Преступления против семьи

О Г Л А В Л Е Н И Е

 

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ОБ ОТВЕСТВЕННОСТИ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ СЕМЬИ И МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЙ В СИСТЕМЕ ПОСЯГАТЕЛЬСТВ НА СЕМЬЮ И НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ

1.1 История развития законодательства о посягательствах на интересы семьи

1.2 Место преступлений против семьи в системе преступлений против семьи и несовершеннолетних

ГЛАВА 2. ОСОБЕННОСТИ КВАЛИФИКАЦИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ПРОТИВ СЕМЬИ ПО ДЕЙСТВУЮЩЕМУ УГОЛОВНОМУ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ

2.1 Посягательство на право несовершеннолетнего проживать с родителями и воспитываться в семье

2.2 Посягательство на семейную тайну

2.3 Посягательства на право членов семьи на воспитание, заботу и обязательную финансовую поддержку

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Приложение 1

Приложение 2

Приложение 3

Приложение 4

Приложение 5

 

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. С переходом России к рыночным механизмам развития в нашей стране началась перестройка многих сфер экономической и общественной жизни, которая заметно изменила эволюционные причины в обществе.

Произошедшие изменения затронули все общество, и как один из его элементов — семью, часто называемую элементарной, первичной ячейкой общества. К сожалению, происходящие изменения негативно сказывались и сказываются на этом общественном институте (быстрое реформирование общества, обострение проблем занятости обусловили появление групп семей с детьми, и подростков, по различным причинам испытывающих трудности в адаптации к новым социально-экономическим условиям, зачастую ведет к дезорганизации семьи, росту в ней насилия, в том числе в отношении детей, расширению масштабов этого поведения и, как следствие, безнадзорности, социальному сиротству детей).

Поскольку, согласно ст. 38 Конституции РФ[1] и ст. 1 Семейного кодекса РФ[2] семья, материнство, отцовство и детство в Российской Федерации находятся под охраной государства, оно не может не реагировать на происходящие в этой сфере общественной жизни негативные изменения. С целью исправления сложившейся ситуации Федеральный закон "Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних"[3], приняты и поэтапно выполняются Основные направления государственной семейной политики, предпринимаются меры по материальной и социальной поддержке нуждающихся слоев населения, осуществляется их психологическая адаптация. Кроме того, одним из обязательных элементов комплекса мер по охране и защите семьи, детства, прав родителей и детей является криминализация деяний, посягающих на права и законные интересы разрушающие общепринятые семейные ценности, посягающих на права и интересы членов семьи.

Степень научной разработанности. Наиболее известные работы по данной проблематике выполнили Антонян Ю.М., Арутюнян Г.В., Борзенкова Г. Н., Бородин С.В., Ветров Н. И., Григоровский С. П., Грудцына Л. Ю., Добрынин Н. П., Есипов В. В., Красиков А. Н., Кустова В.В., Кушпель Е. В., Мальцев В. В., Мананкова Р.П., Минская В. С., Михеева Л.Ю., Познышев С. В., Пудовочкин Ю. Е., Разгильдиева Б.Т., Рарог А. И., Серебрякова В.А., Тихомирова Л.В., Туктарова И. Н., Фетюхин Ю.М., Фотеева Е.В., Чечиль Г. И. и др.

Однако следует признать, что проблематика их исследований не исчерпана.

Объектом исследования являются общественные отношения, возникающие по поводу уголовно-правовой охраны семьи.

Целью исследования является рассмотрение и актуализация вопросов, касающихся понятия и признаков преступлений против семьи, а также вопросов совершенствования уголовного законодательства.

Целевая направленность исследования обусловила необходимость решения следующих задач:

- рассмотреть историческое развитие преступлений против семьи;

- проанализировать понятие преступления против семьи и их место в системе преступлений против семьи и несовершеннолетних;

- охарактеризовать посягательство на право несовершеннолетнего проживать с родителями и воспитываться в семье;

- охарактеризовать посягательство на семейную тайну;

- охарактеризовать посягательства на на право членов семьи на воспитание, заботу и обязательную финансовую поддержку;

- сделать собственные выводы.

Предмет исследования составляют нормы уголовного законодательства, регламентирующие преступления против семьи.

Методология и методика исследования. Методологической основой исследования являются общенаучные методы познания, а также ряд частно-научных методов: историко-юридический, системно-структурный, сравнительно-правовой, формально-логический и другие. Использовались социологические приемы в том числе - изучение материалов судебной практики.

Нормативную базу работы составили: Конституция РФ, уголовное законодательство РФ, проанализированы материалы судебной практики.

Теоретической основой исследования явились научные труды отечественных ученых в области уголовного, гражданского и семейного права права, а также иные литературные источники и материалы периодической печати, относящиеся к проблемам дипломной работы, в той мере, в какой они были необходимы для возможно более полного освещения вопросов избранной темы.

Соответственно с учетом характера и специфики темы, а также степени разработки затрагиваемых в ней проблем, построена и структура дипломной работы, которая состоит из введения, двух глав, объединяющих пять параграфов, заключения и библиографического списка и приложений.

ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ОБ ОТВЕСТВЕННОСТИ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ СЕМЬИ И МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЙ В СИСТЕМЕ ПОСЯГАТЕЛЬСТВ НА СЕМЬЮ И НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ 1.1 История развития законодательства о посягательствах на интересы семьи

Анализ историко-правовых аспектов какой-либо темы в юриспруденции традиционно начинают с одного из древнейших кодифицированных нормативно-правовых актов Русского государства — Русской Правды. При этом, однако, упускается из виду тот факт, что наряду с ней, а в особенности до ее издания, регуляция общественных связей на Руси осуществлялась при помощи норм неписаного, обычного права. В одном из первых письменных источников по истории Отечества, Лаврентьевской летописи, мы читаем, что славянские племена «имяху бо обычаи свои, и закон отец своих и преданья, каждо свой нрав»[4]. Обычай есть выработанное самим обществом, аутентичное выражение мнения этого общества о правилах поведения в той или иной ситуации. В силу присущего ему демократизма обычай не требует особой системы принсволивания для собственного соблюдения, он реализуется людьми полностью без лишних рассуждений, в силу того, что создан самим обществом. Интересующие нас обычаи поведения в семье и отношение к детям в обществе мы можем узнать из той же летописи.

Уже на первых ее листах отмечается имевшая место у славян покорность детей по отношению к родителям[5], а Поучение Владимира Мономаха (письменный памятник начала XII в., являющийся составной частью летописи) содержит целый свод таких обычаев — правил: «при старых молчать, премудрых слушать, старейшим покоряться», «как можете по силе кормите и придавайте сирот и не давайте сильным погубить человека»[6]. Однако эти нравственные и с современных позиций предписания в дохристианскую эпоху соседствовали с довольно жестокими обычаями, наличие которых было обусловлено природным стремлением к выживанию, самосохранению любой ценой. У Н. М. Карамзина, виднейшего историографа XVIII в., мы встречаем описание следующих славянских обычаев: «всякая мать имела у них право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже слишком многочисленно, но обязывалась хранить жизнь сына, рожденного служить отечеству. Сему обыкновению не уступало в жестокости другое: право детей умерщвлять родителей, обремененных старостью и болезнями, тягостных для семейства и бесполезных сограждан»[7]. В этих же целях, а также для того, чтобы обеспечить выживание собственного потомства, уже выросшие дети позволяли себе убийство родителей. «При господстве материальной силы, при необузданности страстей, при стремлении юного общества к расширению, при жизни в постоянной борьбе, в постоянном употреблении материальной силы нравы не могли быть мягки» — писал известный историк С. М. Соловьев.[8]

Уголовное право Древней Руси в качестве своих источников имело международные договоры, обычаи, Русскую Правду, Церковные Уставы Великих князей. Кормчую книгу. Регулируя определенные участки общественных отношений путем установления ряда уголовно-правовых запретов, указанные акты в совокупности с обычаями составляли весьма стройную, отвечающую уровню развития общества и государства систему уголовно-правовых норм, которой уже был известен принцип дифференциации ответственности в зависимости от возраста, жертвы и ее родственных отношений с виновным[9].

Русская Правда как документ, имеющий непосредственное отношение к судебной практике Великого князя, не содержал каких-либо норм, охраняющих общественные отношения, субъектом которых выступал несовершеннолетний. Ее внимание было сосредоточено в основном на защите имущественных отношений детей нормами семейного и наследственного права. Это в частности, положения о назначении опекунов над детьми и принадлежащем им имуществе в случае смерти отца (ст. 99 Пространной редакции), о защите интересов младшего сына в случае отсутствия завещания после смерти отца (ст. 100), об ответственности матери, «растерявшей» имущество детей от первого брака (ст. 101) и т. д[10].

К этой же группе норм следует отнести ст. 7 Пространной редакции Устава князя Ярослава: «Аже девка засядет великих бояр, митрополиту 5 гривен золота, а меньших бояр — гривна золота, а нарочитых людии — 12 гривен, а простои чади — рубль»[11]. Эта норма налагала на родителей различные штрафы (в зависимости от их социальной принадлежности) в случае, если они не выдадут вовремя замуж своих дочерей. По словам Я. Н. Щапова, такое предписание, неизвестное византийскому праву, отражало переход в церковное право древнего обычая восточнославянского общества, согласно которому старшие члены семьи несли ответственность за обеспечение младших после своей смерти[12]. Для детей женского пола этот обычай был полезен вдвойне. Во-первых, женщина не признавалась самостоятельным членом общества, и ей был необходим наставник, «поводырь», до замужества таковым являлся отец, а после — муж. В случае же отсутствия мужа (но не вдовства) положение женщины было весьма неблаговидным. Во-вторых, дочери были ущемлены в правах наследства, а потому их финансовое, материальное обеспечение после смерти отца должно было лечь на плечи мужа, отсутствие которого приводило к резкому ухудшению ее уровня жизни. Таким образом, перед нами уникальная норма «двойного действия», обеспечивавшая и социальные, и имущественные права девочек в древнерусском обществе.

