Романы-утопии Чернышевского и Замятина

Содержание

 

Введение

Глава 1. Традиции утопических идей о государстве

Глава 2. Видение роли государства Чернышевским, изложенное в романе «Что делать?»

Глава 3. Антиутопия Замятина «Мы»: роль государства и связь с романом «Что делать?»

Заключение

Список источников литературы

Введение

 

Данная курсовая работа представляет собой исследование и сопоставление текстов романов Чернышевского «Что делать?» и Замятины «Мы» на предмет выявления отличий роли государства в представленных произведениях.

Степень разработанности этого вопроса является средней. Анализом романов Николая Гавриловича Чернышевского занимались В.В. Зеньковский, Плеханов Г.В., Соловьев Г.А., Скафтымов А.А., Бродский Н. Л., Сидоров Н.П., Пинаев М.Т. и другие. Произведения Евгения Ивановича Замятина рассматривались отечественными: Давыдова Т.Т., Державина Г.Р., Колчанов В.В. и иностранными критиками: Р. Грегг, П. Руди, А. Оуэн, К. Коллинз. Большая часть исследователей придавала значение жанровому строению произведений, поэтике и символике. При этом философская трактовка роли государства рассматривалась реже.

Актуальность работы определяется возрастающим интересом к утопической и антиутопической литературе, а также современными социальными проблемами. В мире продолжают появляться новые государства, образовываются «горячие точки» и от того, каким видят правители функции государства, зависит, будет ли будущее благополучным или возникнут новые тоталитарные сверхдержавы. Сравнение данных произведение и исторических обстоятельств даст читателю возможность сделать выводы об истинной роли государства.

В процессе работы используются материалы из отечественных и зарубежных библиографических источников и тексты романов Н.Г. Чернышевского «Что делать?» и Е.И. Замятина «Мы». С ними можно ознакомиться в списке источников литературы.

Объектом исследования являются романы Н.Г. Чернышевского «Что делать?» и Е.И. Замятина «Мы» как литературные произведения.

Предмет исследования – сопоставление роли государства, описываемой в указанных романах.

Цель данной работы – проанализировав тексты романов Н.Г. Чернышевского «Что делать?» и Е.И. Замятина «Мы», выяснить какую роль приписывали государству автора, охарактеризовать философский подход их к обществу и государству, сравнить взгляды писателей, определив отличия.

Передо мной, как автором работы стоят следующие задачи:

1.  Привести краткую характеристику и описать историю утопического жанра в мировой и российской литературе;

2.  Охарактеризовать сюжет романа Чернышевского «Что делать?»;

3.  Проанализировать роль государства в романе «Что делать?», представление Чернышевского об обществе будущего;

4.  Привести описание сюжета романа Замятины «Мы»;

5.  Сопоставить роль государства в романах, объяснить различия утопии и антиутопии;

6.  Оформить работу согласно стандартам.

Методология исследования включает в себя исследование библиографических источников, метод сопоставительного анализа, синтеза, индукции и аналогии.

Сопоставительный анализ дает возможность расчленить произведения на отдельные элементы с рассмотрением каждого из них в отдельности. Затем синтез объединяет все данные, полученные в результате анализа.

Индуктивный метод, в свою очередь, помогает исследовать черты описываемого государственного устройства от частного к общему.

Содержание работы включается в себя введение, три главы, первая из которых теоретическая, описывающая развитие утопической литературы в ретроспективе, а вторая и третья - аналитические, заключение и список источников литературы, из которой был, почерпнут материал для написания работы.

Глава 1. Традиции утопических идей о государстве

 

С момента возникновения самого государства человечество всегда стремилось сделать его более совершенным. И это стремление находило свое отражение не только в официальных документах и актах, но и художественных произведениях, содержавших элементы государственно-правовых концепций – утопиях.

Утопия (от греческого слова «место») означает: место, которого нет. В научной литературе под утопией понимается описание общественной, политической и частной жизни людей воображаемой страны, которая отвечает тому или иному идеалу социальной гармонии.[1]

Первое такое утопическое описание идеального государства и его роли было сделано представителем политико-правовой мысли Древней Греции - Платоном в диалоге «Тимей» и в «Республике», где содержались принципы общественного благоустройства.

Такие же попытки, хотя и бессистемные, имели место в творчестве некоторых отцов церкви и, в частности, Августина, хотя размежевание сферы действия человеческого и божественного законов давали основания сомнениям относительно реальности перестройки земных порядков.[2]

Дальнейшее развитие подобных утопических взглядов на государство, право и общество осуществлялось в эпоху Реформации, главным направлением которой было «исправление» официальной доктрины католического Рима, изменение церковного устройства, отношений двух социальных институтов общества: церкви и государства.

Определенный взнос в развитие идей утопизма сделал представитель немецкой Реформации Томас Мюнцер (около 1490-1525), главными аспектами общественного идеала которого были ликвидация эксплуатации, социального неравенства, реформирование системы власти, послабление влияния церкви на общественную жизнь и установление справедливого государственного устройства – «христианского союза и братства».

В XVІ-ХVІІ веках появились классические произведения утопического социализма, авторами которых были Томас Мор и Томмазо Кампанелла. Государственный деятель Англии Т. Мор (1478-1535) в государственно-правовой концепции «Утопия» подверг критике монархию и ее экономическую основу - частную собственность, и предложил политическое устройство будущего идеального государства, в котором ликвидация частной собственности приводит к установлению равенства всех граждан. Главным аспектом такого общества должна была быть обязательность работы.

Мыслитель предлагал, чтобы все должностные лица государства избирались и были подотчетными народу. Важнейшие проблемы должны были обсуждаться всеми жителями Утопии.

