Православие и культура

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

 

ПРАВОСЛАВИЕ И КУЛЬТУРА —

ЕДИНСТВО ИЛИ СТОЛКНОВЕНИЕ?

Проректору по воспитательной работе игумену Никите (Ананьеву)

СОДЕРЖАНИЕ

 

Предисловие

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1. Творческая деятельность человека до грехопадения

Глава 2. Следствие грехопадения и творческий дар в человеке

Глава 3. Язык как средство культурного обмена

Вавилонская башня

Причины возникновения культуры

Глава 4. Pro et contra: две стороны одной культуры

Апологетика культуры

Мнение Отцов: «contra»?

Глава 5. Христианская культура

Искусство и свобода

¨  Канон в искусстве

¨  Новы ли изобретения постмодернизма?

Вершина творческой деятельности человека

Глава 6. Некоторые выводы

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1. Опыт прочтения: «Мастер и Маргарита»

Портрет эпохи

Атеистическое мировоззрение

Библейские персонажи в романе

Свобода человека

Маргарита

Ответственность свободы

Черная месса

Откуда появился роман Мастера

Цена вдохновения и тайна имени

Ад, вынесенный за скобки

Куда ведет роман читателя

Глава 2. Музыкальная поп-культура

Исторический обзор

¨  «Канон» рок-культуры

¨  Духовные составляющие Востока и Запада

¨  Конец отечественной культуры и «семеро злейших»

Так ли страшна рок-культура, как ее «малюют»?

¨  «Электричество», уходящее в землю

¨  Рок-культура и диалектический материализм

¨  «Жало» рок-культуры. Рок в жизни и в книгах

¨  Проблема «неизвестного адресата»

Постскриптум

Источники и использованная литература

ПРЕДИСЛОВИЕ

Данная работа представляет собой попытку дать ответы на некоторые вопросы, возникающие у людей как верующих, так и нецерковных, связанные с проблемой взаимоотношения Церкви и культуры.

Первая часть посвящена рассмотрению вопросов о месте и роли культуры в Церкви, а так же о влиянии Церкви на светскую культуру и искусство.

Вторая часть носит практический характер – это попытка с позиций, обозначенных в первой части работы, провести анализ литературного произведения, в основу которого заложены религиозные сюжеты, а так же оценить такое явление современной массовой культуры, как рок-музыка.

Глава 1 ТВОРЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА ДО ГРЕХОПАДЕНИЯ

Книга Бытия (1:27) говорит о творении Богом человека по Своему образу. Традиционно в понятие «образ» входят такие божественные свойства, как свобода, без которой «нет личности и нет любви; творческие способности человека (так как Сам Господь – Творец неба и земли[1]) и его стремление к совершенству во всех областях»[2].

Человек не только был наделен способностью к творчеству, он был призван к развитию в себе этого дара. Так, Господь не просто дал человеку рай во владение, но потребовал возделывания его (Быт. 2:15), хотя все сотворенное Им уже было «хорошо весьма» (Быт. 1:31). Рай не нуждался в том, чтобы его возделывали: он и без того производил плоды, необходимые человеку. В возделывании рая нуждался сам человек: он должен был научиться творчеству. В отличие от Бога человек не мог творить «из ничего», но он мог совершенствовать Божии дары, доводить их до еще большей красоты и гармонии. Через эту творческую деятельность человек уподоблялся Творцу, возрастая к Божественному подобию. Подобно священнику, который во время Литургии, произнося возглас «Твоя от Твоих», возвращает Богу Его же дары с благодарением, люди были введены в обладание этим миром для того, чтобы через исполнение заповедей возвращать мир, этот дар Божий, Самому Творцу, Который поставил человека господином и царем над мирозданием.

В первых главах Книги Бытия (2:19,20) содержится повествование о том, как Бог привел всех зверей к человеку, чтобы тот дал каждому имя. Имя – символ его носителя, попытка в нескольких звуках охарактеризовать сущность того, кому оно принадлежит. Животное не может дать имя другому живому существу; оно может лишь откликнуться на собственное имя. Человек же способен давать имена всему, что он видит вокруг себя, то есть способен умом проникать в сущность вещей. Не будучи творцом мира материального, мира животных, он становится со-творцом Бога, разделяя с Богом-Творцом радость обладания миром. И именно благодаря тому, что человек разумен, имеет в себе черты Творческого Начала, Божественного Логоса, он становится царем вселенной.[3]

Очевидно, что Господь от начала имел некоторый замысел о роли человека во вселенной. Человек «только один из всех созданий был наделен, кроме ума и рассудка, еще и чувствами». Они, «естественно соединенные с рассудком, открывали возможность для создания разнообразного множества искусств, наук и знаний. Это было дано только человеку»[4]. Творчество, таким образом, являлось осуществляемым замыслом Бога об Адаме, призванием и послушанием человека.[5] Именно на исполнение этого замысла и должны были быть направлены все сообщенные Богом человеку качества и способности. «Святой Максим Исповедник с несравненной силой и полнотой обрисовал миссию, возложенную на человека. Адам должен был чистой жизнью, союзом более абсолютным, нежели внешнее соединение полов, преодолеть их разделение в таком целомудрии, которое стало бы целостностью. На втором этапе он должен был любовью к Богу, от всего отрешающей и в то же время всеобъемлющей, соединить рай с остальным земным космосом: нося рай в себе, он превратил бы в рай всю землю. В-третьих, его дух и само его тело восторжествовали бы над пространством, соединив всю совокупность чувственного мира: землю с небесной ее твердью. На следующем этапе он должен был проникнуть в небесный космос, жить жизнью ангелов, усвоить их разумение и соединить в себе мир умозрительный с миром чувственным. И, наконец, космический Адам, безвозвратно отдав всего себя Богу, передал бы Ему все Его творение и получил бы от Него по взаимности любви – по благодати – все, чем Бог обладает по природе; так, в преодолении первичного разделения на тварное и нетварное совершилось бы обожение человека и через него – всего космоса.»[6]

Из слов святого Максима Исповедника видно, что для исполнения Божественного замысла обожение человека являлось необходимым, так как все остальное мироздание наполнялось Божественной благодатью через него. Следовательно, главным объектом приложения творческих сил Адама была его собственная личность, его душа. Именно для совершенствования этой личности, этой души и приходил Бог беседовать с Адамом и Евой «в раю во время прохлады дня» (Быт. 3:8), так как «духовная жизнь, – устроение своей личности, высшее творчество человека, – невозможно без помощи свыше»[7].

Глава 2 СЛЕДСТВИЯ ГРЕХОПАДЕНИЯ И ТВОРЧЕСКИЙ ДАР В ЧЕЛОВЕКЕ

 

Добродетель – госпожа таланта.

Талант – слуга добродетели.

Если в доме нет хозяина и всем распоряжается слуга,

то разве не воцарятся в нем бесовщина и помрачение?

Хун Цзычэн

К тому и служат искусства,

чтобы дать возможность познания добра и зла.

А. Дюрер

Культурное пространство человечества до грехопадения соединяло все и вся с его источником – Богом. Оно было ограничено только пределами Божественной любви, то есть, по существу, являлось безграничным. Оно составляло часть целого, но не было выделено в нечто отдельное, частное, и потому о культурном пространстве человечества до грехопадения можно говорить лишь условно. Человек воспринимал Божественную благодать и, подобно зеркалу, отражал ее, преображая весь мир. Грехопадение привело к «опрокидыванию» этого зеркала: отныне в нем стала отражаться сама природа, материя, сам человек. Вместо света Божественной благодати в мир ворвался поток греха и по-своему осветил творение. «Грех вошел туда, где должна была царствовать благодать, и, вместо Божественной полноты, в творении Божием разверзается бездна небытия – врата адовы, распахнувшиеся по свободной воле человека.»[8] В мире появился источник творческих замыслов, противоположных замыслу Божию, источник призрачный сам по себе по причине своей причастности к небытию, но реальный благодаря свободной воле человека и присутствию в нем образа Творца.

Изменился сам повод к творческой деятельности человека, это изменение произошло по причине невозможности непосредственного созерцания, приобщения человека к Красоте и Гармонии. В мире падшем повод для возникновения «культурной инициативы» отличался по существу от такового же в мире до грехопадения. Подобно тому, как поют ангелы на небе пред престолом Вседержителя, поют и певчие в храме. Но пение первых есть естественная реакция на созерцание Творца, а пение последних вызвано желанием и одновременной невозможностью подобного созерцания. В одном случае «уста глаголют» от преизбытка благодати, в другом от переживания ее отсутствия и желания приобщения ей.

Не имея возможности непосредственного приобщения к Гармонии и Красоте, человек из подручного материала начал создавать нечто, в чем угадывал частички и элементы Ее, так как влечение и стремление к Гармонии и Красоте онтологически присуще человеческому естеству. Но с искажением воли человека изменился и вектор его устремлений. Возможности приобщения к нетварным энергиям и благодати человек предпочитает существование среди «красот» и «великолепий» своих собственных творений: несоизмеримость таких образов бытия при этом осознается, но в процессе самообмана, необходимого для успокоения совести при отказе от Истины, объясняется и узаконивается несравненно более легким способом достижения результата.

Очевидно, что богоборческий путь подобного творчества является путем самообмана, самоуспокоения, и не зря деятельность по социальному и эстетическому благоустройству мира после грехопадения возглавили потомки Каина[9]. Построение городов взамен Эдемского сада, услаждение слуха пением и игрой на инструментах взамен слышания голоса Бога, создание различных орудий, помогающих облегчить наказание[10] Божие, указывают на то, что каиниты целенаправленно обустраивались на земле, не особенно раскаиваясь в отступлении от Бога и изыскивая новые, индивидуальные (то есть отличные от Божественного замысла) формы и сферы реализации заложенных в человека при творении дарований. Видимо, с точки зрения развития цивилизации подобная деятельность каинитов приносила наибольший результат при наименьших духовных затратах, так как заглушала зов души в Божественном направлении, напоминавший о необходимости аскетического образа жизни, в первую очередь жизни внутренней, духовной, и одновременно позволяла упрочить свое положение на земле в сравнении с другими народами.

Глава 3 ЯЗЫК КАК СРЕДСТВО КУЛЬТУРНОГО ОБМЕНА ВАВИЛОНСКАЯ БАШНЯ

 

Искусство – это язык, следовательно,

в высшей степени социальная функция.

Г. Гауптман

Нет ничего сильнее слова.

Менандр

Для постройки Вавилонской башни требовалось объединение народов, а, поскольку хозяевами Вавилона и опытными строителями городов (Быт. 10: 8-12) являлись потомки Хама, проклятые Богом за грех отца, они могли использовать эти факторы для объединения всех народов под своей властью. Такое объединение привело бы людей к «единомыслию зла» (Прем. 10:5) и послужило бы развитию в человеке самых низших влечений[11]. Причиной этого явилось бы одно из последствий грехопадения: утрата дара непосредственного восприятия мира человеком и замещение этого дара восприятием через язык, который «является промежуточным миром, существующим между миром объективной реальности и миром души человека – человек созерцает мир только через призму своего языка»[12]. После грехопадения человек был обречен на «медленное продвижение по пути рассудочного познания»[13].

Понятия, которые используют люди для понимания друг друга, являются словесными выражениями опыта познания окружающего человека пространства[14], включающего в себя и других людей. Язык, следовательно, замкнут в этом пространстве, ограничен им, не способен передать то, что выходит за рамки имеющегося опыта[15]. Если человек и выходит за рамки обозначенного языкового закона и, благодаря своему духовному развитию, становится способным воспринимать информацию о мире непосредственно через приобщение Божественной благодати, он все равно остается неспособным передать опыт, накопленный посредством подобного восприятия, другим людям[16].

Архитектор, к примеру, может создать проект здания потому, что он видит мир через призму геометрии, через уже произнесенные определенные тексты: человек неизбежно видит мир как некоторый текст. Но такой способ видения мира оказывается эффективным до того момента, пока человек не столкнется с живым, а тем более одухотворенным, существом: если рассудочным действием разобрать на составные понятийные категории живой организм, он перестанет быть живым. Истинное и живое до конца невыразимо в словах, а потому все философские системы и форму­лировки, пытающиеся говорить об истинном и живом, условны. Диалектически истина неизбежно изображается в искаженном виде...

Люди, глядящие на мир только через призму осуществленного речения языка, не способны уловить живое. Мир даже по грехопадении человека является в самой своей глубине органичным и потому его нельзя полноценно воспринимать, пользуясь только понятиями формально логичного расчленяющего языка. И именно к такому опыту познания и освоения мира, видимо, вплотную приблизились потомки Хама, судя по их духовному состоянию, позволившему предпринять уже известную истории попытку стать «как боги» (Быт. 3:5) и «сделать себе имя» (Быт. 11:4), осуществив грандиозное строительство «города и башни, высотою до небес» (Быт. 11:4).

Являясь «формой существования и выражения мышления, язык в то же время играет существенную роль в формировании сознания. При этом он остается относительно самостоятельным, обладает специфическими законами, отличными от законов мышления. Это приводит к тому, что не существует тождества между понятием и словом, суждением и предложением и так далее». К тому же «язык представляет собой определенную систему со своей внутренней организацией, вне которой нельзя понять природу и значение языкового знака»[17].

Само развитие языка происходит по мере сокращения его речевых конструкций. Эти конструкции, многократно повторяющиеся в сознании человека, становятся привычными и при разговоре не произносятся, но подразумеваются. На поверхности языка остается только малая их часть, являющаяся лишь намеком на происходящее в подсознании. Люди понимают высказывания друг друга при условии, что в подсознании каждого из них разворачивается один и тот же процесс, порождающий слова[18]. В зависимости от состояния общества, его идеологии, движущих им сил изменяется смысловое наполнение слов и речевых конструкции: происходит взаимное влияние мировоззрения, образа жизни людей и их языка. Процесс этот характеризуется определенной инертностью: субъекты могут подразумевать различные денотаты, но присваивать им одно и то же имя до тех пор, пока не произойдет изменение в сознании одного из субъектов, либо обоих вместе, либо языка. Очевидно, что культура хамитов, развившаяся в направлении построения New-Эдемского «города и башни, высотою до небес» на земле, оказала серьезное влияние и на язык этого народа. Именно внутреннее содержание языка, его религиозный смысловой подтекст подвергся искажению или полному уничтожению[19].

Неповрежденное сознание Адама позволяло ему присваивать имена прочей живой твари, проникая в сущности вещей и создавая язык, адекватно отражающий роль твари в мире в контексте Божественного замысла о ней. Ориентация хамитов на жизнь вне Бога неизбежно оказала влияние на их язык и через язык могла привести к изменению мировоззрения прочих народов, что становилось весьма возможным в контексте задуманного всенародного строительства Вавилонской башни. Низшее грозило лишить будущего высшее. Восприятие хамитского «образа речи, а значит, и мысли, и поведения резко бы сузило возможный спектр духовных и иных поисков. На много поколений вперед человеческое общество осталось бы одним и тем же и не могло бы испытывать иных возможностей речи о мире, а значит, – понимания мира и жизни в мире. Человечество закостенело бы в самопоклонении, в отказе от стремления к тому, что выше человека (а лишь стремление к более высокому, чем он сам, и может возвысить человека)»[20].

Итак, утрата человечеством единого языка обусловила культурную революцию – становление многообразия в мире культуры.

Но неверно было бы заявить, что для того Бог и сошел на сеннаарскую равнину и смешал язык «сынов человеческих» (Быт. 11:2-7), чтобы эту культурную революцию инициировать. Не желанием способствовать развитию культуры были вызваны действия Бога, а тем, что сеннааритское объединение человечества оказалось препятствием осуществлению Божественного замысла о спасении людей из под власти греха и смерти. Последующее же за расселением народов «по всей земле» (Быт. 11:8) развитие многообразных форм культуры явилось лишь побочным следствием предпринятых Богом действий по спасению людей от смерти в вечности.

ПРИЧИНЫ ВОЗНИКНОВЕНИЯ КУЛЬТУРЫ

 

Одна лишь нужда создает искусство.

Феокрит

Одним из первых следствий грехопадения явился раскол, случившийся собственно в человеке, – раскол душевного чувства и ума, который наглядно иллюстрирует попытка Адама спрятаться от Бога под кустом – вряд ли ее можно назвать мудрым поступком.

Бог стал чужим для человека. И теперь человек, лишившийся глубокого и личного опыта «мистического богопознания», станет создавать «богословие». Тому, кто потерял Бога, нужно теперь усваивать знание о Боге. Речь о Боге рождается как замена речи к Богу. Если бы люди могли непосредственно созерцать Бога – культурные учреждения в виде богословских факультетов были бы не нужны. Но не видя Лика Божия непосредственно, человек создает Его образы (богословские, иконографические). Это и есть собственно культурное творчество – созда­ние системы образов для частичного постижения первичной реальности.[21]

Человек стал до некоторой степени чуждым себе. Именно поэтому самопознание впоследствии стало одной из важнейших задач культуры.[22]

Но грехопадение породило еще одну пустоту, еще один разрыв – взаимоотчуж­денность людей. И эту пустоту люди на протяжении многого времени также пытаются скрепить пространством культуры.[23] Чтобы научить людей взаимопониманию и мирному сосуществованию, создаются правила этикета и общественные законы, слова и книги. Но не смотря на всевозможные ухищрения, всякое общение лю­дей стремится перерасти за язык, за границы речи (художественной, музыкальной, философской и т.п.): по-настоящему близкими чувствуют друг друга те люди, которые могут вместе молчать, передавая свои мысли и ощу­щения от сердца к сердцу, минуя уста, минуя культуру.[24] Именно из проблем взаимопонимания, являющихся следствием греха, рождается культура как сложное искусство передачи понятий, обращенное к другим. Человек создает вторичный мир, мир образов именно потому, что его умное зрение, позволяющее непосред­ственно постигать суть вещей, ослабело. Если бы люди могли понимать друг друга от сердца к сердцу – им не нужна была бы культура. Но это умение, предполагающее «непосредственное со­зерцание логосов и причин сущих»[25] осталось по ту строну грехопадения. Теперь недостаток «логосного» зрения восполняется словами.

Каждый человек знает, что бытие полнее наших слов о нем. Культура создает слова о бытии, затем эти слова она затирает до штампов и ищет новые слова и образы, чтобы вернуть значение прежним. Культура отражает сокровенный внутренний или внешний мир человека и тем самым удваивает его. Это значит, что бытие, настоящее само по себе бескультурно, и именно поэтому даже индифферентные к поиску истины люди, активно действующие в пространстве культуры, невольно и, быть может, неосознанно ставят своей задачей выйти за рамки культуры, прорваться к самому «лону бытия».

Самое важное вообще совершается вне мира культуры. Есть культурные символы, сопровождающие создание семьи. Но рож­дение ребенка слишком серьезно и поэтому превосходит рамки любой культуры. Культура может сколько угодно думать, го­ворить или молчать о тайне смерти, но сама смерть останется вне культуры. Человек может написать работу на тему «Орфографические особенности Новгородских Евангелий XIV века» – и при этом забыть, что кроме «орфографических особенностей» есть Сам Христос и к Нему можно обратиться прямо и «на Ты».[26]

Глава 4 PRO ET CONTRA: ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОЙ КУЛЬТУРЫ

Говоря о полезности или не полезности культуры, необходимо учитывать разные стороны вопроса: можно, к примеру, говорить о том, как прекрасна культура сама по себе, а можно сурово изобличать искушения культуропоклонства.

 

Все искусства

состоят в исследовании истины.

Цицерон

 

Искусства смягчают нравы.

Овидий

 

Искусства полезны лишь в том случае,

если они развивают ум, а не отвлекают его.

Сенека Младший

 

Каждая сожженная книга освещает мир.

Р. Эмерсон

 

Всякое искусство совершенно бесполезно.

Оскар Уайльд

АПОЛОГЕТИКА КУЛЬТУРЫ

В своей молитве к Богу Отцу Господь Иисус Христос не говорил об удалении верующих в Него из мира культуры, но просил об избавлении от пагубных ее течений и направлений: «Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла» (Ин. 17:15). Культура, как формирование мира образов, отражений, мира вторичного, свидетельствует о конфликте с миром первозданным, созданным Творцом. Но даже о сверхчеловечес­ком мире люди, как правило, вынуждены узнавать от людей, а потому религия самого небесного происхожде­ния нуждается в земных, культурных способах и механизмах своей передачи.[27] Если для возвращения в горний мир человеку необходимо воспользоваться системой понятий, образов и редставлений, ему необходимо уметь жить в культуре, уметь пользоваться культу­рой и уметь создавать культуру.

Действительно, восприятие человеком мира через пространство культуры является следствием грехопадения, а человек находится в рабстве этого пространства. Но мир культуры исчезнет только в огне Второго Пришествия, когда мы увидим Истину лицом к лицу. Следовательно, неправомерно ставить вопрос о том, полезно или неполезно человеку в своей земной жизни соприкасаться с миром культуры, – необходимо решить, как человек должен соприкасаться с ним.

Лучше, если в среде людей творческих, поэтов, художников и писателей будет больше христиан. Дело в том, что культурой уже злоупотребили, ее уже испортили и продолжают портить независимо от того, участвуют христиане в этом или нет. Быть может, некоторые христиане даже обязаны заниматься культурой уже потому, что они хотя бы не будут ее размывать мертвящими водами современных культурных «инициатив», станут некоторым «противоядием». Христиане, созидая культуру, могут формировать определенные эстетические ценности общества, так как культурные воззрения людей духовных глубже, разнообразней и чище, чем взгляды обычных людей (что, конечно же, не всегда является собственной заслугой христиан).

Художник-христианин стремится решить посредством своего произведения некую задачу, которая всегда осознается им, а именно – стремится помочь себе и окружающим стать выше, чи­ще, приобщеннее Небу. Марина Цветаева, после тридцатилетнего страстного служения поэзии подвергшая себя беспощадной критике и осуждению в своей работе «Искусство при свете совести», писала, что «нет вещи, которой бы оно не учило, как нет вещи, ей прямо обратной, которой бы оно не не учило, как нет вещи, которой бы одной только и учило. Все уроки, которые мы извлекаем из искусства, мы в него влагаем. Искусство – ряд ответов, к которым нет вопросов. Все искусство – одна данность ответа».[28] Очевидно, что плодотворнее будет извлекать из искусства уроки христианства – для этого надо и наполнить его христианской проблематикой.

На протяжении веков Церковь занимается выработкой механизмов ограждения человека от посягательств мира на его, хотя и относительную после грехопадения, внутреннюю целостность. Догматические правила, выработанные Православием, не ограничивают свободу мысли, но пресекают беспочвенные фантазирования, могущие увести человека за пределы, свойственные его естеству, то есть в дурную бесконечность, на языке Евангелия, «тьму внешнюю» (Мф. 8:12). Наполнение мира культуры христианскими ценностями уже само по себе позволит существенно сузить пределы блуждания человеческого ума в лабиринтах «страны далеча» (Лк. 15:13).