Итак, на начальном этапе существования Русского государства и права мы обнаруживаем лишь зарождение некоторого интереса властей к проблеме ответственности за преступления против семьи. В силу логики развития уголовного права такой интерес появлялся в большей степени в виде создания правовых запретов на отдельные формы поведения, объективно причинявшие вред семье. Значительная часть интересов семьи оставалась за рамками уголовно-правовой охраны, что являлось свидетельством имевшейся иерархичности общественных отношений, социальных благ и интересов, которая проявлялась «в отнесении или не отнесении социальных интересов к сфере, охраняемой уголовным правом, в определении преимущественного места среди всех уголовно-правовых норм нормам, обеспечивающим защиту наиболее важных отношений этой сферы, в увеличении строгости наказаний, назначаемых за посягательства на такие отношения»[13].

Дальнейшее развитие норм об ответственности за преступления против семьи связано с изданием Уложения царя Алексея Михаиловича — (Соборного Уложения) 1649 г. и с Новоуказными статьями о татебных, разбойных и убийственных делах 1669 г.

Текст Уложения разделен на главы, в которых сгруппированы составы преступлений, объединенные общим субъектом или объектом преступления, видом применяемого наказания или другими схожими чертами. И хотя принцип общности составов преступлений больше прослеживается, чем соблюдается, именно попытка объединения схожих составов привела к кодификационной обработке и сведению воедино статей, устанавливающих ответственность за преступления против ближайших родственников (прообраз преступлений против семейных прав граждан). Они объединяются в главе XXII, посвященной в основном преступлениям против личности. Глава имеет название "Указ за какие вины кому чинити смертная казнь, и за какие вины смертию не казнити, а чинити наказание" и содержит нормы только уголовного права.

Отражая реальности феодального уровня развития общества, в главе закрепляются неограниченные права родителей по отношению к детям, а мужа, как главы дома, еще и в отношении жены. В частности, дети ни при каких обстоятельствах не имели права обращаться с жалобами (челобитными) на родителей и подлежали за это торговой казни с последующей выдачей родителям (ст. 6). То же наказание назначалось за грубость или нанесение побоев родителям, самовольное завладение их имуществом, непочитание и отказ кормить престарелых родителей (последний состав преступления существовал со времен Устава Ярослава, он периодически исключался из российского уголовного закона, затем снова возвращался; он тождественен ныне существующему составу ч. 2 ст. 157 УК РФ)[14].

Эпоха Петра 1, характеризовавшаяся ломкой традиций московского государства и зарождением новой европеизированной российской культуры, ознаменовалась определенным позитивным поворотом в отношении к детям, прежде всего, поворотом со стороны государства.

Сохранение социального статуса ребенка не требовало специального пересмотра уголовно-правовых положений относительно их защиты. Источником уголовного права оставалось Уложение Алексея Михайловича. В то же время законотворческая деятельность Петра 1 привела к появлению некоторых уголовно-правовых норм, закрепленных в Воинском (1716) и Морском (1720) артикулах, среди которых были нормы и о семьи.

Номенклатура преступлений против несовершеннолетних на протяжении XVIII столетия постепенно пополнялось, причем как за счет формулирования составов правонарушений законодателем, так и большей частью посредством создания судебных прецедентов.

Еще одна сфера, которая волновала государство на рубеже XVIII—XIX вв., — это материальные, имущественные интересы несовершеннолетних, находившихся под опекой, в первую очередь несовершеннолетних дворянского и иных обеспеченных сословии Впервые идея ответственности опекунов была озвучена в Именном Указе 1796 г «О допущении малолетних к аппеляции»[15].и по которому «при решении в верхних местах переносимых вышедшими из опеки наследниками дел, где открываться будет нерадение или умысел опекунов в упущении права малолетнаго, о том велеть особо полагать суждение по законам, соразмерно происшедшей или могшей быть от того потере имения малолетнаго». Однако государство должно было не только ликвидировать последствия нерадивой опеки, но и предупреждать нарушения интересов несовершеннолетних. В этой связи важен Высочайше утвержденный доклад Сената 1806 г. «О призыве опекунов к суду»[16]. Докладчиком выступал князь Куракин. Он привел реальную ситуацию в которой оказались дети подпоручика Якова Гамалеи, находившиеся после его смерти под опекой Косача «Дети находятся в бедственном положении и воспитании, вовсе не соответственном их рождению, так, что некоторые сторонними людьми взяты для прокормления, а другие,. обращаясь в черной работе, питаются от поселян, тогда когда имеют наследственного имения в 200 душ крестьян с хорошими при них выгодами»[17]. При этом в такое состояние дети были «вовлечены слабым распоряжением над ними опекуна». Проблема состояла в том, что в этой конкретной ситуации суд чувствовал себя не вправе отзывать опекуна, поскольку живые родственники детей не инициировали данный процесс. А потому князь просил обсудить вопрос о наделении поветовых судов таким правом, чтобы «безгласные сии жертвы не оставались без воспитания и призрения, и достояние их не было разорено» Вопрос был решен Сенатом положительно суды получили право самостоятельно отзывать опекунов, если те пренебрегали своими обязанностями, независимо от наличия у опекаемых несовершеннолетних родственников.

Наряду с установлением ответственности опекунов, государство высказалось и за привлечение к ней родителей в случае нарушения ими имущественных интересов детей. Оно достаточно четко определило свою позицию в мнении Государственного Совета по делу об опеке Веры Ивановой к своему отцу[18] и в аналогичном мнении по делу графини Потоцкой[19]. Родители обязывались представлять по требованию суда отчет об управлении имуществом детей за каждый год опеки и в случае обнаружения убытков компенсировать их за собственный счет.

Представленный анализ отечественного законодательства X — первой трети XIX в. свидетельствует о достаточно устойчивой тенденции расширения сферы применения уголовного закона для охраны интересов семьи, что применительно к предмету исследования нашло выражение в увеличении количества нормативно-правовых актов и коренном изменении их содержания под воздействием идей гуманизма и просвещения.

Том XV Свода законов не только подвел черту, предшествующему этапу развития русского уголовного законодательства, но и во многом определил ориентиры его дальнейшей эволюции. Впервые осуществив институционализацию правовых норм, он объединил их в главы и разделы, определяя принадлежность, значение норм и объекты уголовно-правовой охраны.

Трансформации законодательства определялись изменением социального отношения к детству в России второй половины XIX столетия, утверждением гуманистических и демократических начал в обществе. Данные факты детерминировали и изменение Особенной части уголовного закона

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных во всех своих редакциях сохранило заложенную в Т. XV Свода законов 1832 г издания структуру Особенной части, которая охраняла интересы несовершеннолетних как в специально выделенных главах о преступлениях против семьи и против воспитания юношества, так и в иных нормах, предусматривавших ответственность за преступления против детей. Оценивая значение возраста потерпевшего в уголовном праве. А Лохвицкий писал, что «возраст жертвы преступления играет довольно видную роль в различии степеней преступления, а следственно и в различии наказании. Даже более некоторые деяния считаются преступлениями только потому, что они направлены на малолетнего, направленные на взрослого они не наказуемы»[20]. Следует заметить, что в эту последнюю категорию попадали не только преступления против семьи и воспитания юношества, но и преступления иных глав, основной состав которых в качестве обязательного признака включал несовершеннолетие или малолетие потерпевшего. Таким образом, охрана интересов несовершеннолетних нормами Особенной части уголовного законодательства осуществлялась в трех направлениях

1) криминализация деяний, имевших основным объектом интересы семьи и воспитания несовершеннолетних.

2) криминализация деяний, нарушавших какой-либо объект охраны в случае совершения их против несовершеннолетних.

3) дифференциация ответственности за преступления против несовершеннолетних путем конструирования квалифицированных составов.

Группа норм, защищавшая интересы семьи в России второй половины XIX в., содержалась в Разделе XI «О преступлениях против прав семейных». Он включал в себя четыре главы: первую - о посягательствах на охраняемые законом «условия прочности и чистоты супружеского союза»: вторую - о нарушениях прав и обязанностей родителей в отношении детей или наоборот; третью - о преступлениях против «союза родственного» и четвертую - о злоупотреблении властью опекунов и попечителей. Подобное строение раздела элементарно объяснялось составом семьи, в которую входили союз супружеский и союз родителей и детей. Однако собственно проювенальную направленность имел не весь раздел. Так, первая глава защищала не столько несовершеннолетних, сколько установленный порядок заключения брака, вторая - охраняла интересы несовершеннолетних лишь в первом отделении, обозначенном «О злоупотреблении властью родительской», ее почти дублировала глава четвертая; третья глава защищала в основном интересы воспроизводства населения.

В интересах настоящего исследования целесообразно рассмотреть нормы о нарушении власти родителей, которые непосредственно затрагивали интересы семьи, подмене младенцев с целью скрыть их происхождение или состояние либо без таковой (ст. 1856-1858), а также об оставлении у себя неизвестного либо известного младенца (ст. 1859).

Большинство исследователей рассматривали указанные преступления в качестве самостоятельных деликтов. Однако В. В. Есипов полагал, что похищение, подмена и самовольное удержание представляют собой три формы одного деяния — похищения детей в широком смысле слова.[21] Сами преступления также трактовались не однозначно. К примеру. С. В. Познышев под похищением понимал «противозаконное взятие ребенка от его родителей или лиц и учреждений, заступающих место родителей, с намерением навсегда изъять его из-под охраны и власти означенных лиц или учреждений и навсегда лишить последних этого ребенка»,[22] полагая, что взятие с иными целями не является похищением. Аналогичные цели могла преследователь и подмена ребенка. Именно тождественность намерений позволила В. В. Есипову приравнять подмену к похищению[23]. Под подменой, так же, как и в современном законодательстве, понималась замена ребенка одной матери ребенком другой. При этом так же остро, как и сейчас, стояла проблема определения возраста потерпевшего. С. В. Познышев писал, что подмена может иметь место «лишь в отношении детей самого нежного возраста»,[24] не указывая его при этом. В. В. Есипов указывал, что «только лишь младенец или дитя могут не иметь представления о своем происхождении или о своих родителях.. Ввиду сего преступления эти могут быть учинены только над детьми в самом раннем их возрасте, примерно не более 7 лет, в зависимости от большей или меньшей развитости ребенка».[25] Аналогичного мнения придерживался и А. Лохвицкий, который утверждал, что подмена и похищение возможны по общему правилу лишь в отношении новорожденных или грудных младенцев либо в порядке исключения и в отношении детей более старшего возраста, если «дитя со дня рождения было отдано матерью на кормление вне дома..., пока мать не ознакомилась с ребенком или ребенок не освоится со своим настоящим положением»[26]. Что касается похищения детей старше 7 или 10 лет, то автор справедливо полагал, что оно возможно только в форме насильственного задержания, что образует совершенно иной состав преступления. Практически аналогично решался вопрос относительности возраста потерпевшего при оставлении ребенка, с той лишь разницей, что его минимальный порог повышался до того момента, с которого ребенок мог самостоятельно ходить.

