3. Этнические конфликты как они возникают

В психологии межэтнических отношений исследуются три основные проблемы: как конфликты возникают, как протекают и как их можно урегулировать т.к. они изучаются разными науками, поисками их причин озабочены и социологи и политологи и психологи. При социологическом подходе к объяснению причин конфликтов анализируется взаимосвязь социальной стратификации общества с этнической принадлежностью населения. При политологическом подходе «одной из самых распространенных является трактовка роли элит, прежде всего интеллектуальных и политических, в мобилизации этнических чувств, межэтнической напряжённости и эскалации её до уровня открытого конфликта».

В психологии причины этнических конфликтов обычно рассматриваются в рамках более общих теорий. Следует отметить, что почти все психологические концепции явно или не явно разделяют социальные причины межгрупповых конфликтов и причины социальной конкуренции и враждебности, проявляющиеся в действиях или представлениях. В английском языке есть даже разные слова для двух видов причин: reason (то, во имя чего происходит конфликтное действие, цель действия) и cause (то, что приводит к враждебным действиям или межгрупповой конкуренции). Большинство психологов не сомневаясь в наличии причин – reasons у всех или части межгрупповых конфликтов и даже подразумевая, что это – конфликт интересов, не совместимых целей в борьбе за какие-либо ограниченные ресурсы оставляют их изучение представителям других наук. А сами в качестве причин – causes предлагают те или иные психологические характеристики.

Распространенность социальных конфликтов привела многих теоретиков к поискам причины враждебности людей по отношению к себе подобным в некоторой форме агрессивной потребности или побуждения рода человеческого автор одной из первых социально – психологических концепций У. Макдугалл (1871–1938) приписал проявление коллективной борьбы «инстинкту драчливости». Подобный подход называют гидравлической моделью, т.к. агрессивность, по мысли Макдугалла, не является реакцией на раздражение, а в организме человека присутствует некий импульс, обусловленный его природой.

Гидравлическая модель психики лежит и в основе идеи З. Фрейда (1856–1939) о причинах войн человеческой истории Фрейд считал, что враждебность между группами неизбежна, т.к. конфликт интересов между людьми в принципе разрешается только по средствам насилия. Человек обладает деструктивным влечением, которое первоначально направлено внутрь (влечение к смерти), но затем направляется на внешний мир, а, следовательно, благотворно для человека. Враждебность между группами благотворна и для группы, т.к. способствует стабильности, установлению чувства общности у её членов. Враждебность, в какой-либо группе является и способом объединения нескольких других: во время войн создаются более обширные объединения племен или государств, в пределах которых на противоборство налагается запрет, что происходило, например, в период борьбы греческих государств против варваров. Именно благотворность враждебности для человека, группы и даже объединений групп, по мнению Фрейда, приводит к неизбежности насилия.

Творец третьей гидравлической модели – австрийский этолог К. Лоренц (1903–1989). Его главный тезис состоит в том, что агрессивное поведение людей, проявляющееся в войнах, преступлениях и т.п., является следствием биологически заданной агрессивности. Но если у хищников агрессия служит сохранению вида, то для человека характерно внутривидовая агрессия, направленная на враждебных соседей и способствующая сохранению группы. Представители традиционных культур. как правило, соблюдают заповедь «не убий» внутри группы, даже воинственные североамериканские индейцы юта налагали табу на убийство соплеменников. Сохранив это табу в резервациях, но не имея выхода агрессивности насилия над «чужаками», они, по утверждению Лоренца, страдают неврозами чаще, чем представители других культур.

Во всех подобных концепциях враждебность объявляется продуктом «неразумной человеческой натуры». Некоторые авторы даже рассуждают о физиологической основе коллективной иррациональности, рассматривают человека как ошибку эволюции. Но теории которые объясняют межгрупповые конфликты универсальными агрессивными побуждениями, сталкиваются с большими проблемами при объяснении ситуации, когда конфликтное взаимодействие между группами отсутствует.

Исследователи, работавшие во фрейдинской традиции, дополнительные подтверждения универсальности агрессивных тенденций искали в анализе особых контекстов, в которых враждебность по отношению к чужим группам проявляется в реальности. Классическая концепция подобного рода – теория фрустрационной детерминации агрессии Н. Миллера и Д. Долларда, согласно которой универсальное агрессивное побуждение перерастает в агрессивное поведение, только если человек подвергается фрустрации, понимаемой как любое условие, блокирующее достижение желаемой цели.