Т. Мор предлагал четко определить функции государства, основными из которых должны были быть: организация производства товаров и продуктов и их распределение, борьба с преступлениями, обеспечение мира.[3]

Утопические идеи Т. Мор развивал через столетие итальянец Т. Кампанелла (1568-1639) в работе «Город Солнца». Он поддержал своего предшественника, определяя частную собственность первоисточником общественной неровности и несправедливости, а идеальным видело такое государственное устройство, которое основывается на общей собственности людей и общей собственности на средства производства. И вдобавок в проекте идеального государства предполагалась общая собственность на одежду и личные предметы. Работа в городе Солнца должна была иметь общеобязательный характер, причем рабочий день составлял всего четыре часа. Воспитание и обучение здесь также были тесно связаны с работой.

Со временем события в экономической жизни Западной Европы, которые оказывали содействие становлению буржуазии и увеличению средней прослойки общества, а также идеология Просвещения дали толчок дальнейшему развитию государственно-правовых учений утопического социализма.

Французский мыслитель Жан Мелье (1664-1729) предложил концепцию «Завещание», где в духе реформаторства развенчивал угнетающую роль католического Рима, отмечал, что религия очень тесно связана с политикой и оставляет без внимания то, что в реальной жизни неравенство закрепляется законодательное.

Определяя существующее неравенство, Жан Мелье напоминал, что люди равны от природы и имеют полное право пользоваться своими естественными правами. Последние ограничиваются политической властью, королями, которые считают себя выше законов природы и государства. Как и его предшественники, Мелье был убежден, что основа общественной несправедливости и государственного несовершенства - частная собственность. Он приходил к выводу, что государство - это организованное принуждение, и чтобы освободить людей от него, необходимо уничтожить первооснову - частную собственность.[4]

Своеобразной была государственно-правовая концепция социалиста- утописта Франции XVІІІ ст. Морелли, построенная на началах естественного права. Он отмечал, что природа предоставила людям в равное пользование свои широкие возможности, но вследствие постепенного отклонения от законов природы люди нарушили эту гармонию. Увеличивались семейства, ослаблялись родственные связи, накапливалась частная собственность, которая спустя время была закреплена законодательно. Именно частная собственность оказывала содействие экономической, а потом и политической несправедливости.

Взгляды Морелли поддерживали и другие деятели французского Просвещения – Рафаэль-Бонно де Мабли, Гракх Бабеф, Анри де Сен-Симон, Шарль Фурье. Среди англичан подобную концепция отстаивал Роберт Оуен.

Габриэль-Бонно где Мабли (1709-1785) считал, что свобода и равенство присущи естественному состоянию, а частная собственность нарушает мир равновесия и свободы. В ряде работ, среди которых «О правах и обязанностях гражданина», «О законодательстве, или Принципы законов» и других, мыслитель с позиций естественно-правового подхода подвергал анализу отношения собственности и их влияние на государство и личность. Здесь он приходил к выводу, что частная собственность разделяет людей на две социальных группы: богатых и бедных; богатые благодаря ней захватывают власть, а все изменения власти и форм государства, социальные стрессы связаны с перераспределением собственности.

Революция во Франции 1789-1794 г. оказывала содействие появлению более радикальных государственно-правовых концепций утопического комуносоциализма. Пальма первенства принадлежала Гракху Бабефу (настоящее имя - Франсуа Ноель, 1760-1797), который во время революции отстаивал интересы самых бедных слоев населения, был одним из руководителей движения «Во имя равенства», а в 1796 г. возглавил тайную повстанческую директорию, за что был казнен. Г. Бабеф считал, что никакие общественные реформы не могут установить свободу и равенство людей, коммунистического устройства можно достичь лишь решительной борьбой.

В программе «Заговора равных» главным источником неравенства считалась частная собственность. Имущественное равенство является естественным равенством, поэтому целью «Заговора равных» была защита этого равенства.

Проект Г. Бабефа предусматривал образование вместо государства национальной общины, члены которой наделялись бы широкими политическими правами, а должностные лица были бы выборными.

Общественное производство и распределение его продуктов должны были контролироваться, а каждому члену общины предполагалось обеспечить умеренное благосостояние. Вообще, предлагая на первый взгляд общество, в котором гарантировались бы равенство и свобода людей, учение Г. Бабефа не шло дальше классической уравниловки, ограниченной, дозированной свободы, не подвергало глубокому анализу сущность государства, власти, права, политических институтов и общественного отношения. Это же в будущем будет наблюдаться и в произведениях русских утопистов.[5]

Анри де Сен-Симон считал, что общество развивается постепенно от одной стадии к другой. Теологическую и метафизическую стадии заступает положительная («золотой век»), которая делает всех людей счастливыми. На первых двух стадиях имеют место недовольство и противоречие между бедными и богатыми, но прогресс знаний и нравственности оказывает содействие развитию общества и создает предпосылки для наступления положительной стадии. Другими факторами, которые оказывают содействие прогрессу общества, по мнению Сен-Симона, является выкуп земель у владельцев, отмена социальных привилегий, которые передаются в наследство, отстранение от власти феодалов и представителей среднего класса - юристов и военных и привлечение к управлению государственными делами промышленников, которые, по его мнению, могут работать в интересах народа.

В отличие от своих предшественников, Р. Оуен делал попытки воплотить свою утопическую доктрину в жизнь: сначала на ткацкой фабрике в Нью-Ланарце в Шотландии, где он был управляющим с 1800 года, а со временем в Великобритании, где основал исследовательские коммуны, но эти попытки кончились неудачей. И все же утопист продолжал до конца своих дней пропагандировать идеи гармонического мира.

Формой правления должна оставаться монархия, которой подотчетное правительство, но реальная законодательная власть должна принадлежать Совету промышленников (парламенту).

Частная собственность не мешает развитию общества, поскольку государство достигнет уровня централизованной управляемой промышленной ассоциации, которая функционирует на основании планов производства. Стабильности общества, по мнению мыслителя, должна оказывать содействие жесткая дисциплина отдельных людей и социальных групп. В этом случае отпадет необходимость в политических институтах, значительных затратах общества на обеспечение свобод и права индивидов, т.е. благодаря активной деятельности центральных органов государства и жесткому администрированию будет обеспечена общая и индивидуальная свобода.

