Правовое регулирование отношений в сфере интеллектуальной деятельности в действующем законодательстве России

1.1. Правовое регулирование отношений в сфере интеллектуальной деятельности в действующем законодательстве России

Охрана интеллектуальной собственности гарантируется нормами Конституции Российской Федерации. Согласно статье 44 Конституции Российской Федерации: «Каждому гарантируется свобода литературного, художественного, научного, технического и других видов творчества. Интеллектуальная собственность охраняется законом».

Нормы, регулирующие вопросы охраны интеллектуальной собственности, разбросаны по различным нормативно-правовым актам. В целях повышения эффективности правового регулирования интеллектуальной собственности целесообразно было систематизировать эти нормы в одном документе. В связи с чем и было принято решение о создании части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации (ГК РФ), которая явилась основным источником правового регулирования отношений в сфере интеллектуальной деятельности в действующем законодательстве Российской Федерации.

Четвертая часть ГК РФ (ст. 1225 - 1551 гл. 69 - 77) основана на концепции полной кодификации действующего гражданского законодательства об интеллектуальной собственности. В основе этой концепции лежит оценка участия объектов интеллектуальной собственности в гражданском обороте, как вполне сопоставимого по значению и стоимости с участием в гражданском обороте материальных ценностей[2].

В четвертой части ГК РФ решены четыре основные задачи кодификационного характера.

Во-первых, осуществлено полное сосредоточение в ГК РФ всего гражданского законодательства об интеллектуальной собственности и ряда неразрывно связанных с ним иных норм (их условно можно назвать регистрационными правилами). Это повлекло отмену с 1 января 2008 г. шести федеральных законов 1992 - 1993 гг. об отдельных видах интеллектуальной собственности, многочисленных последующих законодательных наслоений на эти законы, а также основательную расчистку федерального законодательства в этой области. В том, насколько основательно проведена эта расчистка, можно убедиться, обратившись к принятому одновременно с частью четвертой ГК РФ обширному Федеральному закону от 18 декабря 2006 г. N 231-ФЗ "О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации". Во второй статье этого Закона признаются утратившими силу с 1 января 2008 г. полностью или частично 54 законодательных акта прошлых лет.

Примечательно, что с введением в действие части четвертой ГК РФ полностью утрачивают силу и перестают действовать на территории России основные кодификационные акты отечественного гражданского законодательства советского времени - Гражданский кодекс РСФСР 1964 г. и Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. Сохранение этих законов до сих пор в силе диктовалось только тем, что в них имелись отдельные, относящиеся к сфере интеллектуальной собственности нормы, не замещенные законами 1992 - 1993 гг. Полное прекращение действия этих старых кодификаций означает завершение замены гражданского законодательства, относящегося к иной политической и экономической эпохе, законами, отвечающими требованиям движения страны по пути демократии и рыночной экономики[3].

В связи с этим следует отметить, что подлежащие отмене законы 1992 - 1993 гг. никак не могут быть причислены к законам, соответствующим задачам создания в России гражданского общества и развития рыночной экономики. В годы, когда эти законы разрабатывались и принимались, в стране не было ни того, ни другого. Весьма далеки эти законы от совершенства с чисто правовой точки зрения. Неясный понятийный аппарат, обилие противоречий, юридически неточные формулировки - все это не смогли исправить даже многочисленные изменения, вносившиеся в эти законы в последние годы.

Достаточно привести один пример. В одном и том же Законе РФ "Об авторском праве и смежных правах" 1993 г. различаются личные неимущественные права автора (ст. 15) и являющееся имущественным правом его исключительное право на использование произведения (ст. 16), но в то же время все субъективные права исполнителя, включая и его личные неимущественные права, отнесены к правам исключительным и объединены в одну категорию (п. 1 ст. 37). Сходное смешение основных для этой области права понятий существовало и в Законе РФ "О правовой охране программ для электронных вычислительных машин и баз данных" 1992 г. (гл. 2) и было устранено лишь в конце 2002 г. Но в Законе РФ "Об авторском праве и смежных правах" 1993 г. эта весьма существенная ошибка сохраняется до сих пор.

