Установление места возникновения источника

БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИНФОРМАТИКИ И РАДИОЭЛЕКТРОНИКИ

Кафедра менеджмента

РЕФЕРАТ

На тему:

«Установление места возникновения источника»

 

МИНСК, 2008

При изучении источников важно установить место их возникновения. Это дает возможность выяснить конкретные условия его появления на свет и позволяет правильно оценить значение источника. На официальных документах чаще всего имеется указание на место их составления. Если этого нет, место составления источника определяется по косвенным признакам в результате изучения его содержания или сопоставлений с родственными ему источниками.

Установление местности, в которой возник источник, в ряде случаев позволяет ответить на вопрос о дате его создания, точности прочтения текста и уяснения его смысла.

Вначале осуществляется анализ прямой пространственной информации. Этому помогает специальная дисциплина – историческая география.

Историческая география рассматривает имеющиеся в источнике прямые данные о месте их возникновения или совершении исторических событий, о местонахождении поселений, маршрутов, торговых путей, походов, путешествий.

Важнейшим прямым указанием места совершения исторического факта, являются топонимы – собственные имена географических объектов. Топонимы обладают в речи назывной функцией, однако имеют и смысловую нагрузку, которая нуждается в выявлении из-за своей закодированности.

Место возникновения источника определяют не по современным, а по историческим картам. Историческая география, отражая изменения жизни, в разные исторические периоды меняется.

Географические названия создавались постепенно из разновременных и разноязыких элементов. Географические пункты меняли свои названия или имели различные названия на различных, даже родственных языках. Некоторые из них по несколько раз переходили из состава одной территориальной единицы или государства в состав другой. Известны случаи, когда географические пункты меняли местоположение, а поселения возникавшие через какой-то срок на старом месте получало новое наименование. Даже природа под влиянием времени и преобразовательной деятельности человека изменяла свой облик.

Для уточнения названий населенных пунктов и других топонимов стран Центральной и Восточной Европы (от Финляндии на севере, Чехии на западе и до Греции и Кипра на юге), может быть полезным «Словарь местных названий Центральной и Восточной Европы XIX и XX веков. (Современные и исторические названия городов и других наиболее важных местностей на двадцати четырех языках)»

Х. Батовского, изданный в Варшаве в 1964 г. Подавляющее большинство упомянутых в словаре географических названий относятся к территориям, входившим в состав Российской империи и СССР.

Иногда легко установить место появления источника, например, в заголовке Псковской судной грамоты сказано, что она принята «всем Псковом на вечи». Слово «Псков» – это так называемый ойконим, то есть название населенного пункта. Но если Псков легко найти на карте, не столь легко определить в каком городе была составлена грамота короля Сигизмунда Августа киевским мещанам, отправленная в 1567 г. с указанием: «писан у Петрыкове». Местечко Петриков находится в Белорусском Полесье (ныне в Гомельской области). Но точно так же украинцами и белорусами назывался польский город Петрыкув-Трыбунальский, в котором собирался ежегодно высший суд (коронный трибунал) для северо-западной части Польши или Великопольши. Украинская шляхта в 1576 г. представила свою челобитную королю Стефану Баторию о том, чтобы королевские указы к ней писались по-украински, а не по-польски.

На челобитной есть помета: «составлена в Браславе» (Акты, относящиеся к истории Западной России. СПб., 1848. Т. 3. С. 188.). Но есть два города со схожим названием: Брацлав на Украине, и Браслав в Беларуси. Поэтому вопрос о локализации этих «Петрыкова» и «Браславля» требует уточнения. В первом случае, конечно же королевская грамота была составлена не в полесской глуши, а в польском городе, в который часто вынужден был приезжать король для решения государственных дел. А во втором случае, поскольку речь идет об Украине, имеется в виду не Браслав, находящийся на севере Беларуси на границе с этническими Латвией, Литвой и Великороссией, а воеводский центр Брацлав в нынешней Винницкой области Украины.

Из приведенных примеров видно, что ойконимы многократно повторяются. Одинаковые названия населенных пунктов есть во всех восточнославянских землях.

Повторяются на разных территориях и названия рек (гидронимы) – Двина, Буг. Есть Северная и Западная Двина, Западный и Южный Буг, но протекают они в разных землях.

