Отношения светской и духовной власти в конце 15 в. – 16 в

7. Отношения светской и духовной власти в конце 15 в. – 16 в.

Победа московского единодержавия над удельно-вечевым строем и свержение татарского ига почти совпало с покорением Константинополя турками. Но еще ранее завоевания Константинополя турками — религиозный, церковный авторитет Византии у нас пал. Византийский император вместе с большинством духовенства, рассчитывая получить на Западе помощь против турок, вступил с папой в переговоры о соединении восточной (православной) и западной (католической) церквей. Это соединение (уния) действительно было провозглашено на соборе Фераро-Флорентийском (1439 г.), где участвовал и только что назначенный Константинопольским патриархом русский митрополит Исидор, родом грек. Вернувшись в Москву, он провозгласил унию и стал доминать папу в московском Успенском соборе. Из боязни, епископы русские не заявили против этого протеста, обнаружив полное равнодушие к происшедшему, или, по выражению летописца: «умолчаша, воздремаша и уснуша». Иначе поступил, по известию летописи, великий князь Василий Васильевич: он отдал приказ о взятии, митрополита под стражу и объявил его еретиком. Мало того, по воле того же князя русские епископы собором поставили себе митрополита без сношения с патриархом; это был митрополит Иона, признанный потом святым. Константинопольский патриарх, не желая терять своёй власти над русской церковью, не дал разрешения русским на будущее время ставить себе митрополитов, помимо воли его, патриарха. Однако русские в течение более ста лет ставили себе митрополитов, не сносясь с константинопольским патриархом. Таким образом с поставления собором русских епископов митрополитом Ионы (1448 г.) русская Церковь стала независимой. Но эта независимость приобретена была русской Церковью не по церковным правилам, а с нарушением их, без согласия константинопольского патриарха — фактически, тогда как по правилам, по праву (юридически) — русские в церковном отношении все еще считались подчиненными патриарху константинопольскому.

После завоевания Византии Турками к московскому великому князю, как к единственному православному государю, должны были, по мнению книжных людей того времени и самого князя, перейти все церковные полномочия византийского императора. Москва, после падения второго Рима — Константинополя, должна стать третьим Римом. Этот взгляд на значение Москвы и московского князя высказывает, например, инок Филофей в письме к великому князю Василию Иоанновичу: «Внимай тому, благочестивый царь! Два Рима пали, третий — Москва, стоит, а четвертому не бывать. Соборная Церковь наша в твоем державном царстве одна теперь паче солнца сияет благочестием во всей поднебесной; все православные царства собрались в одном твоем царстве; на всей земле один ты — христианский царь». Иоанн Грозный принял титул царя и помазание на царство, как он сам говорил, по примеру греческих царей. Греческие святители прислали ему утверждение в царском достоинстве. Царь, так же как и византийские императоры, смотрел на себя как на наместника Божия и отождествлял свое царское дело с Божьим делом. Нарушение царской воли и царских приказов он считал нарушением Божественного закона. Грозный писал Курбскому: «Тшущеся со усердием люди на истину и на свет поставить, да познают единого истинного Бога, в Троице славимого, и от Бога данного им Государя». Первый русский царь был набожен и ревновал о благе Церкви. Им был созван так называемый Стоглавый собор в 1551 году для устранения разных непорядков церковной жизни. На нем царь выступил как властный поборник веры и уставов церковных. Собор был открыт речью царя, в которой указывалось отцам собора на необходимость издать такое же уложение по делам церковным, какое им было издано по делам светским. Царь обещал епископам быть «сослужебным им поборником веры и церковных уставов». Он сам указал предметы соборных рассуждений, формулированные им в 37 вопросах, на рассмотрение которых им было предложено еще 32 вопроса. Эти вопросы касались всех сторон церковной жизни: и мирян, монастырской дисциплины, церковного управления и проч.

В течение всего 16 в. Церковь стала все более зависеть в своей административной деятельности от усилившейся власти великого князя и затем царя, которые нередко вмешивались в ее внутренние дела, смещали неугодных митрополитов и по своему усмотрению выбирали других. Исключением стала лишь 1-я половина царствования Ивана IV, когда Церковью управлял митрополит Макарий (1542-63), который смог добиться установления канонически разработанного в Византийской империи взаимодействия Церкви и государства — симфонии. Благодаря деятельности митрополита Макария, был устранен хаос боярского правления, Московское великое княжество стало царством (1547), стали созываться Земские соборы (получившие свое наименование, а также ряд организационных и процедурных форм от Соборов церковных). Заботясь о самостоятельности Русской Церкви, митрополит Макарий провел церковные Соборы 1547 и 1549 гг., на которых было прославлено большое количество русских святых, местночтимым святым было установлено общероссийское почитание, что утвердило международный авторитет Русской Церкви. В 1555 на землях покоренного Казанского ханства была учреждена новая епархия Русской Церкви.

