, поиски в области пластического решения образов идут в одном направлении с творческим процессом всего передового русского искусства.

Уже в начале творчества у Эрьзи были сильно развито ощущение материала. Он заранее представлял себе, как его замысел будет «звучать» в мраморе, дереве или цементе. Это чувство в будущем он разовьет до совершенства. Эрьзя до глубокой старости отделывал свои произведения сам до последнего штриха.

В первый зарубежный период Эрьзя создает такие произведения, как «Автопортрет» (1908, цемент), «Христос кричащий» (1910, гипс тонированный), «Марта» (1912, цемент), «Смеющаяся» (1912, цемент). До 1914 года он жил в Милане, Венеции, Флоренции, Риме, Париже, Ницце, экспонируя работы на десяти художественных выставках. В 1913 году в Париже в галерее Жоржа Пети Эрьзя открыл первую профессиональную выставку скульптуры и рисунка. Работы молодого художника показали искушенной европейской публике нового мастера, творческая индивидуальность которого была настолько сильна, что его трудно было назвать начинающим. Тонко чувствуя эмоциональные возможности пластики, Эрьзя передавал её средствами мельчайшие нюансы человеческих чувств и переживаний. Итальянские и французские газеты стали называть его "русским Микеланджело", "русским Роденом".

В эти дни об Эрьзе заговорила и русская пресса. Его фигура вслед за Горьким и Шаляпиным становилась символом неисчерпаемых творческих сил народа. Городская Дума уездного центра Алатыря, где прошла его юность, решила, что пора и безвестному симбирскому городку причаститься к всеевропейской славе земляка. Он получил приглашение основать в городе персональный музей. Степан Дмитриевич торжествовал и радовался, сразу же ответил согласием и начал готовиться к возвращению на Родину.

Окрыленный успешным выступлением на зарубежных выставках, Эрьзя возвращается в 1914 году на родину. Однако встреча с царской охранной вернула его к суровой действительности. Его зарубежные связи с передовыми людьми России — политическими эмигрантами, его принадлежность к инородцам закрыли ему путь к признанию на родине, а события первой мировой войны и жесточайшая реакция предреволюционных лет резко снизили творческую деятельность скульптора.

После октябрьской революции Степан Эрьзя включился в осуществление плана монументальной пропаганды, согласно которому все монументы, прославлявшие самодержавие, должны быть заменены на новые памятники пролетарского государства. В поисках материала для воплощения своих замыслов Эрьзя в середине 1918 года поехал на Урал вместе со своими учениками - Еленой Мроз и племянником Василием. Они поселились в небольшом поселке Мраморское, неподалеку от Екатеринбурга, где добывался и художественно обрабатывался мрамор. После того, как Екатеринбург был освобожден от Колчака, художник перебрался в Екатеринбург.

В связи с этим в работе будет интересно привести выдержку из публикации Владимира Александровича Блинова (1938) — прозаика и поэта, профессора Уральской архитектурно-художественной академии, председателя Екатеринбургской организации Союза писателей России[4]: «….Шипы в розах подстерегали Эрьзю всю жизнь, рассказывать тут можно долго… Чем, к примеру, закончилось его пребывание у нас, на Урале? Прославленного на всю Европу «русского Родена», директора Художественно-промышленной школы Екатеринбурга просто-напросто вышвырнули на улицу вместе с женой-ученицей Еленой Мроз, а их мастерскую опечатали. И кто это сделал? Пигмеи: администраторы и художники-леваки, руководимые московскими командирами от искусства. А ведь столько им было сделано на Урале, о стольком мечталось...

ЗАЧЕМ ОН ЕХАЛ НА УРАЛ? Эрьзя шел широкими шагами по лесной дороге. Елена едва поспевала за ним. Он остановился, вгляделся вдаль, сказал: «Видишь? Видишь ли ты этот сократовский лбище? А ниже — впадины глаз, надбровные дуги?.. Что же ты молчишь? Наконец-то я нашел эту гору!».

Елена вглядывалась в Александровскую сопку, которую они облюбовали с учителем под Златоустом. Хорошо, выгодно для обзора возвышалась гора, покрытая корявыми сосенками, цепляющимися за камень. Трудно было Елене уследить за фантазией учителя, а главное непонятно — как же он хотел освоить этот огромный выступ? С зубилом, молотком-бучардой, с кайлом?.. “Не понимаешь, — резко бросил Эрьзя и даже засмеялся, сжав кулак и как бы отдавая команду. — Взрыв! Взрывами возьмем гору. Расчертим на квадраты и — по команде будем творить. Вместе с саперами и с матушкой-природой!”

