Идентификация как механизм адаптации

3. Идентификация как механизм адаптации

к школьной жизни

Психология еще не раскрыла все защитные механизмы, используемые людьми с целью адаптации. Одной из причин этого мы считаем то обстоятельство, что данной проблемой до последнего времени занимались в основном только психоаналитики, которые ограничены своими теоретическими взглядами на природу психики и адаптации личности. При других подходах возможно открытие новых механизмов защитной адаптации.

Идентификация в психологии личности и социальной психологии определяется как эмоционально-когнитивный процесс «отождествления субъектом себя с другим субъектом, группой, образцом[2]». Идентификация является одним из главных механизмов социализации индивида и превращения его в личность, но она может играть также защитную роль, особенно в сочетании с другими защитно-адаптивными механизмами. В процессе идентификации одно лицо (субъект идентификации) осуществляет преимущественно подсознательное психологическое уподобление с другим (с объектом идентификации, с моделью). В качестве объектов идентификации могут выступать как индивиды, так и группы. Так, в социальной психологии говорят об идентификации личности с социальной группой.

Идентификация приводит к поведенческим последствиям – подражанию действиям и переживаниям объекта, интернализации его ценностей и установок.

Идентификация как психический процесс имеет две противоположные тенденции и, следовательно, внутренне противоречива:

а) субъект А, идентифицируясь с личностью В, тем самым одобряет ее существование, нередко переживает чувство любви к ней, подражает ей;

б) вместе с этой утверждающей тенденцией идентификация нередко содержит в себе очень сильно выраженную тенденцию замены собственной личностью человека, который стал объектом сочувственной идентификации, восхищения и подражания. Но тенденция заменить другого в той основной роли, в аспекте которой имела место идентификация, в глубоком психологическом смысле является отрицательной, она содержит в себе явную или скрытую агрессивность.

Идентификация с "утраченным объектом" выступает в роли защитного механизма, так как уменьшает силу фрустрации, возникшей вследствие такой утраты. Подобная идентификация не только позволяет без патологических нарушений подавлять, преодолевать Эдипов комплекс, но одновременно интернализовать идеалы и установки родителя противоположного пола. Защитная функция такой идентификации, согласно психоанализу, простирается далеко за пределами детства и проявляется позже при потере близких людей, любимого существа и т.п.

Обсуждение проблемы негативной идентификации требует выяснения того, как связана негативная идентификация с образованием противоположной реакции или социальной установки. Можно предложить гипотезу, согласно которой негативная идентификация, в частности, идентификация с "агрессором", при устойчивой отрицательной установке к нему приводит к образованию защитного механизма обратной реакции (вместо ненависти – подчеркнутая и выставляемая напоказ "любовь" и т.п.). Возникает защитно-адаптивный комплекс, состоящий из механизмов негативной идентификации, реактивного образования противоположной реакции и агрессии (направленной на объект идентификации).

Эта теория, если она подтвердится, позволит значительно углубить теорию адаптации и развития личности в онтогенезе, связывая их с такими областями социальной психологии, как теория социальных установок.

В центре внимания социальной психологии детства находятся социальные группы, в которые включен ребенок или с которыми он себя отождествляет. Это, прежде всего, семья и школьный класс, а также детские игровые сообщества и своеобразные «виртуальные» группы, которые ребенок подбирает сам в соответствии со своим желанием, возникающим у него в тех или иных жизненных обстоятельствах, макросоциальные группы (региона, населенного пункта, страны), с которыми ребенок себя идентифицирует. Социально-психологическая специфика развития отношений ребенка состоит в том, что он изначально выступает как представитель одновременно двух больших социальных общностей – мира взрослых и мира детей, каждый из которых оказывает мощное влияние на его личностное становление, а сочетание этих воздействий создает уникальную социальную ситуацию развития детства на каждом этапе его исторического и индивидуального бытия.

Системообразующим основанием для исследования генезиса отношений ребенка к окружающему миру, к другим людям (взрослым и сверстникам) и к себе самому является совместная деятельность, которая представляет собой центральный момент всего исследования и опосредствующий фактор порождения и развития системы отношений ребенка. Деятельностное опосредствование являет собой тот методологический узел, который связывает и взаимодополняет в социальной психологии детства важнейшие области психологической науки – общепсихологическое понимание человека с социально-психологическим и генетическим подходами[3].

