Роль политических мотивов

2. Роль политических мотивов

Весьма продуктивной с точки зрения понимания одной из важных причин хозяйственного подъема Китая представляется недавно высказанная А.В. Меликсетовым мысль. Известный синолог-историк считает неверным бытующее представление, что в КНР "начали с экономики". По его мнению, в конце 70-х годов в этой стране произошел прежде всего политический поворот, связанный с возвращением из деревенской ссылки к работе и власти 20 млн. горожан. По-видимому, мировоззрение и энергия этих людей сыграли немалую роль в хозяйственных преобразованиях, изменениях политического курса. Можно, как мне представляется, и обозначить очень важный пункт в указанном перевороте или решительном изменении политики: она с конца 70-х годов, наконец-то, стала более адекватно отражать интересы самого многочисленного общественного класса, и государство обрело опору в массовом социально-экономическом укладе. Похожая точка зрения выражена международником О.Л.Остроуховым.

Вместе с тем, на мой взгляд, неверно сводить дело к переносу в стратегию развития страны "рыночной стихии", присущей, по мнению А.В.Меликсетова и некоторых других специалистов, крестьянству. Отношение последнего к рынку носит все-таки двойственный характер, точно подмеченный А.С.Мугрузиным, О.Е.Непомниным и другими китаеведами-экономистами. Помимо прочего, китайское крестьянство исторически прошло через опыт двойной эксплуатации рынком: оно несло потери сначала при продаже урожая, а затем при приобретении продовольствия, семян и пр. Крестьянину рынок выгоден, если, помимо прочего, есть регулирование, обеспечивается относительная стабильность цен, позволяющих рассчитать посев, урожай, затраты на средства производства и т.д. Быть может, важнее заметить другое -действительные масштабы воздействия аграрной сферы Китая на всю совокупность материальных условий и политики в этой стране, формирование национальной психологии. Не случайно, один из наиболее квалифицированных западных международников Д.Шамбо предпринял в середине 90-х годов крупное и длительное политологическое исследование именно в китайской деревне. Среди наблюдений этого специалиста стоит отметить вывод о постепенности в решении проблем, склонности к стабильности и миролюбии как традиционных свойствах крестьянского менталитета, перекочевавших во внешнюю политику Пекина 80-90-х годов.

Хозяйственная деятельность китайского крестьянина исторически особенно сильно зависит от привходящих природных обстоятельств: в политико-практической области это выливается в коллективизм, вариативность расчетов, заставляет принимать дополнительные предосторожности, создавать крупные запасы, предусматривать последствия и собственных действий, и стихии. Этот тип поведения хорошо прослеживается и во внешнеэкономической области, которая теперь, кстати сказать, куда прочнее и непосредственней связана с агросферой, чем два десятилетия назад. Некоторые из перечисленных черт крестьянского менталитета проявляются и во внешнеэкономической политике. Фундаментальное сходство нередко заключается в том, что в обоих случаях находящиеся вне контроля внешние воздействия приобретают образ стихии, борьба с проявлениями которой нередко может хорошо вписаться в привычные национальные способы преодоления бедствий.

Кстати, с теоретической точки зрения и агросфера, и внешняя торговля зачастую выступают как носители второго из выделенных Н.Д.Кондратьевым типов экономического поведения: минимизации затрат. Для обеих сфер стандартна ситуация количественно ограниченного сбыта, чрезмерности усилий, которые приходится прикладывать для его расширения и одновременно - существования альтернативной возможности непосредственно удовлетворить потребности путем самоо беспечения.

Приверженность каким-либо принципам мало чего стоит, если не определены соотношения между ними и социально-экономическими условиями страны. Соответствие внутренним условиям многих из описанных выше установок, их тесная связь с крестьянским менталитетом проявляются еще в одном важном свойстве китайской политики: пропорциональность выступает в ней как постоянное требование к экономической политике, субъектам управления. Императив пропорциональности ясно выражен, например, в регулировании иностранных инвестиций: провинции, города, СЭЗ, центральные министерства и государственные компании уполномочены принимать решения в строго определенных количественных и отраслевых рамках. Сопоставимость партнеров с обеих сторон - важное требование к совместному с иностранным капиталом предпринимательству.

