Общественное движение 60-90-х гг. CIC в

3 Общественное движение 60-90-х гг. CIC в.

Эпоха 60-х гг. положила начало трудному процессу оформления либерализма как самостоятельного общественного течения. Известные юристы Б.Н. Чичерин (1828—1907), К.Д. Кавелин (1817— 1885) — писали о поспешности реформ, о психологической неготовности некоторых слоев народа к переменам. Поэтому главное, по их мнению, состояло в том, чтобы обеспечить спокойное, без потрясений «врастание» общества в новые формы жизни. Им приходилось бороться и с проповедниками «застоя», панически боявшимися перемен в стране, и с радикалами, упорно проповедовавшими идею социального скачка и быстрого преобразования России (причем на принципах социального равенства). Либералов пугали призывы к народной мести угнетателям, раздававшимся из лагеря радикальной разночинной интеллигенции.

В это время своего рода социально-политической базой либерализма становятся земские органы, все новые газеты и журналы, университетская профессура. Причем концентрация в земствах и городских думах оппозиционных правительству элементов было закономерным явлением. Слабые материальные и финансовые возможности органов местного самоуправления, равнодушие к их деятельности со стороны правительственных чиновников вызывали у земцев стойкую неприязнь к действиям властей. Все чаще российские либералы приходили к выводу о необходимости глубоких политических реформ в империи. В 70-е—начале 80-х гг. тверские, харьковские, черниговские земцы наиболее активно ходатайствуют перед правительством о необходимости реформ в духе развития представительских учреждений, гласности и гражданских прав.

Российский либерализм имел много различных граней. Левым своим крылом он касался революционного подполья, правым — лагеря охранителей. Существуя в пореформенной России и как часть политической оппозиции и в составе правительства («либеральные бюрократы»), либерализм в противовес революционному радикализму и политическому охранительству выступал как фактор гражданского примирения, столь необходимого тогда России. Российский либерализм был слаб, и это предопределялось неразвитостью социальной структуры страны, практическим отсутствием в ней «третьего сословия», т.е. достаточно многочисленной буржуазии.

Все деятели российского революционного лагеря ожидали в 1861—1863 гг. крестьянского восстания (как ответа на тяжелые условия крестьянской реформы), которое могло бы перерасти в революцию. Но по мере уменьшения числа массовых выступлений наиболее прозорливые из радикалов (А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский) перестали говорить о близкой революции, предсказывали долгий период кропотливой подготовительной работы в деревне и обществе. Прокламации, написанные в начале 60-х гг. в окружении Н.Г. Чернышевского, являлись не подстрекательством к мятежу, а были поиском союзников для создания блока оппозиционных сил. Разнообразие адресатов, от солдат и крестьян до студенчества и интеллигенции, разнообразие политических рекомендаций, от обращений с адресами к Александру II до требования демократической республики — подтверждают этот вывод. Такая тактика революционеров вполне объяснима, если иметь в виду их малочисленность и слабую организованность. Общество «Земля и воля», созданное Чернышевским, Слепцовым, Обручевым, Серно-Соловьевичем в конце 1861— начале 1862 г. в Петербурге не имело достаточно сил, чтобы стать всероссийской организацией. Оно имело отделение в Москве и связи с такими же небольшими кружками в Казани, Харькове, Киеве и Перми, но этого было слишком мало для серьезной политической работы. В 1863 г. организация самораспустилась. В это время в революционном движении активизируются экстремисты и догматики, которые клялись именами и взглядами А.И. Герцена и Н.Г. Чернышевского, но общего имели с ними очень мало. Весной 1862 г. кружком П. Заичневского и П. Аргиропуло была распространена прокламация «Молодая Россия», наполненная угрозами и кровавыми пророчествами в адрес правительства и дворянства. Ее появление явилось причиной ареста в 1862 г. Н.Г. Чернышевского, который, кстати, сурово упрекал авторов «Молодой России» за пустые угрозы и неумение разумно оценивать ситуацию в стране. Арест помешал и опубликованию его ««Писем без адреса», обращенных к Александру II, в которых Чернышевский признавал, что единственной надеждой России в данный период являются либеральные реформы, а единственной силой, способной последовательно провести их в жизнь — правительство, в опоре на поместное дворянство.

