Государственный суверенитет: проблемы определения понятия и содержания

2.2 Государственный суверенитет: проблемы определения понятия и содержания

Несмотря на традиционность и кажущиеся простоту и обыденность рассматриваемой тематики, она имеет важное теоретическое и практическое значение. Многие вопросы, касающиеся государственного суверенитета, остаются в течение ряда веков, вплоть до настоящего времени, весьма спорными и нерешенными, а потому вызывают многочисленные дискуссии[39]. Фактически это касается всех сторон государственного суверенитета, но в первую очередь относится к его понятию и содержанию.

И в отечественной, и в зарубежной юридической литературе нет недостатка в специальных исследованиях, посвященных государственному суверенитету, так же как и в высказанных по поводу его понятия и содержания мнений и суждений. Это связано с тем, что проблематика суверенности и суверенитета занимает в жизни современных государств особое место[40]. Значение данной проблематики велико и потому, что, являясь, прежде всего правовой категорией, «суверенитет не сводится лишь к правовым дисциплинам, а включает в себя массу социологических, политологических и экономических сюжетов»[41].

Будучи по своей природе и характеру политико-правовой, а точнее — государственно-правовой категорией[42], понятие суверенитета охватывает собой и отражает в себе также и другие сферы жизни общества: экономическую, идеологическую, социальную и др. Реальное содержание государственного суверенитета наполняется не только и даже не столько юридической, сколько экономической, социальной, политической и иной реально существующей, объективированной материей.

Независимо от того, как понимается и как определяется государственный суверенитет в его понятии и содержании методологически, важным представляется всегда выделять две стороны, или два аспекта, — формально-юридическую и фактическую. Следуя элементарной логике, первый аспект необходимо рассматривать в качестве своеобразной политико-правовой формы государственного суверенитета как явления, а второй — в качестве его материального содержания.

В течение многовекового применения и изучения государственного суверенитета в отечественной и зарубежной литературе сложилось множество различных определений его понятия и разнообразных представлений о его содержании. Г Еллинек, например, рассматривал государственный суверенитет как способность государства к «исключительному правовому самоопределению». Только суверенное государство, писал он, «может— вределах установленных или признанных им самим правовых границ — совершенно свободно нормировать содержание своей компетенции»[43]. Суверенная государственная власть, по мнению Еллинека, означает власть «не знающую над собой никакой высшей власти; она является поэтому в то же время независимой и верховной властью. Первый признак проявляется преимущественно вовне, в сношениях суверенного государства с другими державами, второй — во внутренних отношениях, по сравнению с входящими в состав государства лицами»[44].

Л. Оппенгейм исходил из того, что государственный суверенитет есть «высшая власть, власть, не зависящая ни от какой другой земной власти». Суверенитет «в строгом и самом узком смысле этого слова», пояснял он, подразумевает «полную независимость, как в пределах страны, так и за ее пределами»[45].

Аналогичные взгляды на понятие и содержание государственного суверенитета встречаются во многих отечественных и зарубежных источниках и поныне[46]. Например, в американском социологическом словаре государственный суверенитет трактуется как «монополия государства» на использование государственной власти в пределах своей юрисдикции. В широко известном словаре Вебстера «суверенитет», а точнее «суверен», понимается как «тот, кто имеет высшую власть; верховный правитель; лицо, обладающее высшей властью в государстве: король, император и др.; монарх»; и как «группа лиц или государство, обладающие суверенной властью».

Анализируя сложившиеся о государственном суверенитете представления и выработанные различными государственно-правовыми школами определения его понятия, нельзя не видеть, что общий смысл и содержание государственного суверенитета в подавляющем большинстве случаев, несмотря на значительные разночтения в данном вопросе, с одной стороны, сводятся в конечном итоге к верховенству государственной власти внутри страны по отношению ко всем другим, существующим в ее пределах социальным властям, различным объединениям граждан, а также по отношению к самим гражданам, а с другой - ассоциируются с независимостью государственной власти вовне страны, в отношениях с другими суверенными государственными властями. При этом под верховенством государственной власти как одной из разновидностей социальной власти понимается такая власть, которая имеет непререкаемый приоритет перед другими, существующими в обществе наряду с ней, социальными властями. Действия верховной власти, подчеркивал Г. Гроций, не подчинены никакой иной власти «и не могут быть отменены чужой властью по ее усмотрению»[47]. «Общим носителем» верховной власти является государство, а «носителем власти в собственном смысле» —«или одно лицо, или же несколько лиц, сообразно законам или нравам того или иного народа»[48].

Независимость государства трактуется как его полная самостоятельность в решении своих не только внутренних, но и внешних проблем в формировании и осуществлении внешней политики государства, в установлении им и развитии на равноправной основе отношений с другими суверенными государствами. Государственный суверенитет есть способность «юридически не связанной внешними силами государственной власти к исключительному самоопределению, а потому и самоограничению путем установления правопорядка, на основе которого деятельность государства только и приобретает подлежащий правовой квалификации характер»[49].

Однако, несмотря на сходство взглядов многих авторов по вопросу о понятии и содержании государственного суверенитета как верховенства государственной власти внутри страны и независимости ее во вне, между ними, тем не менее, существуют значительные разногласия, а порой и трудно примиримые противоречия[50].

