Современные концепции международных отношений

1.1 Современные концепции международных отношений

Чтобы понять структуру, план, главную идею взаимоотношений между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки, их плюсы и недостатки, различия в мышлении, надо изучить нижеследующие концепции, целью которых являются прогнозирование отношений, в главную очередь между США и Россией, в свете убывшего биполярного мира и современных международных отношений.

Так как международные отношения сформировались и развивались в условиях биполярного мира, как раздел современной политической науки, это не могло отразиться на концептуальных подходах и проблематике международно-политических исследований. Все сколько-нибудь значительные прогнозы развития международных отношений предполагали и в будущем сохранения примерно той же ситуации, которая существовала четыре десятилетия после окончания Второй мировой войны. Хотя некоторые политологи предсказывали вероятность изменений в системе международных отношений, ее эволюцию в сторону многополярности, но и они исходили из того, что обе сверхдержавы – США и СССР – по прежнему будут играть наиважнейшую роль.

Реальные сдвиги в мировой политике, происшедшие после окончания холодной войны, оказались сколь радикальными, столь и неожиданными для большинства исследователей международных отношений. В одночасье рухнули многие теоретические концепции, казавшиеся незыблемыми и едва ли не вечными. Политическая картина мира меняется столь стремительно, что научная мысль не всегда за ней успевает. Среди политологов, специализирующихся на исследовании проблем мировой политики и международных отношений, наблюдается, одной стороны, некоторая растерянность, а с другой – стремление объяснить новые мировые реалии и спрогнозировать динамику дальнейших изменений в мире.

Одна из первых попыток дать теоретическое обоснование изменений, связанных с окончанием холодной войны, была предпринята еще на рубеже 1980–1990-х гг. американским ученым и дипломатом Фрэнсисом Фукуямой. В своей нашумевшей работе «Конец истории» он выдвинул тезис о полном разрешении лежавшего в основе холодной войны конфликта двух идеологий – либеральной демократии и коммунизма. Коммунизм потерпел поражение, и открылись перспективы для торжества принципов либеральной демократии во всем мире. Следовательно, по мнению политолога, наступил «конец истории», т.е. состояние бесконфликтности. Точка зрения Ф. Фукуямы подверглась критике как идеалистическая и упрощенная. Действительно, прошедшие после окончания холодной войны годы не дают основания для того чрезмерного оптимизма, которым наполнена работа американского ученого, – оптимизма, навеянного эйфорией конца 1980-х годов.

Более серьезную дискуссию вызвала статья одного из самых авторитетных политологов Самюэля Хантингтона «Столкновение цивилизаций?», опубликованная в 1993 г. В американском внешнеполитическом журнале «Форин афферс»[28]. Концепция С. Хантингтона в общих чертах сводится к следующим положениям. На различных этапах истории международных отношений динамику мировой политики определяли конфликты различного типа. Сначала это были конфликты между монархами. После Великой французской революции наступила эпоха конфликтов между нациями государствами. С победой в 1917 г. Русской революции мир оказался расколотым по идеологическому и социально – политическому принципам. Этот раскол и был главным источником конфликтности вплоть до окончания холодной войны. Однако, по мнению С. Хантингтона, все эти типы конфликтов были конфликтами внутри западной цивилизации. «С окончанием холодной войны, – указывает политолог, – подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями»[29].

С. Хантингтон определяет цивилизации как социокультурные общности самого высшего ранга и как самый широкий уровень культурной идентичности людей. Для каждой цивилизации характерно наличие некоторых объективных признаков: общности истории, религии, языка, обычаев, особенностей функционирования социальных институтов, а также субъективной самоидентификации человека. Опираясь на работы А. Тойнби и других исследователей, С. Хантингтон выделяет 8 цивилизаций: западнохристианскую и православно – христианскую, исламскую, конфуцианскую, латиноамериканскую, индуисткую, японскую и африканскую. С его точки зрения, цивилизационный фактор в международных отношениях будет постоянно усиливатся. Этот вывод обосновывается таким образом.