Подобные европейские тенденции не могли не коснуться России. В частности, во многом утопической была концепция государства Александра Ивановича Герцена (1812-1870). Некоторое время он жил за границей, где досконально ознакомился со многими теориями государственного устройства, но после неудачных европейских революций 1848 г. разработал собственную теорию «русского социализма». Герцен отстаивал идею, согласно которой русский народ находится ближе, чем другие народы, к новому социальному устройству. Основой русского социализма, по мнению мыслителя, должна была стать сельская «община». Главные условия достижения его социального идеала - освобождение крестьян, передача земель во владение «общины».[6]

В отличие от других теоретиков утопического социализма, которые ограничивались разработкам проектов «идеального» общественного устройства, Герцен значительное внимание уделял вопросам государства и права.

Он разделял популярную на то время договорную идею происхождения государства и связывал образование государства с необходимостью организации общественной безопасности.

Но в этом государство, по его мнению, «начинается рабством» и служит тому, в чьих руках сила. Вместе с тем государство не является чем-то постоянным, она постоянно развивается. Государство, отмечал мыслитель, является «переходной формой». Будущий русский социализм возможен, по его учению, без государства.

Герцен делал попытки проанализировать формы государства и выяснить сущность государственного аппарата. В своем учении он различал две формы правления - монархию и республику, противопоставляя их друг другу. В монархии, отмечал он, народом руководят, а в республике руководит он сам.

Монархия опирается на авторитет, сильную централизацию, потеря которых является началом республики.

Государственный аппарат монархии - несовершенный, царская администрация оторвана от народа; эта система начинается «с императора и идет от жандарма к жандарму, от чиновника к чиновнику к последнему полицейскому в самом отдаленном закоулке империи... и все это опирается на шестьсот тысяч органических машин со штыками».

На этом фоне органически развивались концепции Николая Гавриловича Чернышевского (1828-1889), впитавшие в себя многовековые традиции утопического моделирования государства и коренных российских взглядов на социализм.

Главными произведениями, содержавшими утопические идеи, были романы «Что делать?» и «Пролог». Будучи выходцем из семьи саратовского священника, Николай Гаврилович, закончив семинарию поступил в Петербургский университет, где под действием революционных настроений общества и сложились его философские и правовые взгляды. Во многом на концепцию Чернышевского оказало влияние именно творчество Герцена, вместе с которым они выступили инициаторами народничества в России.

В 1862 году Чернышевский был арестован размещён под стражей в Алексеевском равелине Петропавловской крепости по обвинению в составлении прокламаций «Барским крестьянам от доброжелателей поклон». Там в заключении и был написан роман «Что делать?».

Глава 2. Видение роли государства Чернышевским, изложенное в романе «Что делать?»

Роман Чернышевского «Что делать?» повествует о жизни и убеждениях двух молодых супружеских пар. Сначала мы видим любовный треугольник: юная Вера Павловна, дочь управляющего домом выходит замуж за студента-медика – Дмитрия Сергеевича Лопухова, но после влюбляется в его друга Александра Матвеевича Кирсанова. Брак Лопуховых не похож на все остальные: изначально их объединяла общность взглядов, затем, повинуясь своим представлениям о жизни мужа и жена, они определили необходимость автономии для себя, не вмешательства в дела друг друга. Вера Павловна открыла швейную фабрику, на которой девушки-работницы, являлись совладелицами и получали свою часть дохода. Но, появление Кираснова все меняет. Муж и жена осознают, что женились не по любви. Лопухов имитирует самоубийство, и спустя какое-то время Александр Матвеевич и Вера Павловна венчаются, переезжая в Новогород. Здесь главная героиня продолжает швейное дело, а Кирсанов работает врачом. Видение супружества остается прежним, с большой долей свободы супругов. В их жизни все время появляются знакомые и друзья – «новые люди», которые интересуются идеями равенства и социальной справедливости. В числе таких друзей оказывается супружеская пара Екатерина Васильевна и Чарльз Бюмонт, под загадочной личностью котрого скрывается пропавший Дмитрий Сергеевич Лопухов. И Кирсановы и Бюмонт-Лопуховы испытывают глубокие приятельские чувства, ощущение родства и решают в итоге жить под одной крышей, увеличивая круг «новых людей».[7]

За этой на первый взгляд незатейливой историей взаимоотношений нескольких людей и второстепенных персонажей скрывается череда социальных и политических идей Николая Гавриловича Чернышевского. Он закладывает их в речи своих персонажей, характеры, и аллегорические формы, например сны, виденные Верой Павловной.

Среди основных тезисов произведения можно выделить перестройку общества для воплощения социализма, перемены среди интеллигенции, появление «новых людей», которые активно будут работать с молодежью, и пропагандировать революционные идеи, как Дмитрий Лопухов. Главным негативным качеством, противостоящим достижению поставленных целей у Чернышевского, выступает эгоизм. Олицетворением его можно считать мать Веры Павловны – Марью Алексеевну, особу богатую и себялюбивую, подтолкнувшую дочь к необдуманному браку. «Новые» же люди противопоставляются старым эгоистам, для них личное счастье должно быть неотделимо от общественного. Чернышевский отрицает божественное происхождение человека и его чувств, поэтому, само собой разумеется, что взаимопомощь и взаимовыручка вытекают из материальных, природных особенностей психологии человека. «Разумный эгоизм» героев романа – новая тактика поведения, сочетающая личные интересы с общественной справедливостью и равенством.

«Эта теория безжалостна, но, следуя ей, люди не будут жалким предметом праздного сострадания…» «Эта теория прозаична, но она раскрывает истинные мотивы жизни, а поэзия в правде жизни», - страстно утверждает Лопухов излагаю теорию «разумного эгоизма.

Кроме того, рассматривается роль женщины в обществе и особенности брака. В рассуждениях и действиях главной героини Чернышевский закладывает идею равенства мужчины и женщины, отстаивает идеалы равноправного брака. Так в своем первом сне Вера Павловна, сама освободившись из сырого подвала, обязалась освобождать других девушек. Уйдя из семьи, где царил дух мещанства и стяжательства, она создала свою семью «новых людей» и дала работу и надежду на равноправие девушкам в своей швейной фабрике.