4 апреля 1866 г. член одного из петербургских революционных кружков Д.В. Каракозов стрелял в Александра П. Следствие вышло на небольшую группу студентов под руководством Н.А. Ишутина, неудачного создателя нескольких кооперативных мастерских (по примеру героев романа «Что делать?»), горячего поклонника Н.Г. Чернышевского. Д.В. Каракозов был казнен, а правительственные консерваторы использовали это покушение для давления на императора с целью торможения дальнейших реформ. Император и сам в это время начинает отдалять от себя сторонников последовательных реформистских мероприятий, всё более доверяясь сторонникам так называемой «сильной руки».

Между тем в революционном движении набирает силу крайнее направление, поставившее целью тотальное разрушение государства. Ярчайшим его представителем стал С.Г. Нечаев, создавший общество «Народная расправа». Подлоги, шантаж, беспринципность, безоговорочное подчинение членов организации воле «вождя» — все это должно было, по мнению Нечаева, использовать в деятельности революционеров. Судебный процесс над нечаевцами послужил сюжетной основой великого романа Ф.М. Достоевского «Бесы», который с гениальной прозорливостью показал, куда могут завести российское общество подобные «борцы за народное счастье». Большинство радикалов осудило нечаевцев за аморализм и сочла это явление случайным «эпизодом» в истории российского революционного движения, но время показало, что проблема имеет гораздо большее значение, чем простая случайность.

Революционные кружки 70-х гг. перешли постепенно к новым формам деятельности. В 1874 г. началось массовое хождение в народ, в котором приняли участие тысячи юношей и девушек. Молодежь и сама толком не знала, зачем она идет к крестьянам — то ли вести пропаганду, то ли поднимать мужика на восстание, то ли просто познакомиться с «народом». Относиться к этому можно по-разному: считать его прикосновением к «истокам», попыткой интеллигенции сблизиться со «страдающим народом», наивной апостольской верой в то, что новая религия — народолюбие, поднимали простой народ до понимания благотворности социалистических идей, но с политической точки зрения «хождение в народ» было проверкой на правильность теоретических положений М. Бакунина и П. Лаврова, новых и популярных среди народников теоретиков.

Неорганизованное, не имеющие единого центра руководства, движение было легко и быстро раскрыто полицией, которая раздула дело о противоправительственной пропаганде. Революционеры вынуждены были пересмотреть свои тактические методы и перейти к более планомерной пропагандистской деятельности. Теоретики революционного народничества (а так уже привычно называли в России это политическое направление) по-прежнему верили, что в обозримом будущем возможна замена монархии социалистической республикой, основанной на крестьянской общине в деревне и рабочих ассоциациях в городах. Преследования, суровые приговоры десяткам молодых людей, участвовавших в «хождении» и, по сути, не совершавших ничего противоправного (а многие старательно работали земскими деятелями, фельдшерами и т. д.) — ожесточили народников. Большинство из них, занятых пропагандистской работой в деревне, тяжело переживали свои неудачи (ведь мужики совсем не собирались восставать против правительства), понимала, что небольшие группы молодежи пока не могут сделать ничего реального. В то же время их товарищи в Петербурге и других крупных городах все чаще прибегают к тактике террора. С марта 1878 г. чуть ли не ежемесячно они совершают «громкие» убийства крупных чиновников правящего режима. Вскоре группа А.И. Желябова и С. Перовской начинают охоту за самим Александром II. 1 марта 1881 г. очередная попытка покушения на императора увенчалась успехом.

Народовольцев часто упрекали (в либеральном лагере), да и сейчас эти упреки как бы пережили второе рождение за то, что они сорвали попытки правительственных либералов начать процесс перехода страны к конституционному правлению уже в 1881 г. Но это не справедливо. Во-первых, именно революционная деятельность заставила правительство спешить с подобными мерами (т. е. разработкой проектов о привлечении общественности к разработке государственных законов). Во-вторых, правительство действовало здесь в такой тайне, и с таким недоверием к обществу, что о готовящихся мероприятиях практически никто ничего не знал. Кроме того, террор народников прошел ряд стадий. И первые их террористические действия были не продуманной тактикой, не программой тем более, а лишь актом отчаяния, местью за погибших товарищей. Не было в намерениях народовольцев и «захватывать» власть. Интересно, что они планировали лишь добиться от правительства организации выборов в Учредительное собрание. И в столкновении правительства с народовольцами нельзя найти победителя. После 1 марта и правительство и народническое революционное движение оказались в тупике. Обеим силам потребовалась передышка, а предоставить ее могло такое событие, которое бы круто изменило ситуацию, заставила бы задуматься о происходящем всю страну. Трагедия 1 марта оказалась этим событием. Народничество быстро раскололось. Часть из народников (готовых продолжать политическую борьбу) во главе с Г.В. Плехановым (1856— 1918) продолжила в эмиграции поиск «правильной» революционной теории, которую они вскоре нашли в марксизме. Другая часть перешла к мирной культурнической работе среди крестьян, став земскими учителями, врачами, ходатаями и защитниками по крестьянским делам. Они говорили о необходимости «малых», но полезных для простого народа дел, о неграмотности и забитости народа, о необходимости не революций, а просвещения. У них остались и суровые критики (в России, и в эмиграции), называвшие подобные взгляды трусливыми, пораженческими. Эти люди продолжали говорить о неизбежности революционного столкновения народа со своим правительством. Так столкновение власти с радикальными силами было отсрочено на 20 лет (до начала XX в.), но избежать его, к сожалению, не удалось.