Да, не таков был Эрьзя, профессор скульптуры, уже ошельмованный в Екатеринбургской художественней школе, — не таков он был, чтобы сдаваться. И уже облюбовал на Волге, в Жигулях, утес, на котором мечтал водрузить народного атамана Стеньку Разина. Здесь же, на повороте дороги, между станциями Сыростан и Златоуст, — изваять из горы Мыслителя, Пророка, Освободителя. За тем и ехал на Урал, когда говорил своему другу, что можно из горы выявить Маркса, или Ленина, или обобщенный образ вождя за народное счастье... За тем еще ехал, что знал — с екатерининских времен славился уральский мрамор. И вправду, оказался не хуже каррарского. Сам выбирал образцы и глыбы-заготовки в карьерах села Мраморское.

А сколько здесь другого камня, дерева, металла! Чем не место для Академии скульптуры… Если бы не эти ушкуйники, занявшие его мастерскую, если бы не команды товарища Штернберга из отдела искусств... Ну что же, если даже не удастся пока соорудить с помощью динамита гору-скульптуру, и без того плодотворно поработал.

СЕМНАДЦАТЬ ПЛЮС ПЯТЬ. А года-то были какие! Голодуха, лесное захолустье, смерть любимого племянника, которого Эрьзя уговорил ехать на Урал. Красные, белые, колчаковцы-гайдовцы, слезы молодой жены... И — одновременно — богатейшие карьеры нежно-белого мрамора, первые ученики в восстановленной Художественной школе, поддержка екатеринбургских властей и замыслы, планы, мечты. И — новые работы...

— Опять бабу вырубил, получилось! — потирал руки Эрьзя.

— Ну как ты можешь так говорить, какая же это баба, — улыбалась Елена, поздравляя учителя. — Это — ЖЕНЩИНА, назовем ее «Пробуждение».

— Ну ты мастер придумывать названия, — соглашался Эрьзя. И стояли в мастерской полная томления, ожидающая глубокой любви “Мечта”, и другая женщина, мудро вглядывающаяся вдаль и вспоминающая что-то заветное, прошлое («Спокойствие»), и тянулось из сонного камня романтическое лицо той, что была названа «Пробуждением»... А дальше, в темном углу, белела «Деревенская Венера». И ревниво отворачивалась от нее «Ева», русская Ева, мощная, дебелая и одновременно нежная и страстная, как сама Русь...

Не только лирическая тема звучала в оживленном под резцом камне. Недавно на аукционе в “Литературной газете” была выставлена “Скорбь” — работа эта долго хранилась в частном собрании. Женщина, сжавшаяся в комок, тяжкое горе согнуло ее. Но как же она одновременно нежна и женственна, как ждет своего защитника, покровителя, возлюбленного. Только немногим гениальным художникам (писателям, актерам, скульпторам) удается так гармонично соединять лирическое и драматическое, трагедию и эротику. Владельцы запросили за “Скорбь” 60 тысяч рублей, и, кажется, Саранский музей, где собрана богатейшая коллекция скульптур великого мордвина, приобрел скульптуру. Есть основания предполагать, что Степан Дмитриевич высекал ее в селе Мраморском как надгробие на могилу племянника, талантливого живописца Василия Нефедова, которого Эрьзя любил, как сына.

На хранящейся у меня фотографии мастерской скульптора, располагавшейся в здании Художественно-промышленной школы (ныне — здание Сельскохозяйственной академии на Вознесенском проспекте), можно рассмотреть и те три женские головы (для себя я называю их Вера, Надежда, Любовь), и фигуру Иисуса Христа, и барельеф «Иоанн Креститель»... Всего же мой список уральских изваяний содержит 23 наименования. Из них — 18 камерного характера, остальные — монументы.

Да, это особая тема, и это особый вклад С.Д. Эрьзи в культуру столицы Среднего Урала. «Апостол коммунизма» (Карл Маркс), памятник уральским коммунарам («Женщина на шаре»), памятник парижским коммунарам (в соавторстве), «Великий кузнец мира» (фигура кузнеца напоминает по композиции того, раннего «Осужденного на казнь», но здесь он распрямившийся, гордый, поднявший голову; сохранилось лишь тусклое фотоизображение, сама скульптура погибла). И, наконец, может быть, главное произведение Эрьзи на Урале, наделавшее столько шума, вызвавшее восторги и непонимание, прославленное и низверженное (низверженное в буквальном смысле, вначале на землю, а затем, уже в 50-е годы, в городской пруд). Речь идет об “Освобожденном человеке” (памятник Освобожденному труду).

Этот почти шестиметровый мраморный колосс, изображающий величественного, гордого, презревшего насилие Человека, поднялся 1 Мая 1920 года на площади 1905 года (бывшая Кафедральная). Как возник замысел этой скульптуры? Известно, что к Эрьзе наведывались представители белых властей и армии Колчака. Они усиленно предлагали ему создать памятник погибшему белому воинству. Существует мнение, что он от этого заказа категорически отказался. Может быть, так и было. Но у меня возникают два безответных предположения.

