"Постиндустриальное общество" - тупиковая ветвь социального развития?

"Постиндустриальное общество" - тупиковая ветвь социального развития?

(критика практики тотальной гегемонии капитала и теорий постиндустриализма)

А. В. Бузгалин

Генезис нового типа общества в развитых странах на рубеже XX-XXI веков, называемого сначала постиндустриальным (наиболее модный термин конца 60-х - начала 80-х), а затем информационным (с множеством разновидностей: общество профессионалов, знаний и т.п.) стал почти общепризнанным.

Черты этой новой реальности хорошо известны и тиражируются (в разной последовательности и в разных формулировках) в тысячах работ. Напомним основные из таких характеристик: превращение производства know how, и особенно информационных технологий, в ключевой фактор прогресса (экономического процветания, геополитической власти и т.п.); вытеснение индустрии сферой услуг; изменение структуры производства, институциональной системы (в частности, новая природа фирм и систем управления), поселений; превращение профессионалов и центров их "производства" в ключевые параметры развития и т.п.

Исследования этих новых реалий в массовом масштабе разворачиваются на Западе на протяжении последних 30-40 лет. В нашем Отечестве они были достаточно интенсивны сначала в 60-70-е годы (в связи с поисками в области природы коммунистического труда, свободного всестороннего развития личности, культуры, НТР), а затем в последние годы в связи с возрождением идей славянофильства или как реакция на многочисленные западные работы [1].

Пожалуй, наиболее ярко доминирующая позиция современных западных исследователей отражена в серии масштабных работ В.Иноземцева. Начиная с марксистских тезизов о будущем обществе как лежащем "по ту сторону собственно материального производства", пост-экономической формации и потому преодолевающем рынок, эксплуатацию и частную собственность [2] (но "забывая" при этом хоть сколько-нибудь подробно проанализировать роль тех авторов, на работах и лекциях которых он вырос и откуда он собственно почерпнул эти идеи), В.Иноземцев, заслуженно превратившийся в 30 лет в одного из ведущих российских авторитетов в области постиндустриальных исследований, далее уходит весьма далеко от марксизма. Ключевыми в его концепции (чем дальше - тем больше) становятся не столько названные выше тезисы (где он предложил ряд действительно творческих гипотез, показывающих пути снятия стоимостных и эксплуататорских отношений по мере развития творческого содержания деятельности), сколько объективистская апология происходящих в первом мире изменений в области технологий, экономической и социальной организации.

Поскольку, к сожалению, большая часть наших читателей не имеет (в том числе, в силу объективных обстоятельств) доступа к современным западным источникам, постольку исследования В. Иноземцева (содержательные, включающие массу отсылок к зарубежным источникам и к тому же изданные шикарно и относительно большими тиражами) стали заслуженно популярными и тем более заслуживающими критики [3].

Ниже автор будет обращаться преимущественно к критике в адрес зарубежных исследователей, но при этом невольно мне придется полемизировать и с упомянутым выше автором (во всяком случае, в той мере, в какой он некритически использует выводы своих западных коллег). Где именно я задеваю В. Иноземцева, легко догадается и он сам, и знакомый с этим кругом работ читатель. Я же воздержусь от ссылок: задача науки - критика в первую очередь теорий, а не теоретиков.1. Если теория не подтверждается практикой, то тем хуже для практики (вместо предисловия)

Прежде чем пояснить вынесенный в заглавие подраздела известный парадокс, замечу следующее.

Критика теорий постиндустриального общества (но, что характерно, не практики постиндустриального развития стран первого мира - она воспринимается почти всегда как единственно возможная), как правило, идет по двум линиям.

Первая: масштабы распространения и, главное, роль процессов развития нового качества социума сильно преувеличены. Бум информационных технологий, резкое возрастание роли элиты профессионалов в жизни общества и т.п. характерны лишь для "золотого миллиарда", но даже там радикальных, качественных изменений в природе рыночной буржуазной экономики, гражданского общества и homo economicus не происходит и потому основные постулаты прежней экономической, социальной, политической и т.д. теории остаются актуальными.

Как следствие развивается и вторая линия критики: пережив в период "перестройки" (особенно это было характерно для теоретиков-"горбачевцев") краткосрочную эйфорию по поводу новых импульсов для "социализма будущего" в связи с постиндустриальными тенденциями, критики нынешней системы слева довольно быстро впали в пессимизм, убедившись, что на практике рост информационных технологий ведет к прямо противоположным процессам: упрочению транснациональных корпораций и рынка в экономике, правых - в политике и идеологии.

Этот вялый пессимизм дополнил господствующую смену настроений, когда фукуямовский тезис о "конце истории" и всеобщей победе либерализма был вытеснен хантингтоновским пророчеством предстоящих столкновений цивилизаций. Так укрепился постмодернистский взгляд на рассматриваемые нами процессы: практика показывает, что прогресс информационного общества (общества профессионалов) есть реальность; она может дать и дает определенные преимущества определенным "экторам" и может принести и приносит проблемы другим; она описывается принципиально разнообразно в рамках разных парадигм, а "метатеоретическое" определение этих процессов невозможно, да и ненужно (что вроде бы выглядит очевидным для всякого, кто принимает методологию постмодернизма).

В отличие от этих подходов автор предлагает подвергнуть критике не только теорию, но и практику протекания постиндустриальных процессов.