Во-первых, различия между цивилизациями основу которых составляют религии, наиболее существенны; эти различия складывались столетиями, и они сильнее, нежели различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Во-вторых, усиливается взаимодействие народов различной цивилизационной принадлежности, что ведет как к росту цивилизационного самосознания, так и к пониманию различия между цивилизациями и общностью в рамках своей цивилизации.

В-третьих, возрастает роль религии, причем последняя нередко проявляется в форме фундаменталистких движений.

В-четвертых, ослабевает влияние Запада в незападных странах, что находит выражение в процессах девестернизации местных элит и усиленном поиске собственных цивилизационных корней.

В-пятых, культурные различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и, следовательно, менее способствует компромиссным решениям. «В бывшем Советском Союзе, – пишет С. Хантингтон, – коммунисты могут стать демократами, богатые превратится в бедных, а бедняки в богачей, но русские при всем желании не могут стать эстонцами, а азербайджанцы – армянами»[30].

В-шестых, политолог отмечает усиление экономического регионализма, неразрывно связанного с цивилизационным фактором, – культурно – религиозная схожесть лежит в основе многих экономических организаций и интеграционных группировок.

Взаимодействие цивилизационного фактора на мировую политику после окончания холодной войны С. Хантингтон видит в появлении «синдрома братских стран». Этот синдром заключается в ориентации государств в их взаимоотношениях уже не на общность идеологии и политической системы, а на цивилизационную близость. Кроме этого, в качестве примера реальности цивилизационных различий он указывает на то, что основные конфликты последних лет происходят на линиях разлома между цивилизациями – там, где проходит граница соприкосновения цивилизационных полей (Балканы, Кавказ, Ближний Восток и т.д.)

Прогнозируя будущее, С. Хантингтон приходит к выводу о неизбежности конфликта между западной и незападными странами цивилизациями, причем главную опасность для Запада может представлять конфуцианско – исламский блок – гипотетическая коалиция Китая с Ираном и рядом арабских и иных исламских стран. Для подтверждения своих предположений американский политолог приводит ряд фактов из политической жизни начала 1990- х гг.

С. Хантингтон предложил меры, которые, по его мнению, должны были укрепить Запад перед нависшей над ним новой опасностью. Среди прочего, американский политолог призывает обратить внимание на так называемые расколотые страны, где правительства имеют прозападную ориентацию, но традиции, культура и история этих стран ничего общего с Западом не имеют. К таким странам Хантингтон относил Турцию, Мексику и Россию. От внешнеполитической ориентации последней в значительной степени будет зависеть характер международных отношений обозримого будущего. Поэтому С. Хантингтон особо подчеркивал, что интересы Запада требуют расширения и поддержания сотрудничества с Россией.

Свои идеи С. Хантингтон отстаивал и развивал в 90 – е годы ХХ столетия. В1996 г. Он опубликовал книгу «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка»[31]. В этой работе американский политолог уделяет особое внимание взаимоотношение западно – христианской и исламской цивилизаций. По его мнению, истоки конфликта между ними имеют многовековую историю.

Конфликтное взаимоотношение христианства и ислама начинается с арабских завоеваний в Северной Африке, и Иберийском полуострове, Ближнем Востоке и других регионах. Противостояние христианского и арабского миров продолжалось в Реконсисте – войне за освобождение Испании от арабов и берберов, Крестовых походах, когда в течение 150 лет западноевропейские властители пытались утвердиться на палестинских землях и прилегающих к ним районах. Знаковым событием этого противостояния стал захват турками Константинополя в 1453 г. и осада ими же Вены в 1529 г. С падением Византийской империи на ранее входивших в ее состав территориях Малой Азии, Балкан и Северной Африки возникла турецкая Османская империя, ставшая крупнейшим политическим и военным центром исламского мира. От нее долгое время исходила непосредственная угроза многим христианским странам и народам.

