Объект познания

2. Объект познания

Под объектом познавательной деятельности в самом широком смысле слова следует понимать все то, на что направлена мысль познающего субъекта. Соответственно, не все, что объективно существует в мире, может быть объектом познавательной деятельности. Объект и объективная реальность — вещи совершенно разные. Например, человек что-то не может сделать объектом познания в силу чисто исторических причин: неразвитости технических средств наблюдения, несформировавшегося методологического аппарата анализа и т.д. Так, элементарные частицы и атомные ядра, несомненно, существовали во времена древних греков, но не были предметом их анализа; точно так же и сегодня существуют такие вещи и процессы, которые мы не можем познавать в силу своей исторической ограниченности1. Вместе с тем какие-то вещи и процессы могут не являться объектом моей познавательной деятельности по причине отсутствия познавательной направленности на них. Я могу бесконечное число раз щелкать электрическим выключателем, но не иметь ни малейшего представления о том, что такое электричество. Человек, искренне и непосредственно переживающий чувство любви, может оказаться абсолютно не способным сказать что-либо вразумительное о том, чем является любовь по самому своему существу.

Одновременно полноправными объектами познания являются состояния и факты сознания (восприятия, эмоции и т.д.), атакже его различные порождения, включая те, которые не существуют в самой действительности: кентавры, черти с хвостиками, роботы из научнофантастических фильмов и даже логически невозможные образования (типа «круглого квадрата»). В принципе, всё, что только может помыслить или представить себе человек, способно стать предметом его познавательной деятельности, любые фантазии и гипотетические ситуации. Более того, способность творчески конструировать гипотетические объекты познания, даже те, которые никогда не встретятся ни в какой объективной действительности, как раз и является существеннейшей характеристикой именно человеческого познания, способного планировать возможные сценарии будущего.

Однако какой бы объект познания мы ни рассмотрели — реальный (живой человек), идеальный (понятие «человек») или идеально-гипотетический (представление о человеке, способном жить 300 лет), — везде обнаруживается нечто принципиально общее, а именно: любой объект познания представляет собой нечто трансцендентное, некую тайну, загадочное «X», относительно которого мы хотим получить знание. Даже в объектах, произвольно сконструированных нами, эта неизвестность присутствует. Мы ведь можем задать себе (и очень часто задаем) весьма интересные и важные вопросы: а как будет смотреть на мир человек, который живет 300 лет? Какова его возможная психология? Или же: а какой могла бы быть физиология и психология кентавра? Или: проявлением каких болезненных черт американского характера и американской культуры являются их навязчивые фильмы ужасов о восстании роботов в грядущей мертвенно-технотронной цивилизации?

Можно сделать следующий вывод: если нечто, существующее в мире, в нашем сознании или в культуре, не является для нас таинственным, не несет в себе тайны, этого самого «X», то оно никогда и не будет выступать перед нами в роли объекта познавательной деятельности.

Одновременно объект не может быть абсолютно трансцендентным. В таком случае он рисковал бы остаться попросту неизвестным, как бы пребывающим в состоянии гносеологического небытия типа кантовской вещи в себе. Поэтому правы те мыслители, которые признают момент имманентной бытийной связности познающего сознания со своим объектом, отсутствие непроходимой границы между ними. Это особенно относится к объектам нашего внешнего опыта. Весь процесс познания, по мысли B.C. Соловьева, как раз и покоится на том, что «познающий известным образом внутренно связан с познаваемым, находится с ним в существенном единстве». Эта интуиция первичного единства человека с миром, нашей имманентной укорененности в нем присутствует у разных мыслителей XX в. — С.Л. Франка, М. Хай-Деггера, М. Шелера.

Объект познания имеет еще одно очень важное свойство — он не остается неизменным. Любое добытое знание об объекте раскрывает в нем новые тайны. Так, объект под названием «атом» со времен древних греков претерпел существенное гносеологическое развитие: мы теперь знаем о его внутреннем строении, весе, изотопах и т.д. То же самое можно сказать о таких объектах, как натуральный ряд чисел, электромагнитные явления, закономерности организации генома и т.д. Любой объект как бы бременится, что отражается в истории науки, которая его изучает. С особо сложными случаями мы сталкиваемся тогда, когда объект претерпевает не только гносеологическое, но и собственное развитие. Вплоть до середины XX в. считалось, что собственную историю имеют человеческое общество, культурные образования (например, язык), живые объекты (разного рода биологические виды), атакже биогеоценозы. Однако теперь — в контексте современных синергетических исследований — становится понятным, что и неживая природа (если только такая на самом деле есть) эволюционирует, претерпевая процесс качественных необратимых изменений. И если еще в начале века выдающийся французский физик и математик А. Пуанкаре усматривал преимущества физики по сравнению с другими науками в исторической неизменности ее предмета, то сегодня вполне серьезно обсуждаются проблемы эволюции фундаментальных физических законов.

Все это заново ставит принципиальный теоретико-познавательный и методологический вопрос о соотношении собственного и гносеологического развития объекта — вопрос, который поставил и по-своему блестяще решил еще К. Маркс в «Капитале». Использованный им познавательный принцип носит название единства логического и исторического и гласит, что в теоретической системе знания собственная история объекта должна быть вскрыта в его существенных и необходимых моментах логически, но при этом необходимо опираться на историю его познания, ибо развитие идей в той или иной степени запечатлело собственную историю объекта. Одновременно именно с высоты теоретически познанного предмета становятся ясными закономерности истории его познания, и каждый мыслитель прошлого получает по заслугам.

Словом, теоретическая реконструкция собственной истории объекта опирается на историю его познания (на его гносеологическое развитие), а его гносеологическое развитие проясняется только на основании логики собственного развития, вскрытой теоретической мыслью.