Снижение масштабности личности исследователя-экономиста

3. Снижение масштабности личности исследователя-экономиста.

Одним из признаков завершенности науки служит переход к таким теориям, понятиям и построениям, которые принципиально неверифицируемы, т.е. непроверяемым. Подобная картина в наибольшей мере характерна для физики, которая часто оперирует объектами (элементарными частицами), которые в принципе невозможно идентифицировать. Например, для обнаружения частиц, которыми оперирует современная теория поля, необходимо построить ускоритель, диаметр которого равнялся бы диаметру солнечной системы. К сожалению, нечто подобное наблюдается и в экономической науке.

Так, например, теория рефлексивности оперирует такими понятиями, как "фундаментальные условия" и "предпочтения". Однако на практике найти измерение таких понятий не представляется возможным. Дело в том, что фундаментальные условия предполагают целый вектор показателей, многие из которых невозможно измерить. Например, при оценке перспектив какой-либо фирмы должен учитываться психологический климат, установившийся между сотрудниками этой фирмы. Однако как его оценить? Кроме того, нынешнее состояние этой фирмы во многом зависит от будущей конъюнктуры, которую тоже непонятно, как оценить. В отношении предпочтений, т.е. существующих в головах субъектов мыслительных образов экономической реальности, вообще нельзя сказать ничего определенного. Если же мы не можем измерить фундаментальные условия и предпочтения, то мы не можем проверить и теорию, базирующуюся на этих понятиях.

Если мы не можем оценить основополагающие переменные экономической теории, то не можем проследить и тем более проконтролировать правильность всех логических цепочек этой теории. При желании одно и то же явление может быть одинаково успешно объяснено с помощью разных неверифицируемых теорий, и невозможно определить, какое объяснение лучше, правильней. Однако в данном случае важно другое, а именно: на современном этапе экономическая наука все активней использует абстрактные понятия и генерирует весьма красивые и мощные теории, которые при всей своей изощренности не могут быть проверены.

В настоящее время в недрах экономической науки действует несколько тенденций, которые отражают, с одной стороны, противоречия в самой науке, а с другой - тот кризис, в который попала экономика уже много лет назад. Одна из этих тенденций такова: нерешенность фундаментальных, базовых проблем на фоне тончайших исследований всяких несущественных мелочей.

Математизация экономики перешагнула все мыслимые границы, эконометрические исследования заполнили все научные издания, а целый ряд глобальных вопросов остается невыясненным. Однако если абстрагироваться от этой странной особенности экономической науки, то можно констатировать, что в целом исхожено уже все и вся. Иными словами, в настоящее время трудно удивить научную общественность новыми исследованиями. Фактически все проблемы уже ранее ставились, обсуждались и даже, быть может, решались. Следовательно, любое продвижение вперед становится малозаметным. Можно сказать, что все основное экономистам уже известно, остается выяснить некоторые детали, которые в любом случае не изменят лица современной науки. Данный факт сам по себе способен сильно подорвать энтузиазм многих амбициозных исследователей.

К сожалению, почти все захватывающие, интригующие экономические проблемы совершенно не предполагают автоматического применения их решений на практике. Например, изучение проблемы общего равновесия, исследование роли свободного времени, понимание закономерностей конверсии социалистической системы в капиталистическую и т.п. не предполагают каких-либо серьезных практических рекомендаций. С другой стороны, целый ряд жизненных проблем в научном плане оказывается совершенно беззубым и неинтересным. К примеру, экономические аспекты приватизации имеют первостепенное значение для развития национальной экономики, но с чисто научной точки зрения они не несут в себе ничего нового.

Таким образом, на нынешнем этапе своего развития экономическая наука представляет собой весьма неоднородную массу знаний, отдельные элементы которой сильно различаются с точки зрения указанных четырех критериев. Можно сказать, что имеет место непропорциональное развитие и самой экономической дисциплины: выигрыш по одному критерию сопровождается явным проигрышем по другому. Доля экономических знаний, удовлетворяющих одновременно всем четырем критериям, весьма невелика.

Помимо перечисленных специфических проблем экономической науки есть еще одна проблема, присущая всей науке на современном этапе. Не рассмотрев ее, мы не поймем до конца тех сдвигов, которые претерпело экономическое знание. Представим логику развития науки, как она нам видится. Возможно, нарисованная нами картина будет несколько упрощенной, но, думается, в целом она правильно отражает социальную динамику.

Наука всегда развивалась на фоне развития потребностей в науке. При этом как наука, так и потребности в ней эволюционируют, с одной стороны, по своим собственным законам, а с другой - отнюдь не независимо друг от друга. Более того, связь между ними имеет рефлексивную природу, т.е. потребности людей стимулируют развитие науки, а развитие науки приводит к росту и качественной трансформации человеческих потребностей. Таким образом эти два явления (общественные потребности в науке и возможности науки) как бы подталкивают друг друга, увлекая человечество вверх по траектории социального развития к новым рубежам научных достижений и уровня жизни.

Во-первых, на начальном этапе потребности человечества значительно превосходили возможности только еще нарождавшейся науки. Для иллюстрации данного тезиса рассмотрим простейший пример с доисторическим человеком. Живя в сложных условиях, человек во многом нуждался. Даже чтобы охотиться на мамонта, нужно было иметь соответствующее оружие, для изготовления которого необходимы были соответствующие знания и навыки. Однако в то время и столь примитивное знание было большим дефицитом, ибо сфера знания того времени (которая, конечно, еще не существовала как социальный институт) не могла дать ответов даже на самые простые вопросы. Такое положение сохранялось на протяжении почти всей истории человечества.