Речь, в частности, идет о расхождениях во взглядах авторов по ряду теоретически и практически важных вопросов, например об отчуждаемости или не отчуждаемости) государственного суверенитета, его делимость (или не делимость) соотношения верховенства государственной власти и полновластия государства, динамизма в его развитии и консерватизма, соотношения государственного суверенитета с суверенитетом народа и национальным суверенитетом, и др.

Не касаясь всех проблем, возникающих в процессе изучения и реализации государственного суверенитета, кратко рассмотрим лишь некоторые наиболее значимые из них.

Одна из ключевых проблем — природа и характер суверенитета современного государства. Суть его в конечном счете сводится к вопросам: относится ли суверенитет как верховенство государственной власти внутри страны и как ее независимость вовне к основным, сущностным свойствам или признакам государства, или же его следует рассматривать в качестве второстепенного признака государства? Обладает ли суверенитет по отношению к государству и государственной власти основополагающим характером или же он имеет по отношению к ним лишь прикладной характер?

Ответы на данные и им подобные вопросы имеют принципиальное значение, поскольку от них в значительной степени зависит решение целого ряда других, неразрывно связанных с ними и не менее важных вопросов. В зависимости от того, каков будет ответ на основной поставленный вопрос о природе и характере суверенитета, таким, в частности, будет и соответствующий ответ на вопрос о роли и значении государственного суверенитета в современных условиях глобализации мира, о его имманентности современному национальному государству или же его временной, исторической случайности, его отчуждаемости или, наоборот, не отчуждаемости, и др.

Анализ отечественной и зарубежной литературы, посвященной исследованию природы и характера государственного суверенитета показывает, что среди авторов, занимающихся данной проблемой, существуют диаметрально противоположные мнения. Подавляющее большинство ученых-юристов, опираясь на исторический опыт и повседневную практику функционирования государственных институтов, исходило и исходит из того, что суверенитет — важнейший признак или свойство национального государства. Теория естественного права, писал Г. Еллинек, «конструировала нормальный тип государства, власть которого характеризуется существенным признаком суверенитета»[51]. Лишение государства суверенитета означало бы фактическое прекращение его существования или «смертельную угрозу для его существования»[52].

Категория «суверенитет», имея «предельно общий характер», говорится в современной научной литературе, «является абстрактным выражением сущности государства и потому предстает фундаментальной категорией, субординирующей по отношению к себе все остальные государствоведческие понятия и категории». Познание государственного суверенитета является исходным пунктом «восхождения к конкретным, нераскрытым сущностям государства нового порядка»[53]. В этом смысле «саму общую теорию государства», по мнению некоторых исследователей, «можно интерпретировать как развивающееся понятие сущности государства в современном мире»[54].

Наряду с данным видением природы и характера суверенитета как важнейшего, сущностного признака или свойства современного государства, в научной литературе, особенно «эпохи глобализации», формируются и иные о нем представления.

В настоящее время, по мнению некоторых авторов — «глобалистов», распространение «интегративных процессов на государства и вместе с этим повышение роли международного права, его приоритет перед национальными правовыми системами настоятельно требуют по-новому поставить вопрос о государственном суверенитете»[55].

При этом имеется в виду постановка вопроса об «исторической исчерпаемости» государственного суверенитета и постепенном его «размывании» в процессе интеграции национальных государств и правовых систем или же просто — отказ от суверенитета как «непременного признака государства» не только не противостоящего в настоящее время «суверенитету народа собственной страны», но и «мешающего глобальным, прогрессивным интеграционным процессам»[56].

Разумеется, решая вопрос о природе и характере государственного суверенитета, нельзя не учитывать процесса глобализации и порождаемых им процессов интеграции национальных государств и правовых систем, оказывающих определенное влияние на национальное государство, право и, естественно, на государственный суверенитет. Более того, нельзя не считаться с издавна высказанным в литературе мнением относительно того, что в современном государственно-правовом мире, наряду с суверенными государствами, существуют государства, имеющие ограниченный суверенитет или вообще не обладающие никаким суверенитетом.

Если суверенитет, рассуждал Г. Еллинек, «не есть существенный признак ни средневековых государств, ни государств эпохи расцвета естественно-правовой теории тождества государственной и суверенной власти, то и для настоящего времени это тождество не подтверждается реальными государственными отношениями»[57]. В мире современных государств, продолжал автор, «мы видим образования, которые автономны и при помощи государственных средств выполняют государственные задачи, но не суверенны. С этим историко-политическим фактом должны считаться все научные теории государства, призванные, конечно, объяснять существующее, а не управлять им»[58].

Следует заметить, что тезис — положение о существовании государств, не имеющих суверенитета, развивалось эпизодически в XX в. и развивается ныне. Речь при этом идет, однако, преимущественно о субъектах федерации, а не о национальных федеративных государствах, являющихся непосредственными участниками процесса глобализации (точнее — интеграции государств) и субъектами международного публичного права.

В мировой литературе и конституционной практике, как отмечает В. Е. Чиркин, существует два подхода к вопросу о государственном суверенитете федерации и ее субъектов. В федерациях, основанных на союзе государств-членов суверенитет исторически «может принадлежать и федерации, и каждому субъекту». В федерациях же, построенных не на союзе государств-членов, а на автономии их составных частей» суверенитет принадлежит только федерации[59].