Детское сообщество, как показывают историко-культурные исследования, является самым первым и наиболее древним институтом социализации ребенка, поскольку первые детские объединения возникали уже в эпоху первобытности в связи с половозрастным разделением общества и предшествовали моногамной семье. Они обладали своим особым статусом, своим специфическим местом в половозрастной социально-иерархической системе. Возникновение детской субкультуры как целостного историко-культурного феномена обусловлено половозрастной стратификацией общества, уходящей своими корнями в глубокую древность.

Если семья и вообще взрослый, опираясь на «зону ближайшего развития ребенка» (Л.С. Выготский), готовит его к освоению социальных, норм, ценностей и стереотипов данной культуры (например, социально- экономических ориентации, религиозной принадлежности и пр.), то детское сообщество, детская субкультура и особенно референтная детская группа обусловливают зону вариативного развития, задавая одновременное существование и «перекличку» разных культур, иных логик, обеспечивая готовность ребенка к решению задач в непредвиденных обстоятельствах. В отличие от зоны ближайшего развития (ЗБР), определяемой в контексте сотрудничества ребенка со взрослым в процессе обучения, зона вариативного развития (ЗВР) задается группой сверстников в процессе игрового взаимодействия и общения, при этом знаковым становится не только слово, но и действие, движение, изображение, жест. Это значит, что смысл ЗВР для детской субкультуры заключается в установлении связи со всеобщностью культуры через собственное словотворчество, фольклор, мифологию, традиционную игру. Вариативность, непохожесть, самобытность содержания детской субкультуры обеспечивают, с одной стороны, ориентацию на утраченные, забытые формы человеческой культуры, а с другой – прогнозирование новых путей ее развития.

В пространстве детской субкультуры (играх, детском фольклоре) содержатся пласты различной древности, приобщаясь к которым ребенок вступает в зону вариативного развития в режиме диалога культур, «иных» логик, моральных представлений, языков. Особенно это характерно для детского фольклора, который сам по себе является зоной вариативности. Вариативность, по сути, свойственна фактически всем жанрам детского фольклора. В историко-культурных ситуациях, которые могут быть охарактеризованы как неопределенные, расшатываются традиционные механизмы передачи знаний, расширяется зона вариативного развития, при которой дети начинают ориентироваться не только и не столько на взрослых, сколько в большей степени на «продвинутых» сверстников. ЗВР в детской группе представлена набором различных стратегий решения проблемных ситуаций в непредвиденных условиях. Содержанием детской субкультуры являются не только актуальные для массовой культуры особенности поведения, сознания, деятельности, но и социокультурные, социогенетические инварианты – относительно устойчивые во времени и пространстве образы, модели, тексты, представляющие собой «осколки» различных эпох, следы памяти прошлого опыта человечества, передаваемые детьми из поколения в поколение.

Опосредствованные совместной деятельностью гуманные межличностные отношения в детских группах имеют уровневую организацию, которая включает функционально-ролевые, эмоционально-оценочные и личностно-смысловые отношения между сверстниками. Функционально-ролевые отношения представлены нормой гуманности, которую, как показали специальная беседа и индивидуальные замеры, дети достаточно хорошо осознают. Эмоционально-оценочные отношения как разветвленная система эмоциональных связей и предпочтений были раскрыты достаточно полно при социометрическом опросе. Личностно-смысловые отношения – это складывающиеся в совместной деятельности необходимые связи, которые реализуются в самой деятельности. При этом мотивом действия каждого участника таких отношений становится сверстник как значимый другой. Возникая в реальном взаимодействии детей, эти связи обладают определенной независимостью от непосредственных эмоциональных предпочтений ребенка старшего дошкольного и младшего школьного возрастов. Более того, этот пласт отношений оказывает существенное влияние на эмоционально-оценочные отношения типа симпатий/антипатий, порой изменяя их знак на противоположный. Если дети дошкольного и младшего школьного возрастов равно склонны проявлять гуманное отношение в виде коллективистской идентификации с ребенком, обладающим высоким/низким социометрическим статусом (для них важна сама структура совместной деятельности), то для подростков небезразличен социометрический статус сверстника, с которым они взаимодействует, поскольку в этом возрасте, особенно в 12-13 лет, субъективные предпочтения и отвержения переходят в личностно-смысловой план и сами по себе начинают определять ту или иную ориентацию совместной деятельности детей.