Культура не поднимет человека над природой, но позволяет человеку подвести свою душу к тому рубежу, за которым начинается область действия духа. Причем наполнение произведений искусства собственно религиозными мотивами для этого вовсе не обязательно: самый сокровенные, совершенные и значимые качества человека могут быть увидены только через христианскую традицию по­каяния и всматривания в сердечную глубину. Однажды Г. Федотов назвал «Капитанскую дочку» позднего Пушкина самым христианским произведением русской литературы, хотя религиозная составляющая в этой повести почти незаметна. Так что, христианская культура – не обя­зательно та, которая прямо говорит или рассуждает о Хри­сте.[29]

Достаточно уже того, что для художника-христианина не человек есть мера всех вещей. И не собствен­ное «Я» есть то, чем он непременно должен поделиться с чита­телями, зрителями, слушателями. И наконец, он не станет заниматься тем, что давно стало нормой в мире искусства: выбрасывать собственную душевную грязь на окружа­ющих. Искусство конца XX века напрочь забыло старое правило, что грязное можно отмыть только в чистой воде, что грязной водой не отмоешь то, что уже выпачкано: «описаниями, демонстрацией порока никогда не излечишь того, кто уже пребывает порочным».[30]

Итак, христиане, действуя в пространстве культуры, могут придавать искусству направление создания произведений, призванных «разбудить» человека, поставить перед ним вечные вопросы, даже подвести его к некоему порогу, за которым начинается духовная жизнь. В светском искусстве подлинная духовность невозможна, так как искусство духовное – это молитва, сама жизнь человека во Христе, но от светского искусства это и не требуется. Хорошо, если его цели и задачи будут находиться в границах возвышения человеческой души, как бы возделывания[31] и приготовления ее для принятия семян духовных.[32]

Появлению таких выдающихся имен в мире православного богословия как святитель Василий Великий, святитель Григорий Богослов и святитель Иоанн Златоуст мы отчасти обязаны тем языческим школам, в которых они обучались внешней мудрости.[33] Сам святой Василий Великий говорит о факте своего знакомства с миром языческой культуры в Афинской Академии следующее: «Конечно, собственное пре­восходство дерева – изобиловать зрелыми плодами, но оно носит на себе и некоторое украшение – листья, колеблющиеся на ветвях: так и в душе истина есть преимущественный плод, но не лишено приятности и то, если ду­ша облечена внешней мудростью, как листьями, которые служат покровом плоду и производят приличный вид. Почему говорится, что и тот славный Моисей, кото­рого имя за мудрость у всех людей было велико, сперва упражнял себя египетскими науками, а потом приступил к созерцанию Сущего. А подобно ему, и в позднейшие времена о премудром Данииле повествуется, что он в Ва­вилоне изучал халдейскую мудрость, а затем уже коснул­ся Божественных уроков»[34]. Аналогичное отношение к языческой культуре имеет место и у других Отцов и учителей Церкви, например, Оригена: «Утверждаем, что человеческая мудрость служит упражнением для души, но целью – Божественная»[35].

Святой Василий, однако, упоминал о характере временной необходимости полученных в Академии знаний. В зрелом возрасте, уже бу­дучи епископом, он сообщал в письме своему бывшему учителю, профессору и тогдашнему светилу красноречия Ливанию, что бро­сил уже занятия изящной классической литературой и сме­нил их на «более достойные»: «Я теперь беседую с Моисеем, с Илиею и с подобными им блаженными мужами, которые пересказывают мне свои мысли на грубом языке: и что у них занял, то и говорю. Все это верно по мыслям, но не обделано по слогу, как видно и из сего самого письма. Ибо если и выучился я чему у Вас, то забылось это со временем»[36].

На основании приведенных святоотеческих высказываний можно сделать вывод о необходимости четкого и строгого разграничения ду­ховного и душевного: приобретая познания в области культуры можно «возделывать» душу, а можно воспитывать «художественный вкус». Первое способствует формированию в человеке добродетелей, последнее создает видимость таковых...

Пространство культуры можно рассматривать как житницу или склад лучших душевных ценностей. Сами по себе человека они не спасают, но для души его могут стать предвосхище­нием, прообразом ценностей духовных. Шедевры душевной красоты «подобны Царствию, как естественная любовь – добродетели милосердия, честь – духовной силе, луна – солнцу. Это лучше, много лучше, чем душевная пустота. Для одних они – доброе начало, для других – ничто. Культура не всех ведет в небесный Иерусалим и многих от него уводит».[37] Опасность последнего действительно чрезвычайно велика, потому, что «искусство – искус, может быть, самый последний, са­мый тонкий, самый неодолимый соблазн земли. Это третье царство со своими законами, из которого мы так редко спасаемся в высшее, и как часто – в низ­шее! Между небом и адом искусство – «чистили­ще», из которого никто не хочет в рай»[38].

Здесь уже приходится руководствоваться принципом апостола Павла: «для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их, и совесть» (Титу 1:15), потому, что отказываться от культуры как «детоводителя ко Христу» (Гал. 3:24) нет оснований: не­которых культура помогает привести к Богу. «Не всех, конечно, – есть другой путь, он коро­че и верней. По нему шли тысячи простых душ, но начинали они оттуда, куда нам еще надо прийти»[39].

В наши дни очень трудно обратить необразованного (точнее – перекошено образованного) человека, потому что ему все нипочем. Популярная наука, имидж (или «нарушение имиджа») его узкого круга, рекламные штампы и тому подобные мифологемы заключили человека в темницу искусственного мира, который он считает единствен­но возможным. Для него нет тайн: он все «знает». Человек же куль­турный постоянно сталкивается с тем, что мир очень сложен и что окончательная истина, какой бы она ни была, обязана быть неожиданной и требующей труда для восприятия. Все же, будучи подготовленным войти в Церковь легче.[40]

Нужна ли культура тому, кто уже обратился? Да, наверное. Во-первых, «культура рождена бо­лезнью человечества. Это очки, которые не нужны здоровым глазам. Но сорвать с близорукого очки и растоп­тать их под тем предлогом, что здоровый человек не нуж­дается в очках, было бы медвежьей услугой. Если человек идет на костылях, то он, очевидно, не здоров. Но сломать их – немилосердно. Культура и есть те костыли, в кото­рых нуждается наша душа, их можно отбросить только по выздоровлении.

В Эдеме культуры не было, и в Небесном Иерусалиме ее не будет. Но мы не находимся ни там, ни там. Пока мы не вполне вошли в Царство Отца – костыли нам нужны. Поэтому Церковь, возвещая цель че­ловеческого странствия, бесконечно возвышающуюся над миром культурных достижений и ценностей, все же никог­да не становилась культуроненавистническим движением. Через мегафо­ны культуры мы лучше слышим друг друга. Через ее трансформаторы мы яснее познаем мир; и репродукторы культуры же порой впервые доносят до человека весть о действительном Творце. Эта техника порой страшно «фонит». Но лишь очень немногие могут лучше слышать вооб­ще без нее.»[41]

Во-вторых, «не все призваны к чисто созерцательной жизни. Многие славят Бога делами. Если наша работа может быть безвредной и даже полезной, мы вправе делать ее во славу Божию. Тот, кто убирает комнату, и тот, кто пишет стихи, одинаково и на одном условии служат Господу.»[42]

В-третьих культура способна дать некоторое развлечение в моменты духовного расслабления, она может увести душу от радикально душепагубного к предметам, достойным существа разумного. Одной из возможностей культуры является, например, та, что она может подарить людям радость. Способность человека радоваться – качество, сообщенное душе Творцом. Греховно радостное переживание лишь тогда, когда мы ради него поступились нравственностью, нарушаем за­коны, также данные Богом. Мир культуры сам по себе такой цены не требует, хотя за моменты эстетического наслаждения временами и платят такой ценой.[43]

МНЕНИЕ ОТЦОВ: «CONTRA»?

К большинству проявлений мира греко-римской языческой культуры христиане первых веков относились враждебно – не в смысле уничтожения предметов культуры, окружавших их[44], а в плане внутреннего неприятия, отторжения его ценностей и норм. Античные религии, культы, мистерии полностью отрицались всеми апологетами,[45] а это влекло за собой отказ от многого, сопутствующего религиозной жизни: от всех элементов культуры, богато пропитанных мифо-ритуальным содержанием – по сути, от всего искусства. Однако вызвано такое отношение было не тем, что Церковь с момента возникновения являлась «цитаделью мракобесия и невежества», в чем ее до сих пор время от времени обвиняют, а состоянием самой языческой культуры того времени. Она была охвачена общим кризисом: «с упадком древней религии и с разложением римского общества наступила пора и общего нравственного принижения, вследствие чего и искусство усвоило и разрабатывало мотивы, благоприятствовавшие тог­дашней распущенности нравов»[46].

Объектом самой беспощадной критики христианских апологетов явилось именно искусство в силу его сильнейшего воздействия на мировоззрение и души людей. Тертуллиан, например, «видел в искусстве опору языческих понятий, причину их успешного распространения, поддержку враждебного христиан­ству культа. Сила и влияние язычества были бы, по его мнению, ничтожны без пышности и суетного великолепия его богослужения»[47]. Тертуллиану принадлежит следующее высказывание: «Прежде, чем появились в мире делатели идолов, храмы были пусты и стены их голы. Хотя идолопоклонство существовало и ранее, но оно не имело имени. А когда дьявол ввел в мир делателей статуй и всякого рода изображений, эта язва рода человеческого получила как бы тело и имя»[48]. Татиан серьезно изучал классическое искусство и пришел к убеждению, что «его произведения заключают в себе много вздора»[49]. Он говорил о бесполезности науки, так как она не ведет человека к познанию истины, скептически отзывался о значении достижений человечества в области искусств: убогие и нуждающиеся во многом люди, «замечая в случайных явлениях нечто полезное, путем подражания, опытов, исследований, ошибок, преобразований, изменений и постоянного исправления приобрели незначительные и поверхностные знания искусств и, улучшая эти знания в течение весьма долгого времени, достигли некоторого успеха»[50]. Блаженный Иероним, переводчик Библии на латинский язык, толкуя притчу о блудном сыне, называл рожками, которые ели свиньи, «корм бесов­ский: стихи поэтов, мирскую мудрость, велеречие риторов»[51]. Неблагосклонно относился к искусству и Ориген, усматривая в нем своего рода ложь, видя, как «своими произведениями оно отвлекает людей неразумных от предметов духовных и мысли о Боге и обращает к земле, прилепляет к чувственному их душевные очи»[52]. «Какое изображение Бога я сделаю,— спрашивал Октавий,— когда сам человек, правильно рассматриваемый, есть изображение Бога? Какой храм ему построю, если весь этот мир, созданный Его могуществом, не может вместить Его? И если я, человек, люблю жить просторно, то как заключу в одном небольшом здании столь великое Существо? Не лучше ли содержать Его в нашем уме, святить Его в глубине нашего сердца?»[53].

Преувеличенно критичная позиция некоторых христианских апологетов объясняется активной защитой от влияния язычества, тяжелой борьбой за формирование новой религиозной жизни. Их позиция часто была вызвана крайней необходимостью текущего момента, это была философия конкретного дела: разрушения старого, созидания нового (поэтому она содержит по временам поверхностные суждения).[54]

Однако апологеты не ограничивались утверждением правил новой веры, но сознательно исследовали всю предшествующую культуру, анализировали происхождение и развитие отдельных ее сфер, указывали, наконец, отрицательные, с точки зрения их идеала, стороны этой культуры и стремились дать образец новой, истинной культуры с новым мировоззрением, новым образом жизни, новым отношением практиче­ски ко всем главным сферам культуры.[55] Окончательное решение вопроса о языческом искусстве и о применении искусства как такового принадлежало времени более позднему, с воззрением более умеренным и спо­койным.

Вывод о неприятии христианскими апологетами всего греко-римского искусства и культуры в целом, который можно сделать на основании вышеприведенных высказываний Отцов, будет ошибочным. Дело в том, что в первые века существования Церкви нетерпимость к язычеству действительно выражалась в форме резкого протеста, а религиозный антагонизм препятствовал христианам провести границу между искусством и представлениями, с которыми оно связывалось в мире языческом. Это и приводило к возникновению радикальных точек зрения, к примеру, Татиана, Гермия, Феофила Антиохийского, Арнобия, которые критически отзывались об античной философии, науках, искусстве и полагали, что христианам нечему учиться у язычников.[56] Наиболее ярким выразителем убеждений этой суровой, «антихудожественной» партии, являлся Тертуллиан, отрицавший в самом принципе приложение искусства в христианстве. [57] Но, если исключить резкие, беспо­щадные отзывы Тертуллиана, можно констатировать, что Отцы видели враж­дебность искусства христианству не в самом принципе, а в том приложении, какое из искусства сделали, употребив его орудием язычества, средством для выражения и распространения языческих религиозных идей.[58] Так, например, святитель Иоанн Златоуст, выгонявший из храма посетителей зрелищных представлений, сам во время проповеди в том же храме сравнивал Церковь Христову со стадионом, а святого царя Давида с борцом, украшенным на олимпийских играх венцом победы.[59]

Святой Иустин Философ, Климент Александрийский и Ориген считали, что греческая философия и науки содержат много ценных знаний, необходимых для достижения высшего, абсолютного знания. По их мнению, христианину надо изучать языческие науки и философию, ибо все истинное в них греческие писатели заимствова­ли у восточных мудрецов, давно знавших «богоданные» истины.[60] Святой Ириней Лионский, обличая еретиков, нередко за сравнениями и подобиями обращался к области искусств, к которым сам явно был расположен и к изучению которых, как своего рода добродетели, он приглашал лжеучителей.[61] Так же и науки святой Ириней считал полезными и достойными изучения.[62] Климент Александрийский, ревниво оберегавший христиан от языческого идолослужения и нравственно-развращающего влияния античного искусства, как глубокий знаток классической культуры, также не был принципиальным противником последнего. Искусство заслуживает похвалы и уважения, рассуждал он, но его не должно ценить наравне с истиной. Александрийский пресвитер умел понимать настоящее художество и вместе с современниками отдавал должную дань удивления произведениям знаменитых мастеров: Праксителя, Лизиппа и Апеллеса. «Без сомнения, никто не затруднится, – говорил он и о других, – отличить живопись истинно-художественную от вульгар­ной и пошлой, музыку благопристойную от разнузданной, красоту истинную от поддельной».[63] Однако Клименту нередко приходилось наблюдать и разлагающее действие искусств на людей, поэтому он делил виды искусств на менее полезные и более полезные. Из ряда последних его особенной любовью пользовалась архитектура, которая, по его словам, «чрезвычайно изощряет душевные способности, делает душу наиболее восприимчивой к пониманию и способной отличить истину от лжи и, наконец, от предметов чувственных возвышает нас к вещам, лишь умом постигаемым».[64] В отношении образования Климент Александрийский утверждал, что истинный христианин «должен быть знаком со всем курсом школьных наук и со всей эллинской мудростью», потому, что они готовят ум к уразумению божественной истины и к ее защите.[65]

Традиция отвержения не только культуры, как проявления мира, но и
самого мира в целом действительно имела место в раннем христианстве – она «была порожде­на эсхатологическими местами Нового Завета, особенно Евангелия и Апокалипсиса (не указывающими, впрочем, никаких определенных сроков грядущего конца). Она окрепла затем под влиянием греческой философии (стои­ков и неоплатоников) и затем дошла до крайних выво­дов (вроде самооскопления Оригена) под влиянием фор­мального, внешнего законничества, присущего иудаизму». Однако эта традиция никогда не отражала гармоничного и полноценного отношения христианства к «Божьему, имен­но к Божьему миру».[66]

«Было бы чрезвычайно поучительно проследить через всю литературу христианской аскетики, как платоническое и стоическое (по своему характеру чуть ли не буддийское) отвращение к миру и осуждение его уживается в традиции отрицания мира (не примиряясь!) с христианским учением о его благодатной устроенности, о его божественной ведомости, о вездеприсутствии Божием».[67] Христианство объединяло два различных, кажется даже, противоположных миросозерцания. К «узким вратам» (Мф. 7:14) спасения Отцы прокладывали маршрут по двум различным жизненным путям, слитым в один: одновременного мироотвержения и мироприятия.

«Первый путь был последовательно продуман и прочувствован до конца в первые же века. Согласно этому воззрению, Царствие Божие не только не от мира сего, но и не для мира сего. Мир внешний и вещественный есть лишь временный и томительный плен для христианской души: ей нечего делать с этим миром, в котором она не имеет ни призвания, ни творческих задач. Мир и Бог противоположны. Законы мира и законы духа непримири­мы. Двум господам служить нельзя (Мф. 6:24), а господин мира есть диавол (Еф. 2:2). «Этот» век и «грядущий» век – два врага. И смысл христианства состоит в бегстве от мира и из мира, то есть в неуклонном угашении своего земного человеческого естества. Надо возненавидеть все мирское и отдалить его от себя, иначе оно само отдалит нас от Бога. Все мирские блага, «все сотворенное» надо почитать чужим и не желать. Христианин не должен вступать в брак, не смеет приобретать собственность, не должен слу­жить государству. Мало того: ему подобает молиться – «да прейдет мир сей» и да сократятся его дни. Сам же он должен обречь свою плоть увяданию или медленному «умерщвлению» под страхом «лишиться последнего благословения». Эти идеи, изложенные здесь в выражениях первоисточников, содержатся в древних памятниках христианской литературы: «Дидахэ», «Втором послание Климента к Коринфянам», «Пастыре Ерма», а также у Татиана, Оригена и других. Отголоски этого отвержения мира и тела встречаются и позднее в III—IV веках, например у святых Антония Великого и ó Аввы Исайи (в третьем томе «Добротолюбия»)».[68]

Но «живая и глубокая традиция христиан­ства не остановилась на отвержении богосотворенного мира. Она отвела аскезе значение драгоценного средства, очищающе­го душу и освобождающего ее; она выработала целую систему душевного очищения (монашество). Согласно этой традиции, аскеза есть путь, ведущий к постижению Бога «в небе» и «на земле», мироотвержение же не является основной и последней задачей христианина. Напротив, христианство приняло мир, благословило человека в мире и стало учить его не только христианскому умиранию, но и христианской жизни, творческому отношению к труду.

Как же не принять мир, когда он создан Богом, «воз­люблен Им, спасен, просвещен, искуплен и отдан во власть Христу, Сыну Божию?» Когда «не нуждающийся ни в каких благах Бог для человека устроил небо, землю и стихии, доставляя ему через них всякое наслаждение благами» (Антоний Великий); когда в мире «нет ни одного места, ко­торого не касался бы Промысл» Божий, «где не было бы Бога», так что желающий «зреть Его» должен только смотреть «на благоустройство всего и Промышление о всем» (Антоний Великий)? И вся «эта сотворенная приро­да» есть не что иное, как великая «книга», в которой чело­век, «когда хочет», может читать «словеса Божии» (Евагрий Монах)? И когда христианину дано великое за­дание не только проповедать Христа во всей вселенной, но и внести Дух Его во все «земное»?[69]

«Христос пришел в мир не для того, чтобы научить нас отвергать мир, понося и презирая создание Божие, но для того, чтобы дать нам возможность и указать путь верного, христианского мироприятия; чтобы научить нас разумно принимать и творчески нести бре­мя вещественности (плоти) и человечески-душев­ного разъединения (индивидуальности); чтобы научить нас жить на земле в лучах Царства Божия».[70]

Христианин, принимая мир, встает на путь творческого делания в этом мире: духовного совершенствования себя самого, ближних, и собственно мира – в этом и состоит по существу хри­стианская культура.

«Человеку «от природы», следовательно, от Бога, дан некий способ земного бытия: трехмерная живая телес­ность; душа с ее разнообразными функциями и силами, индивидуальная форма жизни и инстинкта; силы любви и размножения; голод и болезни, сопричисленность к вещам и животным на положении их разумного и благого господина; раздельность и множественность людей; необходимость творческого труда и хозяйственного предвидения. Из этого, данного нам способа земной жизни вытекает множество неизбежных для нас жизненных положений, заданий и обязанностей, которые мы и должны принять, осветить и освятить лучом хри­стианского Откровения, и изжить практически, в трудах, опасностях и страданиях, приближаясь к Божественному и одолевая противобожественное. Своим воплощением Христос не отверг этот способ бытия, а принял его и по­бедил его. И нам надлежит идти Его путем и творить Его дело, как волю Отца,— но не «по ветхой букве» (Рим. 7:6), а «от сердца» (Рим. 6:17), и «не под законом» (Рим. 6:15), а в «свободе» и в «обновлении духа» (Рим. 7:6).

Это значит, что человеку надлежит принять – и полевые лилии, и птиц небесных, и пастушество, и плотничество; и золото с ладаном и смирною; и хлеб, и рыбу, и вино, и радость брака; и подать, церковную и государ­ственную; и власть Пилата, данную ему свыше; и трепет вещего и грозного слова; и пение ангельское, несущее смертным весть о Боге».[71] Людям «надлежит принять все это как дар и как задание; как христианское средство, ведущее к христианской цели; как жизненное творчество, имеющее создать христианскую культуру. И принять все это христиане должны «как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии» (1 Петра 2:16).

В итоге мир был принят Отцами вследствие приятия Самого Христа и на этом основании стала строиться христианская куль­тура. Руководствуясь духом Христовой любви, мир осмысливался и творчески преображался; не осуждался его внешний естественный строй и закон, но преодолевался, преображался и оформлялся – любовью, волей и мыслью, трудом, творчеством и вдохновением. «Культурной инициативой» православия по отношению к миру стало освящение каждого мига земного труда и страдания: от креще­ния и молитвы роженице до отходной молитвы, отпевания и сорокоуста.[72]

Отцы Церкви IV—V столетий уже без сомнений говорили о пользе, которую оказывало, оказывает и будет оказывать Церкви искусство и отстаивали его употребление непосредственно в христианском культе.[73] Святой Василий Великий видел в живописи лучшее средство для изобра­жений мученических подвигов и подспорье своему ораторскому слову. Обращаясь к живописцам, в слове на память Варлаама Мученика Святитель говорил следующее: «Восстаньте теперь предо мною вы, славные живописатели подвижнических за­слуг. Дополните своим искусством это неполное изображение борца. Красками вашей мудрости освятите неясно представленного мною венценосца.