Норма, предусматривавшая ответственность за оставление ребенка, имела достаточно сложную юридическую конструкцию. В первой, второй и третьей частях ее говорилось об оставлении у себя неизвестного ребенка на различный срок, соответственно: до одной недели, более одной недели и в течение месяца.

Субъектом рассматриваемых преступлений могло быть любое лицо, за исключением родителей и опекунов ребенка. Статистика того времени свидетельствует, что среди осужденных за похищение или подмену младенцев 66% составляли женщины[27].

Сложившаяся в начале XX в трехкомпонентная система уголовно-правовой охраны несовершеннолетних с точки зрения своей формы и содержанию являлась весьма совершенной и в целом соответствовала мировым стандартам.

Таким образом, несмотря на известную декларативность правовых норм в России XIX столетия, мы можем заключить, что их содержание в части охраны интересов несовершеннолетних в целом соответствовало научным представлениям об идеале уголовно-правовой защиты детства, отражало общеевропейскую тенденцию повышения качества этой зашиты и стало своего рода классическим образцом, определившим дальнейшее направление развития ювенального утоловного права России.

Октябрьские события 1917 г. не только прервали процесс поступательного развития российского общества, став в какой-то мере подтверждением несостоятельности патерналистской первоосновы российского имперства, но и направили его в принципиально новое русло, провозгласив в качестве идеалов социального устройства государственную собственность, равенство сословий и полов, секуляризацию власти и быта. В подобных условиях революционной модернизации страны, предлагавшей решительный и бескомпромиссный отказ от всего, что было связано с монархическим прошлым, коренную перестройку претерпели и интересующие нас социальные институты семьи и права.

Уголовный кодекс РСФСР; принятый в 1922 г. согласно ст. 5 имел своей задачей «правовую защиту государства трудящихся от преступлений и от общественно опасных элементов» и осуществлял эту защиту «путем применения к нарушителям революционного правопорядка наказания и других мер социальной защиты». Следует отметить, что Особенная часть УК РСФСР характеризовалась незначительной проработкой проблем охраны интересов семьи. Объяснением может отчасти служить социальное предназначение первого советского уголовного кодекса, которое, по справедливому замечанию В. В. Борисова, состояло «в укреплении правового порядка Советского государства, в защите социалистической законности от общественно опасных элементов, в охране новой, социалистической экономики, интересов рабочих и крестьян, завоеваний пролетарской революции и социализма»[28]. Кодекс не уделял особого внимания проблеме уголовно-правовой охраны личности в силу идеологических штампов о примате государственных и общественных интересов. Тем более Кодекс не мог определить самостоятельным объектом охраны интересы развития несовершеннолетних, поскольку законодателем не допускалась и мысль о том, что они могут быть нарушены в советской семье, советскими родителями, придерживающимися качественно новых и передовых, по сравнению с дореволюционными, средств и методов воспитания и заботы о детях: исключалась и возможность нарушения интересов детей в советских учреждениях, поскольку они являлись проводниками государственной политики.

Таким образом, становится понятным отказ законодателя от вычленения в структуре УК самостоятельной главы о преступлениях против семьи, который сохранился вплоть до 1996 г. Тем не менее, говорить о том, что Особенная часть УК была совсем равнодушна к обеспечению интересов семьи нельзя.

В самостоятельной статье (ст. 165-а) законодатель установил ответственность родителей за нарушение обязанностей по содержанию детей. Наказание в виде принудительных работ или лишение свободы сроком до 6 месяцев со штрафом до 500 рублей грозило тем из них, кто не уплачивал алименты (средства на содержание детей) и вообще оставлял несовершеннолетних детей без надлежащей поддержки. Как видим, эта норма была справедливо значительно жестче аналогичной нормы современного УК, поскольку не требовала ни наличия судебного решения о взыскании средств, ни злостности уклонения от их уплаты.

Существенной гарантией охраны несовершеннолетних от посягательств внутри семьи была и ст. 46, которая причисляла к числу возможных мер социальной защиты лишение родительских прав, которое, могло иметь место при «неправомерном их осуществлении» (ст. 153 Кодекса законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве)

Рассмотренная система уголовно-правовых норм просуществовала неизменной до 1926 г. когда был принят второй УК РСФСР. Вместе с тем принципиальных изменений в нее новый Кодекс не внес Его появлению предшествовало образование СССР и издание Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г.[29]

Перечень преступлений, нарушающих интересы формирования личности несовершеннолетних, был в первоначальной редакции УК 1926 г практически идентичным перечню УК 1922 г.

Несколько позднее была конкретизирована ст. 165-а УК (1922) В частности, в ней была предусмотрена ответственность за злостное, несмотря на имеющеюся возможность, уклонение от платежа присужденных судом средств на содержание детей и за оставление родителями малолетние детей без всякой поддержки, а равно за понуждение детей к нищенству[30].

В этом же 1928 г. защищая имущественные интересы детей. Постановление СНК предусмотрело, что обращение родителями или лицами, их заменяющими, в свою пользу средств, отпущенных государственными или общественными организациями на содержание детей, должно влечь за собой уголовную ответственность[31] (вероятно, по статьям о присвоении и растрате чужoгo имущества).

Тогда же Постановлением ВЦИК и СНК была изменена редакция ст. 120. 121[32] предусматривавших ответственность за должностные преступления. Учитывая, что в 1926 г Кодекс законов о браке, семье и опеке восстановил институт усыновления, а понятие должностного лица трактовалось весьма широко эти две нормы выступали гарантией соблюдения интересов детей при усыновлении. Так. ч. 1 ст. 120 предусматривала ответственность за служебный подлог, т е внесение должностным лицом в корыстных целях в официальные документы заведомо ложных сведений, подделку или пометку другим числом, а равно составление и выдачу им заведомо ложных документов или внесение в книги заведомо ложных записей. в ч 2 допускалось смягчение наказания при отсутствии корыстных мотивов. В ст. 121 устанавливалась ответственность за разглашение, сообщение, передачу или собирание в целях передачи должностным лицом сведений, не подлежащих оглашению.

27 октября I960 г Верховный Совет РСФСР утвердил новый уголовный кодекс РСФСР, в котором получили дальнейшее развитие многие законодательные решения, оформившиеся к середине XX столетия.

УК РСФСР 1960 г не знал самостоятельной главы о преступлениях против семьи нормы, защищавшие ее, были рассредоточены по нескольким павам, причем традиционно несовершеннолетие потерпевшего учитывалось в них либо в качестве квалифицирующего признака, либо в качестве условия криминализации деяний.

Однако наиболее значимыми в деле охраны интересов подрастающего поколения необходимо считать следующие нормы.

Статья 122 устанавливала ответственность за злостное уклонение родителей от уплаты по решению суда (а в дальнейшем и по постановлению народного судьи) средств на содержание несовершеннолетних детей или от содержания состоящих на их иждивении совершеннолетних, но нетрудоспособных детей[33]. При этом понятие злостного уклонения определялось не в самом УК, а в Постановлении № 46 Пленума Верховного Суда РСФСР от 19 марта 1969 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных ст. 122 УК РСФСР»[34], в соответствии с которым под уклонением родителей от уплаты средств на содержание детей следовало понимать не только прямой отказ от уплаты присужденных судом алиментов, но и сокрытие лицом своего заработка, смет работы или места жительства с целью избежать удержаний по исполнительному листу, уклонение с той же целью от трудовой деятельности и другие действия. Вопрос о злостности уклонения должен был решаться судом в каждом конкретном случае с учетом продолжительности и причин неуплаты алиментов и других обстоятельств дела. В частности, о злостности могли свидетельствовать повторность совершения аналогичного преступления, уклонение от уплаты, несмотря на предупреждение, розыск виновного ввиду сокрытия им своего места нахождения и др[35].

Неплатеж алиментов, вызванный избранием истицей нового места жительства, неизвестного ответчику, остававшемуся все время на одном месте, о котором была осведомлена истица, не поставившая со своей стороны в известность ни ответчика, ни соответствующие органы о новом месте своего пребывания, не мог рассматриваться как злостный неплатеж алиментов, караемый в уголовном порядке. На осязательность именно злостности уклонения от алиментов Верховный Суд указывал и в определениях по конкретным уголовным делам Субъектом преступления выступали только родители. При этом лица не работавшие (в частности, в связи с психическим заболеванием) не могли нести ответственность по ст. 122 УК РСФСР.

Интересы лиц, находившихся под опекой, защищала ст. 124 допускавшая наказание за использование опеки в корыстных целях, иными словами, за причинение имущественного вреда подопечному или оставление подопечных без надзора и необходимой помощи, под которым понималось более-менее длительное, продолжительное, систематическое невыполнение опекуном своих обязанностей.

Охрана лиц, оставшихся без попечения родителей, была усилена в 1970 г, когда УК РСФСР был дополнен ст. 124¹, установившей ответственность за разглашение тайны усыновления против воли усыновителя, а также в 1993 г., когда в УК была включена ст. 162⁹, установившая ответственность за незаконную деятельность по усыновлению детей, совершенною в течение года после наложения административного вытекания за такое же нарушение.

Другая норма УК РСФСР о преступлениях против детей предусматривала ответственность за посягательства на их свободу. Так. Ст. 125 карала лишением свободы сроком до 7 лет похищение или подмен ребенка, совершенный из корыстных или иных низменных побуждений, отсутствие этих мотивов влекло наказание до 1 года лишения свободы.

Анализируя эту норму, один из первых комментариев отмечал, что «в отличие от капиталистических государств, где похищение детей с корыстной целью является одной из распространенных форм преступного бизнеса, в нашей стране указанное преступление встречается крайне редко»[36].

Подменом ребенка следует считать случаи, когда родителям подменяют их ребенка других. Такое преступление может быть совершено вскоре после родов ребенка, когда матери вручается ребенок, рожденный не ею, а другой женщиной. Разумеется, что подмен может иметь место и при других обстоятельствах»[37].