Подобные примеры можно множить без конца. Сосредоточение всего законодательства об интеллектуальной собственности в ГК РФ сделало недостатки прежнего законодательства очевидными и позволило их легко устранить. Не следует сбрасывать со счета и то обстоятельство, что такая консолидация этого законодательства в ГК РФ сделала его значительно более удобным для пользования и применения.

Во-вторых, создание части четвертой ГК РФ позволило привести федеральное законодательство об интеллектуальной собственности в единую систему. В ее основу положена создававшаяся трудами многих отечественных ученых концепция субъективных имущественных прав на результаты интеллектуальной деятельности и на средства индивидуализации (на интеллектуальную собственность) как прав исключительных. Они являются разновидностью абсолютных гражданских прав, но отличаются от права собственности и других вещных прав своим нематериальным объектом, а от личных неимущественных прав авторов и других создателей результатов интеллектуальной деятельности - тем, что как права имущественные становятся предметом гражданского оборота и позволяют вовлечь в этот оборот колоссальную и все расширяющуюся массу объектов интеллектуальной собственности[4].

В тексте части четвертой ГК РФ легко проследить, какую системообразующую роль сыграло последовательное использование концепции исключительных прав и как оно реально, на уровне закона, а не теоретических рассуждений и научной литературы превратило область прав на интеллектуальную собственность в самостоятельную отрасль гражданского права наряду с правом вещным и правом обязательственным. Важно отметить, что в ходе длительного и порой весьма острого обсуждения проекта части четвертой ГК РФ эта концепция практически не вызвала возражений.

Не вызвало сколько-нибудь серьезных возражений и выделение в части четвертой ГК РФ общих положений (гл. 69, состоящая из 30 ст.), на которую следует обратить особое внимание. Это влечет определенную законодательную экономию и, что важнее, позволяет сформулировать некоторые единые для законодательства об интеллектуальной собственности принципиальные положения[5].

Большинству общих положений, введенных в гл. 69 ГК РФ, корреспондируют во всех последующих главах Кодекса или в большей их части соответствующие специальные правила, относящиеся к правам на конкретный вид результатов интеллектуальной деятельности или средств индивидуализации. Вместе с тем следует обратить внимание на то, что гл. 69 ГК РФ содержит не только общие для последующих глав Кодекса нормы, но и положения, которые, скорее, являются основными для этого раздела. Такими основными положениями являются, в частности, нормы, вошедшие в ст. 1246 (Государственное регулирование отношений в сфере интеллектуальной собственности), 1247 и некоторые другие.

В-третьих, создание части четвертой ГК РФ заставило вновь обратить внимание на вопрос о соотношении норм об интеллектуальной собственности с общими положениями гражданского законодательства (о субъектах, сделках, исковой давности, представительстве, договорах и др.).

В связи с тем, что наиболее чувствительным в этой области является вопрос соотношения с общими положениями ГК РФ об обязательствах и договорах тех правил части четвертой, которые регламентируют передачу и предоставление исключительных прав с использованием различного рода договоров, в ст. 1233 пришлось, по сути дела, воспроизвести известную норму о соотношении общих и специальных предписаний обязательственного права (п. 3 ст. 420).

Наконец, в-четвертых, создание части четвертой ГК РФ потребовало проведения сложной кодификационной работы юридико-технического характера - устранения расхождений и противоречий между действующими нормами разных законов, структурирования текста, значительного улучшения языка, редакции закона.