Почти каждая известная политическая установка имеет в КНР соответствующее разъяснение в нумерологических и количественных терминах, выделение главного и второстепенного. Критерии пропорциональности, например, хорошо заметны в обосновании идеи "одно государство - две системы": "Мы считаем, что капитализм на небольшой части территории способствует развитию социализма". В целом же почти весь набор основных официальных внешнеполитических концепций современного Китая: пять принципов, идея создания пояса "мирного окружения" вокруг страны, борьба на новый международный экономический порядок, видение мира как многополярного, а земного шара -как одной деревни и т.д. - обнаруживает при ближайшем рассмотрении тесную связь не только с традицией, крестьянской психологией, но и с привычной национальному характеру последовательностью, неторопливостью, умением подчинить краткосрочные цели долгосрочным. Приверженность пропорциональности, в свою очередь, сближает политические понятия с экономическими категориями. Во внешнеэкономической политике идея пропорциональности представлена, в частности, исключительно высокой степенью ее географической диверсификации, ставшей одним из факторов, смягчивших воздействие азиатского кризиса 1997-1998 гг..

Политические установки, касающиеся собственно внешнеэкономической сферы, теперь часто включаются китайскими авторами в число компонентов так называемой мягкой среды, т.е. совокупности нематериальных условий, характеризующих уровень развития отдельных регионов.

В силу все более очевидной противоположности реализуемой в Китае политики, с одной стороны, и так называемых деполитизированных подходов к внешнеэкономическим связям, преобладающих в большинстве "переходных" стран, с другой, представляется особенно важным остановиться на некоторых вопросах терминологии и создаваемых с ее помощью псевдообщностей, вроде "реформирующихся России и Китая". В частности, стоит обратить внимание на то, что современная китайская терминологическая шкала, как правило, содержит четкие политико-географические градации понятий интеграции, регионализации, интернационализации. Например, выражение "интеграция в мировое хозяйство" встречается в китайской научной литературе по внешнеэкономическим проблемам страны исключительно редко. И действительно, этот привычный российскому читателю аналогичных публикаций штамп не продуктивен, когда начинаешь прикладывать его к современному положению Китая в международном разделении труда.

Когда же основным свидетельством и критерием углубления такой "интеграции" считают лавину предпринимательских инвестиций, устремившихся в КНР в середине 90-х годов, то сразу возникает "парадокс Сянгана". Я имею в виду тот простой факт, что с восстановлением китайского суверенитета над этой территорией в 1997 г. исчезли основания для квалификации в качестве "иностранных" большей части капиталовложений, поступивших и продолжающих поступать в хозяйство КНР. Они перешли в разряд внутренних инвестиций в широко понимаемой экономике Китая. И дело не только в формальной и статистической стороне проблемы. Уже в 80-е годы немалая часть гонконгских инвестиций в хозяйство КНР представляла собой транзитное движение средств, источниками и организаторами которого нередко были государственные предприятия в самой КНР и Гонконге. Несомненно, в 90-е годы этот транзит еще увеличился, составляя, по некоторым приблизительным оценкам, около 20-30% упомянутого инвестиционного потока.

Примерно так же обстоит дело с движением товаров. И реэкспортные операции Гонконга и обработка грузов в порту специального административного района часто связаны с межрегиональной торговлей внутри страны. К тому же нередко все операции по внешнеторговому обслуживанию грузов, включая кредитование и оформление сделок, выполняются принадлежащими КНР государственными организациями и банками, расположенными в Сянгане.

Вплоть до перехода под суверенитет КНР Гонконг, хотя и в убывающей степени, вполне справедливо рассматривался большинством исследователей как важный инструмент вовлечения Китая в мировое хозяйство. По-видимому, так считали и в самом Пекине. Тогда поддержка хозяйства территории, несомненно, входила в число стратегических приоритетов. Однако в нынешних условиях - после восстановления суверенитета КНР над территорией - ситуация начинает меняться. Стратегическим приоритетом стал Тайвань, а получив в последние три года многочисленные подтверждения внешнеэкономической полноценности хозяйства страны в целом, Пекин еще менее склонен рассматривать рост открытости страны как безусловное благо. Сянган на глазах теряет свою привлекательность в качестве "окна в мир" и вынужден уже, в свою очередь, активно бороться за место во внутрикитайском разделении труда, в том числе сохранение роли перевалочной и реэкспортной базы.