Если вспомнить метафору с газовым баллоном, то это всё тот же баллон, но отравляющее вещество начинает из него высвобождаться только тогда, когда по нему ударят молотком.

Л. Берковиц, воспользовавшись основными положениями концепции фрустрации – агрессии, расширил понятие, объектом агрессии может стать не только отдельная личность, но и те, кто ассоциируется с ней по тем или иным признакам. Так как в качестве таковых выступает, прежде всего, расовая и этническая принадлежность, Берковиц использовал свои идеи для объяснения причин расовых волнений и конфликтов, связанных с этническими предубеждениями. В качестве источника фрустрации и потенциальной агрессии он рассматривал относительную деривацию, 1 которая возникает при сравнении своей группы с другими и называется чувство обойдённости и ущемлённости в правах. Такое «сравнение, нацеленное в вверх», объясняет, например, агрессивные реакции меньшинств в США на частичное улучшение их прав [Майерс, 1997].

В дальнейшем была выявлена возможность генерализации агрессии, в том случае, когда человек непосредственно не испытывал фрустрирующего действия, а лишь являлся его пассивным свидетелем. Так, наличие сцен жестокости в просмотренном испытуемыми фильме усиливало их агрессивные реакции, особенно если они сталкивались с потенциальной жертвой, которая по своим этническим признакам могла ассоциироваться с персонажем из только что увиденного фильма.

Но при рассмотрении межгрупповых конфликтов с точки зрения универсальных психологических характеристик остаются серьёзные проблемы даже после видения дополнительных переменных. Основной недостаток перечисленных подходах в том, что все они сводят межгрупповые конфликты к внутриличностным или межличностным, а если даже вводят групповой контекст, как это сделал Берковиц, то не обращают внимания на роль норм, ценностей и других регуляторов социального поведения.

Среди подходов анализирующих индивидуальные различия в отношениях человека к «чужим» группам, наиболее известна концепция авторитарной личности. У человека, воспитанного в семье, где царят формальные, жестко регламентированные отношения, часть агрессивности выплёскивается на тех, с кем индивид себя не идентифицирует, т.е. на внешние группы.

В Германии в 30-х годах заменителем ненавидимого отца оказались евреи, отношение к которым проявлялось как в предубеждениях, так и в действиях вплоть до геноцида. Результаты исследований показали, что у людей придерживающихся антисемитских взглядов, ярко выражены предубеждения и против других этнических общностей когда: испытуемых просили выразить свое отношение к двум несуществующим в реальности народом, именно антисемитам не нравились эти группы химеры. Для них была характерна общая тенденция неприятия всех чужих групп и предпочтение собственной группы.

Исследователи из Беркли рассматривали потенциальную приверженность фашизму достаточно устойчивой личностной чертой, которая может быть выявлена при помощи разработанной ими F – шкалы (фашизма). В результате ими был описан новый антропологический тип, названный авторитарной личностью, среди черт которой кроме неприятия чужих групп были выделены и другие характеристики:

·          конвенциализм (приверженность традиционным социальным нормам);

·          безоговорочное подчинение властям и авторитетам;

·          авторитарная агрессия (поиск людей, нарушающих конвенциальные нормы, чтобы осудить, отвергнуть и наказать их);

·          антиинтрацепция (неприятие всего субъективного, исполненного фантазии, чувственного);

·          стереотипность мышления и подверженность суевериям;

·          силовое мышление и культ силы (мышление в жестких категориях типа сила – слабость, господство – подчинение, вождь – последователи и поддержка жестких методов властей);

·          деструктивность и цинизм (общая враждебность, злобное отношение ко всему человеческому);

·          проективность (предрасположенность к вере в заговоры и мрачное будущее человечества; проекция инстинктивных импульсов вовне);

·          сексуальное ханжество

Адорно воздерживался от выводов о преобладании авторитарных личностей у какого-либо народа, подчеркивая, что большая часть населения «средина». Но, согласно его позиции, социальные и экономические кризисы, политические переводы и т.п. могут способствовать тому, что авторитарная личность становиться на какое-то время типичной в той или иной стране, как она стала типичной для Германии после поражения в Первой мировой войне и позорного для немцев Версальского мирного договора. В социальности и динамичности своего типологического подхода видел Адорно его коренное отличие от биологической и статичной типологии гитлеровцев, делившей людей на «овнов» и «козлищ».

