Понятие принципа разделения властей

1. Понятие принципа разделения властей

Разделение власти - неизбежное условие и основной механизм функционирования всех видов власти (политической, неполитической). Разделение любой власти возникает из «свойства власти быть отношениями между субъектом (первым, или активным), от которого исходит волевой импульс, пробуждение к действию, и субъектом (вторым, или пассивным), который воспринимает этот импульс и осуществляет побуждение, становится носителем власти, ее исполнителем».[2]

Разделение властей - это одновременно политико-правовая доктрина и конституционный принцип, лежащий в основе организации власти любого демократического государства. Они оставлены нам в наследие эпохой великих освободительных революций и войн XVII — XVIII веков в Европе и Северной Америке. Именно в этот период сложилось большинство либерально-демократических государств, которые и поныне относят принцип разделения властей к основам своего конституционного строя.

Зачатки доктрины разделения властей усматриваются уже в трудах выдающихся мыслителей Древней Эллады и Древнего Рима. Среди них можно выделить Аристотеля (384 - 322 до н.э.), Эпикура (ок. 341 - ок. 270 гг. до н.э.), Полибия (ок. 201 - ок. 120 гг. до н.э.). Однако авторство принадлежит, бесспорно, двум мыслителям, ставшим в определенной степени провозвестниками революционных перемен в своих странах: англичанину Джону Локку (1632 – 1704 гг.) и французу Шарлю Монтескье (1689 — 1755гг.).

Идея разграничения деятельности государственных органов в самом общем виде высказывалась, как уже было сказано, еще античными мыслителями - Платоном, Аристотелем, Полибием и др. Так, Платон писал о законодательстве, управлении и правосудии как о формах государственной деятельности, которые «направлены на один и тот же предмет, но вместе с тем и отличны друг от друга».[3]

Аристотель уже выделял «три элемента» всякого политического устройства, считая, что от их организации зависит как благосостояние общества, так и саморазличие отдельных форм государственного строя.[4] Определяя государство как сложное целое, состоящее из специфически различных неподобных частей, Аристотель выделял, во-первых, «законосовещательный» орган, во-вторых, административный или правительственный орган, в-третьих, судебные органы. По его мнению, основополагающим элементом в государстве должен быть «законосовещательный» орган.[5] Поэтому Аристотель не исследовал взаимоотношения государственных органов между собой, проблемы их взаимодействия и контроля.

Полибий одним из первых считал необходимым разграничение власти между консулом, сенатом и народным собранием, которые должны, с одной стороны, оказывать друг другу взаимную поддержку и содействие, с другой - сдерживать власть другого.[6] По мнению Полибия, Ликург отдавал предпочтение форме правления не простой и не единообразной, соединив в ней вместе «все преимущества наилучших форм правления, дабы ни одна из них не развивалась сверх меры и через то не извращалась в родственную ей обратную форму, дабы все они сдерживались в проявлении свойств взаимным противодействием или одна не тянула бы в свою сторону, не перевешивала бы прочих, дабы, таким образом, государство неизменно пребывало бы в состоянии равномерного колебания и равновесия».[7]

Идея свободы как естественного состояния человека н необходимости обеспечения ее защиты послужила основой создания и разработки концепции разделения властей. Согласно Дж. Локку, закон природы это разум, который двигает человеком. Из него вытекают равенство и независимость людей, условия их жизни и поведения в обществе. В свою очередь, уровень и степень естественного состояния, т.е. свободы человека, становятся мерилом соответствия власти потребностям человека. Главная угроза свободе состоит в неразделенности власти, в ее сосредоточении в руках абсолютного монарха, который сам устанавливает законы и принуждает к их исполнению.

«Абсолютная деспотическая власть или управление без установленных постоянных законов не могут ни в коей мере соответствовать целям общества и правительства», - констатирует Дж. Локк.[8] Отсюда и следует главный вывод, составивший сердцевину концепции разделения властей: власть по принятию законов и власть по их исполнению должны быть разделены.

Автор концепции не выступал против власти вообще. Он считал ее необходимым условием сохранения общества и порядка и был сторонником монархии. Но эта последняя должна была ограничиться лишь осуществлением исполнительной власти. В условиях ограниченной монархии на первое место выдвигается законодательная власть. Именно она, по Локку, и образует «первую ветвь власти».