С наступлением эпохи великих географических открытий и началом модернизации западнохристианского мира соотношение сил в противостоянии с исламом меняется в пользу Запада. Европейские государства стали устанавливать свой контроль над обширными территориями за пределами Европы – в Азии и Африке. Немалая часть этих территорий была населена народами, традиционно исповедовавшими ислам. По данным источников, на которые ссылается С. Хантингтон, в период с 1757 по 1919 г. произошло 92 захвата мусульманских территорий немусульманскими правительствами. Экспансия европейского колониализма, так же как и сопротивление ему со стороны населения незападных, преимущественно исламских стран, сопровождалось вооруженными конфликтами, как указывает Хантингтон, половина войн периода с 1820 по 1929 г. были войнами между государствами, в которых преобладали разные религии, прежде всего христианство и ислам.

Конфликт между ними, по мнению Хантингтона, с одной стороны, стал результатом различий между мусульманской концепцией ислама как образа жизни, выходящего за пределы религии и политики, и концепцией западного христианства, гласящей, что Богу Богово, а кесарю кесарево. С другой стороны, этот конфликт обусловлен их общими чертами. И христианство, и ислам являются монотеистическими религиями, которые в отличие от политеистических неспособны к безболезненной ассимиляции чужих богов и которые смотрят на мир через призму понятия «мы – они». Обе религии имеют универсальный характер и претендуют на роль единственной истинной веры, которой должны следовать все живущие на Земле. Обе являются миссионерскими по своему духу и возлагают на своих последователей обязанность прозелитизма. С первых лет существования ислама его экспансия осуществлялось путем завоеваний, но христианство тоже не упускало такой возможности. С. Хантингтон отмечает, что параллельные понятия «джихад» и «крестовый поход» не только схожи с друг другом, но и выделяют эти религии среди других ведущих религий мира.

Обострение в конце ХХ в. Давнего конфликта между христианской и мусульманской цивилизациями, по мнению Хантингтона, обусловлено пятью факторами.

Во-первых, рост мусульманского народонаселения привел к всплеску безработицы и недовольству молодежи, примыкающей к исламским движениям и мигрирующей на Запад.

Во-вторых, возрождение ислама дало мусульманам возможность вновь поверить в особый характер и особую миссию своей цивилизации и своих ценностей.

В-третьих, острое недовольство среди мусульман вызвали усилия Запада по обеспечению универсализации своих ценностей и институтов, по сохранению военного и экономического превосходства наряду с попытками вмешательства в конфликты в мусульманском мире.

В-четвертых, крушение коммунизма привело к исчезновению общего врага, имевшегося у Запада и у ислама, в результате чего главную угрозу они стали видеть в друг друге.

В-пятых, все более тесные контакты между мусульманами и представителями Запада заставляют и тех и других переосмысливать свою самобытность и характер своего отличия от других, обостряют вопрос об ограничении прав представителей меньшинства в тех странах, большинство жителей которых относится к другой цивилизации. В 1980–1990-х гг. в рамках как мусульманской, так и христианской цивилизаций взаимная терпимость резко пошла на убыль.

По мнению Хантингтона, ушло в прошлое традиционное геополитическое измерение конфликта между западной и мусульманской цивилизацией. Фактическое сведение на нет западного территориальных экспансий привело к географической сегрегации, в результате которой западные и мусульманские общины стали непосредственно граничить с друг другом лишь в нескольких точках на Балканах. Таким образом, сегодня в основе конфликтов между Западом и исламом лежат не столько территориальные аспекты, сколько более широкие проблемы: распространение оружия, права человека и демократия, контроль за добычей нефти, миграция, исламский терроризм и западное вмешательство.

Всплеск активности исламского терроризма в начале ХХIв. Вновь вызвал интерес к концепции «столкновения цивилизаций». Однако сам Хантингтон после 11 сентября 2001 г. пытался дезавуировать собственные тезисы о противостоянии западнохристианской и исламской цивилизаций. Скорее всего, он сделал это из соображений политкорректности. В США после атаки террористов на Нью-Йорк и Вашингтон резко усилились антимусульманские настроения, поэтому упоминание о конфликте цивилизаций могло подогреть подобные настроения и привести к нежелательным эксцессам.