Под корыстными низменными побуждениями, о которых говорилось в ч. 1 ст. 125 УК РСФСР, подразумевалось похищение ребенка с целью незаконного обогащения, извлечения личной выгоды, получения выкупа, совершения преступления из чувства мести и т. д.

Позднее, в 1993 г. редакция статьи была изменена. На ее основе возникли две нормы: ст. 125 — подмен ребенка с санкцией до 5 лет лишения свободы и ст. 125¹ — похищение человека, ч. 2 которой устанавливала наказание до 10 лет лишения свободы, если похищенный был несовершеннолетним.

Таким образом, несмотря на отсутствие особой главы о преступлениях против несовершеннолетних, УК РСФСР содержал немалое количество норм, ориентированных на защиту их личных, семейных, имущественных и иных интересов. Особый объект охраны этих норм позволял некоторым юристам говорить о необходимости их институциализации в УК, однако законодатель решился на этот шаг лишь в 90-е годы[38]. Причин такой ситуации, за исключением идеологических и политических, найти невозможно. Провозглашение ребенка самостоятельным объектом уголовно-правовой охраны означало официальное признание факта наличия преступлений против детей, что в условиях советского строя означало признание неэффективности иных правовых и общественных мер обеспечения безопасности детства. В условиях дуалистического - семейного и общественного (государственного) воспитания детей, с приоритетом последнего, признание существования преступлений против интересов формирования личности несовершеннолетнего означало, с одной стороны, дискредитацию государственной системы воспитания, представители которой не выполняют своих функций, а с другой - дискредитацию советской семьи. Это была слишком высокая цена, заплатить которую власть была не в состоянии, особенно учитывая популярные лозунги о ближайшей полной и окончательной ликвидации преступности вообще.

1.2 Место преступлений против семьи в системе преступлений против семьи и несовершеннолетних

Уголовный кодекс РФ, обособив преступления против семьи и несовершеннолетних в самостоятельную главу, тем не менее не дал нормативного определения их понятия, что нельзя признать оправданным. На наш взгляд, сегодня, в условиях непрекращающейся правовой реформы, есть все основания использовать опыт законодательной практики УК РСФСР 1926 г. и предварять каждую главу статьей, раскрывающей признаки, общие для объединенных в ней преступлений. Такой прием даст возможность правоприменителю безошибочно определять социальную направленность соответствующей группы норм и проводить разграничение преступлений, что, в конечном счете, отразится на качестве квалификации преступлений и повысит гарантии законности в праве.

Последняя категория не выделялась до последнего момента в уголовно-правовой науке, а потому требует некоторого разъяснения. Преступление, в котором потерпевшим выступает несовершеннолетний, может быть охарактеризовано с криминологической точки зрения как любое реально совершенное общественно опасное деяние, в результате которого несовершеннолетнему причинен физический, имущественный или моральный вред, а также с позиций уголовного права как деяние, законодательно определенный состав, которого предусматривает несовершеннолетие потерпевшего в качестве одного из признаков, при этом оно может быть указано в качестве признака основного либо квалифицированного составов преступления. Для целей настоящего исследования удобней использовать уголовно-правовое понятие преступления, потерпевшим от которого выступает несовершеннолетний. В нем же заложено основание для выделения в рамках этих преступлении группы преступлений против несовершеннолетних. Соотношение преступлений против несовершеннолетнего и преступлений, в которых он выступает потерпевшим, правомерно рассматривать как соотношение части и целого: во всяком преступлении против несовершеннолетнего он выступает в качестве потерпевшего, но не всякое преступление, где потерпевшим выступает несовершеннолетний, является преступлением против него. К преступлениям против несовершеннолетних следует относить лишь те посягательства, в которых возраст потерпевшего отнесен к конститутивным признакам состава преступления[39].

Следующая проблема в определении понятия «преступление против несовершеннолетнего» связана с выбором критерия, позволяющего отграничить анализируемое преступление от иных.

Воспитание и развитие несовершеннолетнего — взаимосвязанные, но не равнозначные процессы. Воспитание, как было сказано, является одним из условий развития личности. Кроме него, развитие личности обусловливается и иными факторами, как внешними по отношению к ребенку, так и внутренними: протекающими в организме биологическими процессами, самовоспитанием, негативным (в отличие от воспитания) внешним воздействием социальной среды, трудовой деятельностью и т. д.

Практически все несовершеннолетние включены в систему общественных отношений их воспитания. Однако существуют ситуации, когда в силу некоторых причин ребенок оказывается за рамками активного социально-позитивного воспитательного процесса. В этих условиях нарушение его прав не затрагивает собственно интересов воспитания, но причиняет ущерб процессу формирования личности несовершеннолетнего, его развитию. В силу изложенного родовым объектом преступлений Главы 20 необходимо признать общественные отношения, обеспечивающие физическое, духовное и социальное развитие несовершеннолетнего, физическое развитие предполагает нормальный с точки зрения физиологии процесс формирования органов, тканей человека, становление и функционирование всех систем организма[40].

Духовное развитие означает интеллектуальный рост ребенка, становление и утверждение морально-нравственных принципов, взглядов, убеждений.

Социальное развитие (к сожалению, не выделяемое в науке в качестве составной части объекта анализируемых преступлений) представляет собой утверждение ребенка как самостоятельного и полноправного члена общества, предполагает самостоятельное или через посредников удовлетворение ребенком предоставленных ему прав, свобод и реализацию возложенных обязанностей.

Эти три составляющие обеспечивают полнокровный процесс формирования личности ребенка, находятся под охраной уголовного закона и составляют объект анализируемой группы посягательств.

В науке высказано мнение о необходимости «признать охрану указанных общественных отношений в качестве приоритетного объекта и отразить его в перечне задач в ст. 2 Уголовного кодекса РФ», что обосновывается «свойственными семье специфическими особенностями», вследствие чего они должны быть охвачены «особой заботой» и «специальной охраной» государства, как этого требует Конвенция о правах ребенка»[41].

По общему правилу, уголовная ответственность наступает с 16 лет, ч. 2 ст. 20 УК РФ устанавливает перечень преступлений, за совершение которых возможно привлечение к ответственности с 14 лет Статьи 151-157, 135 УК РФ в этом перечне отсутствуют следовательно при определении возраста их субъекта необходимо руководствоваться положением ч 1 ст. 20 УК РФ. поскольку недопущение применения закона по аналогии в уголовном праве не позволяет воспользоваться правилом, указанным в ч 1 ст. 150 УК РФ, о восемнадцатилетнем возрасте субъекта данного преступления. Однако такое буквальное понимание закона противоречит его истинному смыслу. С достижением совершеннолетия законодатель связывает наступление взрослости человека (хотя это не одно и то же) - состояния, отличающегося самостоятельным и более ответственным подходом к решению разнообразных насущных вопросов. Именно от негативного влияния взрослых (совершеннолетних) лиц и стремится оградить уголовный закон процесс формирования личности несовершеннолетнего. Нам представляется, что осознавать опасность совершения преступления против несовершеннолетнего может только взрослое лицо, а потому необходимо установить в УК перечень преступлений, ответственность за которые наступает с 18 лет, и дополнить ст. 20 УК РФ самостоятельной частью четвертой. Таким образом, субъектом преступлений, предусмотренных ст. 150-157, 135 УК РФ следует признать физическое вменяемое лицо, достигшее восемнадцатилетнего возраста.

Из этого общего правила необходимо сделать исключение для родителей несовершеннолетнего и лиц, профессионально занимающихся воспитанием детей, которые (лица) должны привлекаться к ответственности за совершенное против детей преступление независимо от достижения ими совершеннолетия.

Определение понятия преступлений против семьи инесовершеннолетних уместно предварить краткой характеристикой их объективной и субъективной сторон Большая часть преступлений Главы 20 имеет формальный состав, что накладывает отпечаток на момент окончания преступления считаются совершенными со времени выполнения субъектом описанного в диспозиции статьи действия или бездействия последствия преступления находятся за рамками большей части составов, однако их определение и установление является необходимым. В качестве последствий анализируемых посягательств следует признать угрозу физической, интеллектуальной, нравственной деградации и социальной дезориентации несовершеннолетнего.

Следует отметить, что в результате совершения преступления вред причиняется не только объекту как некоторой группе общественных отношений, но и непосредственно жертве преступления - несовершеннолетнему[42].

Уголовному праву известно три вида вреда имущественный, физический и моральный Очевидно, что в рассматриваемых случаях преступлением являются два последних вида Физический вред состоит в причинении физической боли, телесных повреждений, расстройства здоровья Моральный вред заключается в «нарушении нормального психологического состояния человека, вызванного преступным посягательством»,[43] в нарушении психологического благополучия, душевного равновесия личности потерпевшего Моральный вред сопровождает каждый случай совершения преступления против несовершеннолетнего, даже при отсутствии вреда физического. Все же на практике разграничение понятий морального и физического вреда не является существенным, поскольку причинение вреда в любой из этих норм есть достаточное основание для признания лица потерпевшим.

В литературе разработаны базовые элементы уголовно-правового понятия «потерпевший».[44] Ими являются следующие факторы

1) потерпевший должен являться субъектом права, т е участником охраняемых законом общественных отношений,

2) наличие реального вреда или возможности его причинения,

3) запрещенность причинения вреда именно той нормой, за нарушение которой виновный привлечен к уголовной ответственности.

В исследуемой нами соответствующей категории уголовных дел эти три элемента налицо, а потому жертвы преступлений, предусмотренных ст. 150-157 УК, должны признаваться потерпевшими. При характеристике субъективной стороны преступлений против несовершеннолетних следует затронуть такую проблему общетеоретического характера, как содержание умысла в формальных составах преступлений, поскольку вес преступления Главы 20 могут быть совершены только умышленно.