Становление межличностных отношений в детских группах подчиняется общепсихологической закономерности развития, названной «параллелограммом развития» (Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев), а именно развитие гуманного отношения к сверстнику подчиняется закону перехода от непосредственных форм и способов поведения сначала к внешне, а затем к внутренне опосредствованным формам, возникающим в процессе культурного развития.

Норма гуманности, воплощенная в функционально- ролевых отношениях совместной деятельности, на определенных этапах онтогенеза интериоризируется и начинает детерминировать динамику межличностных связей без опоры на внешние средства, поскольку переходит в личностно-смысловой план.

Господство интерактивной совместной деятельности как внешнего инструмента овладения гуманными отношениями у дошкольников и младших школьников сменяется ее подчиненным положением у подростков. По нашему мнению, за этим фактом стоит не «отмирание» детерминирующей роли совместной деятельности в проявлении гуманных отношений, а переход внешних средств организации межличностного взаимодействия во внутренние средства. Усвоенная ребенком норма гуманности получает свою новую жизнь в виде гуманных смысловых установок личности, проявляющихся в готовности субъекта действовать во благо другого человека.

Коллективистская идентификация как определенный тип гуманных отношений есть смысловая форма репрезентации группой таких связей субъекта с другими, которые преобразуют его личностную позицию. В то же время характерный для детского возраста эгоцентризм, проявляющийся как в познавательной сфере, так и в сфере общения, препятствует развитию гуманных отношений. Однако особые средства (интерактивная совместная деятельность) приводят к децентрации ребенка в сфере межличностных отношений, развивают у него способность отнестись к другому как к себе самому. Изменение социальной позиции ребенка в системе взаимоотношений обеспечивается сменой интегрального/парциального санкционирования, когда ребенок становится ответственным за благополучие сверстника. Кроме того, интерактивная совместная деятельность через общность переживаний детей в группе позволяет установить отношения реципрокности (равноправности), которые и актуализируют механизм идентификации.

Нарастающая дифференциация чувств требует некой упоря­доченности, наверное, естественной шкалой для этого стано­вится само тело ребенка. Именно в это время им решается задача установления своей половой идентификации. Половая принад­лежность становится тем основанием, которое позволяет удер­жать разлетающиеся, когда-то целостные чувства, сделать их предметно отнесенными.

Свойство половой идентификации очерчивать границы прояв­ления чувств (мальчики не плачут, девочки не дерутся и тому подобное) возвращает ребенка к собственным переживаниям как ценности. Они упорядочиваются, приобретают (на время) защищенный вид. Не-Я конкретизируется в образе противопо­ложного пола. Это очень важный момент постоянства, обеспечи­вающий относительную стабильность этого периода развития, нарушаемую присутствием взрослых людей, обусловленно отно­сящихся к ребенку. Такими взрослыми являются соседи, присут­ствующие в психологическом пространстве ребенка без всякого его согласия-несогласия на это; такими взрослыми являются все учителя, по своему профессиональному статусу имеющие право воздействовать на Я-концепцию ребенка.

Та дифференциация чувств, которую переживает ребенок по отношению к людям – своим и чужим, – связана с необходимостью фиксации своего Я как самодостаточного, то есть обладающего способностью к самовосстановлению. Говоря иначе, ребенку надо как бы стать психотерапевтом для самого себя, чтобы переживать ценность своего существования. Это проявляется в той диалогичности сознания, которая позволяет Я существовать как динамической, а не статичной структуре.

Способность Я к самовосстановлению, к самосохранению под воздействием других людей – явление загадочное и почти совсем не изученное. Можно только предполагать, что удерживает пяти-семилетнего ребенка от безусловного подчинения другим лю­дям, далеко не всегда реализующим по отношению к нему нрав­ственные и гуманистические принципы.

Содержанием учебной деятельности являются теоретические знания, которые связаны с теоретичес­ким сознанием и мышлением людей. Как писал В.В. Давыдов, "усвоение азов этих форм общественного сознания и соответ­ствующих им духовных образований предполагает выполнение детьми такой деятельности, которая адекватна исторически воп­лощенной в них человеческой деятельности"[4].