Пересмотру революционерами своих позиций помогло и то, что в 1870—1880 гг. набирает силу и российское рабочее движение. Первые организации пролетариата возникли в Петербурге и Одессе и назывались соответственно Северный союз русских рабочих и Южно-российский союз рабочих. Они находились под влиянием народнических пропагандистов и были сравнительно малочисленны.

Уже в 80-е гг. рабочее движение существенно расширилось и в нем появляются элементы того, что скоро сделало (в начале XX в.) рабочее движение одним из важнейших политических факторов в жизни страны. Крупнейшая в пореформенные годы Морозовская стачка подтвердила это положение.

Она произошла в 1885 г. на мануфактуре Морозовых в Орехово-Зуево. Вожаки восстания выработали требования к владельцу мануфактуры, а также передали их губернатору. Губернатор вызвал войска и зачинщики были арестованы. Но во время суда произошло событие, которое буквально громом поразило императора Александра III и его правительство, и эхом отозвалось во всей России: присяжные заседатели оправдали всех 33 обвиняемых.

Безусловно, в 80—90-е гг. XIX в. в условиях консервативного правления Александра III и его сына Николая II (начал править в 1894 г.) не могло быть и речи, чтобы власти разрешили рабочим организованно бороться за свои права. Оба императора и мысли не допускали, чтобы разрешить образование профсоюзов или других, даже не политических рабочих организаций. Подобные явления они также считали выражением чуждой, западной политической культурой, не совместимой с русскими традициями.

В результате, по решению правительства трудовые споры должны были улаживать специальные чиновники — фабричные инспектора, которые, разумеется, чаще находились под влиянием предпринимателей, нежели заботились об интересах рабочих. Невнимание правительства к нуждам рабочего класса привело к тому, что в рабочую среду устремляются и находят там поддержку поклонники марксистского учения. Первые русские марксисты, составившие в эмиграции во главе с Г.В. Плехановым группу «Освобождение труда», начали свою деятельность с переводов и распространения в России книг К. Маркса и Ф. Энгельса, а также сочинений брошюр, в которых доказывали, что эра российского капитализма уже началась, и рабочему классу предстоит выполнить историческую миссию — возглавить общенациональную борьбу с гнетом царизма, за социальную справедливость, за социализм.

Нельзя сказать, что до Г.В. Плеханова, В.И. Засулич, П.П. Аксельрода, Л.Г. Дейча и В.К. Игнатьева марксизм был неизвестен в России. Например, некоторые народники переписывались с К. Марксом и Ф. Энгельсом, а М.А. Бакунин и Г.А. Лопатин попытались переводить сочинения К. Маркса. Но именно плехановская группа стала первой марксистской организацией, проделавшей в эмиграции огромную работу: они издали в конце XIX в. свыше 250 марксистских трудов. Успехи нового учения в европейских странах, пропаганда его взглядов плехановской группой привели к появлению в России первых социал-демократических кружков Д. Благоева, М.И. Бруснева, П.В. Тогинского. Эти кружки были немногочисленными и состояли прежде всего из интеллигенции и студенчества, но в них все чаще теперь шли и рабочие. Новое учение было удивительно оптимистичным, оно отвечало и надеждам, и психологическому настрою русских радикалов. Новый класс — пролетариат, быстро растущий, подвергающийся эксплуатации со стороны предпринимателей, не защищенный законодательно неповоротливым и консервативным правительством, связанный с передовой техникой и производством, более образованный и сплоченный, нежели косное, задавленное нуждой крестьянство — он представал в глазах радикальных интеллигентов тем благодатным материалом, из которого можно было готовить силу, способную победить царский деспотизм. По учению К. Маркса только пролетариат может освободить угнетенное человечество, но для этого он должен осознать свои (а, в конечном итоге, и общечеловеческие) интересы. Такая социальная сила в исторически короткий срок появилась в России и решительно заявила о себе стачками и забастовками. Придать развитию пролетариата «правильное» направление, привнести в него социалистическое сознание — эту великую, но исторически необходимую задачу должна была выполнить российская революционная интеллигенция. Так считала она сама. Но сначала надо было идейно «разгромить» народников, продолжавших «твердить» о том, что Россия может миновать стадию капитализма, что ее социально-экономические особенности не позволяют применять к ней схемы марксистского учения. На волне этой полемики, уже в середине 90-х гг. в марксистской среде выделился В.И. Ульянов (Ленин) (1870—1924), юрист по образованию, молодой пропагандист, приехавший в Петербург из Поволжья.