Очевидно, что последнее положение было принято за основу при вынесении постановления Конституционного Суда РФ от 7 июня 2000 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений Конституции Республики Алтай и Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации». В этом постановлении, В частности, говорится, что Конституция РФ «не допускает какого-либо иного носителя суверенитета и источника власти, помимо многонационального народа России, и, следовательно, не предполагает какого-либо иного государственного суверенитета, помимо суверенитета Российской Федерации». И далее: «Суверенитет Российской Федерации, в силу Конституции Российской Федерации, исключает существование двух уровней суверенных властей находящихся в единой системе государственной власти, которые обладали бы верховенством и независимостью, т. е. не допускает суверенитета ни республик, ни иных субъектов Российской Федерации»[60].

Данное постановление Конституционного Суда РФ интересно в силу причин, связанных с проблемой чрезмерной «гибкости» суверенитета — нового демократического института России (образован в 1991 г.) и его повышенной чувствитетельности к политической конъюнктуре. Дело в том, что когда в начале 90-х годов прежняя политическая власть России, заигрывая с субъектами Федерации предлагала им, вопреки логике и здравому смыслу, устами прежнего Презента РФ суверенитета «столько, сколько проглотите», Конституционный Суд РФ хранил при этом полное «принципиальное» молчание, т. е. по сути молчаливо соглашался. С изменением же политической ситуации в стране, с установлением на рубеже веков политического курса на укрепление государственной (властной, исполнительной и пр.) «вертикали» Конституционный Суд РФ решил проявить очередную «принципиальность». Она обнаружилась в названном постановлении Конституционного Суда РФ, в котором по существу предлагалась всем республикам и другим субъектам Федерации, «проглотившим» и зафиксировавшим в своих конституционных актах в период «разгула» демократии хотя бы часть суверенитета, возвратить его на прежнее место. Разумеется, подобного рода крайности в политической и государственно-правовой жизни отнюдь не способствуют установлению стабильности в постсоветском обществе и укреплению суверенитета современного Российского государства.

Однако не об этом сейчас речь. В аспекте рассматриваемой темы весьма важным представляется сейчас поставить такой вполне закономерный и отнюдь далеко не тривиальный вопрос, а именно: можно ли рассматривать в качестве полноправных государств лишенные суверенитета республики — субъекты Федерации, как это декларирует ст. 5 п. 2 Конституции РФ, в которой говорится о том, что «республика (государство) имеет свою конституцию...», или же их следует рассматривать в каком-либо ином качестве? И далее общий вопрос: существуют ли в современном мире «полноценные» государства, которые не имеют ни своего суверенитета, ни верховенства своей власти внутри страны (в пределах ее территории), ни независимости во вне, в отношениях с другими государствами? Очевидно, нет. Такого рода образования обычно именуют, в зависимости от конкретной ситуации, «формирующимися государствами», «протогосударствами», доминионами, колониями, «складывающимися государственными образованиями», «государственностью» и пр[61]. При этом прямо указывается или подразумевается, что, имея некоторые признаки государства, таковыми они становятся в полном смысле этого слова лишь после того, как обретут все соответствующие суверенные свойства.

Среди важнейших признаков и свойств государственного суверенитета в отечественной и зарубежной литературе обычно называют два традиционных свойства: верховенство государственной власти по отношению к другим социальным властям внутри страны и независимость государства по отношению к другим суверенным государствам во вне. Однако, по мнению Г. Еллинека, «теория суверенитета вывела из природы этого понятия еще и третий его признак». Согласно теории суверенитета последний «должен означать также неограниченную и не могущую быть ограниченной власть вообще»[62]. Эта власть, с точки зрения авторов, разделяющих данное мнение, «абсолютна, так как никто — в том числе и она сама, — не может ее умалить». С точки зрения естественно-правовой теории, «еще и теперь преобладающей в этом пункте у многих авторов», самоограничение суверенной власти «несовместимо с суверенитетом по самой его природе». В том же случае, если в отношении какого-либо суверенного государства все же предпринимаются те или иные ограничения, то они носят не правовой, а фактический характер.

Уязвимость данной позиции, развиваемой в научной литературе, в отношении природы и характера государственного суверенитета заключается в том, что она фетишизирует суверенитет как явление, абсолютизирует его и пытается поставить его над правом, что, как справедливо заметил Г. Еллинек, «противоречит историческому развитию теории суверенитета»[63].

Позитивная же сторона данного подхода проявляется, во-первых, в том, что суверенитет весьма логично и аргументирование рассматривается как важнейший, сущностный признак современного государства[64]. А, во-вторых, в том, что в теории и на практике он оценивается более всесторонне, а, именно — как юридический и «материальный» (фактический) феномен. Помимо всего прочего это дает возможность более глубокого и объективного определения его роли и значения для современного государства, а также анализа эволюции его понятия и содержания в условиях глобализации.

При исследовании проблемы определения понятия и содержания государственного суверенитета в современных условиях нельзя не заметить, что многие из них возникают или в силу одностороннего (формально —(юридического или только фактического) подхода к изучению данного феномена, или же по причине смешения понятия и содержания суверенитета как сущностного признака государства с соответствующим свойством государственной власти — полновластием или же ограничением в силу тех или иных причин. Характерны для данного случая следующие утверждения: «Суверенитет — не лозунг (принцип) и не признак или свойство государства. Суверенитет есть сама государственная власть, качественно полноценная и функционально самостоятельная»[65]. Или: суверенитет «как сущность государственной власти есть нечто неразложимое в своем предназначении для общества, его внешние и внутренние проявления должны быть симметричны и неразрывно связаны, а функции — всеобщи и всеохватны»[66].