Не полные указания в тексте затрудняют локализацию написания источника. На письмах Петра I второй половины августа какого года есть пометы, что их отправляли из «Расна» (Расны), «ис Краснова», «из Веприна», «ис под Чирикова» (Черикова), «из Лобжи». Все эти селения и местности к востоку от белорусского города Могилева. Но чтобы локализовать эти ойконимы, надо знать в какой местности Петр I в это время находился.

Топонимы изучает специальная научная дисциплина топонимика. Она сформировалась на стыке языкознания, истории и географии.

На род или вид географического объекта, который предстоит локализовать указывают географические номенклатурные (нарицательные) термины (индикаторы). Они обозначают географические реалии: реку, озеро, степь, город, село, дубраву и т. д., (например: Новгород, Острог, Белая Вежа и т. д.). Всегда требуется представление о том, что скрывается за термином. Например, слово «город» означало в Древней Руси не то, что с XVI в. (ремесленное, торговое поселение), а огороженный населенный пункт или крепость. «Слобода» – пункт, жители которого пользовались льготами или свободами (например: «Красная Слобода»). Городищем называли запустевшее село, или город, или поселение на заброшенном месте. Отсюда происходит название «Погорелое Городище» и др.

Название сел имеют окончания среднего рода, городов – мужского рода (Курск, Минск, Шарукан, Рязань). Возникали по названию церквей и праздников так называемые эклезионимы (с. Благовещенское, Воскресенское, Покровское и т. д.). В честь святых давались так называемые аннотононимы (Варсонофьевское, Варфоломеевское и т. д.). Но их можно смешать с так называемыми патронимическими и антротононимами – названиями населенных пунктов от имени жителя данной местности («Осиповичи», «Дедовичи», «Пуховичи»). Чаще всего восточнославянские патронимические топонимы с окончанием «ичи» встречаются в Беларуси, но их можно обнаружить и в Псковской области. Больше для локализации таких географических названий дают поссесионимы – названия населенных пунктов или других географических объектов по фамилии или прозвищу их владельцев. Таковы подмосковные названия «Алабышево», «Стербеево», «Свиблово», «Челобитьево», или всем известные «Ярославль», или «Ярослав», «Радонеж», «Бориславль», «Брячиславль» (позже «Брацлав», «Браслав») и др.

Прямых пространственных указаний не всегда достаточно для определения места возникновения источника. Тогда приходится обращаться к косвенным пространственным данным. Среди них видное место занимают этнонимы – названия племен и народов. Летописцы употребляли названия этносов как пространственные ориентиры, например: «путь из Варяг в Греки», «прибежа в пустыню межю Ляхы и Чехы» (между «Поляками» и «Чехами»).

Этноним бывает устойчивее самой этнической группы, давшей ему название. Название той или иной области в Древней Руси было чисто историческим, а не языковым. Новое население получило этническое наименование занятой территории уже в готовом виде и не имело отношения к предшественникам (Ливония, Самоядь – не саами, а ненцы и канасаны; остяки – ханты, также кеты и селькупы, тунгусы – не только эвенки).

Встречается исследователь с топоэтнонимами – названиями этносов, полученных в результате переноса названия местности на этническую общность. Таковы названия: «полочане», «галичане», «египтяне». Встречаются и названия населения по месту жительства катойнонимы: «персиянин», «тверитин», «рязанец». Например, автор описания битвы между Дмитрием Донским и Мамаем Софроний «Рязанец» – вероятно, писал свою «Задонщину» не в Рязани, а в другом месте, иначе бы не подчеркивалось
его происхождение.

Упомянутые в источнике аллоэтнонимы или энзоэтнонимы (названия этноса, данные ему соседними или иными этносами), также дают ценную информацию. Они используются, если не совпадают с самоназванием народов или автоэтнонимами (эндоэтнонимами). Таковы приложенные к автору источника названия типа «немец», «финн», «самоед», свидетельствующие о том, что источник был создан за пределами проживания представителей данной этнической группы. Ведь финский или немецкий автор не будет сам себя называть «финном» или «немцем».

Автоэтноним тоже может быть локализующим признаком.