Субъективная сторона всех преступлений характеризуется умышленной формой вины. Вопрос о виде умысла в формальных составах преступлений — один из дискуссионные. Существующая конструкция умысла ориентирована на материальные составы, ибо включает в себя процесс предвидения общественно опасных последствий и психическое отношение к ним Формальные же составы, не предусматривающие последствий в качестве своего конструктивного элемента, требуют иной формулировки умысла. При этом речь идет о невозможности разграничения прямого и косвенного умысла в формальных составах. В материальных составах оно проводится на основе отношения лица к преступным последствиям, однако в тех случаях, когда последствия не включены в объективную сторону состава преступления и не входят в предмет доказывания по уголовному делу, говорить об отношении к ним лица, совершившего преступление, в рамках субъективной стороны состава преступления не приходится. В некоторых работах возможность косвенного умысла в формальных составах обосновывается путем переноса признака желания или сознательного допущения с последствия на действие или бездействие. Такой перенос вряд ли можно считать правомерным. Если кто-либо совершает определенное действие, сознавая его характер, это значит, что он желает совершить данное действие, и, напротив, если кто-либо не желает, чтобы его действия носили определенный, осознаваемый им характер, он не совершает его. Возможность совершения человеком действия, характер которого он сознает, но «не желает» (например, «сознательно допускает»), исключается как по логике вещей, так и психологически. Всякое осознаваемое действие является волевым, совершение его есть реализация воли. Таким образом, конструкция умысла для формальных составов преступлений является усеченной и включает в себя только процесс осознания общественно опасного характера совершаемого деяния осознание общественно опасного характера деяния предполагает, во-первых, осознание фактического характера совершаемого деяния, а во-вторых, сознание его социального значения. Первое, являясь основанием вменяемости вообще, служит и предпосылкой ко второму.

Безусловно, интересы семьи и несовершеннолетнего тесно взаимосвязаны. УК защищает их в целях:

— защиты процесса передачи социального опыта от поколения к поколению:

— сохранения и развития семьи как одного из важнейших институтов, обеспечивающих этот процесс;

— обеспечения нормального, с точки зрения общества и государства, процесса формирования личности ребенка.

Объединение в одной главе преступлений против семьи и несовершеннолетних объясняется близостью указанных социальных ценностей, их взаимосвязью. Семья, являясь неотъемлемой частью современной общественной системы, выступает одновременно и как инструмент для удовлетворения многообразных индивидуальных потребностей личности, и как социальный феномен, непосредственно влияющий на многие общественные процессы. Указанная вторая составляющая проявляется в том, что семья выступает в качестве первого института социализации ребенка, она регулирует процесс нравственного и интеллектуального развития личности, способствуя активизации положительных воздействий, нейтрализуя отрицательные внешние факторы. В этих условиях преступное воздействие на семью непременно отражается на воспитании несовершеннолетнего, и наоборот, оказание негативного влияния на процесс формирования личности последнего является нарушением одной из функций семьи. Близость рассматриваемых социальных ценностей проявляется также в том, что семья является одним из основных источников средств существования для несовершеннолетнего, на семью в раде случаев возлагается юридическая ответственность за совершенное им правонарушение и т. д.

В настоящее время Глава 20 УК «Преступления против семьи и несовершеннолетних» содержит описание признаков следующих составов преступлений; вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления (ст. 150); вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий (ст. 151); подмена ребенка (ст. 153); незаконное усыновление (удочерение) (ст. 154); разглашение тайны усыновления (удочерения) (ст. 155); неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего (ст. 156); злостное уклонение от уплаты средств на содержание детей или нетрудоспособных родителей (ст. 157).

Изучение такого сложного и динамичного явления, как антиювенальная преступность, а также разработка мер борьбы с ней неделима без строгого научного анализа образующих ее деяний — преступлений, нарушающих процесс формирования личности несовершеннолетнего. Одним из классических методов намного познания социально-правовых явлений, в том числе и преступлении против несовершеннолетних, является их классификация, предполагающая деление исследуемого целого по какому-либо единому критерию, выступающему в качестве основания классификации. К сожалению, проблема видов преступлений против несовершеннолетних иногда выпадает из содержания учебной литературы, что нельзя признать оправданным[45]. Классификация преступлений, посягающих на единый родовой объект, позволяет глубже проникнуть в сущность анализируемых проявлений асоциальной деятельности оценить всесторонность и качество уголовно-правовой охраны этого объекта, прогнозировать дальнейшее развитие процесса криминализации посягательств на него.

Проблема классификации преступлений против семьи и несовершеннолетних в последнее время в связи с вычленением в структуре Особенной части УК Главы 20 привлекает к себе внимание исследователей, однако ни один из вариантов ее решения, на наш взгляд, не может быть признан удовлетворительным. Так, в одном из первых комментариев УК РФ. С. В. Бородин пишет, что все преступления, предусмотренные Главой 20. могут быть разделены на две группы преступления против семьи (ст. 153, 154, 155, 157), преступления против несовершеннолетних (ст. 150. 151,156)[46]. При этом критерием классификации он называет основной непосредственный объект.

Аналогичного мнения придерживаются Е. В. Виноградова. В. Н. Зырянов, П. Н. Панченко, с той лишь разницей, что преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 157, отнесено ими к группе посягательств против несовершеннолетнего, а предусмотренное ч. 2 ст. 157— к группе преступлений против семьи, а критерием классификации называется непосредственный объект.[47]

Такое решение проблемы классификации преступлений вызывает возражение по следующим основаниям. Во-первых, в работе вышеназванных авторов не указывается, какой именно непосредственный объект (основной, дополнительный или факультативный) взят в качестве критерия классификации. Во-вторых, мы полагаем, что непосредственный объект — это объект отдельного, реально совершенного преступления, а потому он не может служить критерием деления общности преступлений. В статьях Особенной части законодатель закрепляет признаки видового объекта и именно его можно использовать в качестве критерия классификации. В-третьих, даже если признать в статьях Главы 20 Особенной части наличие непосредственных объектов, вызывает недоумение столь категоричное деление. Из перечня преступлений. Главы 20. пожалуй, только неисполнение обязанностей по содержанию родителей (ч. 2 ст. 157) не нарушает интересов несовершеннолетнего, все же остальные преступления так или иначе причиняют ему вред. Подмена ребенка посягает на его право жить и воспитываться в семье, право на свободу и уважение, не дотекающие использование его в качестве предмета каких-либо сделок, незаконное усыновление также следует считать преступлением, если в результате него причиняется вред интересам ребенка, разглашение тайны усыновления посягает на моральную неприкосновенность несовершеннолетнего, его психологическую и психическую безопасность. Следовательно, неправильно определив объект посягательства, авторы ошибаются и в классификации преступлений. Таким образом, ни критерий классификации, ни содержание классификационных отделов здесь нельзя признать убедительными.

Иной подход к решению проблемы классификации преступлений против семьи и несовершеннолетних предложен А. А. Магомедовым совершенно справедливо заявив, что все преступления Главы 20 «посягают по общему правилу и на интересы несовершеннолетнего, и на интересы семьи», он подразделяет их на две группы преступления, связанные с нарушением интересов воспитания несовершеннолетнего путем непосредственного вовлечения его в совершение Уголовно наказуемых и иных антиобщественных действий (ст. 150 - 151). преступления, связанные с причинением вреда несовершеннолетнему или интересам семьи в целом (ст. 153-157)[48].

Несколько иную градацию преступлений против семьи и несовершеннолетних предлагают А. Г. Кибальник и И. Г. Соломоненко. Определяя критерием классификации основной непосредственный объект, они выделяют: преступления, направленные против нормального физического и нравственного развития несовершеннолетних (ст. 150-151); преступления против прав и интересов несовершеннолетних и иных лиц в сфере семейных отношений (ст. 153-157)[49].

Принципиально иное решение проблемы классификации анализируемых преступлений мы обнаруживаем у Г. П. Новоселова, который подразделяет их на четыре группы: преступления, связанные с вовлечением несовершеннолетних в совершение каких-либо антиобщественных действий (ст. 150, 151); преступления, сопряженные с подменой несовершеннолетних (ст. 153); преступления, связанные с нарушением правил усыновления (ст. 154, 155): преступления, связанные с нарушением конституционных обязанностей родителей по отношению к детям и детей по отношению к родителям (ст. 156, 157)[50].

Собственную классификацию преступлений против семьи и несовершеннолетних предложил А. Е. Якубов. На основании непосредственного объекта преступлений, их характера и содержания он выделяет: преступления, способствующие антиобщественной деятельности несовершеннолетних (ст. 150, 151), которые могут сопровождаться причинением вреда их здоровью (ч. 3 ст. 150. ч. 3 ст. 151); преступления, посягающие на свободу несовершеннолетних (ст. 153), которые могут быть направлены на вовлечение несовершеннолетних в совершение антиобщественных действий или на причинение вреда их здоровью; преступления, посягающие на охрану семьи и создание необходимых условий для содержания и воспитания несовершеннолетних (ст. 154-157)[51].

Однако не совсем ясно, что автор вкладывал в понятие «характер и содержание преступлений», говоря о критерии классификации, К тому же автор не признает преступления, указанные в ст. 150-153. нарушающими условия воспитания несовершеннолетних, а преступления, указанные в ст. 152-153, посягающими на охрану семьи, что, на наш взгляд, не соответствует действительности.

Известна еще одна классификация преступлений против семьи и несовершеннолетних. Ее автор, И. Н. Туктарова, предлагает делить их на три группы: преступления против жизни, здоровья и нормального физического развития несовершеннолетних; преступления против половой неприкосновенности и нормального полового развития несовершеннолетних: иные преступления против интересов несовершеннолетних и их духовно-нравственного развития[52].

Критерием построения данной классификации, по словам ее автора, является позитивное социально-ориентированное направление развития и формирования личности несовершеннолетнего (физическое, половое, психическое и духовно-нравственное развитие). К сожалению, автор не указала, какое место в ряду элементов преступления и признаков состава преступления занимает это направление. Мы можем предположить, что речь должна идти об объекте посягательства, но, во-первых, им выступает скорее не направление, а само развитие, его содержание, а во-вторых, основные объекты преступлений, объединяемых автором в рамки одной классификации, совершенно различны. Предложенная И. Н. Туктаровой классификация преступлений — типичный пример смешения понятий «преступления против несовершеннолетних» и «преступления, в которых несовершеннолетние выступают потерпевшими».

