ПЕРЕД КАТАСТРОФОЙ

5. ПЕРЕД КАТАСТРОФОЙ

Теперь нам нужно вернуться в центральные области мусульманского мира – туда, где шумели многолюдные города, где поэты писали стихи и искусные ремесленники возводили дворцы, подобные луне и солнцу. Всё это – дворцы, искусства, торговля – всё это было порождено Сжатием, но то была лишь одна сторона действительности – потому что другой стороной были голод, нищета, прокажённые в лохмотьях. В середине X века Сжатие привело к голоду, который возвращался через каждые три‑четыре года; города были переполнены бродягами и нищими, которые, в конце концов, объединились и стали среди бела дня отнимать имущество у богатых. Современники описывают этих бродяг, «аййаров», как разбойников в дырявых шароварах, вооружённых крюком на длинной верёвке – но сами аййары, считали себя «благородными рыцарями», отнимающими у богатых, чтобы раздавать бедным – ведь пророк говорил, что все богатства принадлежат богу, то есть общине верующих. Халифы и султаны тоже ссылались на этот принцип и после смерти богатого сановника или купца без долгих слов забирали его имущество в казну. В годы голода правители раздавали эти деньги беднякам – но, конечно, они не могли накормить всех голодных.

Сжатие нарастало, голод приходил всё чаще, и смерть становилась владычицей городов и стран. В 1011 году голод обезлюдил некогда богатый Нишапур, а в 1060‑х годах его костлявая рука унесла в могилу половину населения Египта. Мусульманский мир жил в ожидании катастрофы, конца света, когда посланный Мухаммедом новый пророк Махди восстановит справедливость и воздаст людям по их заслугам. По дорогам бродили нищие дервиши, святые люди, приблизившиеся к богу, они проповедовали бедность, любовь и терпение; они призывали отказаться от мирской суеты и обратиться к Аллаху. Многодневными молениями дервиши доводили себя до экстаза и с пеной у рта, дрожа всем телом, выкрикивали заклятья. Сотни людей верили дервишам и следовали за ними, они называли дервишей святыми шейхами, а себя – их учениками, "мюридами". Вера давала утешение, но не могла спасти от несчастий; дервиши брели по дорогам и вели за собой людей – но не знали, куда идут. Повсюду свирепствовали голод и мор, умирающие лежали на обочинах, и всё, что могли люди – это молиться богу.

Жизнь – не крики веселья, а горестный стон,

Наши дни – слабый отблеск великих времён,

Все деяния нашего мрачного мира ‑

Лишь мгновенье, обман, наважденье и сон.

Сжатие было символом Судьбы, проявлением тех могущественных процессов, которые описываются дифференциальными уравнениями и не зависят от человеческой воли. Уравнения говорили, что со временем перенаселение приведёт к катастрофе – к голоду, мору и восстаниям бедноты. Однако неизбежность не всегда выглядит одинаково; порой действительность оказывается сложнее и описывается не одним уравнением. Рядом с земледельческими странами Востока простиралась Великая Степь, где протекали те же процессы – но намного более интенсивно. После Великого Исхода в начале средних веков Степь быстро наполнилась новыми поколениями; там снова кипели войны за пастбища, и оттуда в любой момент могла выплеснуться новая сокрушительная Волна.

Роковой момент наступил в 1040 году. Обитатели среднеазиатских степей, тюрки, объединились вокруг Тогрул‑бека из рода Сельджука и в кровавой битве при Данденакане разгромили армию газнийского султана Масуда. Воодушевлённая победой конница тюрок хлынула на запад; в 1055 году Тогрул‑бек вступил в Багдад, в 1071 году тюрки разбили византийцев и заняли Малую Азию, в середине XII века они овладели Египтом. Степные варвары снова стали хозяевами Ближнего Востока; оказавшие сопротивление города и сёла подверглись жестокому разграблению – но всё же цивилизации на этот раз удалось избежать катастрофы. Тюрки уже давно приняли веру Пророка, и Торгул‑бек стремился не допустить резни мусульман; он повсюду выказывал уважение кади и с почтением принял корону из рук багдадского халифа. Торгул‑бек был провозглашён "султаном Востока и Запада" и выразил готовность править по законам ислама. Его преемник Алп‑Арслан (1063‑72) сделал своим первым министром, "визирем", персидского сановника Абу Али Хасана Туси, получившего впоследствии титул Низам ал‑Мульк, "Порядок государства".