Во-первых, о своем отказе Эрьзя поведал после ухода белочехов и восстановления советской власти, пригласившей Эрьзю к сотрудничеству; вторично на эту тему он мог говорить после возвращения из эмиграции в сталинские времена.

Можно себе представить, что повлекло бы за собой признание в сотрудничестве с беляками! А такие подозрения у бдительных органов имелись. Недаром мне не удавалось напечатать повесть об Эрьзе здесь, дома, в Свердловске (она вышла лишь в Мордовии); один из читавших ее редакторов по-товарищески сообщил мне, что фигура Эрьзи — одна из тех, о ком выпускать книги не рекомендовано сверху.

Во-вторых (даже если Эрьзя и вправду отклонил выгодный заказ), сама идея создать образ непокоренного Человека, вставшего над кровавым веком, над палачами и правителями, не могла не захватить его. Его, кто по приезде в Мраморское своими глазами видел, как рыдали бабы на могилах расстрелянных белогвардейцами мужей, дерзнувших установить новую народную власть на селе. И как белые таскали за бороду бедного церковного батюшку за то, что посмел по православному обычаю отпеть этих самых казненных мужиков...

Но Эрьзя знал и другое. Вот что писали екатеринбургские “Известия” в середине июля 1918 года: “В Кусинском заводе Златоустовского уезда зверски расстрелян белогвардейцами взятый ими в плен комиссар Иван Михайлович Малышев... Чрезвычайная комиссия расстреляла следующих заложников (т.е. мирных жителей. — В.Б.) и местных белогвардейцев: Первушин, Чистосердов, Мокроносов, Фадеев, Козлов, Воробьев, Чижов, Андреев, Корсаков, Вронских, Седнев, Нагорных, Дылдин 1-й, Дылдин 2-й, Соколов, Агапов, Машкин, Панкратов и Зырянов... В случае повторения белогвардейских расправ Советская власть будет удесятерять (подчеркнуто нами. — В.Б.) репрессии против контрреволюционеров”.

Бедные, бедные русские люди!.. Чем провинились эти заводские Первушин, Чистосердов? Кто вы, Дылдин 1-й и Дылдин 2-й, за что Машкина с Панкратовым? Эрьзя не знал этих людей, но зло творилось со всех сторон. На его глазах. И конечно, чуткий художник не мог не задумать своего эмоционального ответа на эти события. Таким ответом и стал «Освобожденный человек». В творческой фантазии скульптора ворочались многие образы: узник, освобожденный, философ, вождь, рабочий, крестьянин, мечтатель... Все они должны были войти в сложную многофигурную композицию “Свобода”. А Человек был бы ее завершением. И вновь в помощники призывалась Природа — и выбранная вершина Александровской сопки, видимая всему Уралу, всей стране.

Но «Освобожденный» был установлен на площади. Ведь не хотелось Красному Уралу отставать от Москвы, где монументальная пропаганда широко шагнула на улицы столицы.

Мог ли «Освобожденный человек» долго простоять в центре нашего города? Нет. И тут несколько причин. «Освобожденный» был воспринят обывателями лишь как голый мужик (прозвище «Ванька-голый» тянется за ним по сей день, и что обидно — даже в высказываниях интеллигентов, журналистов, редакторов, так и не увидевших в этом мощном творении «Уральского Давида»). Другое дело, что постановка фигуры на постамент снесенного памятника царю-освободителю на фоне Кафедрального собора явилась вызывающим диссонансом в композиции всей площади... Низвержение «Человека» совпало с отъездом Эрьзи за границу: не указание ли наркомпросовцев и чекистов?…"[5]

Монументальные произведения этого периода тяготели в большинстве своем к аллегории, символике, что было характерно для советской скульптуры первых послереволюционных лет. Однако, не всегда современники принимали их. Так огромная фигура обнаженного человека, олицетворявшего освобожденный труд, была просто уничтожена, не понятая современниками. Хотя в большинстве своем памятники, созданные мастером, стали украшением Екатеринбурга.

Одновременно Эрьзя работал и в области станковой скульптуры. В постоянной экспозиции Мордовского республиканского музея изобразительных искусств им. С.Д. Эрьзи Уральский период творчества скульптора представлен женскими образами, навеянными как реальной жизнью («Кисель-Загорянская», 1918, мрамор, «Женская голова» («Мечта») 1919, мрамор, «Женский портрет» («Спокойствие») 1919, мрамор), так и библейско-мифологическими сюжетами («Ева», 1919, мрамор).