Наиболее полно и последовательно концепция разделения властей изложена в трудах Ш. Монтескье и, особенно в его двадцатилетнем труде «О духе законов», принесшем наибольшую славу автору.[9]

Анализируя различные способы правления и принципы, на которых оно основано, Монтескье подходит к проблеме политической свободы и ее трактовке. А отталкиваясь от нее, решает вопрос об устройстве власти. Политическая свобода существует лишь в странах, как правило, умеренных, в которых не злоупотребляют властью. Между тем, вековой опыт подтверждает, что всякий человек, обладающий властью, склонен к злоупотреблению ею.

«Чтобы не было возможности злоупотреблять властью, необходим такой порядок вещей, при котором различные власти могли бы взаимно сдерживать друг друга. Возможен такой государственный строй, при котором никого не будет понуждать делать то, к чему не обязывает закон, и не делать того, что закон ему дозволяет».[10]

Идея, сформулированная Монтескье, интересна во многих отношениях. Прежде всего, определением взаимосвязи, устанавливаемой между правомерным правлением и разделением властей. Это разделение как их взаимное сдерживание. Такое взаимное сдерживание – гарантия от злоупотребления. Препятствие злоупотреблению властью есть гарантия обеспечения свободы. Наконец, сама свобода понимается в прямом соотношении с законом. Таким образом, разделение властей не самоцель, а средство осуществления правомерного, легитимного правления, а следовательно, обеспечения свободы.

«В каждом государстве, - пишет Ш. Монтескье, - есть три рода власти: власть законодательная, власть исполнительная, ведающая вопросами международного права, и власть исполнительная, ведающая вопросами права гражданского».[11]

Приведенная формулировка несколько отличается от той, которая имеет хождение в наши дни. Первая власть, объясняет он, призвана создавать законы. Вторая ведает внешними сношениями и обеспечивает безопасность. В силу третьей власти караются преступники и разрешаются столкновения между частными лицами. Эту власть можно иначе именовать – судебной.

На первый взгляд, может показаться несколько странным, что наряду с законодательной фигурируют две исполнительные власти. Но объясняется это довольно просто. Вторая и третья власти (по перечислению, но не по значимости), в отличие от первой, сами законы не принимают, а обеспечивают их осуществление.

В одном случае при посредстве правительственной деятельности, в другом – посредством судебной деятельности. В этом смысле можно говорить о том, что и та другая обеспечивают исполнение закона. Но смешивать их, конечно, недопустимо.

Указание на то, что соединение различных властей в руках одного лица или органа неизбежно ведет к удушению политической свободы, составляет сердцевину самой доктрины разделения властей. «Если власть законодательная и исполнительная будут соединены в одном лице или учреждении, то свободы не будет, так как можно опасаться, что этот монарх или сенат станет создавать тиранические законы для того, чтобы так же тиранически применять их».[12]

В приведенных словах обращает на себя внимание еще одно обстоятельство – закон отнюдь не всегда справедлив и бесспорен, бывают и тиранические законы.

Итак, законодательная и исполнительная (правительственная) власти должны быть отделены. Но если, однако, соединение двух первых властей – это еще лишь потенциальная угроза тирании, то соединение их с судебной неизбежно ведет к гибельным последствиям. «Не будет свободы…, если судебная власть не отделена от власти законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной властью, то жизнь и свобода граждан окажутся во власти произвола, ибо судья будет законодателем. Если судебная власть соединена с исполнительной, то судья получает возможность стать угнетателем».[13]

Наконец, что произойдет, если соединены все три власти? Ответ достаточно лаконичен и прост. В этом случае неизбежны установление самого жесточайшего деспотизма и полная гибель свободы. Подтверждений этому как из истории классических государств древности, так и современных ему Монтескье приводит более чем достаточно.

Доктрина, созданная Монтескье, не ограничивается вычленением трех ветвей власти и показом опасности их соединения в руках одного лица или органа. Не менее важна и другая сторона этой доктрины – рассуждение о том, не приведут ли расчленение властей и их взаимная сбалансированность к параличу власти, к безвластию, при которых также неизбежны разрушение государства и гибель свободы. Предотвратить подобное развитие событий могут, по Монтескье, согласованность и взаимодействие властей.

Конкретные рецепты организации власти, предлагаемые Монтескье, ограничены доступными ему знаниями и представлениями. Многие из них сегодня не могут быть восприняты иначе как анахронизм, как нечто устаревшее. Конечно, за эти годы менялись и концептуальная трактовка, и отношение к самому принципу, и конкретное распределение объема власти между ее ветвями. Но положение о том, что плохо организованная и плохо осуществляемая власть не менее опасна, чем ее отсутствие, остается актуальным и в наши дни.

Теория Монтескье господствовала в политической науке до середины XIX в., но, начиная с этого времени, она подвергается критике, особенно со стороны немецких ученых. Против учения о разделении властей были выставлены три аргумента, которые можно назвать аргументами: юридическим, политическим и историческим.

