Метафизика и ее значение для научного познания

Реферат по философии науки

Метафизика и ее значение для научного познания

Сущность, характерная черта метафизики как философского метода мышления - односторонность. Это абсолютизация какой-то одной (безразлично, какой именно) стороны живого процесса познания — или шире — любого элемента целого.

Термин «метафизика» был введен в I в. до н.э. Андроником Родосским. Систематизируя произведения Аристотеля, он расположил «после физики» (знаний о природе) те из них, в которых речь шла о первых родах сущего, о бытии самом по себе, т. е. те, которые были «первой философией» — наукой о первых причинах, о первой сущности и началах.

На современном уровне развития философского знания можно выделить три основных значения понятия «метафизика».

1. Философия как наука о всеобщем, первым прообразом которой было учение Аристотеля о якобы высших, недоступных органам чувств, лишь умозрительно постигаемых и неизменных началах всего существующего, обязательных для всех наук. Аристотель считал метафизику самой ценной из наук — учением о первых родах сущего, о первых причинах. Изучение же «телесного», единичных чувственно-воспринимаемых вещей — это «есть дело физики и второй философии», т. е. дело частных (естественных) наук.

2. Особая философская наука — онтология, учение о бытии как таковом, независимо от его частных видов и в отвлечении от проблем гносеологии и логики. Она широко распространилась примерно в XVII в., когда метафизика в данном ее значении была тесно связана с естественнонаучным и гуманитарным знанием (Декарт, Лейбниц, Спиноза и др.). Однако позднее эта связь стала ослабевать, а затем окончательно утратилась.

3. Определенный философский способ мышления (познания), противостоящий диалектическому методу как своему антиподу. Именно об этом аспекте понятия «метафизика» дальше и будет идти речь.

Представляется целесообразным разграничивать метафизический способ мышления как целостное образование (возникший в XVII в.) и его отдельные стороны, элементы, которые появились по времени раньше его как целого и были тем самым его предпосылками. Так, в рамках стихийно-диалектической древнегреческой философии элементами метафизического способа мышления выступали: раздувание софистами изменчивости вещей вплоть до полного релятивизма, абсолютизация элеатами неизменности всего сущего и т. п.

Метафизика (как и диалектика) никогда не была чем-то раз навсегда данным, она изменялась, выступала в различных исторических формах (типах), имела различные «лики» (виды). Поэтому если в какой-либо философской системе рассматриваются «метафизические проблемы», надо четко разобраться, о каком аспекте понятия «метафизика» идет речь. Если же имеется в виду антидиалектика (метафизический способ мышления), надо дифференцировать ее формы и виды.

Примерно до середины XIX в. преобладающим методом в философии и науке была главным образом старая метафизика, которая имела дело преимущественно с предметами (и их мысленными отражениями) как с чем-то законченным и неизменным. Глубокий анализ этой формы метафизики дал Ф. Энгельс, который осуществил следующее:

Во-первых, выявил ее специфику — отрицание всеобщей связи и развития, «ускользание связи целого», мышление «сплошными неопосредованными противоположностями» («да—да», «нет—нет»), убеждение в окончательной завершенности системы всех мировых связей.

Во-вторых, вскрыл объективную основу появления старой метафизики — необходимость объяснения частностей, элементов (сторон) целого, для чего эти стороны должны быть «вырваны» из целого и рассмотрены по отдельности, вне их связи и развития, в «чистом виде». Это и было важной задачей познания того времени.

В-третьих, обосновал правомерность и необходимость метафизического способа мышления в данной его форме «в известных областях», указал на недопустимость его «экспансии» за эти пределы. «Великое историческое оправдание» старометафизического способа мышления было обусловлено необходимостью предварительного исследования самих предметов как таковых в их устойчивости, неизменности, вне их взаимосвязи, с тем чтобы затем систематически изучать происходящие с ними изменения.

В-четвертых, установил дату возникновения (XVII в.), «место рождения» (естествознание) и «крестных отцов» (Ф. Бэкона, Дж. Локка) старой метафизики.

В-пятых, вскрыл элементы, зачатки новой метафизики в недрах старой, ибо о том, что природа находится в вечном движении, знали уже в XVII—XVIII вв. Но, будучи в плену тогдашних (старометафизических) представлений, не могли это движение правильно объяснить.

В-шестых, обосновал необходимость перехода к «высшей форме мышления» — диалектике, ибо в конце концов все в действительности совершается диалектически, а не метафизически.

Существуют ли в наши дни, когда наука добилась столь впечатляющих успехов, метафизические взгляды, в том числе и те, которые отрицают всеобщую связь и развитие всех явлений? Оказывается, как ни странно, существуют. Так, например, идея эволюции, развития Вселенной сегодня представляется естественной и необходимой, хотя до такого понимания наука дошла трудным и противоречивым путем. Русский ученый А. А. Фридман, исходя из теории относительности А. Эйнштейна, в 1922—1924 гг. впервые убедительно доказал, что Вселенная не является стационарной, неизменной, а находится в процессе глобальной эволюции.