В то время как усиливающаяся государственная власть все более привлекает церковные дела в свое ведение, ослабляется влияние иерархии на дела государственные. В удельно-вечевой период на Руси было много князей, и разрозненная Русь объединялась единством церковной власти в лице единого всероссийского митрополита. С возвышением Москвы власть князя становится сильной, и уже мало нуждается в поддержке церковной власти. Значение митрополита ослабевает. Московские цари теперь уже вмешиваются в церковные дела не в прежней форме покровительства и поддержке власти церковной, а как самостоятельные властелины. Среди духовных иерархов появляется угодничество пред светской властью. Один опальный боярин Берсень - Беклемишев говорил об угодливом и робком митрополите Данииле: «Учительного слова от него не слышно, и не печалуется ни о ком, а прежние святители сидели на своих местах в мантиях и печаловались государю о всех людях». Очевидно обычай духовенства печаловаться (ходатайствовать) перед светской властью за осужденных и опальных стал утрачиваться. Подчиненность и приниженность духовенства особенно ярко сказалась в деле развода великого князя Василия Иоанновича с неплодной супругой Соломонией. Против этого развода были ученый Максим Грек и восточные епископы, писавшие по этому поводу в Россию. Однако митрополит Даниил в угоду великому князю постриг Соломонию в суздальском Покровском монастыре и повенчал великого князя с Еленой Глинской.

Сознание представителями светской власти своего высокого значения, при неясном различении области государственной от церковной, повело к преобладанию государственной власти над церковной в делах чисто церковных. Московские великие князья фактически прекратили зависимость русской Церкви от греческой, но поставили ее в зависимость от себя. Московские цари действовали в том же направлении. Они, не довольствуясь одной лишь фактической самостоятельностью русской Церкви, решили дать ей самостоятельность юридическую, согласно с церковными правилами. По общим правилам, митрополиты, какими были наши первосвятители, подчинены патриархам. Нужно было, следовательно, вместо митрополитов поставить во главе русской Церкви патриархов, а это можно было сделать лишь с согласия всех восточных патриархов. В царствование сына Грозного Федора Ивановича, действительно было учреждено патриаршество в русской Церкви, на что дали свое согласие все восточные патриархи (1589 г.). Замечательно, что в грамоте об учреждении патриаршества повторены приведенные выше слова старца Филофея о Москве, как третьем Риме, а это показывает, что учреждение патриаршества было вызвано политическими соображениями о значении Москвы, как преемницы православного греческого царства.

Но учреждение патриаршества в России не внесло существенных перемен в церковно-государственные отношения: государственная власть не только сохранила преобладание над церковной, но даже усилила его. Отступления от этого общего положения, правда, были, но они вызывались особыми обстоятельствами. Так, в Смутное время, когда не было государя, патриарх Гермоген имел весьма широкое, и сильное влияние в делах государственных, содействуя восстановлению нормального положения государства. При патриархе Филарете (который был отцом государя Михаила Феодоровича) патриаршая власть имела особо важное значение. Отец молодого государя пользовался такою же властью, как и царь, и имел царский титул «великого государя». При патриархе Филарете в России наступило двоевластие. Царские указы издавались от имени царя и великого государя - патриарха, издавались указы по государственным делам даже от имени одного патриарха. Это объясняется личными отношениями царя и патриарха. Патриарх был отцом царя. Естественно, что молодой и неопытный царь подчинялся влиянию старца-отца, бывшего в то же время патриархом. Но когда такое же положение в; государстве желал занять патриарх Никон при сыне Михаила Федоровича царе Алексее, то между царем и патриархом произошло столкновение. Вначале Никон пользовался особым доверием и любовью Алексея Михайловича. Царь назвал его своим «собинным» (особенным) другом. Никон получил тот же титул, что и патриарх Филарет, — «великого государя». Без воли «государя - патриарха» не решалось ни одно важное государственное дело. Но достаточно было царю охладеть к своему другу-патриарху, достаточно было исчезнуть прежней дружбе, как Никону было поставлено в вину и пользование им титулом государя и его меры, которые предпринимались, во всяком случае, с ведома царя. В этом столкновении царя и патриарха, светской власти и духовной, каждая сторона была отчасти права и отчасти не права. Царь, отстаивая самостоятельность светской власти и независимость ее от духовной, был прав. В то время на Западе все почти государства провозгласили это правило и поступали согласно ему. Прав был и Никон, когда защищал, стоя на почве христианского учения, самостоятельность церковной власти и ее независимость от государственной. Но неумение разграничить дела государственные, светские, от церковных, духовных, приводили к крайностям обе стороны. И в настоящее время разграничить дела церковные и государственные очень трудно. А в то время это было еще трудней. Патриарх, отстаивая свою самостоятельность, желал в то же время, чтобы царская власть подчинена была духовной, а царь желал видеть в патриархе лишь послушное орудие в своих руках для дел церковных