Вокруг идей С. Хантингтона уже более десяти лет оживленные дискуссии. Одни ученые и политики, опираясь на эти идеи, объясняют многие происходящие в мировой политике процессы. Другие, напротив, считают, что реальная практика международных отношений не соответствует положениям концепции столкновения цивилизаций. Например, отношения между России с православной по своим цивилизационным корням Грузией складываются в постсоветский период сложнее, чем с соседним Азербайджаном, имеющим исламскую цивилизационную природу. Для такой многонациональной и многоконфессиональной страны, как Российская Федерация, муссирование вопроса о религиозных различиях, тем более утверждение о неизбежности межцивилизационных конфликтов, может иметь негативные для стабильности и безопасности последствия. Но нельзя не учитывать и то, что в условиях глобализирующегося мира непосредственное взаимодействие представителей различных культур и религий может создавать сложные конфликтные ситуации. Все это и обусловливает понимание идей Хантингтона и оценку их роли в реальных международных отношений.

Отношения с Россией находятся в центре внимания другого известного американского политолога – Збигнева Бжезинского. В своей книге «Без контроля. Глобальный беспорядок на пороге ХХI века», опубликованной в 1993 г., он также делает прогноз развития международных отношений после окончания холодной войны. Однако в отличие от цивилизационного подхода С. Хантингтона, подход З. Бжезинского основан на традиционных геополитических принципах. По мнению З. Бжезинского, распад Советского Союза привел к геополитическому вакууму в сердцевине Евразии, что является главной причиной конфликтности по периметру всего постсоветского геополитического пространства. Вместе с активизацией ислама и объективной неспособностью США обеспечить контроль над ситуацией в регионе Среднего Востока это ведет, к появлению огромной зоны нестабильности, которая может охватить часть Юго–Восточной Европы, Средний Восток и район Персидского залива, а также южную часть бывшего Советского Союза. Внутри этой, по словам Бжезинского «воронки водоворота насилия» имеется множество узлов потенциальных конфликтов, несущих угрозу всему миру. Степень угрозы возрастает, поскольку существует возможность вовлечения в конфликт других стран, и особенно Китая. З. Бжезинский ставит под сомнение соблюдение этой страной режима нераспространения ядерного оружия.

Главную же угрозу американский политолог, известный в прошлом своими антисоветскими взглядами, видит в возобновлении имперской политики России. Не веря в необратимость демократических преобразований в России, он считает неизбежным возврат к попыткам «возрождения империи». Такая ориентация российской внешней политики, по мнению Бжезинского, опасна для Соединенных Штатов, ей необходима всячески противодействовать. Поэтому в ряде своих статей и выступлений он развивает идею об Украине как геополитическом противовесе России. Эта идея основана на убеждении, что главное условие возрождения «российской империи» заключается в поглощении Россией Украины[32]. В период, когда Украина переживала серьезные экономические трудности, Бжезинский призывал оказывать ей помощь. При этом не было секретом то, что главная цель помощи заключается не столько в решении украинских экономических проблем, сколько в препятствии ее сближению с Россией. Помимо попыток с помощью теоретических выкладок вбить клин в российско – украинские отношения, Бжезинский предпринимал и практические шаги в этом направлении. Его сын работал в американском посольстве а Киеве. Многие ученики американского политолога проявляли заинтересованность в украинских делах, поддерживая те националистические силы, для которых дистанцирование от России было основной целью.