Но в этом случае возникает вопрос: система порождает авторитарные черты личности или индивидуальные черты людей вызывают к жизни авторитарную систему? Кроме того, концепция авторитарной личности не является социально-психологической в собственном смысле слова, ведь в межгрупповые конфликты включены не отдельные индивиды, а целые общности.

Теория реального конфликта исходит из предложения, что межгрупповые конфликты есть результат несовместимых групповых интересов, когда только одна из взаимодействующих групп может стать победительницей, причем в ущерб интересов другой. В социальной психологии наиболее известный сторонник этой точки зрения – М. Шериф. Он выдвинул предположение, что функциональная взаимозависимость двух групп в форме конкуренции не посредственно ведет к враждебности, которая проявляется в негативных стереотипах и предупреждениях, а также в росте групповой сплоченности. А все вместе приводит к враждебным действиям. Это единственный подход к анализу межгрупповых конфликтов, в котором причина – reason межгрупповой враждебности (реальный конфликт интересов) рассматривается одновременно и ее причиной – cause.

Главные факторы, повлиявшие на исследования Шерифа 1949–1953 гг., – свежая память об ужасах Второй мировой войны и рассвет «холодной войны». Цель американского психолога состояла в выявлении стратегий для трансформации враждебных межгрупповых отношений – прежде всего отношений между сверх державами – в кооперативные и попытке таким образом предотвратить Третью мировую войну.

Для проверки своих гипотез Шериф с сотрудниками провел несколько полевых экспериментов в летних лагерях бойскаутов. Соревнования между двумя сплоченными группами мальчиков приводили к социально-психологическим эффектам, которые однозначно ассоциируется с межгрупповым конфликтом. Конфликт интересов борьба за призы – очень быстро перерастал в агрессивную враждебность. В то же время было обнаружено, что взаимодействие с негативно оцениваемой чужой групповой увеличивало групповую сплоченность и создавало новые символы групповой идентичности.

Значение исследований Шерифа состоит в том, что именно с них начинает развиваться социально-психологический подход к изучению межгрупповых отношений, когда источник межгрупповой враждебности ищут не в особенностях индивидов всех людей, обладающих агрессивностью или отдельных (авторитарных) представителей рода человеческого, а в характеристиках самого межгруппового взаимодействия. Но ограничиваясь при объяснении причин конфликта лишь анализом на посредственно наблюдаемого взаимодействия, Шериф упускает из виду не менее существенные внутренние закономерности социально-психологических процессов. Например, нередки случаи ложного этнического конфликта, когда реальный конфликт интересов между группами отсутствует. Такие конфликты, называемые конфликтами – погромами или конфликтами-бунтами, имеют неопределённые цели, но самые тяжкие последствия. Например, ученые так и не смогли четко объяснить, почему летом 1989 г. программам подверглись именно турки-месхетинцы, а не иные этнические меньшинства, населявшие Ферганскую долину. Ответить на подобные вопросы помогает введение в круг рассмотрения дополнительных переменных – особых психологических процессов, связанных с групповым членством.

Теория социальной идентичности. В 60–70-е годы британскими социальными психологами во главе с А. Тэшфелом были получены впечатляющие результаты, продемонстрировавшие, что несовместимые групповые цели не являются обязательным условием для возникновения межгрупповой конкуренции и враждебности [Tajfelet al., 1971].Достаточным основанием может оказаться осознание принадлежности к группе, т.е. социальная идентичность и связанные с ней когнитивные перцептивные процессы. Чтобы прийти к этому выводу, Тешфелу с сотрудниками пришлось провести множество лабораторных экспериментов, в которых они стремились выявить минимальные условия, необходимые для появления дискриминационного поведения по отношению к членам чужой группы. Между группами, учувствовавшими в экспериментах, не было конфликта, интересовали истории межгрупповой враждебности. Испытуемые – английские школьники – не взаимодействовали ни в группе, ни на межгрупповом уровне. Да и группы существовали только в восприятии детей, так как их убедили, что они сформированы на основании результатов предварительного эксперимента. А на самом деле испытуемых «приписали» к группе в случайном порядке.

Иными словами, социальная категоризация была изолирована от всех других переменных, которые обычно определяют сплоченность групп и антагонизм между ними. И все-таки при выборе способа распределения денежного вознаграждения анонимным членам своей и чужой групп за участие в эксперименте для испытуемых более важным оказалось установление различий в пользу своей группы, чем выделение для её членов максимально возможной суммы денег, если при этом «чужим» досталось бы ещё больше.