Считается, что учебная деятельность определяет возникно­вение психологических новообразований – рефлексию, произ­вольность, внутренний план действий, которые необходимы для освоения такого важнейшего элемента культуры, как инструк­ции, или способы, действия с предметами.

Без рефлексии невозможно выделение самих способов дей­ствия как особого свойства активности; произвольность позволя­ет разделять разные планы реальностей и действия в них; внут­ренний план действий обеспечивает необходимую систему коор­динат для организации психологического пространства Я.

Появление этих новообразований, как показывают много­численные исследования, существенно зависит от содержания образования – от содержания усваиваемых знаний. Доказанным можно считать факт, что развивающий характер учебной дея­тельности проявляется только тогда, когда ее содержанием яв­ляются теоретические знания.

Мышление детей, осваивающих эти теоретические знания, не тождественно мышлению ученых, деятелей искусства, филосо­фов и других исследователей морали и права. Ребенок не создает сам понятий, ценностей и норм общественной морали, а присва­ивает их в процессе учебной деятельности. Однако, и это очень важно, он выполняет такие мыслительные действия, которые адекватны тем, посредством которых, с помощью которых исто­рически вырабатывались продукты духовной культуры.

При очень большом объеме исследований по проблемам учебной деятельности практически открытым остается вопрос о ее мотивации. Давно известно, что очень большие трудности для самих детей и для взрослых связаны именно с нежеланием детей учиться. Заставить учиться, как известно, невозможно, если сам человек этого не захочет.

Ребенку, поступающему в первый класс школы, очень важно иметь основа­ния для такого переживания, так как он переходит в новую систе­му опосредованных отношений, где его Я в целостных проявлени­ях и свойствах весьма редко будет предметом взаимодействия с другими людьми, преобладать будет оценка предметных действий ребенка и их соответствие с образцом или правилом.

В процессе учебной деятельности ребенок решает соответствующие ее содер­жанию задачи: анализирует материал с целью выявления в нем закономерностей, строит на основе этого целостный объект, ов­ладевая общим способом построения изучаемого объекта. При ре­шении учебной задачи мысль ребенка движется от общего к част­ному, при этом он осуществляет следующие действия:

Ø преобразование условий задачи с целью выделения всеоб­щего отношения изучаемого объекта;

Ø моделирование выделенного отношения в предметной, графической или буквенной форме;

Ø преобразование модели для изучения ее свойств;

Ø построение системы частных задач, которые решаются общим способом;

Ø контроль за выполнением действий;

Ø оценка усвоения общего способа.

Умение учиться и будет составлять для ребенка возможность самостоятельно формулировать учебные задачи, то есть задачи на нахождение обоих способов действия, и пытаться решать ее.

Смелость ребенка – это та необходимая для осуществления жизни самодостаточность, которая позволяет ему ощущать, пе­реживать, воспринимать динамичность своего Я как реально су­ществующего и живущего.

Если какие-либо причины блокируют переживание динамич­ности Я, то наблюдаются картины мотивации учения, анало­гичные той, которая была у маленькой Тани после недели посе­щения школы: "Ничего не умею", "Никогда не получится", "Я – глупая", "Ничего неинтересно", "Я и так уже все умею, все равно ничему не научусь".

В школе ребенок встречает чужих людей, с ними надо строить деловые, партнерские отношения, условно говоря, надо быть готовым к обусловленному отношению к себе, для этого хоро­шо бы обладать развитой концепцией другого человека и себя, собственной Я–концепцией, гарантирующей целостность гра­ниц Я. Иначе возникает тот порочный круг взаимодействия, о котором так тонко и мудро написали К.Блага и М.Шебек[5].

Они исходят из того, что ошибки ребенка при выполнении учебных заданий могут быть связаны не со сложностью задания, а с тем, что у школьника есть определенное представление о себе, которое и создает соответствующий тип поведения. «Образ себя, – пишут они, – и самодоверие способствуют достижениям ре­бенка в школе».

Порочность этого круга состоит в том, что здесь имеет место движение по спирали, и его почти невозможно (без посторонней помощи) разорвать, так как в каждый момент времени оно практически меняет свою форму: от нерешенной задачи до уве­ренности взрослого в собственной некомпетентности "быть ро­дителем" и тому подобное. Нужны специальные усилия, чтобы не только остановить этот круг отношений, но и "расшифро­вать" измененную форму до се первоначального (простого) вида. Как часто приходится встречаться с безумным, все набираю­щим скорость движением этого порочного круга.