При всем желании всеобъемлющая кодификация законодательства о правах на интеллектуальную собственность в составе Гражданского кодекса, осуществлявшаяся в 2005 - 2006 гг., не могла быть ограничена решением чисто кодификационных задач. Главная причина того, что в процессе кодификации этого законодательства оказалось необходимым решать и ряд задач содержательного характера, - в состоянии этого законодательства. Создававшееся в 1991 - 1992 гг. в период политической неустойчивости и полной неразберихи в экономике, когда ни у кого не было сколько-нибудь ясного представления о будущем России, это законодательство, как говорят, по определению не было предназначено стать стабильными законами в сфере интеллектуальной собственности. К тому же и в мире за прошедшие пятнадцать лет правовое регулирование в этой сфере претерпело важные изменения, и было бы по меньшей мере странно, если бы Россия оставила международное развитие права в этой области без внимания, тем более в преддверии своего вступления во Всемирную торговую организацию (ВТО)[6].

Можно назвать не меньше четырех-пяти задач содержательного характера, которые по указанным причинам пришлось решать при создании части четвертой ГК РФ. К ним прежде всего относились:

- включение в законодательство об интеллектуальной собственности норм, регулирующих обращение (отчуждение, предоставление в пользование, залог) этих специфических объектов гражданского оборота. Вследствие причин исторического характера таких норм в действующем российском законодательстве явно недостаточно, в частности, в нем весьма общим образом регламентированы лицензионные отношения;

- использование создания части четвертой ГК РФ для того, чтобы расширить и усилить защиту авторов и других обладателей исключительных прав. В ГК РФ предусмотрена защита прав на некоторые новые объекты интеллектуальной собственности (на содержание баз данных информационных систем и некоторые другие). Как правило, это сделано с учетом соответствующих директив Европейского Сообщества;

- усиление ответственности (главным образом, гражданско-правовой) за нарушения прав авторов и других обладателей исключительных прав, вплоть до введения новых видов такой ответственности;

- завершение посредством принятия части четвертой ГК РФ тщательного воплощения в российском законодательстве положений, вытекающих из международных обязательств России в области интеллектуальной собственности. При создании части четвертой преследовалась цель обеспечить ее соответствие и тем международным договорам, участником которых Россия может стать в ближайшем будущем.

В том, что касается соотношения норм ГК РФ с международными договорами об унификации частного права, при создании четвертой части Кодекса пришлось решать задачи, принципиально отличные от стоявших перед разработчиками его предыдущих частей. Эти отличия вызваны по меньшей мере четырьмя обстоятельствами, весьма разными по их значению и характеру[7].

Во-первых, почти все нормы национального (внутригосударственного) гражданского права, регулирующие отношения по поводу прав на результаты интеллектуальной деятельности и на средства индивидуализации юридических лиц (предприятий) и товаров (работ, услуг), т.е. прав на интеллектуальную собственность или интеллектуальных прав, имеют иную сферу действия, чем нормы других отраслей гражданского права (корпоративного, вещного, обязательственного, наследственного). Об этих нормах можно сказать словами Л.А. Лунца, что они "...отличаются строго территориальным характером: они в принципе имеют действие в пределах данного государства и не имеют действия за пределами его юрисдикции"[8].

Территориальный характер норм национального права в сфере интеллектуальной собственности влечет существенные особенности международной унификации этих норм, равно как и влияния этой унификации на национальное законодательство.

По общему правилу, единообразные нормы международных договоров об унификации частного права (гражданского, торгового) не предназначены заменять положения внутригосударственного права, регулирующие отношения соответствующего рода.

Такие единообразные правила международных унификационных договоров после их вступления в силу для государства - участника договора лишь сужают сферу применения норм национального права, распространяясь, как правило, только на те области отношений, где последние чаще всего осложняются иностранным элементом и где поэтому возникают коллизии права разных государств. Воспроизведение таких единообразных норм в национальном законодательстве по большей части необязательно и осуществляется по усмотрению самих государств (по соображениям целесообразности или вследствие установленного порядка имплементации во внутригосударственное право норм международных договоров).