Пусть буду побежден вашим живописанием доблестных дел мученика; рад буду признать над собою и ныне подобную победу вашей крепости. Посмотрю на этого борца, живее изображенного на вашей картине».[74] Святитель Григорий Богослов в одном из своих стихотворений передает случай поразительного впечатления, которое производит иногда икона на душу человека. «Какой-то невоздержанный юноша при­гласил непотребную женщину. Когда она подошла к воротам, на которых находилась икона внимательно смотревшего святого Полемона, то, увидевши эту икону, тотчас, говорят, воротилась, быв побеждена этим взглядом: изображенного на иконе она устыдилась, как бы живого».[75] Преподобный Нил Синаит, подвижник V столетия, в письме к епарху Олимпиодору писал: «Пусть рука живописца наполнит храм историями Ветхого и Нового Завета. Для чего? Чтобы и те, кто не знают грамоты и не могут читать божественных писаний, рассматривая живописные изображения, приводили себе на память мужественные подвиги искренно послуживших Богу и возбуждались к соревнованию достославным и приснопамятным доблестям, по которым землю обменяли на Небо, предпочтя видимому Невидимое».[76] По мысли его, равно, как и святого Григория Великого, иконы должны быть допускаемы в церквах в видах религиозно-нравственных, как могучее воспитательное средство и весьма полезный обычай, наряду с чтением Писаний и церковною проповедью. Марсельский епископ Серен (VI век), уничтожил в своей Церкви иконы, признавши употребление их соблазнительным и опасным, и был вынужден на эту крутую меру суевериями, край­ностями, в которые вдавались по отношению к ним некоторые из членов его епархии. Римский папа святой Григорий Двоеслов не одобрил поступка Марсельского епископа и послал к нему особое письмо, в котором объяснял, в каких видах благоразумно и полезно допускать употребление икон и не лишать Церковь подобного украшения. «Мне сделалось известным, – писал последний епископу Серену, – что ты, возбужденный неблагоразумною ревностью, разрушил изображения святых под тем предлогом, что им не следует поклоняться. За то, что ты запретил поклоняться им, мы тебя хвалим, а за то, что разрушил, порицаем. Скажи, брат, слыхано ли ког­да-нибудь о священнике, чтобы он поступил таким образом? Не должно ли было остановить тебя от этого поступка хотя то сооб­ражение, что ты не святее и не умнее прочих? Ибо иное дело поклоняться изображаемому, как Богу, и иное дело через изобра­жение научаться и воздавать честь Изображаемому. Что для уме­ющих читать письмо, то для неграмотных заменяют изображения. Не следовало разрушать то, что назначено в Церкви не для пок­лонения, но для наставления. Докажи, что ты предрасположен не против самых изображений на иконах, но против недостойного к ним отношения, а потому не препятствуй желающим делать изображения святых, но предостерегай от почитания самого вещества изображений».[77]

Вообще, отношение к произведениям искусства христианских авторов стало серьезнее и рассудительнее: теперь они отдельно рассматривали вопрос о пользе творчества для самого автора и о характере влияния его произведения на общество, отличая ремесло, работу, формальную сторону от того, как, для чего и по каким побуждениями она производилась.[78] Великие церковные писатели IV—V веков тщательно и настойчиво проводили различие между закономерным для христиан отвращением к идолам, к основам культа греко-римской Империи и отрицанием искусства, культуры в целом. Это различие было очевидно (к сожалению, не в полной мере) даже для императоров-иконоборцев, которые не были вандалами по отношению к произведениям искусства как таковым. Последний из иконоборческих императоров, Феофил, несмотря на свои тенденции, приобрел себе большую известность в истории византийского искусства как усердный строитель и реставратор дворца, как покровитель художников, которых он, приглашая для работы, всячески у себя удерживал.[79]

Отстаивая право на жизнь и развитие искусства в христианском обществе, Отцы отмечали его утилитарный, с точки зрения чистой духовности, характер, а потому отводили ему соответствующую роль в системе христианского мировоззрения. Учитывая, что искусства столь притягательны в силу того, что доставляют человеку удовольствие, Лактанций отмечал, что они должны способствовать «более приятному» преподнесению истины, которая для христиан является абсолютной, высшей ценностью и освящается ореолом божественности.[80] Истина, таким образом, безоговорочно ставилась выше каких бы то ни было искусств.

Лучшим зрелищем, доступным человеческому зрению и достойным восхищения, считалась красота природы. Христианская культура, во многом абсолютизировавшая внутренний духовный мир человека, тонко чувствовала и высоко ценила ее значение для развития духовных способностей. «Какой театр, построенный человеческими руками, может сравниться с этими делами? Пусть он будет построен из огромных каменных глыб, но горные хребты выше его; пусть филенчатые потолки его сияют золотом, но блеск звезд их превосходит. Так, никогда не будет удивляться делам человеческим тот, кто признает себя сыном Божьим».[81]

Вся христианская культура и искусство были подчинены идее Богосыновства. Вот, для примера, краткий конспект христианской философии бытия, изложенный Лактанцием: «Мир сотворен Богом для того, чтобы в нем родился человек. Человек рождается для познания Творца мира и своего Создателя. Познает он Его для того, чтобы воздать Ему соответствующее почитание; почитание воздает для получения в награду бессмертия. Бессмертие получает он, чтобы уподобиться ангелам и стать служителем Отца и Господа своего в Царстве Небесном. В этом смысл вещей, в этом тайна Бога, в этом таинство мира».[82] В этом, по существу, вся нехитрая философия христианства, имеющая два полюса: Бога и человека, и развернутый между ними мир во всем его многообразии, со всеми сложностями и противоречиями. Один полюс является производным другого и тяготеет к нему. Бог сотворил человека для Себя. Но и Он тяготеет к своему главному творению. Кто внимательно изучал строение вселенной, замечает Лактанций, тот должен согласиться с тем, что мир сотворен для человека и все в нем служит на пользу человеку.

В формуле Лактанция дана причина возникновения мира и человека, определена цель человеческого бытия и указан путь к этой цели. Цель – в бессмертии для вечного служения Богу. Путь – познание и почитание Его. Итак, смысл человеческого бытия заключен, по мнению христианства, в трех актах: познании, почитании и служении. Именно на их реализацию и была направлена вся христианская культура, включая художественную, вся теория и философия, включая эстетику, вся практическая деятельность, включая создание произведений искусства.[83]

Глава 5 ХРИСТИАНСКАЯ КУЛЬТУРА

 

Нет более опасного оружия для беса,

чем чернила и книгопечатание:

они когда-нибудь окончательно сживут его со света.

Г. Х. Андерсен

Основным, труднейшим и неразрешенным вопросом для секуляризированной культуры в целом и искусства в частности являлся вопрос о том, что есть истинное искусство и что есть истинная художественность. Ответ на него не был найден по причине чрезвычайного разнообразия высказываемых суждений, зачастую противоречащих друг другу. В результате сам вопрос был упразднен, как мешающий свободной реализации творческого самовыражения человека.

Конечно же, вопрос о истинности и критериях художественности вставал и перед Церковью: кратко о проблемах, связанных с утверждением самого права на существование искусства в Церкви было сказано в первых главах данной работы. Ниже будут раскрыты некоторые аспекты православного понимания того содержания, которым наполняется в Церкви словосочетание «христианская культура».

ИСКУССТВО И СВОБОДА

 

Искусство есть любовь, молитва и творчество.

Без свободы оно невозможно.

И. А. Ильин

Канон в искусстве

 

Фантазия, лишенная разума, порождает чудовище.

Ф. Гойя

Фантазия – это своего рода такой паровик,

что дай Бог только, чтобы котел не лопнул.

И. А. Гончаров

Существует распространенное суждение, что Церковь и творчество находятся в непримиримом противоречии по той причине, что церковная жизнь догматична и канонична, то есть якобы несвободна и регламентирована, в то время как творчество невозможно без свободы художника от каких-либо формальных обязательств: культура живет постоянным обновлением своих канонов, борьбой с автоматизмом, творческим отталкиванием от готовых форм, художественным переиначиванием традиции.[84] Однако православный священник, посвятивший свою жизнь, в том числе, исследованию и критике церковного искусства, отец Павел Флоренский считал, что канон никогда не был помехой художественному творчеству, что «трудные канонические формы» всегда были тем «оселком, на котором ломались ничтожества и заострялись великие дарования».[85]

Необходимо обратить внимание на своеобразие секуляризированного гуманистического понимания свободы творчества, которое состоит в том, что границы его определяются самим творцом, пережитым им «вдохновением». В силу того, что это «вдохновение» само в себе не содержит ни моральных, ни рациональных ограничений, оно легко может оторвать человека и от моральности и от разумности.[86] Именно для защиты от таких состояний и созданы в Церкви художественные каноны. Их авторами являлись подвижники, которые достигли вершин духовного созерцания и вывели свой ум из зависимости от страстей. В силу этого каноны являются не порождением измышлений и дедукции, а выявленной через принятие Откровения совершенной художественной формой. Канон раскрывает мироздание во всей его органичности, во всех его таинствах; он предлагает «форму, рожденную из глубокого, духовно насыщенного со­держания».[87]

«Потусторонний», горний мир, являемый Церковным искусством, вовсе не является «виртуальным». Он есть реальность, с которой Церковь посредством Таинств соединяет мир земной, дольний. «Художник не сочиняет из себя образа, но лишь снимает покровы с премирно сущего образа: не накладывает краски на холст, а как бы расчищает посторонние налеты его».[88] Канон, таким образом, возводит художника до предельно возможного уровня художественного восприятия, освоенного человечеством и позволяет художнику сделать этот уровень точкой отсчета в своем творчестве.

«Художник, который полагает, что канон может ущемить его творческую оригинальность и потому, прежде чем усвоить его, пытается его преодолеть, на самом деле попадает в полную зависимость от своей разрушительной задачи и начинает паразитировать на обломках чужих форм»,[89] подменяя творчество тотальным заимствованием и цитированием. «Только человек, смотрящий на культуру извне и не имеющий опыта культурного делания, может полагать, что у художника, обладающего внутренней свободой, не должно быть никаких табу. Напротив, чем одареннее художник, тем больше у него внутренних запретов, тем уже путь, по которому направлена его творческая энергия».[90]

Ложным является и утверждение, будто каноны сковывают человеческий дух: напротив, дух человека призван дорасти до высоты канона, прозреть его красоту, и этому росту нет предела. В постижении смысла и глубины канона (традиции) раскрывается художнику его «связь с историей человечества и потому – с истиной и реальностью».[91] Канон незыблем – и всегда современен. Канон метафизичен – и всегда актуален. В этом его существенное отличие от искусствоведческих методичек и манифестов, появляющихся «как раз для того, чтобы их преодолевать».[92]

Итак, «художник должен творить свободно. Но отнюдь не бессовестно и не безответственно. По свободному вдохновению, без оглядки на толпу, без заботы о ее модах, вкусах, вожделениях и претензиях».[93] Свобода творческого выражения в православии понимается, таким образом, как независимость от низших человеческих проявлений.

Необходимо признать, что отказ от каких-либо художественных норм (в частности, от канонов) открывает личности широчайший простор для творчества. Но личность, по идеологии индивидуализма, самое драгоценное в мире, есть и самое хрупкое в нем. Она «стеснена со всех сторон: «снизу» – природой, игрой ее слепых сил; в плане человеческом – она стеснена борьбой людей, их страстями, их взаимным непониманием и неизбежностью роко­вых недоразумений – разрушающих все светлое в людских от­ношениях. Личность стеснена наконец «сверху» – теми ирра­циональными моментами в жизни, из которых античная мифо­логия создала понятие «судьбы», «рока». Претензии лич­ности разбиваются о все эти стеснения – и чем больше она ждет для себя, тем более страшны ее разочарования».[94] Личность человеческая вовсе не является полновластным хозяином или собст­венником своего бытия. «Мы ведь приходим в мир не по своей воле; лишь постепенно мы открываем в себе дар свободы, возмож­ность принимать решения, выбирать между разными путями. И, конечно, наша свобода со­всем не есть иллюзия, но в свободе человека заключена все же некая тайна, которая разгадывается только через жизнь в Церкви».[95]

Понимание свободы как независимости человека от всего, выходящего за пределы его желаний – грезы, – миф о нереальном, фантасмагоричном, но заманчивом, счастливом, ярком и творческом пути жизни.[96] Стремясь к такой независимости, человек «постоянно ощущает безмерность своей свободы, но эту безмерность может реализовать, увы, не в созидании, а лишь в разрушении».[97] Жаж­да бесконечной жизни, полноты и творчества больше мучает лю­дей, чем насыщает их. Мучает оттого, что будущее для секулярного сознания есть «некая непостижимая и по существу равнодушная к судьбе каждого человека перспектива»,[98] для благополучного существования в которой необходимо в противостоянии преодолеть ее. Свобода таким образом является реальной, но немощной; она оставляет художника, становится неуловимой, иррациональной: манит, зовет – и терзает. «В таком двой­ном бытии, в решительном расхождении ума и сердца, в про­тивоборстве» претензий на самобытность с «обращенностью души к Первореальности не только истощаются и раздробляются силы духа, но неизбежно надви­гается на душу или отчаяние или озлобление».[99] Для художника же, сумевшего подчинить свои ум и чувства высшему через восприятие канона, пространство будущего перестает быть «тьмой кромешной» (Мф. 8:12), а его душа, получившая верное направление, становится способной почувствовать в бесконечности, скрытой пока от его внутреннего зрения присутствие Живой Реальности, Личного Божества. «Нет ничего более грустного, горького, чем сопоставление мифологии индивидуализма с реальной жизнью личности: ни в чем так жестоко не бьет жизнь людей за утерю христианского учения о личности, как в этой реальной, тяжкой ее судьбе».[100]

Говоря о необходимости следования канонам в искусстве, Церковь не претендует на управление искусством, заявляя о принципиальном различии Церкви и культуры. «Необходимость освящения мира «кесаря»[101] есть творческое начало в сосуществовании Церкви и культуры. Это есть задача «воцерковления» мира: весь смысл христианского участия в истории только в этом и заклю­чается».[102] Государство и культура призываются Церковью к «просветлению и преоб­ражению своего «естества» посредством нее, – «оттого христианскому Востоку (на счастье всего христианского мира) по существу чужд, принципи­ально неприемлем замысел, от которого столько пострадало христианство на Западе – о прямом политическом или истори­ческом действовании Церкви».[103] «Нельзя превращать Церковь в некий властвующий союз: она имеет иное, высшее и лучшее призвание. Мы должны творить христианскую культуру не в Церкви: ибо это означало бы увести Церковь от ее прямо­го назначения – блюсти веру, Таинства, чиноначалие и Дух Христов – и расширить ее объем и обязанности до поглощения всей жизни.

Церковь ведет веру. Вера объемлет душу. Душа творит культуру. Но Церковь не объемлет всю жизнь человека и не «регулирует» всю культуру человечества: ни в науке, ни в искусстве, ни в политике, ни в хозяйстве. Все это творится людьми, укрепляющими и очищающими в Церкви свой христианский дух, но не действующими по церковному указанию или принуждению».[104] Новы ли изобретения постмодернизма?

Христианские подвижники, принимая на себя подвиг юродства ради Христа, ломали своим поведением стереотипы повседневной жизни. Они разрушали обыденные представления людей и о церковной жизни, указывая им на то, что Церковь есть не магазин по продаже свечей, а живоносный источник для исцеления души, Невеста Христова. Юродивые своими поступками не уничтожали реальность, но раскрывали ее истинный смысл и присутствие в ней связи с Царством не от мира сего. Сами того не ведая, постмодернисты стали самозванными последователями православных Христа ради юродивых: различие между ними заключается в мотивах творчества.

Юродивые принимали на себя подвиг быть безумными в мире сем по великому смирению, не только для того, чтобы скрыть свою святость, чтобы избежать человеческих похвал и человеческого поклонения, но и для того, чтобы сделаться гонимыми, презренными и отверженными, – такими, каким был в глазах мира Господь Иисус Христос во время Своей земной жизни. То ничтожество, в которое подвижники облекались ради Христа, помогало им очистить собственную душу от всяких поползновений в сторону гордости и самости.[105]

«Устроители же постмодернистских перформансов, напротив, стремятся к тому, чтобы быть замеченными и отмеченными. Движущей силой здесь становится самовластный горделивый умысел переиначить ход мира, изменить искусственным образом органическую ткань жизни, исковеркать мир Божий. В отличие от юродивого ничтожества, пытающегося убедить окружающих в своей духовной нищете, постмодернистский умысел претендует на обладание неким самостоятельным содержанием, которым можно жить. Однако разворачивающий прихотливую упаковку перформанса рискует не найти в ней ничего, кроме ее самой. В конечном счете перформанс оказывается лишь средством самоутверждения его устроителей».[106]

Ниже будут приведены выдержки из жизнеописаний православных святых, наглядно иллюстрирующие тот факт, что появление жанра «перфомансов» и «инсталяций» никак не совпадает по времени с эпохой постмодернизма в светском искусстве...

Преподобный Виссарион Чудотворец (IV-V век), которого неминуемо должна была застигнуть темнота на пути к старцу, произнес вслух следующие слова: «Молю Тебя, Господи, да стоит солнце, пока я приду к рабу Твоему». До тех пор, пока он не закончил свой путь, солнце не скрывалось за горизонтом.[107]

Преподобный Иоанн Колов (V век) получил от преподобного Пимена Великого послушание поливать совершенно сухое дерево. В течение трех лет он ежедневно исполнял это послушание – дерево покрылось зеленью и расцвело.[108]

Жители Антиохии наблюдали за юродивым преподобным Симеоном (VI век), бегающим по городу и бьющим плетеным ремнем по каменным столбам со словами: «Господь повелел тебе стоять крепко». Именно эти столбы и уцелели во время великого землетрясения, случившегося через несколько дней.[109]

Один из монастырских поваров сказал в шутку блаженному Исаакию Печерскому (XI век): «Исаакий! Вот сидит ворон, иди и поймай его». Преподобный Исаакий, поклонившись до земли, пошел, взял ворона и принес ему на глазах у всех.[110]

Юродивые святой Николай Кочанов и святой Феодор (XIV век), находясь друг с другом в мнимой вражде в целях обличения вражды действительной, бывшей между Софийской и Торговой сторонами Новгорода, разделили территорию города пополам. Граница проходила по реке Волхов. Однажды блаженный Николай, увидев блаженного Феодора «на своей территории», погнался за ним. Блаженный Федор побежал от него по улицам, потом по огородам, и наконец по самому Волхову, как по суше. Блаженный Николай тем же манером преследовал его до середины реки, а в завершении всего запустил вслед убегающему противнику качан капусты, сорванный в процессе погони на огородах (за что и получил свое прозвище). Блаженный Феодор, видимо, будучи человеком практичным, прихватил кочан с собой, а блаженный Николай, стоя посреди Волхова, долго кричал и размахивал руками, требуя возвращения своего имущества.[111]

Василий Блаженный (XVI век), гуляя по рынку, опрокидывал лотки с калачами и выливал из кувшинов квас, за что был побиваем торговцами. Впоследствии выяснялось, что калачи были испечены из муки с вредными примесями, а квас был негодным.[112]

Блаженный Николай Псковский (XVI век) появился перед Иваном Грозным, прыгая на «оседланной» палочке, и предложил ему кусок сырого мяса. «Я христианин и не ем мяса в пост», – возмутился царь. «Ты пьешь кровь человеческую» – ответил блаженный Николай.[113]

«Теперь все то сбывается, что он тогда прообразовывал», – рассказывала об Оптинском старце Нектарии (начало XX века) монахиня Нектария. – «Насобирал разного хламу – камешков, стеклышек, глины, устроил крохотный шкафчик и всем показывает, говоря: «Это – мой музей». Теперь монастырь закрыт: там музей».[114] Преосвященный Феофан Калужский был настолько искушен поведением преподобного Нектария, что посчитал старца ненормальным: когда он пришел к Нектарию, тот не обращал на него внимания и занимался своими куколками: одну совал в тюрьму, другую бил, третью наказывал. Лишь потом, когда Владыка в годы советской власти попал в тюрьму, где его истязали мучители, он понял пророчество отца Нектария. Много было у него чудачеств, – как сказали бы постмодернисты, «перформансов», – которые потом оказывались символическими пророчествами, притчами.[115]

«Юродивые всегда были великими постниками (даже если ели на глазах у всех в Великий пост мясо), молитвенниками (даже если бесчинно вели себя в церкви), прозорливцами и чудотворцами (даже если казались вовсе безумными). Их поведение – не от мира сего – смещало привычную реальность и преображало ее: пожары утихали, ураганы проходили мимо, укрощались штормы, солнце останавливалось в небесах, слетались ласточки (как к Андрею юродивому), воскресали мертвые, исцелялись больные, разбойники и блудницы становились праведниками и исповедниками Христа».[116]

Таким образом, странно выглядят обвинения в адрес Церкви в «связывании свободы творческого самовыражения» со стороны представителей секуляризированной культуры, которая, переняв внешнюю сторону элементов культуры церковной, наполнила ее куда менее достойным содержанием...

ВЕРШИНА ТВОРЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА

 

Чтобы красоту создать,

нужно самому быть чистым душой.

М. И. Глинка

 

По-моему, писателю полезно думать о смерти —

так лучше работается.

Т. Уильямс

Независимо от различия суждений и личных эстетических вкусов существует верное и неверное направление самой воли человека в восприятии искусства. Вместо верного восприятия содержания произведения искусства в душевно и духовно расслабленном человеке XX века с особой силой развилось стремление испытать «наслаждение» «приятным». Такая особенность восприятия произведений искусства привела к тому, что мерилом «хорошего» в поэзии, музыке, живописи, скульптуре, архитектуре и танце стало личное душевное устроение во всей его ограниченности и, может быть, художественной невоспитанности.

Апостолом Павлом сформулирован один из аскетических принципов духовного формирования человека: «Не духовное прежде, а душевное» (1 Кор. 15:46). Для подготовки своей души к принятию духовных семян требуется умение «правильно и мудро предоставлять большим и бесспорным художникам («классикам») свою душу, чтобы они воспитали, углубили и облагородили ее вкус. Воспринимая произведения искусства, не надо ожидать каких-то особенных душевных состояний, настроений и «приятностей», требуя отдыха, развлечения или удовольствия. Истинное искусство зовет к иному: оно требует духовной сосредоточенности, духовных усилий, очищения, углубления, обещая за это прозрение, мудрость и радость».[117] Необходимо научиться видеть значительное и великое в искусстве сквозь всякое «не нравится» и даже вопреки ему.

В процессе творчества христианин учится отличать «нравящееся», «приятное», «дающее наслаждение», «полезное» от того, что на самом деле хо­рошо, что объективно совершенно – и именно потому истинно, нравственно, художественно. Научившись различать эти два ряда ценностей, он воспитывает в себе стремление именно к совершенному, предпочитает и добивается его, служит ему, бережет его и в случае надобности даже умирает за него.[118]

Искусство, не обладая самодостаточностью, не являясь абсолютной ценностью само по себе[119] лишь свидетельствует о стремлении человечества к некой идеальной реальности; оно готовит душу человека к вхождению в эту реальность. Результат восприятия искусства (области деятельности душевной составляющей в человеке), таким образом, подобен цели аскетического делания (области деятельности духовной составляющей в человеке) в православии, – очищению души для религиозного созерцания. О взаимоотношении и различии этих двух уровней человеческого бытия упоминали «великие аскеты православия, когда говорили и писали: «Всякий должен знать, что есть очи, которые внутреннее сих очей, и есть слух, который внутреннее сего слуха» (Макарий Великий). Эти «очи души» открывает Дух Святой, чем и «дает ей узреть красоту чистоты» (Антоний Великий). Поэтому человек должен молиться, «чтобы во всяком занятии своем иметь ему очи», чтобы открылась ему «законная дверь, вводящая в созерцание», то есть «любовь» (Исаак Сирин). И когда откроются в нем «умные очи» (Авва Исаия) и он начнет «в горнее всматриваться оком сердечным» (Ефрем Сирин), тогда он поймет, почему «чистые и облагодатствованные души дивно зорки» (Евагрий) и почему очистительному «хранению ума» «пристойно и достойно именоваться светородным, молниеродным, светоиспускающим и огненосным» (Исихий Иерусалимский)».[120]

Духовное созерцание, о котором говорят святые Отцы, «есть истинный и глубочайший источник всего великого на земле: и в религии, и в науке, и в добродетели, и в искусстве. В каждой из этих сфер самый акт созерцания имеет иное, особое строение: в религии преимущественно созерцает духовное чувство; в науке – одухотворенная мысль; в добродетели – духовная любовь, ведущая за собою волю; в искусстве – нечувственное воображение, питаемое духовною любовью».[121]

Итак, опыт художественного восприятия мира основан на душевном (по преимуществу) и духовном (отчасти) созерцании. Отсюда, главной задачей христианской культуры и собственно искусства является развитие в человеке стремления и выработка навыка к духовному созерцанию.