Для ребенка отношения с учителем в современной школе лишены того содержания обожания, уважения и доверия, кото­рые были характерны для этой ситуации лет 30 и даже 20 тому назад. Дело не в том, что кто-то стал хуже или лучше (взрослые или дети), просто очень сильно меняется мир, а с ним и система человеческих ценностей. Мало того, что сегодня у ребенка не­сколько учителей в его первом классе, он до этого (в большин­стве случаев) посещал детские дошкольные учреждения, где уже встречался с чужими взрослыми. Еще по традиции даже сту­дентам, обучающимся педагогическим специальностям, препо­дается, что учитель пользуется у младших школьников большим авторитетом, а жизнь приносит все больше и больше подтверж­дений обратному. Думаю, что имею некоторое право утверж­дать, что современные взрослые вообще очень рано (еще в на­чале детства) перестают быть для детей безоговорочным автори­тетом. Прямо или косвенно об этом говорит и феномен лжи – ребенок может провести взрослого, проверив таким образом свою силу, победив взрослого.

Всему ребенок учится в группо­вой игре со сверстниками. Освоение именно этого вида игры является важнейшей зада­чей развития в середине детства. Именно игра со сверстниками, где ошибки в определении и сохранении дистанции легко исправ­ляются обеими сторонами, тем самым накапливается полезный взаимный опыт переживания сопротивления границ чужого пси­хологического пространства и своего тоже. Любое выяснение от­ношений между сверстниками, даже драка, более честный и справедливый способ решения проблемы места в совместной де­ятельности, чем соблюдение поддерживаемых внешним контро­лем (присутствием, например, старшего ребенка или взрослого). На первый взгляд, это очень рискованная ситуация – оставить группу детей 5-7 лет для самостоятельной совместной работы или игры, но им жизненно необходимы такие ситуации, когда взрослый находится рядом с ними, но не вместе.

Игра со сверстниками для ребенка 5-7 лет – это и своеобраз­ная групповая психотерапия, где он может хотя бы на время освободиться от страхов, злости и печали. Дети этого возраста много и охотно играют "в войну", если им предложить играть "в мир", то они просто не знают, как.

Это достаточно мощный фактор развития в этом возрасте – не чувствовать на себе давления. Он отмечается и в фактах пове­дения одаренных детей, которые (по разным причинам) были лишены общения на равных со сверстниками. Игра со сверстниками является для ребенка содержанием настоящей жизни – полной и свободной.

К середине детства ребенку уже открыты главные проявле­ния жизни:

1) реальная, где есть ограничения на активность;

2) фантомная, где ограничения очень строгие и без их соблюдения просто невозможно существование;

3) живая, настоящая (мо­жет быть, лучше слово – полная), где ограничения не ощуща­ются, их как бы и нет, единственное ограничение – собствен­ное тело. Он уже умеет действовать в этих проявлениях: умеет слушаться (это реальная жизнь); умеет бояться, ну, например Бабы Яги (это фантомная жизнь); умеет веселиться, играть (это полная жизнь).

Недаром взрослые называют будни серыми и очень хотят праздника (для души); очень рано, может быть, слишком рано разные проявления жизни, словно краски на палитре, занимают свои места, а чтобы смешать их, надо иметь достаточную лю­бовь к жизни, чтобы жить каждый день с вдохновением.

Недаром это – редкое искусство, ведь так рано ребенок по­стигает, говоря языком науки, неоднородность собственной ак­тивности, ее дискретность и обусловленность.

