Навигация
2. Процесс
К концу 1709 г. Петр послал сына в Дрезден. Заграничное путешествие было предпринято под предлогом усовершенствования в науках, но в действительности Петр желал устроить брак своего сына с какой-нибудь немецкой принцессой. Тот решил жениться на брауншвейгской принцессе Софии-Шарлотте, которая, как он писал своему духовнику, «человек добр и лучше ее мне здесь не сыскать». Свадьба была отпразднована в Торгау в октябре 1711 г. в присутствии Петра, только что возвратившегося из Прутского похода.
В конце 1712 г. Алексей Петрович поехал по воле отца в Петербург. Трехлетнее пребывание за границей мало изменило царевича; по обвинению отца, он продолжал большую часть времени проводить с попами или бражничал с дурными людьми. В это время Алексей Петрович видел сочувствие к себе уже не только со стороны духовенства, но и некоторых князей (Долгоруких и Голицыных), недовольных возвышением А. Д. Меншикова.
В 1714 г. медики нашли, что у царевича чахотка, и он с разрешения Петра поехал на воды в Карлебад, где и пробыл полгода. В отсутствие царевича, 12 июля, родилась у него дочь Наталия, что успокоило царицу Екатерину Алексеевну, опасавшуюся рождения сына. Возвратившись в Петербург, Алексей Петрович стал хуже относиться к жене, которая узнала о сближении царевича с крепостной девкой его учителя Вяземского, чухонкой Афросиньей Федоровой. Эта связь крайне порицалась официальной историографией, но М. Погодин отмечал большую и трогательную любовь, которую питал царевич к этой простой и некрасивой, в общем-то, девушке, приводя доклад Толстого: «Нельзя выразить, как царевич любил Евфросинью и какое имел об ней попечение». А вот в письмах Румянцева мелькает презрение красавца-гвардейца к наследнику, обожающему простую и некрасивую девку.[24]
12 октября 1715 г. у Софии-Шарлотты родился сын Петр, а десять дней спустя она умерла. Рождение внука побудило Петра письменно изложить все причины недовольства своего царевичем. Заканчивалось письмо угрозой лишить сына наследства, если он не исправится: «Ежели же ни, то известен будь, что я весьма тебя наследства лишу, яко уд гангренный, и не мни себе, что я сие только в устрастку пишу: воистину исполню, ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя непотребного пожалеть? Лучше будь чужой добрый, неже свой непотребный».[25] На другой день после этого у Петра родился сын, который тоже получил имя Петр.
Письмо очень опечалило Алексея Петровича, и он обратился за советом к друзьям. Три дня спустя он подал отцу ответ, в котором сам просил лишить его наследства. «Желаю монашеского чина и прошу о сем милостивого позволения, понеже вижу себя к сему делу неудобна и непотребна... Раб ваш и непотребный сын».[26] Этим письмом царевич отказался от наследства не только за себя, но и за сына.
Петр остался недоволен тоном царевича, который ссылается на свою неспособность и ничего не говорит о неохоте что-либо делать, и не поверил его отказу от наследства, велел возвращаться, чтоб был перед глазами: «… ибо я вижу, что только время проводишь в обыкновенном своем неплодии». Петр всерьез опасался, что монашество сына может оказаться уловкой, и существуют свидетельства, что друг царевича Кикин как-то раз образно выразился, что клобук «не гвоздем на голове прибит».
В конце сентября 1716 г. Алексей Петрович получил письмо, в котором Петр требовал ответа, намерен ли он приняться за дело или хочет поступить в монастырь. Тогда царевич привел в исполнение свое давнишнее намерение и бежал за границу; по совету Меншикова он взял с собой Афросинью, чем, конечно, еще более прогневил отца.
В ноябре Алексей Петрович явился в Вене к вице-канцлеру Шенборну и просил у цесаря защиты от несправедливости отца. Император собрал совет, и было решено дать царевичу убежище; с 12 ноября до 7 декабря он пробыл в местечке Вейербург, а затем был переведен в тирольский замок Эренберг, где скрывался под видом государственного преступника.
Несколько недель спустя после бегства Алексея Петровича из России начались розыски; русский резидент в Вене Веселовский получил от Петра приказание принять меры к открытию местожительства царевича. В начале апреля 1717 г. Веселовский передал императору Карлу VI письмо Петра с просьбой, если его сын находится в пределах империи, прислать его к нему «для отеческого исправления».