Тезис о том, что суверенитет — это не признак государства, а свойство государственной власти или даже сама государственная власть, был и остается довольно расхожим в научной литературе[67], но он никогда не имел, как представляется, убедительного обоснования. Одна из причин этого заключается в том, что при попытках обоснования данного тезиса неизменно нарушается элементарная логика процесса аргументации, приводящая, как правило, к подмене таких тесно связанных между собой, но неравнозначных понятий, как «верховенство» и «полновластие». Дело в том, что наличие всех государственно-властных полномочий, т. е. полновластия, например, у главы государства или иного должностного лица или органа — официального представителя государства вовсе не означает наличия у него также такого свойства или признака, как верховенство.

Это касается и самой государственной власти в целом как явления и как неотъемлемого признака государства, которая может быть или полной (полновластие) или неполной (ограниченная власть), но отнюдь не верховной изначально, в силу своей природы и характера. Таковой она становится лишь постольку, поскольку является неотъемлемой составной частью, свойством, одним из важнейших признаков государства, наряду с суверенитетом и другими его традиционными признаками.

Именно государство в целом как официальный представитель всего общества, а не его отдельная составная часть в виде государственной власти («публичная власть») или любой иной его составной части, а точнее — признака или свойства, наделяется суверенитетом. Что же касается государственной власти, то она, будучи производной от «своего» государства, сама по себе не обладает суверенитетом, а наделяется в лице органов, ее осуществляющих, лишь определенными, обусловленными соотношением социально-

политических сил в обществе и многими другими факторами, полномочиями. Суверенитет же принадлежит всему государству.

Утверждение о том, что суверенитет — это признак или свойство государственной власти, а не государства в целом, что это — «сама государственная власть», практически означает, следуя элементарной логике, не что иное, как признание «верховенства» власти незначительной части общества — властвующих слоев групп, кланов, и т. п. над всем обществом, в качестве официального представителя которого выступает государство. Кроме того, данное утверждение противоречит широко признанной в современных государствах конституционной теории, согласно которой в триаде «общество — государство — государственная власть» первичным звеном является «народный суверенитет», ассоциирующийся, как правило, с «народовластием», «народоправством» и т. п.[68]; вторичным — «государственный суверенитет» как производное свойство или явление от «народного суверенитета»[69] и, наконец, третичным звеном в этой триаде является «государственная власть». Вместе с тем данное утверждение, в особенности в той его части, где суверенитет рассматривается как «сама государственная власть», т. е. фактически отождествляется с последней, не согласуется с существующей в современных государствах конституционной и международно-правовой практикой. Последняя неизменно исходила и исходит из того, что носителем государственного суверенитета, а вместе с тем и «обладателем» соответствующих суверенных прав и обязанностей является не государственная власть или какой бы то ни было государственный орган, а само государство. Именно государство как носитель суверенных прав и свобод формирует и осуществляет внутри страны свою высшую (верховную)[70] власть над населением и его объединениями, а вовне — реализует такие присущие «внешней стороне» государственного суверенитета права, как «право на мир, право на международное общение и сотрудничество с другими государствами», право на участие в «универсальных международных договорах без какой-либо дискриминации», право на полноправное членство в международных организациях, право на нейтралитет и др[71].

Положение о принадлежности государственного суверенитета только государству в целом, а не его отдельным составным частям или же производным от него явлениям, включая государственную власть, законодательно закрепляется в основных законах — конституциях ряда современных государств. Причем это делается как в форме прямого указания на принадлежность суверенитета данному государству, так и в косвенной форме — путем указания на производный характер государственного суверенитета от суверенитета всего народа.

Прямое указание на принадлежность суверенитета государству в целом имеет место, например, в Конституции Ирландии, провозглашающей, что «Ирландия является суверенным, независимым и демократическим государством»[72] или в Конституции Португальской Республики, устанавливающей, что «Португалия — суверенная республика, основывающаяся на уважении человеческой личности и на народном волеизъявлении и ставящая своей целью построение свободного, справедливого и солидарного общества»[73]. Законодательное закрепление в косвенной форме принадлежности суверенитета государству в целом содержится, например, в Конституции России, декларирующей, что «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ»[74] или в Конституции Франции, провозглашающей, что «национальный суверенитет принадлежит народу, который осуществляет его через своих представителей и путем референдума»[75].

Факт законодательного закрепления принадлежности государственного суверенитета государству в целом, а не государственной власти или другим его атрибутам и составным частям, наряду с другими фактами, свидетельствует о несостоятельности тезиса о том, что суверенитет — это свойство государственной власти или «сама государственная власть». Кроме того, он свидетельствует также об алогичности и неправомерности фактической постановки вопроса о первичности государственной власти, объявляемой априори в качестве суверенного, верховного феномена, и вторичности самого государства, за которым не признается суверенитет ни в качестве его свойства, ни в качестве признака.