В то же время нормальный ребенок, переживая это как экзи­стенциальную тоску, способен преодолеть ее в творчестве своей жизни. Да, не побоюсь этих слов, вместо того чтобы употребить слово "самовоспитание". Они, пяти-семилетние, способны на эксперименты над собственной жизнью, пусть кратковремен­ные, не всегда результативные, но уже делают это. Так развивает­ся воля. Не хотел идти, а пошел. Не потому, что уговорил кто-то, а сам себя заставил. Боялся темноты, не мог зайти на кухню, где был выключен свет, убедил сам себя и пошел. Сам выкопал ямку на дороге, чтобы труднее было ехать на велосипеде – про­бовал свое умение. Разбив в кровь коленки, не плакал, а жалел, что придется потерять время и не ездить на "необъезженном ве­лосипеде"[6].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Возраст, о котором идет речь в данном реферате, во многих описаниях и клас­сификациях состоит как бы из двух: старшего дошкольного и младшего школьного. Ни в коей мере не принижая значения та­кого важного события, как поступление в школу, посмотрим на этот период жизни ребенка с точки зрения тех задач развития, которые он решает сам, как бы относительно независимо от места его конкретного пребывания – детский сад это, школа или семья.

С повышенной чувствительностью к воздействиям дру­гих людей ребенок приходит к середине детства. Расширяется его социальное пространство отношений с разными людьми – кроме семьи значимыми становятся отношения с соседями и школой.

Возможность экспериментировать с собственным Я и не-Я, создающаяся в середине детства, переживание дифференциро­ванных отношений (свои – чужие) с людьми создает условия для осознания границ собственного психологического простран­ства. Это осознание происходит очень сложно и связано с воздей­ствием на его разные свойства – собственно психологические и телесные.

Механизм идентификации является не только историческим, но и актуальным психическим механизмом (наряду с некоторыми другими) любого морального выбора и действия. Однако идентификация у взрослой, сформировавшейся личности на уровне сознания или совсем не воспроизводится, или же в какой-то степени осознается только в ситуациях моральных конфликтов и принятия решений. Идентификации могут осознаваться и в тех проблемных ситуациях, когда принимаемые решения не носят морального характера, однако личность по тем или иным причинам (например, вследствие отсутствия опыта и навыков) не в состоянии принимать самостоятельные решения. Иначе говоря, механизм идентификации участвует в процессах принятия моральных решений на уровне сознания только тогда, когда личность вообще или в определенном аспекте осталась на уровне идентификации. При этом могут наблюдаться идентификационные фиксации.

Список использованной литературы

 

1.   Абраменкова В.В. Социальная психология детства в контексте развития отношений ребенка в мире. // Вопросы психологии. – 2002. №1. – С. 3-16.

2.   Абрамова Г.С. Возрастная психология. – М., 2000.

3.   Белкина В.Н., Васильева Н.Н., Елкина Н.В. и др. Дошкольник: обучение и развитие. Воспитателям и родителям. – Ярославль: Академия, 2001.

4.   Давыдов В.В. Проблемы развивающего обучения. – M., 1986.

5.   Карел Блага, Михаил Шебек. Я – твой ученик, ты – мой учитель. – М.,1991.

6.   Краткий психологический словарь. /Под общ. ред. Петровского А.В. и Ярошенко М.Г.

7.   Обухова Л.Ф. Детская психология: теории, факты, проблемы. – М.: Тривола, 1996.

Сухомлинский В.А. Сборник работ по педагогике. Избранное. – М.: Прогресс, 1988. Формирование личности. – М., 1983. Эльконин Б.Д. Введение в психологию развития (в традиции культурно-исторической теории Л.С. Выготского). – М.: Тривола, 1994. Эльконин Д. Б. Детская психология. – М., 1960.

[1] Белкина В.Н., Васильева Н.Н., Елкина Н.В. и др. Дошкольник: обучение и развитие. Воспитателям и родителям. – Ярославль: Академия, 2001. С. 29-32.

1 Сухомлинский В.А. Сборник работ по педагогике. Избранное. – М.: Прогресс, 1988. С. 24, 172.

1 Сухомлинский В.А. Указ. соч. – С. 26, 96.

1 Формирование личности. – М., 1983. Стр. 233-234.

[2] Краткий психологический словарь. /Под общ. ред. Петровского А.В. и Ярошенко М.Г. – М., 1985, С. 109.

[3] Абраменкова В.В. Социальная психология детства в контексте развития отношений ребенка в мире. // Вопросы психологии. – 2002. №1. – С. 3-16.

[4] Давыдов В.В. Проблемы развивающего обучения. – M., 1986. С. 133.

[5] Карел Блага, Михаил Шебек. Я – твой ученик, ты – мой учитель. – М.,1991. С. 53-55.

[6] Абрамова Г.С. Возрастная психология. – М., 2000. С. 338-442.