Немецкие юристы, прежде всего, выдвигают против учения о разделении властей следующий чисто юридический и отвлеченный аргумент. Представление Монтескье о трех самостоятельных властях, по их мнению, противоречит понятию единой юридической личности государства и понятию государственной власти как единой воли. Еще более энергичные возражения, с этой точки зрения, вызывала формула Канта, у которого три ветви власти являются тремя отдельными субъектами, образующими вместе одно лицо – государство. Критики не без основания говорили, что «триада Канта» есть догмат, непостижимый для человеческого разума.[14]

Но возражение это, справедливое, поскольку оно касается Канта, совершенно не попадает в цель, когда оно направляется против Монтескье. Ошибка немецких критиков заключается в том, что, исходя из установившегося в немецкой юриспруденции понимания слова «власть», они приписывают то же понимание и Монтескье, не считаясь с его собственной (и вообще французской) терминологией и, таким образом, критикуют теорию французского мыслителя не в ее подлинном виде, а в той формулировке, которую они сами ей дают.

Речь идет не о делении личности или воли государства, а только о том, что общее субъективное право государства, которое называется государственной властью, заключает в себе вытекающие из него отдельные субъективные права (власти: законодательную, исполнительную, судебную) и что эти отдельные права должны осуществляться различными органами государства.

Другой аргумент, выдвигаемый против учения о разделении властей – политический. Говорят, что осуществление теории Монтескье нецелесообразно политически; что разделение властей противоречит тому фактическому единству, которого требует государственная деятельность. На этой точке зрения стояли некоторые французские государственные деятели в эпоху революции. Известный жирондист Кондорсе находил, что в государстве должна господствовать единая воля, именно воля суверенного народа; разделение властей – это чересчур сложная машина, которая оказывается на практике слишком хрупкой и разбивается при соприкосновении с действительностью.[15]

В этих словах Кондорсе ярко выражается характерное свойство французского ума – недоверие ко всему сложному, приспособленному к разнообразию действительной жизни, и стремление к простоте, логичности и ясности. Многие французские писатели, с этой точки зрения, иронизировали над английским государственным строем, послужившим образцом для Монтескье; они говорили, что англичане, вместо того, чтобы создать простой порядок, создают сложное нагромождение предохранительных мер против беспорядка.

История, однако, не оправдывает этой оценки государственных форм по степени их простоты. Сложный механизм английского государственного строя оказался гораздо прочнее и благоприятнее для свободы, чем те «простые машины», которые строили французы в течение ста лет и которые ломались одна за другой, разбивая вместе с тем и индивидуальную свободу. Сложность государственного устройства, вытекающая из разделения властей, не противоречит и единству государственной деятельности. Это единство нельзя сводить к сосредоточению всей государственной власти в одном органе – тогда политический идеал заключался бы в абсолютизме. Гармония государственной жизни достигается компромиссами действующих в государстве сил; без таких компромиссов будет лишь внешняя видимость единства и порядка.

Третье возражение против теории Монтескье можно назвать историческим. Оно сводится к тому, что разделение властей, как его понимал Монтескье, никогда нигде не было осуществлено, в частности, и там, где его нашел Монтескье, именно в Англии. В подтверждение этого критики указывают ряд явлений в конституцинно-монархическом строе вообще и английском в особенности, противоречащих принципу разделения властей: участие монарха в законодательстве, с одной стороны, и участие законодательного собрания в важнейших правительственных актах с другой, соединение судебных и административных функций в руках английских мировых судей.

Наиболее серьезным возражением против теории Монтескье, с точки зрения соответствия ее исторической действительности, является указание на парламентарную систему управления, объединяющую законодательную власть с исполнительной. Едва ли, однако, справедлив часто делаемый Монтескье упрек в том, что он «просмотрел» английский парламентаризм. Во-первых, в его время эта система управления находилась лишь в процессе своего образования и сложилась окончательно гораздо позднее. Во-вторых, сам Монтескье оговаривается, что его задача – лишь исследование юридических основ английской конституции, но не условий ее фактического применения.

Подводя итоги можно сделать вывод, что мы не можем признать разделение властей абсолютной истиной во всех ее деталях. Во многих деталях учение неверно или устарело, в некоторых – оно дополнено позднейшим развитием политической жизни. Но сама идея разделения власти есть глубокая и верная мысль, которая лежит в основе современного политического строя цивилизованных народов, и, в этом смысле, мы можем назвать Монтескье отцом современного конституционного государства.