Супруги Лопуховы именуют друг друга только «миленький» и «миленькая», они не спят в одной комнате, не обнажаются в присутствие друг друга. И мотивируют это тем, что только так могут поддерживать уважение и интерес. Еще дальше заходят эти правила в жизни Веры Павловны и Александра Матвеевича. В их доме существуют нейтральные и не нейтральные территории, входит в которые можно лишь по разрешению.

Об утопичности работы говорит именно то, что автор не описывает существующий строй, а формулирует основы будущего воображаемого гармоничного общества.

Наиболее ярко представлены идеи о государстве будущего в «четвертом сне Веры Павловны». Это государство – ряд колоний и городов, живущих независимо, однако тесно сотрудничая друг с другом. Постоянная миграция населения должна создавать приток трудовой силы в районы, где созревает сельскохозяйственная продукция. Все взрослое население, живущие в колониях будущего из алюминия и стекла, должно с раннего утра работать, при этом помощниками станут механизмы. Рабочий день будет коротким, а быт будут поддерживать дети и старики. Трапезы и досуг станут совместными. Но тот, кто захочет чего-то большего, должен произвести «расчет» с общиной.

«Здание, громадное, громадное здание, каких теперь лишь по нескольку в самых больших столицах, - или нет, теперь ни одного такого! Оно стоит среди нив и лугов, садов и рощ. Нивы - это наши хлеба, только не такие, как у нас, а густые, густые, изобильные, изобильные. Неужели это пшеница? Кто ж видел такие колосья? Кто ж видел такие зерна? Только в оранжерее можно бы теперь вырастить такие колосья с такими зернами. Поля, это наши поля; но такие цветы теперь только в цветниках у нас. Сады, лимонные и апельсинные деревья, персики и абрикосы, - как же они растут на открытом воздухе? О, да это колонны вокруг них, это они открыты на лето; да, это оранжереи, раскрывающиеся на лето. Рощи - это наши рощи: дуб и липа, клен и вяз, - да, рощи те же, как теперь; за ними очень заботливый уход, нет в них ни одного больного дерева, но рощи те же, - только они и остались те же, как теперь».

В этой большой общине, очевидно, не будет верховной власти – все будет решаться волею большинства. Труд и равенство – главные основы этого государства, состоящего из колоний и городов.

На пути к созданию этого идеального утопического строя происходит смена «старого порядка» то есть существующего неравенства и социальной несправедливости, которую могут произвести «новые люди». Последние должны противостоять обывателю, которого вполне устраивает существующий порядок вещей.

Труд должен быть коллективным, как и потребление плодов этого труда. Частная собственность, как таковая не отрицается открыто, но становится понятно, что частными могут быть лишь личные вещи каждого, а средства производства, как и результаты деятельности – общественными.

Новое государство – это демократическое, социалистическое общество, в котором нет места «фантастической грязи», тяжелому и неэффективному труду рабочих. В утопическом обществе «новые» люди растворятся в массе себе подобных, и их характер станет «общею натурою всех людей». Переход к такому государству не возможен без социальной революции. На это в частности указывают аллегорические образы романы и персонажи наподобие революционера Рахметова.

Фактически роль государства сводится к нулю. Чернышевский как бы заведомо игнорирует все описания институтов будущего общества. Главное для него – изменение мировоззрения людей, которые сами будут строить этого государство и коллективно управлять им.

Его акцент на сельскохозяйственной работе в государстве будущего свидетельствует о том, что Чернышевский видел будущее за крестьянством. Автор считал существующую буржуазию и пролетариат не способными к переменам, среди них должны появляться лишь немногие «новые люди», которые поведут за собой крестьянство, как главную производительную силу будущего государства. Для понимания глубины его взглядов необходимо добавить, что Чернышевский впервые в русской политической литературе ставит вопрос о коренном различии интересов либерального дворянства, либеральной буржуазии и крестьянства в русской революции.

Идея российского государства и российского народа у Чернышевского были неотделимы. Расширение границ его было такой же возможной и необходимой частью прогресса, как отречение от старого монархического порядка.

«… с каждым годом люди, вы русские, все дальше отодвигаете границу пустыни на юг. Другие работают в других странах: всем и много места, и довольно работы, и просторно, и обильно».

Из этого короткого отрывка можно сделать вывод, что жизнь на земле будет не чем иным, как конфедерацией социалистических государств, где не будет четких разграничений. А главенствующую роль в процессе создания этого нового мирового устройства должен занять русский народ.

Само слово страна здесь подчеркнуто, ибо государство и страна не одно и тоже. Государство подразумевает политическую систему власти, а страна лишь территорию, объединенную какими-то общими культурными или иными факторами.

В году учебы в Университете Николай Гаврилович знакомится с учением Фурье. У него он заимствует и развивает идеи о том, что большинство категорий населения ведут паразитарный образ жизни: неработающие дети и женщины, военные, купцы, адвокаты, преступники. Поэтому мы видим, как в романе «Что делать?» культивируются идеи равенства мужчин и женщин, обязательного хозяйственного труда для стариков и детей.

«Больше половицы детей осталось дома заниматься хозяйством: они делают почти все по хозяйству, они очень любят это; с ними несколько старух».

«… те старухи, старики, дети, которые не выходили в поле, приготовили все это: «готовить кушанье, заниматься хозяйством, прибирать в комнатах, - это слишком легкая работа для других рук, - говорит старшая сестра, - ею следует заниматься тем, кто еще не может или уже не может делать ничего другого».

Труд вырабатывает «нерв», приносящий радость.

«Кто не наработался вдоволь, тот не приготовил нерв, чтобы чувствовать полноту веселья».

Что же делать с «нетрудовыми» слоями населения Чернышевский не указывает в романе, скорее всего они будут упразднены (если не уничтожены вообще) и несение обязанностей, связанных с организацией труда и нефизической деятельностью будет выполняться поочередно всеми гражданами государства.

