Субъективный идеализм

2. Субъективный идеализм

В разрешении дилеммы "материя — сознание" в истории философии вплоть до нашего времени отчетливо просматривается еще одна позиция — "субъективно-идеалистическая". В целях большей ясности и аргументированности изложения в данном учебнике выберем для начала ее "классическое обоснование" в философии Дж. Беркли (1685—1753). Свою позицию он излагает вполне последовательно, во всяком случае, настолько, насколько она вообще могла быть последовательной.

Когда мы чувственно воспринимаем какой-либо предмет, мы осознаем не что иное, как существование в нашем сознании определенных сочетаний ощущений. Но тогда, вопрошает Беркли, что можно понимать под существованием материального объекта, внешнего по отношению к воспринимающему сознанию и соответствующего нашим ощущениям? Если стол, продолжает Беркли, на котором я пишу, существует,— это значит, что я вижу и осязаю его. Если я нахожусь вне моего кабинета, я мог бы также сказать, что указанный стол существует, имея в виду, что если бы я был в кабинете, то я видел бы его. Или другой субъект (дух) воспринимал бы его здесь. Если есть запах, значит, кто-то его чувствует. Если есть цвет и форма, то кто-то их видит.

Странно, рассуждал Беркли, если кто-то говорит о чувственных предметах, таких, как дома, горы, реки, как существующих иначе, чем будучи воспринимаемыми нашим разумом. "Ибо что же такое эти вышеупомянутые объекты, как не вещи, которые мы воспринимаем посредством чувств? А что же мы воспринимаем, как не свои собственные идеи или ощущения?.. И разве же это прямо-таки не нелепо, что какие-либо идеи или ощущения, или комбинации их могут существовать, не будучи воспринимаемы?".

Было по крайней мере три реальных фактора, в поле действия которых развивалась концепция Дж. Беркли, совершенно упущенные чрезмерно прямолинейной материалистической критикой его взглядов. Первый — это очевидные слабости и непоследовательность материалистических позиций, и прежде всего Дж. Локка, в полемике с которым оттачивался критицизм Дж. Беркли. Беркли, обнаружив слабости учения Локка, без большого труда показал его противоречия. Речь шла, в частности, о трактовке последним природы так называемых "первичных" и "вторичных" качеств.

Опровергая мнение Локка о том, что идеи суть копии качеств внешних материальных объектов, Беркли пишет, что идея может быть сходна только с идеей. Цвет или форма не могут быть сходны ни с чем, кроме другого цвета или другой формы: "На что может идея походить, кроме как на другую идею. Мы не можем сравнить ее ни с чем другим; звук похож на звук, а цвет на цвет". А если нет, то это равносильно признанию, что цвет сходен с чем-то невидимым, твердость с чем-то неосязаемым и т.п. Таким образом, Беркли без труда разбивает весьма противоречивую мысль Локка о том, что есть "первичные качества", якобы присущие материальным объектам, и "вторичные", которые чисто субъективны. Абсурдно, как он замечает, представлять тела без каких-либо чувственных качеств, таких, например, как протяженность. Протяженность, форма и движение в отвлечении от остальных качеств немыслимы. Следовательно, они, как и все чувственное, находятся в сознании.

Точно так же дело обстоит с понятиями "субстанция" или "субстрат". С материальной субстанцией философы связывают нечто большее, чем идею бытия вообще. Но идея бытия представляется Беркли самой абстрактной и непостижимой. Точно так же и понятие "материя" не более чем бессмысленная абстракция. "...Нет иной субстанции, кроме духа или того, что он воспринимает, - пишет Беркли,— но для более полного доказательства этого положения надо принять в соображение, что ощущаемые качества: суть, цвет, форма, движение, запах, вкус и т.п., т. е. идеи, воспринимаемые в ощущениях. Между тем очевидное противоречие заключается в предположении, будто идея заключается в невоспринимаемой вещи, ибо иметь идею значит то же самое, что воспринимать; следовательно, то, в чем существуют цвет, форма и т.п., должно их воспринимать; из этого ясно, что не может быть немыслящей субстанции или немыслящего субъекта этих идей".

При этом Беркли оговаривается, что ни в коей мере не затрагивает реальность вещей. Однако, по его мнению, немыслящие вещи, воспринимаемые в ощущениях, не имеют никакого существования, помимо того, что они не воспринимаются. Назначение этих понятий состоит в том, чтобы противопоставлять их религии. Научные результаты, признает Беркли, действительно достоверны и полезны, но лишь в той мере, в какой они касаются ощущений. Их определенный порядок и сочетание создают законы и правила, принимаемые наукой. Поэтому никакие выводы науки не противоречат устоям религии.