Любопытно отметить, что сам Эйнштейн не сразу пришел к этой мысли, пытался построить неэволюционную модель, которая предполагала Вселенную «вечно равную самой себе». Как отмечал И. Пригожий, «когда в 1917 г. Эйнштейн предложил первую модель Вселенной, речь шла о статической и вечной Вселенной — физико-математическом выражении парменидовской тавтологии «бытие есть»». Последующие открытия (особенно в космологии) показали, что статическая картина неприемлема ни для каких астрономических систем, какими бы устойчивыми они ни казались на уровне видимости. Тем самым был твердо установлен факт эволюции (становления, развития) всех небесных тел и их систем.

Однако и по сей день у ряда ученых существует «антиэволюционное предубеждение», и они пытаются найти статические решения космологических уравнений, отстоят стационарность Вселенной. И это несмотря на то, что фаю эволюции, развития последней был доказан теоретически и подтвержден экспериментально (явление красного смещения, установление постоянной Хаббла и пр.). Вот почему «...удивляться надо не существованию красного смещения и расширению Вселенной (нестационарность ее есть следствие фундаментальных законов физики), а поразительной живучести консервативных взглядов» — проявлению метафизического способа мышления в его, казалось бы, давно преодоленной форме (отрицание развития).

Укрепление под напором фактов идеи о диалектическом характере всего существующего и ее распространение, про ходившее в острой борьбе со старой метафизикой, привело к двум важным результатам:

1. Появилась новая, «важная форма диалектического мышления» — материалистическая диалектика. Этому во многом способствовала революция в естествознании конца XIX — начала XX века, особенно кардинальные изменения представлений в физике. «Важнейшее изменение, которое было обусловлено ее (физики. — В. К) результатами, состоит в разрушении неподвижной системы понятий XIX века» и в стремлении перейти к понятиям «текучим», подвижным, изменчивым.

2. На «обломках» показавшей свою полную несостоятельность перед лицом фактов старой метафизики возникла новая метафизика, ставшая господствующей в XX в. Если в старой метафизике имелись элементы новой, то в последней содержатся элементы старой в их разнообразных сочетаниях и комбинациях, функционирующие в рамках и на основе новометафизической концепции развития.

Новая метафизика в отличие от старой не отвергает ни всеобщую связь явлений, ни их развитие — это было бы абсурдно в эпоху громадных достижений науки и общественной практики. Особенность антидиалектики в новой форме — сосредоточение ее усилий на поисках различных вариантов истолкования, интерпретации развития. Новый метафизик охотно рассуждает об изменении, развитии всего сущего, о великой мировой связи всего со всем. Он даже скажет, что все в мире противоречиво и призовет к гибкости понятий, чтобы выразить развитие вещей и т. д. и т. п. Однако, соглашаясь с принципом развития на словах, сторонник новой метафизики дает на деле такую «хитрую и тонкую» интерпретацию данного принципа, что от него фактически ничего не остается.

Если для диалектики развитие — единство возникновения и уничтожения, взаимопереходы, единство и борьба противоположностей, самодвижение всего сущего по спирали, единство постепенностей и скачков и т. п., то новометафизическая концепция толкует развитие иначе. Оно здесь может пониматься следующим образом.

1. Как простой, всеобщий и вечный рост, увеличение или уменьшение, т. е. только как чисто количественные изменения без коренных качественных преобразований, без скачков, («плоский эволюционизм» в его различных модификациях). Категория развития здесь заменяется «ходячей идеей» эволюции и нейтральной терминологией («изменение», «рост», «трансформация» и т. п.).

2. Как только качественные изменения, цепь сплошных скачков без подготавливающих их постепенных количественных изменений. Это обратная сторона «плоского эволюционизма», абсолютизирующая одну из двух взаимно связанных необходимых моментов развития — скачки, перерывы постепенности. Данная односторонняя интерпретация развития представлена в таких своих «обликах», как творческая эволюция, катастрофизм, эмерджентная эволюция и т. п.

3. Как повторение, монотонный процесс, имеющий строго линейную направленность. Здесь развитие трактуется как движение по прямой линии, осуществляющееся в одной плоскости, процесс, «тянущийся в абстрактную бесконечность» (Гегель).

4. Как вечное движение по одному и тому же кругу (а не по спирали) и всегда приводящее к одним и тем же последствиям. Классический пример — теории исторического круговорота (Шпенглер, Тойнби и др.).

5. Как движение, из которого фактически изъята его сущность — противоречие, единство противоположностей.

Движение, развитие здесь истолковываются таким образом, что остается в тени самодвижение, его двигательная сила, его источник, который переносится во вне — бог, субъект и т. п. На словах противоречие новым метафизиком вроде бы не отвергается, но поскольку он все-таки его «оставляет в тени» или «переносит его во вне», понять движение как самодвижение не в его силах. Самое большое, на что он способен, — это описать результат движения, изобразив последнее как сумму, связь состояний покоя.