Остается невыясненными такие основополагающие функции государства, как оборонительная, правовая, экономическая. Чернышевский в романе «Что делать?» изображает лишь отдельные желаемые черты государства, при этом, почти не касаясь вопросов государственного суверенитета, финансовой системы. Понятие «расчета» не раскрывает их в полной мере. Это дает возможность говорит даже о некоторых коммунистических тенденциях, Ведь в теории коммунизма после прохода социалистической фазы наступает периода отмена хождения денежных средств. Коммунизм, по сути, тоже утопическая идея о бесклассовом обществе, в котором упраздненная частная собственность на средства производства; мировоззрение, которое делает ударение на решающем значении, общества и сообщества (коммуны, общины) в жизни каждого человека, на абсолютной доминанте интересов сообщества над отдельной персоной. Одна из крайних форм коллективизма.

Можно сделать вывод, что, описывая свой «золотой век» Чернышевский подразумевал общество бесклассовое, уравненное независимо от индивидуальных черт и способностей каждого человека.

В новом государстве нет места старым моральным принципам. Значит, в нем нет места и церкви. Возможно, и сам институт брака будет упразднен. Семьи, как и дети, будут большими и коллективными. Сложные и недопустимые для того времени отношения Лопуховых и Кирсанова выступают в некатором роде предвестниками этой моральной свободы.

В чем-то Чернышевский, безусловно, предвосхитил устройство России в Советский период. И ликвидацию частной собственности, и обязательный коллективный труд.

Но утопичность подобных идей была развеяна на практике. Ведь, при внедрении в практику социалистическое устройство всегда является тоталитарным. Предвосхитили будущее и идеи Чернышевского о массовом на государственном уровне вмешательстве в природные процессы, что привело к масштабным экологическим проблемам после экспериментов советского периода. Существует расхожее мнение о том, что утопией у Чернышевского является только знаменитая вставная глава о четвёртом сне Веры Павловны. Но если в реалистическом по форме романе действуют не существовавшие в тогдашней реальности персонажи, высказываются возникшие много позже политические, экономические и философские идеи, описываются небывалые явления вроде высокодоходных коллективных швейных мастерских с фурьеристскими общежитиями-фаланстерами — то вся эта книга по жанру и назначению своему является утопией, фантастикой, предваряющей в нашей литературе именно знаменитый роман Е.И.Замятина «Мы».[8]

Глава 3. Антиутопия Замятина «Мы»: роль государства и связь с романом «Что делать?»

 

В XX веке некоторые из идей утопических идей реализовались при формировании тоталитарных государств, в том числе Советского Союза. Но на практике оказалось, что ни одна из теорий всеобщего развития и счастья общества неэффективна, а порою наоборот деструктивна и губительна. И на смену романам-утопиям приходят антиутопии, аллегорично повествующие о всех недостатках тоталитарного государства.

Антиутопия (англ. dystopia) — направление в художественной литературе и кино, в узком смысле описание тоталитарного государства, в широком смысле — любого общества, в котором возобладали негативные тенденции развития. Впервые слово «антиутопист» (dystopian) как противоположность «утописта» (utopian) употребил английский философ и экономист Джон Стюарт Милль в 1868 году. Сам же термин «антиутопия» (англ. dystopia) как название литературного жанра ввели Гленн Негли и Макс Патрик в составленной ими антологии утопий «В поисках утопии» (The Quest for Utopia, 1958).[9]

В середине 1960-х термин «антиутопия» (anti-utopia) появляется в советской, а позднее — и в англоязычной критике.

Есть мнение, что англ. anti-utopia и англ. dystopia — синонимы, названия одного и того же жанра социальной фантастики.

Однако по другой версии, антиутопия – лишь противопоставление свободы политической несвободе, а дистопия - «победа сил разума над силами добра».

Советским литературоведением антиутопия воспринималась в целом отрицательно. Например, в «Философском словаре» (4-е изд., 1981) в статье «Утопия и антиутопия» было сказано: «В антиутопии, как правило, выражается кризис исторической надежды, объявляется бессмысленной революционная борьба, подчёркивается неустранимость социального зла; наука и техника рассматриваются не как сила, способствующая решению глобальных проблем, построению справедливого социального порядка, а как враждебное культуре средство порабощения человека». Такой подход был во многом продиктован тем, что советская философия воспринимала социальную реальность СССР если не как реализовавшуюся утопию, то, как общество, владеющее теорией создания идеального строя.

Одним из таких произведений стала книга Евгения Ивановича Замятина «Мы». Родился писатель в 1884 году. Поступает на кораблестроительный факультет Петербургского университета, записывается в большевики. После высылки из Петербурга поселяется в Лахте, где развивает активную литературную деятельность, пишет новые рассказы. В 1920-21 годах работает над главным романом своей жизни «Мы». Роман повлиял на творчество многих авторов, в том числе Р. Бредбери и О. Хаксли, но на родине автора был запрещен и впервые напечатан лишь в 1988 году, спустя полвека после смерти Замятина.

В своей рецензии на эту книгу Джордж Оруелл пишет: «Первое, что бросается в глаза при чтении «Мы», — факт, я думаю, до сих пор не замеченный, — что роман Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», видимо, отчасти обязан своим появлением этой книге. Оба произведения рассказывают о бунте природного человеческого духа против рационального, механизированного, бесчувственного мира, в обоих произведениях действие перенесено на шестьсот лет вперед, хотя у Хаксли не так явно ощущается политический подтекст и заметнее влияние новейших биологических и психологических теорий.

В романе Замятина в двадцать шестом веке жители Утопии настолько утратили свою индивидуальность, что различаются по номерам. Живут они в стеклянных домах (это написано еще до изобретения телевидения), что позволяет политической полиции, именуемой «Хранители», без труда надзирать за ними. Брак, конечно, упразднен, но сексуальная жизнь не представляется вовсе уж беспорядочной. Для любовных утех каждый имеет нечто вроде чековой книжки с розовыми билетами, и партнер, с которым проведен один из назначенных сексчасов, подписывает корешок талона. Во главе Единого Государства стоит некто, именуемый Благодетелем, которого ежегодно переизбирают всем населением, как правило, единогласно. Человек был счастлив в саду Эдема, но в безрассудстве своем потребовал свободы и был изгнан в пустыню. Ныне Единое Государство вновь даровало ему счастье, лишив свободы.

