Необходимо отметить и такую грань проблемы, о которой в не­сколько иной плоскости упоминалось ранее

3. Необходимо отметить и такую грань проблемы, о которой в не­сколько иной плоскости упоминалось ранее.

Принято считать, что право—жесткий, строгий регулятор, а мо­раль — более мягкий, не столь строгий, в большей мере соответствующий духовным началам в жизни людей и поэтому имеющий дальнюю перспек­тиву в своем существовании и в развитии общества.

В такой оценке морали и права, несомненно, правильно то, что для права действительно характерна наиболее высокая, так сказать, предель­ная (для сферы духовной жизни) внешняя объективизация, институциализация и отсюда большая четкость, строгость и формализованность регули­рования, и то, что оно концентрирует жесткие государственно-принуди­тельные меры воздействия.

Однако если рассматривать мораль и право детализированней и, в час­тности, в плане того, насколько органичны для них запреты и дозволения, то подобная оценка нуждается в уточнениях, и довольно значительных.

Прежде всего содержащиеся в праве запреты (в том числе большинство запретов, за нарушение которых предусматриваются наиболее жесткие ме­ры государственно-принудительного воздействия—меры уголовной от­ветственности) “пришли” в него из господствующей морали. И запреты элементарного, общечеловеческого общежития (не нарушать личную те­лесную неприкосновенность, не оскорблять человека и др.), и запреты спе­цифически социального, нередко узкоклассового содержания, призванные обеспечивать неприкосновенность, защиту данного строя,— все это по сво­ему происхождению есть требования господствующей морали.

Сами же жесткие государственно-властные меры воздействия восходят к государству и, строго говоря, не характеризуют непосредственно право­вое содержание юридического регулирования, его специфику. Более того, при режиме законности они потому-то и выражаются в праве, что таким путем возможно их упорядочить, т.е. ограничить четкими рамками, до­стигнуть единства применения, подчинить единым принципам, строгой процедуре.

4. Обратимся теперь к самому существенному моменту взаимосвязи права и морали. Он заключается в том, что при всей самостоятельности, суверенности права и морали они все же находятся в глубоком единстве.

С этой точки зрения право должно быть морально обосновано, иметь своего рода легитимацию с позиций господствующей, общепринятой мо­рали.

Есть тут и принципиальный сущностный момент. Право призвано воп­лотить, актуализировать, сделать реальной одну из высших моральных ценностей, имеющую общецивилизационное значение,—справедливость. Не случайно поэтому категории “право”, “правда”,“справедливость” на всех этапах цивилизации рассматривалиь как нечто единое, нераздельное.

С данных позиций вполне обоснованно видеть в праве нормативно за­крепленную справедливость[11]. И надо думать, эта характеристика права настолько существенна, что при освещении его общих параметров, его силы, самой сути того, что выражено в понятии “правовые начала” (или “дух права”), указанную характеристику нужно поставить в один ряд с другими и видеть в праве как явлении цивилизации и культуры не только выраже­ние высокой упорядоченности и гаранта свободы автономной личности, но и воплощение одного из высших нравственных принципов — справед­ливости.

5. Характеристика права как явления морали имеет общемировоззрен­ческое, общетеоретическое значение, призванное дополнить ранее изло­женные положения, сформулированные с позиций цивилизации и культу­ры. Надо полагать, дальнейший анализ может раскрыть подобное пони­мание права с новых, принципиально важных сторон (тем более, что даже под углом зрения философов-классиков право оценивалось как мораль, ре­гламентирующая правителя; обратим внимание — правителя!).

Вместе с тем было бы неверным переводить указанные характеристики на операциональный уровень, связанный с практической юриспруденцией. В частности, противоречило бы духу права и идее законности ставить саму возможность реализации юридических норм, их применение в зависимость непосредственно от моральных критериев и стандартов. Как верно отмече­но в литературе со ссылкой на Р. Дворкина, “моральные стандарты опре­деляют конкретное выражение правовых принципов и вообще имеют от­ношение к праву исключительно постольку, поскольку они имплицитно присутствуют в юридических текстах, политически введены в правовую си­стему”[12]. В дальнейшем мы еще вернемся к данному вопросу и, рассматри­вая соотношение законности и моральных начал, увидим, что отступление от установленных законом общих правил возможно лишь в случаях и по основаниям, которые тоже устанавливаются законом.
Заключение

В современных условиях проблема ответственности (особен­но позитивной) стоит, как никогда, остро, поскольку неизмери­мо возросла роль отдельного человека в окружающем мире, рас­ширилась его свобода и в то же время зависимость от внешней социальной и естественной среды. Увеличилось число ситуаций, при которых над человеком, кроме собственной совести, нет другого контроля. Принятие субъектом любого решения, выбор того или иного варианта поведения связаны с повышенной от­ветственностью за возможные неблагоприятные последствия.