По мнению Бжезинского, ключевые позиции в предотвращении угрозы реставрации Российской империи на постсоветском геополитическом пространстве кроме Украины занимают Азербайджан и Узбекистан. Азербайджан играет важную роль в контроле над добычей и маршрутами транспортировки каспийской нефти. Бжезинский был среди сторонников южного маршрута такого нефтепровода с выходом на турецкий порт Джейхан, минуя территорию России. Он высказался за активное участие США в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе, чтобы обеспечить безопасность будущих нефтяных потоков. Подобное участие можно было бы приветствовать, если бы Бжезинский в первую очередь стремился к установлению мира и стабильности в этом регионе, но он главным образом рассматривал возможность вытеснения оттуда России. В конце 1990-х гг. Бжезинский неоднократно говорил и писал о том, что Северный Кавказ должен существовать вне России. Пожалуй, никто из видных американских политиков и политологов, кроме него, не ставил под сомнение территориальную целостность Российской Федерации.

Третье постсоветское государство, которое выделяет З. Бжезинский, – Узбекистан. Он полагает, что Узбекистан может достичь ведущего положения в постсоветской Центральной Азии и в этом качестве противостоять «имперским» притязаниям России. По мнению американского политолога, у Узбекистана есть для этого все предпосылки, поскольку он является самым многонаселенным государством региона и обладает достаточными ресурсами. На территории Узбекистана находятся главные историко-культурные центры среднеазиатского региона, только он один из всех бывших советских республик имеет традиции государственности. В экономическом отношении Узбекистан может стать самодостаточным и независимым от России, в этом же направлении, отмечает Бжезинский, следует направлять и его политическое развитие. Американского политолога не интересует ни характер политического режима постсоветского Узбекистана, ни эффективность избранной им экономической модели. Хотя принципы построения политической и экономической системы Узбекистана не соответствуют тем, которые официальные власти США декларировали в качестве оптимальных для посткоммунистических государств, главным для Бжезинского является переориентация внешней политики этой бывшей советской республики в антироссийском направлении.

Конечно, следует различать геополитические изыскания Бжезинского и официальную позицию американского правительства. Бжезинский давно не занимал никаких официальных постов, до победы демократов на последних выборах. Но у него были единомышленники в республиканской политической элите, он сам и некоторые его ученики имеют широкие связи среди сторонников и активистов Демократической партии. Взгляды Бжезинского, который в годы холодной войны был ведущим американским советологом, специалистом по Советскому Союзу и коммунизму, свидетельствует о том, что эта война до сих пор напоминает о себе. Среди части американской политической элиты и политологического сообщества США существует предвзятое отношение к России. С этим обстоятельством необходимо считаться, когда речь идет о дальнейшем развитии отношений Российской Федерации и Соединенных Штатов Америки.

Для полноты картины приведем еще один прогноз будущей роли России и США в системе международных отношений – прогноз известного американского социолога Иммануила Валлерстайна. Его внешнеполитическая концепция часто определяется как неомарксисткая. Такая характеристика справедлива лишь в том отношении, что, подобно К. Марксу, И. Валлерстайн видит главную детерминанту политики, в данном случае международной, в экономике. В своей основе международные отношения, по Валлерстайну, есть прежде всего отношения экономические. Главная категория его анализа – «современная мир-система», несводимая к отдельным государствам. Объединяет эту «современную мир-систему» единая капиталистическая «мир-экономика», возникновение которой Валлерстайн относит приблизительно к 1500 г. Каждое государство занимает в мир-системе определенное место, изменит которое чрезвычайно трудно, а подчас просто невозможно. Логика капиталистической мир-экономики неизбежно воспроизводит деление стран мира на ядро и периферию, причем первое всегда находится в привилегированном положении по отношению ко второй. Государства входящие в состав ядра капиталистической мир-системы имеют возможность жить за счет эксплуатации периферии. Такой порядок не изменится никогда, поскольку он вытекает из самой сущности мир-экономики. Помимо государств, входящих в состав ядра или периферии, существует еще и полупериферийные государства. Эти государства не входят в состав ядра мир-системы, но и не относится целиком к периферии. Таким периферийным государством, по мнению Валлерстайна, была Россия начиная с реформ Петра I и Екатерины II. Несмотря на эти и последующие попытки реформирования, России не удалось войти в состав ядра, но одновременно она сумела избежать участи периферийных государств, ставших в большинстве колониальными придатками ведущих государств мира. Традиционнный «товар», определяющий место и роль России в мир-системе, – это ее геополитическая мощь и военная сила. Именно эти факторы заставляли считаться с Россией другие государства и позволяли ей иметь статус «сверхдержавы». Принципиально не изменили эту ситуацию и годы советской власти. Как считает И. Валлерстайн, перемены в отдельной стране или даже группе стран не способны оказать влияние на фундаментальные свойства мир-системы. Сего точки зрения, мировая система социализма была полной фикцией, поскольку определяли логику мирового экономического развития законы капиталистического рынка.