Итак, сходство с романом «О дивный новый мир» разительное. И хотя книга Замятина не так удачно построена — у нее довольно вялый и отрывочный сюжет, слишком сложный, чтобы изложить его кратко, — она заключает в себе политический смысл, отсутствующий в романе Хаксли».[10]

Сюжет романа на первый взгляд напоминает фантастические приключения. Автор погружает читателей в мир будущего. Повествование идет от инженера Д-503. Он живет в Едином Государстве. Правит им Благодетель, а роли законов выполняют Часовые Скрижали. Все граждане не имеют имен, лишь нумера, идентифицирующие их. Вся жизнь строго расписана по времени, пары образовываются по записи, интимная жизнь регулируется выдачей талонов. В положенный перерыв им позволено на час (известный как «сексуальный час») опустить шторы своих стеклянных жилищ. Рождение детей доступно лишь тем, нумерам, чьи физические показатели соответствуют определенным нормам. Индивидуальность считается злом.[11]

За исполнением правил следит Бюро Хранителей. За здоровьем граждан – Медицинское бюро, наличие души воспринимается как болезнь. Инакомыслие строго карается. Ярким примером является казнь поэта, написавшего «неправильные» стихи о верховном правителе. Поэзия доверена одному Государственному поэту. Существует один праздник – День Единогласия, когда все поголовно «избирают» Благодетеля.

Все носят одинаковую униформу и обычно друг к другу обращаются либо как «нумер такой-то», либо «юнифа» (униформа). Питаются искусственной пищей и в час отдыха маршируют по четверо в ряд под звуки гимна Единого Государства, льющиеся из репродукторов.

От остального мира Единое Государство отделено Зеленой Стеной. За ней живут «дикие» люди, живущие радостно, без правил и запретов, но и без цивилизации. Страна искусственного счастья напоминает замкнутый, отгороженный от всей вселенной остров. Общество, изображенное в романе, достигло материального совершенства и остановилось в своем развитии, погрузившись в состояние духовной и социальной энтропии.

Но в его жизни появляется женщина 1-330. Она заговорщица, планирующая использовать космический аппарат «Интеграл», разрабатываемый инженером, для разрушения Зеленой Стены и воссоединения всех людей. Испытав чувство любви, влияние искусства Д-503 бросает свою подругу 0-90 и переселяется в Древний Дом новой подруги. Спустя время «Интеграл» готов, Д-503 и 1-330 взлетают, но их план нарушен предательством коллеги инженера. Бунтари вынуждены вернуться: Д-503 подвергается операции лишения фантазии. Любовь в его душе разрушена, и он равнодушно взирает за пытками над 1-330.

Если Чернышевский избрал частичную аллегорию, то Замятин создал абсолютно аллегорическую модель государства, однако не возможного в будущем, а существующего в настоящем.

Чернышевский отрицал главенствующую роль государства, Замятин подчеркивал преступность тоталитарного государства.

Уже само название антиутопия говорит о том, что Замятин стал оппонентом утопистов, в том числе Чернышевского, но пользуется при этом их же инструментами – аллегорическим изображением общественного строя. То есть фактически авторы схоже описывают государство будущего, но при этом отличается их взгляд на данную форму государства и стиль правления. Критика утопии строится, прежде всего, как критика функционализма через показ абсурдности в крайних ее проявлениях.

Государство невозможно свести, редуцировать к какой-то формуле, схеме. Вместе с тем оно представляет собой процесс использования большого количества разнообразных способов, формул комплексного удовлетворения функциональных общественных нужд. И оставлять философски неосмысленным это измерение общественной жизни невозможно. Необходимо лишь найти поле законного применения функционалистической парадигмы общественной жизни, а сделать это можно проследив, какие социальные нужды она удовлетворяет, какой тип общества поднял эту парадигму над всеми другими.[12]

Необходимость философского переосмысления государства и общества появилась, когда сформировалось индустриальное общество, и сменились привычные социальные роли. Исчезло четкое социальное, профессиональное или конфессионально-религиозное разделение общества и государство должно было на это реагировать. При этом было два пути: демократический – создание республик или авторитарный.

Как и в романе «Что делать?» в произведении «Мы» люди живут в неком государстве, основой которого является коллективизм и четкая регламентация жизни каждого члена государства-коммуны. Тут и механизация, и идея разрушения традиционной морали, которая воплощена в гротескном планировании личной и сексуальной жизни человека, рождаемости.[13]

Утопия предлагает идеальный вариант государства, где его роль умалена до чистого символизма, антиутопия живописно изображает последствия утопических идей, приводящие к тоталитарной форме государства и его всепоглощающей роли в обществе.

Если в утопии Чернышевского имеет место свобода граждан и искусство, то антиутопии Замятина государство заменяет собой все другие институты, паяясь искоренить духовность граждан-нумеров как таковую.

В романе «Мы» писатель стремится рассказать о так называемой «конвергенции», то есть о смешении систем в один «технократический котёл».

Здесь выявляется борьба двух полярных начал: за человека или против него; гуманизм или фанатизм, исходящий из того, что люди, народ нуждаются в жестоком пастыре. Неважно, кто он - обожествлённый тиран или свирепый творец всего сущего; важно, чтобы человека можно было бы загнать в раба, в муравья, в обезличенный «нумер».

Одна из главных мысль о том, что происходит с человеком, государством, обществом, цивилизацией, когда они, поклоняясь абстрактно - разумному бытию, книжным, теоритически сконструированным идеалам, добровольно отказываются от свободы личного самоосуществления и ставят знак равенства между несвободой и коллективным счастьем. При таком историческом «выборе» цивилизация, укореняющаяся в несвободном обществе, неизбежно оказывается технотронной, машинизированной, бездуховной; люди превращаются в простой придаток машины, в продолжение громадного централизованного механизма государственного управления. Перед глазами идеологически оболваненного Д-503 предстаёт символическая картина идеального общественного устройства, восхищающая его эстетически и нравственно.