Иначе обстоит дело с международными договорами (конвенциями, соглашениями и т.п.) об унификации права в сфере интеллектуальной собственности. Их главное назначение - обеспечить в государствах - участниках договора охрану принадлежащих иностранцам результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации тогда, когда права на эти результаты или средства приобретены вне пределов данного государства, вне его юрисдикции. Решается эта задача в многочисленных действующих в этой области международных договорах одновременно двумя путями:

а) предоставлением иностранным гражданам и юридическим лицам в государстве - участнике унификационного договора национального режима в том, что касается прав этих лиц на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, и

б) наполнением этого правового режима в наиболее существенной части единообразным содержанием[9]. Последнее достигается включением в международный договор унифицированных гражданско-правовых норм, устанавливающих определенные минимальные требования к содержанию и защите таких прав (своего рода "международные стандарты").

Очевидно, что не вводить эти нормы в том или ином виде в национальное законодательство и строить его на отличных от них началах нельзя даже по чисто прагматическим соображениям, не говоря уже об обязательствах, вытекающих из международного договора.

Во-вторых, в части четвертой ГК РФ российский законодатель впервые столкнулся с необходимостью учитывать в национальном праве весьма значительный по объему нормативный материал международных унификационных договоров, в которых Россия не участвует. В связи с возможным вступлением во Всемирную торговую организацию (ВТО) ГК РФ должен был быть приведен в соответствие с Соглашением по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности 1994 г. (Соглашение ТРИПС) и с двумя договорами, созданными и принятыми под эгидой Всемирной организации по интеллектуальной собственности (ВОИС), - Договором ВОИС по авторскому праву 1996 г. (ДАП) и Договором ВОИС по исполнениям и фонограммам 1996 г. (ДАФ).

В-третьих, необходимость учитывать при создании части четвертой ГК РФ нормы международных договоров об унификации права в сфере интеллектуальной собственности касалась не просто большого числа таких договоров, а договоров, оказавшихся в сложном сочетании и соотношении друг с другом. Так, ДАП был заключен как "специальное соглашение" (ст. 1) по отношению к Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений 1886 г. (Бернской конвенции), а Соглашение ТРИПС было создано как своего рода "зонтичная" конвенция по отношению к Бернской конвенции и ряду других основных унификационных договоров, существующих в этой области[10].

Наконец, в-четвертых, комплекс правовых норм, который складывался с конца XIX в. в международных договорах об интеллектуальной собственности, сформировался как наслоение разновременных, не всегда удачно подогнанных друг к другу правил, собранных из разных правовых систем. В основу нового российского законодательства эти правила пришлось вписывать в начале XXI в. в условиях бурно развивающихся новых технологий, по-видимому, потребующих принципиальных, но еще не назревших изменений даже в отношении к самому понятию исключительных прав.

Из сказанного видны как необходимость, так и трудности достаточно полной и последовательной имплементации в ГК РФ правил международных конвенций о регулировании отношений в сфере интеллектуальной собственности. Принятый текст части четвертой Кодекса показывает, что эти трудности в основном удалось преодолеть.

Для включения в ГК РФ, естественно, отбирались те нормы конвенций, которые предназначены регулировать гражданско-правовые отношения равноправных субъектов по поводу результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации. При этом учитывалось, что многие конвенционные нормы, определяющие условия, при которых компетентный государственный орган может признать соответствующий объект подлежащим охране результатом интеллектуальной деятельности или средством индивидуализации, и, на первый взгляд, адресованные только государствам - участникам конвенции (и их компетентным органам), одновременно определяют и возможный объект гражданских прав, прежде всего исключительного права. Поэтому, например, реализованное в ст. 1483 ГК (п. 2) правило Парижской конвенции по охране промышленной собственности 1883 г. (Парижской конвенции) о недопущении регистрации в качестве товарных знаков "гербов, флагов и других государственных эмблем" (ст. 6.ter, п. 1 подп. (a)) имеет прямое и непосредственное отношение к возникновению, предмету и защите гражданских прав на товарный знак. Норм такого рода, перенесенных из международных унификационных договоров, в ГК РФ многие десятки.