«Пресветлейший державнейший цесарь! – говорилось в письме. – Я принужден вашему цесарскому величеству сердечною печалию своею о некотором мне нечаянно случившемся случае в дружебно-братской конфиденции объявить, а именно о сыне своем Алексее. Перед нескольким временем, получа от нас повеление, дабы ехал к нам, дабы тем отвлечь его от непотребного жития и обхождения с непотребными людьми, прибрав несколько молодых людей, с пути того съехав, незнамо куда скрылся, что мы по сё время не могли уведать, где обретается. Того ради просим вашего величества, что ежели он в ваших областях обретается тайно или явно, повелеть его к нам прислать, дабы мы его отечески исправить для его благосостояния могли... Вашего цесарского величества верный брат. Из Амстердама в 20-й день декабря 1716».[27]
Алексей Петрович был в отчаянии и умолял не выдавать его. Граф П.А. Толстой, приехавший за ним с А.И. Румянцевым, обещал выхлопотать разрешение жениться на Афросинье и жить в деревне. Это обещание ободрило царевича, а письмо Петра от 17 ноября, в котором он обещал простить его, совершенно успокоило и обнадежило в счастливом исходе дела: «… того б ради послушал нашего родительского увещания, возвратился к нам, а мы ему тот поступок простим и примем его, паки в милость нашу, и обещаем его содержать отечески во всякой свободе и довольстве, без всякого гнева и принуждения. Буде же к тому весьма он не склонится, объявить ему именем нашим, что мы за такое преслушание предадим его клятве отеческой и церковной...».[28]
Толстой и Разумовский, посланные Петром за сыном, сделали невозможное: два месяца длилась массированная операция с применением всех видов давления. Они встретились с царевичем, обещали отцово прощение, подкупили всех вокруг, вплоть до вице-короля Неаполя, запугали Алексея, что непременно будет убит, если не вернется, запугали и уговорили повлиять на царевича его любовницу Евфросинью. Наконец, все австрийские власти были запуганы угрозою военного вторжения войск Петра – и в результате 4 октября 1717 г. Алексей пишет отцу: «Всемилостивейший государь батюшка!.. Надеяся на милостивое обещание ваше, полагаю себя в волю вашу, и с присланными от тебя, государь, поеду из Неаполя на сих днях к тебе, государю, в Санктпитербурх. Всенижайший и непотребный раб и недостойный называться сыном Алексей».[29]
Царевич сдался, поехал домой. На последней австрийской станции их все же догнал посланец Карла VI, чтобы в последний раз уяснить, добровольно ли возвращается царевич. Толстой был недоволен этим допросом, отвечал холодно. Алексей подтвердил, что возвращается добровольно...
3 февраля царевич отрекается в Москве от прав на престол и получает отцовское прощение, получает при условии, что выдаст сообщников, которым прощение не было обещано. Ему было обещано прощение и дано разрешение после отречения вести частный образ жизни в своих имениях. Однако сразу же после отречения от престола царь потребовал от сына назвать имена людей, которые ему помогали и сочувствовали. В обнародованном манифесте об отречении прощение царевича ставилось в зависимость от того, назовет ли Алексей имена своих сторонников. После тайной беседы отца с сыном начались аресты. В застенках Тайной канцелярии оказалось более 130 человек, многие из которых входили в знаменитую плеяду «птенцов гнезда Петрова». В начале февраля 1718 г. в Москве начался так называемый «кикинский розыск», названный так по имени одного из главных обвиняемых — А.В.Кикина, некогда одного из любимцев Петра I, адмиралтейц-советника Санкт-Петербургского адмиралтейства. В 1713—1716 гг. А.В.Кикин фактически возглавлял группировку, сложившуюся вокруг Алексея в петербургский период его жизни.
Одновременно с кикинским розыском в Москве проводился розыск, связанный с именем матери царевича Алексея — Евдокии Федоровны Лопухиной, в иночестве Еленой. В 1698 г. она была насильственно пострижена по указу Петра I. Царь сразу же заподозрил свою бывшую супругу в крамольных связях с сыном.