Таким образом, достаточно исключить "интеграцию в мировое хозяйство" из современных целей Пекина и признать за стратегией и политикой последнего способность к действительной интеграции Сянгана и Макао и Тайваня, чтобы правильно понять реальные и обозримые в будущем границы китайской экономики. И не столько как "неотъемлемой части мирового хозяйства" - этот штамп также мало о чем говорит, сколько в качестве достаточно обособленной от него системы, уверенно втягивающей в себя упомянутые территории.

В пользу необходимости очень осторожного употребления термина "интеграция" применительно к внешнеэкономической политике Китая приведу одну цитату: "КНР не может позволить себе выйти на мировой рынок без тщательного учета риска и опасностей, которые подстерегают ее там". Казалось бы, этим строкам лет пятнадцать-двадцать. Между тем они были произнесены китайским лидером Цзян Цзэминем на сессии ВСНП в марте 1998 г., когда уже было ясно, что КНР сравнительно благополучно преодолела очередной виток азиатского кризиса.

Говоря о транспотоках в широко понимаемой китайской экономике, а также за пределами "Большого Китая", следует, по-видимому, выделить двух главных их носителей. Это торгово-финансовый китайский капитал и государственные организации КНР. Их взаимодействие, переплетение достаточно сложны. И все же именно условия в массиве китайского хозяйства, а стало быть, и роль организаций КНР являются определяющими, более того, усиливались с развитием кризиса 1997-1998 гг. и по мере выхода из него. Объясняется это тем, что иностранный и квази-иностранный капитал хуацяо и тунбао представлен в КНР главным образом прямыми инвестициями. Поэтому к складывающимся с ним отношениям вполне применима характеристика деятельности ТНК в развивающихся странах, данная профессором Г.К.Широковым: "Что же касается производительного капитала, то, по-видимому, термин «интернационализация» расширительно трактует происходящие процессы. Дело в том, что само перемещение производительного капитала за рубеж свидетельствует о наличии в мировом хозяйстве национально обособленных воспроизводств, отличающихся друг от друга по тем или иным параметрам. Но попадая в эту национально-обособленную среду, перемещенный капитал производительного типа может воспроизводиться в расширенном виде только в том случае, если он приспосабливается к ней". Таким образом, применительно к современному Китаю не только об интеграции с мировой экономикой, но даже об интернационализации хозяйства -ее обычно связывают с массированным импортом предпринимательского капитала - можно говорить лишь с очень большой натяжкой. Правомернее выглядит тезис о китаизации зарубежных инвестиций.

Более того, соразмерность партнеров по инвестиционному сотрудничеству, нередко их общая зависимость, например, от кредитов крупных банков КНР, позволяет во многих случаях квалифицировать привлеченный капитал как периферийный с точки зрения китайского хозяйства. В итоге переворачивается и привычное представление о периферийном месте в мировой экономике принимающей капитал развивающейся страны. С этой точки зрения Китай, по-видимому, быстро преодолел соответствующий этап - причем не только в результате социально-экономических достижений и огромных масштабов хозяйства, но и во многом благодаря точно рассчитанной политике. Она, в частности, послужила расширению границ китайской экономики и беспрецедентному в новейшей истории мирному присоединению к относительно отсталой стране сравнительно крупного развитого анклава. Пекин своей политикой в отношении Сянгана, можно сказать, реализовал одну из самых почитаемых в традиции стратагем: "получить нечто из ничего".

Длительная стагнация в Японии, недавний кризис в ряде НИС, с одной стороны, и продолжающийся рост в Китае и Индии - с другой, могут свидетельствовать также о складывающихся в современном мире на данном этапе дополнительных преимуществах очень крупных национальных хозяйств, в которых последовательно проводится стратегия самообеспечения. По-видимому, мы в результате имеем дело с временно нарастающей исчерпанностью относительно открытых экономических моделей, ориентированных на интеграцию - в противовес протекционистской адаптации, особенно ясно наблюдаемой в КНР и Индии. В пользу данного предположения свидетельствует также один факт, характеризующий ситуацию в относительно сопоставимых между собой "переходных" государствах: экономические результаты в 90-е годы часто оказывались лучше в странах, не имеющих выхода к морю, то есть там, где интеграция в мировую экономику затруднена по определению. Преимущества протекционизма и самообеспечения особенно четко проявились в ходе азиатского кризиса 1997-1998 гг.