В «Повести временных лет» упомянуты финские этнонимы «весь» и «сумь» то есть самоназвания определенных этнических групп «вепси» и «суоми». Их упоминание в источнике говорит, что текст создавался, переписывался или редактировался за пределами проживания этих этнических групп.

Локализующими признаками могут быть личные имена, образованные в результате перехода географических названий в определяющие личность названия. Часто они свидетельствуют о происхождении человека из определенной местности, например: «Иван Литвинцов», «Петр Мстиславец», «Семейка Ярославец», «Василий Тюменец».

Орфография источника может отражать фактические особенности говора автора, переписчика или редактора. В текстах, создававшихся в северных русских землях, «ц» смешивается с «ч» («чвет» вместо «цвет»), в псковских – смешиваются «с» и «ш» (Перши – башня в Псковском Кроме (Кремле) вместо принятого в других местностях «перси» («грудь»). В белорусских и волынских текстах смешиваются буквы «в» и «у», что характерно для украинского и белорусского языков.

Место возникновения источников помогают установить содержащиеся в их текстах данные метрологии и хронологии.

Локализации происхождения источника может помочь и метрологическая терминология, обозначающая местные единицы измерения. Так, в Новгороде земля измерялась «коробьями» и «обжами», в Вологде – «плугами», в Двинской земле – «веревками» и т. д.

В орнаменте рукописей можно заметить определенные территориальные различия. Изображения апокалиптических чудовищ – льва, медведя, барса, изображения человеческих фигур в сценах повседневной жизни, скоморохов имеют местные отличия. Установлено, что балканский орнамент в рукописях проникал и на восточнославянские земли, в частности, на Беларусь.

Цвет фона инициалов в различных областях был различным.

В Новгороде он был синим и голубым, в Пскове – зеленым или синим, в Рязани – зеленым: в зависимости от преобладания в той или иной местностях тех или иных красителей.

Изображения человека в новгородских рукописях давались в профиль, а в псковских в анфас. И даже переплеты книг изготовлялись по-разному: на севере – из сосновых досок, в средней полосе – из липы, березы, дуба.

Синтезировать пространственную информацию приходится, используя первоначальный вид географического названия, и объяснить его изменение и варианты, встречающиеся в источниках.

Следует учитывать не только графическое тождество, но и тот географический «контекст», в котором существует данный топоним и который был отражен в источнике. В таком случае выясняют как можно большее количество различных топонимов, в ряду которых упоминается искомый пункт, а также все возможные климатические, фенологические, топографические ориентиры, которые помогают установлению истины. Использование подобных сведений помогает отобрать из ряда одинаково звучащих, но соотнесенных с различными объектами названий тот топоним, который интересует исследователя. Только дополнительные данные позволили установить, что в «Поучении Владимира Мономаха» упоминается Остерская Белая Вежа на реке Остре, а не Двинская Белая Вежа Саркел.

Идентификации объектов по существующим топонимам помогают специальные разъяснения и уточнения авторов источника. В «Сказании об ослеплении Василька Теребовльского», включенном в «Повесть временных лет», автор «Сказания» галичанин Василий отметил: «Ведоша и (Васильке) Белугороду, иже град малъ у Киева яко десять верст в дале». Такое прямое указание давалось для читателей, которые были не знакомы с описываемой местностью. Наряду с уточнением, которое позволяет установить расположение Белгорода, в этом предложении содержится косвенное указание на то, что «Сказание» создавалось вне Киева. Топонимы исчезали вместе с носившими их населенными пунктами, покинутыми жителями, высохшими водоемами, заброшенными дорогами. Географические названия стирались из памяти людей вместе со следами объектов, которые они обозначали. Географические пункты, водные и сухопутные пути могли продолжать существовать, но исчезали их старые имена, данные прежними жителями или господствующей верхушкой населения. Эти названия изменялись новыми поселенцами, пользовавшимися другим языком, или местными жителями, освободившимися от иноземного ига. В этих случаях старые, забытые названия географических объектов теряли свою адресную функцию, а вместе с тем и «привязку» к определенному месту.