В реальной жизни и государственно-правовой практике все обстоит как раз наоборот: первичным является государство, а вторичным — порожденная им и производная от него государственная власть. Каково по своей природе и характеру государство, таковой будет и исходящая от него государственная власть. Приоритет и верховенство государственной власти по отношению к другим социальным властям возникают не в силу ее каких бы то ни было особенностей, как некоего самодостаточного и независимого от государства феномена, а в силу ее неразрывной связи с государством и обусловленность соответствующим характером и качественными особенностями (суверенностью, верховенством и т. д.) государства.

Соотнося государственную (публичную) власть как признак государства с суверенитетом — другим его признаком, можно сказать, что в реальной действительности первая является не только своеобразным индикатором, показателем существования и функционирования последнего, но и своеобразным механизмом его внешнего проявления и практического осуществления. Суверенитет как неотъемлемый признак или свойство государства разносторонне проявляется и практически реализуется не иначе, как через государственную власть.

Полная государственная власть создает реальные предпосылки для соответствующего полного обеспечения и реализации государственного суверенитета — верховенства государства, реализуемого через его власть внутри страны и его независимости во вне. Ограниченный же характер государственной власти позволяет создать лишь некоторые ограниченные возможности и предпосылки для осуществления государственного суверенитета.

Иными словами, степень практической реализации государственного суверенитета находится в прямой зависимости от уровня реальной обеспеченности государственной власти соответствующими прерогативами, от степени полноты и реальности государственной власти. Чем выше степень полноты и реальности государственной власти, тем выше уровень реальных возможностей для осуществления государственного суверенитета, и наоборот. Снижение степени полноты и реальности государственной власти, выхолащивание ее содержания в практическом плане означает уменьшение возможностей для полной реализации государственного суверенитета, выхолащивание его фактического, материального содержания.

Следуя тезису Г. Еллинека о том, что «суверенитет есть свойство и притом такое, которое не может быть ни увеличено, ни умалено», свойство, которое «логически представляет превосходную степень», означающую, что суверенитет «не поддается раздроблению и терпит рядом с собою только однородные величины того же вида»[76], можно сказать, что при сохранении в неизменном виде своего юридического содержания (совокупности суверенных прав и свобод государства[77]), а точнее своей юридической (политико-правовой) формы, суверенитет государства в процессе изменения — наполнения реальными прерогативами или, наоборот, выхолащивания — государственной власти соответственно изменяет свое фактическое, материальное содержание. Крайними пределами данного процесса являются, с одной стороны, наполнение всех ветвей государственной власти, а вместе с тем и государственного суверенитета реальным политико-правовым и материальным содержанием. Это нормальное состояние государственной власти и, соответственно, государственного суверенитета. А с другой — их полное выхолащивание, сведение государственной власти и государственного суверенитета лишь к их политико-юридической форме и к аналогичному — формально-юридическому содержанию.

Разумеется, формально юридический аспект государственного суверенитета, также как и государственной власти, имеет важное, а в ряде случаев, связанных, например, с борьбой народов за свою независимость, — решающее значение. В этом смысле его нельзя недооценивать. Однако в процессе повседневной жизни и деятельности государства доминирующую роль в содержании государственного суверенитета неизменно играет все же его практический, материальный аспект. Утрата государственным суверенитетом последнего фактически означает, что данный государственный феномен, проявляющийся в виде верховенства государства внутри страны и его независимости вовне, потерял свою практическую значимость и превратился из реального государственного суверенитета в формальный.

Ограничение или даже полное лишение материального аспекта в содержании государственного суверенитета, однако, не означает прекращения его существования. Речь идет лишь о сокращении материальных и иных возможностей его проявления и осуществления, но не об исчезновении или формально-юридическом ограничении государственного суверенитета как такового. Последний как свойство, признак, принцип, наконец, как главная предпосылка международной правосубъектности государств при этом не только сохраняется, но и при возникновении соответствующих условий вновь активно проявляется и укрепляется. Это происходит в силу того, что в повседневной действительности реальный государственный суверенитет, будучи по своей природе и характеру формально-юридическим феноменом, одновременно является и материальным феноменом. Относительно самостоятельная и более стабильная формально-юридическая сторона государственного суверенитета в реальной действительности неизбежно дополняется его более подвижной и изменчивой материальной стороной. Только в этом случае можно говорить о реальном, полнокровном, а не об «урезанном» государственном суверенитете, сводящемся фактически к какой-либо одной из его сторон.

Заключение

В дипломной работе была рассмотрена тема «Определение и признаки государства». Освещались вопросы, касающиеся понятия государства, этапов развития государства, затронуты основные признаки правового государства.

Государство является продуктом развития общества и с момента своего возникновения развивается вместе с ним. По мере усложнения процессов общественного развития совершенствуется и государство. Однако понятие государства в теоретической литературе по сей день является сложным и многоаспектным.

В древнюю эпоху понятие государство отождествлялось со всем гражданским обществом, со всеми существенными сторонами общественной жизни. Но уже в то время философы и юристы определяли государство как союз людей, граждан, объединенных на началах общей пользы и права. Данный подход к понятию государства нашел свое подтверждение и развитие в Средние века, и Новое время. Так, Г. Гроций определял государство как совершенный союз свободных людей, созданный для охраны права и общей пользы.