Оценки, которые дал Валлерстайн холодной войне и ее итогам, а также перспективам развития международных отношений после ее окончания, весьма оригинальны и даже экстравагантны, они резко расходятся с общепринятыми оценками. Валлерстайн считал, что пик могущества США пришелся на 1945 г., когда эта страна вышла из Второй мировой войны в качестве мирового экономического и политического лидера. США оказалось единственным государством в рамках ядра мир-системы, избежавшим разрушений и других негативных последствий страны. Напротив, эта страна нарастила свой промышленно-экономический потенциал.

Для дальнейшего функционирования и развития американской экономики необходимо было восстановить и охранить остальную часть ядра мир-системы – Западную Европу и Японию. Поэтому в Ялте США и СССР договорились о разделе мира на две сферы влияния. В американскую сферу вошли прежде всего страны ядра, в советскую-преимущественно периферийные и полупериферийные государства. Как полагает Валлерстайн, США сознательно пошли на такой на такой раздел, поскольку не имели ни достаточного количества ресурсов, ни желания осуществлять глобальный контроль над всем миром. В границах своей ответственности США сначала способствовали восстановлению экономик и Западной Европы и Японии, а затем, пользуясь своим превосходством, привязали их к себе военно – политически, заключив соответствующие договоры (НАТО для Западной Европы, Договор о совместной безопасности для Японии).Для поддержания дисциплины внутри своего блока США был необходим образ внешнего врага. В качестве такового и стали рассматривать Советский Союз. Вместе с СССР США начали большую игру под названием «холодная война». Советский Союз выступал в качестве подыгрывающего партнера, поскольку преследовал свою цель – усилить контроль над союзниками.

На начальном этапе холодной войны и на Западе, и на Востоке весьма схожим образом боролись с инакомыслием – это маккартизм с его «охотой на ведьм» в США и политические процессы в СССР и в восточноевропейских странах. На самом деле, полагал Валлерстайн, устранялись подлинно левые силы, представляющие угрозу для самой мир-системы и лежащей в ее основе капиталистической мир – экономики. Вопреки общепринятому инению Валлерстайн не считал, что в годы холодной войны сложилась биполярная система международных отношений, поскольку экономический потенциал Советского Союза никогда не был равноценен экономическому потенциалу США. НО этим странам было выгодно играть роль противостоящих друг другу сверхдержав, и они долгое время делали это.

В отношении стран периферии, превратившихся в особый «третий мир», и СССР, и США проводили схожую политику, основанную на одних и тех же принципах. Валлерстайн не видел существенных различий между идеями американского президента В. Вильсона и В.И. Ленина по поводу судеб колониальных и зависимых народов. Оба считали необходимым сначала предоставить им независимость, а затем помочь преодолеть экономическую отсталость выйти на уровень развитых стран. Разница заключалось в том, что сточки зрения либерала В. Вильсона идеалом экономического устройства являлся свободный рынок, а большевик В.И. Ленин предлагал отсталым народам путь к экономическому процветанию, который минует капиталистическую стадию развития. И Советский Союз, и США пытались расширить зону своего влияния за счет развивающихся стран, но место этих стран в мир-системе принципиально не менялось. По Валлерстайну, лишь отдельные государства периферии и полупериферии могут войти в состав ядра мир-системы. Для большинства остальных изменить их положение как объектов эксплуатации со стороны наиболее развитых стран невозможно, пока существует капиталистическая мир-экономика. Однако долгое время сохранялась иллюзия возможности национального развития. В отдельные периоды некоторые развивающиеся страны могли пользоваться благоприятными для себя колебаниями мировой экономической конъюнктуры.