Низам ал‑Мульк старался примирить победителей и побеждённых, и, по мере возможности, поддерживал справедливость; он оставил после себя знаменитую "Книгу о правлении", "Сийасет‑наме", ставшую источником мудрости для властителей Востока. "Государям надлежит блюсти божье благоволение, – писал Низам ал‑Мульк, – а благоволение господа заключается в милостях, оказываемых людям и справедливости, распространяемой среди них". Великий визирь писал о том, что земля должна принадлежать государству и даваться крестьянам в пользование, что налог должен быть умеренным и собираться без насилия, что нужно помогать обедневшим крестьянам и неусыпно следить за чиновниками – дабы они не притесняли простой народ. Нужно постоянно проводить переписи, кадастры и проверки; необходимо повсюду иметь шпионов‑осведомителей, дабы государь знал о всём – "даже если кто за 500 фарсангов отсюда несправедливо отнял торбу сена", – и "дабы люди знали, что государь – неусыпен".

Низам ал‑Мульк старался приручить хищных кочевников и, в рамках социального синтеза, превратить их в военное сословие Империи. Однако ему не удалось смирить аппетиты завоевателей; тюркское войско на своих сходках грозно требовало раздела добычи и предоставления каждому воину "икта " – права собирать часть податей с выделенных ему деревень. Икта существовали и раньше, но они были подконтрольны казне, и чиновники, так же, как и на других землях, переписывали в этих владениях крестьянские дворы и собирали с них налоги – правда, налоги устанавливались меньше обычных, так, чтобы дать возможность владельцу икта взять свою, строго ограниченную долю. Низам ал‑Мульк был вынужден раздать 46 тысяч икта, но, как не увещевал он воинов, они сразу же принялись грабить крестьян. Они называли сельчан «райатами», «скотом на пастбище», выколачивали налоги плетьми и насиловали женщин.

Начались крестьянские восстания. Снова подняли голову шииты, и посылаемые из Каира агитаторы‑даи ходили по деревням, возбуждая народ. В 1090 году отряд повстанцев во главе с даи Хасаном ибн Саббахом овладел крепостью Аламут в прикаспийских горах. Плохо вооружённые повстанцы не могли сражаться с тюрками в открытом поле и единственное, что оставалось отчаявшимся крестьянам – это индивидуальный террор. Хасан ибн Саббах посылал из Аламута "жертвующих собой", "фидаев", со спрятанными под одеждой длинными ножами, и эти фидаи месяцами и годами караулили тюркских вождей. Если "жертвующие собой" убивали врага и оставались в живых, то по возвращении в Аламут в их честь устраивались семидневные празднества, крепость расцвечивалась огнями, и на площадях устанавливали пиршественные столы. Погибшим фидаям было уготовано место в раю, и, чтобы показать им, что такое рай, в укромной долине был создан великолепный сад с позолоченными дворцами и фонтанами, бьющими вином. Никто не знал о существовании этого сада; юношей, которых готовили в фидаи, усыпляли гашишем и сонными приносили туда; они думали, что оказались в раю и принимали ласкавших их девушек за райских гурий. Потом их снова усыпляли, относили обратно и клали на то же место; они верили, что всё, произошедшее с ними – сон, и были готовы отдать жизнь, чтобы снова попасть в рай. За употребление гашиша фидаев впоследствии стали называть "гашашинами" или "асассинами"; это слово вошло в европейские языки как синоним убийцы.

В 1092 году фидаи убили великого визиря Низам ал‑Мулька; в этом же году умер, вероятно от яда, султан Мелик‑шах (1072‑92). Тюркские племена окончательно вышли из подчинения властям и, сражаясь под знамёнами разных султанов, принялись грабить города и разорять страну. Междоусобные войны продолжались больше столетия, и лишь в начале XIII века шах Хорезма Мухаммед снова объединил восточный Иран. Многие надеялись, что время смут осталось позади, но оказалось, что эти несчастья были лишь прелюдией катастрофы, масштабы которой заставили содрогнуться человечество. Давление в Великой Степи всё повышалось и там, в её глубине, гудел вулкан, готовившийся излить на мир потоки лавы. Сквозь блики пламени и клубы дыма оттуда доносился шум сражений, и окружающие народы шёпотом передавали друг другу страшное имя воцарившегося там Владыки Преисподней.

Его звали Чингисханом.