Форма господства, описанная в романе «Мы», регламентирует все сферы общественного существования. Она также не признает независимости от государства (государственной власти) таких отдельных сфер частной и общественной жизни, как - экономика (хозяйство), религия, воспитание, семья, и т.п.

Государство подчинило себе не только пространство, но и время каждого нумера, создав Часовую Скрижаль. Оно отняло у своих граждан способность к интеллектуальному и художественному творчеству, заменив его Единой Государственной Наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Стихия творчества насильственно приручена и поставлена на службу обществу. Стоит обратить внимание на названия поэтических книг, свидетельствующие об утилитарности искусства в этом мире: «Цветы судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу», «Стансы о половой гигиене».

Однако даже решив все эти проблемы, Единое Государство не чувствует себя в полной безопасности. Не случайно же в этой стране создана целая система подавления инакомыслия. Это и Бюро Хранителей, Операционное Бюро с его чудовищным Газовым Колоколом, и Великая Операция, и доносительство, возведённое в ранг добродетели.

Замятин описывал этот антигуманный государственный строй еще до того, как он впервые воплотится в жизнь, но уже когда наметились тенденции к нему. И он осознавал, что корни социализма, победившего в России, находятся в утопиях, одной из которых является роман Чернышевского. Анализирую его, Замятин использует модель государства из «Что делать?», утрируя ее и подчеркивая каждый негативный аспект.

Замятин специально проводить параллели с образами из четвертого сна Веры Павловны в романе «Что делать». Как и там мы находим город из стекла и бетона. Как и Чернышевский Замятин обращает внимание не опасность чрезмерной власти государства, но в форме не идеального государства, а наоборот отталкиваясь от противного – от безобразной сущности авторитарного государства.

Здесь социалистические взгляды не проектируются в будущем, а уже рассматриваются в настоящем, так как автор имел возможность проанализировать зарождающую социалистическую реальность в молодом Советском государстве.

Чернышевский не касался темы оборонной функции государства, а правительство Советского Союза избрало политику «военного коммунизма». Замятин убедился в искажение, казалось бы, благих социалистических идей и выразил свое беспокойство при описании Единого Государства.

Творческая фантазия Замятина в романе «Мы» оказалось пророческой. Роль Благодетеля исполняли сменяющиеся диктаторы Советского государства, советская Конституция была не закреплением прав и свобод человека, а лишь «часовой скрижалью» закрепощающей граждан. В «бюро хранителей» не сложно разгадать прообраз НКВД и КГБ.

Обязательный выборы Благодетеля в День Единогласия как две капли воды похож на имитацию демократических выборов в государстве, где существовала всего лишь одна партия, и отсутствовала любая оппозиция.

Зеленая стена ассоциируется с «железным занавесом», что отделял Россию от других стран мира на протяжении многих десятилетий.

Чернышевский в своем романе «Что делать?» побуждает «новых людей» к поиску идеального государства, а в романе Замятина «Мы» утверждается мысль о невозможности существования идеального строя. Человечество может лишь стремиться к идеалу, совершенствуя правовые основы государства, но не создавать в ходе революций «золотой век».

Природа – еще один фактор, который, по мнению Замятина, должен отрезвить людей. Если его предшественник настаивал на необходимости насильственного изменения природы в государстве, то Замятин желает, чтобы вышли за «зеленую стену», слились с первозданной природой и учились у нее настоящей гармонии.

В художественном отношении произведения Замятина более совершенно, чем роман Чернышевского. Для Николая Гавриловича его труд был скорее пропагандистским, дающим возможность в завуалированной форме выразить свои идеи. Евгений Иванович же был по призванию не политиком и философом, а писателем, имеющим творческий опыт.

В «Что делать?» легко обнаруживаются философское эссе, научный трактат, любовная история, публицистическая статья, письмо, прокламация, мемуар, детектив. Повествование ведется во всех трех лицах и во всех трех временах. Чередуются все стили: повествовательный, описательный, диалог, монолог. Композиция романа петлеобразная: детективная завязка разрешается не в конце, а несколько раньше, выводя читателя к спокойному течению последних страниц. Широко использовано обнажение приема — в виде авторских обращений к читателю.

Первая глава «Дурак» наиболее удачная во всем романе по стилю. В ней Чернышевский делается похож на юмористов следующего века — открывая книгу легкой и остроумной новеллой, написанной с дурашливо иронической интонацией.[14]

Чернышевский вообще не чужд юмору и острит несколько тяжеловесно, но иногда очень удачно - например, про кухарку, принимающую близко к сердцу хозяйские дела.

Но далее чувствуется некая сухость и порой нелогичность повествования. Для Чернышевского важна не форма, а содержание, подтекст его произведения.

При чтении романа «Мы» обнаруживается ярко выраженный лаконичный стиль фантастического романа, не смотря на сравнительно низкий словарный запас – около 2411 уникальных слова на 10000 слов текста. Доля диалогов в тексте составляет приблизительно 19%, что способствует динамичности описаний событий и обстановки.[15] Сравнивая с филологической точки зрения эти два произведения, можем указать на их несхожесть. Однако для утопической литературы возможно использование любых стилей и приемов для изображения фантастического утопического государства.

Заключение

В ходе данной работы были рассмотрены и проанализированы романы Н.Г. Чернышевского «Что делать?» и Е.И. Замятина «Мы». По своему жанру – это два противоположных произведения: утопия и антиутопия.

Н.Г. Чернышевский изображает идеальное социалистическое государство, основанное на равенстве, без частной собственности с коллективным производством.