К образу Евы обращались многие великие мастера прошлого, изображавшие её обычно хрупкой, стройной, «неземной». Эрьзя же в Еве подчеркивает силу физическую: на её плечи возложена огромная миссия - стать прародительницей всего рода человеческого. В укрупнении форм женского тела сказалось и чисто народное, крестьянское воплощение женской красоты. Скульптор трактует этот образ лишенным пессимизма, стремясь всеми художественными средствами придать произведению безмятежность и ясный покой. Ленивую грацию и томность придают Еве движение ног и застылость тела. Статуя монолитна. Она изваяна из большого блока белого крупнозернистого мрамора с большой голубовато-серой прожилкой. В монохромной части мрамора Эрьзя выполняет лицо и тело Евы, а её волосы, ствол дерева, змея - искусителя в сером мраморе. Желтоватый оттенок светлой части мрамора придает ей особую теплоту и мягкий лиризм.

В 1921 — 1926 годах Эрьзя продолжает свою творческую и общественную деятельность в Новороссийске, Батуми, Баку. Вкладывая много сил в устройство скульптурных мастерских в этих городах, занимаясь педагогической работой, Эрьзя создает памятники и скульптурные портреты исторических деятелей, выдающихся представителей литературы и искусства. Так из-под его резца рождаются портреты классиков грузинской литературы Ш. Руставели, И. Чавчавадзе, А. Церетели. Стремление выразить себя в монументальном искусстве проявилось в проекте памятника «Павшим борцам революции» для Новороссийска, а также в серии скульптур, предназначенной для оформления Центрального дома союза горняков Азербайджана. Атлетические фигуры рабочих-нефтяников, стоящие в свободных позах или изображенные в процессе производства, явились закономерным продолжением работы над темой освобожденного труда, начатой скульптором еще на Урале. Однако по сравнению с уральским периодом судьба монументальных произведений Эрьзи в Баку более удачна, ибо они продолжают жить и по сей день, украшая фасад здания по улице Хагапи.

Необходимо отметить, что Эрьзя одним из первых скульпторов Закавказья обратился к образу рабочего-нефтяника, прославил в скульптуре человека труда. Своим вдохновенным творчеством Эрьзя внес большой вклад в дело становления азербайджанской скульптуры, оказав значительное влияние на ее дальнейшее развитие.

Трудно переоценить заслугу Эрьзи в его обращении, также одним из первых, к теме русской революции. Одним из лучших произведений Эрьзи 1920-х годов, вошедшим в золотой фонд его творчества, является памятник «Жертвам революции 1905 года» (МРМИИ), исполненный в 1926 году в материале, изобретенном самим скульптором и носящем условное название «железобетон»[6].

Свидетель трагических событий 1905 года, Эрьзя не мог создавать свой памятник погибшим со спокойствием олимпийца, отсюда этот острый ритм, рваный силуэт с резкими изгибами тел, ощущение трагизма, подчеркнутое динамичными светотеневыми эффектами.

Памятник был задуман как надгробная плита в виде своеобразного горельефа. Композиция его построена так, что требует кругового обхода. Тогда в процессе осмотра его со всех сторон полностью раскрываются художественные особенности и содержание этого произведения. Основную идею памятника выражает центральная фигура поверженного рабочего. Огромные тяжело стиснутые кулаки, напряженные мышцы сильного тела говорят о титанической борьбе со смертью, оставляя в зрителе надежду на светлое будущее. Прекрасные тела двух молодых женщин и маленькая фигурка ребенка подчеркивают трагизм события и вызывают чувство протеста против злодеяний и насилия. Необычные ракурсы фигур, как бы перемешанных в хаосе борьбы и ружейных выстрелов, острая нервная лепка, сама фактура зеленоватого по цвету материала, несущего дополнительную эмоциональную нагрузку, наполняют произведение повышенной экспрессией, редкой выразительностью.

На сегодняшний день также известны следующие факты, касающиеся создания работы «Жертвы революции 1905 года»: «…И там, в Гаграх, в Баку, Эрьзя не раз вглядывался в высокогорный пейзаж, крепко запала в его упрямую голову «уральская» идея творить совместно с природой. Не оставлял и замысел отразить трагедию братоубийственной войны. Отметим: окна художественной школы глядели на черные глазницы Дома Ипатьевых, где всего за несколько дней до приезда Эрьзи совершилось кровавое злодеяние... Горизонтальная композиция из железобетона — молодые, сильные, красивые, мертвые тела... и ребенок — была им названа «Жертвы гражданской войны». Один из мордовских исследователей творчества Эрьзи убедительно предполагает ассоциативную связь между скульптурой и расстрелом в подвале Ипатьевского дома. Хотя, думаю, Эрьзя мыслил более обобщенно, что, впрочем, ничуть не притупило бдительность наших давних цензоров и парткомов — на всех выставках эту работу заставляли именовать не «Жертвы гражданской войны», а «Жертвы 1905 года»….»[7].