К определению государства как союза, объединения людей, выполняющих общие задачи и функции, вернулись русские дореволюционные юристы. Хотя в новых исторических условиях был несколько изменен подход. Здесь главный упор делается на рассмотрение государства как организации власти и подчинения на основе правовых норм и законов. Л. Гумплович определял государство как естественно возникшую организацию властвования, предназначенную для охраны определенного порядка. Н. М. Коркунов под государством понимал общественный союз людей с предварительно установленным мирным порядком посредством предоставления исключительного права принуждения только органам государства. В этот же период немецкий государствовед Г. Еллинек рассматривал государство как корпорацию народа, которая занимает определенную территорию и обладает первичной верховной властью.

В марксистско-ленинской литературе понятие государства часто отождествлялось с его классовой сущностью, делался упор на его принудительную силу. Государство рассматривалось как политическая организация экономически господствующего класса, диктатура рабочего класса (социалистическое государство), располагающая специальным аппаратом принуждения и придающая своим веления обязательную силу.

В современной общетеоретической литературе существенно изменились взгляды и подходы на определение понятия государства. Государство рассматривается в контексте теорий правового государства, разделения властей. В основных законах большинства развитых стран мира современное государство закрепляется как социальное и как правовое, как ассоциация всех граждан и действующая в интересах всего населения, руководствуясь, прежде всего, законами. Следовательно, государство является суверенной политической организацией, обладающей специальным аппаратом и действующей в рамках права.

В многочисленных приведенных взглядах на государство часто повторялись общие характерные черты или признаки, которые присущи государству как особой организации или ассоциации граждан.

Основные признаки государства, отличающие его от других учреждений и организаций классового общества, позволяют понять его сущность и назначение в различных формациях.

Важнейший признак государства - наличие особого аппарата политической публичной власти. Государственная власть характеризуется осуществлением, как функций управления, так и функций принуждения, причем, соотношение насильственных действий и управленческих функций прямым образом зависит от различных факторов. Это и существующая общественная формация, исторический тип государства, конкретный этап его развития. Это и определенная, конкретная форма правления, ее разновидность, политический и государственный режим, как совокупность методов и способов осуществления власти.

Именно для реализации управленческих и принудительных функций государство изначально располагало и располагает специальным аппаратом, государственным механизмом. Одним из важнейших принципов организации и деятельности современного государственного механизма является принцип разделения властей.

Так же важное значение имеет суверенитет. Согласно сложившемуся в научной литературе мнению суверенитет государства представляет собой, во-первых, верховенство государственной власти внутри страны, во-вторых, независимость ее на международной арене.

Верховенство проявляется в способности государственной власти самостоятельно издавать общеобязательные для всех членов общества правила поведения, устанавливать и обеспечивать единый правопорядок, определять права и обязанности граждан, общественных органов и организаций. В суверенитете государства выражается способность государства независимо от других государств формировать и проводить в жизнь свою внутреннюю и внешнюю политику.

Вопросы, касающиеся понятия, сущности и содержания государства, весьма сложны и далеко не ординарны. Это обусловлено, с одной стороны, сложностью и многогранностью самого государства как явления, с другой - неодинаковостью восприятия одних и тех же государственно-правовых явлений разными людьми. Таким образом, государство — результат и фактор общественного развития, одновременного формирования политической и социальной организации общества.

Государство — это политическая организация общества, обеспечивающая его единство и целостность, осуществляющая посредством государственного механизма управление делами общества, суверенную публичную власть, придающая праву общеобязательное значение, гарантирующая права, свободы граждан, законность и правопорядок.

Список использованной литературы

1.         Конституция Российской Федерации / СПб.: Регата, Издательский Дом «Литера», 2000.

2.         Алексеев Н. Русский народ и государство. М., 1998.

3.         Алексеев С. С. Государство и право. М., 2000.

4.         Алиев М. Государство как институт согласия // Федерализм. 1998. № 4.

5.         Аннерс Э. История европейского права. М., 2001.

6.         Баглай М. В. Конституционное право Российской Федерации. М., 2003.

7.         Бутенко А. П. От коммунистического тоталитаризма к формированию открытого общества в России. М.: Магистр, 1997 .

8.         Венгеров А.Б. Теория государства и права. М., 1999.

9.         Воротилин Е.А. Идеи правового государства в истории политической мысли / Политология. Курс лекций. М., 1997.

10.      Гражданское право. Учебник / Под ред. Ю.К. Толстого и А.П.Сергеева, ч.1. СПб., 2002.

11.      Гроций Г. О праве войны и мира // История политических и правовых учений: Хрестоматия / Сост. В. Ячевский. Воронеж, 2000.

12.      Деев Н.Н. Государство и право. М., 1996.

13.      Елисеев Б.П. Система органов государственной власти в современной России. М.,1997.

14.      Иванец Г.И., Червонюк В.И. Глоболизация, государство, право./ Государство и право. 2003,№8.

15.      Клименко С.В., Чичерин А.Л. Основы государства и права, М. 2002.

16.      Коваленко А.И. Теория государства и права. М., 1999.

17.      Комаров С.А. Общая теория государства и права. / Учебник. М., 2000.

18.      Комаров С.А. Общая теория государства и права: Учебник - 4е изд., переработанное и дополненное. М.: Юрайт, 2001 .

19.      Комаров С.А., Комарова Т.Л. Обществознание. М., 2000.

20.      Комментарий к Конституции Российской Федерации. М., 1994.