Поэтому вряд ли можно согласиться со следующими констатациями и выводами: "Опыт Китая в области реализации внешнеэкономической стратегии свидетельствует о том, что странам с переходной экономикой, проводящим относительно либеральную и достаточно гибкую внешнеэкономическую политику, предусматривающую активное включение основных отраслей производства в международное разделение труда и достижение более глубокой степени вовлеченности национального хозяйства в мирохозяйственные связи, удается достичь более высоких показателей экономического развития, чем государствам, практикующим жесткий контроль над внешнеэкономическим сектором экономики". "Китай сумел быстро и на хороших условиях интегрироваться в международные рынки капиталов". "Россию и Китай как страны с переходной экономикой объединяет подход к АТР". Вряд ли можно согласиться и с тезисом о "системообразующем воздействии внешнеэкономических связей на хозяйства России и КНР", предложенным В.В.Карлусовым. И наоборот, представляются оправданными оговорки при квалификации внешнеэкономической политики КНР как "политики открытости", а хозяйства этой страны как "открытой экономики".

Представляется, что Китай скорее следует отнести как раз к государствам "практикующим жесткий контроль над внешнеэкономическим сектором экономики", а "гибкость" внешнеэкономической политики этой страны не стоит противопоставлять жесткости и контролю: она не исключает возможности сокращения сфер открытости на тех или иных направлениях, в том числе - по политическим причинам. Вряд ли можно говорить и об интеграции КНР в международные рынки капиталов. "Общность в подходах РФ и КНР к АТР" - весьма туманный тезис, а его подтверждения не стоит искать в "переходности" этих стран и т.д. Все отмеченные выше цитаты можно отнести к некоторым некрупным странам и территориям ЮВВА или, скорее, восточноевропейским странам, однако они ни в коей мере не характеризуют действительное положение дел в китайской экономике, особенности участия КНР в мировом хозяйстве. Нужно также иметь в виду, что внешнеэкономическая политика НИС прошла в своем развитии несколько этапов, которые не остались незамеченными китайскими исследователями. Они, кстати, анализировали опыт этих стран и территорий во основном в связи с разработками по СЭЗ. "Изучая опыт «четырех маленьких драконов» и учитывая все его положительные и отрицательные особенности, - отмечал в 1988 г. китайский экономист Хуан Жуань, -необходимо как можно быстрее усовершенстовать систему политических установок в процессе развития в СЭЗ ориентированной вовне экономики. Опыт этих «драконов» свидетельствует, что они в разработке политики, способствующей такому развитию, прошли три этапа. Первый - принятие стратегии импортзамещения и осуществление контроля над импортом и иностранной валютой; второй - всемерное развитие переработки сырья и материалов иностранных заказчиков и реэкспортной торговли, использование стратегии индустриализации, ориентированной на экспорт; третий - принятие стратегии, предусматривающей поощрение импорта, ускорение либерализации торговли и валютного регулирования. СЭЗ Китая в процессе развития ориентированной вовне экономики, конечно, не должны полностью повторять этот путь. Приемлемо, например, поощрение поручительской переработки и широкое развитие реэкспортной торговли".

Таблица 3 Структура боливийского экспорта, %

К чему в конце XX в. могут привести несбалансированные установки на интеграцию в мировой рынок в ходе непродуманной либерализации внешней торговли хорошо показывают данные по Боливии и России -примечательно, что в обеих странах в числе зарубежных экономических советников был Дж.Сакс. Замечу для сравнения, что доля готовых изделий в китайском экспорте в 1985-1994 гг. выросла с 49 до 80%, а в конце последнего десятилетия века приблизилась к 90%. России же в отличие от Боливии не удалось прибавить даже в вывозе на мировой рынок полуфабрикатов.

Короче говоря, политические факторы остаются преобладающими в развитии внешнеэкономических связей Китая. Другое дело, что в политике скрупулезно учитывается роль экономических условий внутри страны и за ее рубежами и ее осуществляет государство, организационные структуры которого в рассматриваемой сфере существенно модернизированы в последние два десятилетия. Однако эта модернизация не изменила жестких иерархий, соподчинений, стройности и т.п. свойств, обеспечивающих, помимо прочего, функциональную адекватность нынешней системы ухудшающимся общим условиям в мировой экономике и торговле, а также задачам повышения качества участия страны в мировом хозяйстве.