Изложенное дает основание утверждать об открытости вопроса классификации преступлений против несовершеннолетних. Мы полагаем, что ее надо строить на основе стабильного, присущего некоторой группе преступлений признака. В качестве такового выступает содержание общественных отношений, существующих между преступником и несовершеннолетним, а точнее, правоохраняемые интересы последнего как часть этого содержания. Последние представляют собой обеспеченную правом возможность определенного поведения или состояния несовершеннолетнего. Нормативным воплощением этих возможностей выступают Конвенция о правах ребенка 1989 г.,[53] а также ряд положений Семейного кодекса РФ 1995 г.[54] и Закона РФ «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации» 1998 г.135[55]

ГЛАВА 2. ОСОБЕННОСТИ КВАЛИФИКАЦИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ПРОТИВ СЕМЬИ ПО ДЕЙСТВУЮЩЕМУ УГОЛОВНОМУ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ 2.1 Посягательство на право несовершеннолетнего проживать с родителями и воспитываться в семье

Следующим преступлением, отнесенным нами к группе посягательств, нарушающих право ребенка жить и воспитываться в семье, является подмена ребенка. Данные официальной статистики не содержат указаний на факты совершения данных преступлений ни в России, ни в Ставропольском крае

Уголовный кодекс России 1996 г. практически дословно воспроизвел норму об ответственности за подмен ребенка, существовавшую в УК РСФСР I960 г (в редакции Закона РФ от 29 апреля 1993 г.), а потому многие проблемы ее применения остались, в связи с чем необходимо дать научный анализ данного состава преступления[56].

В юридической литературе подмену ребенка традиционно относят к группе преступлений против семьи. В. Савельева по этому поводу пишет, что общественная опасность подмены ребенка заключается в том. что она грубо разрывает кровные узы родства, нарушает наполненные глубоким нравственным содержанием отношения между родителями и детьми.[57] Это утверждение вызывает как минимум два возражения. Полагаем, что ограничивать опасность преступления исключительно сферой кровнородственных отношений нет оснований, поскольку подмена возможна и в отношении неродных детей (усыновленных, приемных). Более того, увязка опасности рассматриваемого деяния с нарушением интересов семьи отодвигает на второй план проблему обеспечения прав самого ребенка, превращает их нарушение лишь в средство разрушения семьи, тем самым отрицается самостоятельная ценность личности ребенка, за ней не признается качество объекта уголовно-правовой охраны. Однако, являясь равноценным членом общества, он от рождения обладает комплексом естественных прав, гарантированных международным и национальным законодательством. Так. Конвенция ООН о правах ребенка 1989 г. установила, что каждый ребенок имеет право на имя, гражданство, право знать своих родителей, на заботу с их стороны (ст. 7), право на сохранение индивидуальности, включая гражданство, имя и семейные связи (ст. 8), право не разлучаться с родителями и поддерживать с ними на регулярной основе личные и правовые контакты (ст. 9). Общественные отношения, складывающиеся в процессе реализации указанных прав, и страдают в первую очередь в результате подмены ребенка. Блокируя удовлетворение этих прав препятствует полнокровному процессу формирования личности ребенка, исключает важнейшую составляющую его частной жизни, связанную с внутрисемейными отношениями, обедняет духовную жизнь, а в ряде случаев нарушает имущественные и физические интересы ребенка. Таким образом, объектом преступления, предусмотренного ст. 153 УК РФ, должны быть признаны общественные отношения, складывающиеся в процессе реализации права ребенка проживать с родителями и воспитываться в семье[58].

С проблемой объекта преступления тесно связан вопрос о его предмете. В преступлениях против личности мы склонны отождествлять предмет и потерпевшего, а потому далее речь пойдет о понятии ребенка, которое упоминается в ст. 153 УК. Оно не является специфически уголовно-правовым. Семейный кодекс РФ 1995 г. в ст. 54, Закон РФ «Об основных гарантиях прав ребенка в РФ» 1998 г. в ст. 1 понимают под ребенком любое лицо, не достигшее возраста 18 лет (совершеннолетия). Тем не менее очевидно, что подмена детей, способных идентифицировать себя, осознавать свое происхождение и положение, невозможна. В упомянутой ранее работе В. Савельевой, в Комментарии УК РФ под редакцией В. М. Лебедева и Ю. И. Скуратова указывается, что подмена возможна в отношении новорожденного ребенка. В уголовном праве в связи с введением в УК РФ ст. 106 сформировалось понятие новорожденного: под ним понимают ребенка в возрасте до одного месяца. Однако отказывать, исходя из этого, в возможности подмены ребенка в возрасте более одного месяца нельзя. Как видим, проблема возраста ребенка при подмене открыта. Отечественное уголовное законодательство и доктрина XIX столетия, говоря об ответственности за подмену ребенка, оперировали понятием «младенец». При этом большинство исследователей также определяли его как «грудного младенца» либо «новорожденного». Вместе с тем А. Лохвицкий указывал, что подмена, в порядке исключения, возможна и в отношении детей более старшего возраста, если «дитя со дня рождения было отдано матерью на кормление вне дома... пока мать не ознакомлена с ребенком или ребенок не освоится со своим настоящим положением».[59] Полагаем, что и в современных условиях нельзя исключить аналогичной ситуации. Предположим, что сразу после рождения ребенка мать отказывается от него. Тот попадает в детский дом или иное воспитательное учреждение и не знает своего истинного происхождения. Таким образом, нет оснований ограничивать возраст ребенка в ст. 153 УК месячным периодом новорожденности, подмена возможна в отношении любого лица, не достигшего восемнадцатилетнего возраста и не осознающего своего происхождения, при условии, что и родители не были с ним ознакомлены[60].

Объективная сторона анализируемого преступления в УК РФ обозначена одним понятием — «подмена», признаки которой, за исключением субъективных, в диспозиции не раскрываются. Тем не менее, полагаем, что проблем с толкованием этого общеупотребительного понятия быть не должно. Подмена представляет собой замену одного ребенка другим. Как правило, она возможна в форме активных действий, но не исключена подмена и в форме бездействия, когда родители или иные лица, осознающие факт подмены и обязанные ему препятствовать в силу профессиональной принадлежности, не противодействуют лицам, объективно совершающим подмену, но не осознающим ее. Например, мать не препятствует действиям медицинской сестры родильного дома, которая меняет детей «по неосторожности», не осознавая этого[61].

По конструкции объективной стороны состав относится к числу формальных, а потому анализируемое преступление следует считать оконченным с момента выполнения действия (бездействия) по подмене, в результате которого виновный завладевает подмененным ребенком. Наступление каких-либо последствий для квалификации не требуется.

Обязательным признаком объективной стороны состава преступления является, на наш взгляд, способ его совершения. Считаем, что он должен быть тайным. Тайность подмены может иметь место в тех ситуациях, когда:

1) родители обоих детей не осознают, что произошла их подмена; в этом случае ее выполняет лицо, не являющееся родителем;

2) родители одного ребенка не осознают факта подмены, которая осуществляется родителями другого ребенка;

3) мать (отец) одного ребенка, не уведомляя его отца (мать), совершает подмену этого ребенка на другого.

В характеристике тайности тесно переплетаются объективные и субъективные факторы Внешне подмена может быть осуществлена как в отсутствии посторонних, так и в присутствии лиц, не осознающих противоправности подмены, либо осознающих ее, но в силу особых взаимоотношений с виновным не препятствующих ей. Субъективный критерий тайности заключается в том, что в любой ситуации подмены виновный оставляет родителей подмененного ребенка в неведении относительно случившегося. При этом осознание родителями подмененного ребенка факта подмены не влияет ни на квалификацию, ни на возможность привлечения виновного к уголовной ответственности.

Именно способ совершения преступления позволяет отграничить подмену от иных, смежных составов преступлений. Так, от похищения несовершеннолетнего подмена отличается тем, что, во-первых, похищение может быть как тайным, так и открытым, в том числе с применением насилия, в то время как подмена - всегда тайное деяние, а во-вторых, тем, что при похищении не происходит «эквивалентного возмещения», т е изъятие ребенка не сопровождается заменой его на другого.

Подмену ребенка следует отграничивать и от преступления, предусмотренного в ст 152 УК РФ. в части совершения «иных сделок» в отношении несовершеннолетнего «Иные сделки» могут быть представлены меной, имеющей две разновидности: ребенок может быть заменен на какой-нибудь предмет (машину, дом, акции, животное и др.) либо на другого ребенка. В обоих случаях отграничение мены от подмены следует проводить по факту наличия или отсутствия осведомленности и согласия обеих сторон относительно подмены. Если обе семьи согласны обменяться детьми или поменять ребенка на какой-нибудь товар, то содеянное подпадает под действие ст. 152 УК РФ Если же одна из сторон остается в неведении относительно обмена детьми, это подмена, предусмотренная ст. 153 УК. От мены, связанной с заменой ребенка на товар, подмена отличается также количеством детей, участвующих в преступлении. В случае, если замена одного ребенка другим сопровождается его насильственным, помимо воли членов семьи, изъятием, то содеянное, на наш взгляд, образует идеальную совокупность преступлений и должно квалифицироваться как похищение одного несовершеннолетнего по п. «д» ч 2 ст. 126 УК РФ.

В деле квалификации рассматриваемого преступления возможна еще одна проблема. Возникает вопрос о квалификации действий лица, высказывавшего угрозы и принуждавшего к обмену либо использовавшего те же угрозы для принуждения других лиц к передаче ребенка без обмена его на другого. К сожалению, современный УК не дает на него ответа. Содеянное в данном случае не подпадает ни под статью о похищении, ни под статью о подмене, ни под статью о совершении сделок в отношении несовершеннолетнего. И это можно отнести к числу пробелов уголовного законодательства, восполнить который можно было бы, установив ответственность за понуждение к отказу от ребенка.

Субъективная сторона подмены ребенка характеризуется виной, форма которой самим УК не определена, но однозначно устанавливается при толковании ст. 153. Указание на корыстные или иные низменные побуждения исключает неосторожную форму вины в преступлении Подмена может быть совершена только умышленно, причем в силу того, что состав преступления сконструирован как формальный, умысел нельзя разделить на прямой, и косвенный. Поскольку последствия не включены в рамки объективной стороны состава преступления, включать психическое отношение к ним в содержание умысла нет оснований. Таким образом, умысел при подмене ребенка типичен для формальных составов и заключается в осознании лицом общественной опасности замены одного ребенка другим.