В исторической литературе принято считать, что суздальский розыск является составной частью кикинского (т.е. розыска по делу царевича Алексея в период его пребывания в Москве). Сохранившийся комплекс документов, относящихся к суздальскому розыску, по мнению С. В. Ефимова, не позволяет сделать такого вывода.[30] Единственная встреча Евдокии с сыном произошла в 1708 г. и вызвала сильный гнев Петра.[31] Позднее бывшая царица пыталась организовать переписку с Алексеем через своего брата А.Ф.Лопухина, но безуспешно. Царевич был слишком напуган своим быстрым на расправу отцом. В письмах своему духовнику Якову Игнатьеву Алексей не только запрещает любые контакты с Е.Ф.Лопухиной, но даже запрещает ему ездить в Суздаль и его окрестности к родственникам и друзьям.
Перед вынесением приговора Петр запрашивал мнение советников: «Прошу вас, дабы истинно суд вершили, чему достойно, не флатируя мне (от французского flatter - льстить, угождать.) и не опасаясь того, что ежели сие дело легкого наказания достойно, и когда вы так учините осуждением, чтоб мне противно было, в том отнюдь не опасайтесь: також и не рассуждайте того, что тот суд надлежит вас учинить на моего, яко государя вашего, сына; но несмотря ка лицо сделайте правду и не погубите душ своих и моей, чтоб совести наши остались чисты и отечество безбедно».
Судьи опросили представителей разных групп и сословий. «Духовенство, - по словам Пушкина, - как бабушка, сказало надвое»: привели для царя цитаты из Ветхого завета, позволявшие наказать непокорного сына, и вспомнили Христа, советовавшего простить блудного сына. Царю предлагалось избрать ту часть, «куда рука божья тебя клонит». Гражданские же чины порознь объявили единогласно и беспрекословно, что царевич достоин смертной казни.
Приговор подписали 127 человек – первым Александр Меншиков, затем генераладмирал граф Апраксин, канцлер-граф Гаврило Головкин, тайный советник князь Яков Долгорукий. Из крупных приближенных Петра не подписал приговор только фельдмаршал Шереметев. Известный историк М. М. Щербатов позже утверждал, будто фельдмаршал объявил: «Рожден служить своему государю, а не кровь его судить», - другой же историк, И. И. Голиков, настаивал, что Шереметев был болен, находился в Москве, и только потому его подпись отсутствует.
Выше мы уже привели мнения различных историков по поводу того, естественной ли смертью умер царевич. Остается добавить, что за гробом царевича «изволил высокою своею особою идти его царское величество, а за его царским величеством генерал-фельдмаршал светлейший князь Меншиков и сенаторы и прочие знатные персоны. А потом изволила идти ее величество государыня царица, а за ее величеством госпожи, вышеописанных знатных персон жены».[32]
Похожие работы
в царствующем великом и преименитом граде Москве радости, сиречь, о возжеленном всему христианскому множеству объявлении благороднаго и благочестиваго великаго государя нашего царевича и великаго князя Алексея Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России, бывшем в лето от сотворения света 7176, а от воплощения Единосущного Безначальному Отцу Слова 1667 сентября в 1-й день: Благоволением и ...
... антигосударственном заговоре. В ходе следствия (для его проведения было специально создано особое учреждение — Тайная канцелярия) было арестовано несколько десятков человек, подвергнутых жестоким пыткам и казням. В июне 1718 Алексей Петрович был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. По некоторым данным в его пытках участвовал сам Петр I, самолично загонявший сыну иголки под ногти. 24
... и преодолевая сословную замкнутость, комплектовал ряды своих сподвижников, как мы знаем не только из людей "породных", но и бывших холопов, посадских и иностранцев. Когда присматриваешься к деяниям Петраи его сподвижников, обращаешь внимание на то, сколь основательно опережал свое время царь идеей всеобщего блага, которой он служил. Из этого отвлеченного понятия соратникам царя было ближе и ...
... . “Показуя милость”, Екатерина продолжила амнистии, которые объявил в последние часы своей жизни Петр, повелев освободить по христианскому обычаю арестантов-должников, жуликов и воров. Екатерина освободила многих политических заключенных и ссыльных – жертв самодержавного гнева Петра. С другой стороны, Екатерина не отменила ни одного из незавершенных Петром начинаний. В феврале 1725 ...
0 комментариев