В 1895 г. со своими соратниками он создал в столице довольно многочисленную организацию, сумевшую сыграть активную роль в некоторых рабочих стачках — «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» (в ней участвовало несколько сотен рабочих и интеллигентов). После разгрома «Союза борьбы» полицией В.И. Ленин был сослан в Сибирь, где по мере возможности пытался участвовать в новой дискуссии между теми марксистами, кто пытался сосредоточиться на экономической борьбе рабочих за свои права и, соответственно, возлагал надежды на реформаторский путь развития России, и теми, кто не верил в возможность царизма обеспечить прогрессивное развитие страны и все надежды возлагал на народную революцию. В.И. Ульянов (Ленин) решительно примкнул к последним.

Все отмеченные общественные течения представляли разные грани политической оппозиции. Российские марксисты лишь на первый взгляд являлись верными последователями западного радикального учения, сложившегося в условиях тогдашнего раннеиндустриального общества, где еще господствовало острое социальное неравенство. Но европейский марксизм в конце XIX в. уже утрачивает свой разрушительный антигосударственный настрой. Европейские марксисты все более возлагают надежды на то, что с помощью демократических конституций, которые были приняты в их странах, они смогут добиться социальной справедливости в обществе. Так они постепенно становились частью политической системы в своих странах.

Иное дело российский марксизм. В нем жил боевой радикальный дух предыдущего поколения российских социалистов-народников, которые были готовы на любые жертвы и страдания в борьбе с самодержавием. Они видели себя орудиями истории, выразителями подлинной народной воли. Так европейская идея социализма соединялась с комплексом чисто русских идейных настроений, которым был присущ максимализм целей и значительная оторванность от реальной действительности. Отсюда у российских марксистов, так же, как и у народников, проявлялась буквально религиозная вера в то, что в результате народной революции в России возможно быстрое построение во всех отношениях справедливого государства, где искоренится любое социальное зло.

Огромный комплекс экономических и социальных проблем, с которыми столкнулась Россия в пореформенные десятилетия, вызвал идейный разброд и в стане российских консерваторов. В 60— 80-е гг. попытался дать самодержавию новое идейное оружие талантливый журналист М.Н. Катков. В его статьях все время звучали призывы к установлению в стране режима «сильной руки». Подразумевалось пресечение любого инакомыслия, запрет на публикацию материалов либерального содержания, строгая цензура, сохранение социальных рамок в обществе, контроль за земствами и городскими думами. Система образования строилась так, что ее пронизывали идеи верности престолу и церкви. Другой талантливый консерватор, обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев решительно предостерегал россиян от введения конституционного строя, так как он был чем-то более низким, по его мнению, по сравнению с самодержавием. И это превосходство как бы заключалось в большей честности самодержавия. Как утверждал Победоносцев, идея представительства лжива по сути, так как не народ, а лишь его представители (и далеко не самые честные, а лишь ловкие и честолюбивые) участвуют в политической жизни. То же самое относится и к парламентаризму, так как в нем огромную роль играют борьба политических партий, амбиции депутатов и т. д.