Обязательным признаком субъективной стороны преступления закон называет мотив — корыстные или иные низменные побуждения. Корысть может заключаться в стремлении получить материальною выгоду или избавиться от материальных затрат, причем как непосредственно после совершения преступления, так и в дальнейшем, например, от шантажа Низменные побуждения могут выражаться в желании отомстить, унизить, заменить здорового ребенка на неполноценного, заменить ребенка по признаку пола или внешним данным. К чисто низменных побуждений следует отнести также стремление использовать ребенка для проведения каких-либо медицинских экспериментов, использовать его органы или ткани для трансплантации, использовать его в сексуальных, ритуальных цепях. Как видим, категория низменных побуждений включает в себя весьма широкий спектр различных по степени асоциальности мотивов. Однако УК РФ не позволяет дифференцировать ответственность в зависимости от содержания этого субъективного фактора, что можно отнести к числу его недостатков. В настоящее время мотивы подмены могут отразиться лишь на назначении наказания, поскольку они влияют на степень общественной опасности преступления.

При анализе мотивов подмены установление их неизменного характера приобретает особую проблематичность и чрезвычайно расширяет возможности «усмотрения» правоприменителя, в связи с чем мы можем поддержать высказанную в науке мысль о необходимости исключения категории «низменные мотивы» и замены ее понятием «иная личная заинтересованность»[62].

Субъект подмены ребенка - общий, любое физическое вменяемое лицо, достигшее возраста 16 лет. Это могут быть родители, работники медицинского учреждения, иные лица Какие-либо специальные признаки субъекта на квалификацию не влияют, но могут быть учтены при назначении наказания как данные, характеризующие личность виновного.

Конструкция состава преступления ставит вопрос о квалификации соучастия в подмене ребенка Соисполнительство и сложное соучастие не вызывают проблем в юридической оценке Они квалифицируются либо только по статье Особенной части, либо по статье Особенной части со ссылкой на ст. 33 УК РФ Совершение преступления группой лиц. группой лиц по предварительном) сговору, организованной группой, преступным сообществом не предусмотрена в качестве квалифицирующего признака в с.т 153. а потому должно квалифицироваться как соисполнительство. если преступление совершено группой лиц. группой лиц по предварительному сговору без распределения ролей, организованной группой или преступным сообществом, либо как сложное соучастие, если преступление совершено группой лиц по предварительному сговору с распределением ролей. Однако при этом факт совершения преступления в составе преступной группы должен отразиться на назначении наказания как отягчающее обстоятельство.

Подмена ребенка может образовывать совокупность с иными преступлениями, в частности с торговлей несовершеннолетними, неисполнением обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего, вымогательством, похищением человека.

Проведенное исследование преступлений, нарушающих право несовершеннолетнего проживать с родителями и воспитываться в семье позволяет нам предложить собственную редакцию статьи 153 УК РФ, изложив диспозиции статьи в следующей редакции: «Подмена лица, не достигшего восемнадцатилетнего возраста, совершенная из корыстных или иных личных побуждений, - ».

2.2 Посягательство на семейную тайну

Создание надежной системы информационной безопасности актуально для различных сфер правового регулирования. Частью 1 ст. 24 Конституции РФ запрещены сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия. Сведения, содержащие персональные данные, признаются охраняемой информацией в нормах значительного количества отраслей права. Так, в Трудовой кодекс РФ впервые включена глава «Защита персональных данных работника»; в Кодекс об административных правонарушениях РФ — ряд норм, охраняющих персональную информацию (ст. 13.11, 13.14 и др.). Уголовный кодекс предусматривает ответственность за нарушение порядка обращения с охраняемой персональной информацией (ст. 137, 138, 155, 272, 273, 274, 292, 327 и др.).

Одним из видов охраняемой персональной информации является тайна усыновления (удочерения), разглашение которой признается преступлением, предусмотренным в ст. 155 УК РФ. Общественная опасность этого деяния характеризуется тем, что нередко оно совершается в совокупности с иными, более тяжкими преступлениями: должностными злоупотреблениями, похищением, торговлей, незаконным усыновлением детей и другими. Можно предположить, что недостаточная защищенность государством тайны усыновления является одним из факторов, снижающих общее количество усыновлений в России.

Несмотря на наличие ряда норм различных отраслей действующего законодательства, направленных на охрану тайны усыновления, ряд моментов этой процедуры еще не урегулирован, о чем свидетельствует и высокая латентность преступлений, предусмотренных ст. 155 УК РФ. Так в России в 2000 г. по указанной статье было осуждено 36 человек, в 2001 - 16, в 2002 - 15, в 2003 - 103[63]. Представляется недостаточным внимание законодателя и правоприменителя к охране информационного оборота в делах по усыновлению.

Представляется, что формулирование уголовно-правовой нормы, предусматривающей незаконные действия по усыновлению (удочерению) детей, передаче их под опеку (попечительство), на воспитание в приемные семьи (ст. 154 УК) было вызвано тем, что в России большое распространение получили злоупотребления, подлоги, иные незаконные действия с несовершеннолетними. Так в письме Министерства образования РФ от 2 апреля 1997 г. «О порядке предоставления информации о детях, подлежащих усыновлению» как нарушение действующего законодательства рассматривались факты незаконного размещения в компьютерной сети Интернет рядом организаций США, специализирующихся на усыновлении детей, сведений о российских детях, оставшихся без попечения родителей. При этом было установлено, что указанная информация была неправомерно скопирована из региональных и федерального банков данных России[64].

По общему правилу процедура усыновления направлена на удовлетворение естественного стремления ребенка воспитываться в семье, улучшение его материального, морального положения, т, е. усыновление позволяет полнее обеспечить охрану всей совокупности личных прав несовершеннолетнего. В нашем обществе институт усыновления предусматривает правило, по которому усыновленный ребенок должен ощущать себя более защищенным в случае отсутствия у него достоверных сведений о некровном родстве с родителями, так как он считает себя равным как в семье по сравнению с другими детьми, так и в обществе. При этом важно создать безопасные условия для усыновителей, исключающие страх перед возможными последствиями нарушения тайны усыновления, например в случае физиологической несостоятельности лиц как родителей. В ряде стран не существует тайны усыновления. Так в США некровнородственный ребенок с раннего детства знает о приемных родителях и со всеми празднует День Приемной матери.

Проанализируем нормативные акты, предусматривающие нормы об охране информации об усыновленных детях, детях, оставшихся без попечения родителей. Основным международно-правовым актом в данной области является «Конвенция о защите детей и сотрудничестве в области межгосударственного усыновления», принятая в Гааге 29 мая 1993 г., которая предусматривает, что компетентные власти договаривающихся государств обеспечивают сохранность имеющейся у них информации относительно происхождения ребенка, в особенности сведений о личных данных его или его родителей, медицинских данных (ст. 30.1), а также обеспечивают доступ ребенка или его представителя к такой информации под надлежащим надзором и в той степени, в какой это допускается законодательством этого государства (ст. 30.2).

В России законодатель последовательно признает тайну усыновления охраняемой информацией и регулирует ее оборот нормами различных отраслей права. Например, ст. 257 Трудового кодекса РФ предусматривает, что работникам, усыновившим ребенка, предоставляются отпуска в размере 70 календарных дней, а при усыновлении двух и более детей — 110 календарных дней[65]. При этом лица, осведомленные об усыновлении ребенка (детей), при оформлении отпусков обязаны сохранять тайну усыновления[66]. Круг таких лиц достаточно широк: это врачи, медицинские сестры, начальники отделов кадров, руководители предприятий, учреждений, организаций. В ст. 139 Семейного кодекса сказано, что тайна усыновления ребенка охраняется законом. Судьи, вынесшие решение об усыновлении ребенка, или должностные лица, осуществившие государственную регистрацию усыновления, а также лица, иным образом осведомленные об усыновлении, обязаны сохранять его тайну[67].

Сама процедура усыновления, с одной стороны, достаточно сложна и требует оформления большого количества документов, что обусловлено важностью принятия правильного решения при определении дальнейшей судьбы ребенка, оставшегося без попечения родителей. С другой стороны, сбор, оценка, передача, заверение, хранение большого количества документов усложняет их охрану от недобросовестных должностных лиц, лиц, имеющих доступ к их проектам и к готовым документам. Сотрудники домов ребенка, школ, детских садов, загсов, паспортно-визовой службы, органов народного образования различного уровня, судьи, прокуроры при выполнении своих должностных обязанностей становятся носителями информации о потенциальном или свершившемся факте усыновления.

При совершении процедуры усыновления собирается персональная информация, содержащаяся в большом количестве документов, которые составляются, хранятся должностными лицами, служащими, иными субъектами. Так, сначала информация о ребенке, оставшемся без попечения родителей, собирается в детских домах, домах ребенка, школах, детских садах, родильных домах. Учет детей, подлежащих усыновлению, ведется в районных, городских отделах народного образования согласно «Инструктивно-методическим рекомендациям по вопросам усыновления (удочерения) несовершеннолетних» от 31 января 1991 г.В указанных организациях информация обрабатывается для передачи в Министерство образования Российской Федерации, формирующее федеральный банк данных. Согласно постановлению Правительства РФ от 3 августа 1996 г. «Об организации централизованного учета детей, оставшихся без попечения родителей» в функции министерства входит ведение учета детей-сирот, детей, оставшихся без попечения родителей; подборка кандидатуры для лиц, обратившихся в данное министерство и изъявивших желание взять ребенка на воспитание в семью; выдача направлений в соответствующий орган исполнительной власти субъекта Российской Федерации для посещения ребенка по его фактическому месту жительства (нахождения) и решения вопроса о передаче ребенка на воспитание в семью; предоставление соответствующим органам исполнительной власти субъектов Российской Федерации (по их запросу) сведений, имеющихся в федеральном банке данных[68]. Представляется, что утечка информации может происходить на любом из этапе, так как интеллектуальная и правовая оценка, принятие решения о включении тех или иных сведений в федеральный банк данных производится недостаточно точно определенным в законе кругом должностных лиц (сотрудников органов опеки и попечительства, органов народного образования на местах). Техническая сторона сбора и машиночитаемого формирования необходимых сведений о ребенке, оставшемся без попечения родителей, потенциальных усыновителях собирается, обрабатывается, вносится в банк данных служащими, не являющимися должностными лицами. Таким образом, обладателями информации может стать неопределенный и недостаточно контролируемый круг лиц, имеющих доступ к сведениям о потенциальных усыновляемых или усыновленных. Это затрудняет или делает практически невозможным выявление источника общественно опасной утечки охраняемой информации.