При работе с такими топонимами возникает необходимость их локализации, то есть отнесения к определенному месту на исторической карте, установления, к какому известному географическому пункту относится данное географическое название. Локализовать топоним нужно и при отсутствии прямых указаний на место совершения событий или работы автора по созданию источника.

Основанием для локализации источника может служить упоминание места совершения событий, описываемых в нем. Это возможно, если автор упоминает о том, что он был их участником или очевидцем, если ему известны детали происходившего, если он может тщательно описать место, или если он особенно внимателен к описываемой территории и тому, что происходит на ней.

Авторские разъяснения, касающиеся местных обычаев, географических названий и др., могут судить о том, где находился предполагаемый читатель данного источника.

Приблизительно установив территорию, на которой происходили изучаемые события, исследователь получает дополнительные основания для окончательной локализации топонимического материала, утратившего свою адресность.

Более или менее точная пространственная “привязка” наименований к конкретным поселениям в приблизительно известных границах связана с дотошной работой по изучению истории населенных пунктов данного района.

Исследователь не редко получает информацию, без которой не может решить, с каким именно пунктом связано донесенное до него географическое название, уточняя вопросы, связанные с появление селения, его первичной владельческой принадлежностью, переходами от одного владельца к другому.

На заключительном этапе локализации исследователь уточняет свои выводы о причине выбора данного названия, его происхождении, смысловом содержании и этимологии, имея пред собой географический объект. При локализации топонимов, связанных с объектами, прекратившими свое существование, лучшим подтверждением истинности полученных результатов может служить археологическое обследование местности.

Определению маршрутов торговых и военных путей (а их маршруты обычно совпадали) помогают топонимы, этимологически связанные с путевыми терминами. Обычно состав дрононима (собственного имени пути сообщения) входит название обоих или одного из пунктов, которые связывает данная дорога: путь из Варяг в Греки, Селигерский путь, Смоленская дорога и т. д. Это облегчает локализацию. Установив общее направление пути сообщения, исследователь должен попробовать выявить в источниках названия пунктов, через которые он проходил. Если такие прямые указания отсутствуют, приходится выявлять на исторических картах топонимы, в состав которых входили термины связанные с передвижениями.

Часто бывает необходимо установить не только направление движения, но и расстояние, которое было пройдено. Прямые указания такого рода переводятся в метрическую систему мер с помощью специальной исторической дисциплины – метрологии, изучающей системы измерений. Метрологам удалось лишь приблизительно установить метрическую величину верст и поприщ, употреблявшихся для изменения больших расстояний в русских источниках XI–XV вв. При переводе упоминающихся в источниках XVI–XVII вв. верст в километры, следует помнить, что речь могла идти о верстах и межевых (тысячесаженных), и путевых (в пятьсот сажей). Еще более затрудняет исследование текст, в котором приведены неопределенные меры расстояний (дни пути и др.).

В случаях, когда в источниках расстояния указаны в «днях пути», приходится учитывать не только маршрут, но и скорость движения. Среднюю величину суточного пешего хода рассчитывают в 25–30 км, по другим данным 40–45 км. Форсированный пеший переход мог составлять 75–80 км в сутки.

Сведения о среднем расстоянии, которое за день преодолевал всадник, рассчитывается от 50–60 км до 75–85 км (в исключительном случае до 100–125 км) в сутки.

Скорость передвижения по таким рекам, как Днепр и Дон, при спуске вниз составляла 70–90 км в день, при подъеме вверх – по 30 км в день. Средняя скорость передвижения по морю 35–60 км в день, а с конца XVII в. на крупных галерах до 100–150 км. При попутном ветре скорость крупных парусников достигала 300 км в сутки.

Границы владений крупных феодальных семей можно установить по посессивным ойконимам, отразившим имена владельцев поселений.

Границы между владениями можно определить по географическим терминам типа «Межа», «Рубеж», «Слобода».

Одного какого-то косвенного признака для решения задачи об определении места возникновения источника не достаточно.

ЛИТЕРАТУРА

 

1.         Рейсер C.A. Основы текстологии. 2-е изд. М.: Просвещение, 2008.

2.         Уайтхед Д. Происхождение источника. М., 1996.

3.         Лихачев Д. С. К вопросу о подделках литературных памятников и исторических источников М: 2001.