Опираясь на материал Чернышевского, Замятин, избирает жанр антиутопии, моделируя схожий государственный порядок, который на самом деле противоречит принципам гуманизма. Отсюда основной конфликт романа «Мы» - столкновенье личности с системой насилия тоталитарного государства. Сюжетно-композиционные особенности произведений обусловленные ситуацией испытания человека, который попал в условия давления и подчинения социума.

Чернышевский стремился подчеркнуть необходимость свержения существовавшего в России XIX века государственного строя, который должен организоваться «новыми людьми» в ходе революции. И на его месте, по мнению автора, следует построить новое мировое государство-колонию, где бы все его граждане были равны в труде. В этом новом мире люди будут работать с детства и до старости, живя в коммунах, мигрируя сезонно и занимаясь сельскохозяйственным производством. Города будущего – это мегаполисы из стекла и алюминия, а человек стал истинным властелином природы.

И если для Чернышевского роль государства сводится к формальности, а тотальное подчинение коллективу возводится в ранг блага, то у Замятина раскрывается вся трагедия социалистического тоталитаризма и порабощения личности.

Испытанию в антиутопии Замятина подлежат общечеловеческие ценности - любовь, семья, мораль, воля и т.п. Антиутопия разоблачает не только несовершенство государства, но и опасность развития реальных тенденций и утопических идей в будущем. Художественное прогнозирование - важный признак антиутопии. Нужно отметить особую роль фантастики в антиутопии, которые выполняет разоблачительную и прогностическую функции. В отличие от утопии, которая связана с мифами, антиутопия направлена на освобождение от ошибочных иллюзий о государстве в общественном сознании. Большое значение в романе «Мы» играет комическое (сатира, ирония, гротеск, пародия и т.п.), что нередко объединяется с трагическим, а может даже и уступать ему. В романе «Мы» высказан протест против насилия, абсурдного государственного устройства, утопических проектов, неволи. Этой цели подчиненная вся система изобразительных средств, среди которых отличаются специфический хронотоп, язык, символика и т.п.

Сопоставление романов подталкивает к выводу, что государство является необходимым, но его роль может значительно колебаться. Любой государственной строй, будь-то монархия, республика или диктатура, несет в себе элементы несправедливости или насильственного подчинения личности, но важно не вдаваться в крайности, придерживаясь «золотой середины», основных прав и свобод человека.

Список источников литературы

1. Нарцызова О.А. История зарубежной литературы. Конспект лекций. – М.: Феникс, 2004. – 224 с.

2. Жанры и формы в письменной культуре Средневековья. Сборник – М.: ИМЛИ РАН, 2005. – 272 с.

3. Осиновский Н.Н. Томас Мор. – М.: Мыслите прошлого, 1985. – 174 с.

4. Ростислаева Е.М., Помогаева А.Д. Французская литература. – М.: Престо, 2004. – 448 с.

5. Всемирная история. Великая Французская революция. – М.: АСТ, 2001. – 512 с.

6. Шестаков В.П. Эсхатология и утопия. Очерки русской философии и культуры. – Спб.: ЛКИ, 2007. – 208 с.

7. Чернышевский Н.Г. Что делать? – М.: Стрекоза, 2004. – 124 с.

8. Мильдон В.И. Санскрит во льдах или возвращение из Офира: очерки русской литературной утопии и утопического сознания. – М.: Росспен, 2006. – 288 с.

9. Сахаров В.И. Что делать с утопией Чернышевского?// http://archives.narod.ru Сайт Всеволода Сахарова.

10. Шестаков В.П. Утопия и антиутопия XX века. – М.: Прогресс, 1990. – 720 с.

11. Джордж Оруэлл. Скотный Двор: Сказка. Эссе. Статьи. Рецензии. – М.: Библиотека журнала «Иностранная литература, 1989. – 425 с.

12. Замятин Е.И. Мы. – М.: Азбука, 2006. – 224 с.

13. Давыдова Т.Т. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая революция. – М.: Флинта, 2006. – 336 с.

14. Панин Б.А. Жизнь в антиутопии: государство или семья?//Общественные науки и современность №3, 1995.

15. Вайль П., Генис А. Родная речь. Уроки изящной словесности. – М.: Колибри, 2008. – 256 с.

16. Замятин Е.И. Мы. Анализ текста. Литературная критика. – М.: АСТ, 2007. - 96 с.

[1] Нарцызова О.А. История зарубежной литературы. Конспект лекций. – М.: Феникс, 2004. – 224 с.

[2] Жанры и формы в письменной культуре Средневековья. Сборник – М.: ИМЛИ РАН, 2005. – 272 с.

[3] Осиновский Н.Н. Томас Мор. – М.: Мыслите прошлого, 1985. – 174 с.

[4] Ростислаева Е.М., Помогаева А.Д. Французская литература. – М.: Престо, 2004. – 448 с.

[5] Всемирная история. Великая Французская революция. – М.: АСТ, 2001. – 512 с.

[6] Шестаков В.П. Эсхатология и утопия. Очерки русской философии и культуры. – Спб.: ЛКИ, 2007. – 208 с.

[7] Чернышевский Н.Г. Что делать? – М.: Стрекоза, 2004. – 124 с.

[8] Сахаров В.И. Что делать с утопией Чернышевского?// http://archives.narod.ru Сайт Всеволода Сахарова

[9] Шестаков В.П. Утопия и антиутопия XX века. – М.: Прогресс, 1990. – 720 с.

[10] Джордж Оруэлл. Скотный Двор: Сказка. Эссе. Статьи. Рецензии. – М.: Библиотека журнала «Иностранная литература, 1989. – 425 с.

[11] Замятин Е.И. Мы. – М.: Азбука, 2006. – 224 с.

[12] Давыдова Т.Т. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая революция. – М.: Флинта, 2006. – 336 с.

[13] Панин Б.А. Жизнь в антиутопии: государство или семья?//Общественные науки и современность №3, 1995.

[14] Вайль П., Генис А. Родная речь. Уроки изящной словесности. – М.: Колибри, 2008. – 256 с.

[15] Замятин Е.И. Мы. Анализ текста. Литературная критика. – М.: АСТ, 2007. – 96 с.