На творчество Степана Эрьзи обратил внимание народный комиссар просвещения СССР А.В.Луначарский. В газете «Правда» от 1 мая 1926 года, в статье «Достижения нашего искусства» Луначарский, в частности, писал: «Не могу не сказать несколько слов о скульптурной выставке: Она показала мне новое лицо, глубоко меня заинтересовавшее, мало оцененное у нас, но уже имевшего громкое имя за границей, мастера Эрьзи».[8]

2.2 Становление творческой индивидуальности. Второе возвращение в Москву

При поддержке А.В.Луначарского в ноябре 1926 года С.Д. Эрьзя с выставкой своих произведений отправился в заграничную командировку. Во Франции, в Париже, во Дворце работников профсоюза изящных искусств 18 января 1927 года открылась выставка произведений скульптора. Парижский критик Андре Верно в статье, озаглавленной "Великолепная карьера Степана Эрьзи, крестьянина, ставшего скульптором", писал: "Мы сразу были поражены размахом его творчества, такого страстного и прямого, талантом этого скульптора, обладающего огромным потенциалом:"

В том же 1927 году он экспонирует свои произведения в столице Аргентины Буэнос-Айресе, заслуженно получив высокую оценку аргентинской печати.

Вероятно, творчество скульптора сложилось бы иначе, не открой он для себя в этой экзотической стране особые породы субтропического дерева: кебрачо, альгарробо и урундай, обладающие удивительной твердостью, плотностью, необыкновенно красивыми теплыми оттенками цвета и своеобразной фактурой. В Аргентине эти породы как художественный материал до Эрьзи почти не использовались, а шли в основном на изготовление шпал и выработку дубильных веществ. И вот понадобился художник, обладающий такой творческой фантазией, таким удивительным видением и чувством материала, как Эрьзя, чтобы с большим мастерством превратить причудливые наросты и изгибы этих необыкновенных пород дерева в произведения искусства. Эрьзя любил дерево с детских лет, когда мальчишкой восхищенными глазами следил за работой деревенских резчиков по дереву, украшающих избы и домашнюю утварь искуснейшими узорами. Однако в дальнейшем редко применял его из-за недолговечности. Пожалуй, только кавказский орех и дуб удовлетворяли его требованиям. И вот кебрачо и альгарробо надолго привлекают внимание ваятеля. Вначале охваченный неукротимым желанием творить в этом сказочном материале, а потом и в силу сложившихся политических условий, скульптор на долгие годы остается в Аргентине. Эрьзя не был эмигрантом в общепринятом смысле этого слова. Он всегда оставался советским гражданином, не принимал аргентинского подданства и как охранную грамоту хранил свой просроченный советский паспорт. Все эти долгие двадцать с лишним лет он не оставлял надежды вернуться на родину и вернулся, наконец, но не с пустыми руками, а с замечательной коллекцией своих произведений.

Аргентинский период сыграл большую роль в творчестве Эрьзи. Здесь он вырабатывает свой стиль, находит свою тему, создает самобытное искусство, берущее свое начало в народном творчестве мордвы.

В первых произведениях, созданных в Аргентине, таких, как «Фантазия» (1929), «Парижанка в шляпке» (1927), «Иоанн Креститель» (1928), (все—МРМИИ), скульптор как бы исследует возможности кебрачо, работая, по его выражению, в соавторстве с природой. Обрабатывая небольшую часть куска дерева, шлифуя его и тонируя мастикой особого состава, Эрьзя выявляет лишь лицо и иногда руки, естественную же часть поверхности заставляет органично вплетаться в композицию в виде волос, шляпки или развевающейся одежды. И вот это сочетание необработанного дерева с тщательно полированной поверхностью красивых в своей одухотворенности лиц и создает художественный образ, поражающий нас своей оригинальностью. Однако следует отметить, что при всем своеобразии и достоинствах первых аргентинских работ Эрьзи в них чувствуется некоторая подчиненность скульптора материалу, сдерживающая его творческое начало. Но в дальнейшем, лучше изучив и подчинив себе полюбившееся ему дерево, Эрьзя создает произведения, в которых отказывается от чисто внешних декоративных эффектов, придавая каждому «завитку» кебрачо нужный смысл, выявляя внутреннюю сущность естества древесины, используя ее структуру. Так плавное течение волокон кебрачо играет немаловажную роль в пластическом построении «Обнаженной» (1930, МРМИИ), передавая гибкое движение головы и рук, создавая прекрасные формы скульптуры, символизирующей здоровую красоту и нравственную чистоту женщины.

