Совесть как "самоохранение". Этот вид совести относится к здоровью и работоспособности человека

1. Совесть как "самоохранение". Этот вид совести относится к здоровью и работоспособности человека.

2. Второй вид совести ориентирован на красоту, симметрию и правильность формы, на совершенство нашего облика, в котором мы предстаем миру. Это относится как к нашему физическому телу, так и к нашему поведению.

3. Совесть как индикатор моей прозрачности по отношению к сути [4]. При этом Дюркхайм задается вопросом: Правильно ли ты здесь есть такой, как ты есть? То есть, проницаем ли ты для своей сути как для способа, которым жизнь в твоей индивидуальности приобретает образ и хочет заявить о себе здесь и сейчас?

Дюркхайм пишет о том, что человек может находиться в прекрасной физической форме тела (Korper), но в тоже время быть очень далеким от всякой прозрачности. И наоборот, человек может находиться при смерти, но в смысле проницаемости для своей сути, "быть в высочайшем порядке". Он также говорит о том, что мы можем нарушить нашу прозрачность, чем-нибудь таким, что не вредит нашему здоровью, например, тем, что мы немножко больше чем нужно съедим за обедом, или тем, что больше всего препятствует на пути духовного развития у молодых людей, - речь идет о мастурбации. Чувство вины, которое обусловлено моральными причинами можно подавить, но его не возможно подавить, если оно идет из сути. Подход к телу Дюркхайма интересен тем, что он открывает путь использованию специальных упражнений развивающих чувствительность к прозрачности тела Leib. Особое внимание при этом уделяется правильному дыханию и тонусу (собранности).

В подходе к телесности К.Дюркхайма, мы можем уловить новый и возможно даже звучащий более экзистенциально аспект, нежели в концепции М.Босса. Это участная позиция по отношению к своему телу и своей телесности. Не оппозиция к телу, а принятие его как одного из важнейших условий своего собственного существования. Вне телесности нет экзистенции как таковой, вне моей телесности нет формы, в которой я могу реализовать свою суть.

Я намеренно акцентирую внимание читателей на этой теме, поскольку в экзистенциальной психологии и психотерапии бытует пренебрежительное, если не сказать оппозиционное отношение, как к собственному телу, так и к телу пациентов. Более того, можно даже говорить о том, что ряде случаев экзистенциальные терапевты просто боятся тела и телесности. Примером тому может быть недавний разговор с одной из моих московских коллег, локализующей себя в жанре экзистенциальной терапии. Волею судьбы оказалось, что мы работали с ней с одним и тем же пациентом. Когда я рассказал ей, что работал с ним (с пациентом) в Дюркхаймовской технике (медиуме) Leibarbaiten, предполагающей непосредственный телесный контакт, она тут же среагировала: "Нет, нет, только не тело?".

Откуда же все-таки берется это наше "Нет, нет, только не тело?" Я думаю, что глубинная причина этого страха лежит все в том же страхе перед жизнью и бегстве от ответственности, против которых собственно и борется экзистенциальная терапия. Однако здесь есть один тонкий момент, на котором стоит остановиться подробнее. Речь идет о так называемой ноодинамике (Франкл, 2000 а), которая характерна для конфликта между духовной составляющей человеческого бытия (ноологическое измерение) и чувственно-телесной. Широко известны Франкловские примеры преодоления нечеловеческих условий существования в концентрационном лагере исключительно в опоре на дух (Франкл, 1990). Другая группа примеров - это примеры борьбы, если так можно выразиться, с плотскими искушениями, которые так же можно встретить в работах Франкла (Франкл, 2000 а), а также в христианской (особенно православной) аскетике [5].

И здесь важно понять, что наше понимание телесности, базирующееся на подходах М.Босса и К.Дюркхайма, не коим образом не противоречит возможности и очевидной полезности ноодинамики (с ее пафосом главенства духа) как таковой. Ведь мы говорим о том, что необходимо ответственно относиться к телесному модусу человеческой экзистенции, а не о том, чтобы локализовать человеческую экзистенцию преимущественно в телесном модусе. Более того, мы отчетливо осознаем опасность гедонистических тенденций в перенесении акцента в работе на телесность человека. И поэтому мы лишь отчасти можем согласиться с высказыванием Ролло Мэя:

"Я предлагаю новую форму физического мужества - использовать тело не для развития мускулатуры, а для воспитания чувств. Это будет означать развитие способности слушать телом, "мыслить телом", как говорил Ницше. Это будет оценкой тела как объекта эмпатии, выражением собственного "я" как эстетической категории и неиссякаемого источника наслаждения" (Мэй, 2001, с. 10).