Таблица 4 Доля экспорта в производстве отдельных товаров в РФ (%)

Китайская стратегия и политика, разумеется, не исчерпывается отмеченными выше принципами. В связи с этим замечу, что иные славословия в адрес китайских реформаторов весьма затуманивают действительную картину внешнеэкономических и хозяйственных успехов Китая. Рассуждения по поводу гениальности "теории кошки", или "теории нащупывания ", обильно представленные в российской прессе и научных изданиях, обедняют, примитивизируют, сводят к голому эмпиризму китайскую стратегию и политику, в том числе мирохозяйственную. На Западе, в позднем СССР и новой России явно недооценили степень научной разработанности взаимосвязанного комплекса -стратегии, политики и практики в КНР, в том числе вопросов координации мирохозяйственного курса с общей экономической стратегией и внешней политикой. Заодно были упущены из виду теоретические достижения китайской политэкономической мысли и социологии, идеологии и пропаганды, во многом определившие феномен массового рационального поведения субъектов хозяйства. Они остались отзывчивыми к регулированию социально-экономической деятельности политическими средствами, в том числе выверенным временем и более современным установкам.

Качественный сдвиг в положении Китая в мировом хозяйстве, произошедший во второй половине 90-х годов, проявляется, на мой взгляд, и в существенном изменении соотношения "объект -субъект", если иметь в виду взаимодействие этой страны с другими государствами, крупным иностранным капиталом и т.п. Очевидно, что КНР в растущей мере становится активным субъектом мировой экономики, оказывая на последнюю значительное прямое и косвенное влияние.

На первый взгляд, вопросы формирования и эволюции мирохозяйственной стратегии и внешнеэкономической политики Китая в последние 25 лет лежат несколько в стороне от тематики, связанной с глобализацией, информационной революцией и родственной ей постиндустриальной проблематикой. Если оглянуться назад, то и вовсе искусственной может показаться связь между рождавшимися в западных университетах на рубеже 70-80-х годов представлениями о новом обществе или этапе в его развитии, с одной стороны, и политическими установками Пекина, в том числе на ограниченное открытие страны, с другой. Идеологический разрыв между КНР и миром развитых стран представлялся тогда огромным.

Нынешние, вроде бы сугубо аграрно-индустриальные достижения Китая, казалось бы, тоже далеко не всегда вписываются в тенденции и траектории, характерные в прошлом для западных и большинства новоиндустриальных стран. Соответственно, хозяйственная политика КНР - внутренняя и внешняя - нередко предстает на страницах самых разных изданий как некий архаичный антипод всевозможных модных построений, включающих, помимо "участия в глобализации", "постиндустриальность", "создание новых демократических институтов", "открытие общества" и т.п. Редко кому приходит в голову прямо обозначить внешнеэкономическую политику и мирохозяйственную стратегию Китая как удачную и прежде всего политическую реакцию на глобализацию, ведущую к постепенной активизации роли страны в этом процессе.

"Пространство не является научным объектом, удаленным от идеологии и политики; оно всегда было политическим и стратегическим. Если пространство имеет видимость нейтральности и безразличия к своему наполнению...это происходит именно потому, что оно занято и используется...Пространство формируется историческими и природными элементами, но это политический процесс. Пространство - политическая и идеологическая категория", - отмечал в начале 80-х годов известный французский географ Г. Лефебвр. Это положение вполне современно - во всяком случае в конце 90-х годов многие ученые считали фактом резкое усиление политической и идеологической борьбы в современном мире. В отличие от лидеров большинства "переходных" стран руководство КНР в последние два десятилетия, как известно, не спешило с "деполитизацией" и "деидеологизацией" страны, модернизируя или традиционализируя наиболее неудобные ценностные ориентиры недавнего прошлого. Во многом это облегчило относительно безболезненное приспособление к новым мировым тенденциям в 90-е годы.

При этом китайская внешнеэкономическая политика не только чутко реагировала на процессы глобализации, которые в Китае обычно связывают с новой технологической, реже - информационной революцией. Мирохозяйственный курс оказался мощным рычагом приобщения КНР к достижениям научно- технического прогресса и в известном смысле - инструментом создания необходимых для этого заделов в китайском обществе. Замечу, что сама мирохозяйственная стратегия Китая содержит в себе бурно прогрессирующий элемент глобальности. Он особенно заметен, если иметь в виду информационное и научное обеспечение проводимой политики, включая теоретические изыскания. Уже в 80- е годы произошел гигантский сдвиг в числе и качестве публикаций, посвященных экономическому опыту зарубежных государств. В научной разработке политики с самого начала принимали участие институты АОН КНР, а также исследовательские учреждения других ведомств. Только за последние восемь лет в Китае создано 22 государственных научно-исследовательских института, занимающихся прогнозированием в различных областях знаний. Так или иначе исследования включают мирохозяйственную проблематику. С этой точки зрения внешнеэкономическая политика КНР, например, очень выгодно отличается от курса отдельных стран