21.      Коновалов В.А. Совершенствование государственного аппарата в Российской Федерации: конституционно-правовые аспекты. М., 2000.

22.      Конституции государств Европейского Союза. М., 1999.

23.      Конституционный Суд Российской Федерации: Постановления. Определения. 2000. М., 2001.

24.      Лазарев В.В. Теория права и государства, М. Новый юрист, 2001.

25.      Марченко М.Н. Теория государства и права. М., 2002.

26.      Матузов Н.И, Малько А.В. Теория государства и права. М.: Юристъ, 2000.

27.      Мишин А.А. Конституционное (государственное) право зарубежных стран, 1999.

28.      Морозова Л. А. Проблемы современной российской государственности: Учеб. пос. М., 1998.

29.      Никитин А.Ф. Права человека: Учебное пособие для средней школы. М., 2003.

30.      Общая теория права и государства / Под ред. В.В. Лазарева. М.,2000.

31.      Омельченко О.А. Идея правового государства: истоки, перспективы, тупики. М., 2001.

32.      Основы государства и права / Под ред. С.А. Комарова. М., 2003.

33.      Проблемы теории государства и права. Под ред. Марченко М.Н. М.,1999.

34.      Протасов В.Н. Теория права и государства. М., 2001.

35.      Российская правовая система и международное право: современные проблемы взаимодействия // Государство и право. 1996.

36.      Словарь терминов по теории государства и права. Москва, 2001.

37.      Спиридонов Л.И. Теория государства и права. М., 1999.

38.      Теория государства и права: Курс лекций /Под ред. Марченко М.Н., 1998 г.

39.      Теория государства и права: Учебник для вузов/ под ред. Проф. В.М. Корельского и проф. В.Д. Перевалова. М.: Норма, 2003.

40.      Титов Ю.П. «Хрестоматия по истории государства и права России», М: Проспект, 2000.

41.      Тихомиров Ю. А. Функционирование государства: диалектика классовых и общественных дел // Маркс и современная политическая теория. М., 1985.

42.      Тихомиров Ю. А., Котелевская И. В. Правовые акты. М., 1999.

43.      Фадеева Т. ЕС: многонациональное государство или Европа регионов?// Федерализм. 1996. № 2.

44.      Хропанюк В.Ч. Теория государства и права. М., 2003.

45.      Черниловский З.М. Хрестоматия по всеобщей истории государства и права, М.: Гардарика, 1996 г.

46.      Четвернин В.А. Демократическое конституционное государство: введение в теорию. М., 2000.

47.      Чиркин В.Е. Государствоведение, Учебник для вузов, М.: Юрист, 1999.

48.      Явич Л. С. О философии права на XXI век // Правоведение. 2000. № 4.

1 Основы государства и права / Под ред. С.А. Комарова. М., 2003.

2 Аннерс Э. История европейского права. М., 2001.

Омельченко О.А. Идея правового государства: истоки, перспективы, тупики. М., 2001.

1 Гроций Г. О праве войны и мира // История политических и правовых учений: Хресто­матия. / Сост. В. Ячевский. Воронеж, 2000.

2 Воротилин Е.А. Идеи правового государства в истории политической мысли / Политология. Курс лекций. М., 1997.

1 Венгеров А.Б. Теория государства и права. М., 1999.

[1]Семенов Ю.И. Как возникло человечество. – М.: Наука, 1965. – 575 с. – 12.

[2] Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. В связи с исследованиями Льюиса Г. Моргана. – М.: Политиздат, 1980. – 238 с. – 123.

[3] Клисфен – афинский политический деятель, провел в 510-507 годах до нашей эры реформы, направленные на ликвидацию остатков родового строя и установление в Афинах рабовладельческой демократии.

[4] Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. В связи с исследованиями Льюиса Г. Моргана. – М.: Политиздат, 1980. – 238 с.

[5] Алексеев Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 372-386, 602-624.

[6] Политико-правовые идеи и институты в их историческом развитии. М., 1980.

[7] Шершеневич Г. Ф. Общее учение о праве и государстве. М., 1911. С. 18.

[8] История русской правовой мысли. М., 1998. С. 26—35.

[9] Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалисти­ческое государство. М., 1972.

[10] Тененбаум В. О. Государство: система категорий. Саратов, 1971.

[11] Гайдар Е. Государство и эволюция. М., 1995; Явлинский Г. Экономика России: наследство и возможности. М., 1995.

[12] Гулиев В. Е., Колесников А. В. Отчужденное государство. М., 1998. С. 89—133.

[13] Курашвили Б. Куда идет Россия? М., 1994.

[14] Морозова Л. А. Проблемы современной российской государственности: Учеб. пос. М., 1998. С. 8-19.

[15] Мамут Л. С. К. Маркс как теоретик государства. М., 1979.

[16] Тихомиров Ю. А. Функционирование государства: диалектика классовых и общест­венных дел // Маркс и современная политическая теория. М., 1985.

[17] Алиев М. Государство как институт согласия // Федерализм. 1998. № 4.

[18] Чиркин В. Е. Основы сравнительного государствоведения. М., 1997. С. 15—33

[19] Теория государства и права: Учебник для вузов. М., 1997. С. 111—118.

[20] Общая теория государства и права: Академический курс: Т.1. Теория государства. М., 1998. С. 86-276.