При этом особую злободневность приобретает сегодня во­прос об ответственности политических лидеров, государствен­ных деятелей, особенно тех, кто волею судьбы оказывается у кормила власти, рычагов управления. Своими непродуманными, ошибочными или волюнтаристскими действиями и решениями они могут причинить (и причиняют) огромный и непоправи­мый вред обществу, государству, гражданам. Но, как правило, никакой ответственности за это не несут — ни моральной, ни политической, ни тем более юридической. “Порулив” страной, они уходят в тень и начинают спокойно, “тихо-мирно” писать мемуары о днях своего властвования. Впрочем, некоторые пишут и находясь “при должности”.

Безответственность и безнаказанность плодят новые злоупо­требления и преступления, подрывают правопорядок, дестаби­лизируют общество, разлагают людей. Еще Ш. Монтескье заме­тил: “Вникните в причины всякой распущенности и вы увидите, что она проистекает из безнаказанности”. Звучит весьма совре­менно. Подтверждается истина о том, что есть два верных спосо­ба разложить нацию — не наказывать виновных и наказывать невиновных. К сожалению, и сегодня в России встречается то и другое.

Литература

1. Бердяев Н. А. Философия неравенства. М., 1990.

2. Боброва Н. А., Зражевская Т. Д. Ответственность в системе гарантий конституцион­ных норм. Воронеж, 1985.

3. Гегель. Философия права. М., 1990.

4. Дробницкий О. Г. Понятие морали. М., 1974.

5. Дробницкий О.Г. Проблемы нравственности. М., 1977.

6. Иеринг Р. Борьба за право. М., 1991.

7. Ильин И. А. Путь к очевидности. М., 1993.

8. Керимов Д. А. Предмет философии права // Советское государство и право. 1994. № 7.

9. Керимов Д. А. Философские проблемы права. М., 1972.

10.  Лившиц Р. 3. Право и закон в социалистическом правовом государстве// Сов. государство и право. 1989. № 3.

11.  Малиново И. П. Философия права (от метафизики к герменевтике). Екатеринбург. 1995.

12.  Малиново И. П. Философия правотворчества. Екатеринбург, 1996.

13.  Малько А. В. Стимулы и ограничения в праве. Теоретико-информационный аспект. Саратов, 1994.

14.  Нерсесянц В. С. Право и закон. М., 1983.

15.  Нерсесянц В. С. Право: многообразие определений и единство понятия // Советское государство и право. 1983. № 10.

16.   Общая теория права: Учебник для юр. вузов / Ю.А. Дмитриев, В.В. Лазарев и др.; Под общ. ред. А.С. Пигалкина. - 2-е изд., испр и доп. - М.: Изд-во МГТУ им. Н.Э. Баумена, 1995.

17.   Сов. государство и право. 1989. № 2. С. 146.

[1] См. Д. М. Угринович. Введение в теоретическое религиоведение. М., 1973, с. 98—102; Л. Д. Сухов. Религия как общественный феномен (Философские проблемы исследования). М., 1973, с. 105, 107—110; “Научный атеизм”. М., 1973, с. 105—106.

[2] См. “Взаимодействие форм общественного сознания”. М., 1964, с. 3; С. А. Токарев. Религия в истории народов мира. М., 1976; с. 547; А. Д. Сухов. Религия как общественный феномен, с. 57.

[3] См. Л. Д. Сухов. Религия как общественный феномен, с. 69, 75, 81, 95—96.

[4] См. Д. М. Угринович. Философские .проблемы критики религии (О специфике религии и ее месте в общественном сознании). М., 1965, с. 330—331.

[5] См. С. Л. Токарев. Религия в истории народов мира, с. 548—549.

[6] См. “Основы научного атеизма”. Учебное пособие. М., 1962, с. 7.

[7] Cм, О. С. Ружелите, Отрицание свободы совести в буржуазных странах. М., 1964; М. М. Персии. Отделение церкви от государства и школы от церкви в СССР (1917—1919 гг.). М., 1958; М. Г. Кириченко. Свобода совести в СССР. М., I960; Ф. М. Рудинский. Свобода совести в СССР. М., 1961; его же. Советское право и преодоление религиозных предрассудков. — “Советское государство и право”, 1964, № 2; И. Бражник. Об отделении церкви от государства: история и современность. — “Наука и религия”, 1970, № 3.

[8] См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 7, с. 173.

[9] См. “О религии и церкви”, с. 96—98. Аналогичные декреты были приняты: 22 января 1919 г. в Украинской ССР, 15 апр. 1921 г.—в Грузинской ССР, 11 января 1922 г.—в Белорусской С и 26 ноября 1922 г. — в Армянской ССР.

[10] См.: Дробницкий О. Г. Понятие морали. М., 1974. С. 275- и ел.; Его же. Проблемы нравственности. М., 1977. С. 84.

[11] См.: Лившиц Р. 3. Право и закон в социалистическом правовом государстве// Сов. государство и право. 1989. № 3. С. 17.

[12] Сов. государство и право. 1989. № 2. С. 146.