Во-вторых, наука развивается по своим собственным законам и, как правило, более высокими темпами, чем потребности в ней. Можно сказать, что если общественные потребности возрастали линейно, то научные результаты - принципиально нелинейно. Причем на определенном участке истории наука стала продвигаться вперед по экспоненте, т.е. особенно быстро. Такая направленность процесса приводила к тому, что имевшееся вначале рассогласование между потребностями и возможностями с течением времени уменьшалось, и социальная система стремилась к некоему равновесию.

В-третьих, процесс саморазрастания науки обладает высокой степенью инерционности. Это означает следующее: когда наука достигает того уровня, что может удовлетворить все основные потребности человечества, она уже не может остановиться в своем развитии и продолжает свой рост. Таким образом, достигнутое равновесие снова нарушается и социальная система из состояния "недостатка" науки переходит в состояние ее "избытка" (фаза справа от точки равновесия). Точно диагностировать момент наступления равновесия довольно сложно. Это связано с тем, что как потребности в науке, так и результаты науки - векторные величины. Поэтому отставание науки от потребностей по одним показателям может сопровождаться их опережением по другим. На наш взгляд, баланс потребностей и возможностей науки был достигнут примерно в 60-е гг. XX в., когда были сделаны все основные открытия и достигнута определенная стабильность мировой экономики.

В-четвертых, развитие науки на второй стадии фазы ее "избытка" существенно замедляется. Данный факт достаточно очевиден. На первой стадии наука получает мощный импульс к развитию, исходя из собственных потребностей. Иными словами, это период самодостаточности науки, когда она сама ставит перед собой задачи и сама же их решает. Однако такое дорогое удовольствие не может длиться долго, и начинается вторая стадия. Здесь уже общественные потребности в науке не могут стимулировать науку, так как сами отстают от нее. Наоборот, потребности, обладая по отношению к науке "притягивающим" свойством, начинают увлекать ее "вниз". Наука вынуждена подстраиваться под потребности и ограничивать свои горизонты, т.е. становится более приземленной. В этот период возникает необходимость не столько открытия нового, сколько использования уже имеющегося багажа. Именно на этой стадии развития находится современное мировое сообщество.

Все сказанное выше не позволяет однозначно утверждать, что современная экономическая наука находится в состоянии близком к кризисном. В формировании такой картины участвуют как общие факторы, характерные для развития современной науки вообще, так и частные, связанные со спецификой экономического знания. Налицо все симптомы переломного периода, когда экономическая наука должна получить "второе дыхание".

В начале рассмотрения вопроса окончательного перехода российского общества к постиндустриальному и роли, которую здесь играет экономическая наука, хотелось бы привести в пример слова К.Маркса, который говорил [17], что более развитая страна указывает менее развитой черты ее собственного будущего. Этот тезис, не утратил своего значения и сегодня. Поэтому нельзя не признавать, что весь индустриальный мир, к которому ныне принадлежит и Россия, в перспективе неизбежно повторит (естественно, с определенными модификациями и особенностями) тот путь, который прошли развитые постиндустриальные страны.

Именно этот факт обусловливает необходимость непредвзятого изучения теории постиндустриального общества, которая в наиболее общих ее чертах не может не стать методологической основой любой современной обществоведческой доктрины.

В то же время постиндустриальная концепция не является законченной и жестко оппозиционной любым модификациям и усовершенствованиям. Важнейшими, векторами ее развития должны сегодня стать два направления, в изучении которых отечественные исследователи, по вполне понятным причинам заинтересованы в наименьшей степени.

С одной стороны, тенденции развития западных стран убедительно свидетельствуют, что роль человека в современной хозяйственной системе радикально отличается от той, которую он играл в индустриальной экономике. В последние годы технологический прогресс приводит к тому, что творческие возможности личности, ее способности к генерированию нового знания и информации становятся главным ресурсом завтрашнего дня. Более того, важнейшим отличием современного работника от традиционного пролетария оказывается новый характер мотивов и стимулов, определяющих его каждодневную деятельность: во все большей мере они трансформируются из внешних, задаваемых стремлением к росту материального благосостояния, во внутренние, порождаемые жаждой самореализации и личностного роста. По мере того как основным источником прогресса западных обществ становится развитие составляющих их личностей, лучшим видом инвестиций оказывается потребление.

Возникает хозяйственный парадокс, в условиях которого максимизация текущего потребления, совершенствующего человеческий потенциал нации, обеспечивает максимально быстрое технологическое развитие, расширяющее пропасть, отделяющую западный мир от остальной части цивилизации.

У России есть все данные для того, чтобы стать одним из лидеров экономической науки. В первую очередь – очень серьезное математическое образование, во-вторых – огромный набор проблем, с которыми сталкивается Россия, что заставляет экономистов интересоваться российскими феноменами, а в-третьих, у нас большая и очень разнообразная страна, и можно делать эконометрические исследования по российским регионам, сопоставлять их (см. ПРИЛОЖЕНИЕ 2).

Но, тем не менее, совершенно очевидно, что в современной России, где насаждается культ капитализма, рассматриваемого в качестве залога процветания страны и ее будущих успехов, понимание современных западных обществ как посткапиталистических объективно затруднено, ибо оно формирует обоснованные сомнения в правильности избранного реформаторами пути и показывает всю опасность деградации интеллектуального потенциала нации, которую нельзя компенсировать никакими внешними признаками относительного благополучия.