[21] Тихомиров Ю. А. Публичное право. М., 1995. С. 82-210.

[22] Тихомиров Ю. А., Котелевская И. В. Правовые акты. М., 1999.

[23] Бабурин С. Н. Территория государства. М., 1997.

[24] Алаев Э. Страны, народы и государства // Федерализм. 1997. № 2.

[25] Розанваллон П. Новый социальный вопрос. М., 1997.

[26] Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993; Бешлер Ж. Демократия: Аналитический очерк. М., 1994; Ковлер А. И. Кризис демократии? М., 1997.

[27] Будущее в настоящем. М., 1984. С. 26—47.

[28] Фадеева Т. ЕС: многонациональное государство или Европа регионов?// Федерализм. 1996. № 2.

[29] Проблемы политических наук. М., 1980. С. 82—88; Государство и общество. М., 1985. С. 15—81; Основы теории политической системы. М., 1985. С. 49—58.

[30] Российская правовая система и международное право: современные проблемы взаимодействия // Государство и право. 1996. № 3—4.

[31] Нарутто СВ. Теоретико-правовые проблемы конституционного принципа единства системы государственной власти в Российской Федерации // Правоведение. 1999. N 4. СЗЗ

[32] Елисеев Б.П. Система органов государственной власти в современной России. М.,1997. С.48

[33] Спиридонов Л.И. Теория государства и права. С. 69.

[34] Коновалов В.А. Совершенствование государственного аппарата в Российской Федерации: конституционно-правовые аспекты. М., 2000. С.51

[35] Габричидзе Б.Н. Конституционный статус органов Советского государства. М.: Юрид. лит., 1982. С.24

[36] См.: Теория государства и права. / Под ред. М.Н. Марченко. С. 120-122.

[37] Монтескье Ш.Л. Избранные произведения. М., 1955. С. 290

[38] Энтин Л.М. Разделение властей: опыт современных государств. М., 1995. С.54

[39] Безуглов А. А. Суверенитет советского народа. М., 1975; Проблемы суверенитета в Российской Федерации. М., 1994; Шевцов В. С. Суверенитет Советского государства. М., 1972,.

[40] Грохальски С. Государства в решении современных глобальных проблем (Между­народно-правовые аспекты): Автореф. докт. дисс. М., 1998. С. 24.

[41] Грохальски С. Государства в решении современных глобальных проблем (Между­народно-правовые аспекты): Автореф. докт. дисс. М., 1998. С. 24.

[42] Котов А.К. Государственный суверенитет Республики Казахстан: политико-правовой анализ становления и проблем национально-государственного развития: Автореф. докт. дисс. Алматы, 1994. С. 8-9.

[43] Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 1908. С. 363.

[44] Там же. С. 347.

[45] Оппенгейм Л. Международное право. Т. I. Мир. Полутом 1. М., 1948. С. 130.

[46] Шевцов В. С. Национальный суверенитет: Проблемы теории и методологии. М., 1948.

[47] Гроций Г. О праве войны и мира // История политических и правовых учений: Хресто­матия. / Сост. В. Ячевский. Воронеж, 2000. С. 345.

[48] Там же. С. 345.

[49] Еллинек Г. Общее учение о государстве. С. 352.

[50] Явич Л. С. О философии права на XXI век// Правоведение. 2000. № 4. С. 11-12.

[51] Еллинек Г. Общее учение о государстве. С. 355.

[52] Карева М. П., Кечекьян С. Ф., Федосеев А. С. Теория государства и права. М., 1955. С. 46.

[53] Котов А. К. Государственный суверенитет Республики Казахстан. С 16.

[54] Котов А. К. Государственный суверенитет Республики Казахстан. С 16.

[55] Явич Л. С. О философии права на XXI век. С. 12.

[56] Явич Л. С. О философии права на XXI век.

[57] Еллинек Г. Общее учение о государстве. С. 358.

[58] Там же.

[59] Чиркин В. Е. Современное федеративное государство. М., 1997. С. 43-44.

[60] Конституционный Суд Российской Федерации: Постановления. Определения. 2000. М., 2001. С. 127.

[61] Левин И. Д. Суверенитет. М., 1948.

[62] Еллинек Г. Общее учение о государстве. С. 347.

[63] Еллинек Г. Общее учение о государстве. С. 347.

[64] Грохальски С. Государства в решении современных глобальных проблем. С. 27—28.

[65] Котов А. К. Государственный суверенитет Республики Казахстан. С. 28.

[66] Котов А. К. Государственный суверенитет Республики Казахстан. С. 28.

[67] Безуглов А. А. Суверенитет советского народа. С. 41-45; Левин И. Д. Суверенитет. М., 1948. С. 286-287.

[68] Безуглов А. А. Суверенитет советского народа. С. 19.

[69] Шевцов В. С. Суверенитет Советского государства. С. 30—36.

[70] Павлиенко Н. И. Суверенитет. С. 23-25.

[71] Международное право / Отв. ред. Г. И. Тункин М., 1994. С. 88.

[72] Конституции государств Европейского Союза. М., 1999. С. 326.

[73] Там же. С. 521.

[74] Комментарий к Конституции Российской Федерации. М., 1994. С. 14.

[75] Конституции государств Европейского Союза. С. 665.

[76] Еллинек Г. Общее учение о государстве. С. 364.

[77] Международное право. С. 88.