«Художественный или пророческий ум всматривается в то или иное явление и находит в нем нечто сродное из другого мира, находит его символ. Этот символ входит в язык художника или богослова-пророка. Этими символами полна Псалтирь, вещания пророков, гимнография Церкви и иконография».[122] Все праведники знали это состояние; все философски живое, сказанное в этике, произнесено из этого опыта[123]. В области искусств этот закон действует с особой силой.

Художник показывает. Прежде чем показать, необходимо самому увидеть. Поэтому художник облекает в образы нечто, что сначала «видит» воображением, испытывает духом. В этом основная природа искусства. «И тот, кто неспособен к такому опыту, тот никогда не создаст ничего художественного. Без творческого созерцания искусство останется как бы при двух измерениях: оно будет иметь осязаемое тело (камень, глину, человеческое тело на сцене, краски на полотне, звуки, слова) и выглядывающий из него чувственно-земной образ (природных и человеческих проявлений), не более. Но ни этому телу, ни этому образу нечего будет сказать. Ибо не будет того третьего, главного: того мирового вздоха, который поднял грудь поэта; того Божественного луча, который просиял оку художника; того стона вселенной, который зазвучал и запел композитору; словом, того эстетического предмета, который царит в произведении искусства – и над его «телом», и над его «образом»...[124]

Искусство, проистекающее из христианского мировоззрения, художественное искусство, показывает не просто внешние, чувственные очертания вещей и людей: оно лишь обозначает их для того, чтобы явить нечто более глубокое и существенное через них. Оно всегда имеет «три измерения», и поэтому именно оно невозможно без творческого созерцания.

Подобно тому, как Адам всматривался в «скотов, птиц и зверей», постигал скрытый смысл каждого Божьего творенья и сам, по Божественному соизволению, творил ему имя, так и духовно одаренный художник, всматриваясь в явления этого мира и прочитывая их потаенную суть, разгадывает его тайну и находит в ней присутствие Самого Творца, раскрывая затем это Присутствие через свои произведения. Целостному, то есть церковному мировоззрению присущ этот дар проникновения в мир и его тайны: оно не останавливается на поверхности явлений, но стремится увидеть их смысл, их Божественное начало. В наибольшей степени это видение открывается в людях святой жизни – подвижниках и молитвенниках.[125]

Таким образом вершиной человеческого творчества является духовное созерцание, называемое в аскетике «умным деланием» – исихазм, то есть достигнутая подвижником свобода от своих страстей, приобретение внутреннего покоя и тишины. Результатом творчества должно стать «восстановление в себе первоначаль­ного блеска ума, подчинение ему всех чувств души. Тогда ум благодатию Христовою (а не своим жела­нием или силою) получит способность выходить за пределы самого себя,[126] чего в настоящем состоянии сделать не может».[127]

Духовное творчество Отцов-исихастов, следовательно, является кратчайшим путем к приобретению человеком свободы творческого самовыражения.[128] Независимость от ранее порабощавших ум страстей позволяет высвободить в человеке его лучшие творческие энергии.[129] Святой Максим Исповедник (VII век) видит направлением приложения этих энергий раскрытие тайны бытия, доступной для «изощренного глаза духовного» и совершенно закрытой для «непросветленного чувственного зрения»[130].

«Исихастское богословие в своей сущности – это поэзия по образу Поэта-Творца, это рождение слова по образу Слова».[131]

В «Церкви и в христианской культуре совершается сходный процесс богоподобного человеческого творчества, цель которого – создание «новой реальности», прежде всего – в глубинах души человеческой; чаянье «нового неба» и «новой земли» (Откр. 21:1), Царства Божьего, преображения себя и мира».[132]

Глава 6 НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ

Цели и задачи, которые ставит перед человеком православная культура, есть лишь замысел, идеал, который в полной мере мог быть и будет осуществлен лишь в раю. На земле он никогда не будет достигнут: «образ мира сего» пройдет (1 Кор. 7:13) вместе с голосами «играющих на гуслях и поющих, играющих на свирелях и трубящих трубами», вместе со всеми «художниками» и «художествами» (Апок. 18:22). Но в стремлении падшего человека к этому идеалу верно направляется его творческая энергия, формируется личность, испытывается его любовь и вера. Христианская культура в своем основании пронизана идеей спасения, невозможного при нераскрытых «талантах» (Мф. 25:14-30).[133]

Христианская культура освящает ежедневную будничную жизнь людей живым духом, воспринятым от Господа Иисуса Христа. Она – слово, язык, благодаря которому созидается в людях душевное основание для принятия семян духовных, всеваемых в души Церковью. Говорение на языке (Деян. 2:4) христианской культуры особенно необходимо сегодня, когда «вредоносное явление безбожной нау­ки, когда страшная сила религиозно-бессмысленного госу­дарства, когда внутренняя обреченность безыдейного хо­зяйствования, когда растлевающая пошлость бездуховно­го искусства наполняют Божью землю расплясавшимися харями. Христиане не имеют права ни отвернуться от этого зрелища, провозглашая «нейтралитет», ни укрыться за словесное «мироотвержение» и «непротивление». Напротив, они должны найти в себе веру и волю для искреннего творче­ского христианского мироприятия и для борьбы за свое поле и за свой посев. Тогда начнется исцеление».[134]

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1 ОПЫТ ПРОЧТЕНИЯ: «МАСТЕР И МАРГАРИТА»

Михаил Булгаков унес из этого мира тайну творческого замысла своего последнего и, наверное, главного произведения[135] «Мастер и Маргарита».

Мировоззрение автора оказалось весьма эклектичным: при написании романа были использованы и иудаистические учения, и гностицизм, и теософия, и масонские мотивы.[136] «Булгаковское понимание мира в лучшем случае основано на католическом учении о несовершенстве первозданной природы человека, требующей активного внешнего воздействия для своего исправления».[137] Из этого следует, что роман допускает массу толкований и в христианской, и в атеистической, и в оккультной традиции, выбор которой во многом зависит от точки зрения исследователя...

«Роман Булгакова посвящен вовсе не Иешуа, и даже не в первую очередь самому Мастеру с его Маргаритой, но – сатане. Воланд есть несомненный главный герой произведения, его образ – своего рода энергетический узел всей сложной композиционной структуры романа».[138]

Само название «Мастер и Маргарита» «затемняет подлинный смысл произведения: внимание читателя сосредотачивается на двух персонажах романа как на главных, тогда как по смыслу событий они являются лишь подручными главного героя. Содержание романа составляет не история Мастера, не литературные его злоключения, даже не взаимоотношения с Маргаритой (все это вторично), но история одного из визитов сатаны на землю: с началом оного начинается роман, концом его же и завершается. Мастер представляется читателю лишь в тринадцатой главе, Маргарита и того позднее – по мере возникновения потребности в них у Воланда».[139]

«Антихристианская направленность романа не оставляет сомнений... Недаром так заботливо маскировал Булгаков истинное содержание, глубинный смысл своего романа, развлекая внимание читателя побочными частностями. Но темная мистика произведения помимо воли и сознания проникает в душу человека – и кто возьмется исчислить возможные разрушения, которые могут быть в ней тем произведены?..»[140]

Приведенная выше характеристика романа преподавателем Московской Духовной Академии, кандидатом филологических наук Михаилом Михайловичем Дунаевым обозначает серьезную проблему, возникающую перед православными родителями и педагогами в связи с тем, что роман «Мастер и Маргарита» включен в программу по литературе государственных средних общеобразовательных учебных заведений. Как уберечь религиозно индифферентных, а значит, беззащитных перед оккультными влияниями учеников от воздействия той сатанинской мистики, которой насыщен роман?

Один из главных праздников Православной Церкви – Преображение Господне. Подобно Господу Иисусу Христу, преобразившемуся перед Своими учениками (Мф. 17:1-9, Мк. 9:1-9), преображаются ныне через жизнь во Христе и души христиан. Это преображение может быть распространено и на окружающий мир – роман Михаила Булгакова не является исключением.

Ниже предлагается опыт истолкования некоторых эпизодов этого произведения, дающий возможность преподавателям светских учебных заведений познакомиться самим и поделиться с учениками элементами православного мировоззрения, взяв за основу роман «Мастер и Маргарита». Эта цель обусловливает некоторую однобокость и тенденциозность подхода к роману, что, впрочем, неизбежно при попытке рассмотрения всякого значительного художественного произведения…

ПОРТРЕТ ЭПОХИ

Из биографических сведений известно, что сам Булгаков воспринимал свой роман как некое предупреждение, как сверхлитературный текст. Уже умирая, он попросил жену принести рукопись романа, прижал к груди и отдал со словами: «Пусть знают!»[141]

Соответственно, если наша цель не просто получить от чтения эстетическое и эмоциональное удовлетворение, а понять идею автора, понять, ради чего человек потратил двенадцать последних лет своей жизни, в сущности, всю жизнь, мы должны отнестись к этому произведению не только с точки зрения литературной критики. Чтобы понять идею автора, надо хотя бы что-то знать о жизни автора – зачастую ее эпизоды находят свое отражение в его творениях.

Михаил Булгаков (1891-1940) – внук православного священника, сын православного священника, профессора, преподавателя истории Киевской Духовной Академии, родственник известного православного богослова о. Сергия Булгакова. Это дает основания предполагать, что Михаил Булгаков хотя бы отчасти был знаком с православной традицией восприятия мира.

Сейчас для многих в диковинку, что существует какая-то православная традиция восприятия мира, но тем не менее это так. Православное мировоззрение на самом деле очень глубоко, формировалось в течение более чем семи с половиной тысяч лет и совершенно ничего общего не имеет с карикатурой, нарисованной на него, по существу, невежественными людьми в ту самую эпоху, в которую появился на свет роман «Мастер и Маргарита».

В 1920-е годы Булгаков увлекается изучением каббалистики и оккультной литературы. В романе «Мастер и Маргарита» о хорошем знании этой литературы говорят имена бесов, описание сатанинской черной мессы (в романе она названа «балом сатаны») и прочее...

Уже в конце 1912 года Булгаков (ему был тогда 21 год) совершенно определенно заявил своей сестре Надежде: «Вот увидишь, я буду писателем»[142]. И он стал им. При этом необходимо иметь в виду, что Булгаков русский писатель. А чем всегда по преимуществу занималась русская литература? Исследованием человеческой души. Любой эпизод жизни литературного персонажа описывается ровно настолько, насколько это необходимо для понимания того, какое влияние он оказал на человеческую душу. Булгаков взял западную популярную форму и наполнил ее русским содержанием, сказал в популярной форме о серьезнейших вещах. Но!..

Для религиозно несведущего читателя роман в благоприятном случае остается бестселлером, так как у него нет того фундамента, который необходим для восприятия полноты вложенной в роман идеи. В худшем случае эта самая неосведомленность приводит к тому, что читатель видит в «Мастере и Маргарите» и включает в свое мировоззрение такие идеи религиозного содержания, которые самому Михаилу Булгакову вряд ли бы пришли в голову. В частности, в определенной среде эта книга ценится как «гимн сатане». Ситуация с восприятием романа аналогична завозу в Россию картошки при Петре I: продукт замечательный, но из-за того, что никто не знал, что с ним делать и какая его часть съедобна, люди травились и умирали целыми деревнями.

Вообще, надо сказать, что роман писался в то время, когда в СССР распространялась своеобразная эпидемия «отравлений» на религиозной почве. Дело вот в чем: 1920-30-е годы в Советском Союзе – это годы, когда огромными тиражами издавались западные антихристианские книжки, в которых авторы либо вовсе отрицали историчность Иисуса Христа, либо стремились представить Его как простого еврейского философа и не более того. Рекомендации Михаила Александровича Берлиоза Ивану Николаевичу Поныреву (Бездомному) на Патриарших прудах (275)[143] и есть конспект подобных книжек. Об атеистическом мировоззрении стоит поговорить более подробно, чтобы понять, над чем потешается Булгаков в своем романе.

АТЕИСТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ

На самом деле вопрос «есть Бог или нет Бога» в молодой Стране Советов носил чисто политический характер. Ответ «Бог есть» требовал немедленной отправки вышеупомянутого Бога «на Соловки годика на три» (278), что осуществить было бы проблематично. Логически неизбежно избирался второй вариант: «Бога нет». Еще раз стоит упомянуть, что этот ответ носил характер чисто политический, истина никого не волновала.

Для людей образованных вопрос о бытии Бога, собственно, никогда не существовал – иное дело, они расходились в мнениях о характере, особенностях этого бытия. Атеистическое восприятие мира в современном виде сформировалось лишь в последней четверти XVIII века и приживалось с трудом, так как его появление на свет сопровождалось страшными социальными катастрофами типа французской революции. Именно поэтому Воланд чрезвычайно радуется, обнаружив в Москве откровеннейших атеистов в лице Берлиоза и Ивана Бездомного (277).

По мнению православного богословия, атеизм – пародия на религию. Это вера в то, что Бога нет. Само слово «атеизм» переводится с греческого следующим образом: «а» – отрицательная частичка «не», а «теос» – «Бог», буквально – «безбожие». Атеисты ни о какой вере слышать не хотят и уверяют, что свое утверждение основывают на строго научных фактах, а «в области разума никакого доказательства существования Бога быть не может» (278). Но таких «строго научных фактов» в области богопознания принципиально не существует и не может существовать... Наука считает мир бесконечным, а значит, за каким-нибудь камушком на задворках вселенной Бог всегда сможет спрятаться, и ни один уголовный розыск не сможет Его найти (поиски Воланда в вполне ограниченной в пространственном отношении Москве и показывают абсурдность подобных поисков типа: «Гагарин в космос летал, Бога не видал»). Ни одного научного факта о небытии Бога (равно как и о бытии) не существует, но утверждать, что чего-либо нет по законам логики намного сложнее, чем утверждать, что это есть. Чтобы убедиться в том, что Бога нет, атеистам необходимо провести научный эксперимент: опытно проверить религиозный путь, утверждающий, что Он есть. Значит, атеизм призывает каждого ищущего смысл жизни к религиозной практике, то есть к молитве, посту и прочим особенностям духовной жизни. Налицо явный абсурд...

Вот этот самый абсурд («Бога нет потому, что Его не может быть») Булгаков и демонстрирует советскому гражданину, который патологически не желает замечать катающегося на трамвае и платящего за проезд Бегемота, равно как и умопомрачительной внешности Коровьева и Азазелло. Много позже, уже в середине 1980-х годов советские панки опытно доказали, что, имея подобную внешность, по Москве можно было ходить только до первой встречи с милиционером. У Булгакова же замечать все эти вопиющие вещи начинают только те люди, которые готовы принять в расчет потусторонний фактор земных событий, которые соглашаются с тем, что события нашей жизни происходят не по воле слепого случая, но при участии тех или иных конкретных личностей из «потустороннего» мира.

Итак, читатель вводится автором в такой мир, где духовное измерение так же реально как длина, ширина, высота.

БИБЛЕЙСКИЕ ПЕРСОНАЖИ В РОМАНЕ

Чем, собственно, объяснить обращение Михаила Булгакова к сюжету Библии?

Если присмотреться, круг вопросов, волнующих человечество на всем протяжении истории, довольно ограничен. Все эти вопросы (их еще называют «вечными» или «проклятыми», смотря по отношению к ним) касаются смысла жизни, или, что то же самое, смысла смерти. Булгаков обращается к новозаветному библейскому сюжету, напоминая советскому читателю о самом существовании этой Книги. В ней, кстати, указанные вопросы сформулированы с предельной точностью. В ней же, собственно, есть и ответы – для тех, кто захочет их принять...

В «Мастере и Маргарите» поднимаются все те же «вечные» вопросы: почему на всем протяжении своей земной жизни человек сталкивается со злом и куда при этом смотрит Бог (если Он вообще есть), что ждет человека после смерти и так далее. Михаил Булгаков поменял язык Библии на сленг религиозно не образованного советского интеллигента 1920-30-х годов. Зачем? В частности, чтобы в стране, перерождавшейся в единый концлагерь, сказать о свободе.

СВОБОДА ЧЕЛОВЕКА

Это только на первый взгляд Воланд и его компания, что хотят с человеком, то и делают. На самом деле только при условии добровольного стремления души человека ко злу Воланд имеет власть поиздеваться над ним. И вот здесь стоило бы обратиться к Библии: что там говорится о могуществе и власти дьявола?

КНИГА ИОВА.

 

Глава 1

6 И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана.

8 И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова?

12 ... вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей.

 

Глава 2

4 И отвечал сатана Господу и сказал: ... за жизнь свою отдаст человек все, что есть у него;

5 но простри руку Твою и коснись кости его и плоти его,— благословит ли он Тебя?

6 И сказал Господь сатане: вот, он в руке твоей, только душу его сбереги.

Сатана выполняет повеление Бога и всячески досаждает Иову. Кого Иов видит источником своих скорбей?

Глава 27

1 И ... Иов ... сказал:

2 жив Бог ... и Вседержитель, огорчивший душу мою...

 

Глава 31

2 Какая же участь мне от Бога свыше? И какое наследие от Вседержителя с небес?

Даже такое величайшее в атеистическом понимании зло, как смерть человека, происходит не по желанию сатаны, но по произволению Бога – в разговоре с Иовом один из его друзей произносит такие слова:

 

Глава 32

6 И отвечал Елиуй, сын Варахиилов: ...

21 ... никакому человеку льстить не стану,

22 потому что я не умею льстить: сейчас убей меня, Творец мой.

Итак, Библия ясно показывает: сатана может сделать только то, что позволит ему заботящийся прежде всего о вечной и бесценной душе[144] каждого человека Бог.

Человеку сатана может причинить зло только с согласия на то самого человека. Эта идея настойчивейшим образом проводится в романе: Воланд сначала проверяет расположение души человека, его готовность совершить нечестный, греховный поступок и, если таковое имеет место, получает власть поиздеваться над ним.

Никанор Иванович, председатель жилищного товарищества, соглашается на взятку («Строго преследуется, – тихо-претихо прошеп­тал председатель и оглянулся»), разживается «контрамарочкой на две персоны в первом ряду» (366) и тем самым дает возможность Коровьеву сотворить ему гадость.

Конферансье Жорж Бенгальский постоянно привирает, лицемерит и в итоге, кстати по просьбе трудящихся, Бегемот оставляет его без головы (392).

Финдиректор варьете Римский пострадал, собираясь «отвираться, валить все на Лиходеева, выгораживать самого себя и так далее» (420).

Прохор Петрович, заведующий Зрелищной комиссией, ничего не делает на рабочем месте и делать не хочет, при этом высказывает желание, чтобы его «черти взяли». Ясно, что Бегемот не отказывается от такого предложения (458).

Сотрудники Зрелищного филиала подхалимничают и трусят перед начальством, чем позволяют Коровьеву организовать из них неумолкающий хор (462).

Максимилиан Андреевич, дядя Берлиоза, хочет одного – переехать в Москву «во что бы то ни стало», то есть любой ценой. За эту особенность невинного желания с ним и происходит то, что происходит (465).

Заведующий буфетом театра Варьете Андрей Фокич Соков наворовал двести сорок девять тысяч рублей, поместил их в пяти сберегательных кассах и спрятал дома под полом двести золотых десяток, прежде чем потерпел всяческий ущерб в квартире № 50 (478).

Николай Ива­нович, сосед Маргариты, становится транспортным боровом по причине специфического внимания, оказанного горничной Наташе (512).

Показательно, что именно ради определения склонности москвичей ко всякого рода отпадениям от голоса собственной совести и устраивается представление в Варьете: Воланд получает ответ на волнующий его «важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?» (389).

Маргарита же, что называется, классически продает дьяволу душу... Но это совершенно особая тема в романе.

МАРГАРИТА

Высшей жрицей сатанинской секты обычно является женщина. В романе она названа «королевой бала». Стать такой жрицей Воланд и предлагает Маргарите. Почему именно ей? А потому, что устремлениями своей души, своего сердца она сама уже подготовила себя к такому служению: «Что нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонечек, что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами?» (485) – это цитата из романа взята шестью страницами ранее первого предложения Маргарите стать ведьмой. И как только устремление ее души становится осознанным («...ах, право, дьяволу бы я заложила душу, чтобы только узнать...»), появляется Азазелло (491). «Окончательной» ведьмой Маргарита становится только после того, как выражает свое полное согласие «идти к черту на кулички» (497).

Став ведьмой, Маргарита во всей полноте ощущает то состояние, к которому, быть может, не всегда осознанно стремилась всю свою жизнь: она «ощутила себя свободной, свободной от всего» (499). «От всего» – в том числе от обязанностей, от ответственности, от совести – то есть от своего человеческого достоинства. Факт переживания подобного ощущения, кстати, говорит о том, что отныне Маргарита больше никого никогда не могла любить, кроме самой себя: любить человека – значит добровольно отказываться в его пользу от части своей свободы, то есть от желаний, устремлений и всего прочего. Любить кого-то – значит отдавать любимому силы своей души, как говорят, «вкладывать свою душу». Маргарита свою душу отдает не Мастеру, а Воланду. И делает она это вовсе не ради любви к Мастеру, а ради себя, ради своей прихоти: «дьяволу бы я заложила душу, чтобы только [мне] узнать...» (491).

Любовь в этом мире подчиняется не человеческим фантазиям, а закону высшему, хочет того человек или нет. Закон этот говорит, что любовь завоевывается не любой ценой, а лишь одной – самоотвержением, то есть отвержением своих желаний, страстей, капризов и терпением возникающей от этого боли. «Объясни: я люблю оттого, что болит, или это болит оттого, что люблю?..»[145] У апостола Павла в одном из посланий есть такие слова о любви: «...я ищу не вашего, а вас» (2 Кор. 12:14).

Так вот, Маргарита ищет не Мастера, а его роман. Она относится к тем эстетствующим особам, для которых автор – лишь приложение к своему творению. Маргарите по-настоящему дорог не Мастер, а его роман, точнее – дух этого романа, еще точнее – источник этого духа. Именно к нему стремится ее душа, именно ему она и будет впоследствии отдана. Дальнейшие же отношения Маргариты и Мастера – всего лишь момент инерции, человек по природе своей инертен.