При имплементации унифицированных норм международных конвенций в часть четвертую ГК РФ важное значение придавалось точности воспроизведения этих норм. Многолетний и обширный опыт подобной работы при создании других актов российского законодательства показывает, что дословное воспроизведение таких норм, чаще всего представляющих собой компромисс между терминами и понятиями, взятыми из права разных стран, а то и из разных правовых систем, невозможен и даже вреден. Поэтому, за редкими исключениями, международные унификационные договоры не требуют дословного воспроизведения унифицированных норм в национальных законах. Не требуют этого и конвенции, о которых идет речь. Более того, во многих из них прямо указывается на необходимость адаптации унифицированных норм к национальному праву. Так, Соглашение ТРИПС в первой же статье предусматривает, что договаривающиеся государства "свободны в определении надлежащего метода выполнения положений настоящего Соглашения в рамках своих правовых систем и практики" (п. 1). Сходные указания есть в ДАП (ст. 14, п. 1) и в ДАФ (ст. 23, п. 1)[11].

Формулировки правил части четвертой ГК РФ, имплементирующих унифицированные нормы соответствующих конвенций, помимо необходимости адаптации этих норм к понятиям и институтам отечественного гражданского права, во многих случаях зависели от места этих правил в Кодексе, система которого никак не сопоставима с системой любой из рассматриваемых конвенций. В некоторых случаях отступления от буквального текста норм той или иной конвенции были необходимы для исправления очевидных ошибок. Так, Бернская конвенция предусматривает, что права автора "сохраняют силу после его смерти" (ст. 6bis, п. 2), что явно невозможно (ср. со ст. 1316 ГК РФ). В аутентичных русских текстах ДАП (ст. 11) и ДАФ (ст. 18) говорится об "обязательствах в отношении технических мер", хотя и из смысла этих норм, и из аутентичных текстов на других языках следует, что имеются в виду технологические средства (ср. со ст. 1299 и 1309 ГК РФ).

В большом числе случаев в ГК РФ оказалось необходимым реализовать те многочисленные отсылки к национальному законодательству, которые содержатся в соответствующих конвенциях. В качестве примера можно сослаться на отсылочные нормы такого рода в Бернской конвенции в отношении объема охраны и средств защиты, предоставляемых автору для защиты его прав (ст. 5, п. 2; см.: ст. 1250, 1252, 1253, 1301 и др. ГК РФ), в отношении средств защиты личных неимущественных прав автора (ст. 6bis, п. 3; см.: статьи 1250, 1251, 1265 - 1267 ГК РФ), в отношении определения круга авторов кинематографического произведения (ст. 14bis, п. 2 (a); см.: п. 2 ст. 1263 ГК РФ), в отношении права следования (ст. 14ter; см.: п. 1 ст. 1293 ГК РФ) и др.

Весьма существенное значение для содержания части четвертой ГК РФ имело определение законодателем своей позиции по тем положениям конвенций, которые допускают многочисленные и разнообразные ограничения в национальных законах прав автора и других обладателей прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации. Текст ГК РФ свидетельствует о том, что в большом числе случаев законодатель не воспользовался этими предоставленными ему возможностями.

Одной из центральных проблем, требовавших решения при создании части четвертой ГК РФ, было определение сферы действия ее норм для отношений, осложненных иностранным элементом, главным образом - для отношений, в которых в качестве авторов и иных обладателей прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации выступают иностранные граждане, лица без гражданства и иностранные юридические лица[12].