Игра под названием «холодная война» продолжалось до тех пор, пока основные игроки – СССР и США – сохраняли к ней интерес и могли ее продолжать. Со временем интерес стал угасать, а возможности для ее ведения уменьшаться. США утратили роль безоговорочного экономического лидера в рамках ядра мир – системы, следовательно, утратили возможность реально контролировать своих ближайших союзников, поэтому потеряла смысл и затеянная с целью оправдания такого контроля игра. Советский Союз исчерпал ресурсы для продолжения этой игры, поскольку его неэффективная экономика не выдерживала ни бремени гонки вооружений, ни бремени поддержки многочисленных друзей и союзников по всему миру. В итоге по взаимному согласию США и СССР холодную войну прекратили.

Вопреки распространенному мнению, в частности высказывавшемуся З. Бжезинским, окончание холодной войны не означало победу США и наступления Pax Americana, а, наоборот, означало конец эпохи американской гегемонии и лидерства. Окончание холодной войны не стало «концом истории» как некого «золотого века» человечества, а привело к обострению старых и появлению новых конфликтов. В отличие от С. Хантингтона причины грядущих конфликтов Валлерстайн видит не в цивилизационных, а в экономических факторах. Так, он полагает, что уже в начале XXI века можно ожидать вызовов и даже прямых нападений государств маргинализированного, бедного и отсталого Юга на богатый Север, а также захватнических войн между самими государствами Юга, может быть, и с применением ядерного оружия. Но самая главная угроза, которая может исходить от периферии по отношению к ядру мир-системы, – массовая миграция населения с Юга на Север.

Представления К. Маркса о том, что целью пролетариата является уничтожение капитализма, по мнению Валлерстайн, не соответствует современным условиям. В конце ХХ в. Под пролетариатом в рамках мир-системы следует понимать все население стран периферии. В предшествующие десятилетия в третьем мире сохранялись надежды на лучшее будущее, но с окончанием холодной войны эти надежды рухнули. Большинство стран Юга утратило свое прежнее стратегическое значение, а в экономическом отношении они отодвигаются еще дальше на периферию мирового хозяйства. Большинство инвестиций в рамках мир-экономики будут направляться в Китай, отчасти в Россию и восточноевропейские страны. Положение большинства периферийных стран будет только ухудшаться.

Обозримое будущее, по крайней мере до средины ХХIв., Валлерстайн видит в мрачных тонах: конфликты, кризисы на периферии в центре мир-системы неизбежны, пока существует капиталистическая мир-экономика.

Общий прогноз И. Валлерстайна относительно перспектив России далек как от крайнего оптимизма, так и от чрезмерного пессимизма. В ответах на вопросы российского журнала «Свободная мыслб» он говорил: «Я убежден, что Россия, как всегда, усилия ее будут полууспешны. Завтра (то есть в последующие 20–90 лет) вам предстоят не катастрофа и не процветание, а обычная для России ухабистая история»[33].

При всей оригинальности и даже экстравагантности взглядов И. Валлерстайна некоторые его выводы заслуживают внимания. Прежде всего это анализ последствий глобализации для развитых и развивающихся стран. Отдельные элементы противостояния США и Европейским Союзом, возможность которого прогнозировал ученый, можно наблюдать уже сегодня, хотя абсолютизировать противостояние между двумя центрами современной мировой политики и экономики было бы неверно. Однако подтвердить или опровергнуть идеи, выводы и оценки перспектив мирового развития после окончания холодной войны, сделанные Валлерстайном, так же как и Ф. Фукуямой, С. Хантингтоном, З. Бжезинским, может только будущее. Изменения, происшедшие в мире за последние десятилетия, столь масштабны и глубоки, что для адекватного их осмысления и объяснения политической науке потребуется, очевидно, еще немало времени.