Запада и Востока, позднего СССР и тем более нынешней России. Подчеркну, что имея под боком Гонконг, значительный опыт работы на самом либеральном пятачке азиатского хозяйства, а также мощную прослойку лояльных Пекину предпринимателей и финансистов, руководство КНР, несомненно, обладает и высококачественными знаниями о практике мирового хозяйства. Тем не менее страна не пошла и до сих пор не идет на открытие экономики, сколько-нибудь сопоставимое с теорией и практикой свободы торговли.

В связи с этим стоит отметить, что и международный курс Китая два десятилетия назад впервые в истории страны стал предметом научного анализа и дискуссий, соответствующие разработки ученых нередко воплощались в официальную линию. На рубеже 70 - 80-х годов в Китае создаются или возобновляют работу научно-исследовательских учреждения, занимающиеся проблемами международных отношений, в том числе: Институт современных международных отношений при Госсовете КНР; Институты международных проблем в Шанхае и Пекине; пекинский Институт международных стратегических исследований, связанный с Министерством обороны и Генеральным штабом НОАК, а также исследовательские институты АОН КНР. В 1982-1983 гг. в целях координации внешнеполитических исследований при Госсовете КНР создается Центр исследований международных проблем во главе с Хуань Сяном. С начала 80-х годов в Китае увеличивается количество научных изданий, посвященных вопросам внешней политики КНР и международных отношений. Нынешняя внешняя политика КНР продолжает обновляться, и в значительной своей части строится на развитии концептуальных подходов 80-х годов. Примечательно, впрочем, что уже тогда, еще до коллапса социалистической системы и распада СССР, китайское руководство, как представляется, выработало достаточно продуктивную парадигму отношений КНР с внешним миром, вполне оправдавшую себя в драматичных обстоятельствах начала 90-х годов. Процесс модернизации внешней политики Китая в 90-е годы был постепенным, что характерно и для китайских реформ. Во многом его ход представлял собой достройку сооружения, состоявшего из проверенных историей элементов и конструкций.

Существенной особенностью китайской внешней политики остаются постоянный поиск несиловых, достаточно экономных и вместе с тем эффективных, не исключающих жесткости решений, а также упор на индивидуальные отношения с отдельными государствами. Соответственно, немалая часть аналитической работы при подготовке тех или иных дипломатических ходов посвящается рассмотрению существующих в мире противоречий, возможности их использования в интересах страны. Китай крайне редко сам выступает с какими-либо крупными международными инициативами. Обыкновенно эта страна не торопится и с оценками мировых событий, часто занимая выжидательные или нейтральные позиции. Эволюцию китайской внешней политики в последнее двадцатилетие можно с некоторой долей схематизма представить в виде нескольких продолжающихся трансформаций и меняющихся соотношений, имея при этом в виду существенную разницу в обеспечивающей национальную независимость "статике" внешней политики и ее "динамике", ориентирующейся на поддержание процесса социально-экономического развития.

Многие черты современного международного курса Китая сближают его с внешнеэкономической политикой этой страны. Для последней характерны постоянная игра на противоречиях между конкурентами, рассредоточение зависимости от критически важных поставок по максимально широкому кругу контрагентов. Международный курс КНР, как нам представляется, нередко отражает эту же логику, регулируя уровень и плотность связей с отдельными зарубежными государствами, финансовыми организациями, ориентируясь на высокую диверсификацию внешнеполитических отношений и т.д.

Китайскому руководству удалось, помимо прочего, довольно четко провести различие между реальным содержанием процессов глобализации, развернувшихся в 70-80-е годы, и их политико-идеологическим сопровождением. В Пекине достаточно скоро увидели, что сама идеология современного западного общества как социума постиндустриального, информационного и т.п. базируется в том числе и на резком усилении в битвах за внутренние и внешние рынки политических средств, коими в конечном счете являются рекламно-маркетинговые кампании, экологические стандарты, риторика о "постиндустриальности" и т.д. Нараставшая в последние десятилетия гипертрофия сферы обращения еще более повысила роль субъективных, политических факторов.