Представляется необходимым уменьшить количество лиц, имеющих доступ к подобной информации. В частности, возможно выделение конкретного сотрудника, специализирующегося на делах об усыновлениях. При этом ему можно предусмотреть дополнительную оплату труда за «секретность».

Основной стадией процедуры усыновления признается рассмотрение судом дела об усыновлении (удочерении) ребенка в порядке особого производства, регламентированного в гл. 29 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации. Так, согласно ст. 273 ГПК РФ, заявление об усыновлении суд рассматривает в закрытом судебном заседании.

В период прохождения основной и последующей стадий процедуры усыновления, на наш взгляд, также ослабевает контроль за сохранностью информации. Так, согласно ч. 3 ст. 274 ГПК РФ, копия решения суда об усыновлении ребенка направляется судом в течение 3 дней со дня вступления решения суда в законную силу в орган записи актов гражданского состояния по месту принятия решения суда для государственной регистрации усыновления ребенка. На основании справок о записях в актах гражданского состояния соответствующие отделы паспортно-визовой службы органов внутренних дел вносят изменения или вновь создают официальные личные документы усыновителей и в определенных случаях усыновленных. На этом этапе сотрудники органов ЗАГСа и внутренних дел становятся обладателями информации об усыновленных и усыновителях. Необходимые заявления, согласно порядку ведения документооборота, поступают начальникам данных служб, а потом другие их сотрудники собирают необходимые документы, проверяют их правильность и готовят новые официальные документы. В органах ЗАГСа и ОВД документооборот об усыновленных и усыновляемых не выделен в отдельное производство, что усложняет установление источника незаконного получения информации заинтересованными лицами на этих стадиях процедуры усыновления.

Необходимо отметить, что ознакомление виновных лиц со сведениями о факте усыновления ребенка может происходить как в стадии решения вопроса об усыновлении, так и впоследствии, в процессе контроля за условиями его жизни и воспитания. Контролирующие функции возлагаются на сотрудников органа опеки и попечительства по месту жительства ребенка. Согласно постановлению Правительства РФ от 29 марта 2000 г. «Об утверждении Правил передачи детей на усыновление (удочерение) и осуществления контроля за условиями их жизни и воспитания в семьях усыновителей на территории Российской Федерации и Правил постановки на учет консульскими учреждениями Российской Федерации детей, являющихся гражданами Российской Федерации и усыновленных иностранными гражданами или лицами без гражданства», орган опеки и попечительства, на территории которого было произведено усыновление ребенка, обязан в 7-дневный срок после вступления в силу решения суда направить в орган опеки и попечительства по месту жительства усыновителя (ей) с усыновленным ребенком соответствующую информацию для организации контроля за условиями его жизни и воспитания[69]. При передаче указанных сведений и при проведении операций по контролю за условиями жизни и воспитания усыновленного должны быть приняты все меры к сохранению тайны усыновления. В этой связи представляется правильным мнение О.Ю. Кузнецовой о том, что необходимо брать подписку о неразглашении тайны усыновления при приеме на работу соответствующих лиц и предупреждать их о том, что тайна усыновления охраняется законом и за ее разглашение установлена уголовная ответственности. Представляется необходимым включение указанных условий в заключаемый трудовой договор.

Таким образом, можно сделать вывод, что при прохождении процедуры усыновления достаточное количество специальных субъектов в разное время становятся обладателями охраняемой информации об усыновлении. Поэтому информация может незаконно разглашаться как в период подготовки и сбора документов, так и в момент судебного разбирательства и впоследствии, при окончательном оформлении факта усыновления и контроле за условиями жизни и воспитания усыновленного ребенка. На наш взгляд, общественно опасным является не только разглашение факта усыновления, но и информации о готовящемся, потенциальном усыновлении в период его подготовки, оформления, регистрации. Поэтому информация о предстоящем факте усыновления определенного ребенка конкретными лицами должна быть признана конфиденциальной с момента начала ее сбора для фиксации в необходимых документах.

Информацию о потенциальных усыновленных содержат следующие документы: заключение о состоянии здоровья, о физическом и об умственном развитии усыновляемого ребенка; свидетельство о рождении ребенка; согласие на усыновление и изменение фамилии, имени, отчества, записи усыновителей в качестве родителей ребенка старше 10 лет; согласие родителей ребенка на его усыновление; согласие опекуна (попечителя) ребенка, приемных, родителей или руководителя учреждения, в котором находится ребенок, оставшийся без попечения родителей. Согласно ч. 3 ст. 272 ГПК РФ, при необходимости суд может затребовать и иные документы. Представляется, что ими могут быть, например, копии свидетельств о смерти родителей; копии решений суда о лишении родителей родительских прав, признании родителей недееспособными, безвестно отсутствующими или умершими; акт, подтверждающий, что ребенок был подкинут; сведения о факте личного общения усыновителя с усыновляемым; запрос органа исполнительной власти в Министерство образования РФ о подтверждении нахождения конкретного ребенка на централизованном учете и другие.

О том, что лица, участвующие в рассмотрении дела об усыновлении в суде, обязаны хранить тайну, должно быть отражено в протоколе судебного заседания, о чем сказано в п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 4 июля 1997 г. «О применении судами законодательства при рассмотрении дел об установлении усыновления»[70].

Уголовная ответственность за разглашение тайны усыновления предусмотрена ст. 155 УК РФ в случаях разглашения тайны усыновления (удочерения) вопреки воле усыновителя, совершенного лицом, обязанным хранить факт усыновления (удочерения) как служебную или профессиональную тайну, либо иным лицом из корыстных или иных низменных побуждений[71].

Субъектами преступления, предусмотренного ст. 155 УК, являются: во-первых, лица, обязанные хранить факт усыновления (удочерения) как служебную или профессиональную тайну; во-вторых, иные лица, при условии наличия корыстных или иных низменных побуждений. Объективная сторона преступления по ст. 155 УК представляет собой разглашение тайны усыновления (удочерения) вопреки воле усыновителя.

В самом общем виде «разглашение» — это придание огласке сведений о наличии факта усыновления[72]. Информацию можно предать огласке деянием в форме действия (рассказав о ней, разместив в средствах массовой информации, с помощью средств ЭВМ) или бездействия (позволив ознакомиться заинтересованным лицам путем ненадлежащей охраны сведений при их сборе, обработке, хранении, использовании). Субъективная сторона рассматриваемого деяния может быть только в форме прямого умысла. При этом для неспециальных субъектов, т. е. лиц, не обязанных в силу служебных или должностных обязанностей охранять тайну усыновления, в качестве обязательного признака предусмотрено наличие корыстных или иных низменных побуждений. Например, в 1999 г. в суде г. Омска было рассмотрено дело по обвинению бабушки, рассказавшей всю «правду» своему 11-летнему внуку из желания отомстить снохе, которая недавно развелась с ее сыном. О том, что мальчик усыновлен, она рассказала его одноклассникам[73].

Таким образом, признавая те ли иные сведения охраняемой тайной, государство в лице законодателя устанавливает запрет на незаконное использование данных сведений. Учитывая степень общественной опасности разглашения тайны усыновления, потенциальный физический, моральный ущерб для усыновителей и усыновленных, необходимо принять все меры к действенной охране сведений на всех этапах процедуры усыновления. По аналогии с охраной государственной, коммерческой тайны необходимо издать соответствующий закон, установить перечень лиц, имеющих доступ к тайне в зависимости от этапов процедуры усыновления. В трудовых договорах с лицами — носителями тайны усыновления, необходимо предусмотреть их обязательства о хранении ими тайны усыновления, а также их возможную дисциплинарную, административную, уголовную ответственность за незаконное ее разглашение.

2.3 Посягательства на право членов семьи на воспитание, заботу и обязательную финансовую поддержку

К группе преступлений, нарушающих право несовершеннолетнего на воспитание, заботу и обязательную финансовую поддержку, относятся три деяния: незаконное усыновление (удочерение) (ст. 154), злостное уклонение от уплаты средств на содержание детей и нетрудоспособных родителей (ст. 157).

Норма об ответственности за незаконное усыновление (удочерение) была криминализировано относительно недавно. В 1995 г. Федеральным законом от 10 февраля 1995 г. № 28-ФЗ Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. был дополнен ст. 162⁹ в которой предусматривалась ответственность за незаконную деятельность по усыновлению детей, совершенную в течение года после наложения административного взыскания за такое же нарушение. Необходимая с точки зрения общей превенции преступлений, эта правовая норма страдала, тем не менее существенными недостатками, основные из которых могут быть сведены к следующему:

1) законодатель ошибочно, без достаточных оснований, поместил рассматриваемую норму в Главу 6 «Хозяйственные преступления», поскольку общественные отношения, складывающиеся в процессе осуществления хозяйственной деятельности, нисколько не страдают в результате незаконного усыновления;

2) неоправданно было также ограничение объективной стороны преступления только незаконным усыновлением, что оставляло за рамками законодательной регламентации незаконные удочерение, попечительство и требовало расширительного толкования уголовного закона;

3) введение в число обязательных признаков состава незаконного усыновления административной преюдиции не отвечало требованиям принципа законности, так как повторное совершение административного проступка свидетельствовало о некоторой антисоциальной направленности личности виновного, но никак не о повышении степени общественной опасности самого деяния, правовая природа которого не менялась от количества повторений:

4) использование формулировки «такое же нарушение» ставило вопрос о возможности квалификации по ст. 162⁹ УК РСФСР однородных действий по усыновлению, решение которого было весьма затруднено.

Вероятно, эти факторы служили некоторым основанием чрезвычайно малого количества уголовных дел, возбужденных по ст. 162⁹ УК РСФСР. Однако их количество не возросло и после принятия нового УК РФ 1996 г.

Статья 154 УК РФ говорит о незаконном усыновлении (удочерении), передаче детей под опеку, попечительство и на воспитание в приемные семьи. Поэтому прежде чем анализировать уголовно-правовые аспекты этих явлений, требуется уяснение их цивилистического и семейно-правового содержания.

Приоритетной формой устройства детей, оставшихся без попечения родителей, согласно ст. 124 СК РФ является их усыновление. Принципиальные основы данного института определены международным правом. Так, ст. 20 Конвенции о правах ребенка установила:

«1. Ребенок, который временно или постоянно лишен своего Змеиного окружения или который в его собственных наилучших интересах не может оставаться в таком окружении, имеет право на особую защиту и помощь, предоставляемые государством