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ СВОБОДЫ

Даже став ведьмой, Маргарита не утрачивает еще человеческой свободы: решение вопроса быть ли ей «королевой бала» зависит от ее воли. И только когда она дает свое согласие, произносится приговор ее душе: «Короче! – вскричал Коровьев,— совсем корот­ко: вы не откажетесь принять на себя эту обязан­ность?» «— Не откажусь»,— твердо ответила Маргарита. « Кончено!» – сказал Коровьев» (521).

Именно своим согласием Маргарита сделала возможным совершение черной мессы. Очень много в этом мире зависит от свободной воли человека, гораздо больше, чем кажется тем, кто рассуждает ныне с экранов телевизоров о «свободе совести» и «общечеловеческих ценностях»...

 

ЧЕРНАЯ МЕССА

Черная месса – это мистический обряд, посвященный сатане, издевательство над христианской литургией. В «Мастере и Маргарите» она названа «балом сатаны».

В Москву Воланд приезжает именно для совершения этого обряда – это главная цель его визита и один из центральных эпизодов романа. Уместен вопрос: приезд в Москву Воланда для совершения черной мессы – это просто часть «мирового турне» или нечто эксклюзивное? Какое событие сделало возможным подобный визит? Ответ на этот вопрос дает сцена на балконе дома Пашковых, с которого Воланд показывает Мастеру Москву.

«Чтобы эту сцену понять, надо побывать в Москве сейчас, представить себя на крыше дома Пашковых и попытаться понять: что видел, или не видел человек с крыши этого дома в Москве второй половины 1930-х годов? Храм Христа Спасителя. Булгаков описывает промежуток между взрывом Храма и началом строительства Дворца Советов. В то время Храм был уже взорван и этот район был застроен «шанхайчиками». Поэтому там и видны были хибарки, о которых говорится в романе. При знании пейзажа того времени эта сцена получает поразительный символический смысл: Воланд оказывается хозяином в городе, в котором взорвали храм. Есть русская поговорка: «Свято место пусто не бывает». Смысл ее такой: на месте поруганной святыни поселяются бесы. Место разрушенных иконостасов заняли «иконы» политбюро. Так и здесь: храм Христа Спасителя взорвали и естественно появляется «знатный иностранец» (275).

И этот иностранец прямо с эпиграфа раскрывает, кто он такой: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Но это автохарактеристика Воланда и это – ложь. Первая часть справедлива, а вторая... Это правда: сатана желает людям зла, но из его искушений получается добро. Но не сатана творит добро, а Бог ради спасения человеческой души обращает к добру его происки. Значит, когда сатана говорит, что «без конца желая зла, творит одно благое», он приписывает себе тайну божественного Промысла. И это – богоборческая декларация.»[146]

На самом деле все, что имеет отношение к Воланду, несет на себе печать несовершенства и ущербности (православное понимание числа «666» именно таково). На представлении в варьете мы видим «рыжую девицу, всем хорошую, кабы не портил ее шрам на шее» (394), перед началом «бала» Коровьев говорит, что «недостатка в электрическом свете не будет, даже, пожалуй, хорошо было бы, если б его было поменьше» (519). Да и сам облик Воланда далек от совершенства: «лицо Воланда было скошено на сторону, правый угол рта оттянут книзу, на высоком облысев­шем лбу были прорезаны глубокие параллельные острым бровям морщины. Кожу на лице Воланда как будто бы навеки сжег загар» (523). Если принять во внимание зубы и глаза разного цвета, кривой рот и скособочено расположенные брови (275), то ясно, что перед нами не образец красоты.

Но вернемся к цели пребывания Воланда в Москве, к черной мессе. Одним из главных, центральных моментов христианского богослужения является чтение Евангелия. А, поскольку черная месса всего лишь кощунственное пародирование христианского богослужения, на ней необходимо поглумиться и над этой его частью. Но что читать вместо ненавистного Евангелия???

И вот здесь возникает вопрос: «пилатовы главы» в романе – кто их автор? Кто пишет этот роман по сюжету самого романа «Мастер и Маргарита»? Воланд.

ОТКУДА ПОЯВИЛСЯ РОМАН МАСТЕРА

«Дело в том, что Булгаков оставил восемь капиталь­ных редакций «Мастера и Маргариты», которые весьма интересно и полезно сопоставить. Неопубликованные сцены отнюдь не уступают окончательному варианту текста по своей глубине, художе­ственной силе и, что важно, смысловой нагрузке, а иногда и проясняют и дополняют его.[147] Так вот, если ориентироваться на эти редакции, то Мастер постоянно говорит о том, что он пишет под диктовку, исполняет чье-то задание. Кстати и в официальной версии Мастер сокрушается напастью, свалившейся на него в виде злополучного романа.

Воланд читает Маргарите сожженные и даже ненаписанные главы.

Наконец, в недавно опубликованных черновиках сцена на Патриарших прудах, когда происходит разговор о том, был ли Иисус или нет, такова. После того, как Воланд закончил свой рассказ, Бездомный говорит: «Как хорошо вы об этом рассказываете, как будто вы сами видели! Может, вам бы тоже стоило написать евангелие!» И дальше идет замечательная реплика Воланда: «Евангелие от меня??? Ха-ха-ха, интересная мысль, однако!»[148]

То, что пишет Мастер – это «евангелие от сатаны», которое показывает Христа таким, каким Его хотел бы видеть сатана. Булгаков намекает в советское подцензурное время, пробует пояснить читателям антихристианских брошюрок: «Смотрите, вот кто хотел бы видеть в Христе только человека, философа – Воланд».

Напрасно Мастер самоупоенно изум­ляется, как точно «угадал» он давние события (401). Подобные книги не «угадываются» – они вдохнов­ляются извне. Библия, по мнению христиан, – Богодухновенная книга, то есть в момент ее написания авторы находились в состоянии особого духовного просвещения, воздействия со стороны Бога. И если Священное Писание – Богодухновенно, то источник вдохновения романа о Иешуа также просматривается без труда. Собственно говоря, повествование о событиях в Ершалаиме начинает именно Воланд в сцене на Патриарших прудах, а текст Мастера – лишь продолжение этого рассказа[149]. Мастер, соответственно, в процессе работы над романом о Пилате находился под особым воздействием дьявольским. Булгаков показывает последствия подобного воздействия на человека.

ЦЕНА ВДОХНОВЕНИЯ И ТАЙНА ИМЕНИ

Во время работы над романом Мастер замечает в себе перемены, которые сам расценивает как симптомы психического заболевания. Но он ошибается. «Ум его в порядке, у него душа сходит с ума»[150]. Мастер начинает бояться темноты, ему кажется, что по ночам в окно влезает какой-то «спрут с очень длинными и холодными щупальцами» (413), страх овладевает «каждой клеточкой» его тела (417), роман становится ему «ненавистен» (563) и тогда, по словам Мастера, «случается последнее»: он «вынимает из ящика стола тяжелые списки романа и черновые тетради» и начинает «сжигать их» (414).

Вообще-то, в данном случае Булгаков несколько идеализировал ситуацию: художник действительно, почерпнув вдохновение от источника всякого зла и тления, начинает испытывать по отношению к своему творению ненависть и рано или поздно уничтожает его. Но это не «последнее», как считает Мастер... Дело в том, что художник начинает бояться самого творчества, бояться вдохновения, ожидая возвращения за ними страха и отчаяния: «ничто меня во­круг не интересует, меня сломали, мне скуч­но, я хочу в подвал» – говорит Воланду Мастер (563). А что такое художник без вдохновения?.. Рано или поздно он вслед за своим произведением уничтожает и себя. За что такое Мастеру?..

 В мировоззрении Мастера реальность сатаны очевидна и не подлежит никакому сомнению – недаром он сразу же узнает его в иностранце, беседовавшем на Патриарших прудах с Берлиозом и Иваном (402). Но для Бога в мировоззрении Мастера не находится места – с реальным, историческим Богочеловеком Иисусом Христом мастеровский Иешуа не имеет ничего общего. Здесь и раскрывается тайна самого этого имени – Мастер. Он не просто писатель, он именно творец, мастер нового мира, новой реальности, в которой себя он в порыве самоубийственной гордости ставит на роль Мастера и Творца.

Перед началом строительства эпохи «всеобщего счастья» в нашей стране эту эпоху отдельные люди сначала описали на бумаге, сначала появилась идея ее построения, идея самой этой эпохи. Мастер создал идею нового мира, в котором реальна лишь одна духовная сущность – сатана. Воланд настоящий, подлинный описан Булгаковым (тот самый «скособочено навеки загоревший»). А преобразившийся, великолепный и величественный всадник со свитой, которого мы видим на последних страницах «Мастера и Маргариты»— это Воланд, каким видит его душа Мастера. О болезни этой души уже было сказано...

АД, ВЫНЕСЕННЫЙ ЗА СКОБКИ

Конец романа знаменуется этаким Happy End-ом. Похоже на то, но именно похоже. Казалось бы: Мастер – с Маргаритой, Пилат обретает некоторое состояние покоя, чарующая картина удаляющихся всадников,— не хватает только титров и слова «конец». Но дело в том, что при последнем своем разговоре с Мастером еще до его смерти Воланд произносит слова, которые выносят настоящий конец романа за его обложку: «Я вам скажу,— улыбнувшись, обратился Воланд к Мастеру,— что ваш роман вам принесет еще сюрпризы» (563). И с этими «сюрпризами» Мастеру суждено будет встретиться в том самом идеалистическом домике, в который он с Маргаритой направляется на последних страницах романа (656). Именно там Маргарита перестанет его «любить», именно там он более никогда не испытает творческого вдохновения, именно там он никогда не сможет в отчаянии обратиться к Богу потому, что Бога нет в созданном Мастером мире, именно там Мастер не сможет совершить то последнее, чем заканчивается на земле жизнь отчаявшегося и не нашедшего Бога человека, – он не сможет своевольно закончить свою жизнь самоубийством: он уже мертв и находится в мире вечности, в мире, хозяин которого – дьявол. На языке православного богословия это место называется адом...

КУДА ВЕДЕТ ЧИТАТЕЛЯ РОМАН

Ведет ли роман читателя к Богу? Дерзну сказать: «Да!» Честного перед самим собой человека роман, как, впрочем и «сатанинская библия», ведет к Богу. Если благодаря «Мастеру и Маргарите» поверить в реальность сатаны как личности, то неизбежно придется поверить и в Бога как в Личность – Воланд ведь категорически утверждал, что «Иисус действительно существовал» (284). И то, что булгаковский Иешуа не является Богом, булгаковский же сатана в «евангелии от себя» сам всеми способами пытается показать и доказать. Но верно ли с научной (то есть – атеистической) точки зрения изложил Михаил Булгаков события, происшедшие в Палестине две тысячи лет назад? Быть может, есть какие-то основания предполагать, что исторический Иисус из Назарета – совсем не описанный Булгаковым Иешуа Га-Ноцри? Но тогда – кто Он?..

Итак, отсюда следует, что читатель логически неизбежно обязан перед своей совестью встать на путь поиска Бога, на путь богопознания.

Глава 2. МУЗЫКАЛЬНАЯ ПОП-КУЛЬТУРА

 

Музыка глубоко проникает в сознание,

меняет нравы и обычаи.

Сюнь-Цзы

 

Я хочу дожить, хочу увидеть время,

Когда эти песни станут не нужны...

Александр Башлачев

О деструктивном характере воздействия поп-музыки не только на духовно-нравственное, но и на психофизическое состояние человека написано уже очень много. Результаты экспериментов, оценивающих влияние рок-ритмов на животный и растительный мир, поражают своей мрачной очевидностью. Но тем не менее на практике все остается по-прежнему: поп-музыка продолжает быть, можно сказать, неумолкаемым фоном современной цивилизации...

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР «Канон» рок-культуры[151]

Идеология отечественной рок-культуры коротко и достаточно полно отразилась в самиздатовском манифесте, получившем название «Канон». Это произведение появилось в 1982 году и в свое время сыграло огромную роль в формировании субкультуры СССР. Авторами его считаются идеолог московских хиппи Аркадий Славоросов («Гуру») и авангардный художник Сергей Шутов. Ниже будут приведены (в лексически адаптированном варианте) наиболее важные и актуальные отрывки из «Канона», которые могут раскрыть многие непонятные элементы молодежной культуры человеку, никогда не сталкивающемуся с ней непосредственно.

«Рок, появившийся из ритуальных отправлений городской биомассы – не искусство. Наскальные петрографы палеолита – не живопись, молитвы Василия Великого – не литература, американские молящиеся Моррисона – не песни. Подходить к ним с эстетическими мерками – такой же абсурд, как перевешивать иконы из храмов в музеи.

Человек живет в ненастоящем мире. У человека, сочинившего самого себя, нет альтернативы. Его надежда и бог – искусство. Оно – творец самой безграничной сферы отчуждения. И только новое сознание и рок, как основная его форма возвращают человека к самому себе, в его единственное и подлинное Now & Here: рок возвращает человеку Настоящее.

Основная функция рока – разрушение фикции личности, фикции человеческого «Я». Откуда у всемирного потребителя этот неадекватный, мистический страх перед наркотиками, перед противостоянием нравственности? Они разрушают личность. Почему, оправдывая военный геноцид, общество так злобно карает частное убийство? На войне гибнут массы, убийца посягает на личность, на Меня. Откуда, наконец, это суровое табу на самоубийство, особенно суровое у людей, исповедующих идею Бога, обрекающего Себя на смерть?

Личность – это их единственная и непреходящая собственность, и всякая попытка ее разрушения и саморазрушения вызывает бюргерскую смертельную ненависть собственника. «Я» твари скрывает от глаз «Я» Творца.

И вот рок взрывает ложь и фикцию. И открывает для бессмертной души новое небо и новую землю, где Все Реально: All is Real!

Средневековый монах, пишущий икону, не считался художником в теперешнем смысле этого слова. Хиппи, вышивающего цветочками свои штаны, тоже вряд ли кто-то сочтет художником.

Рок-существование – это духовный ритуал, необъективизированное познание в отличие от прагматичного пополнения здравого смысла. Рок не терпит оценочного подхода. Он не бывает хорошим или плохим. Часто именно то в нем, что может показаться неграмотным и безвкусным интеллигентному, образованному ценителю, вызывает наиболее мощный резонанс.

Нельзя понять, скажем, психоделические рок-картинки, исходя из эстетических концепций: такая оценка придает им ложные качества произведений искусства и включает в утомительный ряд явлений культуры. Нельзя понять любое воплощение рока, не вывернув предварительно свои мозги на рокерский манер.

Рок для нас – веселая и смертельная игра, вроде «русской рулетки». Кто-то назвал рокеров вымирающим племенем – верное определение по сути своей. Если рок и назвать искусством, то лишь Art of Dying. Но рок разрушает и эту последнюю фикцию. Разве умерли Джимми и Джанис? Разве мы не слушаем Джона и Джима?

Понять рок невозможно так же в силу его строгой функциональности. Рок призван провоцировать психоделический взрыв сознания. Он не апеллирует к традиционным формам восприятия. Суть не в сути. Главное в роке – резонанс. Если первый же дребезжащий аккорд гитары вызывает волну дикого восторга и мир меняется – это рок.

Рок – не искусство, не магия, и его знаки – суть заклинания и молитвы, позволяющие общаться с духами и совершать астральные путешествия. Рок – это песня сирен: заливай уши воском или прыгай за борт. Рок – бегство от тотального контроля над самим собой.

Рок – это бегство в действительность».[152]

Как видно из приведенного отрывка, рок-культура вывела себя за общепринятые рамки культуры и провозгласила себя, по существу, единственно верным мировоззрением.[153]

Позицию авторов «Канона» характеризует религиозная всеядность[154], имеющая в своей основе, очевидно, не злой умысел, а обычную необразованность в вопросах богословия... Вообще, «Канон» давал адепту рок-движения полное право придерживаться любых взглядов во всех сферах человеческой жизни, так как «all is real».[155] Ситуация, таким образом, повторяла времена первых веков христианства в языческой Римской империи: «поклоняйся Гению императора и верь во что хочешь».

Картина религиозных пристрастий рок-музыкантов была и остается чрезвычайно пестрой. Причиной тому является необходимость вести образ жизни, соответствующий законам жанра и соответствием ему определять свое религиозное пристрастие, исключающее возможные осложнения в обыденной жизни.[156] Религиозное мировоззрение, таким образом, воспринимается рок-культурой лишь в той мере, которая необходима для удовлетворения тех или иных духовных, а, по большей части, душевных потребностей.[157]

Каждый рок-музыкант, таким образом, при желании вносил в свое творчество различные элементы как традиционных, так и нетрадиционных форм религиозности, видоизменяя их своим к ним отношением и подгоняя их под идеологию своего творчества. По своему содержанию такие новации, как правило, представляли собой смешение христианства, буддизма, язычества и оккультизма в разных пропорциях. Рядовые адепты рок-культуры в худшем случае формировали свои религиозные представления на основании высказываний своих кумиров, а при более благоприятном стечении обстоятельств сами начинали знакомиться с соответствующей литературой. Последнее привело к тому, что часть молодых людей, в поисках смысла жизни забредших в пространство рок-культуры и не нашедшая в нем ожидаемого, через чтение духовной литературы познакомилась с христианским мировоззрением, а спустя какое-то время пришла в Церковь. Необходимо отметить, что происходило это не благодаря идейному и духовному содержанию рок-музыки, а в некотором смысле вопреки ему: рок-культура выступала как переходный барьер между миром обыденного материализма и миром культуры, уходящей своими корнями в плоскость христианского мировоззрения.

Из всех направлений отечественной молодежной культуры восьмидесятых и начала девяностых годов именно рок-культура явилась самым благоприятным фундаментом для формирования религиозного мировоззрения. В СССР она выступила в роли электрошока, пробудившего молодежь от сна, навеянного «волшебной дудочкой»[158] официальной советской идеологии. Именно благодаря рок-культуре многие молодые люди столкнулись с отличающимся от общепринятого взглядом на мир, а некоторые сделали вывод, что эти взгляды могут быть различные и необходимо осознанное усилие для формирования собственного мировоззрения. Посредством рок-культуры молодые люди, в отличие от своих пресыщенных развлечениями западных сверстников, искали не очередных радостей жизни, а ее смысла. Однако, по непреходящим словам Спасителя, большинство и на этот раз осталось на «пространном пути», не желая идти трудным «узким путем, ведущим в жизнь» (Мф. 7:13-14). Духовные составляющие рок-культур Востока и Запада

Невозможно понять феномен рок-музыки, если не учитывать особенности состояния общества страны, в которой она возникла. Наиболее исчерпывающую оценку американской культуры времени бурного развития рок-музыки дал идеолог современного сатанизма Антони Шандор Ла-Вей в предисловии к изданию «Черной библии» в 1969 году: «Собственно говоря, мы проповедуем то, что уже давным-давно стало американским образом жизни. Просто не все обладают мужеством называть вещи своими именами».[159]

Что касается западной рок-культуры, то ее связь с оккультизмом и сатанизмом очевидна[160] и обусловлена духовным состоянием самого общества
(что подтверждается словами Ла-Вея...). Несколько иначе обстояло дело в нашей стране, что естественно по причине имеющихся глубоких богатых как духовных, так и культурных традиций. Одной из особенностей рок-движения в СССР явился протест против ценностей если не «американского образа жизни», то, по крайней мере, его аналога в советском варианте: телесного благополучия в сочетании с душевной и духовной пустотой. Первоначальное слепое копирование отечественной рок-культурой своего западного «первообраза» быстро закончилось: с появлением русскоязычных групп возникла и русская текстовая, а значит, и смысловая тематика. Главным объектом ее внимания стал, по частично воспринятой традиции отечественной классической культуры, внутренний мир человека.[161]

Конечно, нельзя на основании вышеизложенного говорить о каком-то самодостаточном положительном влиянии отечественной рок-культуры на молодежь, но уровень ее отрицательного воздействия все же был несоизмеримо ниже западной, да и характер воздействия отличался существенно. Конец отечественной рок-культуры и «семеро злейших»[162]

Музыка в большей связи

с нравственными поступками человека,

нежели обыкновенно думают.

В. Ф. Одоевский

Советская рок-культура как массовое явление закономерно прекратила свое существование в связи с изменениями, происшедшими в стране: роль нарушителя общепризнанных юридических, нравственных, эстетических и прочих норм взяло на себя само государство.

Граждане, восприняв ценности западной культуры, совокупность которых получила название «американского образа жизни», ограничили свои отношения с окружающим миром актом потребления предлагаемой продукции, лишенным творческого начала. Процесс этот, активно начавшийся в начале 1990-х годов, происходил в течение нескольких лет. В этот период некоторые рок-группы внесли в свое творчество элементы идеологии сатанизма,[163] что, в отличие от Запада, не было характерно для советской рок-культуры. Продолжающееся порабощение человека «стихиям мира» (Кол. 2:8) привело к новому этапу: восприятию человеком окружающего мира как «DISNEYLANDа» космических масштабов.

Молодежная поп-культура стала сегодня гигантским рынком, где предложение не столько опережает спрос, сколько формирует его. Естественно, что, когда речь заходит о рынке, для его хозяев единственным критерием качества товара является прибыль, которую посредством него можно получить. И эта прибыль тем выше, чем большее количество людей будет втянуто в рыночные отношения. Ориентация в мире молодежной культуры, таким образом, делается на ее массовость, а значит, на усреднение уровня потребителей. На практике это «усреднение» оборачивается развращением одних ради их равенства с другими, что осуществить много проще и дешевле, чем обратное.

Необходимо отметить, что отсутствие в современном обществе разнообразия «неформальных» молодежных течений и групп является признаком серьезнейшей деградации нового молодого поколения: оно вполне смирилось с предельной пошлостью и лживостью предложенных ему ценностей.

ТАК ЛИ СТРАШНА РОК-КУЛЬТУРА, КАК ЕЕ «МАЛЮЮТ»?

«Электричество», уходящее в землю

 

В ритме есть нечто волшебное:

он заставляет нас верить,

что возвышенное принадлежит нам.

И. В. Гете

Масштабы рассматриваемого явления приводят к необходимости ответить на вопрос: что есть рок-культура в масштабах государства. Прежде всего, рок-культура – это нездоровая реакция нездорового общества на свою болезнь. Рок-культура – это наркотик, который может привести к наркомании, а может снять боль. Однако не всякую боль полезно снимать: в некоторых случаях отсутствие ощущений затрудняет диагностику и мешает поставить правильный диагноз.

Главной болезнью советского общества, в котором начала развиваться отечественная рок-культура, являлась духовная пустота и отсутствие убедительного ответа на вопрос о целях и смысле жизни, что особенно угнетающе действовало на молодые поколения. Таким состоянием общества и была порождена рок-культура, реакционная по своей сути. Рок-культура – это бунт, своеобразный «протестантизм» светского образца. И, как всякий бунт, рок-движение характеризуется неоправданным радикализмом и поверхностностью идеологии.