Обладая прекрасной зрительной памятью и удивительной фантазией, Эрьзя работал без подготовительных этюдов и набросков, почти никогда не делал натурных портретов, во всяком случае, в зрелые годы. большинство из них сделано по памяти или воображению, часто с отходом от натуры в целях усиления выразительности, но во всех его работах чувствуется крепкое архитектоническое начало. Эрьзю привлекают прежде всего сильные, мужественные характеры, высокий интеллект, несгибаемая воля людей талантливых, одержимых идеей. В портретах писателей, художников, исторических и политических деятелей он достигает подлинной глубины реализма, точной психологической характеристики. Особенно выразительными являются портреты Бетховена (1929, ГРМ), Л. Толстого (1930, ГРМ), Александра Невского (1931, МРМИИ) и др. Прекрасен своей романтической взволнованностью портрет Бетховена, в экспрессивной моделировке лица которого Эрьзя сумел передать одухотворенную стихию движения мысли и гений великого композитора В портрете Льва Толстого, поражающем смелостью композиционного решения, скульптор достигает художественного совершенства. Если его «Бетховен» еще в какой-то степени традиционен, то «Толстой» — порождение его собственного мировосприятия, глубоко индивидуального и самобытного. Образ великого писателя необычен, мало совпадает с общим представлением о нем. В нем нет той сосредоточенности и самоуглубленности, которая нам привычна по портретам И. Репина, И. Крамского. Его Толстой — одержимый горением, раздираемый внутренними противоречиями бунтарь. В этом портрете ярко выражены мощь интеллекта, сила творческой мысли, озаряющей лицо гения, его метущаяся душа. «Толстой» Эрьзи — это и философ, и правдоискатель, и пророк.

Высшим воплощением всех поисков скульптора — пластических и нравственно-этических—является его «Моисей» (1932, МРМИИ), принесший Эрьзе наибольший успех. Динамичная композиция, беспокойный ритм пластических масс, остроиндивидуальное решение проработки глаз — все это сообщает скульптуре не только повышенную экспрессию, но и создает образ, исполненный глубокого драматизма, большой патетической силы. «Художник не должен бояться преувеличений, если таким образом он может выразить свою идею более живо», — эти слова Э. Верхарна дают нам возможность лучше понять этот гиперболизированный образ человеческих страстей.

Эрьзя — художник, прежде всего тонкий психолог, передающий в своих произведениях, при полном отсутствии иллюстративности, тончайшие оттенки человеческих чувств. Это такие образы-символы, как «Мужество» (1932, МРМИИ), «Ужас» (1933, МРМИИ), «Горе» (1933, ГРМ), «Отчаяние» (1936, МРМИИ), «Тоска» (1944, МРМИИ) и др. В «Мужестве» заложены два органично объединенных пластических начала: при внешней строгости, собранности скульптура очень динамична. Экспрессия достигается активностью всех средств выражения, включая фактуру материала, нарочито шероховатую, грубую. Скульптор придает ей видимость и осязаемость металла, чтобы подчеркнуть образ человека непреклонной воли. В годы Великой Отечественной войны, находясь далеко от Родины, с чувством особой теплоты создавал С. Д. Эрьзя национальные образы мордвы.

Вспоминая ученические годы, С. Т. Коненков писал: «Уже в ту пору можно было заметить стремление Эрьзи к выражению средствами пластического искусства характерных национальных черт. Он облекал в плоть скульптурных образов душу своего народа. И это в нем пустило настолько глубокие корни, что он, много лет живя на чужбине в Южной Америке, оставался национальным художником»[9]. В различные годы скульптором были созданы такие произведения, как «Эрзянка» (1915), «Голова мордовки» (1917), «Портрет матери» скульптора (1940), «Крестьянин-мордвин» (1943), «Портрет отца» (1944) (все — МРМИИ), проникнутые горячей любовью к родному мордовскому народу. Разные по характеру и настроению, они полны жизни и человеческой теплоты, народной мудрости, моральной силы и достоинства. В этих работах наиболее остро выразилась кровная связь скульптора с Родиной, тоска по ней.

Сильнейшая ностальгия выражена и в «Автопортрете» С. Эрьзи (1947, МРМИИ). Это интересное произведение при всей обобщенности является отражением переживаний скульптора, на долгие годы оторванного от родной земли. Ощущение трагизма, безысходности, внутренних противоречий, свойственное многим произведениям С.Д. Эрьзи аргентинского периода, как в зеркале отразившее всю жизнь скульптора на чужбине, исчезает после его возвращения на Родину в 1950 году. Новые образы, новые чувства и настроения занимают творческое воображение Эрьзи.

Его «Казашка» — портрет Шакен Ахметжановой (1955, МРМИИ), «Москвичка» (1953, ГРМ), «Женский портрет» (1957, МРМИИ) и др. отличаются особой просветленностью, внутренней раскрепощенностью, светлым лиризмом. Впервые на лицах его моделей появляется улыбка.