Можно согласиться с тем, что необходима работа по собиранию человеческого тела (в широком понимании, а нетолько физического) воедино, к большей целостности и цельности). Необходима работа по развитию чувствования своего тела как выражения своего "я". Но самое главное для нас это развитие чувствования того, насколько моя телесность в целом, т.е. физическое тело, эмоции и чувства прозрачны по отношению к сути. Именно о такого рода чувствительности говорит К.Дюркхайм, описывая третий вид совести тела (см. выше, Дюркхайм, 1992). Очень важно развитие органа такого рода чувствительности. Данный орган может быть развит путем специальных упражнений, которые поэтому должны быть не просто упражнениями, а именно медиумами, т.е. пространством, где возможна встреча человека со своей собственной сутью. При чем слово возможна здесь принципиально, поскольку никакая техника не способна такого рода встречу гарантировать, она может лишь ей способствовать.

Возвращаясь же непосредственно ко второй части высказывания Р.Мэя, хочется сказать, что призывы, направленные на развитие чувственности в связи с получением наслаждения нас серьезно настораживают. Мы не имеем ничего против телесного наслаждения как такового, поскольку оно естественно. Однако постановка принципа удовольствия во главу угла, нам глубоко чужда. Гедонизм в психотерапии мы уже проходили, всем известно к чему это приводит. Наберите в Интернете, в поисковой системе одного из популярных провайдеров слово "Фрейд", и компьютер сразу вам выдаст несколько порносайтов, что-нибудь вроде "Уголка дедушки Фрейда".

Возвращаясь же к теме прозрачности, можно сказать, что именно потворствование прихотям своего тела и его эмоционально-чувтсвенной составляющей, делает нашу телесность наименее прозрачной (Дюркхайм, 1992). Кроме того, важно отметить, что телесная прозрачность очень мало коррелируют с разного рода бодибилдингом и бодишейпингом, в случае которых часто оказывается правомерным высказывание о смещении или сужении экзистенции преимущественно к ее телесному модусу. Дюркхайм прямо говорит о том, что дряхлый старик может быть телесно гораздо более прозрачен, чем великолепно физически развитый атлет или же супермодель.

Таким образом, работая с телесностью человека, мы работает не только и не столько с его физическим телом, сколько с целым человеком, а именно со структурой его бытия-в-мире. Мы обращаемся к телесности человека, именно потому, что само бытие предстает нам телесно, и обращение к другим, помимо медиума говорящего мира, медиумам позволяет нам более полно и более целостно с ним (с бытием) взаимодействовать в процессе терапии. При этом цель терапии остается прежней, а именно - это экзистенциальная или онтологическая аутентичность, иными словами прозрачность человека по отношению к собственной сути. При этом не будем забывать, что суть не локализуется где-то в глубинах бессознательного, не важно индивидуального или коллективного, суть - это само бытие, одновременно трансцендентное и имманентное по отношению к человеку. Именно в этом смысле оказывается удачным Бибихинский перевод Хайдеггеровского Dasein (Хайдеггер, 1993а) как Присутствие, При-Сутствие т.е. обитание, бытие при сути. Вот это то обитание при сути и есть знаменитое Хайдеггеровское "пастушество бытия".

Перенося акцент на телесный модус человеческой экзистенции, мы открыто признаем и предупреждаем об опасности гедонистического дрейфа, который не способствует, а наоборот препятствует экзистенциальной аутентичности. Однако мы предупреждаем и о другой опасности - опасности пренебрежительного и исключительно инструментального отношения к своей телесности, которое в крайних шизофренических формах проявляется в диссоциациативной симптоматике: обращении к себе самому как "Он" и "Она", что в экзистенциальном смысле означает развоплощение. А в отсутствии воплощенной формы, как известно, мы нетолько не способны реализовать свою суть, мы не способны сделать что-либо вообще.

Другой важный момент заключается в том, что телесные медиумы в экзистенциальной терапии способны как никакие другие развить третий вид совести по Дюркхайму, а именно чувствование насколько моя телесность прозрачна по отношению к моей сути, что этой прозрачности способствует а, что наоборот препятствует.