Разговоры о свободолюбии и стремлении молодежи к независимости – один из самых устойчивых мифов современного мира. На самом деле всякий молодой человек стремится, как правило, неосознанно, к служению чему-то высшему. В реальности это означает, что он ищет Личность, пред которой можно преклониться. Он ищет Цель, ради которой можно было бы принести себя в жертву.[164] Рок-культура облекает ложные цели и ущербные личности в удивительно привлекательную, доступную и похожую на главное форму, уводя тем самым человека от истины. Это «заземление» физических, душевных и духовных сил человека и является одним из главных разрушительных качеств рок-культуры. Рок-культура и диалектический материализм

Заявляя о праве человека на свободу, рок-культура понимает свободу в категориях гуманизма, как право человека на реализацию своих страстей. Формируя среду, наиболее приспособленную для проявления свободы в таком ее понимании, рок-культура тем самым обрекает человека на рабское служение своим собственным низшим проявлениям. Тоталитаризм общества таким образом не устраняется, а отстраняется на второй план. На первый же план выходит тоталитаризм собственного несовершенства, собственного греха. Этот грех, личностная ущербность не осознается, а следовательно, «не существует». Ситуация, полностью повторяющая сцену, описанную евангелистом

Иоанном: «Тогда сказал Иисус <...>: если пребудете в слове Моем, то <...> познаете истину, и истина сделает вас свободными. Ему отвечали: мы <...> не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: сделаетесь свободными? Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха. Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (8:31-34,36).

Рабство, под видом свободы приращенное человеку рок-культурой, вектором своего направления обращено в мир вечности, в жизнь человека после его смерти. Оно обусловлено эйфорическим оптимизмом, характеризующим представление адептов рок-культуры о загробной участи человека. Смерть, как правило, воспринимается ими как одно из многочисленных неприятных происшествий, либо как одно из веселых приключений, сопровождающих человека на жизненном пути. Об ответственности человека перед Богом и об ответе за прожитую жизнь не принято говорить, а уж тем более думать.

Присутствующий в рок-культуре религиозный аспект есть не что иное, как хорошо завуалированная фикция. Принимать материализм «в чистом виде» немодно и, по честному, страшно, посему он облекается в религиозные формы. Отсюда, с одной стороны, «рок – не музыка и не искусство, а некоторое религиозное действо»,[165] «рок-существование – это духовный ритуал»,[166] а с другой – «разве умерли Джимми и Джанис? Разве мы не слушаем Джона и Джима?».[167] Если перед нами не большевистская пропаганда диалектического материализма в духе «мы умрем, но наши имена вечно будут жить в памяти потомков», то что тогда большевистская пропаганда?..

«Жало»[168] рок-культуры

 

Блажен человек,

который не ходит на совет нечестивых,

и не идет по пути грешных,

и не сидит в собрании развратителей.

(Пс. 1:1)

Господствующий принцип древней музыки —

ритм и мелодия.

А. Шлегель

Главной опасностью, которую несет в себе рок-культура, является ее мистериальная, оргийная природа. И дело вовсе не ограничивается заимствованием «музыкальных ритмов у афри­канских племен и в среде «вуду»[169] в Латинской Америке и на Гаити», а так же «всех ритуалов, имитирующих поло­вые сношения, заклинаний и заговоров, с тем, чтобы наиболее точно воспроизвести следующие друг за другом ритмы».[170]

Христианская антропология говорит о трехсоставности человеческого естества, образующегося сочетанием духа, души и тела. Мистериальное действо предполагает воздействие на человека как на совокупность этих трех составляющих. В результате достигается состояние максимально возможной открытости человека по отношению к падшим ангелам духовного мира – мира «начальств, властей, мироправителей тьмы века сего, духов злобы поднебесной» (Еф. 6, 12).

Необходимо учесть, что неотъемлемой частью мистериальных оргийных культов являлось использование различных способов для снятия естественных как психических, так и соматических защитных механизмов человека. Для достижения этого результата в языческих храмах использовались световые моделировки, особым образом ритмически выстроенные песнопения, необычные звуковые эффекты, курения различных наркотических веществ и тому подобные методы вывода человека в экстатическое «внечеловеческое» состояние. [171]

Все эти технологии живы и сегодня: ни один крупный концерт поп-музыки не обходится без использования стробоскопов, лазерных «пушек», искусственных задымлений, стихийных танцев (в лучшем случае) в партере и употребления публикой различных «тонизирующих» средств. Таким образом, через участие в дискотеках и поп-концертах, воспроизводящих механику языческих богослужений, человек закономерно и планомерно подводится к участию в прочих ритуальных отправлениях, входящих в состав новых секуляризировавшихся оргийных «культов». Последнее документально подтверждается архимандритом Александром: «Результатом одного из проведенных исследований явилось следующее заключение в «Pоst Grаduаtе Меdicinе»: «Факты подтверждают, что рок-музыка, как правило, стимулирует употребление наркотиков, неразборчивую сексуальную связь и буйное поведение».[172]

Воздействие рок-музыки на человека изучено довольно хорошо[173] и позволяет сделать вывод о том, что поп-культура и рок-музыка, как одно из ее
крайних проявлений, может служить и служит на практике подготовительным этапом в обращении человека к примитивным секуляризированным видам оккультных религиозных практик, разрушающих личность человека. Так, наркомания, неотступно сопутствующая как радикальным оккультным течениям, так и рок-движению, часто первоначально является лишь способом достижения мистических экстазов, подобных тем, которые впервые могли быть испытаны во время массовых рок-радений.[174] Ниже приводится описание языческой оргии, которое даст возможность на конкретном примере убедиться в структурном сходстве (если не тождестве) поп-концертов и оккультных мистерий.

«... За мной зашли, как и обещали, ве­чером, лишь только начало смеркаться. Вечер в центральных районах Китая наступает внезапно – кажется, только что было светло, но за какие-то несколько мгновений сумерки охватывают всю деревню. Загораются огоньки масляных лампадок, кто-то продолжает громко беседовать в скобяной лавчонке, но в общем все готовятся ко сну. Правда, день се­годня особенный – празд­ник. Праздник ритуальный, своими кор­нями уходящий в самые архаические слои человеческой памяти.

На поле, что находится прямо за де­ревней, разжигают несколько костров. Жители, громко переговариваясь и возбуждая друг друга, подтягиваются к месту событий. Кажется, собрались все. Наконец появляются главные персонажи, их пять человек – «Великий учитель» (да ши) и несколько его помощников – «посвящающих учи­телей». В облике этих людей нет ничего особенно, что говорило бы о них как о великих муд­рецах, тайных посвященных, – ничего наигранного и наносного, о чем так любят порассуждать западные мистики. Эти люди кажутся даже немного смущенными, раскланиваются и традици­онно улыбаются, как бы извиняясь, что со­брали здесь столько народа.

После призывов к духам, восжигания благовоний перед алтарем местных божеств, во время чего и так перевозбуж­денная публика изрядно заводится, начался собственно обряд.

Несколь­ких стариков-инициаторов и две пожилые женщины методично раскачивались из стороны в сторону, притопывая ногами в ритм барабанным ударам. Многие находились, по-видимому, под воздействием напитка, выпитого ранее из тыквы. Все утихли, и вдруг в этой тиши забил барабан – все быстрее и быстрее, пронзительно прорезался звук какой-то китайс­кой свирели. Сочетание очень низкого и очень высокого звучания[175] начали давать свой эффект, люди постепенно раскачивались и, кажется, что-то проговаривали наизусть, повторяя слова за одним из «посвящающих».

Ритм ускорялся, и я вдруг начал сознавать, что из стороннего наблюдателя, решившего провести «академическое» наблюдение, стал превращаться в участника этого чудовищного и в то же время захватывающего зрелища. Я стоял поодаль – и одновременно находясь в этом круге трепещущих тел, я стоял неподвижно, прислонившись к дереву, и вместе с этим мое тело находилось там, даже не среди этого единого организма толпы, но в неких сферах, где пребыло наше общее сознание.

Кажется, не было сил противиться этом порыву, ритм пробирался куда-то ко мне внутрь, мышцы начинали непроизвольно дрожать и сокращаться.[176] Мною овладело странное возбуждение и в то же время какая-то удивительная отстраненность, будто бы я вверил свое тело этому ритуалу.

Повсюду раздавались крики, люди размахивали руками. Это был хаос, подчиненный какой-то странной, неописуемой закономерности. Вероятно, видения станови­лись все сильнее, движения людей уско­рялись, ритм убыстрялся. В принципе спо­койные китайцы, которые несколькими часами раньше по-деловому обсуждали со мной какие-то насущные проблемы, ка­залось, превратились в буйных эпилепти­ков. Мужчины падали на землю вместе с женщинами, бесстыдно овладевая друг другом. Казалось, здесь сконцентрировалось все, что должно противоречить веками устоявшимся традициям нравствен­ной и благопристойной жизни.

Это был один из ключевых праздников местной секты, проводимый два раза в год. Правда, вряд ли сами жители этой деревушки считают себя членами одной из крупнейших тайных религиозных сект в Восточной Азии, где состоит по самым приблизительным подсчетам более мил­лиона человек. Они не знают друг друга, не знакомы с иерархией и даже основами веры. По сути, и секты никакой нет – ведь вся деревня и состоит в этой секте, которую они нередко называют емким словом «Путь» (Дао). «Вступить на Путь» – значит не просто приобщиться к секте, но стать приемником духа древних мудрецов, основавших это сообщество в самом начале человеческой исто­рии. Это – причудливое переплетение деревенских верований в духов-хранителей, буддизма, даосизма, строгих конфуциан­ских догм морали, которые при этом порой превращаются в собственную противоположность».[177]

Поп-культура – не менее «причудливое переплетение» стремления к различного рода дешевым удовольствиям с религиозным невежеством. А религиозное невежество, как, впрочем, всякое невежество вообще, всегда ведет человека к пустоте. Именно эта духовная пустота порождает «потерянные поколения»,[178] не видящие в истории человечества ничего более привлекательного, чем бутылка бурой жидкости под странным названием «Пепси» – поколения людей, потерявших среди пустых пепсикольных бутылок себя...

РОК В ЖИЗНИ И В КНИГАХ

 

Там убоятся они страха, где нет страха.

(Пс. 13:5)

Мы вот ругаем рок-музыку... и правильно делаем!

Но нельзя не учитывать тот факт,

что через нее многие молодые люди

приходят в Церковь.

Архиепископ Александр (Могилев)

председатель Всецерковного православного

молодежного движения

Эта глава представляет собой попытку анализа критики, высказываемой в адрес рок-культуры на страницах православных газет, в специально издаваемых брошюрах, а так же в православно ориентированных радио- и телепередачах. В них разговор на тему рок-музыки обычно возникает из-за остроты и актуальности двух насущных проблем, являющихся прямым следствием указанного направления современной культуры: взаимного отчуждения детей и родителей и такими негативными последствиями увлечения рок-музыкой, как наркомания, преступность, суициды, сатанизм и тому подобными.

К сожалению, за редким исключением, все попытки найти пути решения обозначенных проблем в православных СМИ ни к чему не приводят, так как мысли авторов или участников бесед довольно скоро уходят в плоскость, чуждую проблематике поставленных задач. Это происходит, в первую очередь, по причине фокусирования внимания на внешней стороне явления рок-культуры, не придания должного значения причинам ее возникновения и развития, глубинным ее проблемам и взаимоотношению с официально признанными обществом культурными формами.[179]

Начало активной полемики о рок-культуре было вызвано эпохой Перестройки, когда лексикон советских граждан пополнился словосочетанием «проблемы молодежи». Пагубность этого нового понятия обусловливалась тем, что эти самые проблемы выделились в нечто особенное, не рассматривались как болезнь общества в целом. В результате очень скоро утратилось понимание того, что в основание проблем детей заложены, прежде всего, проблемы их родителей, что не молодежная субкультура порождает разрыв поколений, а неумение родителей наладить диалог с детьми провоцирует их на добровольный уход в культурные резервации.

Теле- и радиопередачи, рассматривающие «проблемы молодых» в отрыве от всего окружающего их социума продолжают выходить в эфир и сегодня, печатаются статьи, и неверное мнение о вопросах, связанных с рок-культурой и, в частности, с рок-музыкой, порождает новые конфликты в семьях, не дает вернуться или даже прийти в Церковь тем молодым людям, которые оказались вне ее по причине недостатка у их родителей знаний и информации в указанной области.

Приходится констатировать, что возможности познакомиться с рок-культурой, прочитав какие-либо христианские исследования на данную тему у православного человека практически нет: точнее сказать, она сведена к минимуму. При видимом разнообразии статей, посвященных этому вопросу, в их основу за редчайшим исключением положены всего две работы: книжечка французского католического священника Жана-Поля Режимбаля «Корни рок-н-ролла» и миссионерский листок № 56 храма Покрова Пресвятой Богородицы в Лос Анжелесе, США, под названием «Рок-музыка с христианской точки зрения» написанный игуменом Александром (Милеантом). В 1999 году в Житомире вышла брошюра «Игра с огнем. Рок на сцене и в жизни», составленная Анатолием Кулишом из материалов, содержащихся в указанных работах. Она вобрала в себя недостатки источников, на основе которых была написана, вдобавок к ним добавились некоторые «находки» самого составителя. Можно упомянуть о главе «Увлечение рок-музыкой» книги архимандрита Лазаря (Абашидзе) «Грех и покаяние последних времен», но авторский текст в ней почти отсутствует, – она является перепечаткой фрагментов книги Режимбаля. Ниже будут разобраны наиболее важные недостатки, наличествующие в этих, посвященных рок-культуре, работах.

Проблема «неизвестного адресата»

Всякий автор, так или иначе, пытается предугадать интересы и потребности читателей, и соотнести стиль и особенности изложения материала с возможностями и особенностями восприятия читателей: в противном случае мысли автора просто не будут ими восприняты. Можно предположить, что потребителями информация о негативном влиянии рок-музыки на человека в большинстве случаев будут либо родители, имеющие проблемы в семье в отношении детей, либо сами непосредственные потребители рок-музыки.

Именно в качестве информации и в особенностях ее подачи заключается проблема «неизвестного адресата», вынесенная в заголовок этой главы. Дело в том, что у молодых людей, изнутри знающих мир рок-культуры, многие фрагменты при чтении будут (и практика подтверждает это) вызывать реакции, явно не ожидаемые авторами при написании статей: от вращения указательным пальцем у виска до взрывов гомерического хохота.

Можно задать вопрос любому православному христианину: «Насколько серьезно Вы воспримите слова человека, который заявит, что он много лет изучает святоотеческие традиции православия, а затем, уже в беседе на богословские темы, начнет использовать выражения типа «медитация Иисусова», «Божественное блаженство», «выход в астрал» вместо «молитва Иисусова», «Божественная благодать» и «созерцательное безмолвие». Ясно, что подобная терминология как минимум заставит отнестись к услышанному максимально критично, а то и вовсе оградиться от беседы в целях личной религиозной безопасности. Подобное и происходит с компетентными читателями при обнаружении в православной литературе аналогичной перечисленной, с точки зрения рок-культуры, неподобающей терминологии.

Конечно, нельзя упрекнуть Жана-Поля Режимбаля и архимандрита Александра в том, что они не разбирались в предмете исследования. Их работы написаны во Франции и США, вероятно, с учетом менталитета своей паствы и посвящены западной рок-культуре, весьма отличающейся (о чем ранее уже было упомянуто) от аналогичного культурного направления в странах бывшего СССР. Но переводчики их книг оказались, видимо, куда менее искушенными в затрагиваемой области, что привело к многочисленным курьезам. Так, например, «Рок-словарь сообщает: «Блэк Саббат» в 1969 году заклялась в Бирмингеме в приверженности к тотальному (??!) року».[180] (Какой рок-словарь такое сообщает?..). «Джимми Пейдж, ведущий гитарист «Лед Зеппелин», од­нажды признался: «Решающим фактором успеха каждого рок-оркестра является энергия».[181] «В песне хора «Dead Kennedy»... «В альбоме «Hell Awains» оркестра «Slayer»...[182] «Биография «Пинк Флойд», написанная двумя руководителями этого ансамбля...».[183] «Нужно упомянуть известную австралийскую хард-рок-группу «АЦ/ДЦ»…[184] «... «AC/DC», наиболее сатанинская из всех групп панк-рока ...».[185] «В песне «Possessеd» музыкальной группы «Vеnоm»...[186]

Необходимо отметить и недоработки самих авторов, к которым относится, в первую очередь, недостаточная подтвержденность или просто голословность приводимых в качестве примеров фактов. Во время бесед с учащимися школ и техникумов я, например, сталкивался с горячим желанием узнать об источниках и достоверности предлагаемых переводов названий групп «KISS» и «AC/DC»: «Короли на службе у сатаны» («Kings in serves of satan») и «Антихрист, смерть Христу» («Antichrist, death to Christ») соответственно.[187] Жан-Поль Режимбаль дважды называет «Белый альбом» 1968 года группы «Битлз» «Дьявольским белым альбомом», утверждая без всяких ссылок, что это настоящее его название. Учитывая популярность упомянутых групп в нашей стране, нетрудно представить себе и ответную реакцию на подобные неподтвержденные обвинения...

Собственные недочеты, допущенные в рассматриваемых работах и терминологическая небрежность переводчиков привела к тому, что, попав в руки людей, симпатизирующих рок-музыке, статьи Жана-Поля Режимбаля и архимандрита Александра не приносят положительного, с церковной точки зрения, результата. Более того: у познакомившихся с ними молодых людей, воспитанных к тому же на невежественной атеистической пропаганде, возникает впечатление о священниках[188] как о людях недалеких, а о православии – как о мировоззрении, которое по непонятным причинам и без всяких оснований все и вся клеймит как порождение сатаны и предрекает после смерти место в аду.[189]

Положение усугубляется тем, что некоторые факты, упомянутые, например, в книге Жана-Поля Режимбаля, в советское время становились предметом различных пропагандистских спекуляций. Говоря о фактах кодирования некоторыми рок-группами сознания слушателей, автор пишет: «В качестве примера возьмем хорошо известную песню группы «Лед Зеппелин» «Лестница в небо» («Stairway to Heaven»). Приведем слова третьей строфы: «There’s a feeling I get when I look to the west...». Эта строфа содержит подсознательное сообщение, которое сознание может уловить лишь при проигрывании пластинки в обратном направлении. В этом случае можно ясно услышать: «I’ve got to live for satan» (мне надлежит жить для сатаны). Другой отрывок: «There’s still time to change the road you’re on» (еще есть время сменить тот путь, по кото­рому вы идете), будучи проигранным в обратном направлении, превращается в «My sweet satan, no others made a path» (мой милый сатана, никто другой не проложил путь...). В качестве другого примера мы используем песню «Битлз», озаглавленную «Революция номер девять», ибо именно с момента появления этой песни подсознательные сообщения были включены в за­писи на пластинках рок-н-ролла. Техника обнаружения подсознательного сообщения та же, что и во втором примере. Между седьмым и тринадцатым оборотами слышна запись «number nine» (номер девять), повторяемая двенадцать раз. Где же здесь подсознательное сообщение? Прослушивание в об­ратном направлении дает: «Turn-me-on dead man» (доставь мне сексу­альное наслаждение, мертвый человек). Под мертвым человеком они подразумевают Христа.[190] Для того, чтобы доказать, что именно такова была мысль «Битлз», Джон Леннон представил себя глашатаем группы: «Христианство пройдет. Оно исчезнет и съежится, об этом не стоит и спорить. Я прав и моя правота будет доказана. Сейчас мы более популярны, чем Иисус Христос. Я не знаю, что уйдет первым – рок-н-ролл или христианство».[191] Приводя такие сенсационные факты, Жан-Поль Режимбаль в подтверждение своих слов предлагает «у тех же издателей обеспечить себя кассетой, созданной одновременно с брошюрой, с тем, чтобы услышать анализируемые здесь примеры».[192] То есть автор не боится быть изобличенным во лжи и даже предлагает читателю самому убедиться в истинности приводимых фактов, используя технические средства.

Однако даже эти, казалось бы, неоспоримые свидетельства могут быть подвергнуты сомнению читателями, чье серьезное по началу желание разобраться в вопросе было охлаждено «стараниями» переводчиков и тех авторов публикаций, которые использовали цитаты из работ зарубежных авторов без всякого комментария и адаптирования. Причиной к очередному проявлению скептицизма может послужить то, что еще в советской печати в ругательных статьях о рок-музыке примеры, подобные приведенным Режимбалем, уже приводились, причем в очень интересном виде. Не имея возможности спустя многие годы подобрать конкретные публикации, в подтверждение самого факта обозначенного некорректного использования книги Режимбаля приведу отрывок из письма некого Козерина А.С., учащегося СПТУ из города Павлограда в редакцию молодежного журнала «Ровесник», опубликованного в августовском номере этого журнала в 1988 году.

«Нигде я не слышал ничего подобного тому, что услышал на лекции «Музыка и наркотики». Эту лекцию в нашем училище проводил лектор Кузнецов из Киева. Товарищ Кузнецов начал издалека: в 1953 году, сразу после смерти Стали­на, в Нью-Йорке собрались главы раз­ведывательных управлений НАТО. Решив, что агрессивное нападение на СССР обречено на крах, они решили подорвать СССР изнутри. Большую ставку они сделали на рок-музыку, с целью поссорить старшее и младшее поколения в СССР[193]. Товарищ Кузнецов продолжал: од­нажды в Канаде прослушали пластинку «Битлз» «Революция номер девять» и еще одну пластинку группы «Лед Зеппелин» «Лестница в небо» в обратном порядке. Оказывается, на этих пластинках запи­сан призыв к расизму. Там призывы такого рода: «Ребята, сегодня к нам за­шли пятеро черномазых, возьмем же стулья и размозжим им головы». На одном из концертов этих музыкантов так и было. Эта лекция возбудила многочислен­ные споры. Ведь если дело обстоит так, как рассказал товарищ Кузнецов, надо немедленно закрыть все «окна» и замазать все «щели», дабы к нам, в Советский Союз, не проникла зараза рока. Если же нет, то интересно было бы узнать, кто ему (Кузнецову) платит деньги и за что».

Даже у читателя из Днепропетровской области, не предвзято, как это видно из письма, относящегося к рок-культуре, услышанные факты вызвали сомнения в их достоверности. Значит, от молодого человека, который прочитанное в советские, далеко не самые благоприятные для «неформалов» времена в официальной прессе, ныне видит на страницах православных изданий в трансформировавшемся виде, естественно ожидать более резкую реакцию на подобную информацию.

Форма и качество изложения, таким образом, делает недоступным его действительно полезное и важное содержание для заведомо, ввиду возраста и полученного воспитания, скептически настроенных читателей. Важно учесть при этом, что к числу таковых в основном относится молодежь.

В отношении брошюры, составленной Анатолием Кулишом, можно сделать категорический вывод: она не будет воспринята адептами рок-культуры. Уже на первых страницах этого издания содержатся излишне экспрессивные предложения ужаснуться техническим новинкам в области звукозаписи: «Утроба компакт-дисков оказалась во многом «ненасытнее»: вмес­то 40-45 минут звучания пластинки нам предлагают 11-12 часов! Представляете: двенадцать часов истерии и беснования «KISS» или «AC/DC»! И – покупают. И – слушают. И даже – напяливают на себя майки с изображением сатанинских, отрешенных взглядов «Нирваны», Оззи Осборна и других рок-идолов».[194] А молодой читатель, знакомый с такими, например, строчками:

А жизнь – только слово:

Есть лишь любовь и есть смерть.