Это действительно так. Но ведь Победоносцев не хотел признавать, что у представительной системы есть и огромные преимущества: возможность отзыва не оправдавших доверие депутатов, возможность критики недостатков политической и экономической системы в государстве, разделение властей, право выбора. Да, суд присяжных, земства, тогдашняя российская пресса были совсем не идеальны. Но как идеологи консерватизма хотели исправить положение? Да, в сущности, никак. Они лишь, как и встарь Н.М. Карамзин, требовали от царя назначить на министерские и губернаторские посты честных, а не вороватых чиновников, требовали давать крестьянам лишь начальное, строго религиозное по содержанию, образование, требовали беспощадно карать за инакомыслие студентов, земцев, сторонников национальной самобытности (а эти движения все более активно проявляют себя в конце века) и т. д. Идеологи самодержавия избегали обсуждения таких вопросов, как малоземелье крестьян, произвол предпринимателей, низкий уровень жизни огромной части крестьян и рабочих. Их идеи отражали, по сути, бессилие консерваторов перед лицом грозных проблем, вставших перед обществом в конце XIX в. К тому же среди консерваторов было уже немало таких мыслителей, кто, ратуя за православные духовные ценности, сохранение национальных бытовых традиций, сражаясь с наступлением «западной» духовной культуры, резко критиковал при этом правительственную политику за неэффективность и даже «реакционность».

Докапиталистические культурные традиции в России содержали мало предпосылок для формирования буржуазного типа личности. Скорее они выработали такой комплекс институтов, идей, который Н.Г. Чернышевский назвал «азиатством»: домострой, вековые привычки подчинения государству, равнодушие к юридическим формам, заменяемым «идеей произвола». Поэтому, хотя образованный слой в России обнаружил сравнительно высокую способность усвоения элементов европейской культуры, эти элементы не могли закрепиться в толще населения, попадая на неподготовленную почву, они скорее вызывали разрушительный эффект; приводили к культурной дезориентации массового сознания (мещанство, босячество, пьянство и пр.). Отсюда становится понятным парадокс культурного процесса в России XIX в., который состоял в резком разрыве между развитой прослойкой интеллигенции, дворянства, разночинства и трудящимися массами.

Заключение

В XIX в. в России родилось необычайно богатое по содержанию и методам действия общественное движение, во многом определившее дальнейшую судьбу страны. XIX век принес с собой ощущение уникальности, самобытности российского национально-исторического бытия, трагического (у П.Я. Чаадаева) и горделивого (у славянофилов) осознания своей несхожести с Европой. История впервые стала для образованных людей своеобразным «зеркалом», взглянув в которое, можно было узнать себя, почувствовать собственное своеобразие и неповторимость.

В целом вторая четверть XIX в. была временем "наружного рабства" и "внутреннего освобождения". Одни молчали, напуганные правительственными репрессиями. Другие настаивали на сохранении самодержавия и крепостничества. Третьи активно искали пути обновления страны, совершенствования ее социально-политической системы.

Общественное движение во второй половине XIX в., в отличие от предшествующего времени, стало важным фактором политической жизни страны. Многообразие направлений и течений, взглядов по идейно-теоретическим и тактическим вопросам отразило сложность общественной структуры и остроту социальных противоречий, характерных для переходного времени пореформенной России. В общественном движении второй половины XIX в. еще не сложилось направление, способное осуществить эволюционную модернизацию страны, но были заложены основы для формирования в будущем политических партий.

Одна из существенных особенностей исторического развития России состояла в том, что в XIX в., когда национальная буржуазия не смогла стать ведущей силой освободительного движения, основными субъектами политического процесса «снизу» выступила интеллигенция.

Список используемой литературы

1. Г.Д. Бурдей. История России XIX века. Саратов, “Лицей”, 1999.

2. М.В. Нечкина. Декабристы – М., 1982.

3. История России (Россия в мировой цивилизации): Курс лекций /Сост. и отв. редактор А.А. Радугин. — М.: Центр, 2001.—352с.

4. Орлов А.С., Георгиев В.А., Георгиева Н.Г., Сивохина Т.А. История России. Учебник.— М.:«ПРОСПЕКТ», 1997.—544 с.

5. Муравьев А.М. «Мой журнал» Мемуары декабристов. Северное общество под ред. Федорова В.А. М., 1981.

[1] Муравьев А.М. Мой журнал // Мемуары декабристов. Северное общество / под ред. Федорова В.А. М., 1981. С.126.

[2] Муравьев А.М. Мой журнал //Мемуары декабристов. Северное общество / под ред. Федорова В.А. М., 1981. С. 127.

[3] Нечкина М.В. М.: Наука, 1976. С.158.