К тому же при тщательном рассмотрении то, что принято называть "глобализацией", обнаружило себя в 90-е годы не столько как усиливающееся экономическое явление, сколько в качестве политико-пропагандистского и рекламно-идеологического наступления развитых стран. В немалой степени это было связано со сдвигами в хозяйстве западных стран, их консолидацией, а также продолжавшимся гипертрофированным развитием сферы обращения, дальнейшим усилением роли СМИ в освоении рынков и закреплении на них. Западная же риторика о глобализации, послужившая, как считает И.Валлерстайн, одной из внешних причин развала социалистического лагеря в Европе и распада СССР, уже в 80-е годы потребовала от Китая выработки соответствующих теоретических и идеологических инструментов противодействия деструктивному влиянию извне. Поэтому страна оказалась более подготовленной к событиям 90-х годов.

Среди таких инструментов следует особо упомянуть идею многополярного мира, разработанную китайскими международниками в середине 80-х годов. Она оказалась весьма плодотворной как в аналитическом плане, так и с точки зрения выработки конкретных политических мер - в том числе во внешнеэкономической области. В частности, в рамки данной концепции хорошо укладывалась практика широкой географической диверсификации хозяйственных связей с зарубежными государствами - в том числе для преодоления избыточной зависимости на тех или иных направлениях, а также выраженный индивидуальный подход к отдельным странам, оставляющий простор для политических маневров, использования с выгодой фактора допуска на крупный внутренний рынок зарубежных товаров и капитала.

В последние годы КНР особенно искусно использует в политических маневрах магнетизм своего быстро растущего внутреннего рынка и уже очень нередко воздействует на крупных партнеров не "пряниками" в виде крупных контрактов, а их демонстративным размещением в третьих странах - как это, например, было с закупками гражданских самолетов в ЕС перед переговорами с США о вступлении в ВТО осенью 1999 г.

Представляется, что главные стратегические мотивы КНР носят на современном этапе и еще долго будут иметь сугубо оборонительный характер. Сохраняющееся отставание от экономически более успешных соседей в Восточной и Юго-Восточной Азии, равно как и динамичный собственный рост в последнее десятилетие дают Пекину и ясные цели и вполне оправданные надежды на их достижение. Наличие же крупных внутренних проблем развития - межрегиональных разрывов, экологии, бедности и т.п. также определяют долгосрочную заинтересованность страны в стабильном внешнем окружении, что, кстати, постоянно подчеркивается китайской дипломатией и фиксируется в различных двусторонних и многосторонних соглашениях, среди которых стоит особо отметить Шанхайское заявление Китая, России, Казахстана, Киргистана и Таджикистана.

Международный курс Китая менее всего подвержен мотивам самоценности расширения связей с внешним миром, интеграции в "цивилизованное" сообщество и т.п. По-существу - это оборонительная, консервативная, охранительная политика, вытекающая из объективных внутренних и международных условий, экономической и культурной самодостаточности. Кроме того, именно оборона сейчас наилучшим образом сочетает задачи обеспечения суверенитета с сохранением высоких темпов роста, достигнутых на эндогенной основе.

Китай в последние два десятилетия проводил ярко выраженную протекционистскую политику, ориентированную на создание комплексного и самодостаточного хозяйства. И в наши дни экономическая глобализация обычно рассматривается китайскими международниками как нечто внешнее по отношению к Китаю, а также как явление, которое содержит одновременно вызовы и новые возможности для хозяйства. В связи с недавними кризисами в Азии и Латинской Америке в КНР все чаще акцентируют задачу защиты от неблагоприятных внешних воздействий и укрепления валютно-финансовой системы страны.