Эй, а кто будет петь, если все будут спать?

Смерть стоит того, чтобы жить,

А любовь стоит того, чтобы ждать...

или

Мне есть, чем платить,

Но я не хочу победы любой ценой:

Я никому не хочу ставить ногу на грудь…

просто утратит всякий интерес и внимание к мнениям человека, заявляющего, что главным в творчестве Виктора Цоя (приведенные тексты – отрывки из его песен) является воспевание «дыма от сигарет».[195]

Остается предположить, что книга Анатолия Кулиша написана для родителей и направлена на то, чтобы помочь им решить семейные проблемы, возникающие вследствие увлечения детей рок-музыкой. Автор
действительно дает практические рекомендации по ограждению от ее пагубного влияния: «Святой равноапостольный князь Владимир после Крещения Руси низвергал идолов, разорял капища и на их месте возводил православные храмы. Наши предки выстояли, ибо имели сильный дух и чистую веру. Вот и ответ, что делать с рок-идолами (пластинками, компакт-дисками, плакатами, книгами), которые по незнанию или беспечности оказались в вашем доме».[196]

Ужасно в подобных рекомендациях то, что исполнение их по неофитскому рвению воцерковившимися родителями влечет за собой озлобление ребенка не только на них, но и на Церковь, в которой он увидит виновницу своей трагедии полного разрыва с родителями. Таким образом, следуя подобным рекомендациям, взрослые не просто выкинут из дома ненужный и вредный, по их мнению, хлам – они своего ребенка прогонят из Церкви еще до его вхождения в нее…

К сожалению, ревность не по разуму очень часто сопутствует современным православным проповедникам и апологетам, когда речь заходит о молодежной культуре. По крайней мере, статьи, посвященные ей, за редким исключением носят такой же истерический характер, что и брошюрки о штрих-коде, числе зверя, масонах, приходе антихриста[197] и тому подобных экстремальных вещах. А, пребывая в неспокойном и неуравновешенном состоянии, родители не смогут, да и не захотят понять своих детей, когда речь зайдет о их увлечениях и поведении.

Родителям прежде всего необходимо подробно объяснить, что в рок- и вообще всей молодежной культуре является разрушительным для личности ребенка, что требует повышенного к себе внимания со стороны родителей, а на что можно не обращать пристального внимания ввиду внешнего, поверхностного характера.[198] Этому вопросу не уделяется внимания ни в одной из указанных работ.

Есть общий принцип миссионерской работы, сформулированный апостолом Павлом: «Будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для иудеев я был как иудей, чтобы приобрести иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закона, – не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, – чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его» (1 Кор. 9:19-23). Следуя этому принципу, каждый христианин имеет право с полнотой ответственности за свои слова пред Богом заявить любому представителю рок-культуры: «Да, в промежутках между своими концертами ты можешь приходить в Церковь, можешь молиться, можешь исповедоваться – Христос призывает к Себе всех, в том числе и тебя!». Но из этого вовсе не следует, что так же может поступать сам христианин, имеющий опыт благодатного соединения со Христом в молитве и Причастии – речь, естественно, идет о некотором этапе приобщения человека к Церкви. Так, христианские апологеты III-IV веков, восхваляя мудрость некоторых языческих философов, отнюдь не одобряли тех христиан, которые от Евангелия обращались к языческим писаниям с целью обогащения своего духовного опыта...

ПОСТСКРИПТУМ

А все же, – «так ли страшна рок-культура, как ее малюют»? Отвечая в заключение на этот вопрос, можно сказать следующее. Нет, рок-культура не так страшна. Точнее – страшна не так. Во-первых, рок-культура гораздо страшнее, а во-вторых, страшна по-другому. «По-другому» – значит не столько внешней своей стороной, сколько внутренним духовным содержанием.

ИСТОЧНИКИ И ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1.  Библия. М., Издательство Московской Патриархии, 1993 г.

2.  Василий Великий, святитель. К юношам, о том, как пользоваться языческими сочинениями. // Творения. М., 1993 г. (репринт). Т. 4.

3.  Дмитрий Ростовский, святитель. Жития святых. М., 1905 г. (репринт).

4.  Иоанн Златоуст, святитель. Три беседы о Давиде и Сауле. // Творения. М., 1993 г. Т. 2.

5.  Феофан Затворник, святитель. Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться. М., 1996 г.

6.  Максим Исповедник, преподобный. Мистагогия. // Творения. М., 1993 г. Т.1.

7.  Иоанн (Шаховской), архиепископ. Метафизический реализм. «Мастер и Маргарита». // Избранное. Петро­заводск, 1992 г.

8.  Александр (Семенов-Тян-Шанский), епископ. Православный катехизис. М., 1990 г.

9.  Варнава (Беляев), епископ. Основы искусства святости. Нижний Новгород, 1995 г. Т. 1.

10.  Киприан (Керн), архимандрит. Антропология святого Григория Паламы. М., 1996 г.

11.  Лазарь (Абашидзе), архимандрит. Грех и покаяние последних времен. Московское подворье Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, 1995 г.

12.  Александр (Милеант), игумен. Рок-музыка с христианской точки зрения. Миссионерский листок № 56 храма Покрова Пресвятой Богородицы. Лос-Анжелес, США, 1997 г.

13.  Илларион (Алфеев), иеромонах. Ночь прошла, а день приблизился. М., 1999 г.

14.  Феодор (Ильин), иеромонах. // Татьянин день (студенческая православная газета МГУ), № 26, ноябрь 1998 г.

15.  Зеньковский В., протоиерей. Апологетика. Рига, 1992 г.

16.  Флоренский П., священник. Иконостас. // Сочинения в 4 томах. М., 1996 г. Т. 2.

17.  Флоренский П., священник. Моленные иконы преподобного Сергия. // Сочинения в 4 томах. М., 1996 г. Т. 2.

18.  Андрей Кураев, диакон. Школьное богословие. М., 1997 г.

19.  Отношение христианства к науке, государству и культуре по взгляду православного христианина. Составил Священноцерковнослужитель. Брошюра. Екатеринослав, 1898 г. (репринт).

20.  Режимбаль Жан-Поль, католический священник. Корни рок-н-ролла. Тула, 1994 г.

21.  Булгаков М. Белая Гвардия. Мастер и Маргарита. Минск, 1988 г.

22.  Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г.

23.  Дунаев М. М. Рукописи не горят? Пермь, 1999 г.

24.  Егор Летов: я не верю в анархию. Сборник статей. М., 1997 г.

25.  Зеньковский В. В., профессор. Наша эпоха. // Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. М., 1993 г.

ДРУГИЕ ИСТОЧНИКИ

 

1.  Андрей Кураев, диакон. Ответ на вопрос о романе «Мастер и Маргарита». // Аудио-запись лекции «О искупительной жертве Иисуса Христа».

2.  Коппола Фрэнк. Apocalypse now. Худ. фильм.

[1] Православный Символ Веры

[2] Александр (Семенов-Тян-Шанский), епископ. Православный катехизис. М., 1990 г. С. 18.

[3] Илларион (Алфеев), иеромонах. Ночь прошла, а день приблизился. М., 1999 г. С. 139-142.

[4] Григорий Палама, святитель. // Киприан (Керн), архимандрит. Антропология святого Григория Паламы. М., 1996 г. С. 364.

[5] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 279.

[6] Лосский В. Н., профессор. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М., 1991 г. С. 244-245

[7] Александр (Семенов-Тян-Шанский), епископ. Православный катехизис. М., 1990 г. С. 18.

[8] Лосский В. Н., профессор. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М., 1991 г. С. 102

[9] “И познал Каин жену свою; и она зачала и родила Еноха. И построил он город; и назвал город по имени сына своего: Енох. ... Ада родила Иавала ... Имя брату его Иувал: он был отец всех играющих на гуслях и свирели. Цилла также родила Тувалкаина, который был ковачом всех орудий из меди и железа” (Быт. 4:17-22).

[10] “В поте лица твоего будешь есть хлеб” (Быт. 3:19).

[11] Андрей Кураев, диакон. Школьное богословие. М., 1997 г. С. 136-137.

[12] Гомальд. Язык. Опыт анализа мексиканского языка. // Наука, философия, религия в христианском мире. Материалы Восьмой международной конференции в г. Дубне. Россия, Дубна, 1997 г. С. 82-83.

[13] Максим Исповедник, преподобный. Мистагогия. // Творения. М., 1993 г. Т. 1. С. 166.

[14] Философский словарь. М., 1991 г. С. 551.

[15] Осипов А. И., профессор МДА. // Наука, философия, религия в христианском мире. Материалы Восьмой международной конференции в г. Дубне. Россия, Дубна, 1997 г. С. 93

[16] Это видно из рассказа апостола Павла: “Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать” (2 Кор. 12:2-4).

[17] Философский словарь. М., 1991 г. С. 551.

[18] Кирилл Копейкин, священник, кандидат ф. м. н., СПДА. // Наука, философия, религия в христианском мире. Материалы Восьмой международной конференции в г. Дубне. Россия, Дубна, 1997 г. С. 83.

[19] Так, сегодня не многие люди осознают, что произнося слово “спасибо” они желают собеседнику вечного спасения и Царствия Божьего, так как в развернутом виде обозначенное слово звучит как “спаси Бог”. Изменившееся сознание изменило и речевую конструкцию, а, может быть, и наоборот — вопрос к филологам.

[20] Андрей Кураев, диакон. Школьное богословие. М., 1997 г. С. 136-137.

[21] Андрей Кураев, диакон. Школьное богословие. М., 1997 г. С. 49.

[22] То же. С. 50.

[23] То же. С. 50-51.

[24] То же. С. 52.

[25] Максим Исповедник, преподобный. Мистагогия. // Творения. М., 1993 г. Т. 1. С.166.

[26] Андрей Кураев, диакон. Школьное богословие. М., 1997 г. С. 51-54.

[27] Андрей Кураев, диакон. Школьное богословие. М., 1997 г. С. 56.

[28] Цветаева М. И. Искусство при свете совести. // Об искусстве. М., 1991 г. С. 78.

[29] Андрей Кураев, диакон. Школьное богословие. М., 1997 г. С. 59.

[30] Максим Козлов, священник. // Татьянин день (студенческая православная газета МГУ), № 26, ноябрь 1998 г. С. 10.

[31] Слово “культура” происходит от латинского cultura — возделывание, обрабатывание // Философский словарь. М., 1991 г. С. 210.

[32] Феодор (Ильин), иеромонах. // Татьянин день (студенческая православная газета МГУ), № 26, ноябрь 1998 г. С. 10.

[33]Отношение христианства к науке, государству и культуре по взгляду православного христианина. Составил Священноцерковнослужитель. Брошюра. Екатеринослав, 1898 г. (репринт). С. 15.

[34]Василий Великий, святитель. К юношам, о том, как пользоваться языческими сочинениями. // Творения. М., 1993 г. (репринт). Т. 4. С. 347.

[35]Цит. по: Отношение христианства к науке, государству и культуре по взгляду православного христианина. Составил Священноцерковнослужитель. Брошюра. Екатеринослав, 1898 г. (репринт). С. 15.

[36] Цит. по: Варнава (Беляев), епископ. Основы искусства святости. Нижний Новгород, 1995 г. Т. 1. С. 127.

[37] Льюис К. С. Христианство и культура. // Пока мы лиц не обрели. Статьи, выступле­ния, интервью. Собр. соч. в 8 томах, М., 1998 ã. Т. 2. С. 257.

[38] Цветаева М. И. Искусство при свете совести. // Об искусстве. М., 1991 г. С. 89

[39] Льюис К. С. Христианство и культура. // Пока мы лиц не обрели. Статьи, выступле­ния, интервью. Собр. соч. в 8 томах, М., 1998 г. Т. 2. С. 257.

[40] Льюис К. С. Христианство и культура. // Пока мы лиц не обрели. Статьи, выступле­ния, интервью. Собр. соч. в 8 томах, М., 1998 г. Т. 2. С. 257.

[41] Андрей Кураев, диакон. Школьное богословие. М., 1997 г. С. 56-57.

[42] Льюис К. С. Христианство и культура. // Пока мы лиц не обрели. Статьи, выступления, интервью. Собр. соч. в 8 томах, М., 1998 ã. Т. 2. С. 257. Здесь так же уместно будет вспомнить такие строки святителя Феофана Затвор­ника: “Дело одно, остальное — приделок... Есть у нас поверье, и чуть ли не всеобщее, что коль скоро займешься чем-либо по дому или вне него, то уже выступаешь из области дел Божеских и Богу угодных. Оттого, когда породится желание — жить Богоугодно, то обыкновенно с этим сопрягают мысль, что уж коли так, то беги из общества, беги из дома, — в пустыню, в лес. Между тем и то и другое не так. Дела житейские и общественные, от которых зависит стояние домов и обществ, и исполнение их не есть отбегание в область небогоугодную, а есть хождение в делах Божеских. Своим поверьем точно делаете их неугодными Богу, потому что исполняете их не с тем расположением, с каким хочет Бог, чтобы они были исполняе­мы. Божьи дела не по Божьему у вас творятся...” Цит. по: Феофан Затворник, святитель. Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться. М., 1996 г. С. 258-259.

[43] Льюис К. С. Христианство и культура. // Пока мы лиц не обрели. Статьи, выступле­ния, интервью. Собр. соч. в 8 томах, М., 1998 г. Т. 2. С. 255.

[44] Хотя христианами совершались действия, которые на языке нынешней судебной практики можно было бы квалифицировать как “акты вандализма”. Так, например, святой Григорий Победоносец, приведенный в языческий храм своими мучителями, “подошел к идолу Апполона и, сотворив крестное знамение, спросил живших в идоле бесов: “Как вы смеете находиться в храме, когда сюда пришел я, служитель истинного Бога?” При сих словах святого поднялся шум и плач, исходивший от идола. Затем он пал на землю и разбился”. Цит. по: Дмитрий Ростовский, святитель. Жития святых. Книга 8-я. М., 1905 г. (репринт). С. 373.

[45] Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. Научно-издательский центр “Ладомир”, М., 1995 г. С. 64

[46] Цит. по: Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике. С.Пб., 1995 г. С. 88.

[47] Цит. по: то же. С. 90.

[48] Цит. по: то же. С. 90.

[49] Цит. по: Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике. С.Пб., 1995 г. С. 93.

[50] Цит. по: Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 82-83.

[51] Цит. по: Льюис К. С. Христианство и культура. // Пока мы лиц не обрели. Статьи, выступле­ния, интервью. Собр. соч. в 8 томах, М., 1998 г. Т. 2. С. 252.

[52] Цит. по: Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике. С.Пб., 1995 г. С. 95-96.

[53] Цит. по: Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 117. Именно такое понимание Бога и его культа и определило раннехристианское “иконоборчество”, отрицание культовых, особенно антропоморфных изображений.

[54] Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 63.

[55] Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 63.

[56] То же. С. 64.

[57] Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике. С.Пб., 1995 г. С. 89.

[58] То же. С. 97.

[59] Иоанн Златоуст, святитель. Три беседы о Давиде и Сауле. // Творения. М., 1993 г. Т. 2. С. 845. Святитель Иоанн Златоуст (IV век) предлагал покинуть храм тем христианам, которые посещали языческие зрелища: “Я хотел бы видеть их своими глазами, чтобы изгнать из священного притвора. Грех этот не маловажен. Увещеваю и прошу их наперед очиститься исповедью и покаянием, и тогда уже слушать божественные слова”. Цит. по: Иоанн Златоуст, святитель. Три беседы о Давиде и Сауле. // Творения. М., 1993 г. Т. 2. С. 854-856.

[60] Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 64.

[61] Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике. С.Пб., 1995 г. С. 98.

[62] Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 83.

[63] Цит. по: Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике. С.Пб., 1995 г. С. 98-99.

[64] Цит. по: Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике. С.Пб., 1995 г. С. 99.

[65] Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 83-84.

[66] Ильин И. А. Основы художества. О совершенном в искусстве. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 6, Книга 1. С. 307.

[67] То же. С. 308.

[68] Ильин И. А. Основы художества. О совершенном в искусстве. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 6, Книга 1. С. 308.

[69] То же. С. 312.

[70] Ильин И. А. Основы художества. О совершенном в искусстве. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 6, Книга 1. С. 313.

[71] То же, та же.

[72] То же. С. 314.

[73] Полностью этот вопрос был разрешен в VIII веке победой над иконоборческой ересью и закреплением догмата об иконопочитании.

[74] Цит. по: Ãîëóáöîâ À. Ï. Èç ÷òåíèé ïî öåðêîâíîé àðõåîëîãèè è ëèòóðãèêå. Ñ.Ïá., 1995 ã. Ñ. 118.

[75] Цит. по: то же. Ñ. 119.

[76] Цит. по: то же. Ñ. 121.

[77] Цит. по: Ãîëóáöîâ À. Ï. Èç ÷òåíèé ïî öåðêîâíîé àðõåîëîãèè è ëèòóðãèêå. Ñ.Ïá., 1995 ã. Ñ. 119-120.

[78] Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике. С.Пб., 1995 г. С. 97.

[79] То же. С. 129-130.

[80] Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 187.

[81] Псевдо-Киприан // Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 197-198.

[82] Цит. по: Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 110.

[83] Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. М., 1995 г. С. 110.

[84] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 233.

[85] Флоренский П., священник. Иконостас. // Сочинения в 4 томах. М., 1996 г. Т. 2. С. 455.

[86] Зеньковский В. В., профессор. Наша эпоха. // Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. М., 1993 г. С. 205.

[87] Ильин И. А. Основы христианской культуры. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 1. С. 305.

[88] Флоренский П., священник. Моленные иконы преподобного Сергия. // Сочинения в 4 томах. М., 1996 г. Т. 2. С. 383-384.

[89] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 235.

[90] То же. С. 233-234.

[91] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 235.

[92] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 234.

[93] Ильин И. А. Основы художества. О совершенном в искусстве. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 6, Книга 1. С. 79.

[94] Зеньковский В. В., профессор. Наша эпоха. // Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. М., 1993 г. С. 210-211.

[95] То же. С. 211.

[96] “Уверение себя, что свобода есть из­начальная, чисто человеческая основа бытия — просто стремление обмануть са­мого себя, закрыться от Бога. Весь смысл пафоса свободы, которым ныне живет человечество, в действи­тельности связан с тайной жаждой укрыться от Бога — то есть уйти от Него (без видимого бунта). Ничто не вскрывает с такой яс­ностью всю внутреннюю ложь нашей дехристианизированной культуры, как эта философия свободы, которая создает миф о независимости человека от Бога, об его собственной самобытности, — в то время как свобода есть путь к Богу (если она хочет быть творческой, а не разрушительной свобо­дой). Поэтому и слова Господа об “истинной свободе” и связы­вают ее с Богом: “если Сын вас освободит, истинно свободны будете” (Ин. 8:36).

Благовестие свободы стучится в сердца людей и зовет их быть свободными в Боге, — освобож­дая их от внешнего закона. Но свобода от внешнего закона, вскрывая последнюю глубину в личности, являя в нас дар сво­боды, свидетельствует о том, что если мы не под благодатью, не “новая тварь” (2 Кор. 5:17) и не под законом (ибо живем уже благовестием Христовым о свободе), то мы пребываем в некоей пустоте. Это и означает, что в нашем сознании царит мифологический туман, который нам для того и нужен, чтобы не ви­деть правды о самих себе”. Цит. по: Зеньковский В. В., профессор. Наша эпоха. // Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. М., 1993 г. С. 218.

[97] То же. С. 213.

[98] Зеньковский В. В., профессор. Наша эпоха. // Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. М., 1993 г. С. 210-211.

[99] То же. С. 219.

[100] То же. С. 211.

[101] “Они же, придя, говорят Ему: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице, но истинно пути Божию учишь. Позволительно ли давать подать кесарю или нет? давать ли нам или не давать? Но Он, зная их лицемерие, сказал им: что искушаете Меня? принесите Мне динарий, чтобы Мне видеть его. Они принесли. Тогда говорит им: чье это изображение и надпись? Они сказали Ему: кесаревы. Иисус сказал им в ответ: отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу” (Мк. 12: 14-17).

[102] Зеньковский В. В., профессор. Наша эпоха. // Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. М., 1993 г. С. 222.

[103] То же. С. 221.

[104] Ильин И. А. Основы христианской культуры. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 1. С. 319.

[105] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 270.

[106] То же. С. 275-276.

[107] Дмитрий Ростовский, святитель. Жития святых. М., 1905 г. (репринт). Книга 10-я. С. 105.

[108] То же. Книга 3-я. С. 182.

[109] Дмитрий Ростовский, святитель. Жития святых. М., 1905 г. (репринт). Книга 11-я. С. 483-484.

[110] Жития русских святых. Коломна, 1993 г. Книга 6-я. С. 309.

[111] То же. Книга 6-я. С. 144-145.

[112] То же. Книга 3-я. С. 292.

[113] Жития русских святых. Коломна, 1993 г. Книга 6-я. С. 366-367.

[114] Концевич И. М. Оптина Пустынь и ее время. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1995 г. С. 480-481.

[115] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 270-271.

[116] То же. С. 274.

[117] Ильин И. А. Основы художества. О совершенном в искусстве. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 6, Книга 1. С. 77.

[118] Ильин И. А. Основы христианской культуры. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 1. С. 305.

[119] По мнению И. А. Ильина, “искусство не должно служить ничему постороннему: оно есть “самоцель”, “искусство для искусства”, ибо оно само по себе есть и молитва, и познание, и духовность, и добродетель, и право, и характер, и творчество, и служение”. Ильин И. А. Основы художества. О совершенном в искусстве. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 6, Книга 1. С. 150.

[120] Ильин И. А. Основы художества. О совершенном в искусстве. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 6, Книга 1. С. 96.

[121] Ильин И. А. Основы художества. О совершенном в искусстве. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 6, Книга 1. С. 95.

[122] Киприан (Керн), архимандрит. Антропология святого Григория Паламы. М., 1996 г. С. 336.

[123] Ильин И. А. Основы художества. О совершенном в искусстве. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 6, Книга 1. С. 97.

[124] То же. С. 98.

[125] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 201-202.

[126] “Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба” (2 Кор. 12:2).

[127] Варнава (Беляев), епископ. Основы искусства святости. Нижний Новгород, 1995 г. Т. 1. С. 243.

[128] Здесь выявляется диаметрально противоположное понимание свободы человека в церковной и светской культуре. “Секулярная культу­ра понимает сво­боду как “естественную” силу нашего духа, не нуждающуюся ни в благодатной помощи свыше, ни в “трансцендентальном” “очище­нии” эмпирического состава личности. Иначе говоря, сво­бода признается основой всей духовной жизни, а не ее следствием, — и именно такая философия свободы и ока­зывается внутренне сродни секулярному пониманию культуры, даже больше: оно и есть самая сердцевина, душа безрелигиоз­ной культуры.

Духовной (церковной) жизнью человек может жить, а может и не жить — она сама есть функция свободы. Такое понимание свободы человека обратно христианскому, где свобода есть функция религиозной жизни”. Цит. по: Зеньковский В. В., профессор. Наша эпоха. // Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. М., 1993 г. С. 214.