Исходя из сказанного выше о строго территориальном характере названных прав и из цели международных договоров в сфере интеллектуальной собственности, проблема эта, на первый взгляд, могла бы быть решена простым предоставлением национального режима тем лицам, за которыми такие права должны быть признаны в силу соответствующего договора. Но в действительности сфера применения тех правовых режимов, которые созданы Бернской конвенцией, Парижской конвенцией и другими многосторонними унификационными договорами, действующими в этой области, хотя и основывается на предоставлении иностранцам в каждом участвующем в договоре государстве национального режима, в рамки этого принципа точно не укладывается. Не случайно наиболее общее из этих договоров - "зонтичное" Соглашение ТРИПС требует от своих участников, чтобы они предоставили гражданам других стран "режим не менее благоприятный, чем тот, который она предоставляет своим гражданам в отношении охраны интеллектуальной собственности, кроме исключений, уже предусмотренных соответственно Парижской конвенцией (1967), Бернской конвенцией (1971)..." и т.д.

С учетом этого в части четвертой ГК РФ проблема определения сферы действия ее норм для отношений, осложненных иностранным элементом, решается двояким образом. Сфера действия норм ГК РФ, касающихся главного имущественного права авторов и иных правообладателей - исключительного права, определена в нормах ГК РФ в соответствии с тем, как в соответствующем международном договоре определена сфера действия его унифицированных правил (ср., например, ст. 1256 ГК РФ со ст. 3 Бернской конвенции и ст. 5 Закона РФ "Об авторском праве и смежных правах" 1993 г.). В отношении же иных, главным образом, личных неимущественных прав авторов и других правообладателей действует общее правило ГК РФ о предоставлении иностранным гражданам и лицам без гражданства национального режима (п. 1 ст. 2, п. 1 ст. 1231 ГК РФ), независимо от того, подпадают или не подпадают эти лица под действие соответствующего международного договора[13].

Таким образом, практика показывает, что множество проблем возникает при так называемом столкновении прав на отдельные виды объектов интеллектуальной собственности. Коллизии возникают, когда один и тот же результат интеллектуальной деятельности оказывается объектом авторского права и права на товарный знак либо промышленный образец; когда пересекаются права на товарный знак и фирменное наименование либо фирменное наименование и доменное имя и т.д. Прямого разрешения в рамках действующих российских законов об интеллектуальной собственности подобные ситуации, как правило, не находят. Как представляется, главным препятствием является отсутствие определенной обобщающей правовой категории.

Вывод.

Особая роль государства в отношениях, связанных с интеллектуальной собственностью, обусловлена самой природой права на нее: это так называемые "исключительные права", которые исторически возникли как "жалованные права" - в силу признания государством за автором исключительных прав на результаты его интеллектуальной деятельности. Однако высказывалась и иная точка зрения относительно правовой природы исключительных прав; в ее основе лежал так называемый проприетарный подход, базирующийся на идеях французских мыслителей XVIII в. - Вольтера, Дидро, Гельвеция, Руссо - о естественном праве.

В нашей стране до сих пор не сложилось адекватного научного понимания функции государства в отношении интеллектуальных продуктов, и в реальной жизни это порождает острые проблемы - как в связи с регламентацией научной и научно-технической сферы в целом, так и с регулированием ключевого института, в котором реализуются результаты интеллектуальной деятельности, - института интеллектуальной собственности. Обращаясь к истории, следует отметить, что этот правовой институт достаточно молод, особенно если сравнивать его с традиционными, вещными, правами.

Наконец, в 90-е годы минувшего века начался современный период развития права интеллектуальной собственности. В 1992 г. был принят Патентный закон Российской Федерации, а также ряд законов об интеллектуальной собственности в сфере авторских прав.

В настоящее время вступила в действие четвертая часть ГК РФ, посвященная исключительно регламентации отношениям в сфере прав на результаты интеллектуальной деятельности.

Таким образом, законодательство, а также участие России в основных международных конвенциях по вопросам интеллектуальной собственности обеспечили правовой уровень охраны объектов интеллектуальной собственности, соответствующий мировым стандартам.