Итак, испытуемые были готовы платить ценой материальных, потерь, чтобы выиграть в поддержании позитивной социальной идентичности. Эти данные, по мнению Тэшфела, свидетельствуют о том, что сама социальная категоризация достаточно для межгрупповой дискриминации, а враждебность по отношению к чужой группе неизбежна.

В большинстве экспериментов проведенных в Великобритании в парадигме минимальных групповых различий, рассматривались равностатусные группы. Но в реальной жизни это довольно редкий случай межгруппового воздействия. Когда все-таки изучали группы большинства и меньшинства, было обнаружено, что члены доминантной группы демонстрируют более выраженную тенденцию к социальной конкуренции. Но только до определенного предела. Наиболее могущественные группы, обладающие абсолютным контролем над ситуацией в обществе, настолько уверенны в своём статусе и обладают столь однозначной позитивной идентичностью, что «могут себе позволить не проявлять социальной конкуренции и дать группам меньшинства возможность наслаждаться своей позитивной идентичностью».


Заключение

Этнические конфликты прочно заняли одно из ведущих мест в политическом процессе и общественном сознании российского общества. Они стали неотъемлемой частью нашей жизни, и это приходится констатировать как свершившийся факт. В работе я стремился развеять одну очень устоявшуюся иллюзию, что этнические конфликты в принципе можно разрешить. Некоторую часть из них, действительно, удается разрешить, судьба многих других – урегулирование или управление. Эскалация этнических конфликтов во многом связана с общей обстановкой конфликтности в обществе, наличия в нем мощных социальных расколов, повышающих вероятность обострения конфликтов по многим линиям. Россия вступила в эпоху интенсивных социально – экономических преобразований, которые неизбежно повышают общую конфликтность в стране. Можно предположить по крайней мере три основных итога этих преобразований: превращение России в среднеразвитое государство смешанного индустриально – постиндустриального типа, затяжной вялотекущий кризис и, наконец, коллапс экономики и распад государственности. Определить вероятность каждой из этих перспектив сегодня практически невозможно: неустойчивая экономическая и социально – политическая обстановка в стране создает предпосылки для бифуркационных изменений общественных процессов. В этих условиях актуальной проблемой становится формирование в обществе культуры конфликта, что предполагает овладение определенными знаниями о конфликтах и навыками поведения в конфликтных ситуациях. Хотя этноконфликтология сочетает в себе элементы теоретического и прикладного знания, ее влияние на общественные процессы в основном опосредовано. Прошло то время, когда от отечественного обществоведения требовали конкретных рекомендаций. Зарубежная наука давно отказалась от подобных иллюзий о непосредственной востребованности своих наработок.


Список литературы

1.         Здравомыслов А.Г. Социология конфликта: Россия на путях преодоления кризиса. М., 1995 г.

2.         Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997 г.

3.         Ямсков А.Н. Этнический конфликт: проблемы дефиниции и типологии. М., 1997 г.

4.         Козырев В.И. Введение в конфликтологию. М., 1999 г.

5.         Стрелецкий В.Н. Этнотерриториальные конфликты: сущность, генезис, типы. М., 1997 г.

6.         Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряжённости. М., 1998.

7.         А.В. Журавский. Ставропольский край 10 лет развития проблемы, поиски, решения Ставрополь 24 ноября 2006 г. (Материал краевой научно-практической конференции)

8.         Абдулатипов Р.Г. Управление этнополитическими процессами: вопросы теории и практики.

9.         Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в поисках научной парадигмы. – Ставрополь: Изд-во СГУ, 2001. - 268 с.

10.       Авксентьев А.В., Авксентьев В.А. Северный Кавказ в этнической картине мира.

11.       В.А Тишкова Пути мира на Северном Кавказе – М., 1999 г. – 184 с.

12.       Вартумян А.А. Региональный и политический процесс в современной России: динамика, тенденции, особенности. М. – Ставрополь: Базис, 2005. – 50 с.

13.       Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. – М.: Аспект-Пресс, 1999. – 378 с.

14.       Козырев Г.И. Политическая конфликтология. – М. Инфра-М, 2008. -432 с.

15.       Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998.


Информация о работе «Этнополитичесские конфликты на Северном Кавказе»
Раздел: Политология
Количество знаков с пробелами: 46687
Количество таблиц: 0
Количество изображений: 0

0 комментариев


Наверх