[129] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 206.

[130] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 200.

[131] Геронимус А., протоиерей. Богословие священнобезмолвия. // Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 207.

[132] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 236.

[133] Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999 г. С. 279.

[134] Ильин И. А. Основы христианской культуры. // Собр. соч. в 10 томах. М., 1996 г. Т. 1. С. 316.

[135] Архиепископ Иоанн (Шаховской). Метафизический реализм. “Мастер и Маргарита”. // Избранное. Петро­заводск, 1992 г. С. 506.

[136] Дунаев М. М. Рукописи не горят? Пермь, 1999 г. С. 27.

[137] То же. С. 21.

[138] То же. С. 17-18.

[139] То же. С. 25.

[140] Дунаев М. М. Рукописи не горят? Пермь, 1999 г. С. 27.

[141] Андрей Кураев, диакон. Ответ на вопрос о романе “Мастер и Маргарита” // Аудио-запись лекции “О искупительной жертве Иисуса Христа”.

[142] Лосев В. И. Из фотоархива М. А. Булгакова. // Ж-л “Слово”, № 11-12, 1996 г. С.

[143] Ссылки на текст даются по изданию: Булгаков М. Белая гвардия. Мастер и Маргарита. Минск, 1988 г.

[144] “Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?” (Мф.16:26).

[145] Александр Башлачев. Посошок.

[146] Андрей Кураев, диакон. Ответ на вопрос о романе “Мастер и Маргарита” // Аудио-запись лекции “О искупительной жертве Иисуса Христа”.

[147] Сахаров В. И. Михаил Булгаков: уроки судьбы. // Булгаков М. Белая Гвардия. Мастер и Маргарита. Минск, 1988 г. С. 12.

[148] Андрей Кураев, диакон. Ответ на вопрос о романе “Мастер и Маргарита” // Аудио-запись лекции “О искупительной жертве Иисуса Христа”.

[149] Дунаев М. М. Рукописи не горят? Пермь, 1999 г. С. 24.

[150] Фрэнк Коппола. Apocalypse now. Худ. Фильм.

[151] Далее будут использоваться термины “поп-культура”, “рок-культура” (“рок-движение”), “поп-музыка” и “рок-музыка” как выходящие один из другого.

[152] “Канон” // Кушнир А. Золотое подполье. Нижний Новгород, 1994 г. С. 200-201.

[153]В качестве подтверждения претензий на подобную миссию можно привести отрывок из интервью с Борисом Гребенщиковым:

“— Я знаю искаженные религии. Я знаю, чем стало бытовое православие. Быто­вое православие хуже, чем язычество. В Евангелии сказано, что дерево узнается по его плодам. Любая религия существует только для того, чтобы человек по-человечески научился относиться к тем, кто вокруг него. Христос говорил: “Воз­люби ближнего своего, как себя самого”. То же говорит и любая другая религия. Религия — это школа любви. Поэтому, когда учатся только для того, чтобы учиться, — толку никакого. Это не религия, не христианство, не православие, это сплошное пускание пыли в глаза. Со­временная российская религиозность на пятьдесят про­центов такая.

— Что тогда разъединяет конфессии?

— То, что разъединяет, находится так высоко, что нам, людям, этого не достичь.

— Но все же как-то определяется, кто мусульманин, а кто православный.

— Как правило, люди говорят: “Я православный, и поэтому получи в морду!”

— Тебе, видать, сильно не везло с православными.

— Мусульманин то же самое говорит: “Я мусульма­нин, и поэтому получи в морду!” Я просто говорю, что когда религия выражается в таком виде, то это не рели­гия, а только желание дать в морду. Ты чужой, поэтому получай колом по голове. Это не религия, и бросьте се­бя обманывать, ребята.

— И где же выход?

— Выход самый элементарный. Вот мы и являемся вы­ходом из этого. Поэтому, может быть, отчасти нас и лю­бят с обеих сторон. И это видно на моем примере. Судя по истории человечества, таких случаев было еще много”. Цит. по: Ж-л “Медведь”, № 22. С. 41-42.

[154] Если “рок — не магия”, то при чем здесь “его знаки, — суть заклинания”, а если рок все же магия, то при чем здесь “молитвы” и упоминаемый святой Василий Великий? С точки зрения православного богословия “Канон” — набор понятий, надерганных из различных, несовместимых даже между собой религиозных и философских направлений.

[155] Вопрос, заданный Егору Летову (“Гражданская Оборона”):

— Веришь ли ты в загробную жизнь?

— Да, конечно. Я вообще очень верующий человек. Верю всему, потому что не имеет смысла чему-то не верить”. Цит. по: Егор Летов: я не верю в анархию. Сборник статей. М., 1997 г. С. 36, 39.

[156] Примером может послужить высказывание Бориса Гребенщикова: “Я с удовольствием пошел бы в монахи, но у меня свой образ жизни, и не думаю, что монастырская жизнь сможет со мной смириться”. Цит. по: Ж-л “Медведь”, № 22. С. 44.

[157] В качестве примера другие слова Бориса Гребенщикова:

“Я всегда считал, что “Аквариум” — это чистый передвижной мо­настырь. Среднее между цирком и монастырем. Мона­стырь-цирк”. Цит. по: Ж-л “Медведь”, № 22. С. 44., а также отрывок из интервью с Дмитрием Ревякиным (группа “Калинов мост”):

— В твоих песнях мно­го религии, только непонятно, куда тебя тянет: то ли в хри­стианство, то ли в язычество? То ли ты — друид, то ли — ша­ман... Ты в церковь ходишь?

— Нет. Заходил пару раз, когда нужно было.

— Стрелку, что ли, там забивал?

— Нужно было проповедь послушать, скажем. Меня при­влекает лишь миф во всем этом. И в индуизме, и в верах различ­ных сект: надо понять, что там и как. Хотя знания мои все равно поверхностны и эклектичны. Язычество как гармоничное со­существование человека с при­родой мне ближе всего. Хотя язычество — вещь не одноцвет­ная. Там есть особые кодексы с жертвоприношениями... Вот в этом я некомпетентен. Цит. по: Øàìàí. Интервью с Дмитрием Ревякиным. // “Ìîñêîâñêèé êîìñîìîëåö”, 10 ÿíâàðÿ, 1999 ã.

[158] Имеется ввиду легенда конца III века о флейтисте из немецкого городка Гамелона. После того, как тот избавил город от наводнивших его крыс и не получил причитающееся ему вознаграждение, он решил отомстить за себя. Играя на своей флейте, он привлек к себе всех детей города; они вошли в открытую расщелину горы, из которой они уже больше никогда не вышли.

[159] La Vey A. Satanic bible. New York. Avon Books. 1969. // Новые религиозные организации России деструктивного и оккультного характера. Справочник. Белгород, 1997 г. С. 23.

[160] Приведенные ниже примеры весьма убедительно свидетельствуют об этом. “Вот признание Элиса Купера, чье истинное имя Винсент Фурньер: “Несколько лет тому назад я посетил сеанс спиритизма, на кото­ром Норман Бакли умолял дух откликнуться. В конце концов дух появился и заговорил со мной. Он обещал мне и моей музыкальной группе славу, власть над миром в рок-музыке и неслыханное богатство. Единственное, что он потребовал от меня взамен, это отдать ему мое тело, чтобы этот дух мог им обладать. В обмен на обладание моим те­лом я стал известен во всем мире. Для того, чтобы достичь этого, я принял то имя, которым он представился во время сеанса. Итак, я получил признание во всем мире. Вы сомневаетесь в этом имени? Элис Купер”. “Мик Джаггер был посвящен сатане под влиянием Мари­анны Фэтфул и Аниты Палленберг. Эти две колдуньи пригласили Ке­нета Энджера, который сам является учеником Элистера Кроли, посвя­тить Кита Ричарда и Мика Джаггера во все ритуалы черной магии. Последний был посвящен сатане в масонской секте “The Order of the Golden Dawn” (Орден Золотого Рассвета), которая в свою очередь яв­ляется филиалом секты Иллюминатов”. Цит. по: Режимбаль Жан-Поль, католический священник. Корни рок-н-ролла. Тула, 1994 г. С. 10.

“Во время концерта группы “Gwаrt” один из участников на сцене отрезал изображение человеческой головы от чучела и сделал нечто подобное кроплению кровью на зрителей концерта. Затем участники группы черпали кровь убитого и, мазав ею свои лица и тела, пили ее. Затем члены оркестра приводили животных на сцену и вырывали из них кишки”. “В “Hymn 43” группы “Джетро Талл” поется: “Мы сами свои спасители. Если Христос спасает, то пусть спасет себя”. “Литл Ричард указал на сатану, как на своего вдохновителя: “Мною руководила и мне приказывала иная сила. То была сила тьмы, в которую многие люди даже не верят. Эта сила был черт, сам сатана”. “Никки Сикс о своем концерте “Shоut аt thе Dеvil” говорил: “На сцене мы пользуемся пентаграммами с острием, торчащим вниз, черепами, изображениями головы рогатого козла, перевернутыми крестами и другими символами сатанизма. Я всегда флиртовал с дьяволом”. Цит. по: Александр (Милеант), игумен. Рок-музыка с христианской точки зрения. Миссионерский листок № 56 храма Покрова Пресвятой Богородицы. Лос-Анжелес, США, 1997 г. Глава Рок и оккультизм.

Далее кроме специально оговоренных случаев цитация книги игумена (ныне — архимандрита) Александра (Милеанта) будет производиться по книге Анатолия Кулиша “Игра с огнем. Рок на сцене и в жизни” без указания названия. Это связано с использованием при написании работы компьютерной версии книги игумена Александра, не содержащей разметки страниц оригинала.

[161]

Да как же любить их — таких неумытых,

Да бытом пробитых, да потом пропитых?

Да ладно там — друга, начальство, коллегу,

Ну ладно, случайно утешить калеку,

Дать всем, кто рискнул попросить.

А как всю округу — чужих, неизвестных,

Да так — как подругу, как дочь, как невесту?

Да как же, позвольте спросить?

Тут дело простое — нет тех, кто не стоит,

Нет тех, кто не стоит любви...

Александр Башлачев. “Тесто”

[162] “Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Так будет и с этим злым родом” (Мф. 12:43-45).

[163] Так, альбом группы “Агата Кристи” 1997 года “Ураган” от первой до последней песни эзотеричен и наполнен скрытой сатанинской символикой. Судя по интервью с Глебом Самойловым, опубликованному в газете “Завтра”, сам автор не осознает, проводником каких идей являлся... Во время написания этого альбома у Глеба было “жуткое истощение, попытка уйти от реальности в наркотики”, “жуткое разочарование в том, во что раньше верил. “Все мои игрушки, мама, разметало ураганом. Нету больше сказки...”

Интересно развитие этой истории: “Как раз тогда у меня в жизни произошли серьезные изменения. Долго болтался между Небом и Землей, читал Кастанеду, Шри Ауробиндо, но христианские ценности уже сидели в подсознании. Чувство, что я больше не могу быть разделенным, подтолкнуло меня к Крещению”. “Наш альбом “Майн Кайф” — уже песни твердо стоящего на ногах русского православного человека”. Цит. по: газета “Завтра”, март, 2000 г., № 10. С. 8.

[164] Не случайно, например, в Германии тоталитарные секты носят название “Die Jugendreligionen”, то есть “молодежные религии”.

[165] Летов Егор // Егор Летов: я не верю в анархию. Сборник статей. М., 1997 г. С. 5.

[166] “Канон” // Кушнир А. Золотое подполье. Нижний Новгород, 1994 г. С. 200-201.

[167] То же. С. 201.

[168] “От власти ада Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?” (Ос. 13:14).

[169] “Вуду” (Nandau) — культ анимистического происхождения, который заимствовал некоторые свои элементы из христианского ритуала. Он практикуется среди чернокожего населения Аттил, Латинской Америки и Африки.

[170] Режимбаль Жан-Поль, католический священник. Корни рок-н-ролла. Тула, 1994 г. С. 3.

[171] “Нетрудно понять, как действовало на посвященных мистериальное богослужение, сопровождаемое световыми и звуковыми эффектами, в подборе которых египетские жрецы были великие мастера”. Цит. по: Зеньковский В., протоиерей. Апологетика. Рига, 1992 г. С. 135.

[172] King. Hеаvy Меtаl Мusic. С. 82. // Александр (Милеант), игумен. Указ. соч., глава Рок и наркотики.

[173] Жан-Поль Режимбаль приводит следующие факты: “Знаменитый музыкальный терапевт Адам Книст в отчете о проведенном им десятилетнем исследовании, посвященном действиям рок-музыки пишет: “Основная проблема действия рок-музыки на пациентов, которыми я занимался, вне всякого сомнения вытекает из уровня шума, который вызывает неприязненность, истощение, нарциссизм, панику, расстройство пищеварения, гипертонию, необычайное наркотическое состояние. Рок не является безобидным время препровождением, это — наркотик, более смертоносный, чем героин”.

Что касается нравственного плана, то коллектив врачей, возглавляемый Бобом Ларсеном категорически утверждает: “Низкочастотные колебания, созданные усилением бас-гитары, к которым добавляется повторяющееся действие бита, в значительной мере влияют на состояние спинномозговой жидкости. Эта жидкость, в свою очередь, непосредственно влияет на слизистые железы, регулирующие секрецию гормонов. В результате нарушается равновесие половых и надпочечных гормонов, равно как и происходит существенное изменение уровня инсулина в крови, так что различные функции контроля нравственного торможения спускаются ниже порога терпимости или целиком нейтрализуются”.

Как бы ни были губительны физиологические действия рока, его психологические действия являются еще более страшными. Достаточно перечислить психоэмоциональные травмы, которые наиболее часто встречаются в медицинских и психиатрических анализах докторов Мак Раферти, Грэнби Блейна, Бернарда Сэйбела, Вуолтера Райта, Фрэнка Гарлока, Тома Аллена:

1. Изменение эмоциональных реакций, вытекающее из сдерживания стремления к неконтролируемому насилию.

2. Как сознательная, так и рефлекторная утрата контроля над способностью к сосредоточению.

3. Значительное ослабление контроля над умственной деятельностью и волей, подвергаемых действию подсознательных импульсов.

4. Нервно-чувственное возбуждение и сверхвозбуждение, вызывающее эйфорию, внушаемость, истерию и даже галлюцинации.

5. Серьезные нарушения памяти, мозговых функций и нервно-мускульной координации.

6. Гипнотическое или каталептическое состояние, превращающее личность в подобие глупца или робота.

7. Депрессивное состояние, доходящее вплоть до невроза и психоза, особенно в случае сочетания музыки и наркотика.

8. Тенденции к самоубийству и убийству значительно усиливаются при повседневном и продолжительном слушании рок-музыки.

9. Самоизувечивание в его различных формах, особенно на больших сборищах.

10. Необузданные порывы к разрушению, вандализму после концертов и фестивалей рока”. Цит. по: Режимбаль Жан-Поль, католический священник. Корни рок-н-ролла. Тула, 1994 г. С. 13-14.

[174] Радение — в некоторых религиозных сектах: совершение обряда с песнопеньями, беганьем, кружением, вызывающими религиозный экстаз.

[175] Аналогичное сочетание образуют ударная установка, бас-гитара и соло-гитара.

[176] “Боб Ларсон открыл несколько убедительных симптомов у более чем двухсот пациентов. Было отмечено, что поп-музыка может вызывать удивительные физиологические эффекты: изменения пульса и дыхания, повышенную секрецию эндокринных желез, и в частности слизистой железы, которая регулирует жизненные процессы в организме. Когда мелодия поднимается, гортань сжимается, когда мелодия опускается, гортань расслабляется. Основной метаболизм и содержание сахара в крови претерпевали изменения в процессе слушания. Таким образом, можно наблюдать своего рода “игру” на человеческом организме, как на музыкальном инструменте. Доминирующий ритм в роке или поп-музыке сначала захватывает тело, затем стимулирует некоторые гормональные функции эндокринной системы. И в самом деле, некоторые поп-музыканты взялись манипулировать над мозгом таким образом, чтобы замкнуть его сознательные возможности, аналогично тому, как это делает наркотик”. Цит. по: Режимбаль Жан-Поль, католический священник. Корни рок-н-ролла. Тула, 1994 г. С. 13.

[177] Маслов А. А. Невозможная цивилизация? // Ж-л “Знак вопроса”, № 3. Изд-во “Знание”, 1995 г. С. 55-56.

[178] Так и называется один из альбомов группы “Prodigy”.

[179] Само рок-движение с момента возникновения претендовало на независимость от общества и государства, чем и обусловлено другое его название: движение “неформалов”.

[180] Кулиш А. В. Игра с огнем. Рок на сцене и в жизни. Житомир, 1999 г. С. 8.

[181] То же. С. 21.

[182] То же. С. 34.

[183] Кулиш А. В. Игра с огнем. Рок на сцене и в жизни. Житомир, 1999 г. С. 37.

[184] То же. С. 68. На память приходят гнусавые переводы западных видеофильмов, где советский переводчик сотрудников советской же организации представляет как “агентов Кей-Джи-Би”…

[185] Режимбаль Жан-Поль, католический священник. Корни рок-н-ролла. Тула, 1994 г. С. 19.

[186] Александр (Милеант), игумен. Указ. соч., глава Рок и оккультизм.

[187] Кулиш А. В. Игра с огнем. Рок на сцене и в жизни. Житомир, 1999 г. С. 32, 68.

[188] То, что Жан-Поль Режимбаль священник католический, для них, как правило, не имеет значения...

[189] В качестве примера приведу отрывок из книги Анатолия Кулиша: “Рок-культура — культ душераз­дирающей, сатанинской музыки и ее носителей — музыкантов. И примеров можно привести великое множество. Отсюда и вывод: рок-культура — культ сатаны”.

И далее...

“И православные могут использовать рок-музыку в своей проповеди <...> — в Санкт-Петербурге есть та­кие сознательно православные рок-группы”. Это не шутка, а цитата из “Наследия Христа” диакона Андрея Кураева (стр. 59). Особенно мне “нравится” выражение “сознательно право­славные рок-группы”. Действительно: “миссионер всегда немного вне Церкви” (А. Кураев “Оккультизм в православии”, стр. 31). Но рок вне Церкви — со дня своего рождения. А сатана — с минуты своего падения. Стаж много значит, особенно если в слушателях неискушенные в вере”. (Цит. по: Указ. соч., С. 5, 94-95).

В качестве примера “душераздирающей, сатанинской музыки” я бы предложил послушать “Рождественскую” песню Александра Башлачева, “Последнюю осень”, “На небе вороны...” Юрия Шевчука, “Легенду” Виктора Цоя, “Последний дождь” Бориса Гребенщикова и т. д., и т. п. — “примеров можно привести великое множество”. А, что касается того, что “рок вне Церкви” — Анатолий Кулиш прав. Рок действительно вне Церкви — как и фольклор, и классическая музыка, и литература, и медицина, и космонавтика. А вот музыканты (в том числе и рок-музыканты), писатели, врачи и космонавты могут быть членами Церкви (из среды рок-музыкантов в данном случае наиболее известен Константин Кинчев), а могут и не быть ими.

Ради цельности картины необходимо признать, что перечисленные мною выше песни являются, скорее, исключением из общего правила...

[190] Режимбаль Жан-Поль, католический священник. Корни рок-н-ролла. Тула, 1994 г. С. 8-9.

[191] “Christianity will go It will tanish and shrink. I needn’t argue about that, I’m right and will be proved right We’re more popular than Iesus Christ now. I don’t know which will go first Rock’n roll or Christianity”. Цит. по: Режимбаль Жан-Поль, католический священник. Корни рок-н-ролла. // Рукопись: “Режимбаль Жан-Поль. “Рок-н-ролл. Насилие над сознанием подсознательными сообщениями”.

[192] Режимбаль Жан-Поль, католический священник. Корни рок-н-ролла. // Рукопись: “Режимбаль Жан-Поль. “Рок-н-ролл. Насилие над сознанием подсознательными сообщениями”.

[193] Вот что по этому поводу пишет Жан-Поль Режимбаль: “В самом начале этой брошюры нами было сделано высказывание (которое опиралось на необходимые доказательства) о том, что рок-музыка является социально-культурной, политической, экономической, нравственной и духовной революцией. Эта революция является частью значительно более обширного проекта, задуманного и финансируемого Иллюминатами. (Иллюминаты (Illuminati) — старый мистический орден, основанный 1 мая 1776 года несколькими отступниками, в частности каноником Рокка (Rocca), англиканским епископом Альбертом Пайком, лютеранином Адамом Вейс-Гауптом (Weishaup) и Бенджамином Франклином. Это посвященное сатане сообщество ставит своей целью всемирный захват всех экономических, политических, военных, религиозных и других сил с целью основания одного-единственного мирового правительства). Для обретения уверенности в обладании молодежью, безразличной к политическим дискуссиям и стратегиям, Иллюминаты доверили сообществу YY ICCA поставить на наши студии рок-продукцию с тем, чтобы обеспечить ее всемирное распространение. Эти инициативы составляют неотъемлемую часть задуманного Иллюминатами мирового заговора, явная цель которого — привести молодежь к “интернациона­лизму”, соответствующему приходу к власти одного единственного мирового правительства”. Цит. по: Режимбаль Жан-Поль, католический священник. Корни рок-н-ролла. Тула, 1994 г. С. 10-11.

[194] Кулиш А. В. Игра с огнем. Рок на сцене и в жизни. Житомир, 1999 г. С. 4-5.

[195] Кулиш А. В. Игра с огнем. Рок на сцене и в жизни. Житомир, 1999 г. С. 92. Уместно добавить при этом, что по смысловому содержанию песен группа “Кино”, наверное, являлась в советской рок-музыке самой примитивной из равных ей по популярности...

[196] То же. С. 6-7.

[197] Примечательно, что христиане первых веков ждали прихода не антихриста, а Господа Иисуса Христа: “Ей, гряди, Господи Иисусе!” (Откр. 22: 20).

[198] Всякому церковному человеку ясно, что православие не заключается в длине бороды или количестве платков, покрывающих голову: главное определяется мировоззрением человека, внутренним, сокровенным содержанием, работой его души. Карла Маркса, Льва Толстого или Порфирия Иванова никак нельзя назвать православными, несмотря на их внешнее волосяное соответствие известным эстетическим нормам. Такой же ошибкой будет назвать сатанистом или оккультистом какого-нибудь рок-фаната, одетого в проклепанную черную “косуху”, обвешанного перстнями с изображениями черепов, пентаграмм и прочих символов.

Интерес к темной мистике у подростков обусловлен, как правило, тем, что в сознании человека она ассоциируется с нарушением каких-то общепринятых норм. Чаще всего только этой причиной и объясняется специфический агрессивный внешний вид “неформалов”. На практике такая ряженная молодежь имела к сатанизму не большее отношение, чем пожилые почтенные советские женщины, красящие свои волосы в ярко-голубой, оранжевый или пронзительно-бардовый цвет. Внешность не всегда определяет внутреннее содержание (однако, — и на это необходимо обратить внимание, — указывает на его потенциальную направленность).