Художник большого таланта и поразительного трудолюбия, Эрьзя без остатка отдал свою жизнь искусству. «Он пропел песнь, достойную своего прекрасного народа. Где бы он ни жил, он был верен своему идеалу. Из-под его резца даже под небом далекой Аргентины рождались образы, овеянные волжским ветром. «Дум высокое стремленье» никогда не покидало этого мастера»[10]. Эти прочувствованные слова С. Т. Коненкова звучат как гимн в честь большого художника.

На протяжении всей своей жизни Эрьзя в своем творчестве обращался к образам мордовских людей. В его памяти возникали образы как бы запечатленные еще в детстве, когда он жил на берегу речки Бездны. В различные годы он выполнял такие проникнутые горячей любовью к родному мордовскому народу произведения, как "Эрзянка" (1915, железобетон), "Голова мордовки" (1917, железобетон), "Портрет матери" (1940, урундай), "Крестьянин-мордвин" (1937, кебрачо), "Портрет отца" (1944, кебрачо). Целую галерею образов земляков, людей своей национальности, создает он в скульптурных произведениях. Они проникнуты неподдельной любовью автора к своим героям, пониманием их национального характера.

По памяти в Аргентине выполняет он "Портрет матери" (1940, урундай). Крупным планом дает он черты её лица, вглядываясь в которое чувствуешь её сильный характер. Энергичность, динамизм ей придают как бы распростёртые на ветру волосы. Две большие темы творчества Эрьзи - тема материнства и тема Родины, о которой не переставал думать мастер на чужбине, о которой он тосковал, куда стремилось его сердце, слились в этом произведении воедино. "Россия - моя Родина, Аргентина - родина кебрачо" - писал Степан Эрьзя в одном из писем, адресованных Г.О. Сутееву в Москву из далекой Аргентины. Душа скульптора рвалась на Родину.

И в далекой Аргентине, где Эрьзя пробыл почти четверть века, он снова мечтает о величественном монументе, высеченном из горы. Так и не состоялось. Но в работе с деревом-кебрачо он достиг тех высот, которые сделали его великим скульптором современности. А ведь началось все на Урале и ранее, в Москве, когда отрабатывался прием словно бы незавершенной, полуобработанной поверхности природного материала и тщательной шлифовки главных деталей аллегорических портретов: «Парагвайка», «Чилийка», «Тоска», «Старик-мордвин», «Спящая» (вариация на темы уральских женских портретов). Там, томясь думой о Родине, он создает галерею философских образов Толстого, Бетховена, Сократа, Моисея. Мы не знаем, какой виделась Эрьзе скульптура из горы. Но ее малой моделью можно предполагать двойной портрет Маркса (корявая, полуобработанная, узловатая фактура) и Ленина (отшлифованный до прожилок лик мыслителя). Эрьзя отправил эту работу на родину к 30-летию Октябрьской революции. Канула скульптура в неизвестность: сожгли по приказу, уничтожили, как и “Освобожденного человека”.

И вот настали радостные дни - в сентябре 1950 года скульптор вернулся в Москву. Он привез с собой не только свои работы, но и материал, из которого создавал свои творения в Аргентине - субтропическое дерево. Когда Эрьзя приехал в Советский Союз, ему было уже за семьдесят, но у него было много замыслов и планов. В последний период творчества он по прежнему напряженно работал.

В 1954 году в Москве в Выставочном зале на Кузнецком мосту состоялась персональная выставка произведений С.Д. Эрьзи. С большим волнением ожидал художник встречи с новыми советскими зрителями. Но опасения скульптора были напрасными. Выставка убедительно показала, что советские люди его искусство приняли.

Вот что по этому поводу пишет В.А.Блинов в монографии «Звезда Эрьзи»: «….После триумфального успеха выставки Эрьзи в 1954 году на него обрушилась в журнале «Искусство» критикесса С. Валериус, обвиняя ваятеля в буржуазных вкусах, декадансе, упадничестве. В те годы это было подобно политическому доносу. Для чего, для кого это было сделано? Оказывается, С. Валериус была супругой скульптора Е. Вучетича! Прошли годы. Валериус выпускает объемный труд о современной скульптуре. Нашлась ли в этой книге хоть страница для Эрьзи? Ни строчки, ни снимка!

А как пытались околохудожественные деятели столкнуть, сделать врагами С. Коненкова и С. Эрьзю. Не вышло. Так они не успокаиваются до сих пор, через сорок лет после смерти Мастера. В журнале “Наше наследие” читаем статью некой Н. Мирской “Триумф и трагедия” (название без стеснения стянуто у историка Волкогонова). Оказывается, по утверждению Мирской, только портрет “Норвежская женщина” и удался Эрьзе, а все сделанное за границей — полный провал. Прекрасные слайды работ Эрьзи, иллюстрирующие эту статью, отлично разоблачают искусствоведку... Похоже, тернии в венце Эрьзи больно колют до сих пор…"[11]

Окончательным признанием его таланта Родиной явилось награждение Степана Дмитриевича в 1957 году орденом Трудового Красного Знамени.