Напомню (а всякое новое есть хорошо забытое старое), что теоретическая критика практики была и остается неотъемлемой частью и мощным предвестником грядущих изменений социальной жизни: качественные изменения социумов не происходил в истории последних столетий - от Ренессанса и Просвещения до перестройки - без предшествующего теоретико-культурного ниспровержения основ их существования как экономически, социально, политически, нравственно регрессивных. Именно так расценивали феодальный абсолютизм Просвещение, монархию Романовых - российская интеллигенция, "реальный социализм" - диссидентство. (При этом, однако, полезно не забывать, что не всякая теоретико-культурная критика действительности приводила к ее позитивному изменению: благими намерениями может быть устлана и дорога в ад [4].)

Представим себя на месте человека с ренессансным мировоззрением, который в России XVI в. встал бы перед задачей оценки природы и будущего существовавшего тогда в нашей стране строя. Пожалуй, он должен был бы сказать: да, практика нашего века показывает, что в подавляющем большинстве крупнейших держав укрепляются монархия, сословное неравенство, а у меня на Родине - еще и чудовищное крепостничество. Тем хуже для практики: углубляющееся общественное разделение труда, мануфактуры, интенсивное сельское хозяйство могут и должны развиваться не так, как во Франции или Испании ("1-м мире" той эпохи), служа не производству предметов роскоши (непроизводительному, "фиктивному" богатству позднего феодализма) и умножению служилого дворянства ("профессионалов" той эпохи), а иным целям...

Конечно, нам сейчас, с позиций будущего, легко судить: большинство ныне согласится с тем, что рынок прогрессивнее натурального хозяйства, "социальное партнерство" - рабства и крепостничества, демократия и гарантии прав человека - абсолютизма и инквизиции. А 300-400 лет назад Томас Мор и Эразм Роттердамский, Джордано Бруно и Галилео Галилей были всего лишь наивными романтиками, подвергавшими теоретической (и, добавлю, нравственной) критике мир объективной реальности, "доказывавшей", что власть дворянства и диктат Церкви были, есть и будут во веки веков. Аминь.

Выдвигая гипотезу - мир (и в особенности - "первый") прогрессирующими темпа уходит с "магистральной дороги социального прогресса" и переходит на тупиковую ветку, - автор поневоле присоединяется (пока или, точнее, вновь) к сонму романтиков, которые (опять же пока) могут лишь сформулировать (опираясь на своих великих предшественников - от К. Маркса до Ж.-П. Сартра и Э. Фромма) критерий оного прогресса - мера свободного всестороннего развития человека в ассоциированной творческой деятельности в диалоге с природой - и кратко систематизировать некоторые аргументы в пользу своей гипотезы.

Суть этих аргументов состоит в следующем. Постиндустриальные технологии, доминирование творческой деятельности, новых "ресурсов" (неограниченно-открытых для "потребления" знаний, феноменов культуры) мотивов и ценностей (прежде всего связанных с самореализацией человека в деятельности-общении, ростом свободного времени как времени гармоничного развития человека) - все это проявления "заката" эпохи доминирования материального производства, общественной экономической формации.

Этот процесс уже начался в мире, хотя и идет крайне неравномерно. Более того, он ознаменовался новым этапом в развитии буржуазной общественной системы, который я бы назвал глобальной гегемонией корпоративного капитала [5].

Это именно гегемония - целостная, тотальная власть капитала как единой экономической, социальной, политической и духовной силы; это власть именно капитала, персонифицированного прежде всего узким кругом глобальных игроков (ТНК, МВФ, МБ, ВТО и т.д.), сращенных с национально-государственными элитами стран "большой семерки" (прежде всего - США), и это власть капитала, охватывающая весь мир.

Ее слагаемые в принципе хорошо известны.

Глобальная власть капитала предполагает, во-первых, тотальный, проникающий во все поры жизни человека, рынок. Причем это не рынок свободно конкурирующих атомизированных предприятий, а тотальный рынок как пространство борьбы гигантских сетей, центрами которых являются ТНК. Мы все - работники, потребители, жители - становимся полурабами этих борющихся между собой пауков и их паутин, превращаясь в клиентов "Макдональдсов", "поколение пепси" и в целом - в мещан-потребителей.

Во-вторых, гегемония капитала ныне - это преимущественно власть виртуального фиктивного финансового капитала , "живущего" в компьютерных сетях. В мире образовался виртуальный, "черный ящик", состоящий из гигантских (в сотни миллиардов долларов) финансовых пузырей, надувшихся за счет как спекуляций в 1-м мире, так и долгов, "асфальтирования" и т.п. форм финансового подавления стран 2-го и 3-го миров.

В-третьих, глобальная гегемония капитала ныне предполагает не просто подчинение наемных рабочих через куплю-продажу рабочей силы, но и целостное подчинение личности работника. Творческий потенциал, талант, образование - вся жизнь человека-профессионала присваивается современной корпорацией в 1-м мире; полукрепостнические методы эксплуатации, запирающие работников в гетто отсталости, все более распространяются не только в 3-м, но и во 2-м мирах.

В-четвертых, общеизвестна система методов монополизации 1-м миром ключевых ресурсов развития - know how, высококачественной рабочей силы и т.п. - при поглощении подавляющей части природных ресурсов и экспорте грязных технологий, социальной "грязи" в 3-й и 2-й миры.

В-пятых, это глобальное политическое и идеологическое манипулирование, информационное и культурное давление.

Таков очень краткий перечень основных каналов тотальной гегемонии корпоративного капитала.

После этого затянувшегося предисловия позволю себе сформулировать гипотезы, указывающие лишь три основных направления критики практики развития noстиндустриальных тенденций в странах "золотого миллиарда ", частично воспользовавшись для этого переработанными фрагментами из моей книги "По ту сторону царства необходимости"(М.,1998).