Способность государства проводить последовательный и органично связанный с внутренней жизнью мирохозяйственный и внешнеполитический курс оказывается в условиях постиндустриального "лидерства" существенным преимуществом для стран, не торопящихся к форсированию кооперации с иностранным капиталом. В то же время, интенсивное взаимодействие с ним, которое в китайском случае во второй половине 90-х годов обнаружило тенденцию к быстрому росту кооперации с крупным капиталом, включая ТНК развитых стран, требует соблюдения пропорций между участниками, сопоставимости возможностей партнеров. Это, в свою очередь, стимулировало в КНР усиление централизованного начала во внешнеэкономической политике, активные организационные действия государства. Оно, продолжает играть важную непосредственную роль во внешней торговле. Характерно, что несмотря на массированный приток инвестиций из-за рубежа в 1996-1998 гг. стабилизировалась доля госпредприятий в экспорте и импорте. Доля частных китайских предприятий, которым с 1997 г. разрешают заниматься ведением внешней торговли, составила в первой половине 1999 г. примерно 0,3% экспортно-импортных операций КНР. Следует заметить, что характер непосредственного участия государственных промышленных предприятий в международной торговле резко отличается от модели, используемой совместными с иностранным капиталом компаниями: у первых доля в продукции компонентов, полностью произведенных в Китае, составляет 62,5%, у вторых -14,6%^эо. Особенно сильно распространены чисто сборочные производства на юго-востоке страны - в провинциях Гуандун и Фуцзянь, а также в специальных экономических зонах, в зонах экономико-технического развития. Для того, чтобы составить более полную картину роли, которую государство продолжает играть в развитии внешнеэкономических связей необходимо упомянуть, что доля государственных организаций КНР в совокупном капитале совместных и полностью иностранных предприятий оценивается примерно в 25-30%, соответственно, около 68-70% общего объема внешней торговли приходится на госсектор.

Таблица 5 Доля предприятий с иностранным участием во внешней торговле КНР (%)

Заслуживает внимания то, что государство именно в последние несколько лет, особенно трудных для международной торговли, предпринимает активные шаги по реорганизации целого ряда национальных компаний с целью превращения их в своего рода аналоги ТНК, способные решать масштабные задачи на внутреннем и внешнем рынке. На этом направлении явно обозначилась тенденция к усилению регулирования, централизации и концентрации ресурсов, устранению избыточной конкуренции между отечественными промышленными, финансовыми и торговыми гигантами, жесткому разделу внешних рынков сбыта и т.п.

Видный исследователь мирового хозяйства В.М. Коллонтай подчеркивает в своей недавней работе: "Реально на Западе происходит не сокращение экономической роли государства, а изменение его хозяйственных функций в сторону более активного участия в борьбе за мирохозяйственные позиции". Похоже, что примерно такой же процесс происходит и в современном Китае.

Похожие работы

Роль Китая, России, Казахстана и Монголии в "Большом Алтае"

Скачать

88026

5

2

... разумной наднациональности и государственными гарантиями стабильности новых объединений. При этом, важно отметить, что ещё одним важным направлением сотрудничества в Большом Алтае может стать туризм. Так, ряд туристических фирм в России, Монголии, Казахстане и Китае успешно осваивает трансграничные маршруты в Алтайском регионе. Тем не менее, развитие экологического туризма Большого Алтая ...

Учебник по международным отношениям

Скачать

709004

35

0

... М., 1976; Система, структура и процесс развития международных отношений / Отв. ред. В.И. Ганпман. — М., 1984. 17. См., например: Антюхчна-Московченко В.И., Злобин А.А., Хруста-лев М.А. Основы теории международных отношений. — М., 1988, с. 68. 18. Возе К. 5осю1ое1е (1е 1а ра1х. — Рапа, 1965, р. 47—48. 19. ВгаШаг<1 РН., Д/аИН М.-К. Ьех ге1аиоп5 т1етайопа1е&. — Рапа, 1988, р. 65-71. 20. ...

Южно-Курильская территориальная проблема

Скачать

319875

0

0

... ­чиваясь заявлениями о необходимости «полной нормализации двусторонних отношений путем заключения мирного договора» и констатацией в общей форме намерения «развивать связи с Москвой в различных областях»[87]. 1.2. Южно-Курильская территориальная проблема в 1994-1997 годы Сильное землетрясение, которое произошло в октябре 1994 года в открытом море у острова Шикотан, и цунами до основания ...

Реформы 70-90-х годов ХХ века в Китае и их влияние на дальнейшее развитие страны

Скачать

174460

0

0

... время Китай и Россия еще находятся в процессе преобразований, перед ними стоит общая задача углубления реформ и развития экономики. Обе страны являются постоянными членами СБ ООН и мировыми державами. Вместе с этим мы должны прилагать целенаправленные усилия для дальнейшего развития китайско-российских отношений. Следует развивать сотрудничество в экономической и технической сфере. Здесь Китаю и ...