В завершении проведенного исследования приведем выдержки из ранее не публиковавшихся документов о жизни и творчестве Степана Эрьзи, представленных на выставке 14 ноября 2001 года, посвященной 125-летию со дня рождения великого мастера[12].

1. В начале 1890-х годов будущий скульптор подрабатывал стекольщиком, чтобы спастись от голода, распространившегося в Поволжье. Они с братом ходили по соседним деревням, и крестьяне в качестве платы за услугу кормили подростков. Ремеслу их обучил афонский монах, художник по мозаике, заехавший в Алатырский уезд.

2. В 1893 году 17-летний Степан поступил в ученики к алатырскому живописцу. Но вместо занятий наставник посылал ловить соловьев на продажу. Получив от отца три рубля на дорогу, Степан уехал в Казань учиться живописи, но смог устроиться лишь подмастерьем к столяру. Первым учителем живописи стал для него Петр Ковалинский - хозяин иконописной мастерской. Нефедов помогал ему расписывать церкви Казанской епархии.

3. Скульптура, обеспечившая ему мировую славу, погибла в 41-м году во время бомбардировки Москвы. В 1906 году Эрьзя уехал в Италию; спустя три года на всемирной выставке в Венеции композиция «Последняя ночь перед казнью» принесла мастеру первый большой успех. В 1927 году он подарил ее Московскому музею революции.

4. В 1910 году Эрьзя перебрался в Париж. После участия в «Осеннем салоне скульпторов» он заключил договор о сотрудничестве с аргентинским меценатом. За 36 работ мастер так и не получил гонорар; мошенник его обманул, присвоив все скульптуры.

5. После начала Первой мировой войны в 1914 году Эрьзя вернулся в Россию. С большими приключениями пересек вражескую Германию - шел пешком, ночевал в сарае, больше суток ехал на открытой железнодорожной платформе. В Петербурге его арестовала жандармерия по подозрению в шпионаже на немцев. Из тюрьмы его выпустили только через 30 дней.

6. После освобождения Эрьзю мобилизовали в армию. Он четыре года прослужил рентгенологом в челюстном лазарете в Польше. Также изготавливал для раненых протезы носов из каучука. Один солдат, которому не понравился нос, чуть было не убил мордовского гения. Зимой на морозе лицо пациента покраснело, а нос остался белым - это привело раненого в ярость.

7. В 1919 году Эрьзя был назначен директором школы искусства в Екатеринбурге. Через три года Москва прислала группу крайне революционных художников, которые отстранили скульптора от руководства и уничтожили все собрание картин, в том числе его полотна.

8. В 1926 году Эрьзя выехал с выставкой скульптур в Париж. Газета французских коммунистов «Юманите» назвала его вторым Роденом. Мастер не вернулся в СССР после командировки. Поиски материала - дерева кебрачо и альгарробо - привели его в Аргентину, где он прожил 24 года.

9. В 1947 году Эрьзя предложил советскому правительству организовать в Москве музей своих скульптур. Через несколько месяцев он получил приказ немедленно выехать в Москву. По окончании сборов выяснилось, что пароход уже ушел. Советский посол заверял, что отправка пройдет незамедлительно, но в ожиданиях прошло два года. Кончились деньги, мастер не мог продавать свои работы, поскольку все они были оформлены в собственность СССР. Хозяин дома в Буэнос-Айресе через суд выселил Эрьзю за неуплату долгов. Мастер уговорил отсрочить «приговор», обещая заработать денег на новой выставке. Как только он распаковал скульптуры, из Москвы пришло распоряжение немедленно грузиться на пароход для отправки в СССР.

10. В ноябре 1950 года Степан Эрьзя прибыл в Москву и понял, что здесь его никто не ждет. В комитете по культуре Совнархоза его работы нашли «не советскими». Признания в Советском Союзе мастер добился лишь спустя четыре года…."

Степан Эрьзя - наша национальная гордость. Сотрудники Мордовского республиканского музея изобразительных искусств, который в последние годы носит имя скульптора, стараются бережно хранить его уникальные произведения и пропагандировать его творчество.



Информация о работе «Жизнь и творчество С. Эрьзи в контексте диалога культур 20 века»
Раздел: Культура и искусство
Количество знаков с пробелами: 71722
Количество таблиц: 0
Количество изображений: 0

Похожие работы

Скачать
184959
0
0

... , назовите и проанализируйте ее основные разновидности? 7.Какие действия человека М. Вебер считал социальными и почему? 8.Дайте характеристику основным положениям феноменологической социологии, концепциям символического интеракционизма и этнометодологии. 4. ТЕОРИЯ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ Социальная структура - это совокупность относительно устойчивых общностей людей, определенный порядок их ...

0 комментариев


Наверх