Придя к мысли, что материя существует и что наши ощущения не вызываются воздействием внешних объектов, Беркли вынужден строить предположения о действительном источнике наших ощущений. Следует различать, по его мнению, с одной стороны, чувственные объекты, а с другой — душу или дух, т.е. "активное бытие". Существование первых состоит в том, что они воспринимаются, а существование второго, т.е. "активного бытия", состоит в том, что оно воспринимает идеи и мыслит. Совершенно очевидно для Беркли, что несравненно большая часть воспринимаемых нами идей или ощущений не создается волей людей и не зависит от нее. Следовательно, делает вывод он, существует некий иной дух, причиняющий их, ибо немыслимо, чтобы они существовали сами по себе. Поэтому, с его точки зрения, совершенно очевидно существование Бога или духа, вызывающего в нашем сознании то многообразие идей или ощущений, которое постоянно воздействует на нас, определяет наблюдаемый порядок и сочетание наших ощущений. Мир духовен, но мы познаем дух - идет ли речь о наших собственных душах или о Боге — не через идеи, вызванные ощущениями, а через понятия.

Беркли, соответственно, выступает и против общих понятий, обращая внимание на некую двусмысленность формулировок Локка. Общие понятия, по его мнению, вообще невозможны, ибо они должны были бы сдержать одновременно и конкретные признаки входящих в них частных понятий, зачастую несовместимые друге другом. Вместо общих понятий Беркли предлагает пользоваться репрезентативными представлениями, т.е. чувственными идеями одинаковых конкретных предметов, выступающими в роли "представителей" любого из прочих предметов данного класса.

Следует отметить, что эта концепция отображает действительные, хотя, возможно, и не главные аспекты процесса познания и, в частности, художественно-образного мышления. Однако они не могут замещать дискурсивно-логическое мышление, а также философские абстракции, такие, как "материя", "время" и пр.

Своеобразную попытку разрешить так или иначе дилемму субъективного и объективного в познании позднее, в конце XIX — начале XX в., предприняли Э. Мах и Р. Авенариус. Следуя в известной степени по стопам Дж. Беркли, они отказались от столь категоричных заявлений о том, что все тела есть не что иное, как наши ощущения. Акцент был сделан на неразрывной связи предметов внешнего мира с ощущениями, по сути дела, на слитности их в некоторых якобы нейтральных "элементах мира". "Не тела,— писал Э. Мах в "Анализе ощущений", - вызывают ощущение, а комплексы элементов (комплексы ощущений) образуют тела. Если физику тела кажутся чем-то постоянным, действительным, а "элементы" — их мимолетным, преходящим отражением, то он не замечает того, что все "тела" суть лишь логические символы для комплексов элементов (комплексов ощущений)".

Однако эта попытка "разрешения" противоречий была, по сути дела, попыткой "обойти стороной" вопрос об отношении познания к действительности стремлением ограничить сферу физического познания только чувственно доступными объектами. Трудно подозревать известного ученого в злом умысле против материализма и марксизма, если принять во внимание реальный научный контекст того времени, когда устои классической физики, базирующейся на идеях атомной физики, были столь существенно поколеблены. И физике приходилось под напором новой научной реальности всерьез считаться с тем, что отделить объект познания от познающего субъекта с его серьезным инструментарием представлялось весьма проблематичным.

Как физика, Маха можно было понять в его желании облегчить логическую дилемму попыткой абстрагироваться от наличия электронов как таковых. Он пишет: "Мир не состоит для нас из загадочных существ, которые, вступая во взаимодействие с другим, не менее загадочным существом, нашим Я, вызывают единственно данные нам "ощущения". Цвета, тоны, пространства, времена... остаются для нас покуда последними элементами, и нам остается исследовать данную нам связь между ними. В этом и состоит изучение действительности".

Говоря "покуда", Э. Мах тем самым подчеркивает границы научной ситуации, особенности периода, когда отсутствуют какие бы то ни было средства и методы заглянуть в "Зазеркалье" наблюдаемых процессов, наглядной картины микромира, объективность которой пока остается весьма сомнительной. Эта позиция соответствует той ситуации, когда на первый план выходит не столько чисто философский, мировоззренческий, сколько методологический аспект вопросов. Не столь важно, существует или не существует "материя" за чертой ощущений; важен вопрос: как отразить в научных понятиях то, что реально наблюдается в опыте? Поэтому "элементы" и объявляются философски "нейтральными", т.е. не материальными и не идеальными, не рассматриваются сквозь философские призмы, оставлены на "потом".

Эта тенденция в отношении к вопросу об источнике познания, следует сказать, сохранялась в методологии науки на протяжении всего XX в. и вошла в более усовершенствованном виде в перечень важнейших направлений философской мысли как позитивистская. Нет ничего удивительного в том, что она была особенно популярна среди ученых, стремившихся отгородить себя от спекулятивных, по их мнению, философских проблем.